Вудс Стюарт. Полицейская сага

   Оттуда он отправился в другое любимое место: в скобяную лавку Мак-Киббона, где чудесно пахло железом и пенькой. Там он провел некоторое время, оценивая достоинства двух дюжин перочинных ножичков и условно остановившись на ножичке с костяной ручкой и четырьмя лезвиями. Окончательный выбор он сделает тогда, когда скопит доллар двадцать центов.
   Потом он пошел в фуражную лавку, самое чистое место на свете, где в воздухе носился запах зерна и муки. Для Билли фуражная лавка Джима Буса была местным вариантом зоомагазина в большом городе, потому что там был ряд подносов, где копошились десятки цыплят, пушистеньких, как котята. Он несколько минут подержал в ладони одно из этих мягоньких существ и задумался, как из таких миленьких созданий вырастают куры и петухи.
   Наконец, ему удалось пробиться сквозь плотную толпу идущих за покупками прямо к зданию почты, где он стал вглядываться в окошечки, играя сам с собой в придуманную им игру: увидеть штемпель самого далекого от Делано города. На этот раз ему пришлось довольствоваться Бирмингемом. Как-то ему удалось увидеть нью-йоркский штемпель; а в другой раз – штемпель какого-то «Лоса» в Калифорнии. Объявления о розыске он приберегал на сладкое, пытаясь запомнить лица на плакатах и преступления, в которых они обвиняются, чтобы в случае, если облик кого-то из встречных напомнит ему разыскиваемого преступника, он смог бы сразу передать этого человека в руки отцу.
   У здания почты он перебежал через дорогу, увертываясь от копыт мулов, промчался по проходу мимо «Трамвая Тоннервилла», который представлял собой настоящий трамвайный вагон, переделанный в ресторан, и очутился в самом интересном месте во всем Делано – на конном дворе Уинслоу. Он располагался за северными торговыми рядами Главной улицы, где-то в пятидесяти ярдах от них, на возвышении, под откосом которого проходили пути БМЖД. А в промежутке между магазинами и конным двором находилось открытое пространство, быстро заполнявшееся фургонами, которые отец больше не разрешал ставить по субботам на Главной улице, а рядом с ними толпились сотни две людей, большинство из которых либо вели мулов под уздцы, либо кормили их и чистили: ведь днем их предстояло продать на аукционе. Он несся, как стрела, через ходившую кругами толпу, пока не налетел на Фокси Фандерберка.
   Фокси громко вскрикнул, потом схватил мальчика за плечи поверх пальто и отодвинул его на расстояние вытянутой руки, и на высохшем его лице появился сердитый взгляд, который, однако, тотчас же смягчился.
   – Ты юный Ли, – вовсе не нелюбезно проговорил Фокси.
   – Да, сэр, – задыхаясь, ответил Билли. – Извините, я не смотрел, куда бежал.
   Фокси все еще держал его, все еще не отпускал.
   – А как собачка?
   Билли и Элоиза, по настоянию матери, сочинили по прибытии щенка благодарственное письмо.
   – Прекрасно, сэр. Мы назвали щенка Перчиком, потому что Элоиза просыпала на него перец, и он стал чихать. – Фокси все еще держал его. – Сейчас он находится на заднем крыльце, потому что мистер Уинслоу не любит, чтобы во время прогона мулов поблизости находились собаки. – И все равно Фокси не отпускал его и безмолвно глядел в упор. – Это страшно хороший песик, и мы вам очень благодарны.
   Тут Фокси отпустил его, но продолжал глядеть в упор.
   – А ты что-нибудь знаешь насчет лабрадоров? Откуда они произошли и все такое прочее? – Фокси говорил монотонно, точно думал о чем-то другом.
   – Ничего, сэр.
   – Их родина – остров Ньюфаундленд и полуостров Лабрадор. Рыбаки пользовались их помощью, чтобы вытаскивать сети из холодной воды, за что эти собаки получили прозвище «водолазы»^[5]. У них до того плотная шерсть, что холодная вода на них вовсе не действует, и они любят плавать. Вот почему с этими собаками так хорошо охотиться на уток. А твой отец берет тебя охотиться на уток?
   – Нет, сэр, да он и не любит охотиться с двустволкой. Правда, он ходит на белок и кроликов с двадцать вторым калибром.
   – Может быть, я как-нибудь свожу тебя вместе с твоим водолазом на утиную охоту. – Дожидаться ответа Фокси не собирался. Он сделал глубокий вдох, затем последовал шумный выдох, и Фокси удалился. Билли поглядел ему вслед. Он не понимал Фокси Фандерберка. Он говорил не так, как другие. И никогда не знаешь, как ему отвечать.
   – Эй, Билли Ли! – вдруг раздался знакомый голос.
   – Эй, привет, Уилли! – Билли увиделся с ним впервые после отъезда с фермы. Черный парнишка подрос, по меньшей мере, на дюйм, но так и остался худым. – Как твои дела?
   – Дела в порядке. Папа и мама вон там, в тележке.
   – А у них все в порядке?
   – Ага. Папа доит коров у мистера Хосса Спенса и починяет все вокруг. Мама стирает, а я нарубил целую кучу дров. Тебе нравится в городе?
   – Очень нравится. У нас новая собака, это водолаз-Лабрадор. На Лабрадоре они таскают рыбацкие сети. Его нам подарил старина Фокси Фандерберк. Ну, и как вам нравится у Спенсов?
   – Порядок. Много мы не получаем, зато имеем вдоволь молока и всякой всячины. Старик Хосс как-то отстегал меня за то, что я расплескал молоко, мама чуть не разоралась, а я сказал, что получил за дело. Папа сказал, что он тоже так думает. – Уилл Коул, подумал Билли, сильно повзрослел и стал поспокойнее. Эта перемена Билли понравилась.
   – Эй, пошли, поглядим, как Фаррелл делает подковы!
   Оба мальчика стали проталкиваться через толпу и в результате очутились у кузницы, которая располагалась вовсе не под раскидистым каштаном, а под железной крышей пристройки к конюшням. Найдя пару высоких табуретов, мальчики тихо устроились в стороне, но так, чтобы оттуда можно было наблюдать, как кузнец действует и руками, и инструментами. Фаррелл Моран не любил, когда под ногами болтались ребятишки со своей трескотней и бесконечными вопросами, а, особенно, в субботу, когда надо было подковать столько мулов, да еще узнать местные сплетни от тех, кто их пригнал. Вот к нему подвели мула, и он привязал его к кольцу, закрепленному на столбе. Поднял копыто, быстро вынул клещами гвозди и снял старую подкову. Подмигнув, он передал ее Билли, затем зачистил копыто, удалив быстрыми и точными движениями двуручного ножа копытные наросты, словно подстригая собственные ногти. Билли так и съежился, вжав голову в воротник, но заметил, что нож ни разу не поранил животное. Фаррелл подобрал подкову, приложил ее к копыту, заменил ее на другую и сунул в угли, ногой раздувая мехи, чтобы сделать огонь пожарче. Когда подкова стала разогреваться, Фаррелл проделал те же манипуляции со всеми остальными копытами. Билли и Уилли быстро переглянулись. Сейчас начнется самое интересное.
   Фаррелл клещами вытащил подкову, положил ее на наковальню и начал кузнечным молотом придавать ей желаемую форму, а вокруг разлетались искры и раздавался ритмичный звон ударов. Когда Фарреллу показалось, что подкова готова, он бросил кусок раскаленного железа в ведро с водой, и мальчики громко рассмеялись, услышав как в воде раздалось шипение и вверх с шумом пошли пузырьки. Фаррелл приложил подкову к копыту я закрепил ее гвоздями, откусив затем их кончики, торчащие из копыта. Затем он достал из огня следующую подкову, и все повторилось сначала.
   – Что у вас говорят о том, как Хью Холмс добился у штата денег на мощение дороги до Гринвилла?
   – А какое отношение имеет к этому Холмс? – в свою очередь, спросил фермер.
   – Ты что, не здесь живешь? Холмс уговорил штат оплатить все это дело, и это было еще до выборов!
   – А слышали насчет этого дела с лагерем графства? – вмешался в разговор кто-то еще. – Мистер Холмс туда приехал и увидел, чем там кормят этих ребят, и устроил крик. Капитан совал им мясные обрезки и сушеный горох три раза в день! Мистер Холмс заставил попечителей разрешить заключенным построить курятник и развести огород. И теперь старик Холмс то и дело заезжает туда, и ест вместе с ними прямо на месте работ, и капитана заставляет есть вместе с ними, и, говорят, теперь ребята кормятся хорошо! – Все от души посмеялись.
   – Интересно, откуда теперь у Скитера берутся денежки, раз он теперь не может сдавать заключенных внаем? А я еще помню, как кое-кто в округе получал для сбора хлопка заключенных, а я вынужден был платить за это ниггерам, только это было тогда, когда еще был хлопок.
   – Говорят, что теперь будущее за персиками.
   – Наверное, если у тебя есть деньги сидеть и ждать, пока деревья подрастут. Конечно, если ты Хосс Спенс и у тебя есть земля, и деньги от урожая, который не поел долгоносик, то ты можешь сидеть и смотреть, как растут деревья, но скажу одну вещь: мелким фермерам с персиками не выжить, выживут только большие хозяйства, где будет своя переработка и фасовка.
   Послышался гул одобрительных голосов. Мальчики посидели еще, пока подковывали двух мулов, а затем отправились в конюшни. Под навесами было сложено свежескошенное сено, и почти целый час они лазили наверх и кувыркались на мягких кипах. Они искали на арахисовом сене орехи, и, когда находили, с жадностью поедали, забыв о рассказах взрослых о том, что от сырых орехов живот болит точно так же, как от диких яблок-кислиц. Постепенно из конюшен стали выводить на продажу лошадей и мулов, и внутри стало тихо. Билли и Уилли лежали на сене, приходя в себя после беготни и озорного кувыркания, и впали в состояние блаженной полудремы, наблюдая за тем, как в лучах солнечного света, проникавшего внутрь через щели строения, плавали пылинки.
   Со скрипом отворилась и вновь затворилась входная дверь. Послышались шаги, словно кто-то зашел внутрь и остановился посередине. На мгновение наступила тишина. Уилли постучал по руке Билли и с видом заговорщика приложил палец к губам. Они будут наблюдать и подглядывать за непрошеным гостем. Опять послышались шаги, а потом заскрипела дверь одного из стойл. Ее не закрыли. Мальчики осторожно перевернулись на живот и подтянулись к краю, чтобы видеть что делается внизу. А увидели они Фокси Фандерберка прислонившегося в тени к одной из стенок стойла, освещенного лишь случайно пробивающимися через щели лучами уличного солнца. Где-то неподалеку раздавался голос Уинслоу, уговаривавшего дать больше за очередного выставленного на аукцион мула. Похоже, Фокси возился с пуговицами брюк, и Билли удивился, почему он пришел пописать в чистое стойло, а не за сарай. Но в позе Фокси было что-то необычное. Он подогнул колени и скрючился, раскачиваясь под узеньким лучиком света взад и вперед. Мальчикам было слышно, как у Фокси учащалось дыхание, а потом он задергался в темноте. Внезапно Фокси громко застонал, не заговорил, а именно застонал. Билли решил, что Фокси заболел, и с тревогой посмотрел на Уилли, жестом велел ему сохранять тишину и спокойствие.
   Фокси расслабленно привалился спиной к стенке, и дыхание его стало медленно приходить в норму. Блеснуло белое пятно носового платка, и послышался лязг застегиваемой пряжки ремня. Фокси подошел к дверям конюшни, отворил их ногой и замер. Потом он поглядел назад, внутрь конюшни, стал вглядываться в каждый уголок, и вдруг, казалось, его взгляд встретился со взглядом Билли. Билли затаил дыхание и приготовился бежать. Но Фокси, похоже, его не заметил, а вышел на улицу и затворил за собой дверь.
   Они подождали, пока Фокси не уйдет подальше, и только тогда заговорили. Билли удивился, увидев, что Уилли смеется от души.
   – Что тут смешного? Что он делал? Уилли засмеялся в голос.
   – Дрочил! А ты что думал?
   – А что такое «дрочить»?
   – Так ты не знаешь? Ну-ка, я тебе покажу. Уилли показал, и Билли тоже решил попробовать, но это ощущалось как-то по-другому, чем у Фокси. У того все это было переполнено злобой и еще чем-то, чего Билли понять не мог. В общем, злобой.

Глава 22

   Для семьи Ли начало двадцатых годов пролетело быстро. Свое место в обществе с успехом заняли как родители, так и дети. Уилл Генри, занимая свой пост, стал важной и заметной в местном масштабе фигурой, как, впрочем, и Кэрри в делах церковной общины и социальных мероприятиях. Билли и Элоиза обзавелись друзьями, хорошо учились и радовали родителей. Им стало казаться, будто они родились в этом городе, и город чувствовал то же самое.
   Холмс продолжал укреплять свои политические позиции во всех трех графствах, и, благодаря столь прочной позиции на местах, ему удалось зарекомендовать себя в сенате, как мощного и влиятельного деятеля. Но тут в графстве Меривезер появилась еще одна сила, да такая, которая в свое время поможет Холмсу приобрести еще большую мощь и влияние, и к тому же изменит облик всей страны. И по воле случая с человеком, обладавшим подобной силой, первым встретился именно Уилл Генри, что со временем обратилось в семейное предание.
   В прелестный весенний день 1924 года начальник полиции выходил из аптеки, выпив традиционную чашечку кофе, как вдруг новенький сияющий «форд»-купэ с опущенным верхом встал рядом с аптекой на стоянку.
   – Извините, офицер, можно вас на минутку? – обратился сидящий за рулем к Уиллу Генри.
   Уилл Генри подошел к машине и проговорил:
   – Да, сэр, чем могу быть полезен?
   Ответом была улыбка на изящно вылепленном лице довольно крупного мужчины, на величественной голове которого была водружена соломенная шляпа. Уилл Генри подумал, что у него спросят дорогу на Атланту или Коламбус. Произношение у проезжего было не только не местное, но даже не южное. Уиллу Генри даже показалось что-то знакомое в его облике.
   – Мне хотелось бы узнать, могу ли я положиться на ваши свидетельские показания в отношении мороженого с содой в этом заведении.
   Уилл Генри рассмеялся.
   – Ну, если свидетельские показания моих детей чего-то стоят, то все, что изготовляется в заведении мистера Бердсонга, вне конкуренции!
   – Это прекрасное свидетельство! Вас бы не затруднила просьба зайти внутрь и что-нибудь для меня заказать?
   Уилл Генри заколебался, но вовремя увидел лежащие на заднем сиденье костыли.
   – Буду рад. Какое мороженое с содой: шоколадное?
   – Вот именно. – И он передал Уиллу Генри двадцатипятицентовую монету. – Будьте любезны, попросите официанта вынести мне мороженое, когда оно будет гогово. Не смею более покушаться на ваше время.
   – Да что вы! – Уилл Генри зашел внутрь, подождал, когда будет готов заказ, и принес его сам вместе со сдачей.
   Приезжий принял его из рук Уилла Генри и стал пить через соломинку, а Уилл Генри стоял рядом и улыбался.
   – А-а-ах, это, действительно, шедевр! – Мужчина протянул руку. – Моя фамилия Рузвельт.
   Уилл Генри пожал протянутую руку, чувствуя себя форменным идиотом.
   – Конечно, я сразу же обязан был узнать вас. Наверное, все это из-за шляпы. Мы с женой голосовали за вас и мистера Кокса в 1920 году. Гардинг – не мой человек. Мы – демократы. Меня зовут Уилл Генри Ли. Немного странно встретить вас в Делано, мистер Рузвельт. Что вас привело сюда и заставило совершить столь дальний путь?
   – Мы с семьей сняли дом в Уорм-Спрингсе. Надеемся, что воды помогут мне с моей болезнью. Плавание и купание, а не прием внутрь. – Уилл Генри кивнул. – Милый у вас городок. Да и название мне нравится. Делано – девичья фамилия моей матери и часть моего имени. Теперь я буду делать вид, что он так назван в мою честь.
   Они расхохотались. Уилл Генри с удивлением обнаружил, что ему легко разговаривать с человеком, выдвигавшим свою кандидатуру на пост вице-президента Соединенных Штатов.
   – Добро пожаловать в графство Меривезер, мистер Рузвельт. Надеюсь, что пребывание здесь пойдет вам на пользу, и мы часто будем с вами видеться. Чем еще могу быть полезен? Официант заберет стакан, стоит вам погудеть.
   – Спасибо, начальник, у меня, действительно, есть одно дело, в котором я бы, с вашего разрешения, положился на вашу помощь, если вас не затруднит потратить на меня еще минуту. Полагаю, вы знаете мистера Хью Холмса из банка? Не были бы вы столь любезны пойти к нему и спросить, удобно ли ему будет спуститься на несколько минут ко мне в машину?
   – Конечно. – Уилл Генри перешел дорогу, зашел в банк и просунул голову в окошечко служебного помещения, где банкир перелистывал один из гроссбухов.
   – Извините, Хью. Мистер Франклин Делано Рузвельт лично припарковался перед аптекой и хотел бы, чтобы вы спустились к нему и побыли с ним, если у вас есть время.
   Холмс вздернул брови.
   – А, обязательно. Он друг Кларка Хауэлла из «Конститьюшн». Кларк предупредил меня, что он будет тут проездом в Уорм-Спрингс. Вы, наверное, знаете, что после выборов он тяжело заболел детским параличом.
   – Читал об этом в газете.
   – Кларк уговорил его приехать сюда для поправки здоровья.
   Они вдвоем вышли из банка, и Уилл Генри остановился и стал наблюдать за тем, как Холмс перешел улицу, представился и, обойдя машину, отворил дверцу и уселся на свободное сиденье. Завязалась оживленная беседа. Уилл Генри подумал, что эти люди зажглись от общения друг с другом, как деревянный сухой дом от молнии. Какая жалость, что из-за болезни оборвется столь блестящая политическая карьера, подумал он.

Глава 23

   Вскоре после первого визита Франклина Рузвельта в Делано произошло второе убийство. По крайней мере. вторым его считал Уилл Генри. Он узнал о нем, в общем-то, между делом у Скитера Уиллиса, который как-то без предупреждения приехал к нему в участок.
   – Вчера ранним утром его обнаружил один ниггер на ограде из колючей проволоки в паре сотен ярдов от шоссе на Коламбус по ту сторону горы. – «Та» сторона горы находилась в графстве Тэлбот. – Он был застрелен в спину, как считает шериф Гулсби, из автоматического пистолета сорок пятого калибра. Маленькое отверстие в спине, большое на груди, откуда вышла пуля. Сам ничего больше не знаю. Слышал об этой истории от одного из помощников Гулсби во время заправки на колонке в Вудленде. Ездил в Олбани отвозить заключенного.
   – На нем была одежда? Какие-нибудь следы на теле? – Страшное, тошнотворное ощущение охватывало Уилла Генри.
   – Не знаю. А что, вы думаете, это похоже на тот ваш случай, ну, два, три года назад?
   – Четыре с половиной года. – Уилл Генри встал и надел шляпу. – Думаю, что мне стоит поговорить с Джимом Гулсби.
   Шерифа графства Тэлбот он нашел в здании суда в Тэлботтоне во время перерыва. Гулсби, пожилой мужчина, занимавший должность шерифа уже более двадцати пяти лет, хрупкого телосложения, с морщинистым лицом, был страшно ограничен во времени.
   Когда заседает суд, это всегда так.
   – А что было на том человеке?
   – Рубашка и комбинезон, обуви не было. Ноги слегка ободраны. Похоже, он бежал. И налетел на ограду из колючей проволоки. Пуля прошла навылет.
   – На теле обнаружены какие-нибудь следы?
   – Чего? – Шериф обратился к помощнику. – Карл-тон, они уже привели обвиняемого? А, черт, пойди посмотри, что их там держит. Судья давно уже должен был объявить о возобновлении слушания дела, а то всех удар хватит. – Он опять повернулся к Уиллу Генри. – Какие следы вы имели в виду?
   – Были ли обнаружены заметные шрамы? Связывали ли ему руки или ноги?
   Гулсби недоверчиво поглядел на него.
   – Господи, да я просто не знаю! Обычно такого рода осмотр проводит коронер, но сегодня у него похороны в Вилья-Рика, так что я просто поговорил с ним по телефону. В свидетельстве о смерти я написал: «Смерть вследствие огнестрельного ранения», и он подпишет, как только приедет.
   – А посмотреть на него можно?
   – На мертвого парня? Он уже на полпути в Уэйкросс. В кармане нашли письмо с обратным адресом. Я позвонил туда шерифу, и отец этого парня приехал на грузовике и забрал его домой, чтобы похоронить сегодня утром.
   – Подозреваемые есть?
   – Да, наверное, «хобо». Мы тут нашли пустой лагерь, которого мы не знали, не слишком далеко от того места, где ниггер обнаружил тело. Денег и обуви при нем не было, так что их, похоже, забрали «хобо».
   – Есть представление, в какую сторону он бежал? Шериф на мгновение задумался.
   – Положение его на ограде подсказывает, что он бежал или со стороны шоссе, или по направлению к нему. Трудно сказать. По-моему, он бежал к дороге, подальше от лагеря.
   – Сколько ему, по вашей оценке, лет?
   – Папаша его говорит, что ему только что исполнился двадцать один год, но на вид, по-моему, моложе. Послушайте, начальник, мне бы хотелось поговорить с вами поподробнее, но пора в суд. Что-нибудь еще?
   Уилл Генри записал имя и адрес отца молодого человека и точное место, где было найдено тело. Поблагодарил шерифа за то, что уделил ему время, и попросил сообщить ему, если в связи с этим убийством выяснятся какие-нибудь новые подробности.
   Обнаружить место оказалось легко. Надо было просто ехать по следам шин машины шерифа. Они кончились у забора из колючей проволоки, огораживающего пастбища. Уилл Генри поглядел в обоих направлениях, указанных шерифом. В одном из них виднелось шоссе на Коламбус, в противоположном – Сосновая гора. В полумиле от этого места из-за деревьев поднимался дым. Он шел из трубы дома Фокси Фандерберка.
   Уилл Генри отошел от забора, держа курс по дыму. Шел он медленно, внимательно глядя под ноги и вокруг. Некоторое время не было дождей, так что почва под ногами была твердой. На траве не отпечатались ничьи следы. И только через сорок ярдов он обнаружил гильзу. Поддел ее веточкой и осторожно приподнял с земли, не прикасаясь пальцами. Да, она была сорок пятого калибра, это и на глаз было видно. Размазанные пятна вполне могли быть отпечатками пальцев, но идентифицировать их было уже нельзя. Он достаточно прочитал на эту тему, чтобы понять это. Теперь он стал медленно крутить гильзу на веточке, надеясь извлечь хоть какую-то информацию, которая сможет привести к владельцу оружия. Но на гильзе вообще ничего не было, даже марки завода-изготовителя. Прочитывались лишь цифры «45». Он повернулся и поглядел в сторону ограды, прикидывая расстояние в уме. Похоже, ярдов сорок. Великолепный выстрел из оружия, славящегося трудностью ведения из него прицельного огня. Уилл Генри сунул гильзу в карман и продолжил двигаться на дым.
   Он вышел к деревьям на противоположной стороне поля и вскоре обнаружил лагерь – поляну, закиданную консервными банками и бутылками, со следами потухшего костра. В воздухе стоял запах горелого мусора. В течение нескольких минут он тщательно осматривал грунт, но не нашел ничего интересного. Затем он дважды прошелся по периметру лагеря, чтобы проверить, не заходил ли туда кто-нибудь с противоположной стороны. Но ничего не обнаружил. Лес вокруг был по преимуществу сосновый, и тяжелый ковер порыжевших иголок бесследно поглотил все следы. Из глубины леса он уже не видел дыма, так что пришлось вернуться к машине.
   К дому Фокси он подъехал как-то машинально, даже не заметив, как он очутился у его азалий. Они расцвели, и все вокруг было очень красиво, не было тревожных предчувствий четырехлетней давности. Да и сам Фокси вел себя по-другому, пригласил в дом и даже предложил сесть, словно самый что ни на есть любезный хозяин. Они оба уселись на качалки с подушечками по обе стороны камина. На стене над каминной доской были развешаны с десяток ружей и пистолетов. Один из них был автоматический, сорок пятого калибра. Уилл Генри едва сдерживался, чтобы не глазеть на него.
   – Чем могу служить?
   – Фокси, позавчера примерно в полумиле отсюда была стрельба.
   – Мне об этом сказали.
   – Ничего в это время не видели или не слышали?
   – Совершенно ничего.
   Последовала долгая пауза. Уилл Генри не представлял себе, о чем еще можно задать вопрос. И он поглядел на стену.
   – Да это прямо целая коллекция! – Он встал и протянул руку к «сорокопятке». – Можно?
   Фокси подпрыгнул и первым схватился за оружие.
   – Я сначала разряжу.
   Он вынул обойму и отвел назад затвор, выбросив патрон из ствола. Уилл Генри обратил внимание на то, что пистолет был готов к бою. Фокси передал его Уиллу Генри рукояткой вперед. На ощупь он был смазан.
   – Из него недавно стреляли?
   Фокси махнул рукой.
   – Из них из всех недавно стреляли. Я забочусь о своем оружии.
   Уилл Генри взял обойму с каминной доски, куда ее положил Фокси, и выдавил из нее один патрон. На нем было четко виден наряду с обозначением калибра фирменный знак «Ремингтон». Да и латунь была посветлее, чем у гильзы в кармане.
   – Я слышал, что из этого пистолета трудно поразить что-либо.
   – Совершенно верно. Я хорошо стреляю почти из всех видов оружия. Но в армии я едва-едва смог настрелять из этого зачетные очки. А большинство так и не сумели.
   Вновь наступила тишина.
   – Фокси, вы бы могли попасть из него в человека с расстояния в сорок ярдов?
   – Сомневаюсь. Вы думаете, этого парня застрелил я? Прежде, чем ответить, Уилл Генри вернул пистолет.
   – У меня нет разумных оснований предполагать это.
   – Тогда что вы тут делаете?
   – Вы живете неподалеку. Я решил, что вы могли что-нибудь видеть или слышать.
   – Похоже, вы навещаете меня всякий раз, когда кого-то убивают. Не скажу, чтобы это мне нравилось.