Страница:
Шли двадцатые, и Франклин Рузвельт становился все более частым гостем в графстве Меривезер и, особенно, в Делано. Хью Холмс продолжал серию частных встреч и бесед с ним, во время которых, по большей части, Рузвельт задавал вопросы, а Холмс на них отвечал. Уорм-Спрингс совершил чудо, и по мере заметного улучшения состояния своего здоровья Рузвельт жадно впитывал в себя информацию о штате Джорджия и о Юге вообще. Как только Рузвельт приезжал в Уорм-Спрингс, Холмс наряду с другими приглашался на ужин. Банкир прежде других почуял, что Рузвельт, бесспорно, не считавший их социально равными себе, не просто искал их общества. Вопросы Холмсу и характер их частных бесед становились все более и более целенаправленными, и в итоге у Холмса зародилось подозрение, что этот человек сделает попытку в 1928 году баллотироваться в президенты, что его вовсе не радовало, ибо Рузвельт казался ему гораздо левее его собственной политической линии. И банкир разрывался между личной привязанностью к этому человеку и неприязнью к его философским воззрениям.
В конце двадцатых Холмс уже стал лидером почти сотни членов законодательного органа штата, которые покровительствовали молодому адвокату из Маккрея Юджину Толмеджу и выступали против исполняющего обязанности министра сельского хозяйства штата некого Дж. Дж. Брауна, выстроившего себе нечто вроде политической империи за счет фермеров штата. Толмедж был не вполне управляем, но зато умел вести людей за собой и тем потряс воображение фермеров штата, которым нужны были как помощь со стороны штата, так и бесплатные развлечения политического характера. Холмс заметил, что, несмотря на разницу в общественном положении и мировоззрении, между Рузвельтом и Толмеджем было много общего. Для них обоих честолюбие являлось главной движущей силой, и Холмс не сомневался, что каждый из них сумеет добиться постоянной цели. А теперь небольшая гора, подле которой раскинулся городок Делано, пылала яркими красками осени, листва дуба, акации, а также то и дело попадающихся кленов сливалась с вечной зеленью сосен, и прозрачный воздух ранних ноябрьских дней наполнялся гармонией красок. Урожай был уже собран, и, как отголосок экономического бума, охватившего Америку в двадцатые годы, в атмосфере ощущался свежий ветер обновления и стабилизации. Фабрика работала три полных смены шесть дней в неделю, на железной дороге нанимали новых работников; чаще звучали звоночки механических касс в магазинах на Главной улице; в банке рос объем вкладов, и Хью Холмс полагал, что бывший школьный учитель Ирвин Диксон, по-видимому, вскоре станет первым вице-президентом банка. Благодаря руководству этого молодого человека, Холмс мог позволять себе более долгие отлучки для участия в сессиях законодательных органов, политических встречах и поездках за границу вместе с Вирджинией; и когда он возвращался на место, то находил все дела в полном порядке.
Но если процветание кого-то не затронуло, то в их числе оказались Джесс и Нелли Коулы и их сын Уилли. Все у них было зыбко и ненадежно, поскольку их существование зависело от состояния здоровья Джесса. Ему едва удавалось работать два дня в неделю на Идеса Брея, но большее он не часто мог себе позволить. Роберт, муж его сестры, когда только мог, доставал для него мелкие заказы на ремонтные и плотницкие работы, но чаще всего случалось так, что Джесс соглашался, принимался за работу, а потом заболевал и бросал ее недоделанной. Гордость не позволяла ему брать плату за невыполненный до конца заказ, даже если он уже затратил на нее какое-то время.
Нелли часто не выдерживала сроки стирки на белые семьи и из-за этого теряла заказчиков. Уилли мог найти лишь случайную работу, да и то за такую низкую плату, что в дом приносить было почти нечего. Только доброта Флосси и забота Кэрри Ли помогали Коулам хотя бы просуществовать так, чтобы душа не расставалась с телом. Уилли брал старое однозарядное ружье отца, и время от времени ему удавалось подстрелить кролика, это для них было единственное постное мясо, если не считать тех случаев, когда Кэрри или церковная община обеспечивали их индейкой на Рождество или День Благодарения. Мальчик сразу же чувствовал себя хорошо от того, что принес что-то на стол, и подобное событие мгновенно становилось ярким лучом во мраке, постепенно окутывающем их жизнь.
К осени 1927 года в жизни Уилла Генри настал если не мир, то покой. Оба убийства ушли в прошлое, а время, в основном, залечило личные душевные раны. Правда, случалось, что кто-то вспоминал о первом убийстве, и этого было достаточно, чтобы разбередить их и погрузить его на день в состояние умеренной депрессии, но подобное происходило все реже и реже.
Чувство тревоги, которое одолело Уилла Генри в один из понедельников ноября, когда он утром собирался на работу, казалось, не имело под собой никаких логических оснований, и он попытался приписать его остаточному эффекту давно забытого кошмарного сна. Но когда он приехал в участок, оно лишь усилилось и вовсе не рассеялось с началом рабочего дня. Вскоре после одиннадцати к нему в кабинет вошли двое, и какое-то провидческое прозрение подсказало ему, кто они такие. Вначале они подошли к окошку в приемной. Это были мужчина и женщина средних лет, худые и усталые, по-видимому, одетые в лучшую, воскресную одежду. Выглядели они, как брат и сестра.
Уилл Генри встал и подошел к окошку, положив руки на стойку, чтобы скрыть их дрожь. В животе у него словно что-то оборвалось. Ему захотелось в туалет.
– Доброе утро. Чем могу быть полезен? Мужчина протянул сухую, жилистую руку.
– Моя фамилия Холт. Джулиус Холт. А это моя жена.
Уилл Генри и женщина кивнули друг другу.
– А я Уилл Генри Ли. Чем я могу быть полезен?
Мужчина вынул из кармана пожелтевшую газету и расправил ее. Усилием воли Уилл Генри заставил себя не смотреть.
– Мы пристраивали новую комнату к дому – у меня ферма неподалеку от Америкуса, в Плэйнзе, – и мы взяли у соседей старые газеты, чтобы проложить щели. И наткнулись на это.
– Почему бы вам не зайти ко мне и не присесть? – Он отворил дверь в кабинет и поставил для них два стула. Когда они устроились поудобнее, Уилл Генри все же заставил себя взглянуть на развернутую страницу. Заголовок гласил: «Молодой человек найден мертвым в Делано. Полиция пытается установить его личность». На газете стояла дата, относящаяся к первым числам февраля 1920 г.
– Похоже, это наш мальчик, Джеймс. – Мужчина достал фотографию. – Этот снимок был сделан больше, чем восемь лет назад, но у нас он единственный. – На нем были изображены трое сидящих на парадном крыльце некрашеного фермерского дома. Муж и жена чинно сидели на стульях; юноша устроился на ступеньке у их ног, свесив вниз худые ноги. Родители позировали перед аппаратом с застывшими лицами; мальчик улыбался. Не было ни малейшего сомнения, кто это. – Он уехал из дома в конце января 1920 года. Нас подкосил долгоносик, и Джеймсу предложили работу в Атланте. Он там так и не появился. И мы не получили от него никакой весточки. Власти, увы, немногим нам помогли.
Уилл Генри положил фотографию на стол и глубоко вздохнул. Он заставил себя посмотреть этому человеку прямо в лицо.
– Мистер Холт, миссис Холт, к сожалению, вынужден сообщить вам, что Джеймс похоронен здесь, на нашем городском кладбище.
Женщина стала глотать ртом воздух и вцепилась в ворот платья. Мужчина выглядел так, словно его ударили.
– Вы абсолютно в этом уверены? Посмотрите еще раз.
Уилл Генри подошел к столу и вынул из нижнего ящика дело. Заслонив телом вынутую папку, он нашел фотографию, на которой была снята крупным планом одна только голова юноши, и казалось, будто он спит. Закрыв дело, он перевернул его обложкой вниз и подал снимок отцу.
– Это ведь Джеймс, верно?
Муж и жена внимательно посмотрели на снимок. Из глаз женщины полились слезы и потекли по бледным щекам. Мужчина же выглядел так, словно его вновь ударили.
– Да, это Джеймс, – подтвердил он и вернул фотографию Уиллу Генри. Обнял жену и стал неуклюже ее утешать. Затем вновь обернулся к Уиллу Генри. – Как это случилось?
Уилл Генри принял немедленное решение: солгать.
– Буквально через несколько дней после того, как он уехал от вас, произошел несчастный случай: он сорвался с обрыва. Было темно, и человек, попавший сюда впервые, не мог о нем знать. На следующее утро его нашел мальчик, разносчик газет. Документов при нем не было. Мы предположили, что он ехал не один, – ведь тогда многие снялись с мест, – и что те, кто с ним ехал, забрали его вещи.
– Вы полагаете, что его, возможно, специально столкнули вниз? – впервые заговорила женщина.
– Это ничем не подтверждается, мэм. Эти... путешественники, с кем он был, не очень-то любят представителей закона. И если умирает один из друзей, оставшиеся в живых делят между собой его пожитки и идут дальше Мы совершенно уверены в том, что именно так все и произошло. Ни у кого не могло быть ни малейшего повода убить вашего мальчика.
Настала тишина, и он помолился про себя, чтобы они приняли его версию.
– Понятно, – еле слышно выговорила она.
– Хотелось бы забрать его домой, – заявил муж. – У нас есть грузовик. Как вы думаете, это можно организовать?
Уилл Генри засомневался. Он не был уверен, уцелел ли дешевенький гроб за эти семь лет.
– Почему бы вам не отдохнуть, пока я наведу справки? На плите стоит кофе, а комната отдыха совсем рядом. Я скоро вернусь.
Он вышел в соседнюю дверь и позвонил по телефону хозяину похоронного бюро Ламару Мэддоксу.
Мэддокс был далеко не в восторге.
– Уилл Генри, я не имею ни малейшего представления, что по происшествии всех этих лет мы обнаружим в могиле. То есть, гроб был хороший, сосновый, но это же не саркофаг, а участок, принадлежащий городу, расположен не на самом сухом месте. Потом вы же знаете, что я мастер хоронить, но мне еще ни разу не приходилось выкапывать. Не знаю, чего и ждать. Послушайте, побудьте с ними минутку, а я сейчас приеду и сам поговорю.
Через пару минут задыхающийся Мэддокс прибыл в участок. После взаимных представлений он сел и принял самое что ни на есть профессионально-утешительное выражение лица.
– Послушайте, мистер Холт, я знаю, каким тяжелым ударом все случившееся было для вас, но я полагаю, что мы вместе сумеем непредвзято разобраться в ситуации. Считаю, и заявляю это, как профессионал, что вам станет намного легче, если Джеймс будет покоиться там же, где и сейчас, а я бы с вашего разрешения соорудил на его могиле отличный надгробный памятник. Ну, как, согласны, что это было бы наилучшим решением?
Холты долго смотрели друг на друга, и, в конце концов, женщина покачала головой. Мужчина же повернулся к владельцу похоронного салона:
– Мистер Мэддокс, вы дали нам бесценный совет, мы это отлично понимаем, но нам все же хотелось бы забрать домой нашего мальчика, и мы были бы вам более, чем признательны, если бы вы могли устроить так, чтобы мы сделали это уже сегодня. Убедительно просим вас это сделать.
Мэддокс вздохнул и хлопнул ладонями по коленям.
– Ну, раз вы уверены в том, что хотите именно этого... – Он отозвал Уилла Генри в коридор. – Послушайте, я даже не знаю, какие существуют законы насчет эксгумации, но полагаю, что никто возражать не будет. Почему бы мне не набросать текст распоряжения и дать его на подпись мировому судье, и тогда, что же, остается лишь поглядеть, что там лежит в этой могиле.
Уилл Генри стоял рядом с Холтами возле грузовика, футах в пятидесяти от того места, где под наблюдением Ламара Мэддокса работали лопатами двое черных. Он был благодарен супругам за то, что они молчали, а особенно благодарен он был за то, что не задавали лишних вопросов. С его стороны требовались гигантские усилия, чтобы удержаться и не выложить все, как есть, показать им заключение медицинской экспертизы и взять на себя всю полноту вины за то, что убийца их сына так и не пойман. Все время их пребывания с ним он находился в постоянном напряжении, челюсти плотно сжаты, а лицевые мускулы болели оттого, что он вынужден был сохранять на лице неестественное выражение.
– Уилл Генри! – окликнул его стоявший по ту сторону могилы Ламар Мэддокс. Он быстро подошел и увидел, как наверх выбираются двое черных. – Беритесь за веревку и помогайте нам. Начали! – И они стали тянуть, пока крышка гроба не оказалась на уровне грунта. – Держим! – проговорил Ламар. Они замерли, и Уилл Генри услышал шум стекающей с гроба в могилу воды. – Слава Богу, гроб не растрескался, но, как я уже говорил, это не самый сухой участок кладбища. Подождем минутку.
Вскоре перестало даже капать, и они вручную извлекли гроб из могилы, а двое могильщиков стали стирать с гроба грязь мешковиной. Лак почти весь разъело, по поверхности гроба пошли трещины, но Мэддокс оказался прав, вещь была сделана на совесть. Холт подогнал грузовик, и гроб погрузили в кузов, а потом прочно привязали веревками к бортам. Холт стал совать деньги Мэддоксу, в то время, как его жена потерянным взглядом смотрела на гроб; затем муж помог ей сесть в грузовик. Он долго и многословно благодарил Уилла Генри за помощь, сел за руль и уехал. А когда Уилл Генри с трудом влезал в свою машину, оба могильщика уже закидывали могилу землей.
Когда Уилл Генри пришел домой на обед, есть он не мог. Вместо этого он поднялся наверх и прилег. Он чувствовал себя так, словно это он раскапывал могилу, а потом засыпал ее. Болел каждый мускул, и эта боль добралась до самого сердца. Ему удалось задремать.
Разбудил его телефонный звонок. Трубку внизу сняла Кэрри.
– Уилл Генри, это тебя! – громко крикнула она, чтобы он услышал наверху. Он с трудом выбрался из постели, обулся и, все еще в полудреме, шатаясь, сошел по лестнице.
– Начальник полиции Ли у телефона.
– Начальник, это Эд Роутон из бакалейной лавки.
– Слушаю, Эд, чем могу помочь?
– Ну, я нанял сегодня утром одного цветного мальчишку подмести у меня, и я поймал его на том, что он выносил ветчину и мешок бобов. Думаю, вам лучше приехать и забрать его с собой.
– Хорошо, Эд, – устало проговорил Уилл Генри. – Я приеду минут через десять. Да, а кто этот мальчик? Как его зовут?
– Зовут его Уилли. Это парень Джесса Коула. Живет на улице «Ди».
В конце двадцатых Холмс уже стал лидером почти сотни членов законодательного органа штата, которые покровительствовали молодому адвокату из Маккрея Юджину Толмеджу и выступали против исполняющего обязанности министра сельского хозяйства штата некого Дж. Дж. Брауна, выстроившего себе нечто вроде политической империи за счет фермеров штата. Толмедж был не вполне управляем, но зато умел вести людей за собой и тем потряс воображение фермеров штата, которым нужны были как помощь со стороны штата, так и бесплатные развлечения политического характера. Холмс заметил, что, несмотря на разницу в общественном положении и мировоззрении, между Рузвельтом и Толмеджем было много общего. Для них обоих честолюбие являлось главной движущей силой, и Холмс не сомневался, что каждый из них сумеет добиться постоянной цели. А теперь небольшая гора, подле которой раскинулся городок Делано, пылала яркими красками осени, листва дуба, акации, а также то и дело попадающихся кленов сливалась с вечной зеленью сосен, и прозрачный воздух ранних ноябрьских дней наполнялся гармонией красок. Урожай был уже собран, и, как отголосок экономического бума, охватившего Америку в двадцатые годы, в атмосфере ощущался свежий ветер обновления и стабилизации. Фабрика работала три полных смены шесть дней в неделю, на железной дороге нанимали новых работников; чаще звучали звоночки механических касс в магазинах на Главной улице; в банке рос объем вкладов, и Хью Холмс полагал, что бывший школьный учитель Ирвин Диксон, по-видимому, вскоре станет первым вице-президентом банка. Благодаря руководству этого молодого человека, Холмс мог позволять себе более долгие отлучки для участия в сессиях законодательных органов, политических встречах и поездках за границу вместе с Вирджинией; и когда он возвращался на место, то находил все дела в полном порядке.
Но если процветание кого-то не затронуло, то в их числе оказались Джесс и Нелли Коулы и их сын Уилли. Все у них было зыбко и ненадежно, поскольку их существование зависело от состояния здоровья Джесса. Ему едва удавалось работать два дня в неделю на Идеса Брея, но большее он не часто мог себе позволить. Роберт, муж его сестры, когда только мог, доставал для него мелкие заказы на ремонтные и плотницкие работы, но чаще всего случалось так, что Джесс соглашался, принимался за работу, а потом заболевал и бросал ее недоделанной. Гордость не позволяла ему брать плату за невыполненный до конца заказ, даже если он уже затратил на нее какое-то время.
Нелли часто не выдерживала сроки стирки на белые семьи и из-за этого теряла заказчиков. Уилли мог найти лишь случайную работу, да и то за такую низкую плату, что в дом приносить было почти нечего. Только доброта Флосси и забота Кэрри Ли помогали Коулам хотя бы просуществовать так, чтобы душа не расставалась с телом. Уилли брал старое однозарядное ружье отца, и время от времени ему удавалось подстрелить кролика, это для них было единственное постное мясо, если не считать тех случаев, когда Кэрри или церковная община обеспечивали их индейкой на Рождество или День Благодарения. Мальчик сразу же чувствовал себя хорошо от того, что принес что-то на стол, и подобное событие мгновенно становилось ярким лучом во мраке, постепенно окутывающем их жизнь.
К осени 1927 года в жизни Уилла Генри настал если не мир, то покой. Оба убийства ушли в прошлое, а время, в основном, залечило личные душевные раны. Правда, случалось, что кто-то вспоминал о первом убийстве, и этого было достаточно, чтобы разбередить их и погрузить его на день в состояние умеренной депрессии, но подобное происходило все реже и реже.
Чувство тревоги, которое одолело Уилла Генри в один из понедельников ноября, когда он утром собирался на работу, казалось, не имело под собой никаких логических оснований, и он попытался приписать его остаточному эффекту давно забытого кошмарного сна. Но когда он приехал в участок, оно лишь усилилось и вовсе не рассеялось с началом рабочего дня. Вскоре после одиннадцати к нему в кабинет вошли двое, и какое-то провидческое прозрение подсказало ему, кто они такие. Вначале они подошли к окошку в приемной. Это были мужчина и женщина средних лет, худые и усталые, по-видимому, одетые в лучшую, воскресную одежду. Выглядели они, как брат и сестра.
Уилл Генри встал и подошел к окошку, положив руки на стойку, чтобы скрыть их дрожь. В животе у него словно что-то оборвалось. Ему захотелось в туалет.
– Доброе утро. Чем могу быть полезен? Мужчина протянул сухую, жилистую руку.
– Моя фамилия Холт. Джулиус Холт. А это моя жена.
Уилл Генри и женщина кивнули друг другу.
– А я Уилл Генри Ли. Чем я могу быть полезен?
Мужчина вынул из кармана пожелтевшую газету и расправил ее. Усилием воли Уилл Генри заставил себя не смотреть.
– Мы пристраивали новую комнату к дому – у меня ферма неподалеку от Америкуса, в Плэйнзе, – и мы взяли у соседей старые газеты, чтобы проложить щели. И наткнулись на это.
– Почему бы вам не зайти ко мне и не присесть? – Он отворил дверь в кабинет и поставил для них два стула. Когда они устроились поудобнее, Уилл Генри все же заставил себя взглянуть на развернутую страницу. Заголовок гласил: «Молодой человек найден мертвым в Делано. Полиция пытается установить его личность». На газете стояла дата, относящаяся к первым числам февраля 1920 г.
– Похоже, это наш мальчик, Джеймс. – Мужчина достал фотографию. – Этот снимок был сделан больше, чем восемь лет назад, но у нас он единственный. – На нем были изображены трое сидящих на парадном крыльце некрашеного фермерского дома. Муж и жена чинно сидели на стульях; юноша устроился на ступеньке у их ног, свесив вниз худые ноги. Родители позировали перед аппаратом с застывшими лицами; мальчик улыбался. Не было ни малейшего сомнения, кто это. – Он уехал из дома в конце января 1920 года. Нас подкосил долгоносик, и Джеймсу предложили работу в Атланте. Он там так и не появился. И мы не получили от него никакой весточки. Власти, увы, немногим нам помогли.
Уилл Генри положил фотографию на стол и глубоко вздохнул. Он заставил себя посмотреть этому человеку прямо в лицо.
– Мистер Холт, миссис Холт, к сожалению, вынужден сообщить вам, что Джеймс похоронен здесь, на нашем городском кладбище.
Женщина стала глотать ртом воздух и вцепилась в ворот платья. Мужчина выглядел так, словно его ударили.
– Вы абсолютно в этом уверены? Посмотрите еще раз.
Уилл Генри подошел к столу и вынул из нижнего ящика дело. Заслонив телом вынутую папку, он нашел фотографию, на которой была снята крупным планом одна только голова юноши, и казалось, будто он спит. Закрыв дело, он перевернул его обложкой вниз и подал снимок отцу.
– Это ведь Джеймс, верно?
Муж и жена внимательно посмотрели на снимок. Из глаз женщины полились слезы и потекли по бледным щекам. Мужчина же выглядел так, словно его вновь ударили.
– Да, это Джеймс, – подтвердил он и вернул фотографию Уиллу Генри. Обнял жену и стал неуклюже ее утешать. Затем вновь обернулся к Уиллу Генри. – Как это случилось?
Уилл Генри принял немедленное решение: солгать.
– Буквально через несколько дней после того, как он уехал от вас, произошел несчастный случай: он сорвался с обрыва. Было темно, и человек, попавший сюда впервые, не мог о нем знать. На следующее утро его нашел мальчик, разносчик газет. Документов при нем не было. Мы предположили, что он ехал не один, – ведь тогда многие снялись с мест, – и что те, кто с ним ехал, забрали его вещи.
– Вы полагаете, что его, возможно, специально столкнули вниз? – впервые заговорила женщина.
– Это ничем не подтверждается, мэм. Эти... путешественники, с кем он был, не очень-то любят представителей закона. И если умирает один из друзей, оставшиеся в живых делят между собой его пожитки и идут дальше Мы совершенно уверены в том, что именно так все и произошло. Ни у кого не могло быть ни малейшего повода убить вашего мальчика.
Настала тишина, и он помолился про себя, чтобы они приняли его версию.
– Понятно, – еле слышно выговорила она.
– Хотелось бы забрать его домой, – заявил муж. – У нас есть грузовик. Как вы думаете, это можно организовать?
Уилл Генри засомневался. Он не был уверен, уцелел ли дешевенький гроб за эти семь лет.
– Почему бы вам не отдохнуть, пока я наведу справки? На плите стоит кофе, а комната отдыха совсем рядом. Я скоро вернусь.
Он вышел в соседнюю дверь и позвонил по телефону хозяину похоронного бюро Ламару Мэддоксу.
Мэддокс был далеко не в восторге.
– Уилл Генри, я не имею ни малейшего представления, что по происшествии всех этих лет мы обнаружим в могиле. То есть, гроб был хороший, сосновый, но это же не саркофаг, а участок, принадлежащий городу, расположен не на самом сухом месте. Потом вы же знаете, что я мастер хоронить, но мне еще ни разу не приходилось выкапывать. Не знаю, чего и ждать. Послушайте, побудьте с ними минутку, а я сейчас приеду и сам поговорю.
Через пару минут задыхающийся Мэддокс прибыл в участок. После взаимных представлений он сел и принял самое что ни на есть профессионально-утешительное выражение лица.
– Послушайте, мистер Холт, я знаю, каким тяжелым ударом все случившееся было для вас, но я полагаю, что мы вместе сумеем непредвзято разобраться в ситуации. Считаю, и заявляю это, как профессионал, что вам станет намного легче, если Джеймс будет покоиться там же, где и сейчас, а я бы с вашего разрешения соорудил на его могиле отличный надгробный памятник. Ну, как, согласны, что это было бы наилучшим решением?
Холты долго смотрели друг на друга, и, в конце концов, женщина покачала головой. Мужчина же повернулся к владельцу похоронного салона:
– Мистер Мэддокс, вы дали нам бесценный совет, мы это отлично понимаем, но нам все же хотелось бы забрать домой нашего мальчика, и мы были бы вам более, чем признательны, если бы вы могли устроить так, чтобы мы сделали это уже сегодня. Убедительно просим вас это сделать.
Мэддокс вздохнул и хлопнул ладонями по коленям.
– Ну, раз вы уверены в том, что хотите именно этого... – Он отозвал Уилла Генри в коридор. – Послушайте, я даже не знаю, какие существуют законы насчет эксгумации, но полагаю, что никто возражать не будет. Почему бы мне не набросать текст распоряжения и дать его на подпись мировому судье, и тогда, что же, остается лишь поглядеть, что там лежит в этой могиле.
Уилл Генри стоял рядом с Холтами возле грузовика, футах в пятидесяти от того места, где под наблюдением Ламара Мэддокса работали лопатами двое черных. Он был благодарен супругам за то, что они молчали, а особенно благодарен он был за то, что не задавали лишних вопросов. С его стороны требовались гигантские усилия, чтобы удержаться и не выложить все, как есть, показать им заключение медицинской экспертизы и взять на себя всю полноту вины за то, что убийца их сына так и не пойман. Все время их пребывания с ним он находился в постоянном напряжении, челюсти плотно сжаты, а лицевые мускулы болели оттого, что он вынужден был сохранять на лице неестественное выражение.
– Уилл Генри! – окликнул его стоявший по ту сторону могилы Ламар Мэддокс. Он быстро подошел и увидел, как наверх выбираются двое черных. – Беритесь за веревку и помогайте нам. Начали! – И они стали тянуть, пока крышка гроба не оказалась на уровне грунта. – Держим! – проговорил Ламар. Они замерли, и Уилл Генри услышал шум стекающей с гроба в могилу воды. – Слава Богу, гроб не растрескался, но, как я уже говорил, это не самый сухой участок кладбища. Подождем минутку.
Вскоре перестало даже капать, и они вручную извлекли гроб из могилы, а двое могильщиков стали стирать с гроба грязь мешковиной. Лак почти весь разъело, по поверхности гроба пошли трещины, но Мэддокс оказался прав, вещь была сделана на совесть. Холт подогнал грузовик, и гроб погрузили в кузов, а потом прочно привязали веревками к бортам. Холт стал совать деньги Мэддоксу, в то время, как его жена потерянным взглядом смотрела на гроб; затем муж помог ей сесть в грузовик. Он долго и многословно благодарил Уилла Генри за помощь, сел за руль и уехал. А когда Уилл Генри с трудом влезал в свою машину, оба могильщика уже закидывали могилу землей.
Когда Уилл Генри пришел домой на обед, есть он не мог. Вместо этого он поднялся наверх и прилег. Он чувствовал себя так, словно это он раскапывал могилу, а потом засыпал ее. Болел каждый мускул, и эта боль добралась до самого сердца. Ему удалось задремать.
Разбудил его телефонный звонок. Трубку внизу сняла Кэрри.
– Уилл Генри, это тебя! – громко крикнула она, чтобы он услышал наверху. Он с трудом выбрался из постели, обулся и, все еще в полудреме, шатаясь, сошел по лестнице.
– Начальник полиции Ли у телефона.
– Начальник, это Эд Роутон из бакалейной лавки.
– Слушаю, Эд, чем могу помочь?
– Ну, я нанял сегодня утром одного цветного мальчишку подмести у меня, и я поймал его на том, что он выносил ветчину и мешок бобов. Думаю, вам лучше приехать и забрать его с собой.
– Хорошо, Эд, – устало проговорил Уилл Генри. – Я приеду минут через десять. Да, а кто этот мальчик? Как его зовут?
– Зовут его Уилли. Это парень Джесса Коула. Живет на улице «Ди».
Глава 28
Когда Уилл Генри прибыл в бакалейную лавку Роутона, тот складывал в сумку купленный товар, одновременно расточая любезности покупательнице. Уилл Генри осмотрелся, но не заметил Уилли. Он подождал, пока Роутон не кончит обслуживать клиентку.
– Привет, Уилл Генри. Извините, что вытащил вас сюда.
– Это моя работа, Эд. Где мальчик?
Роутон бросил взгляд в конец лавки. И усмехнулся.
– Положил его на лед.
Он отомкнул висячий замок и распахнул массивную дверь ледника. Уилли сидел на полу, страшно дрожа и подогнув колени к груди. Уилл Генри бросил взгляд на Эда Роутона, тот же отвел глаза.
– Больше негде было его запереть.
Уилл Генри помог мальчику встать. И с удивлением увидел, что тот вытянулся почти до шести футов, хотя и оставался худым. Под глазом у мальчика был синяк.
– Уилли, иди, садись в машину и грейся. Я сейчас приду.
Мальчик вышел. Эд Роутон забеспокоился.
– Да он убежит!
Уилл Генри покачал головой.
– Я знаю Уилли. Когда у меня была ферма, его семья там работала. Никуда он не уйдет. Да, а вы что, задали ему трепку?
Роутон все еще смотрел в сторону.
– Я страшно рассердился. Дал парню работу, а он тащит у меня ветчину. Уилл Генри кивнул.
– Эд, вам обязательно надо подавать на него в суд? Отец у мальчика давно болеет, у них в доме и без того плохо. Впредь он будет вести себя как следует.
Роутон покачал головой.
– Я обязан это сделать, Уилл Генри. Если ему это сойдет с рук, то все ниггеры из Брэйтауна явятся набивать подол рубашки товарами из моего магазина. Я обязан быть жестким, иначе тут начнут воровать с закрытыми глазами. Сами понимаете. Но я вам вот что скажу. Он не получит много. Обвинение будет по минимуму. Как это можно назвать, мелкая кража?
Уилл Генри кивнул.
– Это будет квалифицироваться всего лишь как правонарушение. По крайней мере, его не отправят в лагерь. Спасибо, Эд. – Он вышел из магазина и прошел к машине. Уилли все еще дрожал. Уилл Генри влез внутрь и включил обогреватель.
– Зачем ты это сделал, Уилли? Ты же знаешь, как это огорчит твою маму.
По лицу мальчика ручьем потекли слезы.
– Скоро День Благодарения. А в доме ничего. – Говорил он тихо, но Уилл Генри понял, что голос у мальчика переменился. Уилли становится мужчиной.
– Ты же знаешь, что мог бы зайти к нам. Или к Флосси. И, кроме того, церковь на День Благодарения обязательно даст вам индейку.
Уилли покачал головой.
– Мама сказала, что мы больше ни у кого не возьмем ничего. А мистер Роутон платит мне десять центов в час. На такие деньги ничего не купишь.
Уилл Генри порылся в карманах и выудил две долларовые бумажки. И засунул их в карман рубашки мальчика.
– А теперь послушай-ка. Мы не скажем правды. Не надо говорить маме, откуда эти деньги. Скажи, что нашел случайную работу. Теперь, если в доме опять ничего не будет, обязательно приходи ко мне, и я помогу. И ты никому об этом не расскажешь. Договорились?
Из глаз Уилли опять полились слезы.
– Да, сэр. Договорились. Да, сэр.
– Но про Роутона рассказать придется. Это уже от меня не зависит. Суд соберется завтра, и Роутон собирается предъявить обвинение в мелкой краже. Но не бойся, в лагерь за это не посылают. Скорее всего, тебя приговорят к какому-то сроку в городской тюрьме. Но поскольку я тут, все будет в порядке. А теперь перестань плакать, и мы поедем к маме.
Уилл Генри приехал на улицу «Ди» и поговорил с Нелли, не заходя в дом. В доме находился Джесс, страдающий от очередного приступа малярии. Нелли выслушала новости молча, но Уилл Генри видел, что она сердита и сильно уязвлена.
– Вот что, Нелли, Уилли останется здесь на ночь. Суд состоится завтра, и он должен явиться ровно в девять. Ясно? Мистер Роутон согласился предъявить обвинение по минимуму, это значит, что вместо лагеря графства ему грозит городская тюрьма. Так что он останется в Делано, и ты сможешь навещать его. Причем это ненадолго.
Она кивнула. Зубы у нее были стиснуты, и непроизвольно дергалась челюсть.
– Я уже как следует поговорил с Уилли, и вдобавок его отмолотил мистер Роутон. Он получил хороший урок, да и взрослый он уже для шлепков, так что будь с ним поспокойнее, ладно? – Нелли еще раз кивнула. – Значит, завтра вы оба являетесь в городской совет в девять утра. С Джессом посидит Флосси. Не забывай, Нелли, что я оставляю Уилли на твое попечение вместо того, чтобы засадить его на ночь в камеру, что, кстати, я обязан сделать, так что если вы не явитесь вовремя, у меня будут большие неприятности.
– Мы придем, мистер Уилл Генри, – заверила Нелли. – И мы благодарим за то, что Уилли остался дома. – Она говорила, а сама смотрела куда-то в сторону, мысли ее витали где-то далеко, и наполнены они были мраком и отчаянием. Где-то в доме раздался шум, а затем громкий стон, – Надо идти к Джессу, – проговорила она.
Уилл Генри медленно возвращался в участок, сердце его переполнялось горечью и жалостью к Джессу и Нелли
Коулам. Мало им того, что было, так еще и это. А случилось все из-за парня Спенсов. Чувство жалости сменилось чувством вины, да еще на это наложилась встреча с родителями убитого мальчика. Такого он уже не в состоянии был вынести.
Когда он заходил в участок, там надрывался телефон.
– Говорит начальник полиции Делано Ли.
– Начальник? Это звонит Т. Т. Браун. А, представитель компании по изготовлению полицейского имущества. Уилл Генри регулярно виделся с ним два раза в год, но Браун еще ни разу не звонил по телефону.
– Как поживаете, мистер Браун?
– Превосходно, просто превосходно. На будущей неделе направляюсь в ваши края. Если позволите, заеду к вам.
– Да конечно, мне как раз нужны кое-какие мелочи.
– Хорошо, но звоню я не поэтому. На прошлой неделе мы получили заказ из Делано.
– Я ничего не заказывал.
– Я знаю. Заказ, похоже, от гражданского лица. Такие заказы мы получаем время от времени, но широкой публике мы наших товаров на продаем. Если кто-то хочет купить что-то из нашего каталога, мы просим сделать заказ через местное полицейское управление; тогда у нас не возникает ненужных проблем.
– Понятно. Так кто же направил заказ, и что конкретно было заказано?
– Заказ безымянный. Просто просьба выслать две пары наручников с приложением денежного ордера на соответствующую сумму, а в качестве адреса указывается абонементный ящик в Делано. Номер восемьдесят два. Не исключено, что это ребенок, такие случаи бывают сплошь и рядом. Они хотят играть в «сыщиков и воров» и копят деньги, чтобы купить «настоящее». Тем не менее, я решил, что вам следует знать об этом. Фирма уже вернула деньги с письмом, где дается совет действовать через вас.
– Что ж, спасибо за информацию, мистер Браун, и заезжайте, когда будете у нас. – Уилл Генри повесил трубку. Он так и не понял, почему Браун взял на себя труд позвонить. Деньги возвращены, значит, и делу конец. Весьма сомнительно, чтобы кто-нибудь пришел к нему разместить через полицейское управление заказ на наручники. И он занялся другими делами. Лишь бы отвлечься. Вот письмо от группы женщин, желающих, чтобы у них на углу поставили знак «Стоп». Он пометил, что это письмо следует показать в городском совете Уиллису Гриру, и положил его в отделение для исходящей корреспонденции, чтобы не забыть захватить его с собой, когда он туда поедет.
Вечером он рассказал дома о задержании Уилли.
– Бедная Нелли! – проговорила Кэрри. – Я прослежу за тем, чтобы ее фамилия была включена в список получающих индейку. И еще поговорю с Фрэнком Мадтером и попрошу его почаще присматривать за Джессом. Я бы сама к ней съездила, но я слишком хорошо знаю Нелли и понимаю, что этим только поставлю ее в неловкое положение. Знаю, сколько ей потребовалось душевных сил, чтобы обратиться к нам, когда Хосс Спенс выбросил их. Она терпеть не может просить о помощи, даже у Флосси и Роберта. Знаешь, следует подумать, как найти для нее постоянную работу, которая была бы ей по силам. Или что-то подобное для Уилли, хотя теперь, когда все узнают, что произошло у Роутона, вряд ли что получится. А она так старалась, чтобы он продолжал учиться в школе, и если бы ей удалось продержаться, он бы в будущем году окончил школу. Флосси говорит, что он умен и сообразителен. Первый ученик в классе.
– Завтра намекну на это судье; может быть, поможет.
Они поужинали и поболтали, но Кэрри и дети видели, что Уилла Генри опять терзает его личный демон.
Уилли получил десять дней с отбыванием срока в городской тюрьме. Мать дала показания, что у него раньше не было никаких неприятностей и что он прилежный ученик. Уилл Генри засвидетельствовал, что знает мальчика с младенчества, что он хороший работник и родители воспитывали его надлежащим образом. Уилли принес публичные извинения Эду Роутону за кражу, и Роутон заявил, что наказание, по его мнению, не должно быть слишком уж строгим. Мировой судья Джим Бус, по совместительству владелец фуражной лавки, отнесся к обвиняемому с симпатией, но заявил, что мальчику должен быть преподан урок. Результатом было десять дней общественных работ на улицах города под надзором управляющего городским хозяйством. Уилл Генри передал его в распоряжение Уиллиса Грира сразу же, как закончился суд. Роберт отвез Нелли домой в машине Ли, а Флосси было официально поручено начальником полиции приносить заключенному правонарушителю, оплаченное городом питание. В тюрьме он оказался единственным заключенным.
Уилл Генри совершал свои регулярные осмотры и объезды как-то бездумно, отрешенно, находясь в очередном приступе депрессии. Он приехал в участок к шести часам, к моменту, когда ему должны были доставить заключенного.
– Как прошел день, Уилли? Какую работу задал тебе мистер Грир?
– Я вычищал листья из уличных дренажных стоков. Завтра, – сказал он, – буду заниматься тем же.
– Нет, десять дней – это недолго. В конце будущей недели срок уже истечет.
– Да, сэр.
Флосси принесла Уилли ужин и задержалась у него поболтать, пока Уилл Генри ездил домой поесть. Дверь камеры он оставил незапертой, а по дороге подумал, что здесь Уилли поест гораздо лучше, чем у себя дома. На обратном пути Уилл Генри вдруг испугался, подумав, что Уилли мог сбежать. Но Уилли был на месте, он глазел в окно, а дверь камеры все еще была не заперта. Флосси уже ушла. И Уилл Генри задумался, почему это вдруг ему пришло в голову усомниться в мальчике.
– Все в порядке, Уилли?
– Да, сэр. Теперь вы меня запрете?
– Да, так что устраивайся. Тут много одеял, и я еще перед уходом подкину в печку угля. Тебе будет удобно. – И Уилл Генри затворил дверь и стал запирать ее.
Уилли отскочил от окна и вцепился в решетку, выпучив глаза от страха.
– Вы ведь меня тут одного не оставите, да, мистер Уилл Генри? Ведь не оставите?
Уилл Генри просунул руки через решетки и положил их на плечи мальчику.
– Ну, сынок, я же не могу остаться здесь на всю ночь. Ты в полной безопасности. Все в порядке.
Уилли схватил Уилла Генри за запястья и расплакался.
– Ой, не надо, сэр. Не могу один! Мне тут страшно! Пожалуйста, сэр, мистер Уилл Генри, не надо со мною так! Не оставляйте меня одного! Пожалуйста!
Уилл Генри задумался.
– Привет, Уилл Генри. Извините, что вытащил вас сюда.
– Это моя работа, Эд. Где мальчик?
Роутон бросил взгляд в конец лавки. И усмехнулся.
– Положил его на лед.
Он отомкнул висячий замок и распахнул массивную дверь ледника. Уилли сидел на полу, страшно дрожа и подогнув колени к груди. Уилл Генри бросил взгляд на Эда Роутона, тот же отвел глаза.
– Больше негде было его запереть.
Уилл Генри помог мальчику встать. И с удивлением увидел, что тот вытянулся почти до шести футов, хотя и оставался худым. Под глазом у мальчика был синяк.
– Уилли, иди, садись в машину и грейся. Я сейчас приду.
Мальчик вышел. Эд Роутон забеспокоился.
– Да он убежит!
Уилл Генри покачал головой.
– Я знаю Уилли. Когда у меня была ферма, его семья там работала. Никуда он не уйдет. Да, а вы что, задали ему трепку?
Роутон все еще смотрел в сторону.
– Я страшно рассердился. Дал парню работу, а он тащит у меня ветчину. Уилл Генри кивнул.
– Эд, вам обязательно надо подавать на него в суд? Отец у мальчика давно болеет, у них в доме и без того плохо. Впредь он будет вести себя как следует.
Роутон покачал головой.
– Я обязан это сделать, Уилл Генри. Если ему это сойдет с рук, то все ниггеры из Брэйтауна явятся набивать подол рубашки товарами из моего магазина. Я обязан быть жестким, иначе тут начнут воровать с закрытыми глазами. Сами понимаете. Но я вам вот что скажу. Он не получит много. Обвинение будет по минимуму. Как это можно назвать, мелкая кража?
Уилл Генри кивнул.
– Это будет квалифицироваться всего лишь как правонарушение. По крайней мере, его не отправят в лагерь. Спасибо, Эд. – Он вышел из магазина и прошел к машине. Уилли все еще дрожал. Уилл Генри влез внутрь и включил обогреватель.
– Зачем ты это сделал, Уилли? Ты же знаешь, как это огорчит твою маму.
По лицу мальчика ручьем потекли слезы.
– Скоро День Благодарения. А в доме ничего. – Говорил он тихо, но Уилл Генри понял, что голос у мальчика переменился. Уилли становится мужчиной.
– Ты же знаешь, что мог бы зайти к нам. Или к Флосси. И, кроме того, церковь на День Благодарения обязательно даст вам индейку.
Уилли покачал головой.
– Мама сказала, что мы больше ни у кого не возьмем ничего. А мистер Роутон платит мне десять центов в час. На такие деньги ничего не купишь.
Уилл Генри порылся в карманах и выудил две долларовые бумажки. И засунул их в карман рубашки мальчика.
– А теперь послушай-ка. Мы не скажем правды. Не надо говорить маме, откуда эти деньги. Скажи, что нашел случайную работу. Теперь, если в доме опять ничего не будет, обязательно приходи ко мне, и я помогу. И ты никому об этом не расскажешь. Договорились?
Из глаз Уилли опять полились слезы.
– Да, сэр. Договорились. Да, сэр.
– Но про Роутона рассказать придется. Это уже от меня не зависит. Суд соберется завтра, и Роутон собирается предъявить обвинение в мелкой краже. Но не бойся, в лагерь за это не посылают. Скорее всего, тебя приговорят к какому-то сроку в городской тюрьме. Но поскольку я тут, все будет в порядке. А теперь перестань плакать, и мы поедем к маме.
Уилл Генри приехал на улицу «Ди» и поговорил с Нелли, не заходя в дом. В доме находился Джесс, страдающий от очередного приступа малярии. Нелли выслушала новости молча, но Уилл Генри видел, что она сердита и сильно уязвлена.
– Вот что, Нелли, Уилли останется здесь на ночь. Суд состоится завтра, и он должен явиться ровно в девять. Ясно? Мистер Роутон согласился предъявить обвинение по минимуму, это значит, что вместо лагеря графства ему грозит городская тюрьма. Так что он останется в Делано, и ты сможешь навещать его. Причем это ненадолго.
Она кивнула. Зубы у нее были стиснуты, и непроизвольно дергалась челюсть.
– Я уже как следует поговорил с Уилли, и вдобавок его отмолотил мистер Роутон. Он получил хороший урок, да и взрослый он уже для шлепков, так что будь с ним поспокойнее, ладно? – Нелли еще раз кивнула. – Значит, завтра вы оба являетесь в городской совет в девять утра. С Джессом посидит Флосси. Не забывай, Нелли, что я оставляю Уилли на твое попечение вместо того, чтобы засадить его на ночь в камеру, что, кстати, я обязан сделать, так что если вы не явитесь вовремя, у меня будут большие неприятности.
– Мы придем, мистер Уилл Генри, – заверила Нелли. – И мы благодарим за то, что Уилли остался дома. – Она говорила, а сама смотрела куда-то в сторону, мысли ее витали где-то далеко, и наполнены они были мраком и отчаянием. Где-то в доме раздался шум, а затем громкий стон, – Надо идти к Джессу, – проговорила она.
Уилл Генри медленно возвращался в участок, сердце его переполнялось горечью и жалостью к Джессу и Нелли
Коулам. Мало им того, что было, так еще и это. А случилось все из-за парня Спенсов. Чувство жалости сменилось чувством вины, да еще на это наложилась встреча с родителями убитого мальчика. Такого он уже не в состоянии был вынести.
Когда он заходил в участок, там надрывался телефон.
– Говорит начальник полиции Делано Ли.
– Начальник? Это звонит Т. Т. Браун. А, представитель компании по изготовлению полицейского имущества. Уилл Генри регулярно виделся с ним два раза в год, но Браун еще ни разу не звонил по телефону.
– Как поживаете, мистер Браун?
– Превосходно, просто превосходно. На будущей неделе направляюсь в ваши края. Если позволите, заеду к вам.
– Да конечно, мне как раз нужны кое-какие мелочи.
– Хорошо, но звоню я не поэтому. На прошлой неделе мы получили заказ из Делано.
– Я ничего не заказывал.
– Я знаю. Заказ, похоже, от гражданского лица. Такие заказы мы получаем время от времени, но широкой публике мы наших товаров на продаем. Если кто-то хочет купить что-то из нашего каталога, мы просим сделать заказ через местное полицейское управление; тогда у нас не возникает ненужных проблем.
– Понятно. Так кто же направил заказ, и что конкретно было заказано?
– Заказ безымянный. Просто просьба выслать две пары наручников с приложением денежного ордера на соответствующую сумму, а в качестве адреса указывается абонементный ящик в Делано. Номер восемьдесят два. Не исключено, что это ребенок, такие случаи бывают сплошь и рядом. Они хотят играть в «сыщиков и воров» и копят деньги, чтобы купить «настоящее». Тем не менее, я решил, что вам следует знать об этом. Фирма уже вернула деньги с письмом, где дается совет действовать через вас.
– Что ж, спасибо за информацию, мистер Браун, и заезжайте, когда будете у нас. – Уилл Генри повесил трубку. Он так и не понял, почему Браун взял на себя труд позвонить. Деньги возвращены, значит, и делу конец. Весьма сомнительно, чтобы кто-нибудь пришел к нему разместить через полицейское управление заказ на наручники. И он занялся другими делами. Лишь бы отвлечься. Вот письмо от группы женщин, желающих, чтобы у них на углу поставили знак «Стоп». Он пометил, что это письмо следует показать в городском совете Уиллису Гриру, и положил его в отделение для исходящей корреспонденции, чтобы не забыть захватить его с собой, когда он туда поедет.
Вечером он рассказал дома о задержании Уилли.
– Бедная Нелли! – проговорила Кэрри. – Я прослежу за тем, чтобы ее фамилия была включена в список получающих индейку. И еще поговорю с Фрэнком Мадтером и попрошу его почаще присматривать за Джессом. Я бы сама к ней съездила, но я слишком хорошо знаю Нелли и понимаю, что этим только поставлю ее в неловкое положение. Знаю, сколько ей потребовалось душевных сил, чтобы обратиться к нам, когда Хосс Спенс выбросил их. Она терпеть не может просить о помощи, даже у Флосси и Роберта. Знаешь, следует подумать, как найти для нее постоянную работу, которая была бы ей по силам. Или что-то подобное для Уилли, хотя теперь, когда все узнают, что произошло у Роутона, вряд ли что получится. А она так старалась, чтобы он продолжал учиться в школе, и если бы ей удалось продержаться, он бы в будущем году окончил школу. Флосси говорит, что он умен и сообразителен. Первый ученик в классе.
– Завтра намекну на это судье; может быть, поможет.
Они поужинали и поболтали, но Кэрри и дети видели, что Уилла Генри опять терзает его личный демон.
Уилли получил десять дней с отбыванием срока в городской тюрьме. Мать дала показания, что у него раньше не было никаких неприятностей и что он прилежный ученик. Уилл Генри засвидетельствовал, что знает мальчика с младенчества, что он хороший работник и родители воспитывали его надлежащим образом. Уилли принес публичные извинения Эду Роутону за кражу, и Роутон заявил, что наказание, по его мнению, не должно быть слишком уж строгим. Мировой судья Джим Бус, по совместительству владелец фуражной лавки, отнесся к обвиняемому с симпатией, но заявил, что мальчику должен быть преподан урок. Результатом было десять дней общественных работ на улицах города под надзором управляющего городским хозяйством. Уилл Генри передал его в распоряжение Уиллиса Грира сразу же, как закончился суд. Роберт отвез Нелли домой в машине Ли, а Флосси было официально поручено начальником полиции приносить заключенному правонарушителю, оплаченное городом питание. В тюрьме он оказался единственным заключенным.
Уилл Генри совершал свои регулярные осмотры и объезды как-то бездумно, отрешенно, находясь в очередном приступе депрессии. Он приехал в участок к шести часам, к моменту, когда ему должны были доставить заключенного.
– Как прошел день, Уилли? Какую работу задал тебе мистер Грир?
– Я вычищал листья из уличных дренажных стоков. Завтра, – сказал он, – буду заниматься тем же.
– Нет, десять дней – это недолго. В конце будущей недели срок уже истечет.
– Да, сэр.
Флосси принесла Уилли ужин и задержалась у него поболтать, пока Уилл Генри ездил домой поесть. Дверь камеры он оставил незапертой, а по дороге подумал, что здесь Уилли поест гораздо лучше, чем у себя дома. На обратном пути Уилл Генри вдруг испугался, подумав, что Уилли мог сбежать. Но Уилли был на месте, он глазел в окно, а дверь камеры все еще была не заперта. Флосси уже ушла. И Уилл Генри задумался, почему это вдруг ему пришло в голову усомниться в мальчике.
– Все в порядке, Уилли?
– Да, сэр. Теперь вы меня запрете?
– Да, так что устраивайся. Тут много одеял, и я еще перед уходом подкину в печку угля. Тебе будет удобно. – И Уилл Генри затворил дверь и стал запирать ее.
Уилли отскочил от окна и вцепился в решетку, выпучив глаза от страха.
– Вы ведь меня тут одного не оставите, да, мистер Уилл Генри? Ведь не оставите?
Уилл Генри просунул руки через решетки и положил их на плечи мальчику.
– Ну, сынок, я же не могу остаться здесь на всю ночь. Ты в полной безопасности. Все в порядке.
Уилли схватил Уилла Генри за запястья и расплакался.
– Ой, не надо, сэр. Не могу один! Мне тут страшно! Пожалуйста, сэр, мистер Уилл Генри, не надо со мною так! Не оставляйте меня одного! Пожалуйста!
Уилл Генри задумался.