Задорнов Николай Павлович. Амур-батюшка (Книга 2)

   - Эти пуговицы у меня на шубе и на шапке. Это самая большая моя драгоценность. Я тогда подумал, что Позя дал мне счастье. Ты мой благодетель... А я думал, не дух ли лесов принес мне счастье! Не может быть, думаю, что за мясо и рыбу кто-то дал мне это.
   Иван, бывало, отправляясь далеко, брал с собой старые солдатские пуговицы.
   - Ты наш брат! Охотишься так же, как мы! - говорил тунгус с нездорово полным лицом.
   В этот вечер старый орочен с таинственным видом долго рассказывал Ивану про жизнь на Горюне и про здешние беды. Оказалось, что Синдан палкой убил в припадке злости человека на озере, сына почтеннейшего тунгуса. Тот был гордый, молодой, из славного рода.
   Иван сделал вид, что не то не придает этому значения, не то не понял, о чем речь. Он угостил своих новых знакомых водкой и сам выпил. Вдруг, усмехаясь, он сказал, что золоченые пуговицы - штука совсем не ценная.
   Старик - обладатель двух пуговиц - растерялся.
   - Вот ценность! Купи! - показал Иван ему ружье. - А пуговицы теперь подешевели, - добавил он, видя, что старик готов обидеться. - Конечно, и теперь дорогие, но уж не так... Не сильно дорогие!
   * * *
   После сна работать легко. Но когда солнце разгоралось, над рекой, несшейся в узкой трещине между крутых скал, воздух накалялся, шест тяжелел. Мошка роями вилась вокруг. Лодки шли теперь в тени скал. Местами скалы расступались, отходя от реки подальше и образуя на берегах довольно широкую долину между гор, поросшую дубом, липой, кленом, осиной.
   - Сосчитай, сколько раз шестом толкнулся, - говорил Иван Ваське. - С двух толчков, однако, на полвершка поднялись. Сопки видал с Амура? Вот мы сейчас по воде на них забираемся.
   - Балана-балана*... - заводил сказку Савоська. Проезжая родные места, он все время что-нибудь вспоминал и рассказывал. - Вот эта самая гора... Кыа-гыу называется - такой большой кривун. А во-он! - показал старик на острый черный камень, торчащий из воды. - Этот камень называется Кфде-Чихани. Когда-то самый первый наш Самар по Горюну на бате** ехал. Видит - вон на том камне сидит птица Корэ. Большая такая птица, железная птица. Самар потихоньку шел, шел на лодке, думал: "Эту бы птицу убить!" Стрелял, да не попал. Корэ крыльями замахала - улетела. Далеко улетела. Где Хабаровка, там есть такая скала большая - как раз там села. А где стрела попала в камень, метка есть, маленько видать. Вот сейчас ближе пойдем, гляди...
   _______________
   * Б а л а н а-б а л а н а - далеко-далеко (нанайское).
   ** Б а т - лодка, долбленная из цельного дерева, обычно из
   тополя.
   - Что, шибко большая была стрела? - спросил Иван, желая завести разговор и как-нибудь оживить измученных гребцов.
   - У-у! Старые люди большие были! Большие стрелы таскали. Сохатого как стреляли - так насквозь!
   - И ружья не нужно было, - отозвался гребец с другой лодки. Там тоже слушали Савоську.
   - Один раз тамбовский мужик огород копал, табак садил. Старую железную рубашку нашел, в которой воевали. Я сам помню, как такие рубашки на войну надевали. Такая длинная рубашка. Только он шибко большую рубаху нашел. Я видел, подумал, какой большой человек был. Во-он метка, смотри! меняясь в лице, быстро подтолкнул он локтем Ваську.
   Лодка шла мимо черного камня. Тут глубоко, подойти к камню на шестах нельзя, на веслах тоже трудно - быстрое течение. Иван не хотел зря тратить силы гребцов. Васька издали заметил на камне углубление, как бы выбитое чем-то острым, но рассмотреть камень не пришлось.
   - А во-он Бохтор-сопка! Тут такие ямы есть. Это давно было, древние люди жили... - продолжал старый гольд. - А там, где нашли железную рубашку, - это жили амба-лоча. Давно было. Балана-балана...
   - Кто такие амба-лоча? - спросил Иван.
   - Разве ты не знаешь?
   - Что-то не слыхал...
   - Не ври... Назывались амба-лоча черти... Их боялись...
   - Амба-лоча - это они нас так прежде величали. Это русские черти...
   - Амба-лоча не настоящие русские, не такие, как теперь, - поспешно объяснил Савоська.
   - Как не такие? - спросил Иван. - Вот, гляди на меня, я настоящий амба-лоча! Амба-лоча ели детей, всех убивали! Так про нас говорили маньчжуры.
   Гольды засмеялись.
   - Амба-лоча, - повторяли они.
   - Ты расскажи, как деревня Бохтор сгорела, - попросил кто-то с другой лодки.
   - На этой стороне Горюна на сопке пожар был, - охотно отозвался Савоська. - А бохторские на Амур или в Сан-Син торговать собрались. Говорили: огонь через речку не пойдет. Обратно пришли, смотрят: юрт нету, амбара нету - все сгорело. Такой ветер был, через Горюн головешки кидал, вся деревня сгорела!..
   Вскоре добрались до устья речки Бохтора. Там стояли не глинобитные, а бревенчатые дома, похожие на жилища якутов. Рядом амбары на свайках. На деревьях белели черепа медведей.
   - Медвежье место, - сказал Савоська. - Сейчас медведь по Бохтор-речке бегает, купается.
   Вдали шумели водопады, и река между еловых лесов была вся в белой накипи. Лодки пристали к берегу. Толпа гольдов и множество лохматых линяющих собак встретили торговцев на берегу. Перед Савоськой бохторцы падали на колени и кланялись. Савоська, в свою очередь, низко кланялся бохторским старикам и старухам. Он с ними одного рода: и сам он и предки его с Горюна.
   Васька помогал Ивану, приносил товары, укладывал меха. Он делал все старательно.
   В Бохторе ночевали и торговали. На рассвете все поднялись. Караван тронулся дальше.
   Из ветвей густого прибрежного леса клубится туман и плывет над утренней рекой. Он так валит, словно в глубине леса бушует невидимый пожар и густой дым с силой бьет оттуда. Солнце взошло за тайгой, туман ярко порозовел, стал прозрачным. Ваське стало видно с лодки, как в розовом тумане среди листвы перелетают птицы.
   - Сегодня через самый страшный перекат пойдем, - говорит Савоська. Вода как в котле кипит.
   - Сегодня у меня работать, не зевать, - грозно предупредил Иван всех работников, - а то выброшу в пустоплесье!*
   _______________
   * П у с т о п л е с ь е - пустой плес, пустынный берег.
   Лодки долго шли по тихой воде вдоль низменного болотистого берега, поросшего лиственницами и березками. К полудню послышался гул, начались частые отмели. По крутому руслу вода сильным потоком неслась между ними, как по песчаному стоку.
   Теперь сопки ближе подошли к реке, стало мельче. Наклон дна, по которому падал Горюн, становился круче. Река зашумела, разбиваясь на множество рукавов. Появились острова, похожие на плотбища*, сплошь заваленные белым мертвым лесом, страшными изогнутыми рассошинами, развилинами, корягами, корневищами. Поднявшись из воды, груды плавника громоздились высоко. Начались сплошные перекаты.
   Миновали завалы и перекаты, и, казалось, река стихла. Но вот обошли по протоке остров, и река снова, вся в пене, бешено понеслась навстречу.
   - Кой, кой!** - заорал Савоська.
   _______________
   * П л о т б и щ е - место, где из сплавного леса сплачиваются
   плоти.
   ** К о й - крик о помощи.
   У него сломался шест. Лодку понесло вниз, глухо ударяя днищем о камни.
   - На мель, на мель! - крикнул Иван.
   Савоська правил на косу. Вскоре лодка с шуршанием села в пески. На выручку спустились вниз по течению две другие лодки. Гребцы слезли и пробовали помогать. По колено в шумной, сбивающей с ног воде гольды бродили вокруг лодки, держась руками за борта, толкали без толку.
   - Илюшка, иди сюда! - звали они.
   - Илья, иди помоги им, - сказал Иван.
   Подошла четвертая лодка.
   Парень неторопливо разулся, слез, налег грудью на скошенную корму, натужился. Лодка зашуршала днищем по песку.
   - У-у, Илюска! Илюска! - обрадовались гребцы.
   Когда лодка сошла с косы и караван снова тронулся, гольды о чем-то по-своему кричали Бердышову.
   - Илья, тебя хвалят! - крикнул Иван парню. - Говорят, никто не мог снять, а ты слез и сдвинул. "Вот, - говорят, - девки бы видели!.."
   У Савоськиной лодки треснуло днище, в нее быстрее набиралась вода. На одном из островов решили сделать привал. Товары выгрузили на берег, и Савоська стал заделывать трещину мхом. Иван решил ехать дальше.
   - Ты нас догонишь, - сказал он старику.
   - А в Ноан поедем? - спросил Савоська.
   В Ноане жил Синдан - хозяин речки. Ивану надо было повидаться с ним, но Синдан в отъезде.
   Савоська-Чумбока родился в Ноане. Там все ему родственники. Ноан стоял в стороне на протоке, надо было сделать крюк, чтобы попасть туда.
   - Если хочешь, съезди в Ноан, - усмехаясь, сказал Бердышов. - Да только, когда приедет Синдан, не поддавайся.
   - Зачем же, Ваня, поддаваться!
   - Помни!
   - Конечно! Забуду, что ль! А ты сам, когда его встретишь, что будешь делать?
   Иван усмехнулся.
   - Уж что-нибудь скажу...
   - Ты бы его, Ваня, гнал отсюда...
   - Уж как придется, - уклончиво отвечал Иван.
   - Я родился в Ноан-деревня, - рассказывал Савоська, обращаясь к Илье и Ваське. - Тут близко Ноан-деревня. Ноан - знаешь, какое слово? Самый первый наш дедушка пришел на это место. Встретил его какой-то человек. Откуда его пришел, никто не знает. "Тебе как зовут?" - "На-на". - "Тебе откуда пришел?" - "На-на". Что его ни спроси, все одинаково отвечает: "На-на", - и больше никаких разговоров. Так это место и прозвали Нана, а потом стали говорить Ноан. Наша тут родня, надо маленечко погостить, говорил старик.
   Прощаясь с Васькой, он с нежностью поцеловал русую голову мальчика.
   * * *
   Явившись в родную деревню, Савоська открыл товары в лодке и показал своим ноанским сородичам новое ружье.
   - Бердышов такие продает.
   - Это ружье плохое, стрелять не будет, - с грубой насмешкой сказал приказчик Синдана, оставшийся в Ноане за хозяина. Савоську он уверял: Тут торговать плохо. Никто ничего не купит. Лучше тут не торговать. На Амуре куда выгодней.
   - Это мы узнаем, плохо ли тут торговать, нет ли, - ответил ему старик.
   На другой день Савоська поставил свою лодку напротив лавки Синдана и стал раздавать товары в долг.
   - Зимой звери пойдут, тогда расплатимся, - говорили ноанцы. - Мы с тобой ведь родные. Сначала тебе отдадим, потом Синдану.
   Приказчик сидел в лавке и наблюдал через открытую дверь. Он волновался: хозяин станет бить его, если узнает, что в Ноане торговал другой купец. Но еще больше боялся он Бердышова, который со всяким мог поступить так же, как с Дыгеном.
   Когда толпа зашумела, приказчик не выдержал и выскочил на берег, желая знать, что там происходит. Он ужаснулся, увидев, что Савоська показывает красивые ситцы, а гольды берут их. Ему захотелось разогнать всех. Торгаш - рослый, красивый мужчина, в туфлях и халате, - дрожа, ходил маленькими шажками, и голова его тряслась.
   "Злой как черт, но осторожный, - подумал Савоська. - Надо его раздразнить".
   - Дай в долг, - просил Савоську плешивый ноанец.
   - А чем будешь отдавать? - не выдержал приказчик и подскочил к лодке. - Ты у нас в долгу. Зачем обманываешь? Обманываешь и его и нас!
   - Твоя торговля пропала, - сказал Савоська. - Что, не правда? Ты злой как собака... Как Синдан!
   Савоська бранил Синдана и его товары, кричал, грозился. Он словно нарочно лез на рожон. Приказчику хотелось ударить старика, избить его. Но он сдерживался, зная, что это будет величайшей оплошностью. Он знал: Савоська служит у Бердышова, что он тут всем родня.
   Савоська вдруг схватил приказчика за руку и, размахнувшись, ударил ею сам себя изо всей силы по щеке и дернулся всем телом, как бы не в силах удержаться на ногах.
   - Ой, ой, убил! - споткнулся он.
   Вся толпа пришла в движение.
   - Ой, ой, человека убили! - заорала какая-то старуха.
   - Чего дерешься? Зачем дерешься? - плаксиво, с обидой кричали со всех сторон на торгаша, но никто не смел подступиться к нему.
   - Ударил меня! - орал Савоська. - Все видели? Сюда больше не приеду!.. Я пришел на дедушкину могилу, а он меня бьет!..
   Приказчик побледнел и при виде сгрудившейся толпы застучал зубами от страха. Ссутулившись и злобно озираясь, он быстро пошел в лавку и скрылся в ней.
   - Сюда больше никогда не приеду! - продолжал кричать Савоська. Отдавайте мои товары! - Он вырвал у плешивого старика сверток ситца, кинул в лодку и закрыл холстиной. - Меня обидели. Собирайтесь в дорогу, поедем! - велел он гребцам.
   Ноанцы просили прощения у Савоськи и умоляли его остаться.
   - Теперь мне дедушкину могилу из-за торгаша забыть надо, - плакал Савоська, стоя с шестом на корме лодки. - Дедушкина могила-а-а! - плакал он, и, глядя на него, лили слезы провожающие его ноанцы, хотя многие догадывались, что почтенный дядя Чумбока схитрил и, видно, ему надо было зачем-то все это. Но из чувства уважения к старшим никто не смел ему перечить.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
   Чем выше, тем глуше и страшней становился Горюн. Река кипела на острых камнях. Скалы висели над протоками. Лес местами завалил реку. В плавниковых преградах гребцы с трудом находили узкие проходы и по ним перетаскивали лодки.
   На грудах мокрого хвойного гнилья, среди реки, росли березы. Запах лесной прели стоял в воздухе.
   - Тут еще жарче, чем на Амуре, - жаловался Васька.
   Он уж и не рад был, что поехал на Горюн, в такую тягость было ему все, но по-прежнему терпел. Когда Савоська уехал, мальчик очень жалел, что старик не рассказал еще одну сказку - про амба-лоча. Хотел рассказать, да не успел.
   Но вот настали такие тяготы, что уж и Ваське не до сказок. Он в душе клянет день и час, когда собрался на Горюн. Хочется к матери, готов зареветь, такая мука: жарко, тяжко, скучно. От воды прохлады нет. Тесно. Сопки сошлись, жгут живьем, скалы кажутся раскаленными.
   - Руки гудят, - молвил Илья.
   Иван засмеялся:
   - Гляди, и Бормотова проняло!
   На остановках гольды играли в карты, расположившись в лодке на груде товаров, где-нибудь под кустами, свесившимися с берега, или прямо на солнце, на отмели.
   - Всё играют? - спрашивал Иван у Ильи.
   Он шел на своей лодке впереди и лишь изредка дожидался остальных.
   - Как остановка, режутся вовсю! Жара, мошка, оводы, а им хоть что! Пот с них льет, дядя Ваня, а они кричат - чуть не дерутся.
   - Как, не устаете? - спросил Иван.
   - Как не устаем! Конечно, устаем! - отозвался гольд.
   - Отгони хоть слепней.
   - А ну их к чертям! - отмахнулся гребец и продолжал бить козырями.
   - Вот, Васька, людям в такой работе нужно какое-то утещенье. Это же убийство - вверх по Горюну товары подымать. Вот он толкается шестом клянет и себя, и работу, и меня уж, не без того, но надеется, что остановка за мысом будет и он товарища обыграет в карты. Что поделаешь, люди!.. И я не препятствую, пусть утешаются, лишь бы на меня работали. Я тут как царь. Правда?
   Илюшка смеялся: дядя Ваня всегда шутит!
   Васька слушал серьезно.
   - А нам чего ждать? - вдруг спросил он.
   - А тебе что надо, ты сам достигни! Будешь водку пить, в карты играть, паря, да еще утешаться этим - век станешь шестом чужой товар толкать. Ну, поехали! - грозно крикнул Бердышов на гольдов.
   Как только близился перекат, сзади кричали:
   - Илюска, Илюска!
   Гольды выбивались из сил и льстили Илье, чтобы он постарался. Илья сверкал глазами, изо всей силы налегал на шест и приводил в восторг всех лодочников. Глядя на него, всем работалось веселей.
   Горюн разделился на чистый и мутный. Гольды объяснили Ваське, что мутная вода в рукаве оттого, что выше впадает желтая река. К полудню лодки подошли к ее устью. Откуда-то из густого лиственного леса валили мутно-глинистые тихие потоки воды. Вскоре в дубняках и ильмовниках открылся широкий вход в тихую реку с желтой водой. Гольды с облегчением вздохнули, бросили шесты и взялись за весла.
   - Теперь по этой реке пойдем. С Горюном прощаемся, - сказал Иван. Тут тихое течение, будет людям легче.
   Холодный вид болот и редких берез открылся за лесом. На берегах исчезли дубы и липы. Виднелись лишь огромные кочки и кустарники, и все было желто, как и вода в речке.
   "На Горюне шум, звон, лес, плавники, как-то веселей, - думал Васька. - А тут словно зашли на край света, словно заехали в такое место, где уж осень наступила".
   Но вскоре местность снова оживилась. Далеко над желтым болотным кочажником, который протянулся от берега вдоль на целые версты, стала видна крутая, как стена, сопка с буйной дубовой рощей на вершине, а напротив нее, на другом берегу, из-за мыса понемногу появлялось большое стойбище со множеством юрт и свайных амбаров. Своры собак бродили вдоль берега. Видны стали лодки, котлы, связки сушеной рыбы, черепа зверей на вешалах и на деревьях, толпы людей в шкурах, с трубками и ножами, голые ребятишки, костры, а за стойбищем - вековой лес из высочайших кедров с раскидистыми ветвями.
   - Вот и Кондон! - молвил Бердышов.
   Юкану встречал гостей. Это старый друг Ивана, с которым когда-то вместе били Дыгена. Юкану краснолиц, бел как лунь, с длинными седыми усами. Он, казалось, был несколько смущен.
   Другой былой спутник и товарищ Ивана - Васька Диггар - вертелся тут же, заискивающе смеялся и помогал Ивану вылезти из лодки. Васька нынче зимой был в Уральском, хотел сватать Дельдику, устроил там гонки, менял с Айдамбо собак, они чуть тогда не перестрелялись. После того приезжал к Ивану и сам Юкану.
   - Вот я решил на Горюне побывать, - сказал ему Бердышов. - Думал, нынче не соберусь, а собрался все же. А вы, я гляжу, что-то невеселые? Не ждали нас?
   Юкану после убийства Дыгена покоя не знал. На Горюне поселился маньчжур Синдан и взял тут большую силу.
   Синдан не раз говорил Юкану, что знает все и, если старик не загладит своей вины, выдаст его маньчжурам, которые явятся сюда и расправятся с теми, кто виноват.
   Юкану пал духом. Все же нынче зимой он собрался на Амур, побывал у Ивана и рассказал про все свои беды. Иван ободрил его, уверил, что бояться не надо, и дал Юкану немного товару, чтобы роздал сородичам на Горюне и предупредил их, что скоро туда приедет русский купец.
   Юкану возвратился домой, стал было раздавать товар, но тут явился Синдан и запретил Юкану всякую торговлю.
   - Твои товары буду продавать сам!
   - Но ведь товар-то не мой! Как ты смеешь? - разъярился старик.
   Синдан сказал, что уж едет чиновник, друг Дыгена, уж скоро будет, страшная казнь ждет каждого, кто не слушается и дружит с русскими.
   - Но что я окажу, если Иван приедет?
   - Так далеко от своей деревни он не ездит! Кто узнает? Скажи, если боишься, что своим роздал! А торговать будем вместе. Я у тебя не отбираю. Ведь ты не умеешь торговать, а я сделаю так, что тебе будут выгоды и Бердышову. Он доволен останется.
   Синдан в самом деле был уверен, что ленивый русский купец на Горюн не заберется, что он только пугает.
   Юкану подчинился, хотя душа его не мирилась с Синданом, и старик чувствовал, что поступает дурно. Но он в самом деле не умел торговать, а Синдан умел. Васька Диггар принимал участие во всем этом деле, но держал, как всегда, сторону сильного.
   И вот Иван явился. И верно, сильно недоволен. "Да еще навез столько товара. Синдан взбесится. И перед Бердышовым надо держать ответ", - думал Юкану. Он еще надеялся, что, быть может, Иван про сделку с Синданом ничего не узнает, а долги Ивану ведь надо отдавать только осенью. К тому времени Синдан оплатит товар. Никто не ждал, что Иван летом явится.
   Иван видел, что в Кондоне все смолкают и смущаются, когда речь заходит о Синдане. Бердышов исподлобья глянул на Юкану.
   - Разве совесть у тебя не чиста?
   Проезжая по Горюну, он видел у жителей свои товары, которые послал с Юкану. Но горюнцы, оказывается, покупали их у Синдана и втридорога. Синдан торговал ими исполу с Юкану.
   Иван почувствовал, что Синдан сильно обнаглел. Это ему было даже на руку. Ясно, что Юкану вступил в стачку с лавочником.
   Иван нахмурил брови и, сделав страшное лицо, приблизился к Юкану.
   - Я все знаю! Ты хочешь в компании с Синданом жить? В общество к нему вступаешь?
   Гольды переглянулись. Юкану побледнел.
   - Мои товары с Синданом продаешь? Я с тебя шкуру спущу... Я малую цену велел брать, а ты что делаешь?
   - Ваня, пойдем... Я все скажу... Не говори так страшно.
   Юкану и гольды многое рассказали Ивану в этот вечер. Но, как он замечал, главное они утаивали. Он чувствовал, что Синдан сидит тут крепко.
   - С Синданом мне надо повидаться! - задушевно говорил он, сидя в доме Юкану. - Я с ним тоже дружбу хочу завести. И узнаю все. Может, это ты, Юкану, во всем виноват... Ты его подговорил меня обманывать...
   - Что ты! - Юкану задрожал от ужаса. - Он плохой! Как он тебя ругает!..
   - Синдан - вор и обманщик! - завизжал вдруг Васька Диггар. - Мы его убьем!
   Юкану стал жаловаться на Синдана. Наконец он решил все открыть, хотя ему это было запрещено под страхом смерти. Но иного выхода не было.
   Бердышову казалось, что и Синдану старик так же откровенно признавался, как был в Уральском, взял товар; вот так же чувствовал себя виноватым перед Синданом и юлил, как сейчас юлит перед ним. "А прежде был твердый, крепкий. Как он с копьем пошел на маньчжур! Не я ли виноват? Долго на Амуре возился, играл в карты, баловался, а тут меня обошли. Или я трусил сразу идти на Горюн? Еще и теперь страшновато было ехать под головой Рябчика". Показалось Ивану, что, когда шли на шестах под этими утесами, все гребцы старались не смотреть на него, а если и взглядывали, то с ужасом. А Ивану смешно стало, он подумал: "Как будто я страшен только на этом месте. Нет уж, кто страшен, так везде. Я и в другом месте, если придется, ловко ухвачу".
   - Синдан со своим приказчиком у тунгуса на озере парня избили, решительно сказал маленький, тщедушный гольд.
   Юкану хотел остановить его, но, заметив взгляд Бердышова, осекся.
   - А парень помер, - продолжал гольд.
   "Признались! - подумал Иван. - Я и на озеро съезжу, кстати будет!"
   - Конечно, так было! - воскликнул Васька Диггар, сообразивший, что уже дальше нельзя молчать и надо как-то выкручиваться. - Что скрывать? Зачем скрывать? - обернулся он к сородичам. - Правда, так было?
   - Конечно, было! - отвечали гольды.
   - Синдан горячий, - как бы находя Синдану некоторое оправдание, проговорил Юкану. - Не может удержаться, когда злой. Словно зверь.
   - Синдан говорит, что скоро сюда маньчжуры приедут, что русские продают им Амур и он будет тут маньчжурским исправником, - заявил Васька Диггар.
   ...В Кондоне заночевали.
   Вертлявый Васька Диггар с утра приставал к Ивану.
   - Ночью в тайгу ходил, - угодливо говорил он. - Лося стрелял. Для тебя.
   Иней блестел на широких сшитых полотнищах бересты, прикрывающих товары.
   "В эту пору на Додьге инея не бывает, тут холодней, - думает Вася Кузнецов. - А грязная какая речка! Течение тихое. Вода в пузырях, как проквашенная".
   Вася вчера сидел и не понимал, о чем в темной, мрачной юрте при свете жирника толковал Иван со здешними по-гольдски. Бердышов послал его спать в лодку. Мальчик выспался под пологом и рад, что сегодня не надо ехать дальше, можно отдохнуть, посидеть на утренней прохладе.
   - Попробуй. Как вкусно! - протягивает ему Диггар кусок мяса. - Это ноздря сохатого, большая такая! Це? Не хоцу? Ну, тебе тогда дадим вареный мясо.
   Иван ел сырые ноздри зверя.
   - Как сливочное масло, - говорил он. - Васька, ты только дивишься. А мы и губу сохатого съели.
   Древний старик Иренгену сидел рядом и рассказывал:
   - Тут место хорошее. Вот пузыри по реке - это от рыбы. Рыбы много! Когда мой дедушка сюда приехал, осень была. Холодный ветер дул с Эворона. У нас тут большое озеро близко, в тайге, называется Эвур, по-иному Эворон. Из него эта речка вытекает. Дедушка мой сидел как раз на этом месте. Услыхал: что-то шелестит. Он подумал: "Может быть, листья сухого дуба шелестят". Пошел на оморочке по реке и увидел в воде ямы, а в них полно чебаков. Чебаки шелестели, как сухие листья на дубах шелестят, когда холодный ветер дует с Эворона.
   Горюнцы отрубили лосю ноги, сняли с них шкуру, а кости разрубили. Юкану разбивал их топориком и, причмокивая, сосал мозг. Иван съел сердце. Илья угрюмо наблюдал. "Жилы еще трепещутся, - думал он, - а они жрут, не жуя глотают".
   - Сырое мясо кто ест, здоровей бывает, - как бы отозвался его мыслям Иван.
   В котле забурлила белая накипь, там варилось мясо. Илье и Ваське дали хлеба и похлебки.
   После завтрака началась работа. Товары выгружали на берег. Амурские гольды, приехавшие с Иваном, переносили их в свайный амбар Юкану, стоявший в тайге.
   - Отсюда поеду на Эворон, - говорил Иван. - А тебе потом скажу, что с этим товаром делать. Пока храни его, тут много продуктов, водка есть.
   Юкану все еще был сильно встревожен.
   - А как я этот товар хранить буду? - спросил он Ивана. - Что, если Синдан спросит? Что я отвечу?
   - Что скажешь? Да что есть, то и скажешь. Я тебе сказал зимой: "Не бойся!" - и сейчас скажу. А испугаешься - со мной, брат, теперь будут шутки плохи... Ты делай, что я велю! А то, знаешь, второй раз не прощу. Я ведь терплю, терплю, а чуть что, влеплю тебе пулю...
   Иван ударил Юкану по сутулой спине так, что у того внутри все загудело.
   Снизу пришла лодка. Приехал Савоська. Слезы катились по желтому тощему лицу старого гольда. Он кинулся к Юкану.
   - Я в Ноан на дедушкину могилу пришел. Я тут родился, давно не был, хотел сюда поехать, на дедушкину могилу помолиться, - Савоська вдруг подскочил, ударил себя кулаком в грудь и воскликнул с отчаянием: - А торговец меня избил! Ударил кулаком по лицу. Выгнал из Ноана. На моей маленькой сестре ездит в нарте, как собаку ее запрягает! - Савоська ухватил за халат древнего старика Иренгену и стал яростно трясти его. - Ты самый старый Самар. Твой род обижают! А ты чего даром живешь? Заступайся! Заступайся! Или вот дам тебе по морде!
   Кондонцы растерялись.
   - Какой ты начальник рода? А? Ты что смотрел? - орал Савоська, переходя на русский.
   Васька Диггар налил Савоське водки.
   - Вот выпей и успокойся.
   Савоська залпом выпил кружку.