Машину она поставила в проезде у скобяной лавки Мак-Киббона, а сама пошла в магазин. Там она направилась прямо в отдел спортивных товаров. Мак-Киббон закончил обслуживать покупателя и занялся ею.
   – Эй, привет, Патриция. Как дела? Ищете удочку?
   – У меня все в порядке. А ищу я ружье.
   Он подошел к застекленному шкафу с оружием и отворил его.
   – Что-нибудь для Билли? Подарок ко дню рождения или что-то еще?
   – Что-то еще, причем для меня. Большое спасибо, но Билли терпеть не может оружия.
   Мак-Киббон так и уставился на нее через очки.
   – Для вас?
   – Мак, – рассмеялась она, – я настреляла больше пернатой дичи, чем вы ели горячих обедов. Дайте-ка я взгляну на этот чок двенадцатого калибра.
   – На двухстволку? – Он вынул ее со стойки и с сомнением подал ей в руки.
   Она переломила ружье, поглядела через стволы, подкинула, прижала к плечу и прицелилась.
   – Это предвоенный «браунинг». Мне его продали в прошлом месяце. Он в отличном состоянии, и очень легок.
   – Ну, это, конечно, не «Перди», но, думаю, сойдет. Сколько?
   – Меньше ста двадцати пяти никак нельзя. Вы сразу выбрали самое лучшее ружье в магазине.
   – Подкиньте за эту цену еще пару коробок патронов, и по рукам, – сказала она.
   – Что ж, справедливо. Патриция начала выписывать чек.
   – Одну коробку дайте с дробью девятого номера, а другую с картечью – «двойной нулевкой».
   Мак-Киббон вытащил коробки с патронами на прилавок.
   – "Двойная нулевка"? Крупные же птицы попадаются у вас на участке!
   – Самые крупные, – проговорила она, беря ружье подмышку и рассовывая патроны, – в белых простынях ч с желтым пузом.
   – Что?!
   Она задержалась у выхода.
   – И еще. Мак, если скажете Билли о моей покупке, я приеду и опробую ружье на вас.
   Он шутливо поднял руки в знак того, что сдается.
   – Мамочка, не буду! Честное слово, Патриция! Обещаю, как родной маме!
   Только после одиннадцати послышался шум подъезжающих машин. Она не слишком-то верила, что они приедут, но была рада, что они приехали. Взбешена она была до безумия.
   Незаметно выскользнув из затененного трейлера, она пристроилась за ним. В это время машины повернули на дорожку и остановились, потушив фары. Свет был им не нужен, так как она зажгла в новом доме все лампы, включая наружный прожектор, освещавший подъезд.
   Она встала на колено и положила патроны на перевернутый цементный блок. Зарядила ружье «девяткой» и приготовилась к стрельбе, сняв предохранитель. Приняла положение лежа. Картечь стояла наготове, на случай, если полезут на нее.
   Теперь она видела, как эти мужчины зажигали факелы. Господи, подумала она, да они, действительно, вырядились в белые простыни. Какой абсурд! Мужчины – их оказалось восемь – двинулись врассыпную через только что засеянный газон. Остановились у подъездной дорожки, и один из них выступил вперед.
   – Билли Ли, – прокричал он, – выходи и держи ответ перед кланом!
   Патриция прикинула, что до них ярдов шестьдесят. Она подложила в качестве опоры левую руку, правую поставила вертикально, с упором на локоть. Взяла крикуна на низкую мушку и плавно нажала на спуск. Дробь, как она и надеялась, пошла вразброс, и попало как предводителю, так и одному из его людей. Раздались вопли и ругань. Она перенесла прицел чуть вправо и избрала основной мишенью теперь уже другого. Выстрел, и его обожгло, точно перцем. Теперь они бежали, хватаясь за задницу. Она встала и быстро перезарядила ружье.
   Встав на углу трейлера, она сделала два выстрела в воздух. Шум был ужасный. Ей удалось успеть сделать еще два выстрела, пока они не добрались до своих машин и не унеслись подальше.
* * *
   Она уселась на ступени трейлера. Поймала себя на том, что вся дрожит, но зато ее переполняло ощущение триумфа. Она не заметила, как отъехала еще одна машина, за рулем которой сидел Ролф Мак-Киббон, владелец скобяной лавки, хохотавший до слез. На переднем сиденье рядом с ним находилось пневматическое ружье, заряженное дробью, которое, к счастью, ему не пришлось пускать в ход. Он торопился домой, чтобы рассказать жене о происшедшем.
   Через несколько минут Патриция зашла в трейлер, почистила ружье, спрятала его, а заодно и патроны. Когда Билли вернулся домой, она лежала в постели и читала.
   – Привет, как прошло?
   Он наклонился над ней и поцеловал.
   – Думаю, что хорошо. Извини, что опоздал. Встреча после обеда несколько затянулась.
   – Тебе задавали вопросы насчет этой истории с полицией?
   – Один. А я ответил, что вопрос будет рассматриваться большим жюри, и тогда посмотрим, что произойдет. Как юрист, я не имел права ставить себя в положении лица, выходящего за рамки законной процедуры.
   – Думаю, ты прав.
   – "Мессенджер" вышел? Хочу прочесть передовую Блэнкеншипа.
   – На кухонном столе. Я ее еще в руки не брала. Билли взял газету и внимательно просмотрел первую полосу. В правом нижнем углу была коротенькая заметка, излагавшая основные факты. Не было ни слова о заявлении, сделанном Маршаллом Тому Мадтеру. Билли с удивлением стал искать редакторскую передовицу на следующих полосах, но так и не нашел.
   – Не понимаю, – заявил он. – Боб взял с собой все заметки и пообещал написать обширную передовую. Он был чертовски взбешен, когда совет не пожелал отстранить Баттса и Уорда. Ладно, позвоню ему.
   – Поздновато, – заметила она. – Поговори лучше утром.
   – Черт с ним, – произнес он. – Я так рассчитывал на Блэнкеншипа, что 'он поможет расшевелить общественность. Теперь у нас нет ни единого шанса. Берт Хилл сказал, что, судя по графику, дело попадет на рассмотрение большого жюри во вторник, а следующий номер газеты выйдет только в четверг.
   – И еще во вторник выборы.
   – Ага.

Глава 21

   Фокси Фандерберк терпеть не мог поездок в город по субботам. Улицы были переполнены, и в магазинах приходилось долго ждать обслуживания. Но в эту субботу у него сломался туалет, и надо было привезти деталь из города. Дважды объехав квартал, он пристроился на стоянку возле скобяной лавки Мак-Киббона.
   Опасения Фокси оправдались, в лавке было полным-полно народу. Не дожидаясь, пока его обслужат, он стал разгуливать по лавке, самостоятельно разыскивая нужную деталь.
   – Гарри, это надо было видеть! – выступал Рольф Мак-Киббон, появившийся из-за полок. – Свояченица Эрла Тиммонза работает медсестрой в больнице в Лагрейндже, и она рассказала, как в час ночи в пятницу там объявилось четверо парней и заявили, что случайно забрели на чужую арбузную грядку, и потому у каждого из них корма оказалась битком набита мелкой дробью. Настоящих фамилий они не назвали, но одного из них она узнала: это оказался Эмметт Спенс! – Он стал давиться от хохота, но тотчас же пришел в себя и продолжил рассказ: – Боже, да если Хосс узнает, он прикончит парня! – И он опять зашелся в пароксизме смеха. А Фокси стал шарить по полкам, пока не нашел, ради чего приехал.
   Прошло еще десять минут, пока нашелся служащий магазина, который принял деньги за покупку, а Фокси все больше дергался и нервничал. Уже несколько недель он выходил на охоту, и все безуспешно. Стоило ему высмотреть подходящую дичь, как кто-то или что-то мешало. Ему уже удалось взять с собой двоих ребят, но по ходу беседы с каждым из них он выяснил, что их ждут в определенном месте в определенное время, и он вынужден был отпускать их из грузовика. Но тяжесть становилась нестерпимой, и он боялся, что совершит опрометчивый поступок и выдаст себя. А этого нельзя было допустить.
   Мальчика он увидел только тогда, когда уже выехал из города и поднимался в гору. Сердце у Фокси екнуло.
   Он сбавил ход и ехал шагом рядом с молодым человеком прежде, чем остановиться.
   – Эй, послушай, сынок! Куда путь держим?
   – Во Флориду, сэр, – улыбаясь, отвечал мальчик. – А вы туда же?
   – Ну, это зависит от того, надо ли спешить.
   – Да нет, мне спешить не надо. Мне нравится сама дорога.
   – А во Флориде кто-нибудь встречает?
   – Нет, сэр. Думаю, что никто меня не ждет. Фокси улыбнулся.
   – Ну, если время терпит и я успею кое-что сделать по дому, то смогу подвезти до Дэйтон-Бич. Годится?
   – Да, сэр! Конечно, годится!
   – Тогда поехали.
   Мальчик влез в грузовик, и Фокси двинулся вперед. Он не заметил, как в гору поднимался Санни Баттс, направляясь в Делано на своей собственной машине.
   Голова Санни была занята другим, и он почти не обратил внимания на Фокси. Эту встречу он припомнит несколько позднее.
   В утренней воскресной проповеди Брукс Питерс специально остановился на вопросах справедливости, и ни один из прихожан не усомнился в истинной ее цели.
   Брукс стоял у дверей церкви и прощался за руку с расходящимися членами его конгрегации. Кое-кто, как заметил Билли, находили для священника слова одобрения, другие, прощаясь, бормотали что-то невнятное и спешили уйти. Билли также заметил, что все почему-то глядят на Патрицию, а некоторые даже откровенно и дружелюбно ей подмигивают.
   – В чем дело? – спросил он.
   На мгновение она смутилась, но тотчас же ответила:
   – А, пошел слух, что я беременна.
   – А мне казалось, что это уже не слух, а факт, поскольку я об этом всем рассказываю.
   Воскресный обед состоялся у Фаулеров, а потом Билли, как и Брукс Питерс, поехали к Тому на встречу ветеранов. Дискуссию у Мадтера открыл Билли.
   – У меня состоялся продолжительный разговор с Бертом Хиллом относительно большого жюри. Он считает, что есть весомый шанс на предъявление обвинения. Проблем бы вообще не было, если бы Маршалл Паркер принадлежал к числу белых, но в составе большого жюри есть тупые и закоснелые приверженцы давних предрассудков, и потому Берт воздержался от точных прогнозов.
   Тут он умолк и осмотрелся.
   – Среди нас нет Боба Блэнкеншипа. Кто-нибудь знает, что с ним случилось? Заговорил Брукс Питерс.
   – Происходит что-то странное. Вначале Боб подводит нас, не опубликовав передовицу относительно Маршалла, которая должна была появиться в этот четверг, а сегодня он уезжает в Брунсвик к родственникам жены. Боюсь, что он больше не с нами.
   – Не верю, что он переметнулся на противоположную сторону, – проговорил Билли, качая головой. – Скорее всего, кто-то оказал на него достаточно мощное давление. Всю пятницу я не мог связаться с ним по телефону, а когда добрался до редакции, оказалось, что он уже уехал в Брунсвик. Непонятно. У кого еще проблемы?
   Хор нестройных голосов заявил, что ни у кого таковых не имеется.
   – Удивительно, что мне никто ничего не сказал, – заметил Брукс Питерс. – Думаю, помогло то, что за моей спиной оказалась вся Ассоциация священников, но у людей долгая память. Те, кто против сказанного мною с кафедры, рано или поздно соберутся и дадут мне об этом знать.
   Билли стал перелистывать заготовленные заметки.
   – О'кей, теперь о наших делах. По моим данным, у нас отличная ситуация относительно мест в городском совете. Джеймс Монтгомери в Гринвилле идет голова к голове со Скитером Уиллисом в состязании за место шерифа.
   В разговор вступил Том Мадтер.
   – Скитер Уиллис срочно латает дыры и держится тише воды, ниже травы. Он идет на все, чтобы сделать вид, будто правильно ведет себя в связи с инцидентом с Паркером, но при этом во всем поддерживает Санни.
   – Точно, – согласился Билли. – Оправдываются все наши ожидания. Скитер не дурак. Ну, а относительно меня мистер Холмс полагает, что имеет место некоторое отставание. Будет хорошо, если мы уравняем шансы.
   – Ну, не знаю. Билли, – заявил Брукс Питерс. – По моим сведениям, ваши шансы резко пошли вверх. – Он слегка улыбнулся, то же самое сделали и остальные.
   Билли озадаченно озирался вокруг.
   – Что вы знаете такого, чего я не знаю? Брукс сел, самодовольно ухмыльнувшись.
   – Ну, я просто передаю, что слышал. Да, завтра вечером вы едете на ярмарку?
   Действительно, на следующий день начиналась недельная «Ярмарка трех графств».
   – Само собой, мы туда поедем. Думаю, остальные кандидаты тоже будут там. Никто не пропустит возможность пожать столько рук!
   – Как прошла встреча? – поинтересовалась Патриция. Воскресный день был на исходе, и они ехали домой.
   – Думаю, нормально. Брукс и кое-кто еще настроены гораздо более оптимистично, нем я. Похоже, до них дошли какие-то слухи, но какие, они не говорят.
   Патриция покраснела.
   – Ах, Билли...
   Он обернулся и поглядел на нее.
   – Ну?
   – Есть одна вещь... а, черт побери, лучше я расскажу сама, пока тебе не рассказал кто-нибудь другой!
   – Расскажешь о чем? – Его охватила какая-то необъяснимая тревога.
   – Ну, в четверг вечером, когда ты ездил в Уорм-Спрингс, возле нашего дома побывали гости.
   – Гости?
   – Из тех, что носят белые простыни.
   – Ты говоришь о клане, Патриция? Ты не шутишь?
   – Нет, они, действительно, заезжали к нам.
   – Ну, и что случилось? Что они сделали?
   – Они... кто был в состоянии, бежали. Он так долго не сводил с нее взгляда, что машина чуть не выскочила за обочину.
   – Триш, давай, наконец, выкладывай, что, черт возьми, случилось!
   – Ну, в четверг днем был звонок по телефону. Анонимный. Звонила женщина, наверное, чья-то жена. Сказала, что кое-кто собирается все у нас сжечь.
   Билли рывком вывел машину на обочину и резко затормозил, да так, что из-под колес полетел песок и гравий.
   – Почему ты мне не позвонила?
   – Тебе предстояло выступление, да и я полагала, что эту поездку нельзя прерывать.
   – Ладно, ладно, так что же произошло?
   – Ну, они, действительно, прибыли, выряженные в эти дурацкие простыни, с факелами, и промаршировали к дому. А я поджидала их позади трейлера.
   – Ты поджидала их позади трейлера, – механически повторил он. – А потом?
   – Потом я, так сказать, их рассеяла.
   – Да ну? И как же ты это сделала?
   – При помощи ружья.
   – Что?
   – Всего лишь мелкой дробью, – обиженно проговорила она. – Картечью я не стреляла. Я ее приберегала на тот случай, если они кинутся непосредственно на меня. Но этого не случилось. Они убежали.
   – А где ты взяла ружье?
   – Купила. У Мак-Киббона.
   – Ролф Мак-Киббон продал тебе ружье? Она резко повернулась и посмотрела ему прямо в лицо.
   – А почему бы и нет? Я умею, как сто чертей, стрелять из ружья! Я выросла на отцовской земле с оружием в руках!
   – Но, Триш, нельзя стрелять из ружья по людям. Ты в кого-нибудь попала?
   – А как же! Ты что, считаешь, что я могу промахнуться с такого расстояния?
   – Господи, ты кого-нибудь убила?
   – Нет, только ранила чью-то гордость. Сегодня утром я услышала, что какой-то человек, по описанию это был Эмметт Спенс, и с ним еще трое приезжали в больницу в Лагрейндж и что-то там выдумывал насчет неудачного похода за чужими арбузами. Полагаю, что у каждого из жопы выковыряли уйму дроби.
   – О, Господи! Даже не верится. – Он покачал головой. – Моя жена встречает с ружьем клан!
   – Это было необходимо. А ты бы, конечно, попытался урезонить их словами!
   Он стал хохотать, и она присоединилась к нему. Они в истерике катались по переднему сиденью машины, и по щекам текли слезы. Только через несколько минут Билли оказался в состоянии говорить.
   – Так вот почему меня весь день подначивали и все мне подмигивали! Вот почему Брукс так веселился! Господи, какая жалость, что меня при этом не было. Да еще не кто-нибудь, а Эмметт Спенс! – И они опять расхохотались.

Глава 22

   Фокси разбудила собака, ткнувшись носом ему в ухо. Он дернулся, очнулся на мгновение, внимательно осмотрелся, а затем успокоился и снова лег на траву. Легкий ветерок обдувал задний двор и слегка шевелил верхушки сосен над головою Фокси. Он с удовольствием потянулся, испытывая радостное чувство уверенности. Был уже понедельник, и мальчик держался хорошо, даже по временам, казалось, ему все это нравилось. Да, выходные прошли с толком, и парень, похоже, продержится, по меньшей мере, еще день.
   Фокси встал, надел форменную фуражку и прошел в дом через кухонную дверь, что-то насвистывая.
   Санни проснулся в прекраснейшем настроении и буквально плясал от радости. Он пару раз ухмыльнулся – уже давно он не чувствовал себя до такой степени здорово! Заехал в участок, чтобы убедиться, что Чарли не спит, а находится на дежурстве. На эту неделю ночные дежурства достались Чарли.
   – Привет, Санни!
   – Ну, и как, молодец, у тебя дела?
   – А ты сегодня парень-гвоздь! Поедешь на ярмарку?
   – А ты еще сомневался, дружок? Смотри, сегодня будь начеку и рот не разевай! И не смей ни с кем тут трахаться!
   – Слушай, Санни, а как насчет завтра: ты думаешь, с большим жюри все будет о'кей?
   – Чарли, я же сто раз тебе говорил, нечего бояться. В большом жюри папа Эмметта Спенса и парочка его приятелей. Они никогда ничего не сделают белому «копу» за то, что он убил ниггера. Tar что веди себя тихо и смирно все двадцать четыре часа, и мы выйдем из всего этого чистенькими. И нам задует легкий попутный ветер!
   – Ну, что ж, надеюсь, Санни, что будет именно так, а то все это дело меня страшно беспокоит. Санни повернулся на сто восемьдесят градусов.
   – Заткнись, зараза чертова! Мне осточертело твое нытье! – Тут Санни взял себя в руки и успокоился. Сейчас нельзя распускаться. Он нервничал не меньше Чарли, но не собирался этого показывать. Лучше он выпустит пар на ярмарке, а завтра будет в чертовски великолепной форме.
   По пути он остановился около отеля и заплатил портье десять долларов за очередную пинту «Эрли Таймс». Вот засранец-ниггер, заламывает такую цену! Попозже, когда все уляжется, надо будет что-нибудь придумать в связи с ним и его контрабандным бизнесом!
   – Иисус, Мария и святой Иосиф, откуда все это взялось? – спросила Патриция, указывая через ветровое стекло на яркие огни и аттракционы, оживляющие ярмарочную территорию в сентябрьских сумерках. – Это что, собственность клуба «Киваниз»?
   Билли засмеялся.
   – Нет, нет, это передвижной городок развлечений. Клуб является спонсором ярмарки, так что он организует павильонную демонстрацию экспонатов и присуждает призы, а городок развлечений он специально нанял для того, чтобы обеспечить посетителям игры и аттракционы. Кстати, по-моему, клуб получает процент от выручки.
   – По правде говоря, я ожидала нечто, похожее на английский деревенский праздник. Горы пирожков с мясом и всякие там «Прицепи ослу хвост».
   – Не беспокойся, чего-чего, а уж пирожков-то хватит. Кстати, ты помнишь, что я судья конкурса на лучший пирог? Между прочим, не забудь спросить рецепт.
   – Ты же сказал, что, пока ты жив, не будешь есть приготовленную мною еду.
   – Да, не буду, пока мы будем в состоянии держать повара или кухарку. Но ведь соревнующиеся леди этого не знают, и им будет лестно, если ты спросишь, как они это готовят.
   – А скот выставят?
   – Конечно, будет целый битком набитый павильон. Черт, как это мне не пришло в голову дать тебе судейство по племенному скоту? Ты понимаешь в этом деле не хуже любого из здесь присутствующих, и фермерам бы это только понравилось.
   – Может быть, я куплю несколько голов для фермы. Кстати, нам нужен бык.
   У ворот они купили входные билеты и зашли в первый из павильонов, бродя от одной витрины к другой, мимо маринованных огурцов и пирогов, а также школьных поделок. Жали руки, поздравляли экспонентов, принимали поздравления по поводу предстоящего прибавления семейства.
   Они наткнулись на Хью Холмса и доктора Фрэнка Мадтера. Доктор Фрэнк держится не так хорошо, как мистер Холмс, подумал Билли. Кожа да кости. Холмс отозвал Билли в сторонку.
   – Что думаете насчет завтрашнего большого жюри?
   – Боюсь, много шума из ничего. Если бы мы могли рассчитывать на прорыв, на свидетеля, подтверждающего заявление Маршалла, получить дополнительный материал на Баттса и Уорда, то не исключено, что мы бы оказались в лучшем положении. А что слышно в связи с выборами?
   Холмс улыбнулся.
   – Пока что самое знаменательное событие – это классная стрельба вашей жены. О таком слагаются легенды. Эта история поднимет вас на недосягаемую высоту не только на период выборов. Как жаль, что я не купил ружье Джинни сорок лет назад!
   – Я своей жене ружья не покупал. Она сама его купила. И сказала мне об этом только тогда, когда все уже было позади.
   – Ну, и правильно. Вы бы ее только отговаривали.
   – Она мне сказала то же самое.
   – Знаете, что в этом году впервые за все время Хосс Спенс не выставляет скот? Он чувствует себя страшно униженным, и зол, как черт, на Эмметта.
   – Поделом вору и мука. Надеюсь, что Эмметт еще целый месяц не сможет сидеть. Плохо, однако, то, что Хосс входит в состав большого жюри. От него нам добра ждать нечего.
   Тут к Билли подошла маленькая девочка и дернула его за рукав.
   – Извините, полковник Ли, – произнесла она, – но моя мама сказала, что вам пора оценивать пироги.
   – Осторожно! – улыбнулся Холмс. – Ложный шаг может стоить вам избрания.
   Билли забрал с собой Патрицию и пошел вслед за ребенком к стенду с пирогами. Почти двадцать минут он бродил, вооружившись вилкой, трогал, пробовал, облизывался, закатывал глаза. Стоя рядом с толпой зевак, Патриция еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться вслух.
   Наконец, он предстал перед толпой, держа в каждой руке по пирогу, и стал держать речь.
   – Только мои политические противники могли бы поставить меня в подобное положение в ночь перед выборами, – проговорил он, и толпа рассмеялась вместе с ним. – Полагаю, что в подобной ситуации как-то очутился Авраам Линкольн, когда баллотировался в конгресс от штата Иллинойс, и мне так бы хотелось вспомнить, как именно он тогда поступил. – Толпа опять рассмеялась. – Вот передо мной лучший за всю мою жизнь персиковый пирог и лучший за всю мою жизнь бататовый пирог, и я обязан сделать выбор между ними. Это нечестно.
   Билли оглядел собравшихся и заметил Санни Баттса в гражданской одежде, проходящего в середину павильона. И вернулся к судейству.
   – Персик – такой красивый фрукт и вдобавок символ нашего штата, а графство Меривезер производит больше персиков, чем любое другое графство в Америке, так что, полагаю, если бы я принял решение против персика, меня могли бы обвинить в откровенно антипатриотическом поведении. А коль скоро дело обстоит именно так, то надеюсь, что все оценят, какой я совершаю политический смелый поступок, когда заявляю, что победитель – батат, ибо любой кулинар, берущий в руки батат, заранее попадает в тяжелейшую ситуацию. И тот, кто может сделать столь непрезентабельный продукт, как батат, таким вкусным, как этот пирог, заслуживает голубой ленты.
   С этими словами он поцеловал раскрасневшуюся победительницу в щечку, вручил ленту и исчез.
   – А ты, оказывается, большой ловкач! – проговорила Патриция, перехватив его у выхода из павильона.
   – Неважно. Рецепт взяла?
   – И не один, а оба, – рассмеялась она, победно размахивая двумя листками бумаги.
   – Пойдем, поищем тебе быка, пока леди, испекшая персиковый пирог, не накинулась на меня.
   В алкогольном тумане Санни буквально летал по территории ярмарки. Подмигивал девушкам, пошучивал с их кавалерами, катался на аттракционах, со звоном выбивал максимум на силометре. Он никогда еще так себя не чувствовал, никогда, подумал он, и ему никогда так не хотелось женщины, как в этот миг. Более, чем на неделю, он был выведен из строя, пока заживали раны от столкновения с двумя девушками у бассейна, но теперь он был в порядке. И не просто в порядке.
   Как только он увидел эту девушку, у него тотчас же появилась эрекция. Она вместе с двумя другими девушками танцевала на эстраде что-то медленное под пущенную через усилитель пластинку. Девушка была юной, не старше восемнадцати или девятнадцати, но высокая и с пышной грудью, как раз в его вкусе. Тут зазывала стал приглашать публику на шоу внутрь палатки позади эстрады, собирая с желающих по полдоллара. Пара безусых юнцов со смехом пошли прочь. Санни сунул зазывале под нос значок и прошел в палатку.
   Не прошло и секунды, как кто-то взял его под локоть.
   – Нельзя ли переговорить, начальник? И кивнул в сторону артистического прохода в боковой части палатки.
   Санни последовал за этим человеком.
   – Послушайте, начальник, у нас сегодня первое представление, и мы хотим показать ребятам настоящее шоу, понятно? Но мы не хотим проблем.
   – Конечно, мне и так все ясно. Я сам пришел на шоу.
   – Ну, тогда прекрасно, – проговорил мужчина, и Санни вдруг почувствовал, как прямо в руки лезет пачка банкнот. – Надеюсь, что вы, как всегда, пожертвуете это в местный благотворительный фонд по собственному выбору. Уверен, что найдется молодежная организация, нуждающаяся в помощи.
   Хитро подмигнув Санни, он выскользнул из палатки.
   Санни присоединился к толпе зрителей. Началось представление, шедшее под рев и топот собравшихся. Три девушки мелодично работали под музыку, дразня публику, раздеваясь, но не до конца. Каждая из них в решительную минуту скрывалась за кулисами, а толпа требовала еще. Тогда появился зазывала и стал предлагать «шоу для избранных», за которое большинство мужчин, пришедших в балаган, отвалило еще по пятьдесят центов.
   Эстрады больше не было, только загородка размером два на четыре фута, отделявшая девушек от пришедших на шоу мужчин. Теперь девицы работали у самой ограды, совсем близко от зрителей, раздетые до чашечек на ниточках и трусиков-шнурочков. То и дело сокращая расстояние, девушки даже давали возможность дотронуться до себя и чуть-чуть пощупать.