Страница:
Там стоял саркофаг. Картер робко приблизился, боясь увидеть, что на нем начертано имя фараона, который преследовал его с тех самых пор, как он оказался на египетской земле. В саркофаге лежала мумия. На ее голове покоился букет цветов, у ног лежал венок из листьев.
Впервые ученому-археологу удалось найти мумию фараона на том самом месте, где он должен был жить вечно. И этим археологом стал отнюдь не Говард Картер!
Закрыв глаза, хватая ртом воздух, молодой человек пытался справиться с волнением. Картер не привык отступать. Даже если его собственной мечте не суждено осуществиться, он должен отдать дань уважения Тутанхамону!
Говард приблизил факел к саркофагу, на котором прочитал «Амон». Фараона звали не Тутанхамон! Мумия, саркофаг и гробница принадлежали Аменхотепу II, прославившемуся стрельбой из лука и успехами в гребле!
Картер перевел дух. Счастливая улыбка озарила его лицо, и Говард опустился на пыльный каменный пол. Поражение обернулось победой! Лорэ своей находкой доказал, что в недрах Долины еще скрывались нетронутые склепы. И где-то – Картер знал это, чувствовал – была и усыпальница Тутанхамона!
Свет факела упал на вход в соседнюю комнату, внутри покоились царские мумии. Всего их оказалось девять. Картера снова охватил ужас – ведь здесь мог оказаться «его» царь!
Он прочел имя каждой находки – Тутанхамона среди них не было.
Что оставалось от Дейр-эль-Медине? Нижние части домов, улицы. В огромном рву были найдены тысячи обломков известняка, испорченного подмастерьями.
Картер пытался представить себе, какое здесь три с половиной тысячи лет назад царило оживление. Как ремесленники собирались утром, чтобы покинуть городок, затерянный в безлюдной пустыне, и по гребню скалы двинуться в Долину царей. После работы все они – каменотесы, резчики по камню, живописцы – ночевали в скромных хижинах, а затем, на девятый день, шли обратно домой, на «Место истины» – так звучало египетское название городка.
Высокие отвесные скалы, пески и утесы, безмолвный амфитеатр гор – все здесь дышало суровостью, однако в теплом воздухе пустыни еще витал творческий дух строителей гробниц. Вдали от шума, Картер почувствовал родство с художниками древности, которые обессмертили себя созданием шедевров. Кто-то из них наверняка работал в гробнице Тутанхамона! Он мог оставить надпись или еще какую-нибудь зацепку, которая привела бы Картера к цели. Археолог часто ходил сюда гулять, пристально рассматривая поверхность скал и камней.
Выходя из гробницы мастера Сеннеджема, который был изображен убирающим урожай вместе с супругой в загробном царстве, Картер столкнулся с толстым человечком маленького роста, лысым, усатым, с пухлыми руками и твердым взглядом, прятавшимся за круглыми стеклами очков. Он был одет по-европейски, и даже с некоторым шиком.
– Говард Картер?
– Простите, не имею чести?
– Я – Гастон Масперо, начальник Управления раскопками и древностями.
От неожиданности Картер чуть не выронил блокнот. Так, невзначай, встретить крестного отца египтологии, первооткрывателя «Текстов Пирамид», человека, раскопавшего Абидос, Саккару, Карнак и Эдфу, детектива, вычислившего местонахождение общей гробницы в Дейр-эль-Бахри, автора «Древней истории народов классического Востока», ставшего в двадцать семь лет профессором Парижского «Коллеж де Франс», одним словом, того самого ученого, перед которым почтительно склонялся весь научный мир!
Масперо долгое время возглавлял Каирский музей, после чего покинул Египет.
– Так вы вернулись? Надолго? – От растерянности Говард не знал, что и сказать.
– Пятьдесят три года жизни, мистер Картер, и сорок лет занятий египтологией позволяют мне хорошо знать местность и людей, с которыми мне предстоит работать. Таких возможностей, как сейчас, у меня раньше не было. Теперь я их не упущу!
– Да-да, позвольте вас поздравить с назначением! – спохватился Картер. Он стоял, вытянувшись в струнку и спрятав руки за спину, как студент перед экзаменатором.
Масперо снял очки и принялся протирать стекла шелковым платком.
– Мы в трудном положении. С помощью Китченера Англия наложила лапу на Судан, тогда как Мустафа Камиль и Национальная партия требуют, чтобы английские войска покинули страну![46]
– Это провокация. Они ничего не добьются!
– Сейчас в Египте живет семь миллионов человек. Это в два с лишним раза больше, чем в 1820 году. В семьях рождается все больше детей. Сегодня их отправляют работать на хлопковые поля, а завтра они станут патриотами и поведут борьбу за независимость!
– Вы осуждаете Британию?
– Отнюдь! Тем более что мое теперешнее назначение является заслугой генерального консула Великобритании лорда Кромера.
– А это значит, что Лорэ…
– Мой предшественник хоть и француз, как и я, но археолог никудышный. Хотя, конечно, здесь он нашумел! Сделал пару любопытных находок…
– Он же только что расчистил вход в гробницу Тутмеса I, ту самую, с которой началось сооружение в Долине тайных склепов! – воскликнул Картер.
– Лорэ копает наскоро, не делает фотографических снимков и ведет нечитабельный дневник, – отмахнулся Масперо. – А еще хуже, Картер, то, что найденные им гробницы плохо охраняются. Там околачиваются все, кому не лень! Находки сбывают с рук, да так лихо, что английские и немецкие археологи уже пожаловались властям. Поэтому меня и пригласили! Как только мои условия морального, финансового и материального характера были приняты, я вступил в должность, хотя и считаю обвинения в адрес Лорэ незаслуженными.
– Значит ли это, что теперь вы отвечаете за все раскопки?
– Да! Территория страны будет поделена на пять административных округов, во главе с пятью инспекторами. Им станут помогать инспектора на местах и сторожа, численность которых теперь увеличится. Научные общества, исследовательские институты и состоятельные частные лица смогут получить разрешение на раскопки только с моего разрешения и при консультативном участии международного комитета!
– Консультативном?
– Вы все правильно поняли – исполнительная, то есть единственная власть будет в моих руках. Давно пора навести здесь порядок! Вам, Картер, сколько лет?
– Двадцать шесть.
– Как давно работаете в Египте?
– Почти девять лет!
– Арабским языком владеете?
– Несколькими диалектами.
Придирчиво осмотрев стеклышки, довольный Масперо надел очки.
– Значит, слухи о вас ходят обоснованные. А еще я слышал, будто вы все знаете про Фивы?
– На этот раз вас обманули. Я и сам хотел бы, чтобы это было правдой!
– Ах, он еще и скромный! Ничего, пройдет. Господин Картер, назначаю вас главным инспектором Верхнего Египта и Нубии! Теперь именно вы отвечаете за памятники истории и культуры. Ваша ставка будет в Луксоре. Естественно, я жду регулярных отчетов! – Масперо повернулся, чтобы уйти, но потом словно о чем-то вспомнил: – Да, вот еще что! Человек в вашем положении обязан выглядеть прилично. А у вас, как я погляжу, имеется злосчастная привычка следовать туземной моде. Переоденьтесь! Вы немедленно вступаете в должность.
20
21
22
23
Впервые ученому-археологу удалось найти мумию фараона на том самом месте, где он должен был жить вечно. И этим археологом стал отнюдь не Говард Картер!
Закрыв глаза, хватая ртом воздух, молодой человек пытался справиться с волнением. Картер не привык отступать. Даже если его собственной мечте не суждено осуществиться, он должен отдать дань уважения Тутанхамону!
Говард приблизил факел к саркофагу, на котором прочитал «Амон». Фараона звали не Тутанхамон! Мумия, саркофаг и гробница принадлежали Аменхотепу II, прославившемуся стрельбой из лука и успехами в гребле!
Картер перевел дух. Счастливая улыбка озарила его лицо, и Говард опустился на пыльный каменный пол. Поражение обернулось победой! Лорэ своей находкой доказал, что в недрах Долины еще скрывались нетронутые склепы. И где-то – Картер знал это, чувствовал – была и усыпальница Тутанхамона!
Свет факела упал на вход в соседнюю комнату, внутри покоились царские мумии. Всего их оказалось девять. Картера снова охватил ужас – ведь здесь мог оказаться «его» царь!
Он прочел имя каждой находки – Тутанхамона среди них не было.
* * *
Работа в Дейр-эль-Бахри подходила к концу, и Картер посвящал свой досуг изучению городка ремесленников Дейр-эль-Медине, который располагался рядом с Долиной царей. В древности там жили художники, в строжайшей тайне трудившиеся над сооружением и украшением царских гробниц. На них не распространялись общие законы, и подчинялись они лично визирю.Что оставалось от Дейр-эль-Медине? Нижние части домов, улицы. В огромном рву были найдены тысячи обломков известняка, испорченного подмастерьями.
Картер пытался представить себе, какое здесь три с половиной тысячи лет назад царило оживление. Как ремесленники собирались утром, чтобы покинуть городок, затерянный в безлюдной пустыне, и по гребню скалы двинуться в Долину царей. После работы все они – каменотесы, резчики по камню, живописцы – ночевали в скромных хижинах, а затем, на девятый день, шли обратно домой, на «Место истины» – так звучало египетское название городка.
Высокие отвесные скалы, пески и утесы, безмолвный амфитеатр гор – все здесь дышало суровостью, однако в теплом воздухе пустыни еще витал творческий дух строителей гробниц. Вдали от шума, Картер почувствовал родство с художниками древности, которые обессмертили себя созданием шедевров. Кто-то из них наверняка работал в гробнице Тутанхамона! Он мог оставить надпись или еще какую-нибудь зацепку, которая привела бы Картера к цели. Археолог часто ходил сюда гулять, пристально рассматривая поверхность скал и камней.
Выходя из гробницы мастера Сеннеджема, который был изображен убирающим урожай вместе с супругой в загробном царстве, Картер столкнулся с толстым человечком маленького роста, лысым, усатым, с пухлыми руками и твердым взглядом, прятавшимся за круглыми стеклами очков. Он был одет по-европейски, и даже с некоторым шиком.
– Говард Картер?
– Простите, не имею чести?
– Я – Гастон Масперо, начальник Управления раскопками и древностями.
От неожиданности Картер чуть не выронил блокнот. Так, невзначай, встретить крестного отца египтологии, первооткрывателя «Текстов Пирамид», человека, раскопавшего Абидос, Саккару, Карнак и Эдфу, детектива, вычислившего местонахождение общей гробницы в Дейр-эль-Бахри, автора «Древней истории народов классического Востока», ставшего в двадцать семь лет профессором Парижского «Коллеж де Франс», одним словом, того самого ученого, перед которым почтительно склонялся весь научный мир!
Масперо долгое время возглавлял Каирский музей, после чего покинул Египет.
– Так вы вернулись? Надолго? – От растерянности Говард не знал, что и сказать.
– Пятьдесят три года жизни, мистер Картер, и сорок лет занятий египтологией позволяют мне хорошо знать местность и людей, с которыми мне предстоит работать. Таких возможностей, как сейчас, у меня раньше не было. Теперь я их не упущу!
– Да-да, позвольте вас поздравить с назначением! – спохватился Картер. Он стоял, вытянувшись в струнку и спрятав руки за спину, как студент перед экзаменатором.
Масперо снял очки и принялся протирать стекла шелковым платком.
– Мы в трудном положении. С помощью Китченера Англия наложила лапу на Судан, тогда как Мустафа Камиль и Национальная партия требуют, чтобы английские войска покинули страну![46]
– Это провокация. Они ничего не добьются!
– Сейчас в Египте живет семь миллионов человек. Это в два с лишним раза больше, чем в 1820 году. В семьях рождается все больше детей. Сегодня их отправляют работать на хлопковые поля, а завтра они станут патриотами и поведут борьбу за независимость!
– Вы осуждаете Британию?
– Отнюдь! Тем более что мое теперешнее назначение является заслугой генерального консула Великобритании лорда Кромера.
– А это значит, что Лорэ…
– Мой предшественник хоть и француз, как и я, но археолог никудышный. Хотя, конечно, здесь он нашумел! Сделал пару любопытных находок…
– Он же только что расчистил вход в гробницу Тутмеса I, ту самую, с которой началось сооружение в Долине тайных склепов! – воскликнул Картер.
– Лорэ копает наскоро, не делает фотографических снимков и ведет нечитабельный дневник, – отмахнулся Масперо. – А еще хуже, Картер, то, что найденные им гробницы плохо охраняются. Там околачиваются все, кому не лень! Находки сбывают с рук, да так лихо, что английские и немецкие археологи уже пожаловались властям. Поэтому меня и пригласили! Как только мои условия морального, финансового и материального характера были приняты, я вступил в должность, хотя и считаю обвинения в адрес Лорэ незаслуженными.
– Значит ли это, что теперь вы отвечаете за все раскопки?
– Да! Территория страны будет поделена на пять административных округов, во главе с пятью инспекторами. Им станут помогать инспектора на местах и сторожа, численность которых теперь увеличится. Научные общества, исследовательские институты и состоятельные частные лица смогут получить разрешение на раскопки только с моего разрешения и при консультативном участии международного комитета!
– Консультативном?
– Вы все правильно поняли – исполнительная, то есть единственная власть будет в моих руках. Давно пора навести здесь порядок! Вам, Картер, сколько лет?
– Двадцать шесть.
– Как давно работаете в Египте?
– Почти девять лет!
– Арабским языком владеете?
– Несколькими диалектами.
Придирчиво осмотрев стеклышки, довольный Масперо надел очки.
– Значит, слухи о вас ходят обоснованные. А еще я слышал, будто вы все знаете про Фивы?
– На этот раз вас обманули. Я и сам хотел бы, чтобы это было правдой!
– Ах, он еще и скромный! Ничего, пройдет. Господин Картер, назначаю вас главным инспектором Верхнего Египта и Нубии! Теперь именно вы отвечаете за памятники истории и культуры. Ваша ставка будет в Луксоре. Естественно, я жду регулярных отчетов! – Масперо повернулся, чтобы уйти, но потом словно о чем-то вспомнил: – Да, вот еще что! Человек в вашем положении обязан выглядеть прилично. А у вас, как я погляжу, имеется злосчастная привычка следовать туземной моде. Переоденьтесь! Вы немедленно вступаете в должность.
20
Тридцатичетырехлетний граф чувствовал себя счастливейшим из смертных. Богатый, всеми обожаемый аристократ во второй раз ожидал прибавления в семействе. Он являлся хватким дельцом, регулярно приумножал доходы и не знал забот. Граф не раз говорил, что жизнь – это спорт, где побеждает сильнейший. Он мог по достоинству оценить произведение искусства или аллюр скаковой лошади. Граф Карнарвон страстно увлекался как выуживанием сокровищ из антикварных лавок; так и утиной охотой. Он являлся членом жокейского клуба и мог днями напролет заниматься собственной конюшней, самой великолепной во всей Англии. Граф принимал участие в скачках, победил в нескольких забегах и уже начал чувствовать некоторое утомление от успехов. Он по-прежнему загорался новой идеей, но вскоре пресыщался, разочаровывался и его снова охватывала скука.
Сейчас его страстью были автомобили. Скорость, ветер, крутые повороты – разве может что-то сравниться с этим? Первые авто он покупал во Франции: в Англию их еще не завезли. Тогда еще впереди машины шел человек с красным флажком, оповещая пешеходов об опасности. То было время технического прогресса, поэтому граф часто менял автомобили. Ему безумно нравился риск, тем не менее он нанял профессионального шофера, которого звали Эдвард Тротман, чтобы было кому подменить его за рулем.
Граф Карнарвон находился в Германии, и сейчас ехал в Швабах, где его ожидала супруга. Шофер где-то простудился и страдал от насморка, поэтому водительское место занял граф. Тротман чихнул, и граф улыбнулся:
– Поправитесь на горном воздухе, Эдвард! Он изгонит всех ваших микробов!
– Дай Бог, ваше сиятельство, а то у меня глаза слезятся. Да и вы, должно быть, не выспались?
– Действительно, скучнейший был прием! Один венский профессор излагал теорию некоего господина Фрейда, автора недавно вышедшей книжки о толковании сновидений. Нелепица, опасная в придачу! Если по недомыслию или глупости научный мир подхватит эту болтовню, то распространит такую заразу, от которой мы еще не скоро избавимся. Что за напасть этот Фрейд!
– Осторожнее, ваше сиятельство! Здесь сплошные виражи!
– Вы совершенно правы, Эдвард, мне нужно быть внимательнее. Ведь именно на поворотах чаще всего случаются аварии. А знаете, что мне предложил один турецкий миллиардер? Купить в Египте хлопковое поле! Я слышал, будто тамошние богачи преумножают свои земельные владения за счет простых крестьян, которые стремительно нищают, бросают свой клочок земли и бегут в Каир. Что за времена! Живем, как на вулкане. Он когда-нибудь проснется, и нам мало не покажется!
Дорога была опасной из-за тумана и дождя. Граф сосредоточенно вел машину, вспоминая недавний разговор с чиновником из правительства. Теперь ему предлагали уже не просто сотрудничество, а официальный пост советника по Востоку. Это могло стать началом славной политической карьеры, пути на самую вершину! Министерству иностранных дел требовались новые люди. Может, обратить внимание на Восток, когда наскучат автомобили?…
Дорога перестала петлять, и граф прибавил скорость. Из-за тумана он слишком поздно заметил две воловьи упряжки, которые стояли прямо посреди дороги. Не успевая затормозить, граф вывернул руль. Автомобиль вылетел на обочину, и перевернулся, придавив графа. Тротмана выбросило на дорогу. Он был жив – удар смягчило его толстое пальто. Придя в себя, Эдвард бросился на помощь к графу и в ужасе увидел, что тот не подает никаких признаков жизни.
– Скорее сюда! Мне требуется помощь! – заорал он крестьянам, которые так и стояли посреди дороги.
Двое из них бросились наутек.
– Сошлю на каторгу! – в отчаянии завопил Тротман, и те, хоть и не понимали по-английски, развернулись и поспешили на помощь.
Эдвард велел двоим толкать машину, а третий побежал за доктором. Тяжелый автомобиль вначале не поддавался, но потом все-таки сдвинулся с места. Тротман выволок графа из оврага:
– Ваше сиятельство, скажите хоть словечко, умоляю! – Он обернулся к крестьянам: – Воды! Вассер, битте!
Те притащили из повозки ведро, и Тротман плеснул на графа водой. Карнарвон пришел в чувство. Его губы дрогнули, и он медленно открыл глаза.
– Вы живы, живы!
Граф посмотрел на шофера невидящим взглядом, тихо спросил:
– Никто не пострадал? – И погрузился в кому.
Сейчас его страстью были автомобили. Скорость, ветер, крутые повороты – разве может что-то сравниться с этим? Первые авто он покупал во Франции: в Англию их еще не завезли. Тогда еще впереди машины шел человек с красным флажком, оповещая пешеходов об опасности. То было время технического прогресса, поэтому граф часто менял автомобили. Ему безумно нравился риск, тем не менее он нанял профессионального шофера, которого звали Эдвард Тротман, чтобы было кому подменить его за рулем.
Граф Карнарвон находился в Германии, и сейчас ехал в Швабах, где его ожидала супруга. Шофер где-то простудился и страдал от насморка, поэтому водительское место занял граф. Тротман чихнул, и граф улыбнулся:
– Поправитесь на горном воздухе, Эдвард! Он изгонит всех ваших микробов!
– Дай Бог, ваше сиятельство, а то у меня глаза слезятся. Да и вы, должно быть, не выспались?
– Действительно, скучнейший был прием! Один венский профессор излагал теорию некоего господина Фрейда, автора недавно вышедшей книжки о толковании сновидений. Нелепица, опасная в придачу! Если по недомыслию или глупости научный мир подхватит эту болтовню, то распространит такую заразу, от которой мы еще не скоро избавимся. Что за напасть этот Фрейд!
– Осторожнее, ваше сиятельство! Здесь сплошные виражи!
– Вы совершенно правы, Эдвард, мне нужно быть внимательнее. Ведь именно на поворотах чаще всего случаются аварии. А знаете, что мне предложил один турецкий миллиардер? Купить в Египте хлопковое поле! Я слышал, будто тамошние богачи преумножают свои земельные владения за счет простых крестьян, которые стремительно нищают, бросают свой клочок земли и бегут в Каир. Что за времена! Живем, как на вулкане. Он когда-нибудь проснется, и нам мало не покажется!
Дорога была опасной из-за тумана и дождя. Граф сосредоточенно вел машину, вспоминая недавний разговор с чиновником из правительства. Теперь ему предлагали уже не просто сотрудничество, а официальный пост советника по Востоку. Это могло стать началом славной политической карьеры, пути на самую вершину! Министерству иностранных дел требовались новые люди. Может, обратить внимание на Восток, когда наскучат автомобили?…
Дорога перестала петлять, и граф прибавил скорость. Из-за тумана он слишком поздно заметил две воловьи упряжки, которые стояли прямо посреди дороги. Не успевая затормозить, граф вывернул руль. Автомобиль вылетел на обочину, и перевернулся, придавив графа. Тротмана выбросило на дорогу. Он был жив – удар смягчило его толстое пальто. Придя в себя, Эдвард бросился на помощь к графу и в ужасе увидел, что тот не подает никаких признаков жизни.
– Скорее сюда! Мне требуется помощь! – заорал он крестьянам, которые так и стояли посреди дороги.
Двое из них бросились наутек.
– Сошлю на каторгу! – в отчаянии завопил Тротман, и те, хоть и не понимали по-английски, развернулись и поспешили на помощь.
Эдвард велел двоим толкать машину, а третий побежал за доктором. Тяжелый автомобиль вначале не поддавался, но потом все-таки сдвинулся с места. Тротман выволок графа из оврага:
– Ваше сиятельство, скажите хоть словечко, умоляю! – Он обернулся к крестьянам: – Воды! Вассер, битте!
Те притащили из повозки ведро, и Тротман плеснул на графа водой. Карнарвон пришел в чувство. Его губы дрогнули, и он медленно открыл глаза.
– Вы живы, живы!
Граф посмотрел на шофера невидящим взглядом, тихо спросил:
– Никто не пострадал? – И погрузился в кому.
21
В полосатом костюме-тройке, галстуке-бабочке, широкополой шляпе с черной лентой, с белоснежным платочком, торчащем из нагрудного кармана, в белых парусиновых туфлях и с мундштуком в руке Говард выглядел настоящим инспектором Управления раскопками и древностями и отвечал всем требованиям английского этикета, а также своего начальника Гастона Масперо. Его уважали.
Служебный рост радовал Картера. Он путешествовал из Идфу в Ком-Омбо, из Абу-Симбела в Луксор, из Эль-Каба в Гермонтис и приходил в восторг от множества храмов, великолепия барельефов и скульптур, которые теперь находились под его охраной. Он мечтал переместить тонны песка и открыть человечеству новые памятники, ни на минуту не забывая и о Долине царей, которая теперь тоже находилась в его ведомстве. Пока же Говард не смел заняться ей как следует из опасения вызвать недовольство Масперо, который считал Долину полностью исчерпанной и не испытывал к ней никакого интереса.
Основываясь на находках, сделанных Лорэ, Картер попытался заинтриговать начальника во время планового обхода территории.
– Взгляните на гробницу Хатшепсут! Не правда ли, очень интересно?
– Любопытная гробница, но пустая, А усыпальница без драгоценной утвари все равно что старая кокетка с увядшими прелестями. Она непривлекательна!
– Убежден, что здесь еще можно найти немало древностей!
– Не фантазируйте, Картер! От прежней Долины уже ничего не осталось.
– Я все же считаю целесообразным приступить к широкомасштабным раскопкам!
– У Управления нет средств. Мы много тратим на содержание памятников.
– Но я уверен…
– Довольно! Если желаете копать, то сначала разбогатейте. Наймите сотню рабочих, потратьте несколько тысяч фунтов стерлингов. У вас деньги есть?
– Только жалованье.
– Так постарайтесь хотя бы его не разбазарить! И думать позабудьте о Долине. Она мертва. Вы что, хотите и себя здесь закопать?
Раннее утро в Луксоре благоухало кофе и жасмином. Порозовевшая гора на западном берегу Нила и мир богов воссоединялись с человечеством. Картер стоял возле небольшой мечети. Вокруг росли кусты роз и гибискуса. К мраморным дверям, украшенным мозаикой, слетелись птицы – попить из кормушки.
Раифа сегодня оделась по-европейски и выглядела по-прежнему прекрасно.
– Зачем ты велела мне сюда прийти?
– Какой вы стали важный, господин инспектор! Мне больше нравилось, когда вы одевались поскромнее. Ну ничего, привыкну.
– Я одеваюсь так по долгу службы!
– Ты всем ради нее готов пожертвовать. И мной?
– Раифа! – Говарду захотелось обнять ее, прижать к себе… Увы, при посторонних это было совершенно невозможно. – Зачем ты меня мучаешь?
– Ты это заслужил! Брат уехал, ты стал важным человеком, мы свободны, но совершенно не видимся! Ты слишком влюблен в свою работу. А я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж!
Картер не удивился. Он и надеялся, и боялся этого.
– Ты египтянка, а я – англичанин, – пробормотал он.
– Решение есть: прими ислам! Взгляни на мечеть – вот где покой и чистота.
– Конечно, но…
– Ты должен будешь уверовать в единого Бога, молиться, давать милостыню, поститься и совершить паломничество в Мекку. – В глазах девушки читалась отчаянная мольба.
– Надо подумать, – ответил Говард.
– Понимаю. Всевышний велик и совершенен. Он просветит тебя!
– Надеюсь.
– Какой скандал, месье Картер! А ну-ка признавайтесь, что у вас там творится?!
– В чем дело, господин директор? Я написал плохой отчет?
– Вы пишете отличные отчеты, причем они с каждым разом становятся все лучше! Вы скоро превзойдете всех моих инспекторов.
– Постараюсь оправдать ваше доверие.
– Вы его оправдаете, если прекратите свои шашни!
– Я отдаю все время службе.
– Хотелось бы надеяться. Вы человек молодой, горячий… Конечно, вам нельзя быть одному! В Луксоре столько милых европейских дам. Они могли бы скрасить ваше одиночество.
– Увы, работа мне не позволяет заводить приятные знакомства.
Масперо побагровел:
– Зато она вам позволяет посещать некую Раифу!
Картер смутился:
– Кто вам сказал?
– Да все только об этом и твердят! В нашей колонии в Луксоре вы давно уже стали посмешищем. А ваша новая затея просто гибельна!
– На что вы намекаете?
– Не отпирайтесь! Ваша «невеста» уже всем растрезвонила, что вы намерены принять ислам!
Приосанившись и глядя прямо перед собой, Картер твердо произнес:
– Иначе мы не сможем пожениться.
– Этому браку не бывать! – Масперо снова стукнул кулаком по столу. – Переход в чужую веру станет с вашей стороны ужасной глупостью. Мусульмане вас не примут, а европейцы отвернутся. Эту женщину все равно вынудят вас оставить, вы потеряете работу, да что там – призвание! Послушайте, Говард, с религией не шутят. Меня исключили из «Эколь Нормаль»,[47] потому что я выступил в защиту Сент-Бева[48] и свободомыслия. Потом меня восстановили, но я всю жизнь борюсь с мешающим науке игом суеверий! Вы можете сглупить по молодости и загубить свою карьеру!
– Раифа хочет узаконить наши отношения. Она научила меня понимать эту страну, ее язык, обычаи. Я многим ей обязан!
– Как вы сентиментальны! Человек обязан только самому себе и должен обернуть обстоятельства в свою пользу. Я вас теперь неплохо знаю, мальчик мой. Если вы преуспеете, то у вас поубавится друзей, уж поверьте мне. Цельность вашего характера и несносное правдолюбие заставят окружающих завидовать и ревновать к вашим успехам. Считайте, что ваше приключение окончено.
– Я так не думаю, месье Масперо. Предательство по отношению к любящей женщине – низость. Я не смогу с этим жить!
Масперо холодно взглянул на Говарда:
– Ученый должен уметь вовремя склониться перед истиной. Вы, видимо, еще не знаете о том, что брат Раифы недавно вернулся в Луксор. А сама она прислала мне письмо, где просит вмешаться в ваши отношения, причем самым определенным образом. Она хочет, чтобы вы оставили ее в покое, иначе ее брат пожалуется властям!
– Где письмо?!
Масперо протянул листок.
– Ее заставили! – воскликнул Говард, едва взглянув на почерк Раифы.
– Мне все равно. Главное, что с вашей сомнительной связью покончено! А теперь отправляйтесь на объект, инспектор Картер. Вы нужны памятникам, которые гораздо важнее этой египтянки!
Служебный рост радовал Картера. Он путешествовал из Идфу в Ком-Омбо, из Абу-Симбела в Луксор, из Эль-Каба в Гермонтис и приходил в восторг от множества храмов, великолепия барельефов и скульптур, которые теперь находились под его охраной. Он мечтал переместить тонны песка и открыть человечеству новые памятники, ни на минуту не забывая и о Долине царей, которая теперь тоже находилась в его ведомстве. Пока же Говард не смел заняться ей как следует из опасения вызвать недовольство Масперо, который считал Долину полностью исчерпанной и не испытывал к ней никакого интереса.
Основываясь на находках, сделанных Лорэ, Картер попытался заинтриговать начальника во время планового обхода территории.
– Взгляните на гробницу Хатшепсут! Не правда ли, очень интересно?
– Любопытная гробница, но пустая, А усыпальница без драгоценной утвари все равно что старая кокетка с увядшими прелестями. Она непривлекательна!
– Убежден, что здесь еще можно найти немало древностей!
– Не фантазируйте, Картер! От прежней Долины уже ничего не осталось.
– Я все же считаю целесообразным приступить к широкомасштабным раскопкам!
– У Управления нет средств. Мы много тратим на содержание памятников.
– Но я уверен…
– Довольно! Если желаете копать, то сначала разбогатейте. Наймите сотню рабочих, потратьте несколько тысяч фунтов стерлингов. У вас деньги есть?
– Только жалованье.
– Так постарайтесь хотя бы его не разбазарить! И думать позабудьте о Долине. Она мертва. Вы что, хотите и себя здесь закопать?
Раннее утро в Луксоре благоухало кофе и жасмином. Порозовевшая гора на западном берегу Нила и мир богов воссоединялись с человечеством. Картер стоял возле небольшой мечети. Вокруг росли кусты роз и гибискуса. К мраморным дверям, украшенным мозаикой, слетелись птицы – попить из кормушки.
Раифа сегодня оделась по-европейски и выглядела по-прежнему прекрасно.
– Зачем ты велела мне сюда прийти?
– Какой вы стали важный, господин инспектор! Мне больше нравилось, когда вы одевались поскромнее. Ну ничего, привыкну.
– Я одеваюсь так по долгу службы!
– Ты всем ради нее готов пожертвовать. И мной?
– Раифа! – Говарду захотелось обнять ее, прижать к себе… Увы, при посторонних это было совершенно невозможно. – Зачем ты меня мучаешь?
– Ты это заслужил! Брат уехал, ты стал важным человеком, мы свободны, но совершенно не видимся! Ты слишком влюблен в свою работу. А я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж!
Картер не удивился. Он и надеялся, и боялся этого.
– Ты египтянка, а я – англичанин, – пробормотал он.
– Решение есть: прими ислам! Взгляни на мечеть – вот где покой и чистота.
– Конечно, но…
– Ты должен будешь уверовать в единого Бога, молиться, давать милостыню, поститься и совершить паломничество в Мекку. – В глазах девушки читалась отчаянная мольба.
– Надо подумать, – ответил Говард.
– Понимаю. Всевышний велик и совершенен. Он просветит тебя!
– Надеюсь.
* * *
Масперо стукнул кулаком по столу:– Какой скандал, месье Картер! А ну-ка признавайтесь, что у вас там творится?!
– В чем дело, господин директор? Я написал плохой отчет?
– Вы пишете отличные отчеты, причем они с каждым разом становятся все лучше! Вы скоро превзойдете всех моих инспекторов.
– Постараюсь оправдать ваше доверие.
– Вы его оправдаете, если прекратите свои шашни!
– Я отдаю все время службе.
– Хотелось бы надеяться. Вы человек молодой, горячий… Конечно, вам нельзя быть одному! В Луксоре столько милых европейских дам. Они могли бы скрасить ваше одиночество.
– Увы, работа мне не позволяет заводить приятные знакомства.
Масперо побагровел:
– Зато она вам позволяет посещать некую Раифу!
Картер смутился:
– Кто вам сказал?
– Да все только об этом и твердят! В нашей колонии в Луксоре вы давно уже стали посмешищем. А ваша новая затея просто гибельна!
– На что вы намекаете?
– Не отпирайтесь! Ваша «невеста» уже всем растрезвонила, что вы намерены принять ислам!
Приосанившись и глядя прямо перед собой, Картер твердо произнес:
– Иначе мы не сможем пожениться.
– Этому браку не бывать! – Масперо снова стукнул кулаком по столу. – Переход в чужую веру станет с вашей стороны ужасной глупостью. Мусульмане вас не примут, а европейцы отвернутся. Эту женщину все равно вынудят вас оставить, вы потеряете работу, да что там – призвание! Послушайте, Говард, с религией не шутят. Меня исключили из «Эколь Нормаль»,[47] потому что я выступил в защиту Сент-Бева[48] и свободомыслия. Потом меня восстановили, но я всю жизнь борюсь с мешающим науке игом суеверий! Вы можете сглупить по молодости и загубить свою карьеру!
– Раифа хочет узаконить наши отношения. Она научила меня понимать эту страну, ее язык, обычаи. Я многим ей обязан!
– Как вы сентиментальны! Человек обязан только самому себе и должен обернуть обстоятельства в свою пользу. Я вас теперь неплохо знаю, мальчик мой. Если вы преуспеете, то у вас поубавится друзей, уж поверьте мне. Цельность вашего характера и несносное правдолюбие заставят окружающих завидовать и ревновать к вашим успехам. Считайте, что ваше приключение окончено.
– Я так не думаю, месье Масперо. Предательство по отношению к любящей женщине – низость. Я не смогу с этим жить!
Масперо холодно взглянул на Говарда:
– Ученый должен уметь вовремя склониться перед истиной. Вы, видимо, еще не знаете о том, что брат Раифы недавно вернулся в Луксор. А сама она прислала мне письмо, где просит вмешаться в ваши отношения, причем самым определенным образом. Она хочет, чтобы вы оставили ее в покое, иначе ее брат пожалуется властям!
– Где письмо?!
Масперо протянул листок.
– Ее заставили! – воскликнул Говард, едва взглянув на почерк Раифы.
– Мне все равно. Главное, что с вашей сомнительной связью покончено! А теперь отправляйтесь на объект, инспектор Картер. Вы нужны памятникам, которые гораздо важнее этой египтянки!
22
– Я требую правды! – заявил граф.
Доктор замялся:
– Вы живы, ваше сиятельство. Разве не это главное?
– Нет, Кстати, мне, кажется, удается держать себя в руках. Советую и вам делать то же.
Через некоторое время после аварии граф очнулся на постоялом дворе. Рядом находились жена, водитель и врач. Видел он нечетко, но вскоре на глаза опустилась непроницаемая пелена.
– Я ослеп?
– Думаю, это временно.
– Ранения?
– Тяжело травмированы ноги, перелом челюстной кости и ребер, множественные ушибы…
– Степень тяжести?
– Серьезная.
– Когда я смогу встать?
– Месяца через три-четыре. Ходить будете с тростью.
– А бегать?
– Бегать вы больше не сможете.
– У меня очень болят руки.
– Это от сильного ушиба. Боль пройдет, однако…
– Продолжайте.
– Вам придется перенести несколько хирургических операций. Мужайтесь, ваше сиятельство!
На пороге стояла Альмина:
– Не сдавайтесь, дорогой. Надо жить. Для меня, для сына, для нашей новорожденной дочери.
– Я устал.
– Реабилитация займет некоторое время. Доктор…
– Врет, как и все врачи. Реабилитация никогда не кончится. Я буду мучиться до самой смерти!
Альмина с нежностью взглянула на мужа, затем прижала его руку к губам:
– Я вас люблю!
– Вы любите инвалида?
– Вы не инвалид.
– Увы, ваша привязанность ко мне не может изменить реальность! Я плохо хожу, малейшие усилия меня изматывают, жизнь превратилась в цепь случайных и бессмысленных событий, а будущего у меня вообще нет. Грустный итог, не правда ли?
– Итог неверный, – нежно улыбнулась Альмина. – Ваш опыт незаменим, семья вас обожает, а ваши фотографические опыты говорят об истинном таланте!
– Неужели снимки получились? – спросил граф.
– Идите и взгляните сами.
Стараясь идти как можно быстрее, что в его состоянии было непросто, граф устремился в темную комнату, которую по его приказу оборудовали всем необходимым. Новым увлечением Карнарвона стала фотография, но занятия ею требовали терпения, которого, казалось, он был лишен. Первые опыты не удались, и граф уже собирался все бросить, однако последняя серия оказалась неплохой. На четких, композиционно продуманных снимках был запечатлен Хайклер.
– Значит, будем фотографировать, – прошептал он.
– Прикажете принять, ваше сиятельство?
Граф молчал. Наверное, не следовало отвечать на письмо этого человека. Вздохнув, Карнарвон велел проводить посетителя в библиотеку. Гость был в черном.
– Неужели в столице еще помнят о неудачливом автомобилисте?
– Вы быстро поправляетесь, ваше сиятельство! Несчастья теперь в прошлом. Правительство ждет вашего выхода на политическую арену!
Граф встал с кресла и принялся декламировать «Макбета». Собеседник невозмутимо слушал, а потом сказал:
– Мне тоже нравится Шекспир.
– Вы слушали внимательно?
– Надеюсь.
– Значит, должны были заметить.
– О чем вы? Не понимаю.
Граф отвернулся.
– Ваша деликатность делает вам честь, но это лишнее. Вследствие перелома челюстной кости я страдаю дефектом дикции, с которым смирился я и близкие мне люди. Остальные же будут смеяться. Сатирики станут меня передразнивать, и моя политическая карьера закончится, не успев начаться!
– Вы заблуждаетесь, ваше сиятельство. Этот недостаток существует только в вашем воображении.
– Не надо льстить неполноценному!
– Вы им не являетесь. Напротив, ваше мужество вызывает всеобщее восхищение! Человек вашей закалки обязан занимать высокий пост.
– Пускай я инвалид, но посмешищем не буду!
– Позвольте изложить вам план предвыборной кампании, который мы подготовили для…
– Это ни к чему, – прервал граф. – Я не желаю выдвигать свою кандидатуру ни на какую должность.
– Но это безумие! Не собираетесь же вы похоронить себя живьем?
– Моя судьба не принадлежит правительству Великобритании. Наш разговор окончен!
Случалось, что за семейным обедом он вдруг замыкался в себя, не отвечая на вопросы близких.
Из-за одного трагического мгновения сиятельный граф Карнарвон стал конченым человеком. Чем больше о нем заботились, тем больше он себя презирал. Зависимость от близких, необходимость пользоваться тростью, физические мучения приводили его в бешенство. Если бы самоубийство не было вопиющим проявлением дурного тона и великим грехом, он бы, вероятно, к нему прибегнул.
Граф любил возиться с собаками. Прогуливаясь с ними по парку, он забывал о боли и не сожалел о прошлом. Жизнь не казалась ему такой унылой, а отчаяние понемногу отступало. Конечно, горизонт намного сузился, но где-то в глубине души граф знал, что обязательно откроется какая-нибудь дверь и перед ним предстанет новый путь. И он с нетерпением ждал этого момента!
Доктор замялся:
– Вы живы, ваше сиятельство. Разве не это главное?
– Нет, Кстати, мне, кажется, удается держать себя в руках. Советую и вам делать то же.
Через некоторое время после аварии граф очнулся на постоялом дворе. Рядом находились жена, водитель и врач. Видел он нечетко, но вскоре на глаза опустилась непроницаемая пелена.
– Я ослеп?
– Думаю, это временно.
– Ранения?
– Тяжело травмированы ноги, перелом челюстной кости и ребер, множественные ушибы…
– Степень тяжести?
– Серьезная.
– Когда я смогу встать?
– Месяца через три-четыре. Ходить будете с тростью.
– А бегать?
– Бегать вы больше не сможете.
– У меня очень болят руки.
– Это от сильного ушиба. Боль пройдет, однако…
– Продолжайте.
– Вам придется перенести несколько хирургических операций. Мужайтесь, ваше сиятельство!
* * *
Бледное весеннее солнце вставало над Хайклером. Граф пытался играть в гольф и гулять, стараясь, чтобы с каждым днем прогулки становились продолжительнее. Теперь, когда он вновь обрел зрение, стало легче бороться с постигшим его несчастьем. Почувствовав усталость, он повернул к замку.На пороге стояла Альмина:
– Не сдавайтесь, дорогой. Надо жить. Для меня, для сына, для нашей новорожденной дочери.
– Я устал.
– Реабилитация займет некоторое время. Доктор…
– Врет, как и все врачи. Реабилитация никогда не кончится. Я буду мучиться до самой смерти!
Альмина с нежностью взглянула на мужа, затем прижала его руку к губам:
– Я вас люблю!
– Вы любите инвалида?
– Вы не инвалид.
– Увы, ваша привязанность ко мне не может изменить реальность! Я плохо хожу, малейшие усилия меня изматывают, жизнь превратилась в цепь случайных и бессмысленных событий, а будущего у меня вообще нет. Грустный итог, не правда ли?
– Итог неверный, – нежно улыбнулась Альмина. – Ваш опыт незаменим, семья вас обожает, а ваши фотографические опыты говорят об истинном таланте!
– Неужели снимки получились? – спросил граф.
– Идите и взгляните сами.
Стараясь идти как можно быстрее, что в его состоянии было непросто, граф устремился в темную комнату, которую по его приказу оборудовали всем необходимым. Новым увлечением Карнарвона стала фотография, но занятия ею требовали терпения, которого, казалось, он был лишен. Первые опыты не удались, и граф уже собирался все бросить, однако последняя серия оказалась неплохой. На четких, композиционно продуманных снимках был запечатлен Хайклер.
– Значит, будем фотографировать, – прошептал он.
* * *
Графу приходили письма со всего света. Организации, печатные издания и обычные кружки фотолюбителей поздравляли его с удачными работами. Его известность в Англии росла день ото дня.– Прикажете принять, ваше сиятельство?
Граф молчал. Наверное, не следовало отвечать на письмо этого человека. Вздохнув, Карнарвон велел проводить посетителя в библиотеку. Гость был в черном.
– Неужели в столице еще помнят о неудачливом автомобилисте?
– Вы быстро поправляетесь, ваше сиятельство! Несчастья теперь в прошлом. Правительство ждет вашего выхода на политическую арену!
Граф встал с кресла и принялся декламировать «Макбета». Собеседник невозмутимо слушал, а потом сказал:
– Мне тоже нравится Шекспир.
– Вы слушали внимательно?
– Надеюсь.
– Значит, должны были заметить.
– О чем вы? Не понимаю.
Граф отвернулся.
– Ваша деликатность делает вам честь, но это лишнее. Вследствие перелома челюстной кости я страдаю дефектом дикции, с которым смирился я и близкие мне люди. Остальные же будут смеяться. Сатирики станут меня передразнивать, и моя политическая карьера закончится, не успев начаться!
– Вы заблуждаетесь, ваше сиятельство. Этот недостаток существует только в вашем воображении.
– Не надо льстить неполноценному!
– Вы им не являетесь. Напротив, ваше мужество вызывает всеобщее восхищение! Человек вашей закалки обязан занимать высокий пост.
– Пускай я инвалид, но посмешищем не буду!
– Позвольте изложить вам план предвыборной кампании, который мы подготовили для…
– Это ни к чему, – прервал граф. – Я не желаю выдвигать свою кандидатуру ни на какую должность.
– Но это безумие! Не собираетесь же вы похоронить себя живьем?
– Моя судьба не принадлежит правительству Великобритании. Наш разговор окончен!
* * *
Быть человеком пустым и бесполезным, а потом стать еще никчемнее! Эту мысль из головы графа не могли изгнать ни игры детей, ни любовь жены, ни прилежание слуг. Его мучили невыносимые головные боли, которые утихали лишь под сенью ливанских кедров. Страдания мешали ему сосредоточиться и заставляли прерывать чтение или занятия фотографией.Случалось, что за семейным обедом он вдруг замыкался в себя, не отвечая на вопросы близких.
Из-за одного трагического мгновения сиятельный граф Карнарвон стал конченым человеком. Чем больше о нем заботились, тем больше он себя презирал. Зависимость от близких, необходимость пользоваться тростью, физические мучения приводили его в бешенство. Если бы самоубийство не было вопиющим проявлением дурного тона и великим грехом, он бы, вероятно, к нему прибегнул.
Граф любил возиться с собаками. Прогуливаясь с ними по парку, он забывал о боли и не сожалел о прошлом. Жизнь не казалась ему такой унылой, а отчаяние понемногу отступало. Конечно, горизонт намного сузился, но где-то в глубине души граф знал, что обязательно откроется какая-нибудь дверь и перед ним предстанет новый путь. И он с нетерпением ждал этого момента!
23
Кабинет Картера в Курне не отличался размерами и обстановкой, зато предоставлял прекрасную возможность для работы, в частности, для того, чтобы составить план раскопок на несколько лет вперед и вписать в него милую сердцу Долину. Он не любил принимать посетителей, предпочитая чтение научных книг любым визитам. Поэтому стоявшие вдоль стен кабинета скамейки обычно пустовали.
Картер склонился над картой. С каким удовольствием он начал бы раскопки в Долине царей! Но он не располагал средствами, без которых начинать работы не представлялось ни малейшей возможности.
– Господин инспектор, к вам двое ваших соотечественников! – доложил один из помощников, житель соседней деревни.
– Кто такие?
– Они не назвали имен. Только сказали, что у них есть некоторые сведения, которые могли бы вас заинтересовать.
Картер склонился над картой. С каким удовольствием он начал бы раскопки в Долине царей! Но он не располагал средствами, без которых начинать работы не представлялось ни малейшей возможности.
– Господин инспектор, к вам двое ваших соотечественников! – доложил один из помощников, житель соседней деревни.
– Кто такие?
– Они не назвали имен. Только сказали, что у них есть некоторые сведения, которые могли бы вас заинтересовать.