Страница:
Навилю стало ясно, что Картер не успокоится, пока сам не осмотрит мумии, поэтому отпустил его на неделю в Каир, снабдив рекомендательным письмом.
Картер был взбудоражен до предела, однако сумел справиться с волнением, разговаривая с сотрудником музея. Прочтя письмо Навиля, тот приветливо улыбнулся:
– Желаете ознакомиться с мумиями из гробницы в Дейр-эль-Бахри? Пожалуйста! Они в музейной экспозиции.
– Знаете, мне необходимо побыть в зале одному.
– Хорошо, оставайтесь на часок после закрытия.
– Одного часа будет недостаточно.
– Простите, а над чем вы, собственно, работаете?
– Хочу удостовериться, что при идентификации мумий не было допущено ошибок.
Сотрудник музея всплеснул руками.
– Их уже не раз осматривали именно с этой целью. Обстоятельства находки сложились столь необычайны, что многие ученые встревожились, поспешили изучить мумии и подтвердить, что личности покойных фараонов установлены совершенно правильно.
– А есть ли среди них Тутанхамон?
– Такого царя здесь нет.
– Скажите, а сохранились ли у вас в музее архивные материалы о раскопках в Долине царей?
– Да, у нас есть дневники археологов, работавших там начиная с XVIII века. Их больше пятидесяти! Теперь мы твердо знаем, что в Долине нечего искать.
– Позвольте с вами не согласиться.
– И напрасно. Не забывайте, что там поработали не только археологи, но и грабители. От них ничего не ускользнуло. Но если вы по-прежнему хотите ознакомиться с архивом…
– Да, хочу.
Лица двух мумий все еще излучали страшную силу – мумии Рамсеса II и Сети I, заупокойный храм которого являлся украшением Абидоса. Глядя на них, можно было действительно уверовать в победу египтян над временем и смертью.
Осмотр экспонатов подтвердил слова сотрудника музея – Тутанхамона среди них нет.
Ни его мумии, ни саркофага…
А существовал ли такой фараон вообще?
Коллеги молодого ученого с ужасом смотрели на то, как напряженно он работает. На все предложения поужинать, Картер сухо отказывался. Наскоро перекусив хлебом и фруктами, он вновь обращался к пище более возвышенной.
Однажды утром, в последний день пребывания в Каире, усилия Говарда были вознаграждены. Он обнаружил рукописную статью без подписи, посвященную печати царского некрополя. На ней изображался бог Анубис в виде шакала, лежащего над девятью связанными коленопреклоненными фигурами. Оттиск этой печати встречался только в Долине царей. Удастся ли когда-нибудь Говарду увидеть его нетронутым?
Молодой человек запомнил композицию печати и продолжил чтение статьи, задумавшись над странным феноменом. Дело в том, что вход в некоторые гробницы был архитектурно оформлен и хорошо виден издалека, а в другие – замурован и засыпан, словно его хотели скрыть от посторонних глаз, дабы воры не потревожили священное тело. Если гробница Тутанхамона и существует, то она может принадлежать только ко второму типу захоронений. А значит, для того чтобы ее найти, придется перелопатить тонны песка…
К статье прилагалась верхняя часть папируса с рассказом о гибели бога Осириса от рук его брата Сета. Затем речь вдруг пошла о каких-то проклятиях, которые якобы обрушатся на осквернителей гробниц!
Картер несколько раз перечитал иероглифы. Не веря своим глазам, он попросил перевести текст двух сотрудников музея и стажера из Германии. Все они подтвердили, что речь идет именно о проклятиях! К счастью, на папирусе стоял инвентарный номер, по которому можно было отыскать недостающую часть текста.
Картер вытребовал себе допуск в запасники музея, где хранились восхитительные произведения искусства.
Египетские боги, видно, благоволили к Картеру: после долгих поисков он нашел вторую часть папируса с тем же инвентарным номером. Раздельное существование двух частей папируса может показаться читателю странным, но это обычное явление в музейной практике. Действительно, к чему тревожиться о мелких, незначительных находках?
Картер быстро прочитал: «Я наблюдал за тем, как высекалась гробница Его Величества, причем я был один, никто не видал этого и не слыхал…»
Говарда охватило невероятное волнение – неужели он держал в руках документ, подтверждавший сооружение тайной гробницы Тутанхамона? Выдолбив гробницу в толще скалы, вход в нее завалили каменными глыбами, скрыв от жаждущих наживы расхитителей.
Осталось прочесть лишь несколько иероглифов – имена царя и зодчего, который надзирал за сооружением гробницы. Картер утер пот со лба, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он был поражен собственной слабостью, по его мнению, недостойной настоящего ученого! Овладев собой, он принялся читать дальше и… испытал огромное разочарование.
Архитектора звали Инени,[40] царя – Тутмесом I. Он повелел устроить себе тайную усыпальницу в скалах Долины царей, чтобы уберечь свою гробницу от воров. Именно он стал основоположником традиции,[41] которую поддержали цари XVIII, XIX и XX династий. Благодаря Тутмесу I безлюдная пустыня на западном берегу Нила приобрела всемирную известность.
О Тутанхамоне не было ни слова.
16
17
18
19
* * *
Те, кто называл Каирский музей пещерой Али-Бабы были, в сущности, правы, ведь именно здесь хранились все египетские древности! Скульптуры, саркофаги, стелы и сотни других произведений искусства пылились прямо в коридорах. Немало лет пройдет, прежде чем в музее сложится продуманная экспозиция, где каждая вещь предстанет во всем великолепии. Конечно, Мариэт,[39] некогда теснившийся со своими экспонатами в первом Египетском музее в Булаке, был бы счастлив получить в распоряжение хоромы, которые теперь выделили музейному собранию в Каире. И все-таки четыре тысячи лет египетской истории заслуживали лучшего!Картер был взбудоражен до предела, однако сумел справиться с волнением, разговаривая с сотрудником музея. Прочтя письмо Навиля, тот приветливо улыбнулся:
– Желаете ознакомиться с мумиями из гробницы в Дейр-эль-Бахри? Пожалуйста! Они в музейной экспозиции.
– Знаете, мне необходимо побыть в зале одному.
– Хорошо, оставайтесь на часок после закрытия.
– Одного часа будет недостаточно.
– Простите, а над чем вы, собственно, работаете?
– Хочу удостовериться, что при идентификации мумий не было допущено ошибок.
Сотрудник музея всплеснул руками.
– Их уже не раз осматривали именно с этой целью. Обстоятельства находки сложились столь необычайны, что многие ученые встревожились, поспешили изучить мумии и подтвердить, что личности покойных фараонов установлены совершенно правильно.
– А есть ли среди них Тутанхамон?
– Такого царя здесь нет.
– Скажите, а сохранились ли у вас в музее архивные материалы о раскопках в Долине царей?
– Да, у нас есть дневники археологов, работавших там начиная с XVIII века. Их больше пятидесяти! Теперь мы твердо знаем, что в Долине нечего искать.
– Позвольте с вами не согласиться.
– И напрасно. Не забывайте, что там поработали не только археологи, но и грабители. От них ничего не ускользнуло. Но если вы по-прежнему хотите ознакомиться с архивом…
– Да, хочу.
* * *
Поднявшись по ступеням монументальной лестницы, Картер с благоговением переступил порог зала, где на всеобщее обозрение были выставлены мумии фараонов Нового царства, призванные служить своим владельцам в загробном мире. В зале оказалось безлюдно. Ах, с какой радостью Картер снова запеленал бы высохшие мумии, разложил их по саркофагам и укрыл от любопытных глаз ахающих посетителей!Лица двух мумий все еще излучали страшную силу – мумии Рамсеса II и Сети I, заупокойный храм которого являлся украшением Абидоса. Глядя на них, можно было действительно уверовать в победу египтян над временем и смертью.
Осмотр экспонатов подтвердил слова сотрудника музея – Тутанхамона среди них нет.
Ни его мумии, ни саркофага…
А существовал ли такой фараон вообще?
* * *
Картер дотошно изучал музейные архивы и не нашел ни малейшего намека на Тутанхамона. Его имя ни разу не упоминалось и в связи с какой-нибудь ошибочной расшифровкой или атрибуцией, словно такого царя и вовсе не существовало! С одной стороны, это было подозрительно, с другой – напротив, подкрепляло версию Картера.Коллеги молодого ученого с ужасом смотрели на то, как напряженно он работает. На все предложения поужинать, Картер сухо отказывался. Наскоро перекусив хлебом и фруктами, он вновь обращался к пище более возвышенной.
Однажды утром, в последний день пребывания в Каире, усилия Говарда были вознаграждены. Он обнаружил рукописную статью без подписи, посвященную печати царского некрополя. На ней изображался бог Анубис в виде шакала, лежащего над девятью связанными коленопреклоненными фигурами. Оттиск этой печати встречался только в Долине царей. Удастся ли когда-нибудь Говарду увидеть его нетронутым?
Молодой человек запомнил композицию печати и продолжил чтение статьи, задумавшись над странным феноменом. Дело в том, что вход в некоторые гробницы был архитектурно оформлен и хорошо виден издалека, а в другие – замурован и засыпан, словно его хотели скрыть от посторонних глаз, дабы воры не потревожили священное тело. Если гробница Тутанхамона и существует, то она может принадлежать только ко второму типу захоронений. А значит, для того чтобы ее найти, придется перелопатить тонны песка…
К статье прилагалась верхняя часть папируса с рассказом о гибели бога Осириса от рук его брата Сета. Затем речь вдруг пошла о каких-то проклятиях, которые якобы обрушатся на осквернителей гробниц!
Картер несколько раз перечитал иероглифы. Не веря своим глазам, он попросил перевести текст двух сотрудников музея и стажера из Германии. Все они подтвердили, что речь идет именно о проклятиях! К счастью, на папирусе стоял инвентарный номер, по которому можно было отыскать недостающую часть текста.
Картер вытребовал себе допуск в запасники музея, где хранились восхитительные произведения искусства.
Египетские боги, видно, благоволили к Картеру: после долгих поисков он нашел вторую часть папируса с тем же инвентарным номером. Раздельное существование двух частей папируса может показаться читателю странным, но это обычное явление в музейной практике. Действительно, к чему тревожиться о мелких, незначительных находках?
Картер быстро прочитал: «Я наблюдал за тем, как высекалась гробница Его Величества, причем я был один, никто не видал этого и не слыхал…»
Говарда охватило невероятное волнение – неужели он держал в руках документ, подтверждавший сооружение тайной гробницы Тутанхамона? Выдолбив гробницу в толще скалы, вход в нее завалили каменными глыбами, скрыв от жаждущих наживы расхитителей.
Осталось прочесть лишь несколько иероглифов – имена царя и зодчего, который надзирал за сооружением гробницы. Картер утер пот со лба, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он был поражен собственной слабостью, по его мнению, недостойной настоящего ученого! Овладев собой, он принялся читать дальше и… испытал огромное разочарование.
Архитектора звали Инени,[40] царя – Тутмесом I. Он повелел устроить себе тайную усыпальницу в скалах Долины царей, чтобы уберечь свою гробницу от воров. Именно он стал основоположником традиции,[41] которую поддержали цари XVIII, XIX и XX династий. Благодаря Тутмесу I безлюдная пустыня на западном берегу Нила приобрела всемирную известность.
О Тутанхамоне не было ни слова.
16
– Все англичане – звери! – воскликнула Раифа, сверкнув глазами.
– Не все, – мягко возразил Говард, беря ее за руку.
– Нет, все.
– И я?
– Ты теперь только наполовину англичанин. А я сейчас разговариваю с твоей египетской половиной.
Они сидели на берегу канала, глядя, как буйволы пьют воду. Рядом голышом плескались дети. Они вскарабкивались на спины животных и, заливисто смеясь, прыгали в воду.
Во главе страны встал Аббас II Хильми, сменивший своего отца Тауфика на посту хедива.[42] При Тауфике, который совершенно не разбирался в экономике, Египет обзавелся таким внешним долгом, что стал полностью зависим от других держав, а точнее, от Великобритании. Аббас II Хильми выступил за независимость, однако его робкое заявление о том, что пора бы вывести страну из-под иностранной опеки, вызвало резкую реакцию консула Великобритании. Это возмутило многих египтян, в том числе Раифу.
– Раифа, ты ведь прекрасно знаешь, что мы нужны твоей стране!
– Я отказываюсь это понимать и тебе запрещаю так думать!
Негодование ей очень шло. Меньше всего Говард хотел говорить с девушкой о политике, но невольно залюбовался ее раскрасневшимся личиком.
Со дня приезда Картера в Дейр-эль-Бахри прошел месяц. Постоянные отлучки помощника вызвали негодование Навиля. Он даже пригрозил выгнать молодого человека с раскопа за прогулы, но Говард все же улучил минутку, чтобы встретиться с Раифой. Та улизнула из дома, воспользовавшись тем, что Гамаль уехал взимать налоги с дальних деревень. Теперь они могли целую неделю встречаться по утрам и вечерам в тени пальм, в яворовых рощах или в камышовой хижине на краю поля. Им столько всего хотелось сказать друг другу, а тут, как назло, умер хедив Тауфик!
– Надо гнать отсюда англичан! – возмущалась Раифа. – Они разграбили всю страну!
– Египет погубили турки, а не англичане, – начал горячиться Говард.
– Европейцы исковеркали нам жизнь! Египту не следовало соглашаться на строительство Суэцкого канала.
– Англия тоже была против!
– Еще бы, ведь она боялась потерять контроль над Индией! Меньше всего англичане пекутся о простых людях. У них здесь свой корыстный интерес!
– Не преувеличивай, Раифа! Без участия Европы сельское хозяйство не шагнуло бы вперед. Отныне выживание народа больше не зависит от разливов Нила![43]
– Зато теперь феллахи круглый год гнут спину на полях, как настоящие рабы! Разве это прогресс? Зараза размножается в стоячей воде каналов, где крестьяне веками купались, стирали белье и мыли посуду. Раньше вода была чистой, а теперь она несет смерть! Паразит попадает в печень и селезенку, истощает организм, человек начинает мочиться кровью и умирает. За что нам любить тех, кто принес нам эту дрянь?
– Ты разве меня любишь? – спросил Картер и тут же поразился собственной наглости.
Сейчас девушка вскочит, убежит, и что тогда делать? И Ньюберри, и Питри, и Навиль стыдили его за грубость и бесцеремонность, однако, видимо, все без толку!
Однако Раифа не вскочила и даже рука ее по-прежнему покоилась в его ладони.
– Прости меня, – промямлил юноша.
– За что же, Говард?
– Я был чересчур прям.
– Не верю своим ушам! Сомнения тебе не свойственны. Ты не лукавишь? – Раифа смущенно улыбнулась. – Просто никто еще не позволял себе так вольно разговаривать со мной.
– Это потому, что в тебя еще никто не влюблялся!
Их пальцы переплелись. Говард не знал, что делать дальше. Как признаться в любви арабской девушке? Если бы он имел дело с англичанкой, то доверился бы своему чувству.
– Можно тебя нарисовать?
– Коран не велит. Мне вообще следовало бы носить паранджу. Сохрани меня в сердце своем, но не запечатлевай мои черты!
– Разве тебе не интересно, что получится?
– Нет. Ты сотворишь злого духа.
После обеда они снова гуляли. Раифа вспоминала об отце крестьянине, который умер молодым. Говард рассказывал о Норфолке.
Когда солнце стало клониться к западу, они набрали воды из колодца, чтобы Раифа могла омыть запылившиеся ноги. Вдруг она заметила, что у нее стерлась краска с ногтей и очень расстроилась: ведь теперь она могла стать легкой добычей злых духов и потерять чистоту! Девушка увлекла Говарда за собой к ближайшим домикам, нашла какую-то старуху и купила у нее кашицу хны. Хенна – похожий на бирючину кустарник с овальными листочками – в сезон усыпана гроздьями цветов. Их растирают в порошок, потом разводят водой и получившуюся краску используют в косметике или ведовстве.
Раифа присела на корточки и стала красить ногти. Говарду стало неловко. Казалось, будто он за ней подсматривает.
Вдруг послышался стук копыт, и девушка встрепенулась, как непуганая лань. Она вскочила и прижалась к стене глинобитного домика. В облаке взметнувшейся пыли возник Гамаль. На поясе у него висел хлыст из кожи гиппопотама.
– Я запретил тебе видеться с сестрой! – прорычал он.
– Раифа – свободная женщина!
– Английская собака! Хочешь осквернить ее?! – Гамаль поднял коня на дыбы.
– Я уважаю вашу сестру, – не дрогнув, спокойно произнес Картер. – Мы просто разговаривали.
Гамаль схватил хлыст и несколько раз щелкнул им в воздухе.
– Вот я сейчас тебя проучу, сразу пропадет желание болтать!
– Только трус нападает на безоружного человека! Дерись на кулаках, если осмелишься!
Гамаль отшвырнул хлыст и соскочил с коня.
Он был выше Картера и шире в плечах, только откуда ему было знать, что деревенские мальчишки в Англии учатся драться с малолетства! Говард познал некоторые приемы бокса на собственном горьком опыте и не раз применял на практике как разрешенные, так и запрещенные удары. Напрасно Гамаль презирал его! Хорошая драка всегда быстро заканчивается – два апперкота, в челюсть и в солнечное сплетение, застали египтянина врасплох. Он рухнул на колено.
Картер протянул ему руку:
– Помиримся, Гамаль! Будем друзьями.
Тот злобно сплюнул:
– Да возненавидит тебя Пророк!
Согнувшись от боли, Гамаль залез на коня и умчался.
Раифа разрыдалась.
– Не все, – мягко возразил Говард, беря ее за руку.
– Нет, все.
– И я?
– Ты теперь только наполовину англичанин. А я сейчас разговариваю с твоей египетской половиной.
Они сидели на берегу канала, глядя, как буйволы пьют воду. Рядом голышом плескались дети. Они вскарабкивались на спины животных и, заливисто смеясь, прыгали в воду.
Во главе страны встал Аббас II Хильми, сменивший своего отца Тауфика на посту хедива.[42] При Тауфике, который совершенно не разбирался в экономике, Египет обзавелся таким внешним долгом, что стал полностью зависим от других держав, а точнее, от Великобритании. Аббас II Хильми выступил за независимость, однако его робкое заявление о том, что пора бы вывести страну из-под иностранной опеки, вызвало резкую реакцию консула Великобритании. Это возмутило многих египтян, в том числе Раифу.
– Раифа, ты ведь прекрасно знаешь, что мы нужны твоей стране!
– Я отказываюсь это понимать и тебе запрещаю так думать!
Негодование ей очень шло. Меньше всего Говард хотел говорить с девушкой о политике, но невольно залюбовался ее раскрасневшимся личиком.
Со дня приезда Картера в Дейр-эль-Бахри прошел месяц. Постоянные отлучки помощника вызвали негодование Навиля. Он даже пригрозил выгнать молодого человека с раскопа за прогулы, но Говард все же улучил минутку, чтобы встретиться с Раифой. Та улизнула из дома, воспользовавшись тем, что Гамаль уехал взимать налоги с дальних деревень. Теперь они могли целую неделю встречаться по утрам и вечерам в тени пальм, в яворовых рощах или в камышовой хижине на краю поля. Им столько всего хотелось сказать друг другу, а тут, как назло, умер хедив Тауфик!
– Надо гнать отсюда англичан! – возмущалась Раифа. – Они разграбили всю страну!
– Египет погубили турки, а не англичане, – начал горячиться Говард.
– Европейцы исковеркали нам жизнь! Египту не следовало соглашаться на строительство Суэцкого канала.
– Англия тоже была против!
– Еще бы, ведь она боялась потерять контроль над Индией! Меньше всего англичане пекутся о простых людях. У них здесь свой корыстный интерес!
– Не преувеличивай, Раифа! Без участия Европы сельское хозяйство не шагнуло бы вперед. Отныне выживание народа больше не зависит от разливов Нила![43]
– Зато теперь феллахи круглый год гнут спину на полях, как настоящие рабы! Разве это прогресс? Зараза размножается в стоячей воде каналов, где крестьяне веками купались, стирали белье и мыли посуду. Раньше вода была чистой, а теперь она несет смерть! Паразит попадает в печень и селезенку, истощает организм, человек начинает мочиться кровью и умирает. За что нам любить тех, кто принес нам эту дрянь?
– Ты разве меня любишь? – спросил Картер и тут же поразился собственной наглости.
Сейчас девушка вскочит, убежит, и что тогда делать? И Ньюберри, и Питри, и Навиль стыдили его за грубость и бесцеремонность, однако, видимо, все без толку!
Однако Раифа не вскочила и даже рука ее по-прежнему покоилась в его ладони.
– Прости меня, – промямлил юноша.
– За что же, Говард?
– Я был чересчур прям.
– Не верю своим ушам! Сомнения тебе не свойственны. Ты не лукавишь? – Раифа смущенно улыбнулась. – Просто никто еще не позволял себе так вольно разговаривать со мной.
– Это потому, что в тебя еще никто не влюблялся!
Их пальцы переплелись. Говард не знал, что делать дальше. Как признаться в любви арабской девушке? Если бы он имел дело с англичанкой, то доверился бы своему чувству.
– Можно тебя нарисовать?
– Коран не велит. Мне вообще следовало бы носить паранджу. Сохрани меня в сердце своем, но не запечатлевай мои черты!
– Разве тебе не интересно, что получится?
– Нет. Ты сотворишь злого духа.
После обеда они снова гуляли. Раифа вспоминала об отце крестьянине, который умер молодым. Говард рассказывал о Норфолке.
Когда солнце стало клониться к западу, они набрали воды из колодца, чтобы Раифа могла омыть запылившиеся ноги. Вдруг она заметила, что у нее стерлась краска с ногтей и очень расстроилась: ведь теперь она могла стать легкой добычей злых духов и потерять чистоту! Девушка увлекла Говарда за собой к ближайшим домикам, нашла какую-то старуху и купила у нее кашицу хны. Хенна – похожий на бирючину кустарник с овальными листочками – в сезон усыпана гроздьями цветов. Их растирают в порошок, потом разводят водой и получившуюся краску используют в косметике или ведовстве.
Раифа присела на корточки и стала красить ногти. Говарду стало неловко. Казалось, будто он за ней подсматривает.
Вдруг послышался стук копыт, и девушка встрепенулась, как непуганая лань. Она вскочила и прижалась к стене глинобитного домика. В облаке взметнувшейся пыли возник Гамаль. На поясе у него висел хлыст из кожи гиппопотама.
– Я запретил тебе видеться с сестрой! – прорычал он.
– Раифа – свободная женщина!
– Английская собака! Хочешь осквернить ее?! – Гамаль поднял коня на дыбы.
– Я уважаю вашу сестру, – не дрогнув, спокойно произнес Картер. – Мы просто разговаривали.
Гамаль схватил хлыст и несколько раз щелкнул им в воздухе.
– Вот я сейчас тебя проучу, сразу пропадет желание болтать!
– Только трус нападает на безоружного человека! Дерись на кулаках, если осмелишься!
Гамаль отшвырнул хлыст и соскочил с коня.
Он был выше Картера и шире в плечах, только откуда ему было знать, что деревенские мальчишки в Англии учатся драться с малолетства! Говард познал некоторые приемы бокса на собственном горьком опыте и не раз применял на практике как разрешенные, так и запрещенные удары. Напрасно Гамаль презирал его! Хорошая драка всегда быстро заканчивается – два апперкота, в челюсть и в солнечное сплетение, застали египтянина врасплох. Он рухнул на колено.
Картер протянул ему руку:
– Помиримся, Гамаль! Будем друзьями.
Тот злобно сплюнул:
– Да возненавидит тебя Пророк!
Согнувшись от боли, Гамаль залез на коня и умчался.
Раифа разрыдалась.
17
Граф открыл «Таймс» и перечел статью о Судане. Обозреватели предсказывали большие потрясения и вспоминали о Китченере[44] как о единственном человеке в армии, способном навести в стране порядок. Почему-то на сей раз стук кованых сапог встревожил графа больше, чем обычно. Он обладал даром провидца, который обыкновенно отрицал, однако сейчас, при мысли о Судане, он явно предчувствовал кровопролитие.
Но жарким летом 1895 года, да еще в такой день, подобные размышления были совершенно неуместны! Ведь именно сегодня, двадцать шестого июня, в день своего двадцатидевятилетия богатый дворянин намеревался сочетаться браком с мисс Альминой Вомбвелл, хрупкой юной особой, словно сошедшей с картины кисти Греза. Свадьба должна была запомниться надолго – сначала пышное венчание в Вестминстере, затем – торжественный обед в «Лондонском Доме». Нежная Альмина в платье из розового газа, украшенного бриллиантами и изумрудами, выглядела в глазах гостей трогательной жертвой, приносимой великосветскому скитальцу, чтобы заставить его, наконец, заняться делами.
Вокруг шептали, что граф, дескать, решил остепениться. И пора бы! Причем счастью Карнарвона многие завидовали. Он обладал титулом, богатством и получил великолепное образование, его невеста имела красоту, ум и кроткий нрав. Они были идеальной парой. Их ожидал счастливый брак и рождение детей, которые по прошествии времени станут гордостью родителей.
Граф вроде и радовался, но тоска его не отпускала. В отличие от многих он мог не беспокоиться о будущем, но, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, грезил о морских просторах. А вот Альмина путешествовать не собиралась! Для нее Хайклер сам по себе являлся целым миром. Альмина мечтала родить мальчика и девочку, вырастить их в спокойной обстановке и быть наилучшей женой своему исключительному супругу. Альмина ничего не говорила, но граф пребывал в убеждении, что она хочет его перевоспитать и вместо невыносимого чувства пустоты и собственной никчемности внести в его жизнь милые отеческие хлопоты.
Он тосковал о временах, когда мог делать все, что ему заблагорассудится – месяцами болтаться в открытом море, ожидая шторма, чтобы помериться силами со стихией, знакомиться с сомнительными личностями в какой-нибудь Богом забытой дыре или просто плыть куда глаза глядят. Ведь странствие уже само по себе – цель! Но того Порчи больше не существовало. Его заменил великолепный Джордж Герберт, пятый граф Карнарвон.
Камердинер принес смокинг:
– Его сиятельству пора одеваться. Будет прискорбно, если его сиятельство опоздает!
– Кому прискорбно?
Камердинер поклонился и молча удалился.
– Ишь ты, прискорбно, – повторил граф. – А вдруг я не создан для брака?
С чувством вины он вспомнил нежные мгновения, проведенные рядом с Альминой. Граф был в нее по-настоящему влюблен и собирался жениться безо всякого принуждения. Однако сейчас ему ужасно захотелось сбежать отсюда, сесть на корабль и распрощаться с Англией навсегда. Но внутренний голос подсказывал, что побег, обычный для Порчестера, недостоин графа Карнарвона. Причина его отчаяния крылась в обыкновенном эгоизме. И чувство долга заставило молодого графа принять верное решение.
По правде говоря, оно ему совсем не нравилось, как, впрочем, и место проведения свадьбы. Он с большим удовольствием женился бы на палубе корабля, у жерла вулкана или в каньоне Нового Света посреди голых дикарей.
Но, так как это было совершенно невозможно, граф решил дать опостылевшему обществу последний бой. Отложив смокинг, он надел синюю саржевую куртку и водрузил на голову соломенную шляпу.
Остолбеневший камердинер пробормотал что-то нечленораздельное.
– Вы что же, друг мой, онемели? Если вас что-то удивляет, прошу вас, не стесняйтесь!
– Эээ… шляпа вашего сиятельства немного съехала набок…
Граф посмотрел на себя в зеркало.
– Действительно! Напомните, чтобы я вам прибавил жалованье. Если бы не ваша наблюдательность, я мог бы совершенно оскандалиться на свадьбе!
Граф был в библиотеке. Он читал труд Андре Шеврийона под названием «Мертвые страны». Побывав в Египте, тот написал о знаменитой Долине царей: «В недрах скалы, в священной глубине, куда не ступала нога человека с того самого дня, как двери были запечатаны жрецами, спят с миром фараоны, которых охраняют сами боги».
Красивый образ, только, с точки зрения науки, полная ерунда! Давным-давно известно, что в этом жутком месте больше нет ни мумий, ни сокровищ. Все растащили воры и археологи. Этот Шеврийон скорее всего неисправимый романтик, как и все французы!
В коридоре раздались шаги. Граф поднял глаза от книги и увидел доктора.
– Поздравляю, ваше сиятельство! У вас мальчик!
– Нарекаю его Генри! Пусть живет долго и счастливо и станет шестым графом Карнарвоном.
– Дай-то Бог!
На следующий день, поцеловав жену и сына, граф отправился в Лондон. Он должен был посетить министерство иностранных дел, банк и две конторы в Сити, но пренебрег этими скучнейшими визитами и направился в ангар в северной части города, где долго беседовал с механиками под оглушительный рев двигателей.
Шум графу не мешал. Он теперь стал заядлым любителем автомобилей.
Но жарким летом 1895 года, да еще в такой день, подобные размышления были совершенно неуместны! Ведь именно сегодня, двадцать шестого июня, в день своего двадцатидевятилетия богатый дворянин намеревался сочетаться браком с мисс Альминой Вомбвелл, хрупкой юной особой, словно сошедшей с картины кисти Греза. Свадьба должна была запомниться надолго – сначала пышное венчание в Вестминстере, затем – торжественный обед в «Лондонском Доме». Нежная Альмина в платье из розового газа, украшенного бриллиантами и изумрудами, выглядела в глазах гостей трогательной жертвой, приносимой великосветскому скитальцу, чтобы заставить его, наконец, заняться делами.
Вокруг шептали, что граф, дескать, решил остепениться. И пора бы! Причем счастью Карнарвона многие завидовали. Он обладал титулом, богатством и получил великолепное образование, его невеста имела красоту, ум и кроткий нрав. Они были идеальной парой. Их ожидал счастливый брак и рождение детей, которые по прошествии времени станут гордостью родителей.
Граф вроде и радовался, но тоска его не отпускала. В отличие от многих он мог не беспокоиться о будущем, но, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, грезил о морских просторах. А вот Альмина путешествовать не собиралась! Для нее Хайклер сам по себе являлся целым миром. Альмина мечтала родить мальчика и девочку, вырастить их в спокойной обстановке и быть наилучшей женой своему исключительному супругу. Альмина ничего не говорила, но граф пребывал в убеждении, что она хочет его перевоспитать и вместо невыносимого чувства пустоты и собственной никчемности внести в его жизнь милые отеческие хлопоты.
Он тосковал о временах, когда мог делать все, что ему заблагорассудится – месяцами болтаться в открытом море, ожидая шторма, чтобы помериться силами со стихией, знакомиться с сомнительными личностями в какой-нибудь Богом забытой дыре или просто плыть куда глаза глядят. Ведь странствие уже само по себе – цель! Но того Порчи больше не существовало. Его заменил великолепный Джордж Герберт, пятый граф Карнарвон.
Камердинер принес смокинг:
– Его сиятельству пора одеваться. Будет прискорбно, если его сиятельство опоздает!
– Кому прискорбно?
Камердинер поклонился и молча удалился.
– Ишь ты, прискорбно, – повторил граф. – А вдруг я не создан для брака?
С чувством вины он вспомнил нежные мгновения, проведенные рядом с Альминой. Граф был в нее по-настоящему влюблен и собирался жениться безо всякого принуждения. Однако сейчас ему ужасно захотелось сбежать отсюда, сесть на корабль и распрощаться с Англией навсегда. Но внутренний голос подсказывал, что побег, обычный для Порчестера, недостоин графа Карнарвона. Причина его отчаяния крылась в обыкновенном эгоизме. И чувство долга заставило молодого графа принять верное решение.
По правде говоря, оно ему совсем не нравилось, как, впрочем, и место проведения свадьбы. Он с большим удовольствием женился бы на палубе корабля, у жерла вулкана или в каньоне Нового Света посреди голых дикарей.
Но, так как это было совершенно невозможно, граф решил дать опостылевшему обществу последний бой. Отложив смокинг, он надел синюю саржевую куртку и водрузил на голову соломенную шляпу.
Остолбеневший камердинер пробормотал что-то нечленораздельное.
– Вы что же, друг мой, онемели? Если вас что-то удивляет, прошу вас, не стесняйтесь!
– Эээ… шляпа вашего сиятельства немного съехала набок…
Граф посмотрел на себя в зеркало.
– Действительно! Напомните, чтобы я вам прибавил жалованье. Если бы не ваша наблюдательность, я мог бы совершенно оскандалиться на свадьбе!
* * *
Хайклер замер в ожидании. Супруга графа Карнарвона ожидала появления первенца. Предсказывали мальчика. Доктора и акушерок вызвали сразу, как только начались схватки.Граф был в библиотеке. Он читал труд Андре Шеврийона под названием «Мертвые страны». Побывав в Египте, тот написал о знаменитой Долине царей: «В недрах скалы, в священной глубине, куда не ступала нога человека с того самого дня, как двери были запечатаны жрецами, спят с миром фараоны, которых охраняют сами боги».
Красивый образ, только, с точки зрения науки, полная ерунда! Давным-давно известно, что в этом жутком месте больше нет ни мумий, ни сокровищ. Все растащили воры и археологи. Этот Шеврийон скорее всего неисправимый романтик, как и все французы!
В коридоре раздались шаги. Граф поднял глаза от книги и увидел доктора.
– Поздравляю, ваше сиятельство! У вас мальчик!
– Нарекаю его Генри! Пусть живет долго и счастливо и станет шестым графом Карнарвоном.
– Дай-то Бог!
На следующий день, поцеловав жену и сына, граф отправился в Лондон. Он должен был посетить министерство иностранных дел, банк и две конторы в Сити, но пренебрег этими скучнейшими визитами и направился в ангар в северной части города, где долго беседовал с механиками под оглушительный рев двигателей.
Шум графу не мешал. Он теперь стал заядлым любителем автомобилей.
18
В то время как Китченер, одолев халифа Абдуллу, установил власть Англии над Суданом и вынудил французского командующего Маршана вывести войска, Картер размышлял над планировкой гробниц Долины царей. Что между ними общего? В каждой из них находились дверь, коридор, зал и погребальная камера, в которой покоилось тело в саркофаге. Иногда – колодец для сбора дождевой воды, символизирующий первозданный океан и могилу Осириса. На стенах имелись росписи и барельефы, повествующие о воскрешении фараона и о его пути в загробном мире. Протяженность гробниц составляла от нескольких метров до ста, поэтому размеры гробницы Тутанхамона предугадать было невозможно. К тому же каждому царю посвящался заупокойный храм, однако храм Тутанхамона не сохранился.
В Египте пятница считалась выходным днем – для всех, кроме Говарда Картера. В часы досуга он собирал и сравнивал сведения о Долине.
А вокруг шумела весна! Цвели апельсиновые деревья, жимолость, жасмин, люцерна и бобы. Усиливался зной и укорачивались тени. По земле стелилась пыль. Почувствовав, что устал, Говард решил прогуляться по берегу Нила. Он уже пять месяцев не виделся с Раифой. Это было бы слишком опасно! Картер постоянно думал о любимой. Как бы он хотел украсть ее у жестокого брата.
Вдруг он почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел девушку и сначала даже не признал ее. Раифа была в ярко-синем платье, закутанная в белый платок. Придя в себя от изумления, Говард воскликнул:
– Зачем было так рисковать, Раифа?!
– Брата повысили. Теперь он в Асуане. Сегодня первый день весны – праздник Шам эль-Нессим, или «Дуновение бриза». Нет более сладостного дня для того, чтобы воссоединиться после долгой разлуки. Если ты, конечно, можешь ненадолго отвлечься от работы.
– Надо подумать, – пошутил Говард.
Девушка улыбнулась, и от ее нежной улыбки у Картера потеплело на душе.
– Я принесла тебе тюрбан и галабье!
– Это как-то не по-английски.
– Зато мы сможем затеряться в толпе, не привлекая внимания! К тому же интересно, готов ли некий Говард Картер изменить свой облик для того, чтобы доставить удовольствие любимой?
К счастью, зеркала у Раифы не оказалось, и Картер не смог посмотреть на свое перевоплощение.
Праздник Шам эль-Нессим в Египте обожали. Целыми семьями горожане отправлялись за город и устраивали пикники на берегу Нила. Ребятишки щеголяли в новеньких костюмчиках и платьицах. Они вбегали в настежь открытые двери сельчан и меняли крашеные яйца на голубятину, соленую рыбу и апельсины. Цветочницы продавали розы и жасмин. Намечались помолвки.
Раифа оказалась настоящей волшебницей: Картер и думать забыл о Долине. Захваченный всеобщим ликованием, счастливый, как дитя, он беззаботно следовал за самым милым гидом на земле. Благодаря Раифе Говард вспомнил, что живет в стране, где когда-то страстно любили праздники и умели радоваться жизни.
Когда горожане начали расходиться по домам, девушка не позволила ему уйти и повела к себе в деревню. Дома никого не было. Она завела его в уютную комнатку с бело-зелеными стенами и велела ждать.
Сердце Говарда заколотилось – он находился в ее личных покоях, другими словами, самым вопиющим образом нарушал местные приличия! Он начал ходить из угла в угол, не зная, что предпринять.
И тут появилась Раифа – босоногая, простоволосая, в юбке выше щиколоток и в болеро из золотистой ткани, окутанная ароматом жасмина. В руках девушка держала тамбурин. Она вся дышала тайной, сияла молодостью и красотой. Под звуки тамбурина девушка начала исполнять танец живота. Ее тонкий стан плавно описывал круги вокруг невидимой оси, а стройное, гибкое тело обогащало эти движения тончайшими вариациями. Изящные ножки переступали в такт ударам тамбурина, бедра вздрагивали, грудь волнующе вздымалась.
Она смотрела ему прямо в глаза, а молодой человек не знал, куда деваться. Он воспламенился, но боялся показать свою страсть. Тогда Раифа отложила тамбурин, скинула болеро, медленно приблизилась, взяла его за руку и потянула к себе.
Говарду следовало бы отстранить ее, уверить, что это безумие, но Раифа была такая сладкая, душистая, знойная, что он не смог проявить твердость. А девушка уже стягивала юбку, и, обнаженная, продолжала танцевать, увлекая любимого в водоворот ласк и поцелуев.
Говард тонул в ее длинных черных волосах, пьянел от ее взгляда. Их страсть была подобна мощным водам Нила, вздымающимся, бурлящим и сметающим все на своем пути.
В Египте пятница считалась выходным днем – для всех, кроме Говарда Картера. В часы досуга он собирал и сравнивал сведения о Долине.
А вокруг шумела весна! Цвели апельсиновые деревья, жимолость, жасмин, люцерна и бобы. Усиливался зной и укорачивались тени. По земле стелилась пыль. Почувствовав, что устал, Говард решил прогуляться по берегу Нила. Он уже пять месяцев не виделся с Раифой. Это было бы слишком опасно! Картер постоянно думал о любимой. Как бы он хотел украсть ее у жестокого брата.
Вдруг он почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел девушку и сначала даже не признал ее. Раифа была в ярко-синем платье, закутанная в белый платок. Придя в себя от изумления, Говард воскликнул:
– Зачем было так рисковать, Раифа?!
– Брата повысили. Теперь он в Асуане. Сегодня первый день весны – праздник Шам эль-Нессим, или «Дуновение бриза». Нет более сладостного дня для того, чтобы воссоединиться после долгой разлуки. Если ты, конечно, можешь ненадолго отвлечься от работы.
– Надо подумать, – пошутил Говард.
Девушка улыбнулась, и от ее нежной улыбки у Картера потеплело на душе.
– Я принесла тебе тюрбан и галабье!
– Это как-то не по-английски.
– Зато мы сможем затеряться в толпе, не привлекая внимания! К тому же интересно, готов ли некий Говард Картер изменить свой облик для того, чтобы доставить удовольствие любимой?
К счастью, зеркала у Раифы не оказалось, и Картер не смог посмотреть на свое перевоплощение.
Праздник Шам эль-Нессим в Египте обожали. Целыми семьями горожане отправлялись за город и устраивали пикники на берегу Нила. Ребятишки щеголяли в новеньких костюмчиках и платьицах. Они вбегали в настежь открытые двери сельчан и меняли крашеные яйца на голубятину, соленую рыбу и апельсины. Цветочницы продавали розы и жасмин. Намечались помолвки.
Раифа оказалась настоящей волшебницей: Картер и думать забыл о Долине. Захваченный всеобщим ликованием, счастливый, как дитя, он беззаботно следовал за самым милым гидом на земле. Благодаря Раифе Говард вспомнил, что живет в стране, где когда-то страстно любили праздники и умели радоваться жизни.
Когда горожане начали расходиться по домам, девушка не позволила ему уйти и повела к себе в деревню. Дома никого не было. Она завела его в уютную комнатку с бело-зелеными стенами и велела ждать.
Сердце Говарда заколотилось – он находился в ее личных покоях, другими словами, самым вопиющим образом нарушал местные приличия! Он начал ходить из угла в угол, не зная, что предпринять.
И тут появилась Раифа – босоногая, простоволосая, в юбке выше щиколоток и в болеро из золотистой ткани, окутанная ароматом жасмина. В руках девушка держала тамбурин. Она вся дышала тайной, сияла молодостью и красотой. Под звуки тамбурина девушка начала исполнять танец живота. Ее тонкий стан плавно описывал круги вокруг невидимой оси, а стройное, гибкое тело обогащало эти движения тончайшими вариациями. Изящные ножки переступали в такт ударам тамбурина, бедра вздрагивали, грудь волнующе вздымалась.
Она смотрела ему прямо в глаза, а молодой человек не знал, куда деваться. Он воспламенился, но боялся показать свою страсть. Тогда Раифа отложила тамбурин, скинула болеро, медленно приблизилась, взяла его за руку и потянула к себе.
Говарду следовало бы отстранить ее, уверить, что это безумие, но Раифа была такая сладкая, душистая, знойная, что он не смог проявить твердость. А девушка уже стягивала юбку, и, обнаженная, продолжала танцевать, увлекая любимого в водоворот ласк и поцелуев.
Говард тонул в ее длинных черных волосах, пьянел от ее взгляда. Их страсть была подобна мощным водам Нила, вздымающимся, бурлящим и сметающим все на своем пути.
19
Утром девятого марта 1898 года Говард услышал новость, вырвавшую его из объятий Раифы. Ее передавали из уст в уста, пока она не дошла до деревни. Стоя прямо под окном влюбленных, общественный писарь взволнованно рассказывал крестьянам о том, как один французский археолог по имени Виктор Лорэ только что раскопал в Долине царей нетронутую гробницу с саркофагом неизвестного царя.
Картер жадно слушал, спрятавшись за занавеской. Его юная любовница чему-то улыбалась во сне. Она сладко потянулась и открыла глаза:
– Куда ты, Говард? Только рассвело!
– Солнце уже в зените, Раифа! Мы проспали допоздна.
– Ах, так мы спали?
Картер нежно поцеловал девушку:
– Ты мне позволишь навестить одну мумию?
Прибыв на место, Картер узнал, что Лорэ в Луксоре, и решил лично осмотреть склеп. Сторожа хорошо знали Говарда, поэтому позволили ему протиснуться в проем, пробитый в замурованной двери, которую молодой археолог сразу идентифицировал, как дверь царской усыпальницы. Он медленно пробирался вперед, освещая путь факелом, пока не увидел широкий зев глубокого колодца, преграждающий дорогу. Пришлось вернуться за лестницей. Положив ее поверх зияющей дыры, Картер перебрался на другую сторону. Едва ступив на каменный пол, он торопливо устремился к погребальной камере.
Картер жадно слушал, спрятавшись за занавеской. Его юная любовница чему-то улыбалась во сне. Она сладко потянулась и открыла глаза:
– Куда ты, Говард? Только рассвело!
– Солнце уже в зените, Раифа! Мы проспали допоздна.
– Ах, так мы спали?
Картер нежно поцеловал девушку:
– Ты мне позволишь навестить одну мумию?
* * *
Выйдя на улицу, Говард посерьезнел. Новость была ошеломляющей! Когда тот же Лорэ 12 февраля нашел пустой саркофаг фараона Тутмеса III, этого египетского Бонапарта,[45] у Картера уже появилось нехорошее предчувствие. Этому французишке было разрешено копать в Долине. Мало того, ему еще и везло! Уж не гробницу ли Тутанхамона он теперь нашел?Прибыв на место, Картер узнал, что Лорэ в Луксоре, и решил лично осмотреть склеп. Сторожа хорошо знали Говарда, поэтому позволили ему протиснуться в проем, пробитый в замурованной двери, которую молодой археолог сразу идентифицировал, как дверь царской усыпальницы. Он медленно пробирался вперед, освещая путь факелом, пока не увидел широкий зев глубокого колодца, преграждающий дорогу. Пришлось вернуться за лестницей. Положив ее поверх зияющей дыры, Картер перебрался на другую сторону. Едва ступив на каменный пол, он торопливо устремился к погребальной камере.