– Хоть бы он захлебнулся! – зло бросила Нина.
      – Сама смотри сегодня ночью не захлебнись, – посоветовал Браток.
      – Что? – Нина резко обернулась к нему.
      – Что?
      – Что ты сказал? – глаза Нины сузились.
      – Что слышала, красавица, – спокойно сказал Браток.
      – Ты что это себе позволяешь? – закипая, спросила Нина.
      – Это что ты ему собираешься позволить? – Браток зло улыбнулся прямо в лицо Нине. – Потом расскажешь, как он, капитанский минет в четыре звездочки…
      Нина задохнулась от обиды и злости.
      – Да не пылкай глазами, Нина, – засмеялся Браток, – не пылкай. Мне шеф велел с тобой договориться, как именно я тебя в машину к Зеленому подсажу. Я так понимаю, не в шахматы ты с ним играть будешь. Или ты расфуфырилась по другому поводу?
      – Сволочь ты, Браток! – процедила Нина сквозь зубы и села в кресло за свой стол.
      – Чего там, сволочь, не сволочи, красавица. Не одну тебя этой ночью трахнут без взаимного согласия. Меня вон сегодня… – Браток махнул рукой, – извини, это я так, со зла.
      – Ладно, – кивнула Нина, – давай действительно прикинем, как мне к вам в машину сесть. Пока они там болтать не закончили. О чем они там, кстати?
      – О чем – не знаю. Шеф пару раз ржал так, что чуть последние окна не повылетали. Анекдоты травят, наверное…
 
* * *
      Геннадий Федорович и капитан Гринчук анекдотов не травили. Они рассказывали друг другу житейские истории, причем как-то так вышло, что Гиря живописал истории из ментовской жизни, напирая все больше либо на копеечные зарплаты стражей порядка, либо на жирные взятки, которые некоторые особо талантливые менты умудрялись получать у особо щедрых представителей частного, а то и теневого бизнеса.
      Зеленый от души смеялся, когда история действительно выходила забавная, и сам в долгу не оставался. Только темой его рассказок, были дела житейские именно братанов, спонсоров и другой элиты современного общества.
      – Тут, Геннадий Федорович, тоже думать нужно. Поделил территорию и давай всех на своем участке жмакать на предмет выкачивания бабок – много ума не надо. Умные ведут свои дела так, что и клиентов доят, и еще им этим удовольствие доставляют.
      – Ага, те еще и благодарят пацанов, когда им налог выплачивают, – скептически прищурился Гиря и отпил из стакана.
      – Именно! Тут нужно активно использовать достижения цивилизации, – Гринчук сидел свободно, закинув ногу за ногу. – Вот что такое реклама?
      Гиря снова отхлебнул коньяка и буркнул что-то невнятное. Рекламу он не любил, а любое упоминание гигиенических прокладок, или, не дай Бог, тампаксов, вызывало у него ярость и желание что-нибудь сокрушить.
      – Реклама – это двигатель прогресса, – назидательно сказал капитан. – Кое-где это поняли так. Все поделено – кафешки, базарчики, фирмочки и даже газеты с телевидением, не говоря уже об радио. Дошло до того, что фирма никогда не понесет рекламу в ту газету, которая приютилась не под той крышей. Даже если это выгодно. Да. Но, опять-таки, кое-где, скажем, в том же Крыму…
      – Ну, в Крыму, – оживился Гиря, – там все так крепко поделено…
      – Вот. И тут братва спохватилась. И начали происходить забавные вещи. Является в фирму такой стриженный бык и по бумажке читает, что мол, реклама – двигатель торговли, и что эта фирма, если не хочет совсем прогореть, то она должна размещать свою рекламу в средствах массовой информации. Без базара. Директор фирмы чешет в затылке и понимает, что так или иначе, а платить все равно придется, и что в случае с рекламой от потери бабок будет хоть какая-то польза.
      И отправляется по указанному адресу в конкретную газету, чтобы обязательно разместить в этом печатном органе рекламу. И с удовольствием возвращается, расставшись с некоторой суммой.
      – И в чем тут прикол? – поинтересовался Гиря.
      – Как в чем? Во-первых, тот, кто держит газету, получает бабки. Во-вторых, директор фирмы получает рекламу… – Гринчук сделал паузу.
      – И все?
      – И в третьих, быки, которые наезжали на фирму, получают от газеты свой процент, согласно агентскому соглашению. От десяти до двадцати процентов стоимости рекламы. И никакие менты не смогут к этом прикопаться – все совершенно законно.
      Гиря засмеялся не сразу. Некоторое время он о чем-то думал, шевеля пальцами в воздухе, потом допил коньяк и только потом уж засмеялся.
      – Ехать мне пора, – сказал Зеленый, посмотрев на часы.
      – В райотдел?
      – По такой погоде – лучше домой. В райотдел я уже звонил, получил ценные указания заниматься только вашими делами, разрешение пользоваться вашим транспортом и другой помощью, – Зеленый всю фразу произнес вальяжно, ровно, не делая ни какого ударения на словосочетании «другой помощью», – заодно сообщил своим коллегам, что теперь им придется вместо меня грести кучу моих дел. Так что с меня – бутылка коньяка.
      – Ладушки, – кивнул Гиря и крикнул: – Браток!
      Браток оказался на пороге ровно через секунду.
      – Все там у тебя готово? – спросил Гиря. – Все получил?
      – Все, только…
      – Что? – насупился Гиря.
      – Тут Нинка приперлась, наряженная как на свиданку…
      – Ну?
      – А ее хахель только что позвонил, что не приедет за ней. Теперь просится, чтобы я ее подвез. – Браток переводил совершенно честный взгляд с шефа на капитана и обратно.
      – А чего ты у меня спрашиваешь? – почти искренне удивился Геннадий Федорович. – У тебя есть вот новый начальник. На своей тачке я Нинку не повезу, не по дороге.
      – Как вы, Юрий Иванович? – повернулся Браток к Зеленому.
      – А ей далеко? – спросил Гринчук.
      – На пересечение проспекта Пятьдесят лет ВЛКСМ и Пятьдесят лет СССР.
      – На перекресток двух полтинников, – перевел Гринчук морально устаревшие названия на общепринятое. – Ладно, скажи – завезем. Пусть в машине ждет.
      – Ага, – Браток вышел.
      – Значит, я поехал, – сказал капитан – если что…
      – Если что – я позвоню по твоему мобильнику, – сказал Гиря. – Или ты звони, капитан, по любому поводу. По любому.
      Гиря, на всякий случай, памятуя о достаточно конфликтном и непредсказуемом характере опера, руку на прощание подавать не стал.
      Зеленый усмехнулся:
      – Ремонт почти с самого начала придется делать, сочувствую.
      – Ничего, за неделю все сделаем! – как-то рассеянно ответил Гиря, выдвигая ящик письменного стола.
      – Кстати, о строительстве. Загадка есть – вот если раньше разборки устраивали стенка на стенку, то как устраивают сейчас?
      – И как? – спросил Гиря, вынимая из ящика стола стопку старых газет.
      – Крыша на крышу.
      Гиря снова понял не сразу. Потом засмеялся:
      – Сам придумал? Надо ребятам рассказать.
      – Пока! – Гринчук вышел из кабинета, нигде не задерживаясь, прошел до выхода и сел на переднее сидение «жигуленка», которого Браток как раз подогнал к крыльцу.
      – Еще раз – здравствуйте, – поздоровался капитан с сидящей на заднем сидении Ниной.
      – Добрый вечер, – почти бархатным голосом ответила Нина.
      – Поехали.
      Когда машина тронулась с места, Гринчук чуть наклонился к Братку:
      – Заскочим сейчас к ж/д платформе.
      – Нет базара.
      Зеленый засмеялся:
      – Как в старом анекдоте, мужик тормозит тачку и говорит:» Вначале на базар, потом в аэропорт» – «Нет базара» – «Ну, тогда сразу в аэропорт!».
      Первой засмеялась Нина. Просто захохотала.
      – Кстати, Нина, у меня появилось страшное подозрение…
      – Какое? – Нина наклонилась вперед.
      – Завтра первое задание, которое вам даст шеф, будет выяснить расценки на рекламу во всех газетах города.
      – Он вам это сказал? – шепотом спросила Нина, почти коснувшись губами уха Гринчука.
      – Нет, просто он произвел на меня впечатление очень внимательного слушателя.
      Браток выругался и резко затормозил.
      – Что там?
      – Дерево поперек дороги.
      – Ты аккуратнее, – посоветовал Зеленый, – не хватало еще…
      – Сам знаю!
      – Ну, тебе виднее, – согласился капитан и обернулся к Нине, – что так сегодня не повезло? Кавалер не явился?
      – Да и не кавалер это вовсе, а так… Начал клеиться, а потом почему-то съехал с базара, – Нина сказала это небрежно, слишком небрежно.
      – Ну, – протянул Гринчук, – нужно быть очень занятым человеком, чтобы отказаться от такого свидания. В ресторан, небось, собирались?
      – В «Космос».
      – Навороченный кабак! – сочувственно покачал головой капитан.
      – Дай закурить, – Нина тронула Братка за плечо.
      Браток быстро глянул в сторону Гринчука и пожал плечами:
      – Сегодня бросил.
      – Жаль, – разочаровано протянула Нина, – я бы сейчас покурила…
      – Целовать курящую женщину… – начал Браток.
      – … все равно, что облизывать пепельницу, – закончила Нина, – знаю, но иногда бывают моменты, когда очень хочется.
      – Вот тут притормози, – приказал Гринчук, – я через скверик быстрее дойду, чем будем петлять по переулкам на машине. – Нина, вы не очень торопитесь?
      – Нет, я могу подождать.
      Гринчук прикрыл дверцу машины и исчез в темноте.
      – А ты, Ниночка, актриса, – одобрительно сказал Браток, – так мента охмуряешь, почти как профессиональная шалава.
      – Заткнись, мудила, – зло бросила Нина, – и так тошно.
      – И чем он тебе не нравится – видный мужик, не курит…
      – Пошел ты… У тебя, что – и вправду нет сигаретки?
      – Есть.
      – Ну, тогда не выпендривайся, а дай закурить…
      – Я и не выпендриваюсь, но в машине курить нельзя.
      – Шеф не любит?
      – Капитан.
      – Ах, капитан! Тогда я подымлю на улице. Компанию составишь?
      – Ладно, давай, – Браток открыл дверцу, вылез из машины. Оглянулся. – Темно – как у негра в желудке.
      Нина обошла машину и остановилась возле него:
      – Хотя бы дождь не влупил…
      – Ну, хоть ветер стих, и то хорошо, – Браток сунул в рот сигарету, потом прикурил сам и дал прикурить даме.
      – И не жарко… – сказала Нина, затянулась слишком глубоко и закашлялась.
      – Не нужно, Ниночка!
      – А ты меня не учи!
      – Да я не о том, что ты куришь, – засмеялся Браток, – не нужно передо мной крутую строить. Перед капитаном выделывайся. Хотя, я думаю, его особо не разведешь.
      – Пошли… вы… оба… – с трудом выдавила Нина.
      – И оба в одно место! – закончил Браток.
      Нина промолчала. Сигарета прочертила огоньком дугу и упала на асфальт, разбросав в стороны искры.
      Браток свою сигарету докурил до самого фильтра:
      – Скоро там наш капитан? Не заблудился, часом?
      – Чего в темноту зря пялиться, – Нина передернула плечами, – все равно ничего не увидишь.
      – Может, услышу, – усмехнулся Браток.
      И действительно услышал, только шорох раздался не с той стороны, куда ушел капитан, а с противоположной. Браток обернулся на звук и даже не увидел, а, скорее почувствовал, что к нему приближается кто-то.
      – Кто здесь? – спросил Браток, пытаясь нащупать под мышкой пистолет.
      Рука нащупала пустую кобуру. Прошла почти секунда, пока Браток сообразил, что пистолет его сейчас у Зеленого.
      Взвизгнула Нина, Браток рванулся в сторону, пригибаясь, и почувствовал, как что-то рассекло воздух над его головой.
      Нина замолчала. Краем глаза Браток увидел, как вынырнувший из темноты человек зажал ей рот рукой, а потом Братку стало некогда оглядываться. Следующий удар пришелся на руку.
      Браток взвыл от слепящей боли. Били резиновой дубинкой, это Браток успел понять. Он даже успел уклониться еще от одного удара, но на этом его успехи закончились. Перед глазами вспыхнуло, и Браток отключился.
      Нина с ужасом увидела, как Браток рухнул, словно подкошенный, дернулась, но руки неизвестного держали крепко.
      – Куда мент пошел? – спросил негромко чей-то голос сзади, и Нина ясно почувствовала кавказский акцент.
      – Я сейчас тебе открою рот, но если ты пикнешь – приколю, – сказал Нине тот, который держал ее. – Поняла?
      Нина кивнула. Страх почти парализовал ее. Она слышала, что взрывы в клубе организовали черные. Она слышала, как об этом же расспрашивал у всех в клубе опер. Теперь кавказцы пришли за ней. Или за самим Зеленым…
      – Где мент? – рука, зажимавшая рот, ослабла.
      Нина вздохнула.
      – Куда он пошел?
      – На платформу. На жд-платформу, – быстро ответила Нина.
      – Зачем?
      – Не знаю, – совсем тихо сказала Нина. Ноги ослабли, и если бы ее не держали, Нина бы упала. – Я, честное слово, ничего не знаю. Пожалуйста, не нужно ничего…
      – Когда придет назад? – снова спросил тот же голос.
 
* * *
      А капитан уже почти пришел.
      Дел на платформе у него было немного. Гринчук зашел в гости к своему давнему приятелю, старшему лейтенанту милиции Алексею Ковалеву, на минуту, отказался от предложенной выпивки, согласился, что погода действительно отвратительная, потом отвел Ковалева в сторону и тихо, чтобы не слышали подчиненные старшего лейтенанта, попросил денег взаймы. До зарплаты.
      Ковалев тяжело вздохнул. С одной стороны, деньги у него были. С другой стороны, он ужасно не любил давать их кому-либо. С третьей стороны, жена в любой момент могла потребовать отчета о состоянии семейных финансов, и недостача в данном случае сулила очень много проблем. С четвертой стороны. С пятой. С шестой…
      Над всем этим нависало, абсолютно подавляя и сминая своей значимостью, то, что денег просил Гринчук. Ковалев Гринчуку никогда и ни в чем не отказывал. Просто не мог отказать. Были на то личные резоны.
      – Сколько? – тихо спросил Ковалев.
      – Сколько сможешь.
      – По минимуму или по максимуму?
      – Я же сказал, сколько сможешь.
      – Значит, по максимуму, – тяжело вздохнул Ковалев и вытащил деньги из кошелька.
      К машине Гринчук возвращался не по прямой. Жизнь накрепко отучила его дважды проходить по одной и той же дороге. К «жигуленку» он планировал выйти слева, со стороны заброшенной танцевальной площадки. И вышел как раз к тому моменту, когда Браток потерял сознание, а Нину начали расспрашивать.
      Двое, сразу прикинул капитан. Откуда такие резкие? И сколько их еще болтается в темноте?
      Гринчук потрогал пистолет, который носил сзади за поясом. Успеется. Мягко обходя компанию, Гринчук аккуратно размял пальцы рук.
      – Где-то вы здесь недалеко, – прошептал про себя Гринчук, – вы у нас пешком ходить не любите, вы у нас любите ездить в крутых тачках.
      На него попытались сделать засаду. Это немного льстило самолюбию Зеленого, но радости особой не доставляло. Горцы чертовы! Вспыльчивый какой народ. Ну, разборка у вас с Гирей, какого черта вы наезжаете на опера? Да еще на самого Зеленого?
      Гринчук заметил машину, стоящую всего метрах в двадцати от их «жигуленка», сразу за поворотом. Возле машины кто-то стоял.
      Капитан не смог рассмотреть, не сидит ли кто-нибудь в салоне. Ладно, прорвемся. Тихо-то как, с раздражением подумал Гринчук. Всего двадцать минут назад все шумело так, что даже на танке можно было подъехать незаметно. Одно хорошо, человечек у машины наверняка ждет сигнала от приятелей. И поставлен здесь, чтобы в случае чего, прийти своим братьям по крови на помощь.
      А это значит, что сейчас он превратился в слух. В направленный звукоулавливатель, слабо реагирующий на звуки со стороны. И это резко снижает его пользу в качестве часового. И это значит, что если подкрасться достаточно тихо, как это сделал Гринчук, и ударить достаточно точно, как это…
      Человек упал без звука. Гринчук поддержал падающего, аккуратно уложил его возле колеса машины и, на всякий случай, ударил еще раз. Обыскал.
      Везет ему сегодня на стволы. Зеленый повертел в руке пистолет. Нет, слишком хорошо, это уже не хорошо. Капитан аккуратно вытер пистолет об одежду лежащего. Пусть оружие, на всякий случай, побудет в руке таинственного незнакомца. На всякий случай. Воспользоваться оружием он сможет только минут через сорок. Да и то, еще долго после этого у него будут сильные боли в разных частях тела.
      Со стороны «жигуленка» послышалось негромкое кряканье. Еще раз.
      Черт, Гринчук наконец сообразил, что это сигнал. Двое джигитов зовут третьего. Гуси-лебеди. Еще бы совой заухали.
      Капитан еще раз взглянул на лежащего. Рост и телосложение не слишком отличается. Одежда светлая у обоих. Вот и хорошо.
      Вот и будет людям сюрприз. Но, будем надеяться, особо рассмотреть этот сюрприз они не успеют.
      Все дальнейшее прошло в очень высоком темпе и без особо тяжких последствий, если не считать переломов руки и двух ребер у одного из оппонентов и краткой потери сознания у другого.
      Нина чуть не начала от неожиданности кричать. Но не успела. Снова у нее на глазах кто-то бил кого-то, потом снова у нее на глазах кто-то тяжело упал, а потом кто-то снова зажал ей рот. Только голос, прозвучавший над самым ее ухом, на этот раз был знакомым:
      – Спокойно Нина, все уже хорошо. Это уже я. Не нужно кричать.
      Нина всхлипнула.
      – Не нужно реветь, косметика поплывет, – сурово напомнил капитан, – а тебе еще меня соблазнять.
      Слезы мгновенно высохли.
      – Посмотри, что там у Братка, а я тут поболтаю с молодым человеком, – сказал Зеленый и присел над тем из оппонентов, который пострадал меньше.
      – Просыпайся, милый, пора, – Гринчук аккуратно похлопал лежащего по щекам, – просыпайся.
      Лежащий застонал.
      – Вот мы уже и проснулись, – почти ласково сказал Гринчук, – а теперь откроем глазки и ответим на несколько вопросов.
      Собеседник пошевелился, но, по мнению Зеленого, слишком резко. Звонкая оплеуха восстановила некоторое душевное равновесие у лежащего. Он замер.
      – Вы искали капитана милиции Гринчука. Вы меня нашли. Что дальше?
      – Ничего…
      – Ответ неверный, – с сожалением констатировал капитан, и последовала еще одна оплеуха. – Мы будем у тебя вырабатывать условный рефлекс. Как у собаки Павлова. Неправильный ответ будет наказываться, а правильный – награждаться. Еще раз – зачем я вам нужен?
      – Али приказал с тобой поговорить.
      – Говори.
      – Он хотел с тобой встретиться.
      – Сам Али хочет со мной встретиться? А чего это он не приезжает лично? Вас присылает. Странно. Ты ничего не напутал?
      – Ничего. Он сказал, что хочет с тобой поговорить о взрывах в клубе.
      – Ну и зашел бы ко мне в кабинет, я бы его даже чаем угостил, – Гринчук быстро ощупал лежащего, – а он ко мне прислал трех парней, с оружием… Вот, пожалуйста, и у тебя есть волына. Нехорошо. Совсем нехорошо.
      – Это на всякий случай. На нас сейчас наезжают.
      – А просто подойти было нельзя?
      – Мы тебя для того и ждали возле клуба. А ты с Братком вышел. При нем не поговоришь. Али сказал – быстро нужно.
      – Вот теперь Али будет больничный твоему приятелю выписывать. Что там у Братка? – не сводя глаз с противника, спросил у Нины Гринчук.
      – Все у меня нормально, – простонал в ответ Браток.
      – Ты смотри, даже говорить уже можешь, – весело сказал капитан, – а вот как было у тебя плохо с бдительностью, так плохо и осталось. Двигай потихоньку в машину, я тут разговор закончу. Дойдешь?
      – Я помогу, – сказала Нина.
      – Ну, Браток, в таких объятьях встанет кто угодно! – засмеялся Гринчук, поднялся с корточек и резко вздернул за собой азербайджанца. – А с тобой что будем делать, дитя гор?
      – Не знаю, – честно ответило дитя.
      – Ты телефон Али помнишь? Ну не тяни, не военную тайну я у тебя выпытываю.
      – Помню, – наконец сказал азербайджанец.
      – Бог с тобой, в смысле, Аллах с тобой, – капитан вытащил из кармана сотовый телефон, – сам, чтобы я не видел, набери номер своего Али-Бабы и дай мне с ним поговорить.
      Браток, постанывая, прошел, поддерживаемый Ниной, мимо Гринчука.
      – За руль не садись, я поведу, – приказал капитан, – не хватало еще, чтобы у меня водителем был контуженный. Давай, на заднее сидение, полежи. А что у нас со связью, боец невидимого фронта?
      – Вот, пожалуйста, – азербайджанец, успевший быстро сказать в телефон несколько фраз на родном языке, протянул трубку капитану.
      – Я так понял, что ваш посланец вкратце успел доложиться? – не здороваясь, спросил у Али Зеленый.
      – Да. И я прошу прощения за это. Они все неправильно поняли. С ними я разберусь сам.
      – Это ваши внутренние дела.
      – Да, это наши внутренние дела. А с вами мы хотели поговорить…
      – Мы это кто?
      – Я и Садреддин Гейдарович. Мы хотели…
      – Сейчас уже слишком поздно, я устал, – прервал Али Гринчук, – мне некогда с вами болтать по телефону. Завтра, около десяти часов утра лично вы, уважаемый Али, подъедите к районному отделению милиции. Вы знаете, где это?
      – Да.
      – Очень хорошо. И там мы с вами обсудим, где у нас состоится разговор. В райотдел можете не заходить. Подождите меня на улице. Есть возражения?
      – Нет. Меня это устраивает.
      – Меня тоже. А еще больше меня устроит, если вы больше никогда не будете присылать ко мне своих абреков. Мы с вами живем в почти правовом государстве. Спокойной ночи. – Гринчук спрятал телефон в карман и обернулся к азербайджанцу. – Собирай своих и уезжай, что там с вами будет делать Али – не моя проблема. Но если еще раз ты или кто другой попытается провернуть что-нибудь подобное – ноги вырву.
      Капитан сел за руль, аккуратно развернул машину и уехал.
 

   Глава 10.

      Обычная жизнь города, пришибленная ураганом, так в тот вечер и не возобновилась. Даже криминальные наклонности жителей города и его гостей были значительно подавлены. Преступления не то чтобы совсем исчезли в тот вечер, уменьшилось число преступлений, совершенных на улице, зато значительно возросло число преступлений бытовых, домашних.
      За окном творится черт знает что, дребезжат стекла, мигает и того гляди погаснет электричество – ну как здесь не выпить. Просто никак. А после выпивки многих тянет спросить у собутыльника уважает ли он, а у собутыльника, по старой народной привычке, на языке то, что старый психиатр Фрейд именовал подсознанием, а кому приятно слышать, что тебя не уважают… А…
      А в комнатах, между прочим, столько приятных бытовых предметов, которые так и просятся в руку. В первую очередь, конечно, бутылки и всякие ножи-вилки, потом уже мебель, швабры и куски кстати подвернувшихся веревок.
      И те, кто обычно промышлял на улицах, вынужденно промышлял в собственной квартире. Кстати, милицейские сводки очень четко отслеживают зависимость количества преступлений от погодных условий.
      И еще одно забавное психологическое наблюдение – во время плохой погоды, даже находясь в тепле и покое, люди теряют желание работать почти начисто. Нужно быть очень целеустремленным человеком, чтобы, несмотря на непогоду за окном, продолжать выполнять поставленную кем-то или самом собой задачу.
      Продолжали разговаривать с Михаилом Старый и Доктор. Вернее, разговор напоминал бы допрос, если бы Михаил, спросив, не выслушивал ответы с таким вниманием и заинтересованностью.
      Его вопросы касались всего окружавшего Крыс мира. Сколько их, чем конкретно зарабатывают на жизнь, какие проблемы, какие достижения. Союзники Крыс и их враги – Михаил спрашивал и спрашивал, иногда даже просил повторить ответ или уточнить.
      В основном, говорил Старый. Он был действительно старейшим обитателем Норы и, по совместительству, хранителем ее традиций. Доктор лишь время от времени уточнял кое-что. До тех пор, пока вопросы из категории общественно-политических не перешли в категорию психологических. Тут уже Старому пришлось только уточнять характеристики, которые давал Доктор. Доктор был человеком наблюдательным. А в процессе разговора даже сам удивился, какие мелочи застряли в его памяти.
      Подталкиваемый вопросами Михаила, Доктор вспоминал о склонностях некоторых Крыс, об их необычных способностях или уязвимых местах. С одинаковым интересом Михаил воспринимал информацию о том, что Конь, например, очень азартный человек, а Сизый в свое время был неплохим слесарем и о том, что есть подозрение, будто некоторые из Крыс скатились на самое дно, прячась после совершенного убийства.
      Михаил слушал, а Доктор, продолжая говорить, поражался, как мастерски Михаил это делает. Доктор был и оставался человеком наблюдательным, а среди Крыс пользовался славой человека душевного и внимательного. Но рядом с Михаилом он чувствовал себя почти беспомощным. Заданный темп разговора оставлял только время на то, что краем сознания отметить этот самый темп и режиссуру разговора. И все. И для почти подсознательного восхищения. Как человек работает!
 
* * *
      Очень уважаемый в городе человек Геннадий Федорович Севостьянов тоже пытался работать. История, рассказанная опером, потрясла воображение Гири. Действительно, все было так просто и красиво. Старые газеты продемонстрировали, что реклама занимает почти половину печатных площадей.