Более того, он был готов подтвердить любую бешенную историю Глыбы. Для кого угодно, исключая, конечно, самого Геннадия Федоровича.
 
   3.Площадка перед домом. День.
      – Денек-то сегодня какой! – сказал Гринчук, выходя из машины напротив клуба.
      – Какой? – спросил водитель.
      – Хреновый, если вдуматься, – сказал Гринчук. – В такой день даже помирать муторно. И с самого утра настроение кого-нибудь грохнуть.
      – Юрка!
      Гринчук оглянулся на голос отца Варфоломея.
      Священник сидел на скамейке возле одного из домов в отдалении. Помахал рукой Гринчуку, подзывая.
      – Здравствуйте, батюшка, – сказал Гринчук, усаживаясь на скамейку возле священника. – Можно, руку целовать не буду?
      Священник был в «штатском», только на груди, под пиджаком, висел массивный крест на цепи.
      – Дам я тебе руку слюнявить, – буркнул отец Варфоломей.
      – Ну, и слава богу, – облегченно выдохнул Гринчук. – И так день хреновый, а тут еще и руки мужикам целовать. Вы, кстати, чего здесь устроились? Решаете, куда пойти? Двинуться исповедовать бомжей в Нору, или просаживать деньги паствы в клубе?
      Отец Варфоломей покосился на капитана:
      – Я бы сейчас тебе врезал по морде твоей бесстыжей, да у меня к тебе есть дело.
      – Я не хочу есть дело, – сказал Гринчук, – я хочу есть жареное мясо.
      – Ты можешь без своих шуточек? – спросил священник.
      – Могу, а то еще пошлете меня к чертовой матери, и не ведать мне жизни вечной…
      – К матери чертовой я тебя не пошлю, а вот к самому Черту сходить попрошу. Сходишь?
 
   4.Площадка перед клубом. День.
      Из парка вышли Димыч и Глыба. Они прошли через бывшую автостоянку поднялись на крыльцо. Глыба оглянулся, заметил выезжающего из парка велосипедиста, сплюнул и вошел в клуб.
      Из парка вышел Михаил, прошел, не торопясь, вдоль домов, выбирая место доя наблюдения за клубом.
      Остановился возле заколоченного киоска, с другой стороны которого на скамейке сидели отец Варфоломей и Гринчук.
 
   5.Вестибюль клуба. День.
      – Ну, это, – спросил у охранника в вестибюле Глыба, – мне нужно Самому доложить.
      – Он в казино пошел, к рулетке, – сказал охранник. – Рулетку пробует новую.
      Глыба прошел через вестибюль, остановился, поджидая Димыча.
      – Ты, это…
      – Что? – усмехнулся Димыч.
      – Не нужно Гире про… – Глыба покрутил в воздухе руками, словно вращая педали.
      – За стукача меня держишь? – улыбка Димыча стала угрожающей.
      – Ты чего, Димыч? Я просто…
      – Вот и будь попроще, – сказал Димыч, – у тебя это хорошо получается.
      Глыба остановился перед входом в казино. Потоптался перед дверью. Поежился.
      – Сквознячком потянуло? – спросил тихо Димыч.
      – Шуточки у тебя… – сказал Глыба и вошел в зал.
 
   6.Площадка перед домом. День.
      – Шутки у вас, батюшка! – покачал головой Гринчук.
      – Не шутки это, Юра, – священник тяжело вздохнул. – Ты про Саню Черта слышал?
      – Саня Черт, он же Александр Чертынин, руководит группой малолеток, именующих себя, соответственно, чертями и ведьмами, – дежурным голосом сказал Гринчук. – Обитают в районе Лесопрака, тусуются чаще всего в районе вокзала. Мне на вокзал не нужно.
      Отец Варфоломей покачал головой.
      – Хреново работаете, гражданин капитан. Саня Черт уже дня три обитает вот в этом вот доме.
      Гринчук оглянулся на дом. Возле дальнего подъезда маячил паренек.
      – Дом номер пять, – задумчиво сказал Гринчук. – Вход в подвал в четвертом подъезде. Говорил я участковому, чтобы следил за этим подвальчиком. А мальчик, я полагаю, на стреме стоит.
      Священник снова тяжело вздохнул.
      – Так это, значит, вы меня к этому Черту отправить собрались, батюшка? И что ж вас, отец Варфоломей, подвигло стучать правоохранительным органам?
      – Юрка! – священник задохнулся от злости.
      – А как это еще называть, батюшка? – осведомился Гринчук. – Есть представитель правоохранительных органов, и есть гражданин, информирующий это официальное лицо, что обычно принято называть именно стукачеством.
      – Мне не до смеху, Юра. Я к тебе неофициально, – священник вынул из кармана пиджака носовой платок и вытер лицо. – Тебя ко мне сам бог послал. Я тут уже почти час сижу.
      – Ладно, батюшка, – Гринчук потер лицо руками. – Хреновый день. Просто никакой… Что там у вас неофициального?
      – Пацан один проиграл ему деньги.
      – Бывает, – кивнул Гринчук.
      – Большие деньги проиграл, – сказал отец Варфоломей. – Такие и представить себе трудно…
      – И где ж он их взял?
      – Он их не взял, он их проиграл. Теперь уже три дня домой не приходит. Черт придумал рабство. Или перо в бок…
      – Во, батя, по фене ботаем, – изумился Гринчук. – И вы пришли Саню Черта просить отменить рабство? И отпустить раба к маме? Так?
      – Он у нее один. Она уже три дня сама не своя. Чуть не в петлю лезет – отец Варфоломей потеребил цепь креста. – Грех это.
      – Не повезло, вам, батюшка… – протянул Гринчук задумчиво, – официально я не могу предпринять никаких мер. Нету заявления. И пацан ваш молчать будет, как рыба об лед. Если я даже сейчас ксиву Черту в рожу суну, то завтра ваш игруля снова к нему вернется. Такие вот пироги…
      Возле подъезда остановилась машина.
      Парень подошел к ней, оглянулся, вынул из кармана пакетик и сунул его в приоткрытое окно машины. Получил деньги и спрятал их в карман. Машина уехала. Парень еще раз оглянулся, подошел к подвальному окну и бросил деньги в трубу, выходящую из подвального окна. Танцующей походкой вернулся на пост.
      – Да, – сказал Гринчук, – мне еще новых торговцев наркотой на участке не хватало. Не поверите, батюшка, как быстро взрослеет всякое дерьмо в нынешнем мире. Вчера еще стекла из рогатки бил, а сегодня норовит из гранатомета шандарахнуть. И вместо леденцов дурь в карманах таскает. Ладно, – Гринчук встал со скамейки и потянулся. – Скучно мне с вами.
      – Юра, – просительно сказал священник.
      – Во все времена беседы со священниками навевали на оперов скуку. Другое дело – сыграть. В картишки там перекинуться, шары погонять… Пойду и я развлекусь. Люблю честную игру.
 
   7.Казино. День.
      – Люблю честную игру, – громогласно заявил Гиря, когда Глыба и Димыч вошли в зал.
      Четверо охранников осторожно тащили игровой стол, какой-то парень что-то монтировал на полу, подняв кусок коврового покрытия, а сам Гиря восседал в самом центре суеты и с неподдельным интересом наблюдал за процессом. Внимания на подошедшего Глыбу шеф не обратил.
      Глыба потоптался, потом кашлянул, потом осторожно постучал по спинке стула.
      – Чего?
      – Я из оврага…
      – Живой?
      – В ажуре.
      – Договорился?
      – Ага.
      Кусок покрытия опустили на пол, аккуратно смазав края клеем. Игровой стол поставили сверху.
      – Ничего не напартачил? – спросил Гиря, не оборачиваясь.
      – Не, пришлось только одному дать в дыню, а так – все поняли и обещали свалить. Я завтра зайду, проверю.
      – Зайди и проверь. Это твоя проблема. Если они оттуда не уйдут, с тебя спрошу.
      – Да я что? Я ничего. Я все, как надо… Вон, у Димыча спросите.
      Гиря встал со стула и подошел к столу:
      – Что, Глыба, может, сыграем в рулетку?
      Глыба помялся.
      – Как знаешь, – Гиря засмеялся и бросил на стол мятую купюру. – Давай поставим с тобой на цифру три. Нина, у тебя рука легкая?
      Нина, стоявшая за спиной шефа, подошла к столу, крутанула сверкающее никелем колесо и аккуратно, по деревянному бортику запустил шарик.
      Сделав несколько оборотов, шарик послушно лег в лунку с цифрой три.
      – А теперь – двадцать пять, – сказал Гиря.
      Рулетка выдала двадцать пять.
      – А «зеро» слабо?
      «Зеро» тоже оказалось не слабо.
      – Люблю честную игру, – довольным голосом сказал Гиря и забрал свои деньги со стола.
      – Пошли, Димыч, поговорим за пивком, – Гиря, не оглядываясь, двинулся к бару. – Я такой азартный человек.
 
   8.Площадка перед домом. День.
      – Я такой азартный человек, – сказал Гринчук. – Когда я слышу, что где-то играют по-крупному, то просто не могу удержаться. Забываю все и лечу на зов порока.
      Гринчук похлопал себя по карманам. Достал пистолет. Покрутил в руке, потом протянул его священнику.
      – Подержите, чтобы я от азарта не проиграл еще и штатное оружие.
      – Ты чего, Юрка…
      – И еще удостоверение, – Гринчук сунул священнику удостоверение.
      – Ты чего, к ним пойдешь без ствола?
      – Во-первых, отец Варфоломей, настоящие крутые пацаны в американских фильмах, перед дракой отдают оружие и значки. Иначе какие же они крутые? А, во-вторых, такие выражения в устах служителя культа…
      Отец Варфоломей спрятал пистолет и документы в карманы пиджака.
      – Тебя же там… – начал священник.
      – Вот именно, – кивнул Гринчук. – Если кто-нибудь из них схватится за нож? Я ж его с горяча и пристрелить могу. А у Черта в кодле полно несовершеннолетних. Хрен я потом отмажусь, если малолетку пристрелю.
      Гринчук посмотрел на парня у подъезда.
      – Если имеешь дело с такими, лучше уж пусть они меня, – Гринчук вытащил из кармана пистолет Егорова и тоже протянул священнику. – Рассеянным становлюсь, чуть не забыл. Вот если бы вы мне свой крестик одолжили, я бы им как кистенем нечисть бы погонял. Шучу, – быстро добавил Гринчук, – я пошел. Если через десять минут не выйду – рассчитываю на скидку при отпевании. Лады?
      – Типун тебе на язык, – бросил священник.
      – Я тоже вас люблю, батюшка, – Гринчук помахал священнику рукой и пошел к парню возле подъезда. – Жить нужно так, капитан Гринчук, чтобы никто не смог бы сказать, что ты облажался.
 
   9.Казино. Вечер.
      – Он там не облажался? – спросил Гиря, усаживаясь на табурет у стойки.
      – Все нормально. Как и рассказывал.
      – Это хорошо. Пивка, водочки?
      – Мне сегодня еще работать, – сказал Димыч.
      – Помнишь… – удовлетворенно сказал Геннадий Федорович и взял у подошедшего бармена запотевший стакан.
      Бармен поставил перед шефом блюдце с закуской и отошел в сторону.
      – Значит, Винтика нужно уволить, – сказал Геннадий Федорович и отпил из стакана. Водку он пил небольшими глотками, смакуя.
      – Ему звонили, попросили подготовить для нас одну штуку, грамм так на двести пятьдесят с часовым механизмом. Ждать он тебя будет…
      – Меня? – Димыч удивленно приподнял брови.
      – Ну, не тебя, а кого-нибудь от меня. Вон, хоть того же Глыбу. Подойдет?
      – Подойдет. Только вы тогда ему скажите, чтоб он сам машину вывел, а меня пусть подберет возле метро.
      – Хитришь? – Геннадий Федорович прищурился и снова отпил из стакана.
      – Хитрю, – кивнул Димыч.
      – Ладно. Потом куда?
      – К приятелям, дня на три-четыре. Не возражаете?
      – Ни Боже мой! Отдыхай. Глыбе тоже посоветуй, хотя, не надо, ему завтра работать с бомжами. Я его завтра отпущу.
      – Через сколько нас будет ждать Винтик?
      – Через полтора часа. Успеете похавать и доехать.
      – Я не голодный.
      – Тогда позови Глыбу, я сам ему все расскажу.
      Димыч кивнул, подошел к столу, возле которого восторженный Глыба наблюдал, как шарик ложится на тот номер, который ему заказывают:
      – Тебя к шефу.
      – Ага, – Глыба застегнул зачем-то верхнюю пуговицу на рубашке и пошел к бару.
      Димыч понаблюдал как Геннадий Федорович инструктировал Глыбу, поймал на себе два или три косых взгляда Глыбы, потом Глыба кивнул утвердительно раз. Потом еще раз. Потом посмотрел на Димыча, и теперь кивнул уже Димыч.
      Глыба вздохнул и поплелся в сторону ресторана, обедать.
 
   10.Площадка перед домом. Вечер. Взглядом Михаила.
      Гринчук прошел уверенным шагом к подъезду, что-то сказал парню. Тот опустил голову, разглядывая молнию на брюках. Гринчук быстро взбежал по ступенькам крыльца и скрылся в подъезде.
      Парень рассмотрел, что молния на брюках цела. Обернулся к двери и бросился в подъезд.
      – Ты куда, мудак?
      Михаил прошел мимо священника. Тот сжал крест в правой руке и что-то бесшумно шептал. Отец Варфоломей поднял взгляд на Михаила, тот быстро отвернулся и прошел к подъезду.
 
   11.Подъезд дома. Вечер.
      – Тебя куда несет? – парень влетел в подъезд и натолкнулся на поджидающего его Гринчука.
      – Если я скажу, что пришел подышать свежим воздухом, ты поверишь?
      – Чего? – ошарашено уставился на Гринчука парень.
      – Я так и думал. Пробуем еще раз. Я пришел за наркотой?
      – Чего? – парень попятился и сунул руку в карман брюк.
      – Не похож? – удивленно улыбнулся Гринчук. – Ты еще перо из кармана достань.
      Парень вынул руку из кармана. Щелкнуло, появляясь, лезвие.
      – Вот так бы и давно, – удовлетворенно протянул Гринчук и отобрал нож у парня. Припечатал его левой рукой к двери, взмахнул ножом и ударил.
 
   12.Крыльцо Клуба. Вечер.
      Димыч вышел на крыльцо. Там двое охранников обсуждали последние события и ужасно веселились.
      – Слышал анекдот? – спросил один из охранников. – О красной шапочке.
      – В прошлом году, – сказал Димыч.
      – Классный анекдот, – сказал другой охранник.
      – Так себе… – пробормотал Димыч, – глянул на часы и заторопился, – все, пока, я уезжаю дня на три-четыре. Шеф отпустил отдохнуть.
      – Счастливый, – позавидовал один из охранников.
      – Счастливый, – согласился Димыч.
      – Ты чего – пешком?
      – На электричке, как аристократ.
      – А, ну, давай, привет семье.
 
   13.Площадка перед домом. Вечер.
      Михаил остановился возле входа в подъезд, посмотрел в приоткрытую дверь. Поднялся на первую ступеньку. Обернулся и увидел, как Димыч идет от клуба в сторону метро.
      Михаил еще раз оглянулся на подъезд. Перевел взгляд на номер дома.
      Из подъезда послышался то ли стон, то ли всхлип.
      Михаил пошел вслед за Димычем, по другой стороне улицы.
 
   14.Подъезд. Вечер.
      Парень скулил, пытаясь вытащить нож, который воткнулся сквозь кольцо его серьги в дверь. Нож не поддавался, парень стоял на цыпочках. В луже.
 
   15.Подвал. Вечер.
      Дверь с грохотом влетела в подвал. Гринчук быстро прошел во внутрь и сел к столу.
      Четверо чертей, сидевших возле стены, вскочили.
      Саня Черт, сидевший за столом, откинулся на спинку стула и посмотрел на капитана. На столе перед ним стояли стаканы, бутылка. Лежало несколько пакетиков с белым порошком. Деньги и колода карт.
      В углу комнаты, на тряпке, лежал молодой паренек, в ошейнике и наморднике.
      – Значит так, – сказал Гринчук. – Времени у меня мало и настроение хреновое. Ваши рожи мне не нравятся, пахнет тут у вас дерьмово и меня от вас всех тошнит.
      – Ты… Ты чего… – сказал кто-то из чертей. – Да я тебя…
      – Пасть закрой, – бросил Саня Черт и наклонился к столу, чтобы рассмотреть Гринчука. – Ты что, мужик, бессмертный?
      – Да, а еще я слепой. И не вижу наркоты, которую вы так нагло оставили на столе. И у меня настолько плохая память, что я забуду, как видел незаконный акт продажи наркотических веществ возле подъезда.
      – И еще ты безголовый, – сказал Черт, и в руке его появился нож.
      – И еще я очень не люблю, когда людей превращают в рабов, – Гринчук взял со стола колоду карт и принялся ее тасовать.
      Паренек в ошейнике всхлипнул.
      – А, – засмеялся Черт, – ты хочешь вернуть это дерьмо мамочке. Принес бабки?
      Гринчук лениво перекладывал карты в руке, уронил несколько штук, неловко стал собирать их в колоду.
      – Что, нету бабок? Тогда у меня будет раб.
      – Какого, извини, черта, он вообще стал рабом? – спросил Гринчук.
      – Нет денег – нет свободы, – засмеялся Черт, и его смех подхватили черти.
      – Не давши слова – крепись, а давши – держись, – констатировал Гринчук, снова выронив несколько карт на стол.
      – Типа, – кивнул Черт.
      – А если я предложу тебе сейчас сыграть на него? – спросил Гринчук.
      – На ту сумму, что он мне торчит?
      – На равноценную. Выиграю я – у тебя нет раба.
      – А выиграю я, – подхватил Черт, – и у меня два раба? Так? Я даже согласен, на крайняк, на одного живого и на другого дохлого. Идет?
      Гринчук огляделся. Все черти в комнате извлекли кто нож, кто опасную бритву.
      – И выбора у меня, как я понимаю, уже нет? – спросил Гринчук, снова собирая колоду.
      – Нет, – усмехнулся Черт.
      – Тогда давайте по-быстрому, – сказал Гринчук, – мне уже здесь надоело. Тащим по одной карте из колоды. Большая – выигрывает. Только ты держишь слово, рогатый?
      Черт потянулся через стол и взял из рук Гринчука колоду карт. Протянул одному из чертей:
      – Потасуй, Гад.
      Гад взял колоду карт, быстро перетасовал и протянул колоду Черту.
      – Пусть фраер начинает первым, – сказал Черт.
      Гринчук протянул руку к колоде, дотронулся до верхней карты, рука замерла.
      – Сдвинь, – сказал Гринчук.
      Гад засмеялся.
      – Не дергайся, фраер, – сказал Черт.
      Гринчук сдвинул несколько карт, взял карту, быстро взглянул и бросил на стол рубашкой вниз.
      – Дай мне верхнюю, – сказал Черт.
      Гад взял верхнюю карту с верха колоды. Бросил на стол. Король.
      Гринчук сплюнул.
      – У тебя проблемы? – засмеялся Черт.
      – Фигня все это, – чуть дрогнувшим голосом сказал Гринчук. – Пойду я, пожалуй.
      – Ни хрена… – Черт пришпилил ножом карту Гринчука к столу. – За базар нужно отвечать. Мужики слово держат
      – Делать мне нечего, из-за чужого засранца свою голову подставлять… – Гринчук попытался встать из-за стола, но двое чертей надавили ему на плечи и удержали на стуле.
      – Это теперь ты полный засранец, – снова засмеялся Черт.
      – И ты хочешь сказать, что если бы выиграл я, то…
      – Конечно, нужно быть последним козлом, чтобы зажать карточный выигрыш, – Черт посмотрел на чертей, те закивали.
      – Суку, зажавшую проигрыш, опустить мало, блин, – сказал Гад.
      – Опустить, – подтвердил еще один черт.
 
   16.Площадка возле метро. Вечер.
      Димыч остановился возле рекламы каких-то сигарет и снова посмотрел на часы.
      С площадки возле овощного магазина медленно подъехала «жигуленок-шестерка».
      – Далеко? – спросил водитель.
      – Своего жду, – ответил Димыч.
      – Извини, – таксист-частник сдал машину назад.
      Димыч прошел к летнему кафе, сел за столик.
      К нему подошел официант, и Димыч сделал заказ.
      Михаил постоял чуть в стороне, взглянул на часы и быстро пошел в сторону клуба.
 
   17.Подвал. Вечер.
      – Значит, опустить, – протянул Гринчук.
      – Тебя как, мужик, с вазелином или без? – осклабился Гад.
      – Опустить, значит, – снова повторил Гринчук.
      И протянул руку к столу.
      – Ты что, козел? – вцепились в него черти.
      – Нож уберите, – сказал Гринчук, не пытаясь вырваться, – гляньте на карту.
      Один из чертей рванул карту, располосовав ее лезвием ножа почти на двое. Глянул.
      – Твою мать… – протянул он.
      Карта упала на стол.
      Туз червей. Разрез начинался с середины сердца.
      – Так что, – спросил Гринчук, – кто проигрыш зажмет, станет петухом?
      Один из чертей откашлялся.
      Черт посмотрел на своих подчиненных. Перевел взгляд на раба.
      – Саня… – пробормотал один из чертей.
      – Пусть идет, – сказал Черт. – И сучка этого пусть забирает.
 
   18.Площадка перед домом. Вечер.
      Михаил подошел к дому, остановился за углом, наблюдая одновременно за клубом и подъездом.
 
   19.Подъезд. Вечер.
      Парень наконец вынул из уха серьгу и отцепился от ножа, застонал, переступая с ноги на ногу и стряхивая капли с ноги.
      Дверь из подвала неожиданно распахнулась, Гринчук подтолкнул к выходу раба, который торопливо стаскивал с шеи ошейник.
      Увидев Гринчука, парень попятился к стене.
      – Ухо целое? – спросил Гринчук, чуть задержавшись возле парня.
      Гринчук вышел на улицу.
 
   20.Площадка перед домом. Вечер. Взгляд Михаила.
      Вначале из подъезда вылетел паренек, швырнул в сторону ошейник и на неверных ногах пошел к священнику, который встал со скамейки и бросился к нему навстречу.
      Потом из подъезда вышел Гринчук. Огляделся.
      Михаил отступил за угол.
      Гринчук пошел к отцу Варфоломею. Михаил скользнул по ступенькам крыльца, вошел в подъезд.
 
   21.Подъезд. Вечер.
      – Чего… – обернулся к нему парень, засипел и сполз спиной по стене на пол.    Михаил вбежал в подвал.
 
   22.Площадка перед домом. Вечер.
      Гринчук подошел к отцу Варфоломею.
      – Спасибо тебе, Юра, – сказал священник.
      – Ага, – кивнул Гринчук.
      – Благодари человека, – приказал отец Варфоломей освобожденному рабу.
      Тот что-то начал бормотать. Совершенно невнятно.
      Священник полез в карманы и извлек два пистолета:
      – Вот, забирай.
      – Еще минуточку, – попросил Гринчук. – Так приятно чувствовать себя неофициальным лицом.
      – Они же вас могли… – выдавил, наконец, освобожденный.
      – Опустить? – усмехнулся Гринчук.
      Капитан полез в карман брюк, извлек три карты.
      Паренек покрутил в руках карты. Три туза.
      – Это теперь твои счастливые карты, пацан. Запомнил?
      Паренек кивнул.
      Гринчук вздохнул и врезал ему в лицо:
      – А это, чтобы помнил лучше.
      Парень прокатился по асфальту.
      – А вот теперь – отдавайте, батюшка, стволы и ксиву.
 
   23.Подъезд. Вечер.
      Парень лежал лицом в луже. Открыл глаза. Попытался встать. Открылась дверь и мимо него прошел Михаил. Парень торопливо закрыл глаза и плюхнулся лицом в лужу.
 
   24.Площадка переддомом. Вечер.
      Михаил быстро сбежал по ступенькам крыльца. Посмотрел на Гринчука. Тот как раз смотрел в его сторону. Их взгляды встретились. Гринчук отвернулся. Потом быстро взглянул, но Михаила уже не было.
 
   25.Подвал. Вечер.
      Темнота. Медленно открылась дверь, и в подвал вошел парень из подъезда. Нашарил выключатель возле двери. Включилась лампа над столом.
      Комната была разгромлена. Черти лежали среди обломков мебели и осколков посуды. Гад пытался встать, тяжело дыша, но руки не держали.
      Саня Черт закашлялся, встал на четвереньки. Помотал головой.
      – Кто это был? – спросил парень из подъезда.
      – Не… видели… – прохрипел Гад. – Погас… свет, а потом… началось…
      – Бабки… – простонал Саня Черт.
      – Нету, – посмотрев на пол, сказал Гад. – Порошок есть, а бабок нет.
      – Унес, сука… – сказал Саня Черт.
      – Я вот что скажу… – еще один черт сел на полу, спиной к стене.
      – Что? – спросил Саня.
      – Сваливать отсюда нужно. Хреновое тут место.
 
   26.Площадка перед метро. Вечер.
      Димыч допил кофе.
      Михаил подошел к метро, огляделся. Подошел к такси:
      – Свободен?
      – Обязательно, – оживился таксист, – где ехать?
      – Мы вначале подождем, ко мне человек должен подойти.
      – Ну…
      – Считай, счетчик уже включен, – успокоил Михаил, – тут, понимаешь, как получится, сможет она… Ну, человек сможет выйти, или я поеду к другой… му.
      – Ты, брат, ходок, – одобрительно засмеялся водитель. – Блондинка, брюнетка?
      – Шатенка крашенная.
      – Дело вкуса, – сказал водитель.
 
   27.Площадка перед домом. Вечер.
      Гринчук подошел к таксофону, сунул карточку, набрал номер.
      – Але, – сказал Гринчук.
      – Юрка, ты с ума сошел?
      – Нет, но делаю все возможное.
      – Пулей в отдел.
      – Ухорыл обыскался, – предположил Гринчук.
      – И начальник, между прочим, тоже. И ты знаешь, что случилось с Егоровым?
      Гринчук поправил за поясом пистолет Егорова:
      – А что, с ним что-то случилось?
      – Напился, подрался, потерял ствол и удостоверение…
      – Ну, положим, ствол он не терял, ствол у меня. Я забрал, чтобы Валька не посеял.
      – С ума сошел? Тебя же…
      – Перетопчусь. Я тут приехал в клуб, наконец.
      – А теперь езжай сюда. И это уже не шутки. Тебя могут выпереть из органов.
      – Сумлеваюсь, – улыбнулся Гринчук. – Мне всего несколько месяцев осталось до пенсии.
      – Можешь не дотянуть, капитан. Срочно сюда.
      – Уболтал, милый. Еду.
      Гринчук повесил трубку. Постоял, рассматривая таксофон. Прошел вдоль домов к метро.
 
* * *
      Глыба остановился возле входа в здание клуба, перебросился парой слов с охранником и, зацепившись за дежурное «Как дела?», стал сочно и в подробностях излагать свою схватку с Крысами. Димыч выждал пару минут, потом тихо, так, чтобы не услышал охранник, напомнил Глыбе, что ему было приказано все решить с Крысами тихо, и, если такая вот редакция всего произошедшего дойдет до ушей Геннадия Федоровича, то у самого Глыбы внешность будет не чуть не красивее, чем у того бомжа в овраге.