Спокойно. Еще ничего не произошло.
   Хорунжий потер переносицу, тяжело вздохнул.
   – Напрасно ты это сделал… – Хорунжий осуждающе покачал головой.
   – Подслушивали? – удивляясь своему спокойствию, спросил Шатов.
   – Естественно.
   – И чем недовольны?
   – Ты мог вначале посоветоваться? – устало спросил Хорунжий.
   – А вы мне разрешили бы действовать?
   – Конечно, нет.
   – Хотя бы честно… – признал Шатов. – А почему?
   – Ты хочешь уничтожить Дракона?
   – Да.
   – Любыми средствами?
   – Ты слышал мой с ним разговор.
   – Слышал.
   – Вы что, все знали с самого начала?
   – Нет. Можешь гордиться, наших аналитиков ты обошел.
   – Ваших аналитиков, – саркастически засмеялся Шатов, – у уголовников появились аналитики.
   – Представь себе – да. Появились. Но мы – не уголовники.
   – Но не можете сказать мне, кто вы такие, – утвердительно произнес Шатов.
   – Не можем.
   – Но вы и не официальные органы…
   – Давай, не будем об органах. Лучше давай поговорим о том, что мне теперь делать.
   – Со мной?
   – И с тобой тоже.
   – У вас на Дракона другие планы?
   – У нас на Дракона масса разных планов. И среди них нет ни одного, связанного с его похоронами, – Шатов энергично развел руками, стул под ним скрипнул.
   – Осторожнее, стул хлипкий.
   – Спасибо за предупреждение. Нам не нужен Дракон как таковой, – сказал Хорунжий. – Он нам нужен как возможность выхода через него наверх.
   – Так вы все-таки знали, что за Драконом кто-то стоит.
   – Мы не верим в существование всемогущих одиночек, вот в чем проблема, – покачал еще раз головой Хорунжий. – Принципиально не верим.
   Естественно, они не верят. Они сами – организация. И им унизительно и совершенно непонятно, как может одиночка противостоять целой системе. И они такого не допускают. Они делают все, чтобы система всегда побеждала. И за каждым отдельным случаем им мерещится призрак другой системы, зловещей, мощной и враждебной.
   Они все просыпаются среди ночи с криком, представив себе, что такая система вдруг возникнет, что найдется организация, которую они проморгали.
   Шатов усмехнулся.
   – И, между прочим, ничего смешного здесь нет, – сказал Хорунжий. – Мы планировали, что Дракон рано или поздно окончательно съедет крышей и пойдет на тебя в лоб. А тут мы его и примем.
   – А теперь?
   – А теперь он на тебя сам не полезет. Теперь он начнет заваливать тебя разными тяжелыми предметами.
   – Можно конкретнее?
   – Можно. Сколько у нас сейчас стоит заказать человека?
   – Это вам виднее, это вы контролируете уголовников.
   – Не контролируем, а пытаемся регулировать. И это большая разница. Очень большая. Мы, например, тоже не смогли выяснить, кто заказал одного из трех убитых, и двух из четырех, погибших в результате несчастных случаев. Из той подборки, которую ты получил через Вику.
   – А трех, значит, выявили, но до широкой общественности не донесли? – констатировал Шатов.
   – До тех, кого это касалось, информация дошла.
   – Остальные обойдутся…
   – Естественно. Обошлись.
   – И вы планировали, что Дракон вам скажет все?
   – Мы планировали, что сможем найти средства убедить его сказать все.
   – А при чем здесь заказ на человека?
   – А при том, что Дракону теперь вовсе не обязательно лично убивать тебя. Он может заплатить денежку, и тебя убьют.
   Шатов засмеялся.
   – С удовольствием поддержал бы тебя, но не вижу причин хохотать, – немного обиженно произнес Хорунжий.
   – Но вы же контролирует, пардон, регулируете эту сферу общественной жизни. Как только вы узнаете, что меня заказали, то…
   – То ничего не сможем сделать. Совершенно. Нас не существует. В наши планы вовсе не входит, чтобы о нас говорили все подряд. А если мы задавим одного-двух желающих на тебе заработать, то Дракон поймет сам и проинформирует своих хозяев.
   – Дрессировщиков, – поправил Шатов.
   – Пошел ты, со своими фигурами речи, милый фраер.
   – Сочувствую. Теперь же все будет выглядеть так: вы мне заломите руки за спину, увезете к черту на кулички, ибо мне теперь нельзя попасть в руки Дракона.
   – Дурак, тебе и раньше нельзя было попадать в его руки.
   – Тогда что?
   – Если ты не осуществишь свою угрозу по отношению к Дракону, то он поймет, что тебя кто-то отговорил. И почует опасность…
   – Какую, к черту, опасность! Его и так все пытаются поймать.
   – Пытаются, но о них он знает, а о нас – нет. И, между прочим, сделанная нами ставка на тебя, сработала.
   – На меня еще менты поставили…
   Хорунжий словно и не услышал этого замечания. Хорунжий думал, на лице его явно проступала напряженная работа мысли.
   – Но если ты свою угрозу осуществишь, Дракон потеряет контакт с хозяевами, они его даже могут постараться убрать…
   – А вы ему позвоните, – внезапно предложил Шатов, – предложите бартер – вы ему жизнь, а он вам – своих хозяев.
   Хорунжий изумленно посмотрел на Шатова.
   – А что? – Шатов развел руками. – Дракон оставил свой телефон – звоните, сколько угодно.
   – Интересная идея, – оценил Хорунжий, – как крайний вариант ее можно будет использовать. Ты уж, если нам всем не повезет, и ты все-таки попадешься Дракону, постарайся ему шепнуть такой вариант, раз уж все равно о нас проболтаешься. Но мы, со своей стороны, постараемся не допустить такого варианта. И начнем мы с того, что увезем тебя отсюда.
   – Как интересно, – восхитился Шатов, – и что мы скажем Сергиевскому.
   – Не твое дело, – грубо ответил Хорунжий и встал. – Ты тут посиди, не дергайся, а я пока подумаю и предприму. Кстати, тот молодой человек, что в коридоре, имеет в отношении тебя самые широкие полномочия.
   – Вплоть до стрельбы? – поинтересовался Шатов.
   – Вплоть до того, чтобы не довести до стрельбы. Если для этого понадобится сотрясение мозга у одного журналиста, мы с этим смиримся, – Хорунжий вышел в коридор, хлопнул себя по лбу и вернулся в комнату. – Только что пришло в голову… Прежде чем ты стал бы обнародовать свое открытие, тебе в голову могла прийти одна смешная мысль. И не исключено, что, подумав именно об этом, Дракон так быстро преодолел шок.
   – И что же это за мысль?
   – Предположим, что ты найдешь способ все свои открытия слить в прессу или на телевидение. Тебе придется сообщить, что все, кто общаются с Евгением Шатов – смертельно рискуют. Иначе ты просто не сможешь всего объяснить.
   – Ну и что?
   – Ты готов превратиться на всю жизнь в изгоя? Дракона-то ведь могут и не поймать. Или его уберут, но тихо, и ты никогда не узнаешь, что он мертв. И будешь ждать, что он нанесет свой удар. Готов? И все будут ждать. А защиты от милиции ждать не придется, они тоже будут не в восторге, если ты вытащишь на свет божий историю с бумажными драконами. Прости за банальность – но нужно полностью поставить на себе крест, чтобы осуществить твою угрозу. Ты готов? – Хорунжий подождал несколько секунд с ответом, пожал плечами и вышел.
   – Готов ли я? – отстраненно подумал Шатов. Он не подумал об этом варианте. А Хорунжий подумал. И Дракон наверняка подумал. Да и сам Шатов наверняка додумался бы. Чуть позже.
   Он ведь не дурак, Евгений Шатов. Он просто поздно включается. Чтобы не сказать – слишком поздно. Если бы он все-таки поговорил с Хорунжим перед своим звонком к Дракону… Это ничего бы не дало. Ровным счетом ничего.
   Зазвонил телефон. Шатов потянулся за трубкой, но спокойный голос от двери его остановил:
   – Не стоит.
   Вошла Вика, не глядя на Шатова сняла с телефона трубку:
   – Ало? Да. Нет. Он принял снотворное и уснул. Что-то важное? Понятно. Хорошо, я передам. До свидания.
   Вика положила трубку.
   – Ты мне сейчас передашь, или подождешь, пока я проснусь? – поинтересовался Шатов.
   – Они нашли детей, сразу за городом, на север. В лесополосе.
   Вика вышла.
   Шатов задумчиво посмотрел на телефоны. Так не пойдет. Ему слишком многого стоило принять такое решение и даже если оно неправильное, то он все равно дойдет до конца. Нужно просто заставить себя не боятся.
   Стать изгоем?
   Там посмотрим. Это сейчас не главное. Главное – это остаться человеком, не расползтись медузой. А там посмотрим. Слишком вас много, желающих мной покомандовать. Нужно решать.
   Если дергать марионетку в разные стороны, то она может оторваться. Не в том смысле, что на всех оторваться, а просто плюнуть на веревки и уйти, куда глаза глядят. Если получится.
   – Слышь, мужик, – окликнул Шатов парня в дверях.
   – Слышу, – спокойно сказал парень.
   – Я тут наглухо сижу, в этой комнате, или отлить в туалет я тоже могу сходить?
   – Можешь, – согласился парень, прошел к туалету, заглянул в него, включив свет, стукнул дверцей тамошнего шкафчика. – Заходи.
   – Премного вам благодарен, – буркнул Шатов.
   Аккуратно, главное – не греметь шкафчиком. Как славно, что он такой ленивый и давно не наводил порядка в туалете. Теперь нужно немного подождать, затем спустить воду. Туалетной бумагой можно не шелестеть, повод для посещения был заявлен не такой весомый.
   Теперь – на выход.
   Если парень, оставленный Хорунжим, человек методичный, то, увидев Шатова, идущего в ванную, он поступит…
   – Минутку, – сказал парень, открыл дверь в ванную, шагнул во внутрь, потом обернулся, собираясь дать Шатову добро.
   Он явно нарушил пару-тройку пунктов инструкции о том, как караулить задержанных. Просто не воспринял Шатова всерьез. Иначе Шатову не удалось бы так легко направить ему в лицо баллончик освежителя воздуха.
   Ничего особо страшного в освежителе не было. Но шипел он совершенно конкретно, резко пахнущую струю гнал настойчиво, так что парень закрыл лицо руками.
   Давно ему не прыскали в рожу, злорадно подумал Шатов, и пнул парня в пах. От всей души. Еще не разу в своей жизни Шатов не слышал, чтобы после такого удара мужик закричал. После такого удара можно только согнуться, вот как этот парень с самыми широкими полномочиями, засипеть надсадно и схлопотать еще раз.
   На этот раз – по голове. Это только в кино человек может парировать головой десятки ударов. В настоящей разборке один пропущенный толковый удар в голову все ставит на свои места. Вот, как сейчас.
   Парень упал на пол лицом в низ. Хорошо лежит, неподвижно, оценил Шатов. На этом фронте временно все в порядке. Шатов быстро обыскал лежащего. Ничего. Ни оружия, ни документов, ни плохоньких наручников.
   Даже обидно – поручили охранять крутого Евгения Шатова совершенно безоружному часовому.
   Вика.
   Шатов вышел в коридор.
   – Ты хорошо подумал? – еле слышно спросила Вика.
   – Да.
   Вика покачала головой.
   – Будешь меня останавливать? – прошептал Шатов.
   Квартиру прослушивают, не нужно громко разговаривать. И Вика тоже не хочет его останавливать. Она еще раз покачала головой и ушла в спальню.
   Нужно делать ноги. И лучше, если ноги обутые. В его туфлях сейчас хорошо рис выращивать, влажно и тепло. Шатов вытащил из-под шкафа ботинки, обулся. Куртка, черт, мокрая насквозь. Придется смириться.
   В коридор снова вышла Вика, молча протянула Шатову его старую кожанку.
   Неплохая мысль. Шатов даже поблагодарил бы Вику, но нет ни времени, ни сил. Быстрее.
   Вика подошла вплотную и очень тихо сказала:
   – Я останусь здесь. Если что – звони. Не делай глупостей.
   – Я постараюсь, – Шатов повернулся к двери.
   – Я положила в карман деньги и твои документы. О Вите не беспокойся, ей никто не причинит вреда.
   Шатов, не оборачиваясь, глубоко вздохнул и вышел из квартиры.
   Ушел гордо, красиво. Что дальше? На крыльце – опера. И мало ли кто еще там может быть. Хорунжий вдруг подстраховался и поставил еще пару своих орлов. И менты начнут тузить ребят Хорунжего, а те – давать сдачи. Но уйти не получится все равно.
   Шатов нажал кнопку вызова лифта. Пешком, конечно, надежнее, но можно встретиться с возвращающимся Хорунжим. Первый этаж.
   С первого этажа, кстати, тоже нужно будет как-то выбираться. Шатов вышел из лифта, огляделся. Никого.
   Интересно, как это все будет выглядеть со стороны? Шатов нажал на кнопку звонка двухкомнатной квартиры.
   – Кто?
   – Сосед с восьмого этажа, Шатов.
   Дверь открыл хозяин, сорокалетний временно неработающий Гриша. Совершенно классический экземпляр, сочетающий пролетарскую гордость с патологической ленью.
   – Гриша, мне нужно выпрыгнуть с твоего балкона, – без всяких обиняков сообщил Шатов.
   – Чего? – не понял Гриша.
   – Потом объясню, – Шатов легонько отодвинул благоухающего перегаром хозяина с дороги, и прошел к балкону.
   С ободранного дивана возле стены на Шатова уставилась потрепанного вида мадам.
   – Я на секунду, – зачем-то пробормотал Шатов, вышел на балкон и осмотрелся.
   Балкончик высокий, от края перил до земли – метра три с половиной.
   Шатов сел на перила, свесив ноги наружу. Спрыгнул, придерживаясь правой рукой.
   – Пьяный, что ли? – спросил Гриша, выглядывая с балкона.
   – С похмелья, – ответил Шатов.
   Дождь, слава богу, немного стих. Капли крупные, но редкие. Если бы Шатову немного изворотливости – прошел бы между ними. Как политик из анекдота.
   Бежать не нужно, напомнил себе Шатов. Это привлекает всеобщее внимание. И не так страшно, что всеобщее, как то – что внимание конкретных заинтересованных личностей.
   Пока все идет нормально. Ушибленный парень в ванной еще в себя не пришел. Вика… Как она все это будет объяснять? Ладно, проехали.
   Шатов вышел к дороге, посмотрел по сторонам. Автобус и троллейбус нам противопоказан. Будем ловить «тачку». Если остановится первая – значит, сегодня мне повезет, загадал Шатов. Если только вторая… Везти мне будет до самой смерти, оборвал грустные мысли Шатов.
   Из дождя вынырнули «жигули» и с готовностью притормозили возле Шатова.
   – Далеко? – спросил водитель.
   – В центр, – немного поколебавшись, сказал Шатов.
   Переднее сидение… Шатов, поколебавшись, захлопнул переднюю дверцу и сел на заднее сидение. Так спокойнее. Мало ли что… Тут вот вчера таксисту горло перерезали. А вдруг таксисты решили сравнять счет?
   Глупости лезут в голову беспрерывно. От них приходится отбиваться, распихивать их в разные стороны, чтобы освободить место в мозгу для мыслей трезвых. Куда, например, направить свои стопы Евгению Шатову?
   И это не самый простой вопрос.
   Хорунжий – человек энергичный. И возможности у него достаточно широкие. Громадные возможности. Найти Шатова в городе за час он не сможет, но если очень захочет, то…
   – Район Динамовской знаете? – спросил Шатов.
   – Да, – не оборачиваясь, кивнул водитель.
   – Не доезжая Авиаторов, на углу.
   – Понял.
   Хорошо, когда попадается понятливый таксист. И спокойный. Не лезет с расспросами, следит за дорогой, притормаживает на перекрестках и пропускает пешеходов.
   А зачем ты, Евгений Шатов, собрался на базу к майору Сергиевскому? Можешь объяснить? Особой нежности они к нему не испытывают, это Шатов знал очень хорошо. Ну и пусть. Зато и Хорунжий не полезет, не станет нарушать свое инкогнито.
   – Полный город ментов, – пробормотал водитель, – ловят кого?
   На повороте возле парка стояла машина, возле нее маячили двое в бронежилетах, касках и с автоматами.
   – И так везде? – спросил Шатов.
   – По всему городу. И патрули ходят. Слух пошел, что ловят убийцу таксиста.
   И слух не врет, подумал Шатов. Действительно, ловят убийцу таксиста. И таксиста в том числе.
   Что он будет говорить Сергиевскому? Расскажет о Хорунжем? А если…
   У Шатова по спине пробежал холодок. А ведь Сергиевский давал понять, что имеет информацию, которой располагал только Хорунжий. Черт! Остановить машину, мелькнула паническая мысль, и, словно подчиняясь ей, «жигули» остановились.
   – Приехали, – сказал водитель.
   Шатов автоматически сунул руку во внутренний карман куртки. И ведь остановился возле самого дома, как раз напротив ворот.
   Где же деньги? Шатов, начал торопливо обследовать карманы куртки. Если Вика пошутила, то это будет смешно. Есть. Шатов обнаружил в боковом кармане свой паспорт, удостоверение союза журналистов и… Мама, где ж она столько денег взяла? И наши, и с прозеленью.
   – Спасибо, – Шатов протянул купюру и вышел из машины.
   Можно было, конечно, не выходить, а попросить отвезти в другое место, но что-то подсказывало Шатову, что постоявший просто так автомобиль, может вызвать интерес у часового внутри. И он свяжется с блокпостом на углу. И вот тогда Шатов станет рассказывать сказки народов мира.
   С другой стороны, то, что Сергиевский работает на Хорунжего, еще не факт, а если и факт, то сразу, в лоб, он не станет Шатова отдавать Хорунжему. В присутствии других оперов Шатов сможет связаться с Управлением и попросить, чтобы с ним поговорил кто-то из начальства. А оно Сергиевского не любит.
   Но это – на крайний случай.
   И дождь практически стих. Светлее от этого не стало, не май месяц, но стало как-то комфортнее. Улица перед домом освещается ярко, дежурный сержант, небось, смотрит на монитор и удивляется, чего это Шатов топчется на улице, а в дом не идет.
   Идет, уже идет.
   Шатов постучал в металлическую калитку. Она открылась сразу, автоматчик молча кивнул, поежился и закрыл за Шатовым.
   Не повезло бедняге, в такую погоду торчать на улице. Одно утешение – каска не промокает.
   – Кто на базе, – спросил Шатов.
   – Летеха.
   – Барановский?
   – Он.
   – А остальные?
   – Как днем выехали, так и не возвращались.
   Еще не возвращались.
   Теперь по ступенькам на крыльцо…
   Черт! Шатов обернулся к часовому:
   – Никто не подходил, не проезжал медленно мимо дома?
   – Вроде нет… Так, чтобы обратить внимание, – гримаса милиционера должна была обозначать, что он не собирается запоминать всех прохожих и проезжих.
   – Открой калитку, – попросил Шатов.
   – Уходить собрались?
   – Нет, просто выгляну на улицу.
   Пусто. Шатову стало зябко, он поднял воротник куртки, посмотрел по сторонам. Почему ему кажется, что на него кто-то смотрит? Нервы.
   Дом напротив стоит темный, окна не светятся. Дальше по улице – окна освещены. Не все. Вон третий или четвертый дом также стоит с темными окнами.
   Нервы, Жека. Нервы.
   Шатов вернулся во двор, поднялся по ступенькам на крыльцо. Нажал на кнопку звонка.
   Открывай, Сова, медведь пришел.
   Спите вы там, что ли?
   Адреналин – штука пьянящая. Куда там водке. Сейчас в крови Шатова этого адреналина столько, что… В анализах вашего адреналина обнаружены следы крови, перефразировал Шатов старый анекдот.
   За бронированной дверью лязгнуло.
   – Свои-свои, открывай, – обернувшись к видеоглазку сказал Шатов.
   Дверь медленно открылась, и на пороге возник сержант. Молодцы, службу несут бдительно, не расслабляются, одобрил мысленно Шатов.
   – Привет!
   – Вечер добрый, – сержант привычно глянул за спину Шатову и посторонился, пропуская.
   Но разминуться они не успели.
   Открылась дверь из кабинета Сергиевского в прихожую. Барановский, поправляя пальто, шагнул через порог…
   Он увидел Шатова. Замер, словно его кто-то толкнул в грудь. Шатову даже показалось, что Барановский сейчас шагнет назад и захлопнет дверь. Лицо лейтенанта дрогнуло, словно он хотел закричать… Или заплакать…
   Обида, понял Шатов. На лице Барановского отразилась детская обида, словно он внезапно понял, что его обманули, что обещанный подарок оказался всего лишь шуткой, издевкой.
   Черты лица Барановского поплыли и снова застыли. И Шатов успел понять, что это ненависть.
   Маленький портфельчик, который нес в правой руке Барановский, упал на пол. Шатов проследил его падение взглядом, поэтому упустил начало движения правой руки Барановского. К сердцу. Словно лейтенант вдруг почувствовал укол в сердце.
   Пальто было расстегнуто, рука легко скользнула под него, замерла. Потом медленно пошла назад, наружу.
   Медленно. Очень медленно двигается рука, медленно бьется сердце у Шатова. Исчезли звуки, они просто не успевали, увязнув в этих медленных движениях. Тягуче двигался сержант, пытаясь уступить дорогу Шатову, сам Шатов все никак не мог перенести ногу через порог.
   И медленно поднималась правая рука Барановского с пистолетом.
   Шатов уже успел все понять, уже мозг, возбужденный адреналином, успел ужаснуться, но тело все еще продолжало двигаться по инерции, и мышцы лица все еще изображали улыбку.
   Потом палец Барановского надавил на спусковой крючок пистолета. Медленно пошла пуля, ввинчиваясь в неподвижный густой воздух, из дула не торопясь выплеснулось пламя, медленно поехала назад ствольная коробка и, кувыркаясь, неторопливо взлетела в воздух гильза.
   Даже зажмуриться Шатов не успел.
   Пуля ударила в спину сержанта, который так и не успел уступить дорогу ни ей, ни Шатову. Сержанта ударом бросило вперед, на Шатова. Время пошло с обычной скоростью, Шатов успел подставить руки, но удержать сержанта не смог. Шатов еще успел понять, что теряет равновесие и то, что Барановский снова жмет на спусковой крючок. Теперь – два раза подряд.
   По лицу Шатова больно стеганули осколки кирпича.
   – Ты что делаешь? – крикнул кто-то внутри дома.
   Шатов вцепился в дверной косяк, устоял на ногах, сержант упал возле его ног лицом вниз, открывая Шатова для следующих выстрелов.
   Но Барановский отчего-то повернул пистолет в сторону, целясь куда-то вправо, выстрелил. Грохот снова заполнил небольшое помещение. Барановский открыл рот, то ли собираясь крикнуть что-то, то ли просто задыхаясь, но ничего больше сделать не смог.
   Длинная автоматная очередь прошила его тело снизу, от живота к лицу. Несколько пуль простучали по стене и потолку, заполняя воздух мелкой белой пылью.
   Тело Барановского рухнуло навзничь.
   Сильный удар в спину швырнул Шатова вовнутрь, он даже не успел подставить руки и упал, больно ударившись лицом.
   На пороге стоял часовой от калитки.
   Слева, от кресла, стоявшего в глубине холла, чуть пригнувшись, не отводя ствола автомата от лежащего Барановского, приблизился младший сержант.
   Часовой шагнул вперед, и Шатов почувствовал, как между лопаток уперся ствол автомата.
   – Не тот, – коротко бросил младший сержант, подходя к Барановскому.
   – Летеха? – спросил часовой. – Он что, крышей поехал?
   – Хрен его знает, посмотри, что там у Лешки.
   – Броник вроде бы целый, сам без сознания…
   – Я могу встать? – спросил Шатов.
   – Давай, – разрешил младший сержант. – Ты хоть понял, что произошло?
   – Не успел… – признался Шатов, поднимаясь.
   Лицо саднило. Шатов провел по нему рукой и почувствовал что-то мокрое. Кровь. Шатов посмотрел на окровавленную руку и выругался.
   – Зацепило? – оглянулся на Шатова младший сержант.
   – Не знаю, – пожал плечами Шатов. – Точно – не пуля. А, кирпич… Пуля ударила в стену.
   Часовой перевернул сержанта на спину. Стал возле него на колено. К нему подошел младший сержант.
   Барановский им уже не интересен. Шатов подошел к Барановскому. К телу Барановского. Одна пуля попала на два сантиметра над переносицей, не оставляя иллюзий. Шатов подошел к мертвому телу Барановского.
   Что же ты, лейтенант? Зачем? За что?
   Шатов сел на пол, почувствовав слабость. В нескольких сантиметрах. Всего в нескольких сантиметрах. Если бы не сержант со своим бронежилетом, то это Шатов сейчас лежал бы вот так на спине, раскинув руки и уставившись незрячими глазами в потолок. Или извивался бы сейчас от боли.
   За что?
   – …А я смотрю, блин, а он стреляет Лешке в спину. А я в кресле сижу, прикинь, автомат на коленях… Что, твою мать, говорю, делаешь? А он разворачивается и стреляет в меня, сука… Вот так вот над головой пуля прошло. Я, не вставая, и врезал в ответ.
   – Хорошо врезал, – оценил часовой.
   Кто-то застонал.
   – Лешка, как у тебя?
   И никто не спросит, как у меня, тоскливо подумал Шатов. Вот ведь счастье какое – остался жив. Что теперь дальше с этим счастьем делать?
   Шатов прикинул, сможет ли встать, и решил посидеть еще немного. Ногу нужно только отодвинуть, чтобы кровь не достала. Вон ее сколько натекло из-под убитого.
   – Ребята, тряпка есть какая-нибудь? – спросил Шатов.
   – Ну, Лешка, ты нас и напугал. Жилету спасибо скажи, – радостно сказал младший сержант.
   – Тряпку дайте, мужики, – громче попросил Шатов.
   Кровь из рассеченного лба начала заливать глаза.
   – Тряпку, блин…
   – Сейчас.
   Сейчас.
   Шатов закрыл глаза.
   Ваш мир устроен так, прозвучало в ушах, что мне даже не придется убивать тебя своими руками. Дракон. Нашел способ.
   Драконы умеют оживлять свои тени.
   В руку Шатова что-то сунули. Полотенце, на ощупь понял Шатов. Отер лицо.
   Больно.
   – Помочь встать? – спросил младший сержант.
   – Не помешало бы, – ответил Шатов и почувствовал, что его легко поднимают с пола и ставят на ноги.
   Нужно сообщить Сергиевскому.
   – Нужно сообщить Сергиевскому, – вслух повторил Шатов.
   Нужно, чтобы Сергиевский приехал и все здесь осмотрел. И принял решение. И заодно подсказал, что делать Шатову.
   Шатов оттолкнулся от стены и, аккуратно переступив руку Барановского, вошел в кабинет.
   А здесь имеют место следы спешки, подумал Шатов.
   Вон, даже из своей любимой игры лейтенант выйти не успел, так и бросил своего бойца на съедение монстрам. Наушники свисали со стола на проводе, и Шатову даже показалось, что они медленно покачиваются.