Золотько Александр. Мент для новых русских

      Гиря посмотрел на следы от пуль и присвистнул. Стреляли совершенно конкретно.
      В кабинете прибраться уже успели, и крови на двери и стене не было. Вот кресло Гиря приказал оставить прежнее. Ему было приятно вспоминать, как свешивался с него Андрей Петрович. Покойный Андрей Петрович.
      Это стоит обмыть, подумал Гиря.
      Не слишком обильно, но обмыть стоит все равно.
      Гиря подошел к бару, медленно открыл дверцу. И замер.
      На стеклянной полочке, словно экзотическая бутылка, стояла граната. Лимонка. Вокруг ее ребристого корпуса была обмотана леска, привязанная к кольцу.
      Если бы кто-то решил взорвать Гирю, то достаточно было только прикрепить свободный кусок лески к дверце. Или протянуть леску перед дверью. Или сунуть гранату в ящик письменного стола, как когда-то положили будильник.
      Гиря попятился от бара.
      Суки. Все ведь закончилось. Суки. Закончилось ведь! Он же выжил, и все уже получили свое. Зачем это? Суки!
      Когда охранники вбежали на крик в кабинет, Гиря катался по полу и бил себя кулаками по лицу.
      – Суки! Зачем? Суки! Зачем? Суки! Зачем?
      Из разбитого носа текла кровь, а Геннадий Федорович все бил себя по лицу и бил. Охранники стояли рядом, пока кто-то не догадался вызвать «скорую».
 

* * *

      – Я знал, что вы приедете, – поздоровавшись, сказал Полковник.
      – Я тоже знал, – сказал Гринчук. – С Иваном Бортневым вы знакомы.
      – Иваном Бортневым? – полковник посмотрел на Братка. – А, с Иваном Бортневым конечно знаком.
      – С прапорщиком Иваном Бортневым, – добавил Гринчук.
      – Не со старшим прапорщиком? – спросил Полковник.
      – Просто с прапорщиком, – Гринчук протянул лишнее удостоверение Полковнику.
      – Хорошо, – Полковник заглянул в удостоверение. – Поздравляю вас, подполковник, с началом работы.
      – Спасибо.
      – И я очень рад, – добавил Полковник.
      – Тому, что я приехал?
      – Тому, что Гиря до сих пор жив. Я боялся, что вы не сдержитесь.
      – Мы подумали, – оглянулся на прапорщика Бортнева подполковник Гринчук, – что могут быть и другие меры воздействия.
      Бортнев кивнул.
      – Вот и хорошо, – улыбнулся Полковник. – А что вы решили с Михаилом?
      – Давайте конверт, – протянул руку Гринчук.
      – Вот как… – протянул Полковник.
      – Вот так. Вы же сами оставили право выбора за мной.
      – Оставил.
      Полковник отдал конверт.
      – Только у него сейчас гость.
      Гринчук оглянулся:
      – Кто?
      – Старуха эта, Ирина, из Норы. Вчера вечером вдруг попросила, чтобы ее свозили на могилу мужа, а потом попросила, чтобы привезли сюда. Дайте ей возможность пообщаться с ним.
      – Он что, пришел в себя?
      – Нет, она просто сидит и гладит его по голове. Кстати, на обратной стороне конверта я написал код для выключения боевого режима. На всякий случай.
      Гринчук улыбнулся:
      – Я бы удивился, если бы вы этого не сделали.
      – Я стараюсь не делать ошибок и уберегать от них окружающих.
      – Ошибки, предположим, вы совершаете.
      – В чем именно?
      – Вы же так и не поняли, что произошло в овраге той ночью.
      – Михаил…
      – Чушь. Ваши врачи, по-видимому, правы. Он действительно не мог уже ничего к моменту нападения.
      – Тогда кто же?
      – Крысы. Я разговаривал с Доктором, он был при этом. Братья Кошкины, есть такие аборигены в Норе, увидев, что Тотошка смертельно ранен, сорвались. Троих, в том числе вооруженных, они убили на месте. Просто голыми руками. Остальных настигли и убили другие Крысы. Старики и старухи. Они поэтому все исчезли, прячутся. Они… И знаете что?
      – Что?
      – Хреновый этот мир, если люди, почувствовав, что они еще люди, вынуждены убивать, чтобы остаться людьми. Где палата Михаила?
 

* * *

      …Михаил не чувствовал ничего. И это было хорошо. Даже проклятого голоса не было слышно. Забытье ушло толчком, словно кто-то сдернул пелену с глаз.
      Кажется, перед тем, как очнуться, он услышал что-то, что освободило его. Что-то, что вытолкнуло ртутный голос из головы. Что-то, что омыло сознание, будто прохладная вода.
      Не открывая, глаз Михаил улыбнулся.
      – Пора просыпаться, – произнес незнакомый мужской голос.
      Михаил открыл глаза.
      Возле кровати стоял незнакомый молодой мужчина, а в уголке комнаты на стуле сидела Ирина.
      – Как самочувствие? – спросил мужчина.
      – Хорошо, – ответил Михаил. – Слабость только.
      – Это ничего, это мы поправим. Меня зовут Юрий Иванович Гринчук.
      – Очень приятно, – сказал Михаил, – а меня…
      – Пока будем называть вас Михаил, – чуть торопливо предложил Гринчук.
      – Хорошо, – легко согласился Михаил.
      – Прогуляться не хотите? – спросил Гринчук.
      – Если можно, откройте окно, – попросил Михаил, – и очень хочется есть.
      Окно открылось, впуская в комнату влажный лесной воздух, пропитанный запахом хвои.
      – Я схожу выясню насчет еды, – сказал Гринрчук, – а вы тут пока общайтесь.
      – Хорошо, – улыбнулся Михаил, удивляясь, как легко ему разговаривать с этим незнакомым человеком.
      Ирина подошла к кровати и села на крешек.
      – Доброе утро, – сказал Михаил.
      – Здравствуй, – сказала Ирина.
      – Как там все наши?
      – Хорошо, – сказала Ирина. – Хорошо.
      – Нужно будет их переселить, – сказал Михаил.
      – Обязательно, – кивнула Ирина.
      – А у Тотошки поясницу не ломит?
      – Не ломит, – сказала Ирина чуть дрогнувшим голосом.
      – Вот и хорошо. Я немного приду в себя, а потом поедем.
      – Обязательно поедем.
      Они не видели, как Гринчук, стоявший на улице возле окна, сильно потер лицо, потом вытащил из кармана одолженную у Полковника зажигалку и поднес огонек к конверту, который так и не распечатал.
      Подождав, пока конверт прогорит, оставив черный пепел, Гринчук растер его межу пальцами и пустил черную пыль по ветру.
      Глубоко вздохнул.
      И все-таки… Гринчук не закончил эту свою мысль, так и не смог придумать, что все-таки, но и от этого обрывка мысли стало вдруг легко на душе.
      Если вдуматься, подумал Гринчук, хорошая у меня работа. Если я успею наказать преступника, то обычные люди смогут не брать на душу грех мести. Нужно только успеть.
      А называются эти люди новыми русскими, или еще как… Чушь. Люди, они всегда люди. И всех их защищать нужно.
      Но вслух этого подполковник милиции Гринчук не сказал. Он вообще не любил говорить в слух сентиментальных слов.
      Мент, он и есть мент.
 
      Август, 2001 год