Страница:
– Мамой, говоришь?
– Да-да… Мамой, Зинаидой Исаковной. Я… – снова сдавленный стон и глухой удар мягкого тела о твердую стену.
– Ты меня знаешь, – обходя стол и прикидывая, по какому шару приложиться, произнес Геннадий Федорович, – я ко всем людям всех национальностей отношусь одинаково. Так?
– Так…
– А к евреям – вообще хорошо. Умная нация, евреи. Так?
– Так.
– И у всяких там миллионеров всегда в советниках есть умный еврей. Так?
– Так.
– Так скажи мне, Абрамыч, почему только мне достался еврей – полный кретин? – шар с треском влетел в угол стола, а Владимир Абрамович в угол комнаты.
Пауза на этот раз была дольше, чем обычно – Владимир Абрамович чувствительно приложился головой к стене, обитой, по счастью, войлоком.
– Ну, я не знаю, Геннадий Федорович, кто вам такого про меня наплел. Не знаю. Я искренне, – Владимир Абрамович прижал руку к сердцу, демонстрируя свою искренность, – искренне старался сделать все как надо. Я буквально круглыми сутками не выхожу на улицу, работаю, не разгибая спины…
– Верю. Вот тут я тебе верю. И наркотой торгуют у тебя исправно. Только… – еще один шар влетел в лузу, – только у кого ты товар берешь, Абрамыч? Ведь моим ты только глаза мне замыливаешь. А остальной берешь у кого? У Мехтиева?
– Упаси бог, Геннадий… Ай! – толстый конец кия неожиданно достал Владимира Абрамовича в самое уязвимое место, согнув тело владельца почти в восьмерку.
– Не нужно мне звездеть! – напомнил Геннадий Федорович. – Хочешь сказать, что я могу начать базар просто от балды?
– Ни… – только и смог выдавить Владимир Абрамович.
– Ни-ни, – согласился Геннадий Федорович. – Мои пацаны уже потолковали с твоими работничками. И твои работнички сказали, что ты им сам выдаешь таблетки и порошок. И что торговля идет также как и раньше. Если не лучше…
Нежелание Владимира Абрамовича правильно реагировать на конструктивную критику вынудило Геннадия Федоровича отложить кий и оторваться от игры. Критикуемый как раз пытался встать с пола, предоставив великолепную мишень для трех-четырех дружеских ударов ногой.
На этот раз один удар пришелся в лицо. Владимир Абрамович взвыл, не громко, не имея сил сдержаться, но стараясь не очень сильно разозлить собеседника.
– Больно? – участливо спросил Геннадий Федорович.
– А… Э… Не… не очень… Ой…
– Это тебе за ударный труд… – Геннадий Федорович ударил снова – И за то, что сутками на улицу не выходишь…
В любой другой день на этом бы производственное совещание и закончилось, но на этот раз в судьбу Владимира Абрамовича, кроме плохого настроения Гири, вмешалось еще и то обстоятельство, что Гиря держал слово, и то, что, по его мнению, настал момент выполнить свое обещание, данное Нине.
Хватит умной и преданной бабе в приемной сидеть. Гиря еще раз пнул Владимира Абрамовича и открыл дверь в коридор:
– Слышь, – окликнул он вскинувшегося охранника, маячившего напротив двери, – Нинку мне сюда кликни. И пусть принесет бумаги из сейфа по Кен… тьфу ты, по «Кентавру». Ну, по клубу возле общаг… Дуй… И это, стой, пусть мне из бара принесут выпить и два стакана. Бегом.
Возникшую паузу Владимир Абрамович использовал для того, чтобы принять вертикальное положение, оставив между собой и Гирей противотанковое препятствие в виде бильярдного стола.
Левый глаз заплыл и стремительно багровел.
– Так что кончилось у меня терпение, а у тебя лафа. Все, – почти весело сообщил Гиря. – Зато появилось у меня желание научить тебя на будущее не гадить в руку дающую и не позорить еврейскую нацию. И я тебе решил сломать руку.
Владимир Абрамович вздрогнул, отвисшие щеки затряслись и побелели:
– Геннадий Федорович…
– Если первым придет официант – сломаю тебе левую руку… Ты, кстати, не левша часом?
– Нет, – механически ответил Владимир Абрамович.
– Хорошо. А если первой придет Нина – правую. И нефиг от меня за столом прятаться. Все равно сделаю, как решил. Так что, подождем, а я пока партийку доиграю.
Владимир Абрамович затравленно огляделся, но в бильярдной не было окон, и была только одна дверь. Которая, кстати, открылась, и в дверном проеме возник силуэт официанта с подносом в руках. В последний момент официант замер, пропуская перед собой идущую быстрым шагом Нину.
– Вы просили документы… – деловым тоном сказала Нина, раскрывая папку.
– Там должен быть договорчик на продажу ночного клуба «Кентавр». Есть?
– Да, вот он. Только он не заполнен, не вписаны стороны и…
– Ты сейчас вызовешь сюда нотариуса. Этого, Столярова. С печатью и бумагами. И оформите с этим… – Геннадий Федорович махнул рукой в сторону Владимира Абрамовича, – договор на продажу тебе этого самого «Кентавра».
– Геннадий Федорович! – одновременно воскликнули Нина и Владимир Абрамович, вкладывая в этот возглас совершенно различные эмоции.
– Жулика отсюда не выпускать, пока не распишется. Потом скажешь ребятам, чтобы они ему сломали правую руку и отвезли домой.
– Геннадий Федорович! – вскрикнул на этот раз один Владимир Абрамович.
– А дома у него пусть поищут бабки, рыжье или что там у него ценного… Все забрать. А не найдут сами, пусть у него спросят. А начнет врать по привычке – еще и ноги ему поломать.
– Геннадий Федорович… – голос бывшего уже владельца ночного клуба упал до шепота, – пожалуйста…
– Пожалуйста, – передразнил его Гиря, – а может, вообще просто замочить? А, Абрамыч?
Владимир Абрамович застонал и прижался спиной к стене.
– А когда все закончишь… – Гиря взял с подноса бутылку водки и аккуратно налил два стакана до половины, – зайдешь ко мне, будет тебе последнее задание.
На щеках Нины выступили красные пятна, она быстро глянула на Гирю и тут же отвела взгляд.
– Не то что ты подумала, дура, – засмеялся Гиря, протягивая Нине один из стаканов, – ты со мной не натурой расплачиваться будешь, а работой. Пока вот давай дернем по сто грамм. Будь здорова!
Стаканы звякнули. Гиря высосал свою порцию по обыкновению мелкими глотками. Нина выпила водку залпом.
– Работайте здесь, – выходя из комнаты, приказал Гиря, – если что – я буду у себя в кабинете. В офисе.
Вот так бы просто решались все проблемы, поднимаясь по лестнице, думал Геннадий Федорович. С кем нужно поговорил, на кого нужно надавил, сломал какую нужно руку и – пожалуйста! Так нет же! С каждым разом задачки попадаются все сложнее и сложнее. И все опаснее…
Гиря неодобрительно покачал головой. Ведь действительно, за последнее время он совершенно перестал контролировать ситуацию. Как тогда, много лет назад, когда приходилось шестерить перед сильными и не знать, что в очередной раз придет в голову ворам. И свой первый шрам он как раз получил, выполняя решение сходняка. И ведь спасся только чудом.
Только чудом. И как это все повернулось, что через двадцать пять лет он снова оказался в роли шестерки?
Геннадий Федорович вошел в кабинет и тяжело сел в кресло. Это злило. И даже не столько потому, что ущемляло то чувство, которое у обычных людей называется чувством собственного достоинства. Гиря был достаточно осторожным, чтобы не идти против силы. У него всегда хватало ума, чтобы понять, когда лучше смириться и выждать время. Сейчас его раздражало то, что он не понимал, для чего все это происходит.
Да, он в авторитете. Да, на него работает много разного народу и достаточное количество фирм и фирмочек либо полностью контролируются им, либо регулярно выплачивают ему налоги. Сейчас перед ним маячит неплохой кусок в виде вещевого оптового рынка, который будет создан на месте бывшей свалки. А это деньги. Это не просто большие деньги, это деньги гигантские.
И самое главное – это почти совершенно легальные деньги. А что можно творить под прикрытием рынка…
Гиря улыбнулся. Ему очень повезло… Каждый бы хотел… Конечно, каждый. Но получилось у Гири. Получилось у Геннадия Федоровича, потому, что он… а что он?
А что, в натуре, он? Самый крутой? Самый умный? Гиря покрутил головой. Он был всегда очень уверен в себе. Это пусть остальные сомневаются, а он, Гиря, Геннадий Федорович, знает себе цену. Он вообще знает что почем.
Гиря встал с кресла и прошел через кабинет к бару. Достал бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. Сколько всего должно было случиться, чтобы Гиря задумался.
Почему именно он? Почему… Гиря снова отхлебнул, водка пролилась и потекла по подбородку. Твою мать!
Когда это его стал привечать Андрей Петрович? После чего? Водка совершенно не опьяняла, и Геннадий Федорович снова выругался.
Сколько это прошло с тех пор? Пять лет? Пять. Пять с половиной.
Гиря отбросил пустую бутылку в сторону. Она глухо стукнула и покатилась по ковру. Как это он не задумался до сих пор, что же тогда на самом деле произошло. Слишком обрадовался, голову потерял от неожиданно свалившегося счастья.
Коля Железный неожиданно умер в больнице под наркозом. Ганжа погиб в автомобильной катастрофе по пьяному делу. Еще двое авторитетов были неожиданно застрелены в кабаке. И все это за два месяца.
И вдруг оказалось, что нет над Гирей никого, и никто не может ему помешать занять освободившиеся пространства. А потом заехал на хату к Гире Андрей Петрович, чтобы обсудить будущую жизнь и будущее сотрудничество.
Все вышло как бы случайно. Случайно? Геннадий Федорович вернулся к столу, захватив новую бутылку водки. Черт! Опьянение все не приходило, вместо него из глубины души поднималась злость. На себя, на Андрея Петровича, на неизвестного ублюдка, искалечившего за последние дни всю жизнь Гири.
А с чего начались неприятности? Гиря скрутил на бутылке пробку. С этого проклятого клуба? Или с того, что ему досталось право строить новый оптовый рынок?
Неужто?.. Гиря поставил бутылку на стол. А ведь точно. Все шло, как по маслу, но как только стало известно, что будет Гиря строить рынок, как тут же обрушились на него все эти неприятности.
Кто-то захотел отобрать у Гири лакомый кусок? Кто? Гиря не мог себе представить возможного конкурента. Этот неизвестный должен быть полным идиотом, чтобы начать конкуренцию с Гирей. Или даже не с Гирей, а с теми, кто стоит за ним.
Это ж нужно иметь лапу и в мэрии, и в ментовке. И не просто лапу, а волосатую клешню. И бабки нужны немалые, чтобы вытянуть строительство. Это если даже не считать взятки.
И, кроме того, нужно иметь силу.
Кто?
Саня Мехтиев? Гиря покачал головой. Саня не станет лезть на рожон. Его, конечно, интересует рынок, он понимает, что не вытянет. Саня Мехтиев по продовольственным рынкам, по наркоте, немного цехов, по старинке… Хороший бизнес, но не настолько, чтобы вот так выделываться.
Хрен его знает! Гиря поймал себя на том, что ходит по кабинету взад-вперед, заложив руки за спину. Въелась привычка!
И как все обернулось! И как не вовремя. И опять случайность – первым погиб Димыч. Если бы парень был сейчас рядом, Гиря чувствовал себя значительно уверенней.
Одно дело, быков гонять на разборки и сявоту шугать, чтобы хоть как-то в рамках держалась. С другой…
Странный сегодня выдался денек. Ой, какой странный. Такой странный, что даже идиотское происшествие на кладбище отошло на задний план. Оказалось, что у Андрея Петровича есть боевики. Гиря вспомнил скорченные тела, одетые в камуфляж, и мертвые лица, размалеванные коричневыми и зелеными пятнами.
Есть у Андрея Петровича боевики. А он, падла, все время заставлял Гирю пацанов, если что, гонять. И, видать, боевики у Андрея Петровича крутые. Не то, что бывшие спортсмены Гири. Нет, есть и у него, на всякий случай, пять-шесть парней покруче, повоевавших в разных горячих точках. Их Гиря еще никуда не использовал. Даже Андрей Петрович о них ничего не знает.
Хотя, у Андрея Петровича боевики куда как… Гиря поймал себя на том, что мысли пошли по кругу, а это был признак опьянения. Ну и что? Он и хотел напиться.
А Андрей Петрович сегодня обломался. Нашелся кто-то покруче его пятнистых солдат. Так оно всегда бывает – на крутого всегда найдется кто-нибудь покруче.
Гиря сел в гостевое кресло, возле журнального столика в углу кабинета. Так, что получается?
Кто-то неизвестный наехал на него. Припугнул, но убивать не стал. Не стал, хотя мог свободно замочить – Гирю передернуло – и не один раз замочить. Так может, этот гад хотел через Гирю выйти на Андрея Петровича? А?
Что, Генка, задумался? Жить хочешь – крутись. Значит, кто-то сообразил, что Гиря не на самом верху, что над ним кто-то есть, и решил надавить на них. А Гиря теперь ему не нужен. И ему не нужен, и Андрею Петровичу не нужен.
Гиря помотал головой. Веки наливались тяжестью и закрывались. Все-таки он перебрал сегодня. Перебрал. Пришла ведь ему какая-то мысль в голову… Черт!
Нужно вспомнить. Нужно обязательно вспомнить. Гиря встал с кресла. Нужно умыться. Смыть с лица эту проклятую сонливость. Хорошо, что не надо выходить в коридор. Классно придумал бывший владелец клуба, устроив личный сортир для директора с входом только из кабинета.
Гиря открыл кран, плеснул холодную воду в лицо, еще раз. Не вытираясь, посмотрел на себя в зеркало. Что же он хотел вспомнить? Ага!
Всего полчаса назад он выбросил Владимира Абрамовича на улицу. Ободрал и выбросил. Потому, что слишком обременительным стал Абрамович. И нужно было освободить место для Нины. А если Андрей Петрович решил, что раз Гиря на смог справиться с проблемами, да еще и навел кого-то на самого Андрея Петровича…
Так что, теперь вышвырнут Гирю? А он будет просто так ждать? Ни хрена! Не дождетесь.
Гиря вытер лицо, выключил свет в туалете и вернулся в свое кресло. Тут есть, о чем подумать. Только думать нужно быстро. Пока не поздно.
В одиночку он не сможет отбиться. Нужно искать союзников. Союзников. Только не осталось у него союзников. Зачем ему союзники, если сам Андрей Петрович решает все проблемы наверху, если возникает необходимость, то Гиря надавит, а менты прикроют. Если возникнет необходимость.
А теперь что делать? Он ведь сам себя спутал по рукам и ногам. Он ведь совершенно четко держит всех и все под собой… Он совершенно четко держит всех под собой и совершенно не представляет себе, кто стоит над ним.
Подал голос телефон на столе. Внутренний.
– Чего?
– Приехал Зеленый, – сообщил охранник снизу.
– Понял. Ты его отправь на третий этаж. В апартаменты. И скажи, чтобы туда отнесли пожрать и выпить. Я буду через минуту.
Гиря вылез из-за стола. Пол кабинета ощутимо качнулся. Набрался, блин, Геннадий Федорович.
А ведь предстоит разговор. Не хотел, чтобы так быстро, но ничего не поделаешь.
– Ни хрена не поделаешь! – вслух провозгласил Геннадий Федорович, погрозив кому-то пальцем, – И ты, гражданин Гринчук, тоже ни хрена не поделаешь!
Гиря подошел к бару, открыл дверцу, отодвинул в сторону бутылку и нажал на кнопку. В баре что-то щелкнуло, и задняя зеркальная стенка отошла в сторону.
– Кто-кто в теремочке живет? – спросил Гиря, набирая код на замке.
Щелкнуло еще раз, и открылась дверца небольшого сейфа.
Гиря вынул из него пакет, сунул в карман пиджака. Закрыл сейф и бар.
– Пора поговорить, Юрий Иванович, – почти пропел Гиря.
– Меня не беспокоить! – приказал Геннадий Федорович, проходя мимо Коляна, дежурившего в приемной. – Нина уже уехала?
– Уехала.
– Как вернется – пусть ждет.
Гиря обратил внимание, что и Колян, и все, кого он встретил по пути в апартаменты, выглядят встревожено. Или даже нет, не встревожено, а как-то неуверенно. Это им рассказали о том, что произошло в лесу сегодня. И каждый, небось, сейчас прикидывает, не стоит ли свалить от греха подальше.
Он бы и сам предпочел находиться сейчас как можно дальше. Только, если уехать сейчас, назад дороги уже не будет. А это Гирю устраивать не может. Это – для слабаков. А он…
Гиря остановился перед дверью на третьем этаже. Все будет нормально. Все будет путем. Сейчас ему нужен именно капитан Гринчук. А хочет этого капитан или нет… Не его это дело. Не капитанское. Теперь за него все решит Геннадий Федорович.
– Здорово, капитан! – с порога приветствовал Гринчука Гиря.
– Вечер добрый, – не вставая с кресла, поздоровался Гринчук. Руки он держал в карманах куртки и для рукопожатия их извлекать не собирался.
– Ты уже начал подкрепляться? – добродушно, насколько мог, осведомился Геннадий Федорович, усаживаясь напротив Зеленого.
– Не-а, я поел только что, поэтому сидел, любовался комнатой, – Гринчук одобрительно кивнул, – кучеряво жить не запретишь…
– А, это так, для отдыха, – Гиря открыл бутылку коньяка и понемногу налил в бокалы, – а по чуть-чуть, для сугрева?
– Для сугрева? Это по жаре?
– А мы сейчас кондиционерчик включим, и будет прохладно, – пообещал Геннадий Федорович, взял со стола дистанционный пульт и нажал кнопку.
Загудел кондиционер в углу.
– Да ты угощайся, капитан, – еще раз предложил Гиря, – икорку там, балычок… А то одними пирожками питаться нехорошо. Нехорошо.
– Какими пирожками? – невозмутимо спросил Гринчук и пригубил бокал.
– Куда мою Нинку водил, – Гиря хитро, по-свойски улыбнулся и взял с блюдца лимон. – Бедная баба аж разревелась! Так хотела в кабаке перекусить. И на тебе. Еще и деньги забрал, гражданин капитан.
– Хороший балык, – похвалил спокойно Гринчук. – Сами коптите, или с рынка?
– А хрен его знает, Юра… ты кушай, не стесняйся.
– А я и не стесняюсь.
– И правильно. Чего там стесняться? Живем только один раз, блин, – Гиря засмеялся. – Еще по одной?
– Не стоит.
– Ну, не стоит, так не стоит, – легко согласился Гиря, – и с теми бабками мы с Ниной разобрались, она, как я понял, на тебя зла не держит.
– Я так думаю, что не держит, – подтвердил спокойным голосом Гринчук, – хотя я не совсем понимаю, о каких деньгах идет речь.
– Не понимаешь? Ну и Бог с ними. Тем более, что я тебе все равно задолжал…
– Это за что?
– Как? А за твою идею о рекламе? Мы тут прикинули – неплохую копейку на этом можно заработать. А я человек такой – если мне кто помог – то я, брат, должен отблагодарить.
– Да, ладно вам, Геннадий Федорович, какие счеты!
– Нет, Юра, ты не прав. Если я должен, то должен.
– На сколько там я заработал…
– Не скажи, заработал. И еще… – Геннадий Федорович наклонился через стол к Гринчуку, – просьба у меня к тебе есть, так это вроде как аванс.
Лицо Гринчука не выразило ничего, кроме холодного внимания.
– Да не смотри ты на меня так, – засмеялся Гиря, – я тебе не взятку предлагаю. Сделай для меня работу, а я заплачу.
– Не знаю, Геннадий Федорович, не знаю. С одной стороны, стоило бы сразу отказаться, – Гринчук неуверенно покачал головой, – если бы это не вы предложили…
– Да чего там, Юра, брось, нас здесь двое, оба нормальные мужики. Давай вести разговор по-деловому, – Гиря постарался придать голосу задушевность и доверительность.
Гринчук колебался. На лице его явно проступили следы внутренней борьбы. Настолько явно, что Гиря поспешил отвести взгляд. Да, совсем подкосило капитана. А ведь никогда не брал он взяток. Укатали сивку…
– С другой стороны, я получил приказ от своего начальства взаимодействовать с вами, – протянул Гринчук, не сводя взгляда с пакета, который Гиря достал из внутреннего кармана пиджака и положил на стол.
– Вот-вот, – подхватил Гиря и подвинул пакет через стол Гринчуку, – бери, Юра, не стесняйся.
– Сколько тут? – спросил капитан, прикасаясь к пакету кончиками пальцев.
– А ты пересчитай, денежки, они счет любят, – засмеялся Гиря, – а я пока еще по одной налью.
Гринчук открыл пакет, аккуратно, веером, выложил деньги перед собой. Потом снова собрал их в стопку и пересчитал, сбрасывая, как карты, стодолларовые купюры перед собой.
– Посчитал? – спросил Гиря.
– Посчитал, – кивнул Гринчук, – а не много?
– В самый раз, – успокоил его Геннадий Федорович, – и учти, это – аванс.
Гринчук тяжело вздохнул, сложил доллары в конверт и спрятал конверт во внутренний карман куртки. Взял в руки бокал.
– За дружбу! – с усмешкой сказал Гиря и стукнул свой бокал о край бокала Гринчука.
– За дружбу, – поддержал хозяина Гринчук, заметно успокоившись. – И за работу.
– И за работу! И, наверное, стоит этот пылесос вырубить, совсем похолодало, – Гиря нацелил пульт на кондиционер и нажал кнопку. – А теперь поговорим о деле.
– А о деле мне пока говорить нечего, – покачал головой капитан, – никак ничего не вырисовывается.
– И хрен с ним! У меня к тебе дело другое, – Гиря потер ладони и улыбнулся, – только ты мне сначала на вопрос ответь. На вопрос…
Геннадий Федорович хихикнул, потом лицо его дрогнуло, дернулась щека. Хозяин клуба продолжал себя контролировать, но получалось у него это все хуже.
– Ты мне скажи, капитан, о чем с тобой Мехтиев разговаривал? А то ты все темнишь…
– Чего мне темнить? Я человек простой, прямой, как жезл регулировщика…
– Ну, вот тогда, как человек прямой, и скажи, чего от тебя хотели черные.
– От меня – ничего. Азербайджанцы хотели мне объяснить, что не они бомбы подкладывали. И не знают кто…
– Не знают… – протянул Гиря, – может, и вправду не знают?
Гринчук промолчал. Он вообще старался говорить мало.
– И действительно, чего им бомбы взрывать… Никогда не взрывали… Я имею ввиду… – Гиря помотал головой, речь его становилась невнятной, – Саня – нормальный мужик… деловой… Хрен ему со мной делить… И это…
Гиря замолчал, глядя перед собой мутным взглядом. Руки его лежали на коленях. Гиря словно застыл, настигнутый наконец всем алкоголем, выпитым за день.
Мышцы лица расслабились. Вся фигура как бы оплыла немного, словно сугроб под солнцем. На лице появилась странная улыбка. Словно Геннадий Федорович что-то вспомнил. Что-то очень важное.
Гринчук кашлянул. Потом побарабанил пальцами по столу.
– У меня такое чувство, Геннадий Федорович, что вы немного не в форме сегодня. Трудный день.
– Трудный, – неожиданно бодро согласился Гиря и засмеялся, – свободно мог попасть на тот свет! Прикидываешь? Бац – нет Гири. Летает Гиря мелкими кусочками над кладбищем… И все равно – не Мехтиев бомбы ставил. Ты… Ты правду сказал… или он тебе сказал… В общем…
Гиря наклонился через стол к Гринчуку и сказал шепотом:
– Я ведь не могу сам с Саней договориться… Он меня…
– Мехтиев хотел с вами поговорить, – напомнил Гринчук.
– Саня? Саня хотел… Эта сука мне не даст, этот… – Гиря прижал палец к губам, – Андрей Петрович… Знаешь такого? Знаешь, его все знают. Его все знают и уважают… и я уважаю… Только – тс-с – он сволочь. Он такая сволочь, этот Андрей Петрович. Черных, говорит, нужно на место поставить… Скажешь, говорит, что это черные на тебя наехали, и что сам мехтиев тебе у… угрожал… а теперь что? Я с Саней поссорился… он тоже сука, но нормальный мужик… А Андрей Петрович остался в стороне, а на меня все еще охотятся… Или пугают… А зачем пугают… А я не боюсь… я любого… Только вот с сСней нужно помириться… Слышь, капитан? Помириться… Не хватало мне еще с Саней воевать… Встреться с ним… поговори… А? Что тебе стоит?
Гиря с видимым трудом координировал движения своего тела. Язык заплетался и только глаза смотрели твердо и зло:
– Объясни Мехтиеву, что я хочу с ним договориться. Я даже уступлю ему назад территорию, которую подмял… Усек? Сегодня поговори, или с завтрашнего утра… Побыстрее… а то эта сука… Андрей Петрович… еще сканает заподло… ему и мне. Все слышал?
– Все слышал, – кивнул спокойно Гринчук.
– И понял все?
– И понял.
– Хорошо… А ты, Юра, в курсе, что кликуха у тебя эта… черт, Зеленый?
– В курсе.
– Хорршо, блин, хо-ро-шо. Если ты мне поможешь, то будешь зеленый от баксов. Ты меня знаешь… Ты меня знаешь?
– Знаю. И если вы сейчас спросите, уважаю или нет, я не отвечу, чтобы не обижать.
– Не уважаешь… – со странным удовлетворением протянул Гиря, – ну и хрен с тобой. Сволочной ты человек, Юрий Иванович… Хоть и классный мужик… Ладно, иди. Иди, нахрен, к Мехтиеву… или домой… только сделай, как я просил. Иди.
Гиря со второй попытки взял со стола бутылку. На этом его везение кончилось, и попытка взять бокал закончилась звуком битого стекла.
– Ну и хрен с ним… – Гиря поднес горлышко бутылки к губам, глотнул, – а ты иди, Юрий Иванович, иди…
– Спокойной ночи, Геннадий Федорович, – сказал капитан и поправил в кармане конверт с деньгами.
– Спокойной… – оторвавшись на секунду от бутылки, сказал Гиря и махнул свободной рукой.
Гринчук вышел.
Гиря посидел несколько секунд неподвижно. Подал голос телефон. Гиря взял трубку.
– Да-да… Мамой, Зинаидой Исаковной. Я… – снова сдавленный стон и глухой удар мягкого тела о твердую стену.
– Ты меня знаешь, – обходя стол и прикидывая, по какому шару приложиться, произнес Геннадий Федорович, – я ко всем людям всех национальностей отношусь одинаково. Так?
– Так…
– А к евреям – вообще хорошо. Умная нация, евреи. Так?
– Так.
– И у всяких там миллионеров всегда в советниках есть умный еврей. Так?
– Так.
– Так скажи мне, Абрамыч, почему только мне достался еврей – полный кретин? – шар с треском влетел в угол стола, а Владимир Абрамович в угол комнаты.
Пауза на этот раз была дольше, чем обычно – Владимир Абрамович чувствительно приложился головой к стене, обитой, по счастью, войлоком.
– Ну, я не знаю, Геннадий Федорович, кто вам такого про меня наплел. Не знаю. Я искренне, – Владимир Абрамович прижал руку к сердцу, демонстрируя свою искренность, – искренне старался сделать все как надо. Я буквально круглыми сутками не выхожу на улицу, работаю, не разгибая спины…
– Верю. Вот тут я тебе верю. И наркотой торгуют у тебя исправно. Только… – еще один шар влетел в лузу, – только у кого ты товар берешь, Абрамыч? Ведь моим ты только глаза мне замыливаешь. А остальной берешь у кого? У Мехтиева?
– Упаси бог, Геннадий… Ай! – толстый конец кия неожиданно достал Владимира Абрамовича в самое уязвимое место, согнув тело владельца почти в восьмерку.
– Не нужно мне звездеть! – напомнил Геннадий Федорович. – Хочешь сказать, что я могу начать базар просто от балды?
– Ни… – только и смог выдавить Владимир Абрамович.
– Ни-ни, – согласился Геннадий Федорович. – Мои пацаны уже потолковали с твоими работничками. И твои работнички сказали, что ты им сам выдаешь таблетки и порошок. И что торговля идет также как и раньше. Если не лучше…
Нежелание Владимира Абрамовича правильно реагировать на конструктивную критику вынудило Геннадия Федоровича отложить кий и оторваться от игры. Критикуемый как раз пытался встать с пола, предоставив великолепную мишень для трех-четырех дружеских ударов ногой.
На этот раз один удар пришелся в лицо. Владимир Абрамович взвыл, не громко, не имея сил сдержаться, но стараясь не очень сильно разозлить собеседника.
– Больно? – участливо спросил Геннадий Федорович.
– А… Э… Не… не очень… Ой…
– Это тебе за ударный труд… – Геннадий Федорович ударил снова – И за то, что сутками на улицу не выходишь…
В любой другой день на этом бы производственное совещание и закончилось, но на этот раз в судьбу Владимира Абрамовича, кроме плохого настроения Гири, вмешалось еще и то обстоятельство, что Гиря держал слово, и то, что, по его мнению, настал момент выполнить свое обещание, данное Нине.
Хватит умной и преданной бабе в приемной сидеть. Гиря еще раз пнул Владимира Абрамовича и открыл дверь в коридор:
– Слышь, – окликнул он вскинувшегося охранника, маячившего напротив двери, – Нинку мне сюда кликни. И пусть принесет бумаги из сейфа по Кен… тьфу ты, по «Кентавру». Ну, по клубу возле общаг… Дуй… И это, стой, пусть мне из бара принесут выпить и два стакана. Бегом.
Возникшую паузу Владимир Абрамович использовал для того, чтобы принять вертикальное положение, оставив между собой и Гирей противотанковое препятствие в виде бильярдного стола.
Левый глаз заплыл и стремительно багровел.
– Так что кончилось у меня терпение, а у тебя лафа. Все, – почти весело сообщил Гиря. – Зато появилось у меня желание научить тебя на будущее не гадить в руку дающую и не позорить еврейскую нацию. И я тебе решил сломать руку.
Владимир Абрамович вздрогнул, отвисшие щеки затряслись и побелели:
– Геннадий Федорович…
– Если первым придет официант – сломаю тебе левую руку… Ты, кстати, не левша часом?
– Нет, – механически ответил Владимир Абрамович.
– Хорошо. А если первой придет Нина – правую. И нефиг от меня за столом прятаться. Все равно сделаю, как решил. Так что, подождем, а я пока партийку доиграю.
Владимир Абрамович затравленно огляделся, но в бильярдной не было окон, и была только одна дверь. Которая, кстати, открылась, и в дверном проеме возник силуэт официанта с подносом в руках. В последний момент официант замер, пропуская перед собой идущую быстрым шагом Нину.
– Вы просили документы… – деловым тоном сказала Нина, раскрывая папку.
– Там должен быть договорчик на продажу ночного клуба «Кентавр». Есть?
– Да, вот он. Только он не заполнен, не вписаны стороны и…
– Ты сейчас вызовешь сюда нотариуса. Этого, Столярова. С печатью и бумагами. И оформите с этим… – Геннадий Федорович махнул рукой в сторону Владимира Абрамовича, – договор на продажу тебе этого самого «Кентавра».
– Геннадий Федорович! – одновременно воскликнули Нина и Владимир Абрамович, вкладывая в этот возглас совершенно различные эмоции.
– Жулика отсюда не выпускать, пока не распишется. Потом скажешь ребятам, чтобы они ему сломали правую руку и отвезли домой.
– Геннадий Федорович! – вскрикнул на этот раз один Владимир Абрамович.
– А дома у него пусть поищут бабки, рыжье или что там у него ценного… Все забрать. А не найдут сами, пусть у него спросят. А начнет врать по привычке – еще и ноги ему поломать.
– Геннадий Федорович… – голос бывшего уже владельца ночного клуба упал до шепота, – пожалуйста…
– Пожалуйста, – передразнил его Гиря, – а может, вообще просто замочить? А, Абрамыч?
Владимир Абрамович застонал и прижался спиной к стене.
– А когда все закончишь… – Гиря взял с подноса бутылку водки и аккуратно налил два стакана до половины, – зайдешь ко мне, будет тебе последнее задание.
На щеках Нины выступили красные пятна, она быстро глянула на Гирю и тут же отвела взгляд.
– Не то что ты подумала, дура, – засмеялся Гиря, протягивая Нине один из стаканов, – ты со мной не натурой расплачиваться будешь, а работой. Пока вот давай дернем по сто грамм. Будь здорова!
Стаканы звякнули. Гиря высосал свою порцию по обыкновению мелкими глотками. Нина выпила водку залпом.
– Работайте здесь, – выходя из комнаты, приказал Гиря, – если что – я буду у себя в кабинете. В офисе.
Вот так бы просто решались все проблемы, поднимаясь по лестнице, думал Геннадий Федорович. С кем нужно поговорил, на кого нужно надавил, сломал какую нужно руку и – пожалуйста! Так нет же! С каждым разом задачки попадаются все сложнее и сложнее. И все опаснее…
Гиря неодобрительно покачал головой. Ведь действительно, за последнее время он совершенно перестал контролировать ситуацию. Как тогда, много лет назад, когда приходилось шестерить перед сильными и не знать, что в очередной раз придет в голову ворам. И свой первый шрам он как раз получил, выполняя решение сходняка. И ведь спасся только чудом.
Только чудом. И как это все повернулось, что через двадцать пять лет он снова оказался в роли шестерки?
Геннадий Федорович вошел в кабинет и тяжело сел в кресло. Это злило. И даже не столько потому, что ущемляло то чувство, которое у обычных людей называется чувством собственного достоинства. Гиря был достаточно осторожным, чтобы не идти против силы. У него всегда хватало ума, чтобы понять, когда лучше смириться и выждать время. Сейчас его раздражало то, что он не понимал, для чего все это происходит.
Да, он в авторитете. Да, на него работает много разного народу и достаточное количество фирм и фирмочек либо полностью контролируются им, либо регулярно выплачивают ему налоги. Сейчас перед ним маячит неплохой кусок в виде вещевого оптового рынка, который будет создан на месте бывшей свалки. А это деньги. Это не просто большие деньги, это деньги гигантские.
И самое главное – это почти совершенно легальные деньги. А что можно творить под прикрытием рынка…
Гиря улыбнулся. Ему очень повезло… Каждый бы хотел… Конечно, каждый. Но получилось у Гири. Получилось у Геннадия Федоровича, потому, что он… а что он?
А что, в натуре, он? Самый крутой? Самый умный? Гиря покрутил головой. Он был всегда очень уверен в себе. Это пусть остальные сомневаются, а он, Гиря, Геннадий Федорович, знает себе цену. Он вообще знает что почем.
Гиря встал с кресла и прошел через кабинет к бару. Достал бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. Сколько всего должно было случиться, чтобы Гиря задумался.
Почему именно он? Почему… Гиря снова отхлебнул, водка пролилась и потекла по подбородку. Твою мать!
Когда это его стал привечать Андрей Петрович? После чего? Водка совершенно не опьяняла, и Геннадий Федорович снова выругался.
Сколько это прошло с тех пор? Пять лет? Пять. Пять с половиной.
Гиря отбросил пустую бутылку в сторону. Она глухо стукнула и покатилась по ковру. Как это он не задумался до сих пор, что же тогда на самом деле произошло. Слишком обрадовался, голову потерял от неожиданно свалившегося счастья.
Коля Железный неожиданно умер в больнице под наркозом. Ганжа погиб в автомобильной катастрофе по пьяному делу. Еще двое авторитетов были неожиданно застрелены в кабаке. И все это за два месяца.
И вдруг оказалось, что нет над Гирей никого, и никто не может ему помешать занять освободившиеся пространства. А потом заехал на хату к Гире Андрей Петрович, чтобы обсудить будущую жизнь и будущее сотрудничество.
Все вышло как бы случайно. Случайно? Геннадий Федорович вернулся к столу, захватив новую бутылку водки. Черт! Опьянение все не приходило, вместо него из глубины души поднималась злость. На себя, на Андрея Петровича, на неизвестного ублюдка, искалечившего за последние дни всю жизнь Гири.
А с чего начались неприятности? Гиря скрутил на бутылке пробку. С этого проклятого клуба? Или с того, что ему досталось право строить новый оптовый рынок?
Неужто?.. Гиря поставил бутылку на стол. А ведь точно. Все шло, как по маслу, но как только стало известно, что будет Гиря строить рынок, как тут же обрушились на него все эти неприятности.
Кто-то захотел отобрать у Гири лакомый кусок? Кто? Гиря не мог себе представить возможного конкурента. Этот неизвестный должен быть полным идиотом, чтобы начать конкуренцию с Гирей. Или даже не с Гирей, а с теми, кто стоит за ним.
Это ж нужно иметь лапу и в мэрии, и в ментовке. И не просто лапу, а волосатую клешню. И бабки нужны немалые, чтобы вытянуть строительство. Это если даже не считать взятки.
И, кроме того, нужно иметь силу.
Кто?
Саня Мехтиев? Гиря покачал головой. Саня не станет лезть на рожон. Его, конечно, интересует рынок, он понимает, что не вытянет. Саня Мехтиев по продовольственным рынкам, по наркоте, немного цехов, по старинке… Хороший бизнес, но не настолько, чтобы вот так выделываться.
Хрен его знает! Гиря поймал себя на том, что ходит по кабинету взад-вперед, заложив руки за спину. Въелась привычка!
И как все обернулось! И как не вовремя. И опять случайность – первым погиб Димыч. Если бы парень был сейчас рядом, Гиря чувствовал себя значительно уверенней.
Одно дело, быков гонять на разборки и сявоту шугать, чтобы хоть как-то в рамках держалась. С другой…
Странный сегодня выдался денек. Ой, какой странный. Такой странный, что даже идиотское происшествие на кладбище отошло на задний план. Оказалось, что у Андрея Петровича есть боевики. Гиря вспомнил скорченные тела, одетые в камуфляж, и мертвые лица, размалеванные коричневыми и зелеными пятнами.
Есть у Андрея Петровича боевики. А он, падла, все время заставлял Гирю пацанов, если что, гонять. И, видать, боевики у Андрея Петровича крутые. Не то, что бывшие спортсмены Гири. Нет, есть и у него, на всякий случай, пять-шесть парней покруче, повоевавших в разных горячих точках. Их Гиря еще никуда не использовал. Даже Андрей Петрович о них ничего не знает.
Хотя, у Андрея Петровича боевики куда как… Гиря поймал себя на том, что мысли пошли по кругу, а это был признак опьянения. Ну и что? Он и хотел напиться.
А Андрей Петрович сегодня обломался. Нашелся кто-то покруче его пятнистых солдат. Так оно всегда бывает – на крутого всегда найдется кто-нибудь покруче.
Гиря сел в гостевое кресло, возле журнального столика в углу кабинета. Так, что получается?
Кто-то неизвестный наехал на него. Припугнул, но убивать не стал. Не стал, хотя мог свободно замочить – Гирю передернуло – и не один раз замочить. Так может, этот гад хотел через Гирю выйти на Андрея Петровича? А?
Что, Генка, задумался? Жить хочешь – крутись. Значит, кто-то сообразил, что Гиря не на самом верху, что над ним кто-то есть, и решил надавить на них. А Гиря теперь ему не нужен. И ему не нужен, и Андрею Петровичу не нужен.
Гиря помотал головой. Веки наливались тяжестью и закрывались. Все-таки он перебрал сегодня. Перебрал. Пришла ведь ему какая-то мысль в голову… Черт!
Нужно вспомнить. Нужно обязательно вспомнить. Гиря встал с кресла. Нужно умыться. Смыть с лица эту проклятую сонливость. Хорошо, что не надо выходить в коридор. Классно придумал бывший владелец клуба, устроив личный сортир для директора с входом только из кабинета.
Гиря открыл кран, плеснул холодную воду в лицо, еще раз. Не вытираясь, посмотрел на себя в зеркало. Что же он хотел вспомнить? Ага!
Всего полчаса назад он выбросил Владимира Абрамовича на улицу. Ободрал и выбросил. Потому, что слишком обременительным стал Абрамович. И нужно было освободить место для Нины. А если Андрей Петрович решил, что раз Гиря на смог справиться с проблемами, да еще и навел кого-то на самого Андрея Петровича…
Так что, теперь вышвырнут Гирю? А он будет просто так ждать? Ни хрена! Не дождетесь.
Гиря вытер лицо, выключил свет в туалете и вернулся в свое кресло. Тут есть, о чем подумать. Только думать нужно быстро. Пока не поздно.
В одиночку он не сможет отбиться. Нужно искать союзников. Союзников. Только не осталось у него союзников. Зачем ему союзники, если сам Андрей Петрович решает все проблемы наверху, если возникает необходимость, то Гиря надавит, а менты прикроют. Если возникнет необходимость.
А теперь что делать? Он ведь сам себя спутал по рукам и ногам. Он ведь совершенно четко держит всех и все под собой… Он совершенно четко держит всех под собой и совершенно не представляет себе, кто стоит над ним.
Подал голос телефон на столе. Внутренний.
– Чего?
– Приехал Зеленый, – сообщил охранник снизу.
– Понял. Ты его отправь на третий этаж. В апартаменты. И скажи, чтобы туда отнесли пожрать и выпить. Я буду через минуту.
Гиря вылез из-за стола. Пол кабинета ощутимо качнулся. Набрался, блин, Геннадий Федорович.
А ведь предстоит разговор. Не хотел, чтобы так быстро, но ничего не поделаешь.
– Ни хрена не поделаешь! – вслух провозгласил Геннадий Федорович, погрозив кому-то пальцем, – И ты, гражданин Гринчук, тоже ни хрена не поделаешь!
Гиря подошел к бару, открыл дверцу, отодвинул в сторону бутылку и нажал на кнопку. В баре что-то щелкнуло, и задняя зеркальная стенка отошла в сторону.
– Кто-кто в теремочке живет? – спросил Гиря, набирая код на замке.
Щелкнуло еще раз, и открылась дверца небольшого сейфа.
Гиря вынул из него пакет, сунул в карман пиджака. Закрыл сейф и бар.
– Пора поговорить, Юрий Иванович, – почти пропел Гиря.
– Меня не беспокоить! – приказал Геннадий Федорович, проходя мимо Коляна, дежурившего в приемной. – Нина уже уехала?
– Уехала.
– Как вернется – пусть ждет.
Гиря обратил внимание, что и Колян, и все, кого он встретил по пути в апартаменты, выглядят встревожено. Или даже нет, не встревожено, а как-то неуверенно. Это им рассказали о том, что произошло в лесу сегодня. И каждый, небось, сейчас прикидывает, не стоит ли свалить от греха подальше.
Он бы и сам предпочел находиться сейчас как можно дальше. Только, если уехать сейчас, назад дороги уже не будет. А это Гирю устраивать не может. Это – для слабаков. А он…
Гиря остановился перед дверью на третьем этаже. Все будет нормально. Все будет путем. Сейчас ему нужен именно капитан Гринчук. А хочет этого капитан или нет… Не его это дело. Не капитанское. Теперь за него все решит Геннадий Федорович.
– Здорово, капитан! – с порога приветствовал Гринчука Гиря.
– Вечер добрый, – не вставая с кресла, поздоровался Гринчук. Руки он держал в карманах куртки и для рукопожатия их извлекать не собирался.
– Ты уже начал подкрепляться? – добродушно, насколько мог, осведомился Геннадий Федорович, усаживаясь напротив Зеленого.
– Не-а, я поел только что, поэтому сидел, любовался комнатой, – Гринчук одобрительно кивнул, – кучеряво жить не запретишь…
– А, это так, для отдыха, – Гиря открыл бутылку коньяка и понемногу налил в бокалы, – а по чуть-чуть, для сугрева?
– Для сугрева? Это по жаре?
– А мы сейчас кондиционерчик включим, и будет прохладно, – пообещал Геннадий Федорович, взял со стола дистанционный пульт и нажал кнопку.
Загудел кондиционер в углу.
– Да ты угощайся, капитан, – еще раз предложил Гиря, – икорку там, балычок… А то одними пирожками питаться нехорошо. Нехорошо.
– Какими пирожками? – невозмутимо спросил Гринчук и пригубил бокал.
– Куда мою Нинку водил, – Гиря хитро, по-свойски улыбнулся и взял с блюдца лимон. – Бедная баба аж разревелась! Так хотела в кабаке перекусить. И на тебе. Еще и деньги забрал, гражданин капитан.
– Хороший балык, – похвалил спокойно Гринчук. – Сами коптите, или с рынка?
– А хрен его знает, Юра… ты кушай, не стесняйся.
– А я и не стесняюсь.
– И правильно. Чего там стесняться? Живем только один раз, блин, – Гиря засмеялся. – Еще по одной?
– Не стоит.
– Ну, не стоит, так не стоит, – легко согласился Гиря, – и с теми бабками мы с Ниной разобрались, она, как я понял, на тебя зла не держит.
– Я так думаю, что не держит, – подтвердил спокойным голосом Гринчук, – хотя я не совсем понимаю, о каких деньгах идет речь.
– Не понимаешь? Ну и Бог с ними. Тем более, что я тебе все равно задолжал…
– Это за что?
– Как? А за твою идею о рекламе? Мы тут прикинули – неплохую копейку на этом можно заработать. А я человек такой – если мне кто помог – то я, брат, должен отблагодарить.
– Да, ладно вам, Геннадий Федорович, какие счеты!
– Нет, Юра, ты не прав. Если я должен, то должен.
– На сколько там я заработал…
– Не скажи, заработал. И еще… – Геннадий Федорович наклонился через стол к Гринчуку, – просьба у меня к тебе есть, так это вроде как аванс.
Лицо Гринчука не выразило ничего, кроме холодного внимания.
– Да не смотри ты на меня так, – засмеялся Гиря, – я тебе не взятку предлагаю. Сделай для меня работу, а я заплачу.
– Не знаю, Геннадий Федорович, не знаю. С одной стороны, стоило бы сразу отказаться, – Гринчук неуверенно покачал головой, – если бы это не вы предложили…
– Да чего там, Юра, брось, нас здесь двое, оба нормальные мужики. Давай вести разговор по-деловому, – Гиря постарался придать голосу задушевность и доверительность.
Гринчук колебался. На лице его явно проступили следы внутренней борьбы. Настолько явно, что Гиря поспешил отвести взгляд. Да, совсем подкосило капитана. А ведь никогда не брал он взяток. Укатали сивку…
– С другой стороны, я получил приказ от своего начальства взаимодействовать с вами, – протянул Гринчук, не сводя взгляда с пакета, который Гиря достал из внутреннего кармана пиджака и положил на стол.
– Вот-вот, – подхватил Гиря и подвинул пакет через стол Гринчуку, – бери, Юра, не стесняйся.
– Сколько тут? – спросил капитан, прикасаясь к пакету кончиками пальцев.
– А ты пересчитай, денежки, они счет любят, – засмеялся Гиря, – а я пока еще по одной налью.
Гринчук открыл пакет, аккуратно, веером, выложил деньги перед собой. Потом снова собрал их в стопку и пересчитал, сбрасывая, как карты, стодолларовые купюры перед собой.
– Посчитал? – спросил Гиря.
– Посчитал, – кивнул Гринчук, – а не много?
– В самый раз, – успокоил его Геннадий Федорович, – и учти, это – аванс.
Гринчук тяжело вздохнул, сложил доллары в конверт и спрятал конверт во внутренний карман куртки. Взял в руки бокал.
– За дружбу! – с усмешкой сказал Гиря и стукнул свой бокал о край бокала Гринчука.
– За дружбу, – поддержал хозяина Гринчук, заметно успокоившись. – И за работу.
– И за работу! И, наверное, стоит этот пылесос вырубить, совсем похолодало, – Гиря нацелил пульт на кондиционер и нажал кнопку. – А теперь поговорим о деле.
– А о деле мне пока говорить нечего, – покачал головой капитан, – никак ничего не вырисовывается.
– И хрен с ним! У меня к тебе дело другое, – Гиря потер ладони и улыбнулся, – только ты мне сначала на вопрос ответь. На вопрос…
Геннадий Федорович хихикнул, потом лицо его дрогнуло, дернулась щека. Хозяин клуба продолжал себя контролировать, но получалось у него это все хуже.
– Ты мне скажи, капитан, о чем с тобой Мехтиев разговаривал? А то ты все темнишь…
– Чего мне темнить? Я человек простой, прямой, как жезл регулировщика…
– Ну, вот тогда, как человек прямой, и скажи, чего от тебя хотели черные.
– От меня – ничего. Азербайджанцы хотели мне объяснить, что не они бомбы подкладывали. И не знают кто…
– Не знают… – протянул Гиря, – может, и вправду не знают?
Гринчук промолчал. Он вообще старался говорить мало.
– И действительно, чего им бомбы взрывать… Никогда не взрывали… Я имею ввиду… – Гиря помотал головой, речь его становилась невнятной, – Саня – нормальный мужик… деловой… Хрен ему со мной делить… И это…
Гиря замолчал, глядя перед собой мутным взглядом. Руки его лежали на коленях. Гиря словно застыл, настигнутый наконец всем алкоголем, выпитым за день.
Мышцы лица расслабились. Вся фигура как бы оплыла немного, словно сугроб под солнцем. На лице появилась странная улыбка. Словно Геннадий Федорович что-то вспомнил. Что-то очень важное.
Гринчук кашлянул. Потом побарабанил пальцами по столу.
– У меня такое чувство, Геннадий Федорович, что вы немного не в форме сегодня. Трудный день.
– Трудный, – неожиданно бодро согласился Гиря и засмеялся, – свободно мог попасть на тот свет! Прикидываешь? Бац – нет Гири. Летает Гиря мелкими кусочками над кладбищем… И все равно – не Мехтиев бомбы ставил. Ты… Ты правду сказал… или он тебе сказал… В общем…
Гиря наклонился через стол к Гринчуку и сказал шепотом:
– Я ведь не могу сам с Саней договориться… Он меня…
– Мехтиев хотел с вами поговорить, – напомнил Гринчук.
– Саня? Саня хотел… Эта сука мне не даст, этот… – Гиря прижал палец к губам, – Андрей Петрович… Знаешь такого? Знаешь, его все знают. Его все знают и уважают… и я уважаю… Только – тс-с – он сволочь. Он такая сволочь, этот Андрей Петрович. Черных, говорит, нужно на место поставить… Скажешь, говорит, что это черные на тебя наехали, и что сам мехтиев тебе у… угрожал… а теперь что? Я с Саней поссорился… он тоже сука, но нормальный мужик… А Андрей Петрович остался в стороне, а на меня все еще охотятся… Или пугают… А зачем пугают… А я не боюсь… я любого… Только вот с сСней нужно помириться… Слышь, капитан? Помириться… Не хватало мне еще с Саней воевать… Встреться с ним… поговори… А? Что тебе стоит?
Гиря с видимым трудом координировал движения своего тела. Язык заплетался и только глаза смотрели твердо и зло:
– Объясни Мехтиеву, что я хочу с ним договориться. Я даже уступлю ему назад территорию, которую подмял… Усек? Сегодня поговори, или с завтрашнего утра… Побыстрее… а то эта сука… Андрей Петрович… еще сканает заподло… ему и мне. Все слышал?
– Все слышал, – кивнул спокойно Гринчук.
– И понял все?
– И понял.
– Хорошо… А ты, Юра, в курсе, что кликуха у тебя эта… черт, Зеленый?
– В курсе.
– Хорршо, блин, хо-ро-шо. Если ты мне поможешь, то будешь зеленый от баксов. Ты меня знаешь… Ты меня знаешь?
– Знаю. И если вы сейчас спросите, уважаю или нет, я не отвечу, чтобы не обижать.
– Не уважаешь… – со странным удовлетворением протянул Гиря, – ну и хрен с тобой. Сволочной ты человек, Юрий Иванович… Хоть и классный мужик… Ладно, иди. Иди, нахрен, к Мехтиеву… или домой… только сделай, как я просил. Иди.
Гиря со второй попытки взял со стола бутылку. На этом его везение кончилось, и попытка взять бокал закончилась звуком битого стекла.
– Ну и хрен с ним… – Гиря поднес горлышко бутылки к губам, глотнул, – а ты иди, Юрий Иванович, иди…
– Спокойной ночи, Геннадий Федорович, – сказал капитан и поправил в кармане конверт с деньгами.
– Спокойной… – оторвавшись на секунду от бутылки, сказал Гиря и махнул свободной рукой.
Гринчук вышел.
Гиря посидел несколько секунд неподвижно. Подал голос телефон. Гиря взял трубку.