– Но если что не так – тоже сменишь профессию.
      – Я поняла.
      – Тогда бегом.
      Нина выполнила указание шефа буквально. Рискуя сломать себе каблуки, ноги и шею, Нина слетела по лестнице на первый этаж, где Зеленый как раз распинал бармена.
      – Ко мне лично никто из кавказцев не подходил, – бармен имел высшее филологическое образование и теперь демонстрировал свой богатый словарный запас, – исходя из того, что говорили остальные люди, я могу практически со стопроцентной уверенностью говорить, что…
      Что именно со стопроцентной уверенностью мог говорить бармен, Зеленый не дослушал. Запыхавшаяся от быстрого бега, Нина решительно подошла к капитану:
      – Извините, Юрий Иванович, но у нас сейчас обеденный перерыв.
      – И?
      – И я прошу вас этот перерыв сделать.
      Бармен вздохнул с видимым облегчением.
      – Вопрос стоит так остро? – поинтересовался опер.
      – Да.
      – Профсоюз беспокоится?
      – А вас я хочу…
      – Не продолжайте, не продолжайте, – перебил ее Гринчук, – дайте мне насладиться фразой в таком виде. Если можно, повторите еще раз.
      – А вас я хочу… – Нина сделала паузу, потом продолжила, – пригласить пообедать со мной.
      Бармен задумчиво уставился в потолок, Браток хмыкнул и посмотрел в окно.
      – Нина, – всплеснул руками Гринчук, – вы понимаете, что это почти объяснение? После совместного обеда, как порядочная девушка, вы просто обязаны будете на мне жениться.
      – Счет будет оплачен фирмой, – спокойно сказала Нина.
      – Офигеть! – восхитился Гринчук.
      – Так я могу быть свободным? – поинтересовался бармен.
      – Что? Свободным? Не знаю. Все решит суд. А мне ты пока не нужен. Кстати, – капитан ткнул пальцем в Братка, – ты мне тоже пока не нужен. У меня здесь, кажется, перерыв на обед.
      – Ну, тогда пока! – облегченно выдохнул Браток.
      – Пока. В смысле, на время. Ты, Браток, никуда отсюда не уходи, мне еще с оставшимися беседовать, а без тебя, сам понимаешь, я как без рук. Еще в морду кто-нибудь надает. – Гринчук, прощаясь, помахал рукой быстро ретирующемуся Братку и обернулся к Нине, – Где и когда?
      – Сейчас. Через пять минут, я только забегу за сумочкой, – предложила Нина.
      – Время пошло, – опер демонстративно посмотрел на свои ручные часы.
      – Я быстро! – Нина была просто счастлива, что так быстро удалось решить первую часть задачи, поставленной Гирей.
      Капитан милиции Юрий Иванович Гринчук, по кличке Зеленый, тоже был доволен. Половина дня прошла не зря. Не зря Гринчук корчил из себя и из окружающих идиотов. Все-таки, что-то у Гири, пардон, Геннадия Федоровича, есть для маленького милицейского капитана. И что-то такое, что нельзя было сообщить ни следователю, ни высокому милицейскому начальству.
      Интересно, подумал с невеселой усмешкой капитан, куда теперь меня пригласят? Не иначе, в какой-нибудь крутой кабак. Крутые мужики предпочитают поражать воображение маленьких капитанов милиции именно крутыми кабаками. И легко доступными красавицами.
      Гринчук похлопал себя по карманам. Отобранный у Братка пистолет неудобно лежал в боковом кармане куртки, оттягивая ткань. И Бог с ним. Нужно будет пристроить ствол в надежное место. И быстро.
      Пять минут прошло. Зеленый неторопливо вышел в захламленный всякой спасенной утварью вестибюль, обменялся взглядами с тремя охранниками. При появлении капитана, охранники прервали разговор. Братка в вестибюле не было, что тоже понятно, шеф сейчас будет инструктировать личный состав более подробно, чтобы больше не попадать в неприличную ситуацию при появлении любопытных ментов.
      – Ну, и хрен с ним, с ментом! – раздался пронзительный женский голос.
      Мужской голос что-то невнятно возразил, но дама была непреклонна:
      – Ты мне мозги не пудри, ты мне скажи, где этот сучок, где этот гад ошивается?
      Охранники разом обернулись к двери. Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появилась Дама. Если бы Колхозница, наконец, поссорилась со своим Рабочим и спустилась с пьедестала на землю, то выглядело бы это приблизительно так же.
      За двумя небольшими исключениями. Вошедшая в клуб красавица здорово уступала колхознице в росте, но многократно, в пропорции, естественно, превосходила ее габаритами форм.
      – Где Глыба? Я вас спрашиваю, где Глыба?
      В кильватере дамы жалко плелся еще один охранник клуба, но шансов остановить ее без применения противотанковых средств у охранника не было.
      Заметив в вестибюле Гринчука, охранник совсем сник.
      – Мадам, кто вас обижает? – благоразумно не приближаясь к даме, спросил капитан.
      – А тебе какое дело?
      – Грубо, – неодобрительно покачал головой Гринчук. – А ведь, казалось, хорошие знакомые. Я, можно сказать, эту богиню разрушения и укрывательства краденного от зоны спас, и вот такая благодарность.
      – Ой, – неожиданно тонким голосом сказала дама, – Юрий Иванович!
      – И не говори, Кума! Сколько лет, сколько зим!
      – Вы уж простите меня, Юрий Иванович, я со свету не рассмотрела вас.
      – Старею. Раньше меня женщины замечали ночью, в тумане с дистанции в полтора километра. А сейчас? Даже лучшие из них не обращают на меня внимания. Так чем могу помочь?
      Мария Кумашева, или в просторечии, Кума, замялась. Одно дело кричать хмырю на ступеньках клуба, что плевать ей на мента, а другое столкнуться с ментом лицом к лицу. И не каким-нибудь завалящим, а с самим Зеленым. Капитана Кума уважала. Он имел, в свое время, возможность ее посадить, но не посадил, по непонятным самой Куме причинам.
      – Я тут ищу Глыбу…
      – Глыб здесь после взрывов, вагон и маленькая тележка, выбирай любую! – Гринчук заметил, что один из охранников шмыгнул вверх по лестнице, а это значило, что спокойный разговор с Кумой скоро закончится, – Уж не того ли Глыбу, который Голубев Алексей Николаевич, вы разыскиваете?
      – Его, Лешку.
      – Пропал?
      – Ага.
      – И давно?
      – Обещал, гад, прийти еще вчера, – Кума, вспомнив об обиде, потихоньку начала заводиться.
      – Не пришел? – участливо спросил Гринчук.
      – И даже не перезвонил. Я его, падлу…
      – Без выражений, Машенька, только без выражений. Не будем травмировать психику слушателей.
      – Я как дура стол накрыла, всю ночь его ждала… Если я узнаю, что он с кем…
      – Не надо. Не надо так волноваться! И ни в коем случае, Маша, при встрече не бейте своего любезного. Особенно по голове. Алексей человек крепкий, но всякая крепость имеет свои пределы.
      Кума посмотрела на свои руки, засмущалась и спрятала их за спину:
      – Так ведь обидно же!
      – И вы сразу хватились своего красавца? Такая забота!
      – А чего он!
      – Вот. Вот он основной вопрос. Чего он! – Гринчук обернулся к охраннику, топтавшемуся возле распахнутой двери вестибюля, – Глыба в клубе?
      – Не-а, он как вчера на машине уехал, так и не возвращался.
      – И ничего не говорил? – спросил капитан.
      – Сказал, что вечером должен идти к ней, к Куме, к Марии.
      – И не пришел, гад, – уже менее уверенно пророкотала Мария.
      В вестибюле появилась Нина:
      – Все, можно ехать.
      Следом за Ниной в вестибюле показался Браток.
      – Вот, Мария, рекомендую вам пообщаться на интересующую вас тему вот с Братком. Душевный человек. Если не поможет, так точно утешит. Правда, Ниночка?
      – Правда, – легко согласилась Нина, которая только что сама слышала от Геннадия Федоровича длинную тираду, рекомендовавшую, в общем, Братку пообщаться с неожиданно прибывшей дамой сердца Глыбы.
      – Прошу! – Гринчук жестом указал Нине на дверь.
      – Коль, подвези нас с гражданином капитаном, – попросила одного из охранников Нина.
      Выходя из клуба, Гринчук услышал, как Браток устало спросил у Марии:
      – Что тебе от меня нужно, знойная женщина?
 

   Глава 7.

      Лето выдалось до неприличия жарким и сухим. По выгоревшему небу раскормленными опарышами лениво ползали облака, не обращая почти никакого внимания на потуги горячего ветра, а тот, в свою очередь, осознав всю бессмысленность своих попыток двигать липкое по липкому, сгонял накопившееся зло на земле.
      Ветер гонял клочки бумаги, играл в шахматы небольшими пыльными смерчами и радостно звенел осколками битого стекла, застигнув врасплох открытое окно. С особым удовольствием ветер расправлялся с ненормальными, которые пытались воспользоваться открытыми площадками летних кафе и ресторанов. Блюда радовали посетителей хрустящей пылевой корочкой, а элементарная чашечка кофе для поддержания разговора превращалась в нечто среднее между капуччино и жидким цементом.
      – А посему, – закончил свое размышление Юрий Гринчук, – пищу можно принимать либо дома на кухне, либо в закрытых от людских глаз и ветра помещениях.
      Нина промолчала, несколько подавленная таким красноречием и философским подходом к процессу приема пищи. Тем более что она и не собиралась приглашать капитана на открытую площадку, а целенаправленно везла его к «Космосу», самому посещаемому крутой публикой крутому ресторану.
      Проинструктированный Коля, не задавая лишних вопросов, вел машину к парадному входу «Космоса», изредка бросая взгляды на разговорившегося мента. А мент, казалось, совершенно не замечал ни этих взглядов, ни легкой иронии Нины:
      – Кстати, Ниночка, вы никогда не замечали, что в крутых и навороченных ресторанах, днем обслуживают гораздо быстрее, чем вечером? Замечали?
      Нина не очень часто бывала в ресторанах, тем более, днем, и не могла оценить тонкости философского наблюдения капитана, но поддерживать разговор была просто обязана:
      – Наверное, вечером больше посетителей?
      На повороте Нину чуть-чуть придвинуло к Гринчуку, загорелая нога секретарши случайно прижалась к ноге капитана и так и осталась прижатой.
      – Больше. Конечно, больше, – согласился капитан, задумчиво посмотрел на колено Нины и чуть отодвинулся, – только, как мне подсказывает опыт, дело вовсе не в этом. Дело вовсе в том, что утром и днем вас кормят тем, что на кухне осталось со вчерашнего дня. В старых пунктах общественного питания так всегда и происходило: на ужин – жареное мясо, на завтрак – котлеты рубленные, на обед – макароны по-флотски. И хотя времена меняются как формы собственности, обычаи и привычки остаются незыблемыми. И в кабаках свирепствует такой же утилитарный подход к кормлению клиентов. И знаете, что это значит, Ниночка?
      – Что, Юрий Иванович?
      – А это значит, что в «Космос», куда, судя по всему вы собрались меня везти, мы не поедем.
      Капитан закончил свою тираду как раз в тот момент, когда Коля прикидывал, как лихо притормозить возле шикарного подъезда, украшенного светло-лиловой спиралью, символизировавшей то ли космос, то ли заворот кишок.
      – Ты, Коля не притормаживай, не нужно, – Гринчук похлопал водителя по плечу, – следующий поворот ты сделаешь направо, потом еще два квартала прямо и там остановишься возле высокой такой деревянной двери. Над ней еще будет надпись «Клуб». Вы, Ниночка, не против?
      Нина разочарованным взглядом проводила проплывшую мимо окна вывеску «Космоса» и выдавила из себя:
      – Конечно, нет, Юрий Иванович.
      – Вот и славно. В конце концов, мы ведь не тусоваться собрались, а совершенно конкретно пообедать. Кстати, Коля, там висит знак остановка запрещена, так что вам придется очень быстро высадить нас с дамой, а самому подъехать сюда ровно через… – Гринчук наклонился к Нине и шепотом спросил, – на какое время вам приказано меня увезти из клуба? Минут на сорок-пятьдесят?
      – На сорок, – автоматически ответила Нина, и только потом до нее дошло, что она сболтнула лишнего.
      – И заедите за нами ровно через сорок минут. Ниночка, вы готовы к десантированию?
      Нина взяла в руки сумочку, машина притормозила, Гринчук вышел из машины и подал руку Нине.
      – Добро пожаловать в «Клуб». Никогда в нем не были?
      – Нет.
      – Оно и понятно. Сюда ходят не для того, чтобы девушек охмурять и крутизну демонстрировать. Сюда ходят, чтобы спокойно посидеть среди своих. Прошу.
      Входная дверь была заперта, Гринчук нажал на кнопку звонка, за дверью немного повозились, щелкнул замок. На пороге появился мужчина средних лет, одетый в элегантную серую «тройку». Волосы цвета, как говорят англичане, соли с перцем, были аккуратно уложены в добропорядочную и консервативную прическу. На лице покоилась вежливая, опять-таки, английская улыбка.
      Когда элегантный мужчина узнал Гринчука, улыбка стала менее английской и более широкой:
      – Добрый день!
      – Здравствуйте. Мы можем войти? – подчеркнуто строго спросил капитан.
      – Разумеется, Юрий Иванович, – образец элегантности отступил в сторону, пропуская капитана и Нину вовнутрь.
      Как только дверь захлопнулась, англичанин вдруг сделал зверское выражение лица и ударил. Вначале левой, а потом правой. Гринчук от ударов уклонился и с таким же зверским выражением лица коротко ударил в корпус своего оппонента.
      – Вот так всегда, – печально сказал англичанин.
      Нина вжалась спиной в закрытую дверь и испуганно смотрела на все происходящее.
      – Ну, здравствуй, Граф! – сказал Гринчук, протягивая руку.
      – Здравствуй, Юрка, – Граф засмеялся и пожал руку. – Представишь меня даме?
      – Это не дама, – спокойно ответил Гринчук, – это попытка охмурить сотрудника милиции при исполнении им служебных обязанностей.
      – И как же зовут эту попытку?
      – Попытку зовут Нина. И она работает секретаршей у Гири.
      – Да-а? – Граф изобразил на лице почтительное удивление.
      – Да, – коротко подтвердила Нина.
      – Приношу вам свои искренние соболезнования. Самые искренние. – Граф прижал руку к сердцу.
      Нина, совершенно ошалев от всего происходящего, молчала, затравленно озираясь по сторонам. А посмотреть было на что. Коридор, переходивший в вестибюль, блистал полировкой, зеркалами и медными подсвечниками, слегка покрытыми благородной патиной.
      – Чем могу? – поинтересовался Граф. – Обед?
      – Сейчас, – кивнул капитан, – закладную на квартиру примете в качестве оплаты?
      – Только наличные, или электронные карточки. Хотя, для вас, можем сделать исключение.
      – Принеси мне меню.
      – Прямо сюда? – осведомился Граф, снова входя в роль.
      – Именно сюда, – также чопорно ответил Гринчук.
      – Одну минуту, сэр, – Граф удалился.
      Гринчук глянул в зеркало, поправляя прическу, потом обернулся к Нине, все еще находящейся в состоянии ступора:
      – Нина, только честно, вы действительно хотите поесть?
      – Да.
      – Ну, хорошо. Сколько вам выделил денег хозяин?
      – Двести долларов.
      – И все?
      – Еще сто дал мне, – совершенно потерянным голосом сообщила Нина.
      – Давайте все.
      – Что?
      – Ничего. Все баксы давайте мне. Двести вы и так должны были потратить на меня. Так? – лицо капитана стало жестким.
      – Так… – протянула Нина.
      – И сто вам дал босс за что?
      – За… – Нина задохнулась.
      – За то, что вы, радость моя, меня затащите в ресторан и не будете возражать, если я начну ухаживать. Так?
      Нина тихо всхлипнула:
      – Так.
      – И еще, наверняка, сказал, что если вы его распоряжения не выполните… Только не нужно устраивать сцену у фонтана.
      – Хорошо, я не буду.
      – Вот и замечательно. А это значит, что я сегодня заработал триста баксов и заодно спас вашу очаровательную задницу, которой вы так талантливо ко мне прижимались, от больших неприятностей. Так?
      – Так, – беззвучно прошептала Нина.
      – Деньги, – капитан протянул руку.
      Нина засуетилась, дрожащими руками полезла в сумочку, вынула две сотенных купюры, потом открыла свой кошелек и достала оттуда еще сотню.
      Гринчук смял деньги и сунул их себе в карман джинсов.
      К ним подошел Граф, с кожаной папкой в руках.
      – Папку оставь себе, мне нужен только текст.
      – Как прикажете, сэр, – Граф мельком глянул на дрожащие губы Нины.
      – Выход сзади функционирует? – спросил Гринчук.
      – Что за намеки, сэр? Если вы о черном ходе, то он, естественно, работает.
      – Тогда мы им воспользуемся. А ты, Граф, открой его ровно через, – Гринчук посмотрел на часы, – через полчаса. Тогда же мы тебе и меню вернем.
      – Как прикажете.
      – Вот так и прикажем. Пошли, Ниночка, – капитан, не оборачиваясь, прошел через вестибюль к небольшой двери возле гардероба, не дожидаясь Нины, по узкому коридору прошел к двери, обитой железом, отодвинул массивный засов, и, опять-таки, не дожидаясь Нины, вышел во двор.
      Нина шла следом, не чувствуя под собой ног, и даже не испытывая к капитану ненависти. Она была просто опустошена всем произошедшим. Она уже предвкушала шикарный обед, но и это было не главным.
      Те сто долларов, которые предназначались ей, были уже включены в ее бюджет. В ее не слишком шикарный бюджет. Нина торопливо достала из сумочки носовой платок и промокнула набежавшие слезы. Только бы не размазать глаза!
      Черный ход шикарного заведения выходил в совершенно невзрачный двор давно не ремонтированного дома. Сквозь растрескавшийся асфальт лезла всякая растительность, по причине сухого лета, потерявшая зеленый цвет.
      Через анфиладу дворов и двориков Гринчук вывел Нину в пыльный скверик, к небольшому павильончику с надписью «Пирожковая».
      – Вот тут и перекусим, – довольным голосом сообщил капитан, – приглашение на обед еще в силе? За счет фирмы?
      Нина задохнулась от неожиданности. Такое неприкрытое хамство разом высушило слезы:
      – Да я…
      – Не понял, – Гринчук остановился на пороге павильона и удивленно посмотрел на Нину, – мы решили поднять хвост на капитана милиции и послать к чертовой бабушке распоряжение самого Геннадия Федоровича?
      Нина сжала зубы, глубоко вдохнула:
      – Пирожков захотелось?
      – И чай, если вы не возражаете.
      – Не возражаю, – Нина толкнула дверь и вошла в павильон, и решительно прошла через зал к окошку выдачи.
      – Есть тут кто? – громко спросила Нина.
      – Есть, – спокойно ответили из окошка, но никто не подошел.
      – Попробуйте еще раз, – посоветовал Гринчук.
      – Обслужите нас, пожалуйста.
      – Обслужить – это не к нам! – так же спокойно ответили с кухни.
      – А вам не говорили, что с клиентами нужно быть повежливее? – громко спросил Гринчук в раздаточное окно.
      – Юрка? – спросили оттуда и в оконном проеме появилось раскрасневшееся лицо пожилой женщины, – Поесть зашел?
      – Поесть, Ивановна. Добрый день.
      – Добрый день, Юра. Это кто с тобой?
      – Да так, ничего особенного, Нина.
      – Здравствуй, Нина, – сказала Ивановна.
      Нина промолчала.
      – Что давать? Как всегда?
      – Заказывает дама, – Гринчук посторонился, освобождая Нине поле деятельности.
      – Тогда для Юры, – Нина зло посмотрела на капитана, – тоже, что обычно, но в тройном размере.
      Ивановна выглянула из окна, посмотрела на невозмутимого Гринчука и хмыкнула.
      – А мне… что у вас, собственно, есть?
      – А у нас, собственно, есть пирожки и чай.
      – Жареные?
      – Печеные.
      – Со сливами?
      – Сколько?
      – Два. И чай.
      – Тоже три порции? – достаточно ехидно поинтересовалась Ивановна.
      – Одну.
      – С лимоном?
      – С лимоном.
      – Ждите, – Ивановна скрылась.
      Нина осталась стоять перед окошком, зло постукивая каблуком об пол.
      – Можете подойти к столу, – посоветовал Гринчук, – Ивановна сама принесет.
      Ко всем сегодняшним неприятностям, выпавшим на долю Нины, добавилась еще одна – столики в пирожковой были высокими, без стульев. Нина положила сумочку на стол и замерла, демонстративно глядя мимо Гринчука.
      – Не нужно зря тратить время, – Гринчук положил перед Ниной на стол лист бумаги.
      – Это что?
      – Это меню клуба. Вам придется придумать, что именно мы выкушали вместе на две сотни долларов. И очень вас прошу, Ниночка, напрягите свой мозг, или что там у вас еще… И постарайтесь все правильно запомнить.
 
* * *
      Приблизительно в это же самое время еще минимум один человек приходил в себя от изумления. И тоже от наглости собеседника.
      Василия Васильева называли цыганским бароном. Почетное это звание никакого отношения к оперетте не имело и не подразумевало под собой дворянского происхождения. Но и просто кличкой оно не было.
      Люди знающие понимали, что за двумя простыми словами, складывающимися в достаточно нелепое по нынешним временам сочетание, стоит и реальная сила и реальная власть. Слово Василия Васильева было законом для нескольких сотен цыган, обитавших легально или нелегально в городе, а к мнению Василия Васильева иногда прислушивались даже те, кто вообще редко прислушивался к чьему бы то ни было мнению. Даже к мнению собственного рассудка.
      Времена, когда цыгане шумною толпой бродили по каким-либо степям, давно прошло, усилия Советской власти по закреплению бродячего племени на одном месте не прошли даром, и большая часть цыганской вольницы действительно осела, и даже местами приняли городские культуру и цивилизацию. Большей частью это вылилось в то, что на смену, или, скорее, в дополнение к классическим гаданию, воровству и танцам-песням, пришел такой прибыльный промысел как изготовление, транспортировка и продажа наркотиков.
      Примитивная, родо-племенная, построенная на строгом вертикальном подчинении, на жесткой эксплуатации и на праве сильного, структура цыганского общества оказалась необыкновенно живучей и необычайно конкурентоспособной в условиях нарождающегося капитализма.
      Только чужие могли нанести этой структуре сильный удар, но чужих в структуру не допускали. Селились цыгане компактно, предпочтение отдавали частному сектору, а пытаться провести перепись всего племени было также бессмысленно, как вычерпывать воду ситом, бесплатно уговаривать налогового инспектора или выгонять Крыс из Норы.
      Именно Крысы и вызвали у цыганского барона в тот день первое чувство удивления. Те из подданных барона, кому довелось работать на границе территории Крыс, с изумлением заметили, что извечные конкуренты на работу не вышли.
      Места заработка были вызывающе бесхозными всю первую половину дня. Цыгане насторожились. Первой мыслью стало подозрение, что Крысы каким-то образом узнали о готовящейся облаве и решили переждать.
      Только воля Василия Васильева удержала подданных на их рабочих местах. Воля и информация от прикормленных ментов о том, что никаких облав не предвидится, и что, более того, грядущий месяц будет проходить под девизом борьбы с лицами кавказской национальности.
      Среди цыганских физиономий таких лиц не было, как и среди Крыс. Отсюда барон сделал вывод, что нарушение трудовой дисциплины Крысами вызвано вовсе не этими грядущими разборками. Других разумных причин не наблюдалось. После недолгого раздумья барон повелел провести разведку местности силами вначале мальчишек-попрошаек, более глубокое внедрение было поручено гадалкам, а зачистка местности предполагалась натруженными мужскими руками, но не произошла.
      И причиной этого стало второе удивление Василия Васильева за день.
      Возле его дома объявился чужой. Нет, чужим вовсе не возбранялось перемещаться по цыганским улицам. За товаром приходили многие, некоторые предлагали свой товар, и совсем уж немногие пытались с кем-нибудь поговорить.
      Явившийся сразу после обеда парень заявил, что ему нужно переговорить с бароном. Так прямо и сообщил двум молодым цыганам, стоявшим возле калитки баронского дворца. Сообщил спокойно и даже весело, с невероятно заразительной улыбкой на лице.
      – Чего? – недоверчиво переспросил тот из охранников, которого звали Яша.
      – Мне нужно поговорить с Василием Васильевым, ребята, – улыбка пришельца стала еще шире, – и как можно быстрее.
      – Слышь, ему нужно поговорить с Василием! – Яков подмигнул напарнику.
      – Не может быть! – поддержал Якова приятель, – Сейчас Василий прибежит, только сапоги почистит.
      Шутка была так себе, но оба засмеялись. Засмеялся и чужак. Потом смех прекратился. Яша с напарником замолчали и с недоверием покосились на чужака.
      Тот просто лучился дружелюбием и радостью:
      – Да, ребята, мне нужно поговорить с Василием Васильевым. Мне к нему зайти, или он выйдет сюда?
      Охранники, в любом другом случае от таких слов пришли бы бешенный восторг, на этот раз отчего-то замялись.
      Парень поглядел на часы:
      – У меня не очень много времени.
      – Ты чего?
      – А что?
      – Тебе, что – делать нечего?
      – Именно. Проблема именно в том, что мне есть чем заняться. Так что, вы быстренько смотайтесь к главному!
      – Да я… – начал заводиться было Яша, но его приятель, обладавший более сильной интуицией, а, может, которому действительно передалось немного пророческого дара от многих поколений бабок-предсказательниц, дернул его за руку.