– Советы после, а сначала – правду!
   Ньюберри заложил руки за спину, повернулся к окну и стал смотреть на улицу. Шел дождь.
   – Говард, иероглиф «утка» означает «ядовитый». Один раз ущипнет, а потом всю жизнь будешь мучиться!
   – Да я их тысячу готов нарисовать!
   – Тебе придется всем для этого пожертвовать!
   Говард не дрогнул.
   – Я готов, профессор!
   Ньюберри медленно повернулся к юноше.
   – Вот вы и археолог, мистер Картер! Осталось только…
   – Что же?
   – Собрать вещи. Завтра мы с вами отправляемся в Египет!

3

   Александрию Говард так и не увидел, ибо профессор Ньюберри спешил на каирский поезд. Ступив на египетскую землю, юноша внезапно почувствовал себя совершенно свободным. Семнадцать проведенных в Англии лет, родители – все осталось позади. Им овладел пьянящий восторг: он находился в стране с великой многовековой историей, а впереди была целая жизнь!
   Говард волок чемоданы профессора, набитые ценным научным материалом, и едва успевал смотреть по сторонам. Во всяком случае, яркого, благоуханного Востока здесь и в помине не было. Только железнодорожные пути, телеграфные провода, почтамт и привокзальная толчея.
   Зайдя в вагон, они устроились у окна.
   – Вот, Говард, полюбуйся, какой прогресс! Увы, теперь в этой стране государственный язык – арабский. Выходит газетенка с призывами к борьбе за независимость. Безумие какое-то! Ведь без нас Египет ожидают крах и нищета. Проклятая газетка называется «Аль-Ахрам», что в переводе означает «пирамиды». Ты только вдумайся, какая профанация! Однако, к счастью, ничего у них не выйдет. Всех экстремистов бросят за решетку, слово Ньюберри!
   Профессор еще что-то говорил, но Говард засмотрелся на пейзаж, мелькавший за окном. Между полями журчала вода, под солнцем спали деревеньки, стайки птиц с белым оперением взлетали над зеленой гладью, поросшей камышами, погонщики вели тяжело навьюченных верблюдов. Говарду все было в диковинку, и он смотрел в окно не отрываясь.
   – А рисовать? – напомнил Ньюберри.
   Смутившись, юноша достал альбом и принялся за дело.
   – Труд, Говард, прежде всего труд! Теперь ты – молодой ученый, даже если ничего еще не знаешь. Тебе надо подмечать да размышлять, не то поддашься чарам этих мест и душу свою здесь оставишь!
* * *
   Все смешалось: расы, языки и разноцветные тюрбаны. Вокруг сновали египтяне, сирийцы, армяне, персы, турки, бедуины, евреи и европейцы, шествовали женщины в чадрах. Торговцы тянули за собой осликов, навьюченных мешками с люцерной или связками горшков. Крыши ветхих домов были завалены мусором, вонь экскрементов смешивалась с ароматом специй, под ногами чавкала жирная грязь, из дверей выглядывали лавочники. Прямо на улицах дымились печи, где жарилось мясо и выпекался хлеб. Крестьянки несли на головах корзины с едой, из которых коршуны выхватывали пищу. То был Каир, великий древний город. Говард был ошеломлен.
   Они остановились в центральной гостинице, которая точь-в-точь походила на лондонскую. Профессор заказал овощной суп и овсянку, и, поужинав, Говард уснул, усталый и счастливый, под неумолкающий гул городских улиц.
   Профессор растолкал его в пять утра.
   – Говард, подъем! У нас важная встреча.
   – Так рано?
   – Нужный чиновник бывает в присутствии только по понедельникам, с шести до одиннадцати. Если мы к нему не поспеем, то проторчим здесь еще целую неделю!
   Открывались первые кофейни. Редкие прохожие ежились от холода. Прохладный ветерок разогнал облака, на небе показалось бледное солнце, и его первые лучи позолотили минареты. У ворот мечети Мехмет Али сменились часовые.
   Ньюберри свернул на грязную улочку, заваленную деревянными ящиками, остатками дичи и грудами мусора. Дома здесь наполовину развалились и осели, соприкоснувшись балконами, поэтому женщины могли болтать с соседками, не выходя на улицу. Путники быстро прошли мимо нищих, миновали торговцев апельсинами и сахарным тростником и очутились перед воротами старинного дворца. Старые сторожа поклонились профессору, тот торопливо кивнул им в ответ и устремился вверх по некогда шикарной мраморной лестнице. Говард не отставал.
   В сопровождении нубийца в длинном красном одеянии они прошли к кабинету, двери которого охранял его столь же могучий земляк.
   – Меня зовут профессор Ньюберри! Доложите его превосходительству, что я прибыл.
   «Его превосходительство», маленький усатый тиран с постоянно дергающимся лицом, любезно согласился их принять. Он восседал в кресле над кипами бумаг и папок с документами. В тесном кабинете стулья для посетителей отсутствовали.
   – Рад снова видеть вас, профессор. Чем обязан?
   – Вверяю вам свою судьбу, ваше превосходительство!
   – Да хранит нас Аллах! Кто этот юноша?
   – Мой новый помощник, Говард Картер.
   – Добро пожаловать в Египет!
   Говард неуклюже поклонился. Он не смог выдавить из себя слова «ваше превосходительство». И вообще зачем такой большой ученый, как Ньюберри, тратит время на болтовню с этим задавакой?
   – Как поживают ваши близкие?
   – Чудесно. А у вас цветущий вид, профессор!
   – Не столь цветущий, как у вас, ваше превосходительство!
   – Ах, вы мне просто льстите! Намерены ли вы снова посетить Средний Египет?
   – Как будет угодно вашему превосходительству!
   – Еще как угодно, профессор! Ваши документы на самом верху вот этой стопки, слева. Как бы мне хотелось подписать их и вручить вам, но увы…
   Ньюберри побледнел и встревоженно спросил:
   – Там что же, беспорядки?
   – Да нет, местные племена ведут себя вполне миролюбиво.
   – Опасно на дорогах?
   – Нет, все тихо.
   – Что же случилось, ваше превосходительство?
   – Издержки! Нынче все подорожало. Увы, та сумма, что вы тогда оставили, нынче слишком мала!
   Профессор, казалось, вздохнул с облегчением.
   – Извольте сообщить мне разницу, ваше превосходительство!
   – В два раза больше, чем в прошлый раз.
   Ньюберри вынул из кармана сюртука пачку банкнот и вручил ее коротышке, который рассыпался в благодарностях, открыл тайник в стене, спрятал взятку, а затем соизволил выдать необходимые бумаги.
   Нубиец принес кофе по-турецки. Профессор с чиновником обменивались ничего не значащими фразами.
   Едва покинув кабинет, Говард воскликнул:
   – Да это же шантаж!
   – Нет, это ритуал.
   – Я никогда бы не пошел на поводу у вымогателя!
   – В Европе, Говард, вымогатель действует, прикрываясь законом, а здесь все происходит открыто. За все надо платить и следует знать верную цену, не то сойдешь за дурака. – Профессор усмехнулся и добавил: – А ведь я заплатил ему пустяк. Ты же увидишь настоящее сокровище!

4

   – Клад? – переспросил Порчестер.
   Бразилец, изъяснявшийся на крайне неблагозвучной смеси португальского языка с английским подтвердил:
   – Огромное сокровище!
   – И что там, драгоценности?
   – Кольца, бусы, брильянты, изумруды… Пираты закопали!
   Виконт взглянул на карту:
   – Какой остров?
   – Лансароте.
   – Он находится несколько в стороне от нашего пути.
   – Не упустите такой случай, монсеньор!
   Лансароте… Где-то он уже слышал это название.
   Призадумавшись, Порчестер вспомнил, что туда, на край земли, бежал его школьный приятель, нищий шотландский дворянин, большой любитель астрологии, цветных женщин и белого вина. Именно там, по свидетельству древних, находились Елисейские Поля, где над головами блаженных вечно сияло солнце. Там же, по легенде, следовало искать затонувшую Атлантиду. Моряки называли Канары островами Счастья, а странный и суровый остров Лансароте нарекли Пурпурным, ибо он был весь покрыт застывшей лавой.
   Причалить оказалось неимоверно трудно из-за дождя, хлеставшего как из ведра, сильных порывов ветра, предательских подводных течений и узкого фарватера. Но Порчи уверенно держал штурвал и сумел благополучно подойти к берегу. Все это время кок возносил молитву Богородице, не забывая помянуть и демонов вуду.
   Унылый, неприветливый пейзаж Лансароте ничем не походил на райское местечко. Бросив якорь, Порчи пересел в туземную лодчонку, чтобы добраться до жалкого порта. У причала догнивал пиратский бриг. На берегу высилась башня форта. Ржавые пушки все еще грозно целились в несуществующих корсаров.
   – Где клад?
   – В столице!
   За бешеные деньги виконт нанял одного маго, местного крестьянина в широкополой соломенной шляпе, невозмутимого, как кусок окаменевшей лавы, чтобы тот довез их на телеге до столицы.
   Здесь не существовало дорог, и островитяне передвигались по пустыне, запрягая вместе мулов и верблюдов. Вокруг не росло ни единого деревца.
   Тем временем в повадках кока появилось странное беспокойство. Порчи заметил это:
   – Неблагодарный! Я оперировал тебя, а ты решил меня изрешетить?
   – Я? Ни за что на свете!
   – Боюсь, что мой кошель волнует тебя больше, чем что-либо!
   – О монсеньор! Вы так несправедливы!
   – Думаю, твои дружки уже сидят тут где-нибудь за кактусом! Они хотят меня угробить и прикарманить мои гинеи.
   Бразилец побледнел, а виконт продолжал:
   – Джентльмен вырвал бы у тебя признание, перед тем как прикончить!
   – Вы джентльмен, милорд!
   – Да, очень жаль, что не подонок, – печально заметил Порчи, глядя вслед коку, пустившемуся наутек.
   Маго, казалось, не обращал внимания на перепалку пассажиров. Порчестер подумал о том, что придется подыскать на острове хотя бы поваренка – не мог же он, в конце концов, сам взяться за стряпню! Хотелось надеяться, что новый кок не будет чересчур усердствовать с приправами.
   Столица оказалась бедным поселком с низкими белыми домишками. Виконту стало невыносимо тоскливо.
   На главной поселковой площади стоял дом губернатора. Тут же дремали старики-крестьяне, глубоко надвинув шляпы на глаза. Какой-то человек в белом костюме болтал с виноторговцами, которые на все лады расхваливали свой товар. Порчи с изумлением узнал в обрюзгшем и небритом покупателе старого товарища.
   – Рад видеть тебя в добром здравии, Эббот!
   – Порчи?! Неужели ты вышел из стен колледжа живым?
   – Отчасти.
   – Перебирайся к нам! Девицы малость несговорчивы, но белое вино – великолепно! Лоза растет прямо из лавы. У винограда несравненный вкус! На-ка, глотни… – Он протянул бутыль с ярко-желтым напитком.
   – Недурно, – согласился Порчи, попробовав. – Конечно, не бургундское, но в трудную минуту помогает!
   – Ты все такой же привередливый! Само собой, жить будешь у меня.
   Вечер удался на славу. Ужинали бифштексом и рисовым пудингом.
   – Здесь хорошо – ничего не происходит! – заметил Эббот.
   – Везет тебе.
   – Да, я лентяй и могу только совершенствовать это качество, которым меня наградила природа. Другое дело – ты. Помнишь, я когда-то составлял твой гороскоп? – Эббот вскочил из-за стола и вернулся с картами звездного неба. – Так, Солнце и Меркурий в Раке, Юпитер в Весах. Соединение прошлого и будущего, старого и нового… У тебя удивительная судьба!
   – Да услышат тебя Небеса!
   Возбужденный от выпитого вина, виконт долго не мог заснуть. Вскоре кровать под ним зашаталась, и он решил, что перебрал, но, когда вздрогнули стены, вскочил и вышел на балкон.
   Площадь заливал серебристый свет полной луны. Вдали столбом стоял дым.
   На балконе показался Эббот.
   – Это извержение вулкана! – радостно сообщил он.
   Земля дрожала. Жерло вулкана вспыхнуло красным, готовясь извергнуть поток кипящей лавы.
   – Красота! – протянул Эббот. – Что может быть лучше, чем жить на пороге адских врат?
   – Переступить порог, – ответил Порчи.

5

   Впервые Говард смог по-настоящему оценить египетскую ночь в Бени-Хасане, местечке в среднем течении Нила, где в скальных гробницах над рекой по-прежнему обитали души вельмож, живших в эпоху Среднего царства. У подножия скалы находилось исламское кладбище, а к берегу реки жались фруктовые сады. По травянистым кочкам расхаживали белые цапли. И над всем этим пылал закат. Воздух был прозрачен и чист.
   Говард срисовывал иероглифы. Подняв голову, он задумчиво взглянул на алый диск, быстро исчезающий за горизонтом. Тот вспыхнул золотым, затем пурпурным цветом, а потом разлился бледно-розовым сиянием, прежде чем уступить далекому и призрачному свету звезд.
   На душе Говарда воцарилось спокойствие. Тумана, мороси, скользкой мостовой и алчной толпы городских жителей здесь и в помине не было. Перед художником нес свои воды величественный Нил. Время вокруг замерло.
   Говард нашел свою страну. Его судьба отныне предрешена.
* * *
   – А помнишь, Говард, что сказал солдатам отважный римский полководец Песценний Нигер? «У вас есть Нил, а вы просите вина!» Не в обиду храбрецу я все же предложу тебе бокал этого чудного напитка!
   – Не стоит, профессор.
   Ньюберри пристально взглянул на собеседника:
   – Здоров ли ты? У тебя какое-то странное лицо!
   – Испив нильской воды, я вновь вернусь на берега этой прекрасной реки. Так гласит поверье. А более мне ничего не надо.
   Профессор все же наполнил его бокал. В выходной день раскопки не велись, поэтому обедали с вином. Жить на раскопе было крайне неудобно, зато с восходом солнца сразу принимались за работу. Говард зарисовывал росписи в гробницах. Ему было нелегко, однако он не сдавался – не в его правилах.
   – Ты заработался, мой друг!
   – А разве труд не главное, профессор?
   – Не юли. Закончив рисовать, ты не ложишься спать, а принимаешься за чтение.
   – Я увлечен историей Египта. Вы сами натравили на меня иероглиф «утку»!
   – Да, мне с тобой не сладить, дерзкий юноша!
   Говард чуть отодвинул ткань палатки, где они обедали, и воскликнул:
   – Взгляните на пейзаж, профессор! Заметьте, он как будто изучает нас, а не мы его! Я чувствую, что принадлежу этой стране, все мои помыслы о ней. Теперь я понимаю, смерти нет, гробницы древних полны жизни! Я почитаю мертвецов, что, улыбаясь, смотрят на меня со стен. Их глаза так и не закрылись!
   – Полегче, Говард! А то можешь превратиться в древнего египтянина. Британия тебе этого не простит! – расхохотался Ньюберри.
   Вдруг они заметили, как кто-то взбирается по тропинке в гору. Профессор вылез из палатки.
   – Посмел, – прошептал он. – Посмел сюда явиться…
   Нежданный гость карабкался по склону. Лицо его заросло густой седой бородой, поэтому невозможно было определить его возраст. Он сильно загорел и был так сух, что казался истощенным. Однако повадки у него оказались самые что ни на есть хозяйские.
   – Здорово, Перси! Рады, что я здесь?
   Профессор отвечал ледяным тоном:
   – Счастлив принять у себя великого египтолога, сэра Вильяма Фландерса Питри!
   – На этот раз вы не ошиблись, Ньюберри! А этот мальчик с неприветливым лицом, должно быть, Говард Картер?
   Питри так разглядывал юношу, будто выбирал себе на ужин барашка.
   – Да, это мой помощник.
   – Больше он им не является! – возвестил Питри. – Теперь он в моем распоряжении.
   Говард сжал кулаки.
   – Я не товар, чтобы мной распоряжаться! Пускай вы и Питри, но я – свободный человек! И я служу профессору Ньюберри!
   Сэр Вильям сел на камень, взглянул на воды Нила и прелестный пейзаж Бени-Хасана и изрек:
   – Свобода, мальчик мой, не более чем новомодная иллюзия! А правда в этом мире такова – все люди делятся на начальников и подчиненных. Сегодня командую я, а ты мне подчиняешься. Хватит валять дурака! Я собираюсь научить тебя археологии.
   – А если я пошлю вас к черту?
   – Это ни к чему не приведет. Откажешься последовать за мной – я прикажу профессору Ньюберри возвращаться в Англию вместе с тобой и твоими чудными рисунками в придачу!
   Профессор Ньюберри был вне себя от ярости, но не осмелился перечить.
   – Это отвратительный шантаж! – воскликнул Говард.
   – Мне предстоит огромный труд, – заявил Питри, – поэтому требуются сообразительные помощники-энтузиасты, пусть даже с плохим характером. Думать некогда, пора садиться на корабль. Или идешь за мной, или выметаешься из Египта. Выбирай!
   Не говоря больше ни слова, Питри развернулся и сбежал со склона, будто вовсе позабыв про юношу. Еще мгновение – и он скроется из вида.
   Ньюберри положил Говарду руку на плечо.
   – Делать нечего! Иди.
   – А как же вы?
   – Питри – большой ученый. Ты станешь настоящим археологом!
   Англичане не плачут. Схватив папку с рисунками и краски, низко опустив голову и глотая слезы, Говард опрометью бросился вниз, рискуя свернуть себе шею.

6

   Перед закатом небо стало цвета сепии. Горизонт закрыли большие, охристые облака, угрожающе нависнув над землей.
   – Все по каютам, и задраить иллюминаторы! – скомандовал Питри.
   Но ветер их опередил. С неба хлынул песчаный дождь. Глаза жгло даже у тех, кто успел спрятаться. Сэр Вильям велел Говарду накрыть голову одеялом и лечь на пол лицом вниз. Песок проникал во все щели, хрустел на зубах, сыпался на койки, мебель, посуду.
   Пробушевав десять часов, хамсин[20] улегся. Домишки близлежащей деревеньки покрыл слой белого песка.
   На следующий день в пустыне снова закружились вихри, застилавшие солнце. Люди по-прежнему не смели выглянуть наружу.
   – Надолго это? – поинтересовался Говард.
   – На пару дней, месяцев или лет. Зато у нас достаточно времени, чтобы проверить твои знания! – бодро ответил сэр Вильям.
   Задав юноше несколько вопросов, касающихся истории Египта, он быстро выявил огромные пробелы в его образовании.
   – Ты так невежествен, мальчик мой, что это даже не смешно, – вздохнув, сказал ученый.
   – Я в университетах не учился! – запальчиво ответил Говард.
   – Плевать! Главное – ты здесь. А если ты нигде не учился, значит, и глупостей набраться не успел!
   Сэр Вильям объяснил Говарду грамматику египетского языка, велел перевести пару несложных предложений и выучить слова. Потом показал, как составляются отчеты о раскопках:
   – Египтологи работают или как бабочки, перелетая с раскопа на раскоп и ничего вокруг не замечая, или как кроты, сидя по десять лет над черепком какой-нибудь посудины. А мне приходится разбирать вековые завалы! – пояснил ученый.
   Постепенно Картер проникся уважением к Питри, оценил его бережное отношение к памятникам старины и страстное желание научить студентов археологии. Характерами они так и не сошлись, но страстная любовь к Египту позволила им плодотворно работать вместе. Так продолжалось до тех пор, пока учитель не свозил ученика в Тель-эль-Амарну.
   Здесь, на пустынной равнине между скалами и рекой, был некогда построен город Солнца Ахетатон,[21] призрачная столица царя-еретика Эхнатона.[22]
   Говард взглянул на пустырь, и сердце его болезненно сжалось. Ему привиделся огромный храм с открытыми дворами, белый дворец с расписными фасадами, фонтаны, птичники, фараон Эхнатон и его старшая жена Нефертити в серебряной колеснице, послы из Нубии и азиатских стран с дарами у подножия трона, послышались приветственные возгласы подданных…
   – Очнись, Говард! – послышался окрик. – Нам и так хватает дел.
   Вздохнув, Картер с присущей ему аккуратностью, принялся делать обмеры фундаментов снесенных еще в древности строений. Однако его по-прежнему преследовали мысли о фараоне, имя которого было проклято, а его город разрушен. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась пустыня. Несмотря на посадки акаций и яворов, сооружение каналов и насыпей, плодородные земли гибли под натиском песчаных бурь. Полоска илистой земли вилась только вдоль берега реки, все остальное являлось делом человеческих рук. Но стоило крестьянам зазеваться, как пустыня тут же поглощала плодородную почву.
   – Ты делаешь успехи, Говард, – заметил Питри. – Только будь поосторожнее со светоносной смертью, которая зовется здесь пустыней! Арабы боятся ее. Им кажется, будто в пустыне живут бесы, чудища и духи. Думаю, к ним стоит прислушаться!
* * *
   Когда Питри заснул, Говард вылез из палатки и пошел на восток, в глубь пустыни. Он страстно хотел познать ее, попытаться проникнуть в ее тайны. Воздух постепенно накалялся, но Говард продолжал идти вперед – ведь там, в бескрайних песках, его ждал призрачный Ахетатон.
   Солнце стояло в зените, когда часа через четыре Говард заметил стан кочевников. Какой-то бедуин, пригрозив ружьем, втолкнул его в палатку главы племени.
   – Кто ты такой? – последовал вопрос.
   – Я – Говард Картер! Работаю на раскопках.
   – У Питри? 
   – Да.
   Глава племени великолепно изъяснялся по-английски:
   – Эх, Питри… Он очень дотошный, только вот в Египте ничего не понимает… Подавай ему цифры, обмеры, подсчеты да инвентари! А ты еще так молод! Что ты ищешь?
   – Гробницу Эхнатона.
   – Разуйся, слуги омоют тебе ноги. Потом закусим финиками, мясом жареного ягненка и выпьем козьего молока!
   Это была большая честь. Шестеро детей главы племени, поклонившись отцу, тихонько сели рядом и стали ждать, пока гость первым приступит к еде. Глава семьи, мужчина лет шестидесяти, сел, сложив ноги как древнеегипетский писец.
   – Не торопись, Картер! Иди в обход, позабудь о времени, укрепись в своих намерениях, исполнись твердостью человека правого, наберись терпения – и вот тогда добьешься своего! – провозгласил он.
   – Что же мне искать?
   – Гробницу Эхнатона не ищи! Она здесь, недалеко.
   – Покажете?
   – Зачем? Она давно разграблена. Ищи его сына по духу, его наследника, следы которого затеряны в веках! Твоя судьба – найти сказочный клад, подобно которому еще никто не находил. Осмелишься ли ты? Ведь это так опасно! – Глава племени закатил глаза, чтобы проникнуть в будущее.
   – Пожалуйста, не молчи! – взмолился Говард.
   – Вернись в город, стертый с лица земли, и начинай искать, не торопясь, но и не останавливаясь! Попробуй приподнять завесу тайны и запомни: если день прошел, а ты не приблизился в своих познаниях к Господу, да будет проклят этот день! Алчущий мудрости любим Господом нашим более, чем величайший мученик джихада!
* * *
   Говард судорожно листал трактаты по истории Древнего Египта, которые дал ему Питри. За этим занятием тот и застал его посреди ночи.
   – Вернулся, Говард? Где же ты пропадал?
   – А кто был сыном Эхнатона?
   – У него были только дочери.
   – Тогда его наследником? Тут ничего не разберешь!
   – Эпоха недостаточно изучена. Я бы поставил на темную лошадку – Тутанхамона!
   – Его гробница найдена?
   – Еще нет.
   – Он мог быть похоронен рядом с Эхнатоном?
   – Вот уж нет! Скорее в Долине царей. Тутанхамон ведь снова перенес столицу в Фивы и обратился к вере предков. Обрати внимание на то, что его имя в переводе значит «Живой символ Амона»![23] Очевидно, он восстановил культ всемогущего бога Амона, и ереси Эхнатона пришел конец. Но зачем тебе вся эта религиозная белиберда?
   – Хочу найти гробницу Тутанхамона!
   – Какая чушь! И кто тебе это внушил?
   – Глава бедуинского племени, в пустыне! Он предсказал мне будущее.
   – А, этот старый псих, который притворяется, что знает, где находится гробница Эхнатона! Изображает из себя провидца… Однако пусть тебя это не тревожит – его пророчества никогда не сбываются. Забудь об этой ерунде и займись лучше делом! Все гробницы в Долине царей давным-давно разграблены. Нам, археологам, теперь там делать нечего.
   Увидев лицо Говарда, Питри спохватился:
   – Кстати, мой коллега из Швейцарии, Эдуар Навиль, собирается на раскопки в Дейр-эль-Бахри. Ему нужен художник, чтобы зарисовать рельефы заупокойного храма царицы Хатшепсут. Поедешь?
   Картер кивнул как можно равнодушнее, хотя готов был закричать от радости – ведь Дейр-эль-Бахри находится в Западных Фивах, рядом с заветной Долиной царей!

7

   Обернувшись, Порчи увидел цепочку своих следов на гладком песке восточного залива. Пристанище пиратов и контрабандистов, остров Св. Мартина имел широкие пустынные пляжи, над которыми изредка пролетали пеликаны. Вода в море была изумрудно-прозрачной, дул свежий ветерок, пригревало солнышко, однако виконта это совершенно не трогало. Он высадился здесь, на стыке Малых и Больших Антильских островов, не для того, чтобы купаться, а чтобы пополнить свою коллекцию замечательных людей последним индейцем из племени араваков – исконных обитателей острова.
   Остров этот еще в 1493 году открыл Колумб, но о нем благополучно забыли до 1629 года, пока сюда не высадились французы. Через пару лет к ним присоединились голландцы, а еще через два года – испанцы, с которыми безуспешно сражался Петер Стивесент.[24] Остров переходил из рук в руки посредством битв и столкновений. В конце концов земли, что победнее, достались Франции, а что побогаче – Голландии.