– Назад, – сказал кто-то из Крыс.
      Славик попытался рассмотреть, кто именно, но не смог. Показалось, что звук просто родился в воздухе, из ничего, из общей мысли стоящих стеной обитателей Норы.
      Анатолий остановился и, не отрывая взгляда от стоящих перед ним людей, коротко бросил Славику:
      – Вызывай подкрепление.
      В этот самый момент отец Варфоломей добрался, наконец, до телефона-автомата и позвонил Гринчуку:
      – Убивать их пришли.
 

   Глава 15.

      Сам Садреддин Гейдарович Мехтиев, предприниматель, спонсор и даже где-то меценат, поговорив с Юрием Ивановичем Гринчуком, в гости к уважаемому Геннадию Федоровичу не поехал. Глава азербайджанского землячества даже из кабинета в ресторане не вышел, просто перезвонил по телефону Али и ровным голосом произнес одну единственную фразу, которую сидящий за столом напротив него редактор «Вечерней городской газеты» Борис Фенстер не понял.
      Не знал Борис Фенстер азербайджанского языка, и это вполне устраивало Мехтиева.
      – Всех, кроме самого, – сказал в трубку своего мобильника Садреддин Гейдарович, спрятал телефон аккуратно в карман пиджака, висевшего на спинке стула, и движением пальца подозвал к столику одного из «карабухнутых», выполнявшего по совместительству обязанности официанта.
      – Принеси коньяк, – негромко сказал Садреддин Гейдарович, – самый лучший принеси.
      Сказано это было по-русски, и Фенстер расценил это, как приглашение к беседе. Мысленно облегченно вздохнув, главный редактор независимой газеты торопливо проглотил кусок жареной форели и, вытерев руки салфеткой, попытался заглянуть в глаза собеседника:
      – Что-то случилось?
      – Еще пока нет, – сказал Мехтиев. – Но, если все будет хорошо, случится.
      – Это вам случайно не Гринчук звонил? – поинтересовался Фенстер.
      Слухи о том, что к капитану в райотдел приезжал сам Мехтиев дошли и до независимых журналистов.
      – Кто? – переспросил Мехтиев.
      – Ну, – почувствовав какой-то подвох, осторожно добавил Фенстер, – опер, Юрий Иванович Гринчук. Капитан…
      – Когда звонил? – лицо Мехтиева чуть дрогнуло и окаменело.
      – Только… – Фенстер вдруг осознал, что сболтнул что-то неправильное, что не нужно было демонстрировать свою наблюдательность.
      И одновременно Фенстер понял, что осознание это пришло немного позже, чем следовало бы.
      – Разве мне кто-то звонил? – спросил Садреддин Гейдарович.
      – Э-э… а… нет, – выдавил, наконец, Фенстер. – Что вы… Мне, наверное… наверняка показалось.
      – Тебе нужно отдохнуть, – участливо произнес Мехтиев. – Устал ты, я смотрю. Все это беготня, беготня…
      – Да нет, я…
      – Ты принес мне ту статью? – спросил Садреддин Гейдарович.
      – Статью? А, да, принес, – Фенстер торопливо достал из портфеля прозрачную пластиковую папочку и протянул ее Мехтиеву.
      – Зачем? – даже чуть отстранился тот. – Разве я тебе не верю? Я давал тебе повод подумать, что я не верю такому человеку, как ты? Боря, я просто хотел успокоить себя, свои нервы, понимаешь? Я уже старею, нервы уже не такие, как в юности. Тогда, поверишь, ничего не боялся и ни по какому поводу не беспокоился. А сейчас.
      Мехтиев покачал головой. Фенстер осторожно сочувственно вздохнул.
      – Ты мне только скажи, в статье все понятно? Что не мы бомбы взрывали и что это, наверное, кто-то решил нас с местными предпринимателями поссорить? Все понятно там изложил?
      – Да. Конечно. Тут и документы есть из органов, и еще я поговорил с экспертами… – немного увереннее произнес Фенстер, полагая, что все нормализовалось, что хозяин больше не сердится за излишнюю…
      Фенстер торопливо отогнал мысль о своей обмолвке.
      – Вот сейчас я наше сегодняшнее интервью с вами расшифрую и отдам в набор. А завтра…
      – Вот и хорошо, – кивнул Мехтиев. – Еще никто в редакции не читал твоей статьи?
      – Нет, что вы. Как вы и просили, я лично… – заверил Фенстер Садреддина Гейдаровича.
      – Вот и хорошо, тогда мы сейчас выпьем немного очень хорошего коньяка за справедливое дело, а потом ты пойдешь работать.
      В кабинете вошел «карабахнутый», показал Мехтиеву бутылку, и когда тот кивнул, разлил коньяк в бокалы.
      – Пей, дорогой, – Садреддин Гейдарович поднял свой бокал и, чуть улыбнувшись, произнес тост. – Пусть все получать то, чего заслужили.
      Фенстер выпил. Мехтиев тоже.
      – Знаешь, – сказал Мехтиев, – пусть меня неправильно поймут земляки, но армяне умеют делать коньяк. Пью только армянский.
      – И Черчилль его любил, – подсказал Фенстер, который об этом важном историческом факте узнал из сериала «Семнадцать мгновений весны». – Пил только…
      – Давай, я тебе лучше анекдот на дорогу расскажу, – совсем расслабившись, предложил Мехтиев. – Хочешь?
      – Конечно, – торопливо кивнул главный редактор, пряча свою статью в портфель.
      Анекдот был достаточно старый и повествовал о том, как трое армян из глухого села поехали в город, хорошо гульнули в кабаке, и один из них умер. Чтобы не сразу огорчать односельчан, армяне отправили в село осторожную телеграмму: «Мартирос сильно заболела, похороны завтра».
      Армянский акцент в исполнении Садреддина Гейдаровича звучал совсем уж дико, но Фенстер не переставал улыбаться.
      – Собрались жители села, прочитали телеграмму и ничего не поняли. Решили они уточнить и послали свою телеграмму: «Мартирос еще живая?». А те им отвечают: «Нет еще!»
      Фенстер засмеялся.
      – Ну все, – сказал Мехтиев, – езжай, работай.
      – До свидания, – главный редактор «Вечерней городской газеты» торопливо вскочил, пожал протянутую руку и вышел из кабинета.
      Мехтиев, не переставая улыбаться, посмотрел ему вслед и медленно произнес фразу по-азербайджански. Уголки рта «карабахнутого» чуть приподнялись, он кивнул и вышел.
      Садреддин Гейдарович вытащил из кармана пиджака мобильный телефон и положил его на стол перед собой. Он ждал новостей.
      Выслушав распоряжение Мехтиева, Али тут же перезвонил на другой номер и сказал:
      – Все, кто в клубе – ваши. Кроме одного, того, что на фотографии. Понятно?
      – До.
      – Действуйте.
      Разговор происходил на русском языке, потому, что собеседник Али был русский, как и десяток его коллег, сидевших в машинах метрах в ста от клуба. Собственно, Али мог и не пользоваться телефоном, а просто крикнуть, благо до машины старшего из группы заезжих «чистильщиков» от машины Али было всего метров двадцать.
      Но Али не хотел обнародовать свое знакомство с «чистильщиками», да и беспокоить преждевременно охрану клуба тоже не имело смысла.
      Как, впрочем, и охрана клуба смысла уже не имела. И как не имела смысла попытка Славика вызвать в Нору подкрепление.
      Нет, Андрей Петрович, который всегда очень большое внимание уделял техническому оснащению своих людей, связь обеспечил надежную, и Славик смог связаться сразу.
      Буквально через минуту он уже разговаривал с Андреем Петровичем, и тот быстро выяснил, что именно происходит в Норе.
      – Не уходят? И даже пытаются сопротивляться? – немного удивился Андрей Петрович. – Вы…
      – Мы стреляли, есть раненые, но… – голос Славика звучал возбужденно. – Тут какой-то странный мужик, они стоят вокруг него, как на цепи и…
      – Высылаю подмогу, – быстро сказал Андрей Петрович и движением руки отдал распоряжение Сергею. – Мужика взять живым.
      Странный мужик, подумал Андрей Петрович. Странное поведение бомжей. Странные происшествия последнего времени. Андрей Петрович всегда доверял своей интуиции, а интуиция на этот раз подсказывала, что…
      – Неужели Крысы? – вслух произнес Андрей Петрович.
      – Что Крысы? – переспросил Гиря.
      – Все это сделали Крысы, – Андрей Петрович резко подошел к столу. – Ты, козел безмозглый, у тебя под самым носом…
      Гиря ошарашено посмотрел на Андрея Петровича.
      Крысы? Под носом? Вначале Гиря хотел рассмеяться прямо в лицо свихнувшемуся гаду, но потом осекся и задумался. Если это Крысы, то многое становилось понятным. Начало неприятностей совпало с первой попыткой выселить Крыс. Тогда же кто-то опустил весь Лоходром. Крысы могли быть все время рядом, и никто не обратил бы на них внимания. Крысы. Но Крысы…
      – Эти бомжи… – начал Гиря.
      – Бомжи, – перебил его Андрей Петрович. – Бомжи. Эти бомжи сейчас стоят перед моими ребятами и не уходят. Они уже схлопотали несколько пуль, но все еще стоят стеной за какого-то странного мужика. Стоять и не бегут. Понял?
      – Нет, – честно признался Гиря.
      – Знаешь, Гиря, – почти ласково сказал Андрей Петрович, – это единственный случай за последнее время, когда я с тобой согласен. Я тоже ничего не понимаю.
      В кабинет вошел Сергей.
      – Ну что там? – спросил Андрей Петрович.
      – Я оставил здесь только двоих наших, остальные уже ушли к оврагу. Плюс я.
      – Двоих… – задумчиво протянул Андрей Петрович.
      Страха он не испытывал уже давно, но оставаться здесь всего лишь с тремя охранниками… Почему-то вспомнилось, как легко некто неизвестный расправился с патрулем в лесу. Их тоже было трое. И подготовлены они были не хуже чем, вот скажем, Сергей.
      Андрей Петрович непроизвольно взглянул на темноту за окном и поежился.
      – Я на всякий случай вызвал с базы группу усиления, – сказал Сергей. – Они будут здесь через час.
      – Хорошо, – кивнул Андрей Петрович.
      Действительно, хорошо, подумал он. Сергей молодец. Нужно будет как-то его поощрить. Завтра. Андрей Петрович оглянулся на бар.
      – Гиря, будь гостеприимным хозяином – угости меня чем-нибудь толковым.
      – Есть армянский коньяк, – стараясь не смотреть на гостя, сказал гостеприимный хозяин.
      – Так не сиди – давай наливай, – почти весело сказал Андрей Петрович.
      Гиря встал и прошел через кабинет к бару.
      – Может, не надо было посылать твоих в овраг, – остановившись на полпути, спросил Гиря. – Подождал бы подмогу.
      – Успокойся, все будет нормально. Минут через пять мои будут уже там.
      Андрей Петрович ошибся.
      Его люди немного замешкались, приказ выдвигаться был неожиданным. Когда Сергей вошел в кабинет, чтобы доложить, семеро бойцов Андрея Петровича только собрались в холле.
      Один из двоих остававшихся для охраны клуба подошел к двери, отодвинул засов и открыл дверь. В принципе, и это неоднократно отрабатывалось на занятиях, он должен был внимательно осмотреться, прежде чем открывать дверь, но они совсем недавно одержали победу, и местные быки тихо сидели там, где им приказали. Кроме этого, фонари перед клубом так и не починили, поэтому темноту перед зданием кое-как рассеивал только свет из окон клуба.
      Окон было немного, а «чистильщики» знали свое дело хорошо и передвигаться незаметно умели.
      Дверь открылась.
      Охранник оглянулся назад, на ребят, стоявших за ним и хотел пожелать что-нибудь. Ни пуха, ни пера.
      Нигде и никогда бойцы Андрея Петровича не стояли бы такой плотной группой. Но им нужно было выйти в узкую дверь. Из освещенного холла на темную улицу.
      Выйти никто не успел.
      Выросшие словно из-под земли силуэты «чистильщиков» выстроились перед стеклянной стеной клуба в линию и открыли огонь.
      Не было ни команды, ни сигнала. Еле заметные силуэты и – стекла лопнули и дождем хлынули на пол. Десять бесшумных автоматов залили холл расплавленным металлом.
      Пули кромсали тела стоявших и стены, прошивали плоть и мебель.
      Десять человек с автоматами. И девять человек, стоящих в вестибюле. Восемь. Пять. Два.
      Выстрелить в ответ не успел никто. Двое упали на пол и попытались отползти. Но пули нашли их и пришили к мраморному полу.
      Частые хлопки выстрелов, стук затворов и звон падающих гильз.
      Закричал только один из людей Андрея Петровича. Две или три пули свалили его на пол, сверху на него рухнул человек, и когда «чистильщики» перенесли огонь вниз, на лежащих, пули достались лежавшему сверху. Раненый закричал. Он не хотел ни кого предупреждать, просто боль в груди полыхнула с такой силой, что ни о чем другом думать просто не имело смысла. Не было смысла даже пытаться претвориться мертвым, потому, что нападавшие разделились на три группы. Трое метнулись в зал казино и служебные помещения, пятеро по лестнице наверх, на второй этаж, а двое остались в холле и методично прошлись по нему, пробивая головы лежащим одиночными выстрелами.
      Нельзя сказать, что в клубе не повезло кому-то особо. Но последние минуты пацанов Гири были еще и очень обидными минутами.
      Всего пару часов назад их разоружили и заставили собраться в зале казино.
      Потом что-то произошло в холле, пацаны даже не дернулись, чтобы разобраться, просто оглянулись на дверь. И в дверь проскользнули три темных силуэта.
      И пацаны стали умирать. Никто из них даже не попытался броситься в бой. Кто-то не успел, а кто-то решил бежать. Но тоже не успел.
      Потом пришел черед обслуги на кухне и в ресторане.
      Потом застучали одиночные выстрели.
      Только перед кабинетом «чистильщики» столкнулись с сопротивлением. С чем-то, что можно было назвать сопротивлением.
      Последний из бойцов Андрея Петровича открыл огонь из пистолета сразу же, как только первый из нападавших оказался напротив двери. Боец даже успел выпустить три пули, что можно приравнять к чуду. Пять автоматов вначале изрешетили дверь, потом пули заполнили приемную перед кабинетом Гири, не оставляя места ни для чего живого.
      Умер даже компьютер на столе секретаря. Умерли, лопнув и разлетевшись на сотни кусочков телефоны. Тише всех умер человек, пытавшийся упасть на пол, чтобы выжить.
      Первые пять пуль настигли его в полете, практически остановили в воздухе и позволили еще десятку пуль отшвырнуть тело в сторону. Оно упало глухо, как брошенная подушка. Большая мягкая подушка, пропитанная кровью.
      Охранник умер, так и не узнав, что защищать ему, собственно, уже было нечего.
      Гиря стоял у бара, протянув руку к бутылке с коньяком, и пытался сделать правильный выбор. В глубине бара именно для таких вот стремных случаев у него был припасен пистолет. Оружие было уже взведено, нужно было только снять его с предохранителя и нажать на спусковой крючок. Стрелял Гиря неплохо, и шансы положить Андрея Петровича были достаточно большие. Вот шансов положить Сергея, как понимал Гиря, было значительно меньше. Молодой подвижный хлопец.
      Вот даже сейчас смотрит на Гирю внимательно. Это могло принять правильное решение. Пальцы Гири сомкнулись на горлышке коньячной бутылки. Придется потерпеть, сказал себе Гиря. Но только пока. А потом…
      Потом что-то произошло. Сергей резко обернулся к двери, рука метнулась за оружием. Андрей Петрович успел только опереться на ручки кресла, собираясь встать. Гиря тоже посмотрел на дверь, но смерть в кабинет ворвалась через окно.
      Разлетелось стекло, что-то ударило Сергея в затылок с такой силой, что лицо, как показалось Гире, алым фонтаном выплеснулось на стену.
      За дверью кабинета трижды очень громко выстрелил пистолет.
      Черная точка вдруг появилась в виске Андрея Петровича. Черная, так показалось Гире поначалу, но потом из нее потекла алая струйка. Голова мотнулась, и Андрей Петрович обвис в кресле.
      Гиря гулко сглотнул и медленно стал оседать по стене на пол.
      В кабинет через разбитое окно легко впрыгнул человек, затянутый в черный облегающий костюм и с пистолетом в руке.
      Вот и все, подумал Гиря и вспомнил, как сегодня утром говорил речь на кладбище, как играл оркестр во фраках, и как брезгливо отряхивали руки братки у могил.
      А кто будет говорить речь у его могилы? По идее, должен был выступать Андрей Петрович, но вряд ли он стал бы мараться… Гиря оборвал дурацкую мысль. Все-таки Андрей Петрович подох первым. Пусть на минутку, но все равно первым. Теперь вот пришла очередь Гири.
      Пистолет, мелькнула мысль. Пистолет в баре. Но за ним нужно будет подняться. Выпрямиться во весь рост на ногах, которые Гиря вдруг перестал ощущать.
      Блин. Обидно. И совершенно не понятно, кто именно все это учудил. Кто вот так, походя, грохнул крутого Андрея Петровича и его тренированного пса. Не Крысы ведь…
      Гиря чуть не засмеялся. Не Крысы.
      Открылась дверь кабинета и на пороге появилась еще одна черная фигура. С автоматом в руках.
      Сейчас, подумал Гиря. Вот сию секунду. Сейчас.
      Черный силуэт на поре качнулся и исчез.
      Вот так черти приходят за душой. Вот именно так, без выкриков и шума. Появляются вдруг рядом, ты только чувствуешь запах серы… Не серы, поправил себя Гиря, пороха. Воняет порохом, будто целым полком здесь устраивали стрельбы.
      В голову или сердце? Этих двоих – в голову. Но их он убил внезапно, нужно было все сделать быстро. А его… Вдруг выстрелит в живот и оставит умирать?.. Гиря еле слышно застонал. Живот свело судорогой, будто пуля уже намотала на себя кишки. Не обхезаться теперь, предупредил сам себя Гиря. Не хватало еще умереть с загаженным исподним.
      Черная фигура постояла мгновение возле письменного стола и обернулась к Гире. Пистолет в правой руке. В опущенной правой руке. Стена очень твердая. И словно бы упругая, словно бы отталкивает Гирю от себя.
      Черная фигура приблизилась к Геннадию Федоровичу.
 
* * *
      …Зеленый успел заметить черный силуэт слева поздно. Не нужно было сегодня выходить из дому. Он и не собирался выходить. Все уже было сделано и нужно было только терпеливо дождаться завтрашнего утра и подвести итог. Еще оставалось несколько дел, но они были не такие важные. Их можно было делать не торопясь. И тут – звонок отца Варфоломея.
      Пошел таки батюшка в Нору. Пошел, как и планировал Зеленый. Кто же знал, что именно сегодня… Эту мысль Зеленый додумывал уже на ходу. Нужно было знать. Нужно было знать, если ты мент по кличке Зеленый. Сотни урок, прошедшие через твои руки до сих пор уверены, что ты умеешь читать мысли. Даже те убогие, которые они и сами в своих мозгах не могут отыскать. А тут…
      Ты же все просчитал. Ты понял, что тот, кто стоит за Гирей, сегодня решил навести порядок. Порядок в клубе и вокруг него. Ведь даже тебя, крутой мент, он сдал. А это значить, что уборка пошла генеральная. И ты ведь знал, олух предпенсионный, что Нора – это тоже проблема Гири. И ты знал, что с Крысами не все в порядке. Ты же знал, что появился у Крыс кто-то, кого даже цыганский барон признал. Ты все это понял, тебе оставалось только получить последнее известие от батюшки, чтобы решить, брать этого странного и явно очень опасного Михаила, или оставить в покое.
      И ты спокойно позволил священнику туда пойти. Достаточно было просто сказать Яшке, чтобы они предупредили своих бывших конкурентов. И ведь только что разговаривал с Яшкой, когда он докладывал обстановку вокруг клуба по телефону. Прокололся, Юрка.
      Зеленый выскочил из подъезда и легкой рысцой побежал к машине, где должен был дежурить Браток. Стемнело, но это не могло оправдывать опера со стажем в том, что черный силуэт чужака он заметил только метрах в двух от себя. Слишком торопился.
      Гринчук нырнул под удар, не останавливаясь, зацепил противника за ноги и рванул на себя. Справа появился еще кто-то, поэтому Зеленый, просто вывернул ступню упавшего до хруста и сдавленного стона и попытался принять следующего противника.
      Тот действовал уже значительно осторожнее, поэтому Гринчуку пришлось уклоняться от серии ударов и терять темп. Темнота выплюнула из своей утробы еще двоих.
      – Твою мать! – пробормотал Гринчук, пропустив первый удар.
      Что-то у троих не заладилось поначалу с коллективными действиями, и капитан целых три секунды мог наносить удары почти безнаказанно. И даже, зацепив неудачно оставленную без присмотра руку, сломать ее в локте.
      И снова крика не последовало, только глухой утробный стон. И везение капитана милиции закончилось.
      Руки словно зажало в тиски и выкрутило так, что одновременно полыхнула боль в каждом суставчике. Махать ногами тоже стало бессмысленно.
      Вот, в общем, и все, честно констатировал Гринчук. Долго бампер голову катил – ничего себе за хлебушком сходил, продекламировал Гринчук, пока его быстро несли на руках к темному микроавтобусу.
      И Братка возле машины не видно, подумал капитан, прежде чем его бросили в машину. Одно жаль – батюшку выручить не успею.
      Но Гринчук и так не успел бы выручить никого из Крыс. Точно также как подмога парням Андрея Петровича не успела бы им помочь.
      Приблизительно в тот же момент, когда автоматные пули кромсали стекла, тела и мебель в холле, начали умирать пацаны Гири. Вернее, не совсем так.
      Первым умер Славик.
      Когда темнота окончательно затопила овраг, и только неверные отблески огня из печи Ирины все еще робко скользили по лицам Крыс, Славику вдруг показалось, что справа что-то шевельнулось.
      Славик повернул оружие и выстрелил. И еще раз. И еще.
      В темноте кто-то страшно закричал, непонятно – мужчина или женщина – Крысы дрогнули. Секунду назад они еще готовы были умереть тут, возле Михаила, и вдруг темнота, страшный крик, выстрелы и запах смерти…
      Крысы побежали, отталкивая друг друга, крича в ужасе и от боли. Длинный с приятелями тоже шарахнулся в сторону, но тут же остановился, поняв, что можно в темноте схлопотать пулю от этих пришлых уродов.
      – Не стреляй, – крикнул Длинный хрипло. – Не стреляй, падла.
      Анатолий толкнул левой рукой напарника. Крыс не было. Они словно растворились в темноте, словно она проглотила их и мгновенно переварила.
      – Вот и все, – усмехнулся Славик криво, все еще не в силах унять дрожь в голосе. – Вот и нету Крыс. Где тут этот мужик – шеф сказал взять его живым.
      Славик так и не смог совладать с нервами. До самой смерти.
      Что-то вдруг грохнуло рядом, почти возле самого лица Славика, и Славик умер. Но прежде чем он упал, еще одна пуля ударила в его тело. В мертвое тело.
      Анатолий умер через секунду. Он успел развернуть свой пистолет в сторону выстрела и нажал на спуск. Дважды. Пистолет выстрелил и в третий раз, но это просто дернулся палец, когда позвоночник Анатолия треснул, ломаясь.
      Тело Анатолия все еще корчилось на земле возле печки, а один из приятелей Длиного истошно закричал, понимая, что все, что это смерть, что боль, завладевшая его телом, уже не отпустит его до самой смерти. Крик внезапно оборвался.
      – Атас, – крикнул Длинный и побежал.
      Двое бросились следом за ним, а двое умерли. Без звука. Просто перестали биться их сердца.
      Длинный шарахнулся от куста, наткнулся на крутой склон оврага и торопливо начал карабкаться на него, обдирая руки и ломая об землю ногти. Скорее. Темнота вязко облепила его лицо, не давая вздохнуть или хотя бы крикнуть. Нога сорвалась и Длинный поехал назад, в кошмар, завывая от страха.
      Длинный умер не сразу. Он почти минуту извивался под ударами, почти минуту чувствовал, как рвется его плоть, почти минуту пытался вырваться, но темнота десятками рук рвала его в клочья.
      Длинный умер последним.
      И стало тихо, настолько тихо, что стало слышно, как плачет Ирина и одними губами шепчет Михаил:
      – Хватит, я больше не могу. Хватит.
 
* * *
      …Хватит, – просипел Гиря. – Мочи давай, если хочешь. Не тяни.
      Черный человек. Черное лицо, только вокруг глаз белые овал прорези. Спокойные глаза.
      Левая рука черного человека поднялась к карману на плече.
      За ножом полез, сука. Решил располосовать на портянки… Или только горло перережет? Разные мысли кружились в голове Гири, но среди них не было ни одной попытаться защититься, остановить этого черного человека. Остановить его руку с ножом…
      Но в руке был не нож. Гиря с изумлением понял, что это мобильник.
      Телефон упал ему на колени, а черный человек резко развернулся и исчез за дверью.
      Телефон.
      Гиря осторожно взял его в руки. Из новых крутых моделей, легенький. И страшный. Он жег руку. И хотелось швырнуть его об стену, чтобы разлетелся он вдребезги, чтобы в пыль разлетелся проклятый аппарат.
      Телефон заиграл мелодию. Гиря не был особым знатоком музыки, и сигнал телефона для него был только набором звуков. Но это был неприятный набор звук, опасный.
      – Да, – неуверенно произнес Гиря.
      Молчание.
      – Кто это? – спросил Гиря. – Кто это?
 
* * *
      … – Кто это, – спросил в этот же момент Борис Фенстер, главный редактор независимой городской «Вечерние городские новости», когда понял, что шаги, которые чудились ему вот уже минут пятнадцать, звучат на самом деле, и звучат очень близко, где-то в темноте возле самого дома, в котором расположена редакция.
      Ответа Фенстер не дождался.
      – Прекратите! – потребовал он, не совсем понимая, что именно требует прекратить – идти, или пугать его. – Немедленно прекратите.
      И шаги прекратились. Но совсем уже рядом.
      Если бы главный редактор уважаемой газеты мог видеть в темноте, он бы увидел человека, стоящего в метре от него. Он даже мог бы, протянув руку, коснуться этого человека.