Страница:
Кто сказал что Ад - геенна огненная? Нет, Ад - это промозглая ледяная пустыня.
Снег в этом году выпал чуть раньше обычного. Ненамного - неделю, самое большее две, но, один раз укутав землю белым покрывалом, он уже не отступится до мая, а значит зима, длинная зима измененного мира началась.
Алекса погода ухитрилась застать врасплох. До Чазылары - два дневных перехода, а тропу замело настолько, что идти придется ориентируясь на верхушки горных кряжей. И на лед ступать пока опасно - еще не установился как следует. Хорошо хоть на полпути у впадения реки в местную водную артерию под названием Хам-Сыра должна быть изба промысловиков, добраться туда - отсидеться пару дней, благо - припасы позволяют. Ходил Алекс к восточной оконечности Азаса, истокам Бий-Хема с конкретной целью - исследовал уровень фона на территории бывшего заповедника. Шел, пока не иссяк недолговечный заряд изношенного счетчика, но и без того было ясно - всплесков нет, чисто, чисто, как нигде на этом проклятом материке. Это хорошая новость, прекрасная, подтверждающая, что вся Тоджинская котловина, этот маленький мир чуть больше двухсот верст в поперечнике, пригодна для жизни, пусть несколько загрязнена на западе, но и то - в пределах нормы. Прогнозы оправдывались - защищающие долину со всех сторон горные хребты не пустили внутрь несущие отравленные осадки воздушные потоки, остановили бушующие вовне пожары и позволили сохраниться сложившейся экосистеме, сформировавшейся в условиях сурового резко континентального климата. По сути, зима здесь ужесточилась незначительно и все местные виды легко к ней приспособились.
Домой. Изменение погоды - происшествие неприятное, но терпимое, день придется выкладываться по полной, меся липкий снег до самой избушки. Не впервой, жалко - лыжи не прихватил. Алекс подбросил рюкзак на плечах, окинул взглядом подножие невысокого хребта, вплотную подступающего к реке и двинулся в нужном направлении. Он еще осмысливал нечто неестественное, увиденное мельком на склоне, когда в спину толкнул властный и одновременно усталый окрик:
– Стой!
Замерев на месте, Алекс понял две вещи. Первое - что резанувшее глаз полузаснеженное синее пятно на косогоре могло быть только верхом палатки, крайне редкое, невозможное явление в этих безлюдных краях. И второе - что в голосе незнакомца абсолютно не чувствуется акцента, что значит, он не принадлежит к племени местных тывинцев, хоть и не часто, но все-таки иногда встречающихся маленькими группами на территории бывшего заповедника. Скверно - чужак пришел издалека и это может оказаться очень, очень опасным.
Алекс медленно обернулся. Чуть выше в гору, закутанный в шерстяное одеяло на манер пончо, стоял высокий худощавый мужчина. Низ лица скрывал толстый шарф, а глаза находились в тени широкополой шляпы. Руку незнакомец угрожающе держал у бедра и затянутая в черную кожу ладонь сжимала тупоносый короткий предмет. Оружие.
Ствол, - отчего-то равнодушно оценил ситуацию Алекс, - ишь, вырядился, как есть - кабальерос.
Чужак, сильно припадая на правую ногу и в тоже время легко, словно хромота ничуть не стесняла его движений, спустился вниз и остановился напротив. Алекс ждал, прекрасно понимая, что предпринимать сейчас какие-либо действия рискованно.
– Жильё поблизости есть? - осведомился чужак.
Алекс покачал головой.
– А сам откуда?
– Чазылары.
– Далеко?
– Верст шестьдесят.
– Далеко… Помощь нужна.
Не один - догадался Алекс:
– Помощь?
– Пойдем, - приглашающее кивнул незнакомец.
Ствол он опустил и пошел первым - хорошая примета.
Возле палатки сидела черноволосая девушка в большой для неё телогрейке. Странная девушка - синие глазищи спокойно скользнули по Алексу, даже бровью не повела. А внутри сооружения лежали четыре человека, скорчившиеся, дрожащие, в негнущихся оледеневших одеждах, еле подающие признаки жизни.
– Что с ними? - впрочем, ответ был известен.
– Обморожение, лихорадка, жар. Сильный. Мальчишка в бреду.
– И как я могу помочь? - Алекс заметил, что собеседника тоже изрядно трясет.
– Им нужно в тепло.
Незаметно для себя Алекс изменил отношение к незнакомцу. Наверное, небесные глаза его спутницы убедили исследователя в том, что встреченные ему люди да, опасны, но вполне вменяемы, не то, что агрессивно настроенные тывинцы.
– На полпути жилье есть. Там и печь, и припасы на крайний случай.
– Идем!
– Как? Эти четверо лежачие, погода меняется каждые полчаса. Без лыж и я за день не доберусь.
– Идем! Встанут, ты их не знаешь. И лыжи у нас есть…
И они встали. Пошатываясь пошли, а хромой всю дорогу нес на руках постанывающего мальчика и синеглазая порхала между изможденными путниками, что-то нашептывая, странным образом поддерживая их на ногах. Караван мертвецов, про себя назвал их процессию Алекс, которому отдали принадлежащие мальчику лыжи. Упрямые зомби, тянущиеся навстречу теплу. Хорошо хоть дорогу новый проводник знал хорошо, да и трудностей она не представляла. Шли, шли, шли… и удивительное дело, к вечеру измочаленные странники валились на дощатый пол уютной заимки. Добрались.
Только дверь затворилась за последним вошедшим, снаружи голодным воем взревела обиженная стихия, упустившая свои жертвы.
Стерва с Русом оклемалась быстро, а Брат с Ванко задержались в постелях почти на месяц. За это время Ключник несколько раз мотался в Чазылары, познакомился с тамошним старейшиной, приводил в избу местного лекаря.
Долгие морозные вечера под потрескивание дров в маленькой печурке располагали к общению. Алекс, частый гость на удаленной заимке, охотно рассказывал историю Азасской общины. Война застала имперскую экспедицию топографов, тех самых, со слов Ринчина, больших людей, геологов и еще каких-то там труднопроизносимых специалистов на территории дикого заповедника. Что они здесь искали или исследовали вдали от людей сам Алекс, тогда еще мальчишка, сын начальника экспедиции, толком не знал. Программа поддержки малых народов это называлось. В один из зимних дней пропала связь - единственная ниточка, связывающая отряд из более чем сотни ученых с цивилизацией. Белый шум - описал это явление рассказчик. А потом - тоже самое, что и в Орлике. Когда немного поуспокоилось, выбрались в Чазылары, крошечное и единственное поселение в центре заповедника. Там узнали об услышанном местными в последние мгновения сквозь треск помех по дальней связи - свершилось то, чего боялись и отказывались в глубине души верить, Война. Не поделили что-то политики.
Народ в экспедиции подобрался деятельный и, самое главное, образованный. Осмотрелись - жить можно, главное, чисто, ну и стали обустраиваться. Торфа кругом навалом, запустили теплостанцию, десять лет разведку вели, на севере, где вообще до них людская нога не ступала, нашли черное золото - нефть, сейчас добычу налаживают. Настоящего золота тут, к слову сказать, тоже завались, только кому оно сейчас надо. До войны на огромной территории Тоджинской котловины жило всего около шести тысяч населения и то все больше в западной части, там центр района, село Тоора-Хем, с десяток улусов по течению Бий-Хема. Сейчас в той стороне пусто, те немногие, кто остался, постепенно в Чазылары перебрались. Бывшее поселение в десяток дворов теперь не узнать - ветряки, котельная, кузница, лесопилка, ферма. Сейчас в общине почти тысяча членов - живут, трудятся, детей рожают.
– Так уж у вас все ладно? - переспрашивает Брат, а сердце поет, из груди рвется: "Вот оно! То место, что искал!".
– Да нормально, - отвечает Алекс, - Тоджин - место уединенное, заповедное, извне сюда попасть тяжело. В остальной Тыве сейчас черт те что творится. По горным тропам местные пробирались - рассказывали. Новообразование - Орда, все под себя подбирают, грызутся друг с другом.
– А вообще здесь с местными как?
– Ну, - Алекс помялся, - до войны, говорят, имперская политика этот край не жаловала, ресурсы разворовывались, население спаивалось. Тывины, кстати, к алкоголю устойчивости никакой не имеют - национальный метаболизм. Короче, с таким отношением нашего брата тут недолюбливали, было за что. Но здесь, в Тоджине, коренных немного, а которые есть - лояльные. Были пару стычек вначале, что там говорить, подавили. Сейчас тихо.
И Брат нетерпеливо ерзает в постели, мечтая побыстрее воочию взглянуть на Чазылары - остров порядка в океане хаоса…
Окрепшие странники смогли покинуть свое пристанище только в конце октября. Зима к тому времени уже установилась по-настоящему, такая, к какой привыкли обитатели всей планеты, и о какой даже помыслить не могли восемнадцать лет назад.
Ключник с утра ушел в поселок и вернулся оттуда во второй половине на подводе, запряженной парой мохнатых коротконогих лошадок. У них и конюшня имеется - восхитился про себя Брат. Животные споро тащили сани по окрепшему льду реки, становившемуся зимой главной магистралью, а Рахан сидел рядом с возницей и кутался короткий полушубок. Ключник за четыре недели вынужденного отдыха если и стал чувствовать себя лучше, то на внешнем виде это сказалось мало - язвы и ожоги, доставшиеся в катакомбах театра, добавили шрамов на и без того безобразном лице, вдобавок он полностью облысел. Монстр, глядя на него, думал Брат - такими в довоенные годы изображали адских демонов. Да и болезнь никуда не делась, просто из прогрессирующей стадии перешла в вялотекущую - приступы слабости мучили бывшего солдата с упрямой периодичностью. Сейчас, похоже, Рахану снова нездоровилось.
Ждать, однако, следующего дня не стали, лошадей пристроить негде, и на ночь глядя двинулись обратно. В спускающихся сумерках Брат допытывался у возницы, не шалят ли в этих краях волки или еще какие создания. Собеседник отвечал отрицательно и брат с удивлением пришел к выводу - сверхъестественных тварей нет и здесь. Приехали поздно и сразу же уединились в отведенной для гостей избе.
Утром Брат проснулся от доносившихся снаружи звуков. Это были шумы жизнедеятельности здорового хозяйства. Где-то тарахтел невидимый двигатель, повизгивали пилы, многоголосо мычали, блеяли животные. В остекленное окно были видны новые постройки. Новые, белеющие брусом, возведенные недавно, в любом случае - уже после войны. Удивительно - поселок на самом деле рос, не перестраивался, сжимая свои границы, укрепляя оборону, не вяло существовал в довоенных пределах, а рос, увеличивался. В это верилось с трудом - но зрение не обманывало, в подтверждение ему слух услаждал радостный перестук молотков по наковальне, крики отдаваемых распоряжений и смех, детский смех.
В дверь гулко застучали.
– Доброго утра, - на пороге стоял Алекс, - извините, что рано, но вашего Ключника в совет просят.
А потом шепнул молча и быстро собравшемуся Рахану:
– Кажется, началось.
Когда бывший солдат вынырнул наружу, Алекс пояснил заинтересованным товарищам причину:
– Помните, про Орду рассказывал? Два дня тому назад их посольство прибыло, полсотни человек. Гости, вчера знакомились, сегодня речь держать будут, восток, дело тонкое. А ваш Ключник с нашими старейшинами общий язык нашел, он-то ушлый, обещал помочь, если проблемы возникнут. Наши все-таки в переговорах не очень, тем более с тывинами.
– Что так? - поинтересовался Рус, Алекс лишь рукой махнул, "сами увидите".
– Рахан - переговорщик! - фыркнула Стерва и осеклась, как-то в Осетрово у неё уже была возможность убедиться в непрогнозируемых возможностях калеки.
– Посмотреть можно? - уточнил Брат.
– Конечно.
Тывины внешне создавали впечатление людей диких и агрессивных. В островерхих шапках и длиннополых шубах, держащие под уздцы все тех же невысоких лошадок, пять десятков воинов, именно воинов - ордынцы, не скрывая, носили оружие, держали себя независимо и даже вызывающе.
– Это Тыва, - с акцентом выговаривал старший из них, в более дорогих одеждах, скуластый, яростно вращая раскосыми глазами, - Ты, орус, к нам пришел, тебя звали? Не нравится - к себе обратно пиздуй. А здесь наша земля. Тебя терпят - по нашим законам жить будешь! Орда придет - станешь за лошадьми говно убирать! Чашпан!
Ключник держался чуть в стороне, интересовался у подошедшего Алекса:
– Орус, чашпан - это оскорбления?
– Да, чашпан - сорняк.
– А вы их как называете? Обидно.
– Минусы, потому что глаза узкие, сойот - это совсем унизительно.
Стоящие напротив тывинов старейшины чувствовали себя неловко. Они умели строить, умели работать - ругаться, а тем более воевать их не обучали. Для них Война была далеко, обошла стороной.
– Эй, сойот! - прокаркал Ключник, плечом проталкиваясь вперед.
Предводитель пришельцев побагровел и поперхнулся.
– Тебе говорю! Здесь свободная земля. Азас. В гости пришел, а брешешь, как собака.
– Ты… - прошипел тывин, - завтра Орда твой двор вытопчет, бабу твою испробует, а башкой твоей, урод, наши дети станут играть.
– Орда! - Ключник плюнул, - У вас хоть один воин есть? Сами, как бабы! Покажи силу! Я, хоть и калека, твоего любого положу!…
В центре людского круга расслабленно стоит на морозе обнаженный по пояс Рахан. Смотреть на его тело жутко. Кожа да кости. Той возрождающейся мускулатуры, что была до посещения храма метаморфов, как не бывало. Фиолетовые узоры шрамов на бледно-синей коже. Мешком свисают штаны заправленные в обернутые мехом сапоги - в одежду свободно бы влезло три таких Ключника. Высокий и нескладный. Сплевывает. Слюна красновато-коричневая. Куда ему до его противника.
Массивный, не уступающий ростом калеке, но раза в три шире. Дородный, толстый, но под розовой кожей шарами перекатываются мышцы и здоровый пар поднимается от спины. Он бьет себя ладонями по плечам и притопывая движется вокруг Рахана, тот, хромая, лениво вращается вслед неприятелю. Тывинцы радостно улюлюкают, поселенцы помалкивают - откровенно проигрышно выглядит их ставленник рядом с представителем Орды.
– Сцыш, минус? - нахально скалится Ключник в глаза ордынскому богатырю.
В ответ толстяк с гортанным ревом бросается вперед. Руки-лапищи со свистом хватают воздух, а Рахан, пригнувшись, вертится волчком, да еще ухитряется пнуть противника в колено. Теперь он сзади, а ордынец, потирая ушибленное место, не менее быстро разворачивается. Крепкий мужик. Второй заход заканчивается с тем же результатом. Ключник снова уворачивается и опять лупит в колено. На штанине тывинца проступает кровь - рифленая кованая подошва достаточно болезненно контактирует с человеческой плотью. Прихрамывая теперь даже больше, чем калека, под возмущенные вопли соплеменников, они считают такую манеру боя бесчестной, богатырь бросается в третью атаку. Крепкий мужик и упрямый.
– Скучно, - говорит Ключник и на этот раз не уходит.
Он даже не бьет, просто подставляет раскрытую ладонь по направлению движения разъяренного оппонента. Челюсть тывинца подбрасывает вверх и в сторону и он сам на заплетающихся ногах сворачивает с пути. Но все еще стоит, тряся головой и разбрасывая на снег кровавые брызги. Очень крепкий и очень упрямый - низко наклонившись, вновь штурмует неуловимого Рахана. Ключник вздыхает, отклоняется, пропускает мимо и бьет кулаком в основание черепа. Хруст и ордынец падает и его тело агонизирует мелкой дрожью и туша дробно трясется рябью жировых складок. Наверное, он умирает.
– Ну? - спокойно спрашивает Ключник у застывшего напротив предводителя.
Тот выкрикивает что-то на своем утробном наречии и на тощего безоружного калеку бросаются сразу все ордынцы. Безоружного? Уже нет. Ключник, не глядя, отпрыгивает назад, но в нужном направлении, выхватывает у кого-то, у Руса, свою переданную ранее саблю. И устремляется навстречу. Врагов много, но они мешают друг другу и их движения стеснены толстыми шубами - серая сталь клинка мелькает серебряной молнией, а обнаженное белое тело ножом проходит сквозь масло толпы, разбрасывая на пути неподвижные кровоточащие останки.
– Стоять! - Алекс уже слышал этот окрик месяц назад на заснеженном склоне и на него он тогда подействовал отрезвляюще.
Ордынцы нерешительно топчутся, потому что круг, нарушенный ими, уже сомкнулся, и пятьдесят человек сейчас внутри его. Нет, не пятьдесят - их количество уменьшил на четверть в одно мгновение изможденный, страшный, как дьявол, урод. Но и не это главное - обидчик стоит вплотную к их начальнику, очень уважаемому и влиятельному в Орде человеку, и острое жало сабли щекочет шею бледнеющего бая.
– Ты не посмеешь, - шепчут бескровные губы, - я посол, гость!
– Да мне похрену, - смеется Ключник, - Я не местный.
Лезвие погружается в плоть и коротким взмахом перечеркивает гортань. Крови много, вожак тывинцев падает и скребет снег в надежде в последний раз почувствовать руками промерзшую почву. Тщетно, позже его тело бросят в прорубь ниже по течению, не утруждаясь предать земле. А его соплеменники уже покорно бросают оружие…
Прежде чем начать допрос, Рахан демонстративно и хладнокровно, как баранов, зарезал шестерых молчаливых пленников. Седьмой запричитал, только к нему приблизилась зловещая фигура. Вот только языка поселенцев тывинец не понимал и еще одно тело повалилось мешком, орошая кровью снег.
– Шутхер! - пронеслось между связанными пленниками.
После седьмого убийства Ключник поуспокоился и наконец соизволил спросить ордынцев кто из них может объясняться на имперском.
– Они считают его дьяволом, - позже поделится с Братом и Русом Алекс, - внешность, характер, бойцовские навыки… И имя.
– Что имя? - удивится Рус.
– Рахан. В мифологии народов востока Раху - демон, испивший напиток бессмертия богов и вызывающий затмения солнца и луны. Раху-шутхер, Архан-шутхер - испокон веков здесь так называли дьявола.
Ближе к полудню старейшины Чазылар собрались на совет. Пригласили также Брата с Ключником, хоть и с опаской теперь смотрели в его сторону не только поселенцы из числа тывин, но и бывшие члены азасской экспедиции.
Саныч, крепкий старик, представившийся топографом, расстелил на столе огромную карту всей Тывы. Подробную карту, у Ключника аж глаза заблестели.
– Тоджин, - начал топограф, - всегда был районом труднодоступным. До войны сюда добирались или воздухом, или по реке. Здесь, - палец пополз вдоль синей ленты петляющей на запад, - летом Бий-Хем судоходен. Есть еще дорога, с юго-запада, вот, через перевал Даштыг Арысканныг-Арт, хоть и недостроенная, но идти по ней можно. На перевале наши дозоры - такую группу пропустить не могли, Бий-Хем, понятное дело, подо льдом. Вопрос - откуда взялись ордынцы?
– Все просто, - ответил за всех уже допросивший пленников Ключник, - по льду и пришли.
– Да, - кивнул один из старых тывинов, - был там зимник, заброшенный.
– Что ж - надо и там дозоры ставить.
– Поздно, - все обернулись к Рахану, - в районе Сейбы, уж не знаю где это, Орда, тысячи три всадников.
Полторы сотни верст, все склонились над картой и Саныч указал на точку поселка.
– Вот он, зимник, - подтвердил местный тывинец, - сорок верст между поселками Сейба и Сыстыг-Хем, Бий-Хем там на много рукавов ветвится, тот район так и называли - Сорок Енисеев. Дальше дорога до Тоора-Хем хорошая, оттуда и к нам добраться без труда.
Саныч побледнел, побледнели все участники совета, вздрогнул Брат - Орда в нескольких переходах. Сила в три тысячи воинов по нынешним временам - громадная, неудержимая лавина и, после сотворенного сегодня с послами, договориться с ними будет невозможно. Это конец.
И только Ключник остался невозмутимым.
– Их нужно остановить.
– Как? Самое большее, вооружив женщин, мы можем выставить тысячу. Мы не солдаты, а это война.
– Зимник, Сорок Енисеев… Вы же умные люди. Просто нужно заново кое-что изобрести.
– Что?
Черный Дух, что заточают в латунные гильзы под пробки свинцовых пуль. Ванко, например, видел странный темный порошок, когда Рахан врачевал Стерву, видел и не знал, как он называется. Кордит. Изобретение мастеров востока, сотворенное для развлечения, но научившееся сеять смерть. Ключник улыбается.
– Порох.
– Порох… это несложно, но что с ним делать? Военную промышленность мы не создадим.
Ключник вздыхает. Он солдат. Он убивал, убивает и, скорее всего, будет убивать. Так его учили. Он умеет делать это тысячью способов - от традиционных до самых невообразимых. Он может пользоваться любым оружием - сложным образцом военной мысли и вполне, казалось бы, мирным предметом. То, на что был способен любой из элитного отряда Бонзы. А еще Ключник - мастер дверей, запоров, и последнее средство в его арсенале, его специальность, управление буйством стихии, освобожденной энергии огненных веществ.
– Промышленность не понадобится - нужно просто взорвать лед.
– Да, я понял… - Саныч теребит седую бороду, - в экспедиции, еще Тогда, проводились некоторые работы. Мы использовали для этого кое-что и оно у нас осталось. Это лучше, чем просто порох.
– Если это то, о чем я думаю, - Ключник посмотрел старику в глаза, - то это меня вполне устроит.
– Это то, о чем ты думаешь.
Детали уточнили быстро. Вместе с Раханом решили отправиться Рус и Алекс. Пленников, двадцать девять человек, оставшихся после учиненной Ключником резни, должны были отпустить, даже не так - с позором изгнать через день после выдвижения отряда. Содержимое принесенных трех тяжелых старых рюкзаков удовлетворило солдата - он подбросил в руке воскового цвета бруски и заявил, что Орда запомнит его фейерверк надолго.
– Я остановлю их, - заявил Ключник, когда приготовления закончились, - но это будет услугой.
– Услугой? - переспросил Саныч.
– Да. Взамен вы потом поможете мне и моим спутникам добраться до Белой горы.
– Я знаю, о каком месте ты говоришь - это очень далеко отсюда. Не буду спрашивать зачем тебе туда нужно, - Рахан кивнул, ведь он и сам толком не знал - зачем, - но я пороюсь в своих картах, если надо, дам проводника и помогу с припасами. Хорошо.
– Скажи мне, - после паузы продолжил старик, - даже если у тебя все получится, Орда, она сможет вернуться потом, позже, через год или два?
– Конечно.
– И что нам тогда делать?
Ответ вызовет мурашки на коже старого ученого:
– Это ваши проблемы - учитесь воевать.
В преданиях Орды сохранятся рассказы о том чудовищном дне. Когда гарцующие наездники, лучшие батыры, цвет нации, обуянные справедливым гневом на не чтящих законов гостеприимства орусов, в мгновение ока были поглощены взбесившимися водами Бий-Хема, Большого Енисея. Страшное место, Мерзлый Яр, где излучина реки упирается в пласт вечной мерзлоты и подмытый берег представляет собой высокий черный обрыв, из которого торчат грязные глыбы древнего льда, стволы доисторических деревьев и камни, этот участок Енисея станет местом паломничества и скорби целого народа. Немногие, единицы, выжившие в этом аду и сумевшие вернуться в родные кочевья, будут вспоминать, как с громом разверзся лед под копытами верных коней и фонтаны освобожденного от зимних оков Бий-Хема ударили вверх. Как торосами дыбились льдины одна на одну, сбрасывая с себя смелых наездников. И как смыкалась над тонущими черная вода великой реки, а замерзающие пальцы соскальзывали со льда и тела уносило течением. Кошмарный день. А еще те, спасшиеся, расскажут, что видели на вершине обрыва из мерзлоты страшного демона, одноглазого, желчного и хромого. Архан-шутхер - дьявол из старинных преданий, сошедший на грешную землю, будет стоять на краю кручи, смеяться, раскинув руки, и пророчествовать пришествие Тьмы.
Граждане Республики Азас, единственного, наверное, неостровного государства, сумевшего возродить цивилизацию, долгое время находившегося в изоляции от остального мира и поэтому сохранившего самобытную, еще довоенную культуру, сумевшего не перебить друг друга в резне с соседями, тоже будут вспоминать День Убийства с некоторой неловкостью. Даже несколько веков спустя они будут испытывать стыд за то, что пошли на поводу у кровожадного маньяка, что их беспечность привела к смерти многих людей, что процесс мирного сосуществования двух великих наций мог начаться много раньше, без периода вражды и непонимания.
Никто не подумает о том, что было, если бы три тысячи разъяренных воинов ворвались в незащищенную долину.
Легенды, передающиеся из уст в уста, упомянут, как отговаривал членов древнего совета старый тывин, представитель титульной нации, глядя вслед удаляющемуся каравану из шести чужаков, двух проводников и трех мохноногих лошадей. Каравану, отправившемуся по дорогам бескрайней Тывы к загадочной цели. Слова старого тывинца перескажут в разной интерпретации, но смысл их будет один: "Не пускайте Архан-шутхера к мировой горе Меру! Последствия будут ужасны".
Шаманы, исступленно колотя свои бубны, скоро споют песнь горя - Раху вновь поглотил Солнце.
ГЛАВА 14
Снег в этом году выпал чуть раньше обычного. Ненамного - неделю, самое большее две, но, один раз укутав землю белым покрывалом, он уже не отступится до мая, а значит зима, длинная зима измененного мира началась.
Алекса погода ухитрилась застать врасплох. До Чазылары - два дневных перехода, а тропу замело настолько, что идти придется ориентируясь на верхушки горных кряжей. И на лед ступать пока опасно - еще не установился как следует. Хорошо хоть на полпути у впадения реки в местную водную артерию под названием Хам-Сыра должна быть изба промысловиков, добраться туда - отсидеться пару дней, благо - припасы позволяют. Ходил Алекс к восточной оконечности Азаса, истокам Бий-Хема с конкретной целью - исследовал уровень фона на территории бывшего заповедника. Шел, пока не иссяк недолговечный заряд изношенного счетчика, но и без того было ясно - всплесков нет, чисто, чисто, как нигде на этом проклятом материке. Это хорошая новость, прекрасная, подтверждающая, что вся Тоджинская котловина, этот маленький мир чуть больше двухсот верст в поперечнике, пригодна для жизни, пусть несколько загрязнена на западе, но и то - в пределах нормы. Прогнозы оправдывались - защищающие долину со всех сторон горные хребты не пустили внутрь несущие отравленные осадки воздушные потоки, остановили бушующие вовне пожары и позволили сохраниться сложившейся экосистеме, сформировавшейся в условиях сурового резко континентального климата. По сути, зима здесь ужесточилась незначительно и все местные виды легко к ней приспособились.
Домой. Изменение погоды - происшествие неприятное, но терпимое, день придется выкладываться по полной, меся липкий снег до самой избушки. Не впервой, жалко - лыжи не прихватил. Алекс подбросил рюкзак на плечах, окинул взглядом подножие невысокого хребта, вплотную подступающего к реке и двинулся в нужном направлении. Он еще осмысливал нечто неестественное, увиденное мельком на склоне, когда в спину толкнул властный и одновременно усталый окрик:
– Стой!
Замерев на месте, Алекс понял две вещи. Первое - что резанувшее глаз полузаснеженное синее пятно на косогоре могло быть только верхом палатки, крайне редкое, невозможное явление в этих безлюдных краях. И второе - что в голосе незнакомца абсолютно не чувствуется акцента, что значит, он не принадлежит к племени местных тывинцев, хоть и не часто, но все-таки иногда встречающихся маленькими группами на территории бывшего заповедника. Скверно - чужак пришел издалека и это может оказаться очень, очень опасным.
Алекс медленно обернулся. Чуть выше в гору, закутанный в шерстяное одеяло на манер пончо, стоял высокий худощавый мужчина. Низ лица скрывал толстый шарф, а глаза находились в тени широкополой шляпы. Руку незнакомец угрожающе держал у бедра и затянутая в черную кожу ладонь сжимала тупоносый короткий предмет. Оружие.
Ствол, - отчего-то равнодушно оценил ситуацию Алекс, - ишь, вырядился, как есть - кабальерос.
Чужак, сильно припадая на правую ногу и в тоже время легко, словно хромота ничуть не стесняла его движений, спустился вниз и остановился напротив. Алекс ждал, прекрасно понимая, что предпринимать сейчас какие-либо действия рискованно.
– Жильё поблизости есть? - осведомился чужак.
Алекс покачал головой.
– А сам откуда?
– Чазылары.
– Далеко?
– Верст шестьдесят.
– Далеко… Помощь нужна.
Не один - догадался Алекс:
– Помощь?
– Пойдем, - приглашающее кивнул незнакомец.
Ствол он опустил и пошел первым - хорошая примета.
Возле палатки сидела черноволосая девушка в большой для неё телогрейке. Странная девушка - синие глазищи спокойно скользнули по Алексу, даже бровью не повела. А внутри сооружения лежали четыре человека, скорчившиеся, дрожащие, в негнущихся оледеневших одеждах, еле подающие признаки жизни.
– Что с ними? - впрочем, ответ был известен.
– Обморожение, лихорадка, жар. Сильный. Мальчишка в бреду.
– И как я могу помочь? - Алекс заметил, что собеседника тоже изрядно трясет.
– Им нужно в тепло.
Незаметно для себя Алекс изменил отношение к незнакомцу. Наверное, небесные глаза его спутницы убедили исследователя в том, что встреченные ему люди да, опасны, но вполне вменяемы, не то, что агрессивно настроенные тывинцы.
– На полпути жилье есть. Там и печь, и припасы на крайний случай.
– Идем!
– Как? Эти четверо лежачие, погода меняется каждые полчаса. Без лыж и я за день не доберусь.
– Идем! Встанут, ты их не знаешь. И лыжи у нас есть…
И они встали. Пошатываясь пошли, а хромой всю дорогу нес на руках постанывающего мальчика и синеглазая порхала между изможденными путниками, что-то нашептывая, странным образом поддерживая их на ногах. Караван мертвецов, про себя назвал их процессию Алекс, которому отдали принадлежащие мальчику лыжи. Упрямые зомби, тянущиеся навстречу теплу. Хорошо хоть дорогу новый проводник знал хорошо, да и трудностей она не представляла. Шли, шли, шли… и удивительное дело, к вечеру измочаленные странники валились на дощатый пол уютной заимки. Добрались.
Только дверь затворилась за последним вошедшим, снаружи голодным воем взревела обиженная стихия, упустившая свои жертвы.
Стерва с Русом оклемалась быстро, а Брат с Ванко задержались в постелях почти на месяц. За это время Ключник несколько раз мотался в Чазылары, познакомился с тамошним старейшиной, приводил в избу местного лекаря.
Долгие морозные вечера под потрескивание дров в маленькой печурке располагали к общению. Алекс, частый гость на удаленной заимке, охотно рассказывал историю Азасской общины. Война застала имперскую экспедицию топографов, тех самых, со слов Ринчина, больших людей, геологов и еще каких-то там труднопроизносимых специалистов на территории дикого заповедника. Что они здесь искали или исследовали вдали от людей сам Алекс, тогда еще мальчишка, сын начальника экспедиции, толком не знал. Программа поддержки малых народов это называлось. В один из зимних дней пропала связь - единственная ниточка, связывающая отряд из более чем сотни ученых с цивилизацией. Белый шум - описал это явление рассказчик. А потом - тоже самое, что и в Орлике. Когда немного поуспокоилось, выбрались в Чазылары, крошечное и единственное поселение в центре заповедника. Там узнали об услышанном местными в последние мгновения сквозь треск помех по дальней связи - свершилось то, чего боялись и отказывались в глубине души верить, Война. Не поделили что-то политики.
Народ в экспедиции подобрался деятельный и, самое главное, образованный. Осмотрелись - жить можно, главное, чисто, ну и стали обустраиваться. Торфа кругом навалом, запустили теплостанцию, десять лет разведку вели, на севере, где вообще до них людская нога не ступала, нашли черное золото - нефть, сейчас добычу налаживают. Настоящего золота тут, к слову сказать, тоже завались, только кому оно сейчас надо. До войны на огромной территории Тоджинской котловины жило всего около шести тысяч населения и то все больше в западной части, там центр района, село Тоора-Хем, с десяток улусов по течению Бий-Хема. Сейчас в той стороне пусто, те немногие, кто остался, постепенно в Чазылары перебрались. Бывшее поселение в десяток дворов теперь не узнать - ветряки, котельная, кузница, лесопилка, ферма. Сейчас в общине почти тысяча членов - живут, трудятся, детей рожают.
– Так уж у вас все ладно? - переспрашивает Брат, а сердце поет, из груди рвется: "Вот оно! То место, что искал!".
– Да нормально, - отвечает Алекс, - Тоджин - место уединенное, заповедное, извне сюда попасть тяжело. В остальной Тыве сейчас черт те что творится. По горным тропам местные пробирались - рассказывали. Новообразование - Орда, все под себя подбирают, грызутся друг с другом.
– А вообще здесь с местными как?
– Ну, - Алекс помялся, - до войны, говорят, имперская политика этот край не жаловала, ресурсы разворовывались, население спаивалось. Тывины, кстати, к алкоголю устойчивости никакой не имеют - национальный метаболизм. Короче, с таким отношением нашего брата тут недолюбливали, было за что. Но здесь, в Тоджине, коренных немного, а которые есть - лояльные. Были пару стычек вначале, что там говорить, подавили. Сейчас тихо.
И Брат нетерпеливо ерзает в постели, мечтая побыстрее воочию взглянуть на Чазылары - остров порядка в океане хаоса…
Окрепшие странники смогли покинуть свое пристанище только в конце октября. Зима к тому времени уже установилась по-настоящему, такая, к какой привыкли обитатели всей планеты, и о какой даже помыслить не могли восемнадцать лет назад.
Ключник с утра ушел в поселок и вернулся оттуда во второй половине на подводе, запряженной парой мохнатых коротконогих лошадок. У них и конюшня имеется - восхитился про себя Брат. Животные споро тащили сани по окрепшему льду реки, становившемуся зимой главной магистралью, а Рахан сидел рядом с возницей и кутался короткий полушубок. Ключник за четыре недели вынужденного отдыха если и стал чувствовать себя лучше, то на внешнем виде это сказалось мало - язвы и ожоги, доставшиеся в катакомбах театра, добавили шрамов на и без того безобразном лице, вдобавок он полностью облысел. Монстр, глядя на него, думал Брат - такими в довоенные годы изображали адских демонов. Да и болезнь никуда не делась, просто из прогрессирующей стадии перешла в вялотекущую - приступы слабости мучили бывшего солдата с упрямой периодичностью. Сейчас, похоже, Рахану снова нездоровилось.
Ждать, однако, следующего дня не стали, лошадей пристроить негде, и на ночь глядя двинулись обратно. В спускающихся сумерках Брат допытывался у возницы, не шалят ли в этих краях волки или еще какие создания. Собеседник отвечал отрицательно и брат с удивлением пришел к выводу - сверхъестественных тварей нет и здесь. Приехали поздно и сразу же уединились в отведенной для гостей избе.
Утром Брат проснулся от доносившихся снаружи звуков. Это были шумы жизнедеятельности здорового хозяйства. Где-то тарахтел невидимый двигатель, повизгивали пилы, многоголосо мычали, блеяли животные. В остекленное окно были видны новые постройки. Новые, белеющие брусом, возведенные недавно, в любом случае - уже после войны. Удивительно - поселок на самом деле рос, не перестраивался, сжимая свои границы, укрепляя оборону, не вяло существовал в довоенных пределах, а рос, увеличивался. В это верилось с трудом - но зрение не обманывало, в подтверждение ему слух услаждал радостный перестук молотков по наковальне, крики отдаваемых распоряжений и смех, детский смех.
В дверь гулко застучали.
– Доброго утра, - на пороге стоял Алекс, - извините, что рано, но вашего Ключника в совет просят.
А потом шепнул молча и быстро собравшемуся Рахану:
– Кажется, началось.
Когда бывший солдат вынырнул наружу, Алекс пояснил заинтересованным товарищам причину:
– Помните, про Орду рассказывал? Два дня тому назад их посольство прибыло, полсотни человек. Гости, вчера знакомились, сегодня речь держать будут, восток, дело тонкое. А ваш Ключник с нашими старейшинами общий язык нашел, он-то ушлый, обещал помочь, если проблемы возникнут. Наши все-таки в переговорах не очень, тем более с тывинами.
– Что так? - поинтересовался Рус, Алекс лишь рукой махнул, "сами увидите".
– Рахан - переговорщик! - фыркнула Стерва и осеклась, как-то в Осетрово у неё уже была возможность убедиться в непрогнозируемых возможностях калеки.
– Посмотреть можно? - уточнил Брат.
– Конечно.
Тывины внешне создавали впечатление людей диких и агрессивных. В островерхих шапках и длиннополых шубах, держащие под уздцы все тех же невысоких лошадок, пять десятков воинов, именно воинов - ордынцы, не скрывая, носили оружие, держали себя независимо и даже вызывающе.
– Это Тыва, - с акцентом выговаривал старший из них, в более дорогих одеждах, скуластый, яростно вращая раскосыми глазами, - Ты, орус, к нам пришел, тебя звали? Не нравится - к себе обратно пиздуй. А здесь наша земля. Тебя терпят - по нашим законам жить будешь! Орда придет - станешь за лошадьми говно убирать! Чашпан!
Ключник держался чуть в стороне, интересовался у подошедшего Алекса:
– Орус, чашпан - это оскорбления?
– Да, чашпан - сорняк.
– А вы их как называете? Обидно.
– Минусы, потому что глаза узкие, сойот - это совсем унизительно.
Стоящие напротив тывинов старейшины чувствовали себя неловко. Они умели строить, умели работать - ругаться, а тем более воевать их не обучали. Для них Война была далеко, обошла стороной.
– Эй, сойот! - прокаркал Ключник, плечом проталкиваясь вперед.
Предводитель пришельцев побагровел и поперхнулся.
– Тебе говорю! Здесь свободная земля. Азас. В гости пришел, а брешешь, как собака.
– Ты… - прошипел тывин, - завтра Орда твой двор вытопчет, бабу твою испробует, а башкой твоей, урод, наши дети станут играть.
– Орда! - Ключник плюнул, - У вас хоть один воин есть? Сами, как бабы! Покажи силу! Я, хоть и калека, твоего любого положу!…
В центре людского круга расслабленно стоит на морозе обнаженный по пояс Рахан. Смотреть на его тело жутко. Кожа да кости. Той возрождающейся мускулатуры, что была до посещения храма метаморфов, как не бывало. Фиолетовые узоры шрамов на бледно-синей коже. Мешком свисают штаны заправленные в обернутые мехом сапоги - в одежду свободно бы влезло три таких Ключника. Высокий и нескладный. Сплевывает. Слюна красновато-коричневая. Куда ему до его противника.
Массивный, не уступающий ростом калеке, но раза в три шире. Дородный, толстый, но под розовой кожей шарами перекатываются мышцы и здоровый пар поднимается от спины. Он бьет себя ладонями по плечам и притопывая движется вокруг Рахана, тот, хромая, лениво вращается вслед неприятелю. Тывинцы радостно улюлюкают, поселенцы помалкивают - откровенно проигрышно выглядит их ставленник рядом с представителем Орды.
– Сцыш, минус? - нахально скалится Ключник в глаза ордынскому богатырю.
В ответ толстяк с гортанным ревом бросается вперед. Руки-лапищи со свистом хватают воздух, а Рахан, пригнувшись, вертится волчком, да еще ухитряется пнуть противника в колено. Теперь он сзади, а ордынец, потирая ушибленное место, не менее быстро разворачивается. Крепкий мужик. Второй заход заканчивается с тем же результатом. Ключник снова уворачивается и опять лупит в колено. На штанине тывинца проступает кровь - рифленая кованая подошва достаточно болезненно контактирует с человеческой плотью. Прихрамывая теперь даже больше, чем калека, под возмущенные вопли соплеменников, они считают такую манеру боя бесчестной, богатырь бросается в третью атаку. Крепкий мужик и упрямый.
– Скучно, - говорит Ключник и на этот раз не уходит.
Он даже не бьет, просто подставляет раскрытую ладонь по направлению движения разъяренного оппонента. Челюсть тывинца подбрасывает вверх и в сторону и он сам на заплетающихся ногах сворачивает с пути. Но все еще стоит, тряся головой и разбрасывая на снег кровавые брызги. Очень крепкий и очень упрямый - низко наклонившись, вновь штурмует неуловимого Рахана. Ключник вздыхает, отклоняется, пропускает мимо и бьет кулаком в основание черепа. Хруст и ордынец падает и его тело агонизирует мелкой дрожью и туша дробно трясется рябью жировых складок. Наверное, он умирает.
– Ну? - спокойно спрашивает Ключник у застывшего напротив предводителя.
Тот выкрикивает что-то на своем утробном наречии и на тощего безоружного калеку бросаются сразу все ордынцы. Безоружного? Уже нет. Ключник, не глядя, отпрыгивает назад, но в нужном направлении, выхватывает у кого-то, у Руса, свою переданную ранее саблю. И устремляется навстречу. Врагов много, но они мешают друг другу и их движения стеснены толстыми шубами - серая сталь клинка мелькает серебряной молнией, а обнаженное белое тело ножом проходит сквозь масло толпы, разбрасывая на пути неподвижные кровоточащие останки.
– Стоять! - Алекс уже слышал этот окрик месяц назад на заснеженном склоне и на него он тогда подействовал отрезвляюще.
Ордынцы нерешительно топчутся, потому что круг, нарушенный ими, уже сомкнулся, и пятьдесят человек сейчас внутри его. Нет, не пятьдесят - их количество уменьшил на четверть в одно мгновение изможденный, страшный, как дьявол, урод. Но и не это главное - обидчик стоит вплотную к их начальнику, очень уважаемому и влиятельному в Орде человеку, и острое жало сабли щекочет шею бледнеющего бая.
– Ты не посмеешь, - шепчут бескровные губы, - я посол, гость!
– Да мне похрену, - смеется Ключник, - Я не местный.
Лезвие погружается в плоть и коротким взмахом перечеркивает гортань. Крови много, вожак тывинцев падает и скребет снег в надежде в последний раз почувствовать руками промерзшую почву. Тщетно, позже его тело бросят в прорубь ниже по течению, не утруждаясь предать земле. А его соплеменники уже покорно бросают оружие…
Прежде чем начать допрос, Рахан демонстративно и хладнокровно, как баранов, зарезал шестерых молчаливых пленников. Седьмой запричитал, только к нему приблизилась зловещая фигура. Вот только языка поселенцев тывинец не понимал и еще одно тело повалилось мешком, орошая кровью снег.
– Шутхер! - пронеслось между связанными пленниками.
После седьмого убийства Ключник поуспокоился и наконец соизволил спросить ордынцев кто из них может объясняться на имперском.
– Они считают его дьяволом, - позже поделится с Братом и Русом Алекс, - внешность, характер, бойцовские навыки… И имя.
– Что имя? - удивится Рус.
– Рахан. В мифологии народов востока Раху - демон, испивший напиток бессмертия богов и вызывающий затмения солнца и луны. Раху-шутхер, Архан-шутхер - испокон веков здесь так называли дьявола.
Ближе к полудню старейшины Чазылар собрались на совет. Пригласили также Брата с Ключником, хоть и с опаской теперь смотрели в его сторону не только поселенцы из числа тывин, но и бывшие члены азасской экспедиции.
Саныч, крепкий старик, представившийся топографом, расстелил на столе огромную карту всей Тывы. Подробную карту, у Ключника аж глаза заблестели.
– Тоджин, - начал топограф, - всегда был районом труднодоступным. До войны сюда добирались или воздухом, или по реке. Здесь, - палец пополз вдоль синей ленты петляющей на запад, - летом Бий-Хем судоходен. Есть еще дорога, с юго-запада, вот, через перевал Даштыг Арысканныг-Арт, хоть и недостроенная, но идти по ней можно. На перевале наши дозоры - такую группу пропустить не могли, Бий-Хем, понятное дело, подо льдом. Вопрос - откуда взялись ордынцы?
– Все просто, - ответил за всех уже допросивший пленников Ключник, - по льду и пришли.
– Да, - кивнул один из старых тывинов, - был там зимник, заброшенный.
– Что ж - надо и там дозоры ставить.
– Поздно, - все обернулись к Рахану, - в районе Сейбы, уж не знаю где это, Орда, тысячи три всадников.
Полторы сотни верст, все склонились над картой и Саныч указал на точку поселка.
– Вот он, зимник, - подтвердил местный тывинец, - сорок верст между поселками Сейба и Сыстыг-Хем, Бий-Хем там на много рукавов ветвится, тот район так и называли - Сорок Енисеев. Дальше дорога до Тоора-Хем хорошая, оттуда и к нам добраться без труда.
Саныч побледнел, побледнели все участники совета, вздрогнул Брат - Орда в нескольких переходах. Сила в три тысячи воинов по нынешним временам - громадная, неудержимая лавина и, после сотворенного сегодня с послами, договориться с ними будет невозможно. Это конец.
И только Ключник остался невозмутимым.
– Их нужно остановить.
– Как? Самое большее, вооружив женщин, мы можем выставить тысячу. Мы не солдаты, а это война.
– Зимник, Сорок Енисеев… Вы же умные люди. Просто нужно заново кое-что изобрести.
– Что?
Черный Дух, что заточают в латунные гильзы под пробки свинцовых пуль. Ванко, например, видел странный темный порошок, когда Рахан врачевал Стерву, видел и не знал, как он называется. Кордит. Изобретение мастеров востока, сотворенное для развлечения, но научившееся сеять смерть. Ключник улыбается.
– Порох.
– Порох… это несложно, но что с ним делать? Военную промышленность мы не создадим.
Ключник вздыхает. Он солдат. Он убивал, убивает и, скорее всего, будет убивать. Так его учили. Он умеет делать это тысячью способов - от традиционных до самых невообразимых. Он может пользоваться любым оружием - сложным образцом военной мысли и вполне, казалось бы, мирным предметом. То, на что был способен любой из элитного отряда Бонзы. А еще Ключник - мастер дверей, запоров, и последнее средство в его арсенале, его специальность, управление буйством стихии, освобожденной энергии огненных веществ.
– Промышленность не понадобится - нужно просто взорвать лед.
– Да, я понял… - Саныч теребит седую бороду, - в экспедиции, еще Тогда, проводились некоторые работы. Мы использовали для этого кое-что и оно у нас осталось. Это лучше, чем просто порох.
– Если это то, о чем я думаю, - Ключник посмотрел старику в глаза, - то это меня вполне устроит.
– Это то, о чем ты думаешь.
Детали уточнили быстро. Вместе с Раханом решили отправиться Рус и Алекс. Пленников, двадцать девять человек, оставшихся после учиненной Ключником резни, должны были отпустить, даже не так - с позором изгнать через день после выдвижения отряда. Содержимое принесенных трех тяжелых старых рюкзаков удовлетворило солдата - он подбросил в руке воскового цвета бруски и заявил, что Орда запомнит его фейерверк надолго.
– Я остановлю их, - заявил Ключник, когда приготовления закончились, - но это будет услугой.
– Услугой? - переспросил Саныч.
– Да. Взамен вы потом поможете мне и моим спутникам добраться до Белой горы.
– Я знаю, о каком месте ты говоришь - это очень далеко отсюда. Не буду спрашивать зачем тебе туда нужно, - Рахан кивнул, ведь он и сам толком не знал - зачем, - но я пороюсь в своих картах, если надо, дам проводника и помогу с припасами. Хорошо.
– Скажи мне, - после паузы продолжил старик, - даже если у тебя все получится, Орда, она сможет вернуться потом, позже, через год или два?
– Конечно.
– И что нам тогда делать?
Ответ вызовет мурашки на коже старого ученого:
– Это ваши проблемы - учитесь воевать.
В преданиях Орды сохранятся рассказы о том чудовищном дне. Когда гарцующие наездники, лучшие батыры, цвет нации, обуянные справедливым гневом на не чтящих законов гостеприимства орусов, в мгновение ока были поглощены взбесившимися водами Бий-Хема, Большого Енисея. Страшное место, Мерзлый Яр, где излучина реки упирается в пласт вечной мерзлоты и подмытый берег представляет собой высокий черный обрыв, из которого торчат грязные глыбы древнего льда, стволы доисторических деревьев и камни, этот участок Енисея станет местом паломничества и скорби целого народа. Немногие, единицы, выжившие в этом аду и сумевшие вернуться в родные кочевья, будут вспоминать, как с громом разверзся лед под копытами верных коней и фонтаны освобожденного от зимних оков Бий-Хема ударили вверх. Как торосами дыбились льдины одна на одну, сбрасывая с себя смелых наездников. И как смыкалась над тонущими черная вода великой реки, а замерзающие пальцы соскальзывали со льда и тела уносило течением. Кошмарный день. А еще те, спасшиеся, расскажут, что видели на вершине обрыва из мерзлоты страшного демона, одноглазого, желчного и хромого. Архан-шутхер - дьявол из старинных преданий, сошедший на грешную землю, будет стоять на краю кручи, смеяться, раскинув руки, и пророчествовать пришествие Тьмы.
Граждане Республики Азас, единственного, наверное, неостровного государства, сумевшего возродить цивилизацию, долгое время находившегося в изоляции от остального мира и поэтому сохранившего самобытную, еще довоенную культуру, сумевшего не перебить друг друга в резне с соседями, тоже будут вспоминать День Убийства с некоторой неловкостью. Даже несколько веков спустя они будут испытывать стыд за то, что пошли на поводу у кровожадного маньяка, что их беспечность привела к смерти многих людей, что процесс мирного сосуществования двух великих наций мог начаться много раньше, без периода вражды и непонимания.
Никто не подумает о том, что было, если бы три тысячи разъяренных воинов ворвались в незащищенную долину.
Легенды, передающиеся из уст в уста, упомянут, как отговаривал членов древнего совета старый тывин, представитель титульной нации, глядя вслед удаляющемуся каравану из шести чужаков, двух проводников и трех мохноногих лошадей. Каравану, отправившемуся по дорогам бескрайней Тывы к загадочной цели. Слова старого тывинца перескажут в разной интерпретации, но смысл их будет один: "Не пускайте Архан-шутхера к мировой горе Меру! Последствия будут ужасны".
Шаманы, исступленно колотя свои бубны, скоро споют песнь горя - Раху вновь поглотил Солнце.
ГЛАВА 14
Дитя страха и недоверия. Восхищение вызывает стройное тело твое в глазах создателей, ужас порождает среди врагов и невыносимые страдания несет поверженным. Ты - архангел, грозным вершителем судеб в столпе огня и грома яростно рвешься в небеса. Суть твоя - смерть и разрушение, но имя тебе, данное творцами - Тополь. Есть ли в мире сила, превосходящая тебя в безудержной ярости? Десятью солнцами изливают на землю гнев братья твои. Колесит по миру неуловимым призраком, ждет своего часа в надежде расправить крылья Скальпель. Скрылся, замер в глубокой шахте за тяжелыми скрижалями сводящий с ума сотней лживых обличий Сатана.