Страница:
Но Фенстер не умел одного и не стал делать другого. Он только стоял и слушал. И до слуха его доносилось легкое дыхание человека. Спокойное дыхание.
Фенстер слыл человеком шустрым и сметливым. Он умел также быстро делать выводы из минимальной информации и даже, когда-то, в самом начале карьеры, он считался многообещающим молодым журналистом.
Тебе нужно отдохнуть, вспомнил он слова Мехтиева. И еще он вспомнил, что при нем сейчас статья с выкладками, доказывающими, что это не люди Мехтиева затеяли войну с Гирей, что при нем сейчас запись интервью Садреддина Гейдаровича, в котором тот клянется и божится, что это кто-то другой хочет опорочить честное имя всех азербайджанцев.
Борис Фенстер мог действительно стать великолепным журналистом-аналитиком, потому, что сейчас, всего за одну секунду он понял, насколько усилит позиции Мехтиева смерть редактора Фенстера. Ты устал, сказал ему Мехтиев и поднял тост за то, чтобы все получили по заслугам.
Внезапно зажегся фонарик прямо перед глазами Фенстера. Борис зажмурился, поднося руки к лицу, и не увидел, как откуда-то из-за фонарика скользнул нож.
Горло обожгло.
«Мартирос еще живая?» – всплыло вдруг в мозгу.
«Нет еще», – попытался прошептать Фенстер, и это оказалась очень длинная фраза, ее хватило до самой смерти.
– Ты хотел со мной поговорить, – сказал телефон голосом Мехтиева.
– Садреддин Гейдарович? – почти простонал Гиря.
– Это я, дорогой. Мне наш общий знакомый передал, что ты хочешь со мной договориться, но кто-то мешает. Какой-то нехороший человек. Это правда?
– Это правда, – прошептал Гиря, не в силах отвести взгляд от мертвого лица Андрея Петровича.
– До сих пор мешает? – поинтересовался Мехтиев.
– Не, – сглотнул Гиря, – больше не мешает.
– Вот и хорошо. Давай мы с тобой встретимся завтра. Или послезавтра. И поговорим. Коньяку попьем, фруктов поедим. Дела наши обсудим. Давно мы с тобой не разговаривали просто так, для души. Нет?
– Да, давай поговорим, – мертвым голосом произнес Гиря.
– Что-то у тебя с голосом, дорогой. Ты не заболел? – спросил участливо Мехтиев.
– Нет, здоров. Выпил немного…
– Что такое – немного выпить? Ты же мужчина, дорогой! Или прислать тебе врача?
– Не нужно, – сказал Гиря. – Я сам.
– Как знаешь, Геннадий, как хочешь. Звони, когда захочешь. И пусть никто, – голос Мехтиева подчеркнул это «никто», – не пытается испортить наши отношения. Да?
– Да, – прошептал Гиря.
– До встречи, Геннадий Федорович, – Мехтиев отключился.
Гиря выронил телефон, встал на четвереньки и попытался подняться на ноги. Пол кабинета медленно поплыл в сторону, и Гиря выставил руки, чтобы не расшибиться о стену.
– Живой, – сказал сам себе Гиря. – Живой.
Он был единственным живым во всем здании.
– Живой! – истошно завопил Гиря, взял, наконец, с полки коньяк, отвинтил пробку и осушил бутылку.
Все кончилось. Все – кончилось.
Руки Гринчуку ни сковывать, ни связывать не стали, и это обнадеживало. Убить его могли прямо возле доме, или, еще лучше, на пороге лифта. Автоматический лифт словно создан для засады. Ничего не подозревающий клиент приезжает на первый этаж, хронически лишенный дежурного освещения, двери открываются, и киллер, посасывая любимый леденец, всаживает сколько хочет пуль в силуэт, очень контрастно смотрящийся на фоне кабинки лифта.
Стрелять не стали – хотят поговорить.
Гринчук огляделся и обнаружил, что в салоне микроавтобуса кроме него находится кто-то, лицо которого не различимо в полумраке, и в углу на полу шумно сопит некто, в котором Гринчук с удовлетворением признал Братка.
Жив. Не убили. Очень приличные люди. Один из тех, кто доставил Гринчука в машину, подошел к сидящему в глубине салона и что-то очень тихо сказал на ухо.
– Не очень и хотелось, – пробурчал Гринчук, демонстративно отворачиваясь.
Суставы ныли, и Зеленый не мог не оценить профессионализм хватки своих новых знакомых.
– Вы что-то сказали? – спросил уверенный мужской голос.
– Я с незнакомыми мужчинами на улице не разговариваю, – манерным голосом отрезал Гринчук.
– Гринчук Юрий Иванович, тридцать семь лет, капитан. Оперативный уполномоченный. С четырьмя звездочками на погонах ходит уже неприлично долго, без всякой надежды на продолжение карьеры. Холост.
– А ноги какие у меня красивые, – подсказал Гринчук. – Немного кривоваты, но не слишком. Женщины не жалуются.
– Зато жалуются коллеги и начальство.
– Сейчас так тяжело найти хорошее начальство, – вздохнул Гринчук.
Браток вздохнул совершенно задавлено.
– Вы бы кляпчик из моего приятеля вынули, – посоветовал Зеленый. – Помрет болезный. А он только жить, можно сказать, начал, курить бросил.
– Отчет психолога о беседе с вами читается как детективный роман, – ровным тоном продолжил мужчина.
– А эта коза первая начала, – тоном профессиональной ябеды сказал Гринчук. – Ей что, трудно было просто написать заключение и отправить меня на работу.
– Дама решила, что такой ай-кью у опера мог появиться только в результате ее ошибки.
– А такие специалисты могут появляться на свет только в результате ошибки родителей, – обиженным тоном подвел черту Зеленый. – У меня вопрос – можно?
– Можно, – мужчина, по-видимому, кивнул, но рассмотреть это было трудно.
– Вы меня в течение ближайших пятнадцати минут не собираетесь убивать? – спросил Гринчук.
Браток всхлипнул.
– Ближайших пятнадцати? – переспросил таинственный собеседник. – Не собираемся.
– Тогда, может, поехали? Я заплачу, – предложил Гринчук.
– Куда?
– К клубу.
– Он еще не работает, – напомнил мужчина.
– Кстати, не хотите представиться? – спросил Зеленый, разминая кисти рук.
– Поехали, – негромко скомандовал мужчина, и микроавтобус тронулся с места. – А называть меня можете пока… Можно просто – Полковник.
– Жаль, – разочарованно протянул Зеленый.
– Чего именно? – уточнил Полковник.
– Того, что не капитан. А то мы незаметно перешли бы на «ты», и я бы мог по секрету сообщить, что ваши приятели не отобрали у меня табельного оружия. Хотите, покажу, товарищ полковник?
– Не стоит. И полковник я в отставке.
– По возрасту или по инвалидности?
– По выслуге.
– Коллега, – оценил Гринчук.
– Так зачем мы едем к клубу?
– Это зависит от того, какое вы, господин полковник в отставке, имеете отношение к этому увеселительному заведению.
– Почти никакого.
Гринчук пожал плечами:
– Придется поверить на слово старшему по званию. Хоть и в отставке. Мне нужно успеть спасти жизнь нескольким людям.
– Неужели Геннадию Федоровичу? – голос Полковника стал немного удивленным.
– Нет, и по этому поводу мы не могли бы ехать немного быстрее?
– Могли бы, – согласился Полковник и добавил, не повышая голос, – ты меня слышал, Саша?
Машина поехала быстрее, это Гринчук ощутил по участившимся прыжкам по колдобинам.
– Салон, значит, прослушивается? – капитан почувствовал, что подвижность кистей рук восстановилась и начал массировать плечи.
– Кого спасаем? – повторил свой вопрос Полковник.
– Как минимум, отца Варфоломея. По моим прикидкам, он был вне оврага, но свободно мог вернуться туда к самому разгару раздачи. Он такой, отец Варфоломей. У вас с собой много народу? – неожиданно спросил Гринчук. – Это я так спросил, на всякий случай.
– На двоих меньше вашими стараниями. Один перелом руки и один разрыв связки на ноге.
– А кроме этого?
– Около десятка, – сказал Полковник.
– Отлично, поможете, если что.
– Если что? И почему вы так уверенны в моей помощи?
– У вас глаза добрые.
– Вы же их не видите.
– Вот именно, – сказал Гринчук. – Вот именно.
– И от кого вы собираетесь спасать отца Варфоломея, как минимум? – машину здорово качнуло, и голос оборвался.
– Водилу нужно менять, – посоветовал Зеленый.
– Водиле вы сломали руку. Это запасной.
– Ну, тады, ой, – Гринчук постарался, чтобы в голосе хотя бы мелькнуло сочувствие, но преуспел в этом не слишком.
– У нас мало времени, – напомнил Полковник. – Вы можете не успеть все рассказать.
– Лады, я рассказываю, а вы вынимаете все-таки кляп из Братка. Иначе…
– Хорошо, уговорили. Но руки ему я расстегивать не стану.
– Такой непослушный?
– Не склонный к компромиссам.
Браток задышал громко, потом глубоко вздохнул, набирая воздуха, и Гринчук поспешил предупредить:
– Скажешь хоть слово – лично чопик в рот загоню. И не только в рот.
Браток выдохнул.
– Я слушаю.
– Я рассказываю.
Гринчук рассказывал коротко, сжато, только факты, не вдаваясь в подробности. О таинственном Михаиле рассказал немного подробнее, от оценок воздержался. Дойдя до звонка батюшки, Гринчук развел руками и закончил рассказ:
– А кто слушал, молодец.
– Интересно, – задумчиво произнес Полковник. – Это все вы сами накопали?
– Мне помогали добровольные помощники, – скромно сказал Гринчук.
Машина остановилась.
– Я схожу? – предложил Зеленый.
– Нет, – жестко ответил Полковник.
– Это с каких же понтов?
Полковник негромко произнес несколько фраз. Хлопнула водительская дверца.
– Так почему же меня не выпускают? Напоминаю, у меня есть пистолет и я капитан милиции.
– Вы будете стрелять в живого человека?
– А вы предпочитаете, чтобы я подождал, пока вы помрете своей смертью в кругу семьи? Выпускайте меня.
– Извините, но я, познакомившись с вами, твердо решил спасти вам жизнь. Пусть даже вопреки вашему желанию, – голос Полковника звучал искренне. – Будет жаль, если один из вас убьет другого.
– Каин, между прочим, – напомнил Гринчук, – был Авелю братом. И, тем не менее…
– Это вы к чему? – поинтересовался Полковник.
– Да так, просто. К слову. Я так и не услышал вашего ответа.
– Ответа? – Полковник внезапно замолчал и словно прислушался к чему то.
Радио, догадался Гринчук.
– Так вы хотели спасать только отца Варфоломея или всех Крыс? – спросил Полковник.
– Как получится.
– Не получится.
– Что так?
– Спасать нужно было тех, кто пошел, как выразился священник, их убивать. Но, похоже, поздно. И вы действительно не собирались заходить в клуб?
– Делать мне больше нечего, по клубам ночью шататься. Ночью нужно или в постели спать, или в патруль ходить, – Гринчук продолжал нести всякую чушь, лихорадочно пытаясь понять, почему это нужно было спасать тех, кто пошел убивать…
Ага. Браток рассказывал, что ездившие с Гирей пацаны блеяли что-то о том, как один неизвестный перемочил чуть ли не взвод коммандосов. И ушел после этого незаметно. Сопоставляем… Лоходром, цыгане, Глыба с Димычем, ночные очень профессиональные взрывы…
Значит, приходят конкретные пацаны, однозначно наезжают на Крыс. Пацаны готовы попинать бомжей, а тут, откуда ни возьмись, появляется этакий Рэмбо пополам с терминатором и начинает им доходчиво объяснять правила капиталистического общежития.
Вопрос – откуда взялся этот супермен?
– Сейчас мы просто попытаемся блокировать овраг и вызовем подкрепление, – сказал Полковник. – Потом, когда рассветет, начнем медленно проверять эту самую Нору. И, если повезет, кого-нибудь живого отыщем.
– Вы, похоже, знаете, что говорите, но…
– Не нужно «но», я действительно знаю, что говорю, – Полковник встал со своего сидения и, пригнувшись, подошел к двери. – Вы не станете выпрыгивать и бежать к оврагу?
– Нет.
– Вот и отлично. Выйдем на свежий воздух и поговорим.
– Руки затекли, вашу бабушку, – неожиданно прозвучал в машине недовольный голос, и Гринчук не сразу сообразил, что это заговорил Браток.
– Снимите с него наручники, он будет вести себя хорошо.
– Да? – недоверчиво переспросил Полковник.
– Браток, побожись! – потребовал Зеленый.
– Падлой буду, – пробормотал Браток. – Сними железяку.
– Разбирайтесь сами, – Полковник сунул Гринчуку ключ от наручников и вылез из машины.
Зеленый наклонился к Братку, нащупал скованные за спиной руки, нашарил замочную скважину.
– Браток, – еле слышно прошептал Гринчук.
– Ага, – также тихо ответил тот.
– Не выпендривайся. Тоже аккуратно выберешься из машины, но чуть позже меня. Пока вот тебе мобила, звякнешь по телефону, – Гринчук еще ниже наклонился к уху Братка. – Скажешь – быстро и срочно.
– Сделаю.
– Погодка славная, – сказал Полковник, когда Гринчук вылез из машины.
– Очень может быть, – капитан потоптался возле машины.
Микроавтобус остановился напротив клуба, на свежезасфальтированной площадке.
Гринчук мельком глянул на фасад клуба, потом присмотрелся.
Большое, на весь первый этаж, окно зияло провалом. И никого в холле не было. И рядом с клубом никого не было. И…
Гринчук даже успел шагнуть к клубу, прежде чем услышал, как его окликает Полковник.
– В клуб вам тоже не стоит ходить, Юрий Иванович.
– Мне можно ходить только под себя?
– Тут я вас не ограничиваю, – засмеялся Полковник. – А в клуб – не стоит пока. Насколько смогли заметить мои люди, там произошла бойня. Только в вестибюле лежит девять человек. Я решил дальше не проверять.
Гринчук неуверенно кашлянул. Кровь бросилась в лицо. Ай-да Мехтиев, ай-да сукин сын. Быстро и эффективно сработал сын Кавказа. Или это тот самый Рэмбо?
– Это что, ваш парень сработал? – спросил как можно более спокойным тоном Зеленый.
– Нет, похоже, что не наш. Там слишком много гильз. Вот Чертей… – Полковник оглянулся на Гринчука. – Вы же слышали о Чертях?
– Об этих отморозках малолетних?
– Именно об отморозках, – кивнул Полковник. – Так вот, вы о них больше не услышите.
– Что так?
– Когда мне сегодня сообщили, что обнаружены трупы этих самых чертей, я узнал работу… вы его кажется называли Михаилом?
– Да. И вы по трупам смогли определить, что это дело его рук?
– Там были слишком характерные следы. Прохладно уже по ночам, – поежился Полковник.
Небо было необыкновенно звездное и чистое, словно выточенное из цельного куска льда. И лед этот потихоньку выхолаживал землю. Еще не морозец, но легкие усики озноба скользили по телу у Гринчука.
– Так что это за парень? – спросил капитан.
– Парень… – протянул Полковник. – Это парень…
– Про парня я понял, теперь можно дальше и подробнее.
– Подробнее… – Полковник похлопал себя по карманам. – Вы курите?
– И вам не советую.
– Да? Тогда потерплю, – согласился Полковник.
Гринчук вдруг подумал, что так и не рассмотрел лицо собеседника. Свет из разбитого окна клуба доставал, в принципе, до них, но Полковник, словно специально, стоял к свету спиной.
– Несколько лет назад… – медленно произнес Полковник, – я уволился из вооруженных сил.
Пауза.
Гринчук снова оглянулся на клуб, потом посмотрел в сторону оврага, прислушался. Тишина.
Только троллейбус взвыл где-то вдалеке. А раньше это был довольно оживленный район, подумал Гринчук. А после того, как всех отселили из пострадавших домов, тут никого не встретишь сразу после того, как стемнеет.
– А служил я в армии по финансовой части, – продолжил Полковник. – И пять последних армейских лет занимался ведением финансовых дел одной спецчасти. Я поначалу даже думал, что это просто смесь подготовительного лагеря и испытательного центра. Там готовили людей к действиям в экстремальных ситуациях.
– Убийц?
– В том числе. Человек, закончивший подготовку, мог в одиночку выжить в любой ситуации. Более того, в случае необходимости он мог в кратчайшие сроки обрасти связями, навербовать помощников и создать либо базу для приема группы, либо агентурную сеть. Нет, извините, но я все-таки закурю, – Полковник щелкнул портсигаром, потом зажигалкой.
Огонек осветил лицо.
Обычное лицо. Спокойное и уверенное. Только вот пальцы отчего-то немного дрожат. Волнуется Полковник?
– Специфика подготовки, как я потом узнал, заключалась в программировании бойцов.
– Это как? Гипноз?
– Не совсем, – Полковник затянулся. – Их готовили к возможности действий в состоянии… э-э… сверхускорения, что ли. Они могли на короткое время включить все свои физические возможности. На пятнадцать минут, на полчаса, на час…
– Не долго, – сказал Гринчук, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Если дольше, то они выгорали. Организм не выдерживал нагрузок. Или мозг сдавал. Да.
– И этот ваш парень – лучший из бойцов?
– Он был выбракован, как не способный к дальнейшей подготовке.
От оврага послышались голоса. Гринчук прислушался. Точно, голоса. Парни Полковника вряд ли стали бы так шуметь в экстремальной ситуации. Или это кто-то из Крыс?
Полковник поднес руку к уху.
– Вы приехали спасать священника? – спросил он.
– Отца Варфоломея.
– Его нашли.
– Что значит нашли?
– Он вышел на моих людей. Сейчас требует, чтобы с ним пошли в овраг. Там раненые, – вот теперь голос Полковника прозвучал немного неуверенно.
– Чем вы на этот раз недовольны? – спросил Гринчук.
– Ничем.
– Тогда я пойду? – спросил Гринчук.
– Вместе сходим.
Увидев Гринчука, отец Варфоломей бросился к нему навстречу:
– Юрка, скорее, помочь нужно. Слышь, Юрка?
– Слышу, батя, все нормально. Говори, куда идти.
Священник оглянулся и махнул рукой куда-то в темноту.
– Разбежались все, – сказал свщенник. – Исчезли. А он умирает.
– Кто, Михаил? – спросил Полковник.
– Тотошка умирает…
– А где Михаил? – спросил Полковник на ходу.
– Там он, там.
– Живой?
– Да живой.
– Странно, – еле слышно пробормотал Полковник, но Гринчук его услышал.
– Это ж почему странно? – спросил Зеленый.
– Он должен был выгореть.
– Выгореть…
Справа и слева включились два мощных фонаря. Люди Полковника молча двигались по бокам от идущих.
– Да, он должен был выгореть за это время, – сказал Полковник. – Когда он попал под взрыв, я решил, что он погиб. Идиот.
– Он?
– Я. Я – идиот, – почти выкрикнул Полковник. – Нужно было сообразить, что он мог погибнуть только в последнюю очередь. У меня только хватило ума проверить больницы.
– Осторожно, – Гринчук успел подхватить отца Варфоломея за руку, когда тот споткнулся обо что-то. – Спокойно, батюшка.
– Спокойно? – священник остановился и обернулся к Гринчуку. – Они стреляли. Стреляли в людей. Я ушел к телефону, а когда вернулся – никого нет. Только Тотошка умирает, Ирина над ним голосит… И покойники. Все те, кто напал – мертвые. Господи!
– Мертвые, – повторил за священником Гринчук.
– Это была прямая угроза, – сказал Полковник. – Он не мог не вмешаться.
– Не мог…
– Да. Я до сегодня даже не пытался его найти. Только когда кто-то уничтожил патруль, а потом банду Черта… Я провел линию через две эти точки и понял, что…
– Поздравляю, – сказал Гринчук.
Потянуло дымом.
Самодельная печка, а возле нее – люди. Лежат. И тихие причитания.
Ирина сидела над Тотошкой и гладила его по лицу. Тотошка лежал необычно тихий. И уже не дышал. Уже почти пятнадцать минут не дышал.
Перед этим он даже что-то говорил. Ирина так и не поняла что. Просто бормотал. Он не мог пошевелить даже рукой, только пальцы еле заметно двигались. Пуля попала Тотошке в грудь.
Он не стонал и не кричал. Просто тихо шептал что-то непонятное. Пока не затих окончательно.
Доктор не смог помочь. Он только осмотрел рану и покачал головой. Но Ирина на него не обиделась. Что можно ожидать от Доктора?
А все остальные разбежались. Утащили раненых. Остался только мертвый Петрович и тела его убийц. Все убежали. Братья Кошкины вон только сидят у огня и смотрят испуганно на нее и на Михаила, который лежит лицом вниз возле печки.
Лежал, когда Ирина последний раз смотрела на него. А потом Ирина не отводила взгляда от лица Тотошки.
Он не мучился. Ирина совершенно точно знает, что он не мучился. Его лицо было умиротворено, только губы шептали что-то и перед самой смертью по щеке сползла слезинка.
Ирина осторожно, словно боясь потревожить Тотошку, провела рукой по его лицу.
Когда из темноты появились какие-то люди, она даже не оглянулась. Ирина была слишком занята. Она смотрела в лицо своего мужа. Мужа, хотя она так никогда и не назвала его мужем.
Он надеялся. Тотошка хотел, чтобы все было хорошо. И…
Ирину попытались поднять с колен, но она вырвалась. Она не хочет уходить. Она будет здесь сидеть, пока… Она хочет умереть здесь. Сейчас.
В руку впилась игла. Ирина не обратила на нее внимания. Рядом с ней на колени опустился отец Варфоломей. Кажется, он молился. Ирина не слышала. Она не слышала ничего. Она не обратила внимание на то, что Михаила подняли на руки и унесли, что Доктор прикрикнул на братьев Кошкиных и они все втроем ушли куда-то в темноту.
Лицо мужа.
Ирина не сводила с него глаз. Потом начало действовать лекарство и Ирина уснула.
– Счастливы? – спросило Гринчук, когда Михаила погрузили в машину.
– Не совсем, – покачал головой Полковник.
– Удивлены, что он не выгорел?
– Удивлен. Хотя теперь все понятно.
– Да? – удивился Гринчук. – А я решил, что не понятно ничего. Но у вас будет шанс ответить на мои вопросы.
Полковник обернулся к Гринчуку, и брови его удивленно приподнялись:
– Мне показалось, или у вас изменились интонации?
– Вам не показалось, гер оберст, интонации у меня изменились соответственно изменению ситуации. К нам приехали маски-шоу. А вот это, – Гринчук указал на подошедшего капитана милиции в бронежилете и комуфляже, – мой хороший приятель Гена Клюев. И сейчас он и его подопечные поинтересуются у вас и ваших подопечных, на каком это основании вы разгуливаете по улицам нашего любимого города в масках и с оружием, и куда это вы собрались увезти подозреваемого…
– Все сказали? – спросил Полковник.
– Почти.
– Заканчиваете, – Полковник достал из кармана какое-то удостоверение и протянул его Клюеву.
Клюев прочитал его, мельком глянул на Гринчука и вернул удостоверение владельцу.
– Извините, – сказал Клюев и подал знак своим подчиненным.
Те опустили оружие и отошли от машин.
Люди Полковника также опустили стволы.
– Я могу чем-нибудь вам помочь? – спросил Полковника Клюев.
– Да, – Полковник снова достал из кармана сигареты и закурил, предложив капитану. – Проверьте со своими людьми клуб и овраг. Вызовите кого нужно.
– Круто, – сказал Гринчук.
Клюев еле заметно пожал плечами.
– А капитан Гринчук поедет со мной, – сказал Полковник. – Он очень хочет передать вам свое оружие, оно ему сегодня больше не понадобится.
Гринчук медленно, очень медленно вытащил свой пистолет из-за пояса, покрутил в руке и протянул Клюеву.
– А теперь мы с вами попрощаемся и поедем, – сказал Полковник.
– Если что, – заставил себя усмехнуться Гринчук, – считайте меня членом профсоюза. Снова в микроавтобусе поедем?
На этот раз поехали в «вольво».
– Теперь можно разговаривать относительно спокойно, – удовлетворенно сказал Полковник.
– Вы что за ксиву показали Клюеву? – спросил Гринчук.
– Какая разница? – усталым голосом сказал Полковник. – Бумажка – это всего лишь бумажка. Вы мне лучше скажите, откуда взялись эти менты?
– Браток вызвал, – охотно сообщил Гринчук.
– Этот мне ваш Браток…
– Ничего так Браток, – успокоил Гринчук, – нормальный. Он, я надеюсь, догадался сделать ноги?
– Нет, представьте себе. Ваш Браток отказался бежать и едет сейчас в машине следом за нами. Вы что, связали его клятвой верности?
– Закодировал.
– Не нужно так шутить, – строго сказал Полковник.
– Плохая примета?
– Тема плохая. Людей, прошедших такую подготовку, было всего десяток. Во всяком случае, в нашем центре. Некоторые погибали, некоторые… выгорали. А этого…
– Михаила? – уточнил Гринчук.
– Да ни какой он не Михаил, – досадливо отмахнулся Полковник. – Своего настоящего имени он и сам не знает. Я знаю его последнее по времени официальные фамилию имя и отчество, которое он сам сейчас, кажется, забыл.
Фенстер слыл человеком шустрым и сметливым. Он умел также быстро делать выводы из минимальной информации и даже, когда-то, в самом начале карьеры, он считался многообещающим молодым журналистом.
Тебе нужно отдохнуть, вспомнил он слова Мехтиева. И еще он вспомнил, что при нем сейчас статья с выкладками, доказывающими, что это не люди Мехтиева затеяли войну с Гирей, что при нем сейчас запись интервью Садреддина Гейдаровича, в котором тот клянется и божится, что это кто-то другой хочет опорочить честное имя всех азербайджанцев.
Борис Фенстер мог действительно стать великолепным журналистом-аналитиком, потому, что сейчас, всего за одну секунду он понял, насколько усилит позиции Мехтиева смерть редактора Фенстера. Ты устал, сказал ему Мехтиев и поднял тост за то, чтобы все получили по заслугам.
Внезапно зажегся фонарик прямо перед глазами Фенстера. Борис зажмурился, поднося руки к лицу, и не увидел, как откуда-то из-за фонарика скользнул нож.
Горло обожгло.
«Мартирос еще живая?» – всплыло вдруг в мозгу.
«Нет еще», – попытался прошептать Фенстер, и это оказалась очень длинная фраза, ее хватило до самой смерти.
* * *
… – Кто это? – выкрикнул Гиря.– Ты хотел со мной поговорить, – сказал телефон голосом Мехтиева.
– Садреддин Гейдарович? – почти простонал Гиря.
– Это я, дорогой. Мне наш общий знакомый передал, что ты хочешь со мной договориться, но кто-то мешает. Какой-то нехороший человек. Это правда?
– Это правда, – прошептал Гиря, не в силах отвести взгляд от мертвого лица Андрея Петровича.
– До сих пор мешает? – поинтересовался Мехтиев.
– Не, – сглотнул Гиря, – больше не мешает.
– Вот и хорошо. Давай мы с тобой встретимся завтра. Или послезавтра. И поговорим. Коньяку попьем, фруктов поедим. Дела наши обсудим. Давно мы с тобой не разговаривали просто так, для души. Нет?
– Да, давай поговорим, – мертвым голосом произнес Гиря.
– Что-то у тебя с голосом, дорогой. Ты не заболел? – спросил участливо Мехтиев.
– Нет, здоров. Выпил немного…
– Что такое – немного выпить? Ты же мужчина, дорогой! Или прислать тебе врача?
– Не нужно, – сказал Гиря. – Я сам.
– Как знаешь, Геннадий, как хочешь. Звони, когда захочешь. И пусть никто, – голос Мехтиева подчеркнул это «никто», – не пытается испортить наши отношения. Да?
– Да, – прошептал Гиря.
– До встречи, Геннадий Федорович, – Мехтиев отключился.
Гиря выронил телефон, встал на четвереньки и попытался подняться на ноги. Пол кабинета медленно поплыл в сторону, и Гиря выставил руки, чтобы не расшибиться о стену.
– Живой, – сказал сам себе Гиря. – Живой.
Он был единственным живым во всем здании.
– Живой! – истошно завопил Гиря, взял, наконец, с полки коньяк, отвинтил пробку и осушил бутылку.
Все кончилось. Все – кончилось.
* * *
А для Гринчука все еще продолжалось. И самое обидное было то, что опер совершенно не представлял себе кто именно прислал к его дому этих ловких мальчиков.Руки Гринчуку ни сковывать, ни связывать не стали, и это обнадеживало. Убить его могли прямо возле доме, или, еще лучше, на пороге лифта. Автоматический лифт словно создан для засады. Ничего не подозревающий клиент приезжает на первый этаж, хронически лишенный дежурного освещения, двери открываются, и киллер, посасывая любимый леденец, всаживает сколько хочет пуль в силуэт, очень контрастно смотрящийся на фоне кабинки лифта.
Стрелять не стали – хотят поговорить.
Гринчук огляделся и обнаружил, что в салоне микроавтобуса кроме него находится кто-то, лицо которого не различимо в полумраке, и в углу на полу шумно сопит некто, в котором Гринчук с удовлетворением признал Братка.
Жив. Не убили. Очень приличные люди. Один из тех, кто доставил Гринчука в машину, подошел к сидящему в глубине салона и что-то очень тихо сказал на ухо.
– Не очень и хотелось, – пробурчал Гринчук, демонстративно отворачиваясь.
Суставы ныли, и Зеленый не мог не оценить профессионализм хватки своих новых знакомых.
– Вы что-то сказали? – спросил уверенный мужской голос.
– Я с незнакомыми мужчинами на улице не разговариваю, – манерным голосом отрезал Гринчук.
– Гринчук Юрий Иванович, тридцать семь лет, капитан. Оперативный уполномоченный. С четырьмя звездочками на погонах ходит уже неприлично долго, без всякой надежды на продолжение карьеры. Холост.
– А ноги какие у меня красивые, – подсказал Гринчук. – Немного кривоваты, но не слишком. Женщины не жалуются.
– Зато жалуются коллеги и начальство.
– Сейчас так тяжело найти хорошее начальство, – вздохнул Гринчук.
Браток вздохнул совершенно задавлено.
– Вы бы кляпчик из моего приятеля вынули, – посоветовал Зеленый. – Помрет болезный. А он только жить, можно сказать, начал, курить бросил.
– Отчет психолога о беседе с вами читается как детективный роман, – ровным тоном продолжил мужчина.
– А эта коза первая начала, – тоном профессиональной ябеды сказал Гринчук. – Ей что, трудно было просто написать заключение и отправить меня на работу.
– Дама решила, что такой ай-кью у опера мог появиться только в результате ее ошибки.
– А такие специалисты могут появляться на свет только в результате ошибки родителей, – обиженным тоном подвел черту Зеленый. – У меня вопрос – можно?
– Можно, – мужчина, по-видимому, кивнул, но рассмотреть это было трудно.
– Вы меня в течение ближайших пятнадцати минут не собираетесь убивать? – спросил Гринчук.
Браток всхлипнул.
– Ближайших пятнадцати? – переспросил таинственный собеседник. – Не собираемся.
– Тогда, может, поехали? Я заплачу, – предложил Гринчук.
– Куда?
– К клубу.
– Он еще не работает, – напомнил мужчина.
– Кстати, не хотите представиться? – спросил Зеленый, разминая кисти рук.
– Поехали, – негромко скомандовал мужчина, и микроавтобус тронулся с места. – А называть меня можете пока… Можно просто – Полковник.
– Жаль, – разочарованно протянул Зеленый.
– Чего именно? – уточнил Полковник.
– Того, что не капитан. А то мы незаметно перешли бы на «ты», и я бы мог по секрету сообщить, что ваши приятели не отобрали у меня табельного оружия. Хотите, покажу, товарищ полковник?
– Не стоит. И полковник я в отставке.
– По возрасту или по инвалидности?
– По выслуге.
– Коллега, – оценил Гринчук.
– Так зачем мы едем к клубу?
– Это зависит от того, какое вы, господин полковник в отставке, имеете отношение к этому увеселительному заведению.
– Почти никакого.
Гринчук пожал плечами:
– Придется поверить на слово старшему по званию. Хоть и в отставке. Мне нужно успеть спасти жизнь нескольким людям.
– Неужели Геннадию Федоровичу? – голос Полковника стал немного удивленным.
– Нет, и по этому поводу мы не могли бы ехать немного быстрее?
– Могли бы, – согласился Полковник и добавил, не повышая голос, – ты меня слышал, Саша?
Машина поехала быстрее, это Гринчук ощутил по участившимся прыжкам по колдобинам.
– Салон, значит, прослушивается? – капитан почувствовал, что подвижность кистей рук восстановилась и начал массировать плечи.
– Кого спасаем? – повторил свой вопрос Полковник.
– Как минимум, отца Варфоломея. По моим прикидкам, он был вне оврага, но свободно мог вернуться туда к самому разгару раздачи. Он такой, отец Варфоломей. У вас с собой много народу? – неожиданно спросил Гринчук. – Это я так спросил, на всякий случай.
– На двоих меньше вашими стараниями. Один перелом руки и один разрыв связки на ноге.
– А кроме этого?
– Около десятка, – сказал Полковник.
– Отлично, поможете, если что.
– Если что? И почему вы так уверенны в моей помощи?
– У вас глаза добрые.
– Вы же их не видите.
– Вот именно, – сказал Гринчук. – Вот именно.
– И от кого вы собираетесь спасать отца Варфоломея, как минимум? – машину здорово качнуло, и голос оборвался.
– Водилу нужно менять, – посоветовал Зеленый.
– Водиле вы сломали руку. Это запасной.
– Ну, тады, ой, – Гринчук постарался, чтобы в голосе хотя бы мелькнуло сочувствие, но преуспел в этом не слишком.
– У нас мало времени, – напомнил Полковник. – Вы можете не успеть все рассказать.
– Лады, я рассказываю, а вы вынимаете все-таки кляп из Братка. Иначе…
– Хорошо, уговорили. Но руки ему я расстегивать не стану.
– Такой непослушный?
– Не склонный к компромиссам.
Браток задышал громко, потом глубоко вздохнул, набирая воздуха, и Гринчук поспешил предупредить:
– Скажешь хоть слово – лично чопик в рот загоню. И не только в рот.
Браток выдохнул.
– Я слушаю.
– Я рассказываю.
Гринчук рассказывал коротко, сжато, только факты, не вдаваясь в подробности. О таинственном Михаиле рассказал немного подробнее, от оценок воздержался. Дойдя до звонка батюшки, Гринчук развел руками и закончил рассказ:
– А кто слушал, молодец.
– Интересно, – задумчиво произнес Полковник. – Это все вы сами накопали?
– Мне помогали добровольные помощники, – скромно сказал Гринчук.
Машина остановилась.
– Я схожу? – предложил Зеленый.
– Нет, – жестко ответил Полковник.
– Это с каких же понтов?
Полковник негромко произнес несколько фраз. Хлопнула водительская дверца.
– Так почему же меня не выпускают? Напоминаю, у меня есть пистолет и я капитан милиции.
– Вы будете стрелять в живого человека?
– А вы предпочитаете, чтобы я подождал, пока вы помрете своей смертью в кругу семьи? Выпускайте меня.
– Извините, но я, познакомившись с вами, твердо решил спасти вам жизнь. Пусть даже вопреки вашему желанию, – голос Полковника звучал искренне. – Будет жаль, если один из вас убьет другого.
– Каин, между прочим, – напомнил Гринчук, – был Авелю братом. И, тем не менее…
– Это вы к чему? – поинтересовался Полковник.
– Да так, просто. К слову. Я так и не услышал вашего ответа.
– Ответа? – Полковник внезапно замолчал и словно прислушался к чему то.
Радио, догадался Гринчук.
– Так вы хотели спасать только отца Варфоломея или всех Крыс? – спросил Полковник.
– Как получится.
– Не получится.
– Что так?
– Спасать нужно было тех, кто пошел, как выразился священник, их убивать. Но, похоже, поздно. И вы действительно не собирались заходить в клуб?
– Делать мне больше нечего, по клубам ночью шататься. Ночью нужно или в постели спать, или в патруль ходить, – Гринчук продолжал нести всякую чушь, лихорадочно пытаясь понять, почему это нужно было спасать тех, кто пошел убивать…
Ага. Браток рассказывал, что ездившие с Гирей пацаны блеяли что-то о том, как один неизвестный перемочил чуть ли не взвод коммандосов. И ушел после этого незаметно. Сопоставляем… Лоходром, цыгане, Глыба с Димычем, ночные очень профессиональные взрывы…
Значит, приходят конкретные пацаны, однозначно наезжают на Крыс. Пацаны готовы попинать бомжей, а тут, откуда ни возьмись, появляется этакий Рэмбо пополам с терминатором и начинает им доходчиво объяснять правила капиталистического общежития.
Вопрос – откуда взялся этот супермен?
– Сейчас мы просто попытаемся блокировать овраг и вызовем подкрепление, – сказал Полковник. – Потом, когда рассветет, начнем медленно проверять эту самую Нору. И, если повезет, кого-нибудь живого отыщем.
– Вы, похоже, знаете, что говорите, но…
– Не нужно «но», я действительно знаю, что говорю, – Полковник встал со своего сидения и, пригнувшись, подошел к двери. – Вы не станете выпрыгивать и бежать к оврагу?
– Нет.
– Вот и отлично. Выйдем на свежий воздух и поговорим.
– Руки затекли, вашу бабушку, – неожиданно прозвучал в машине недовольный голос, и Гринчук не сразу сообразил, что это заговорил Браток.
– Снимите с него наручники, он будет вести себя хорошо.
– Да? – недоверчиво переспросил Полковник.
– Браток, побожись! – потребовал Зеленый.
– Падлой буду, – пробормотал Браток. – Сними железяку.
– Разбирайтесь сами, – Полковник сунул Гринчуку ключ от наручников и вылез из машины.
Зеленый наклонился к Братку, нащупал скованные за спиной руки, нашарил замочную скважину.
– Браток, – еле слышно прошептал Гринчук.
– Ага, – также тихо ответил тот.
– Не выпендривайся. Тоже аккуратно выберешься из машины, но чуть позже меня. Пока вот тебе мобила, звякнешь по телефону, – Гринчук еще ниже наклонился к уху Братка. – Скажешь – быстро и срочно.
– Сделаю.
– Погодка славная, – сказал Полковник, когда Гринчук вылез из машины.
– Очень может быть, – капитан потоптался возле машины.
Микроавтобус остановился напротив клуба, на свежезасфальтированной площадке.
Гринчук мельком глянул на фасад клуба, потом присмотрелся.
Большое, на весь первый этаж, окно зияло провалом. И никого в холле не было. И рядом с клубом никого не было. И…
Гринчук даже успел шагнуть к клубу, прежде чем услышал, как его окликает Полковник.
– В клуб вам тоже не стоит ходить, Юрий Иванович.
– Мне можно ходить только под себя?
– Тут я вас не ограничиваю, – засмеялся Полковник. – А в клуб – не стоит пока. Насколько смогли заметить мои люди, там произошла бойня. Только в вестибюле лежит девять человек. Я решил дальше не проверять.
Гринчук неуверенно кашлянул. Кровь бросилась в лицо. Ай-да Мехтиев, ай-да сукин сын. Быстро и эффективно сработал сын Кавказа. Или это тот самый Рэмбо?
– Это что, ваш парень сработал? – спросил как можно более спокойным тоном Зеленый.
– Нет, похоже, что не наш. Там слишком много гильз. Вот Чертей… – Полковник оглянулся на Гринчука. – Вы же слышали о Чертях?
– Об этих отморозках малолетних?
– Именно об отморозках, – кивнул Полковник. – Так вот, вы о них больше не услышите.
– Что так?
– Когда мне сегодня сообщили, что обнаружены трупы этих самых чертей, я узнал работу… вы его кажется называли Михаилом?
– Да. И вы по трупам смогли определить, что это дело его рук?
– Там были слишком характерные следы. Прохладно уже по ночам, – поежился Полковник.
Небо было необыкновенно звездное и чистое, словно выточенное из цельного куска льда. И лед этот потихоньку выхолаживал землю. Еще не морозец, но легкие усики озноба скользили по телу у Гринчука.
– Так что это за парень? – спросил капитан.
– Парень… – протянул Полковник. – Это парень…
– Про парня я понял, теперь можно дальше и подробнее.
– Подробнее… – Полковник похлопал себя по карманам. – Вы курите?
– И вам не советую.
– Да? Тогда потерплю, – согласился Полковник.
Гринчук вдруг подумал, что так и не рассмотрел лицо собеседника. Свет из разбитого окна клуба доставал, в принципе, до них, но Полковник, словно специально, стоял к свету спиной.
– Несколько лет назад… – медленно произнес Полковник, – я уволился из вооруженных сил.
Пауза.
Гринчук снова оглянулся на клуб, потом посмотрел в сторону оврага, прислушался. Тишина.
Только троллейбус взвыл где-то вдалеке. А раньше это был довольно оживленный район, подумал Гринчук. А после того, как всех отселили из пострадавших домов, тут никого не встретишь сразу после того, как стемнеет.
– А служил я в армии по финансовой части, – продолжил Полковник. – И пять последних армейских лет занимался ведением финансовых дел одной спецчасти. Я поначалу даже думал, что это просто смесь подготовительного лагеря и испытательного центра. Там готовили людей к действиям в экстремальных ситуациях.
– Убийц?
– В том числе. Человек, закончивший подготовку, мог в одиночку выжить в любой ситуации. Более того, в случае необходимости он мог в кратчайшие сроки обрасти связями, навербовать помощников и создать либо базу для приема группы, либо агентурную сеть. Нет, извините, но я все-таки закурю, – Полковник щелкнул портсигаром, потом зажигалкой.
Огонек осветил лицо.
Обычное лицо. Спокойное и уверенное. Только вот пальцы отчего-то немного дрожат. Волнуется Полковник?
– Специфика подготовки, как я потом узнал, заключалась в программировании бойцов.
– Это как? Гипноз?
– Не совсем, – Полковник затянулся. – Их готовили к возможности действий в состоянии… э-э… сверхускорения, что ли. Они могли на короткое время включить все свои физические возможности. На пятнадцать минут, на полчаса, на час…
– Не долго, – сказал Гринчук, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Если дольше, то они выгорали. Организм не выдерживал нагрузок. Или мозг сдавал. Да.
– И этот ваш парень – лучший из бойцов?
– Он был выбракован, как не способный к дальнейшей подготовке.
От оврага послышались голоса. Гринчук прислушался. Точно, голоса. Парни Полковника вряд ли стали бы так шуметь в экстремальной ситуации. Или это кто-то из Крыс?
Полковник поднес руку к уху.
– Вы приехали спасать священника? – спросил он.
– Отца Варфоломея.
– Его нашли.
– Что значит нашли?
– Он вышел на моих людей. Сейчас требует, чтобы с ним пошли в овраг. Там раненые, – вот теперь голос Полковника прозвучал немного неуверенно.
– Чем вы на этот раз недовольны? – спросил Гринчук.
– Ничем.
– Тогда я пойду? – спросил Гринчук.
– Вместе сходим.
Увидев Гринчука, отец Варфоломей бросился к нему навстречу:
– Юрка, скорее, помочь нужно. Слышь, Юрка?
– Слышу, батя, все нормально. Говори, куда идти.
Священник оглянулся и махнул рукой куда-то в темноту.
– Разбежались все, – сказал свщенник. – Исчезли. А он умирает.
– Кто, Михаил? – спросил Полковник.
– Тотошка умирает…
– А где Михаил? – спросил Полковник на ходу.
– Там он, там.
– Живой?
– Да живой.
– Странно, – еле слышно пробормотал Полковник, но Гринчук его услышал.
– Это ж почему странно? – спросил Зеленый.
– Он должен был выгореть.
– Выгореть…
Справа и слева включились два мощных фонаря. Люди Полковника молча двигались по бокам от идущих.
– Да, он должен был выгореть за это время, – сказал Полковник. – Когда он попал под взрыв, я решил, что он погиб. Идиот.
– Он?
– Я. Я – идиот, – почти выкрикнул Полковник. – Нужно было сообразить, что он мог погибнуть только в последнюю очередь. У меня только хватило ума проверить больницы.
– Осторожно, – Гринчук успел подхватить отца Варфоломея за руку, когда тот споткнулся обо что-то. – Спокойно, батюшка.
– Спокойно? – священник остановился и обернулся к Гринчуку. – Они стреляли. Стреляли в людей. Я ушел к телефону, а когда вернулся – никого нет. Только Тотошка умирает, Ирина над ним голосит… И покойники. Все те, кто напал – мертвые. Господи!
– Мертвые, – повторил за священником Гринчук.
– Это была прямая угроза, – сказал Полковник. – Он не мог не вмешаться.
– Не мог…
– Да. Я до сегодня даже не пытался его найти. Только когда кто-то уничтожил патруль, а потом банду Черта… Я провел линию через две эти точки и понял, что…
– Поздравляю, – сказал Гринчук.
Потянуло дымом.
Самодельная печка, а возле нее – люди. Лежат. И тихие причитания.
Ирина сидела над Тотошкой и гладила его по лицу. Тотошка лежал необычно тихий. И уже не дышал. Уже почти пятнадцать минут не дышал.
Перед этим он даже что-то говорил. Ирина так и не поняла что. Просто бормотал. Он не мог пошевелить даже рукой, только пальцы еле заметно двигались. Пуля попала Тотошке в грудь.
Он не стонал и не кричал. Просто тихо шептал что-то непонятное. Пока не затих окончательно.
Доктор не смог помочь. Он только осмотрел рану и покачал головой. Но Ирина на него не обиделась. Что можно ожидать от Доктора?
А все остальные разбежались. Утащили раненых. Остался только мертвый Петрович и тела его убийц. Все убежали. Братья Кошкины вон только сидят у огня и смотрят испуганно на нее и на Михаила, который лежит лицом вниз возле печки.
Лежал, когда Ирина последний раз смотрела на него. А потом Ирина не отводила взгляда от лица Тотошки.
Он не мучился. Ирина совершенно точно знает, что он не мучился. Его лицо было умиротворено, только губы шептали что-то и перед самой смертью по щеке сползла слезинка.
Ирина осторожно, словно боясь потревожить Тотошку, провела рукой по его лицу.
Когда из темноты появились какие-то люди, она даже не оглянулась. Ирина была слишком занята. Она смотрела в лицо своего мужа. Мужа, хотя она так никогда и не назвала его мужем.
Он надеялся. Тотошка хотел, чтобы все было хорошо. И…
Ирину попытались поднять с колен, но она вырвалась. Она не хочет уходить. Она будет здесь сидеть, пока… Она хочет умереть здесь. Сейчас.
В руку впилась игла. Ирина не обратила на нее внимания. Рядом с ней на колени опустился отец Варфоломей. Кажется, он молился. Ирина не слышала. Она не слышала ничего. Она не обратила внимание на то, что Михаила подняли на руки и унесли, что Доктор прикрикнул на братьев Кошкиных и они все втроем ушли куда-то в темноту.
Лицо мужа.
Ирина не сводила с него глаз. Потом начало действовать лекарство и Ирина уснула.
– Счастливы? – спросило Гринчук, когда Михаила погрузили в машину.
– Не совсем, – покачал головой Полковник.
– Удивлены, что он не выгорел?
– Удивлен. Хотя теперь все понятно.
– Да? – удивился Гринчук. – А я решил, что не понятно ничего. Но у вас будет шанс ответить на мои вопросы.
Полковник обернулся к Гринчуку, и брови его удивленно приподнялись:
– Мне показалось, или у вас изменились интонации?
– Вам не показалось, гер оберст, интонации у меня изменились соответственно изменению ситуации. К нам приехали маски-шоу. А вот это, – Гринчук указал на подошедшего капитана милиции в бронежилете и комуфляже, – мой хороший приятель Гена Клюев. И сейчас он и его подопечные поинтересуются у вас и ваших подопечных, на каком это основании вы разгуливаете по улицам нашего любимого города в масках и с оружием, и куда это вы собрались увезти подозреваемого…
– Все сказали? – спросил Полковник.
– Почти.
– Заканчиваете, – Полковник достал из кармана какое-то удостоверение и протянул его Клюеву.
Клюев прочитал его, мельком глянул на Гринчука и вернул удостоверение владельцу.
– Извините, – сказал Клюев и подал знак своим подчиненным.
Те опустили оружие и отошли от машин.
Люди Полковника также опустили стволы.
– Я могу чем-нибудь вам помочь? – спросил Полковника Клюев.
– Да, – Полковник снова достал из кармана сигареты и закурил, предложив капитану. – Проверьте со своими людьми клуб и овраг. Вызовите кого нужно.
– Круто, – сказал Гринчук.
Клюев еле заметно пожал плечами.
– А капитан Гринчук поедет со мной, – сказал Полковник. – Он очень хочет передать вам свое оружие, оно ему сегодня больше не понадобится.
Гринчук медленно, очень медленно вытащил свой пистолет из-за пояса, покрутил в руке и протянул Клюеву.
– А теперь мы с вами попрощаемся и поедем, – сказал Полковник.
– Если что, – заставил себя усмехнуться Гринчук, – считайте меня членом профсоюза. Снова в микроавтобусе поедем?
На этот раз поехали в «вольво».
– Теперь можно разговаривать относительно спокойно, – удовлетворенно сказал Полковник.
– Вы что за ксиву показали Клюеву? – спросил Гринчук.
– Какая разница? – усталым голосом сказал Полковник. – Бумажка – это всего лишь бумажка. Вы мне лучше скажите, откуда взялись эти менты?
– Браток вызвал, – охотно сообщил Гринчук.
– Этот мне ваш Браток…
– Ничего так Браток, – успокоил Гринчук, – нормальный. Он, я надеюсь, догадался сделать ноги?
– Нет, представьте себе. Ваш Браток отказался бежать и едет сейчас в машине следом за нами. Вы что, связали его клятвой верности?
– Закодировал.
– Не нужно так шутить, – строго сказал Полковник.
– Плохая примета?
– Тема плохая. Людей, прошедших такую подготовку, было всего десяток. Во всяком случае, в нашем центре. Некоторые погибали, некоторые… выгорали. А этого…
– Михаила? – уточнил Гринчук.
– Да ни какой он не Михаил, – досадливо отмахнулся Полковник. – Своего настоящего имени он и сам не знает. Я знаю его последнее по времени официальные фамилию имя и отчество, которое он сам сейчас, кажется, забыл.