– Уйди, – попросил Шатов.
   – Извини, но…
   – Убирайся! – крикнул Шатов, и от его крика качнулось небо, и выгнулся горизонт.
   – Осторожно, – предупредил Дракон, – никто не любит болтунов.
   – Убирайся! – еще громче крикнул Шатов. – Убирайся, убирайся… Убирайся!
   Небо вздрогнуло, раздался глубокий металлический звук, словно медленно-медленно треснул гигантский бронзовый колокол.
   – Напрасно, – прошептал Дракон.
   По небу стремительным росчерком вдруг пробежала трещина, небо просело, выворачивая края разлома наружу, и оттуда медленно потекла белая клубящаяся масса.
   Туман, с ужасом понял Шатов, снова безрезультатно рванувшись, ледяной туман Дракона.
   – Нет! – выкрикнул Шатов.
   – А я ведь тебе соврал, – голос Дракона почти потерялся в тумане. – Даже если бы ты и стал укладывать гать – это бы тебе не помогло. И знаешь почему?
   Шатов не ответил, упрямо разгребая смрадную жижу.
   – Ты бы укладывал ее не для себя. А знаешь для кого? – туман уже почти заглушил все звуки, кроме тяжелых частых ударов крови в висках.
   – Оглянись, – еле заметно качнулся туман.
   Шатов оглянулся и увидел силуэт. Человеческий? Или… Новый Дракон?
   – Так мы рождаемся, Шатов, – сказал новый Дракон. – Только так. Один из вас превращается в одного из нас. Только так… А ты…
   …-Проснись, Шатов, – Балазанов тряхнул Шатова за плечо. – Пора.
   Шатов встал с дивана, тряхнул головой, пытаясь избавиться от липкого чувства кошмара:
   – А остальные?..
   – Остальные уже в машине, – Балазанов застегнул молнию на куртке и вышел.
   Прошло уже полтора часа, понял Шатов. Нужно ехать на площадь.
   Пирог вошел в кабинет и молча сел за письменный стол.
   – Пока, – сказал Шатов.
   – Удачи, – негромко ответил Пирог.
   Удачи. Она нам не помешает. Она мне не помешает. Шатов вышел на крыльцо и отшатнулся. Туман. Месиво из воды и призраков. Густой, непроницаемый, словно молчание.
   Шатов замер на крыльце, ему показалось, что если он попытается шагнуть, то туман упруго отшвырнет его. Или втянет его в себя, стиснет и высосет до капли.
   Прядь тумана качнулась, отступая в сторону, и появился сержант:
   – Там вас ждут.
   – Хорошо, – туман это только туман.
   И ничего более. Все остальное за него придумывает испуганный и уставший мозг Шатова. Ничего. Осталось совсем немного, напомнил себе Шатов.
   Осталось совсем немного, повторил про себя Шатов, когда сел в микроавтобус и дверь, закрывшись, легко отрезала прядь тумана.
   Шатов готов был поклясться, что прядь еле слышно вскрикнула и билась в предсмертных судорогах до тех пор, пока совсем не растворилась в воздухе.
   Молчал не только Шатов. Ни словом не обменялись и Сергиевский с Балазановым и Климовым. Балазанов был за рулем, майор неподвижно сидел возле него, и Шатов не мог понять – дремлет Сергиевский или просто задумался.
   Климов вынул из пистолета магазин, извлек из него патроны и тщательно стал их перетирать. Это напоминало обряд. Каждый патрон Климов подносил к губам, дышал на него, тер о рукав куртки и вставлял в обойму. Двенадцать, автоматически пересчитал Шатов. Несколько раз передернув затвор и щелкнув курком, Климов вставил магазин в рукоять пистолета. Потом положил пистолет в боковой карман куртки и принялся разминать кисти рук.
   – Приехали, – коротко сказал Балазанов.
   Шатов вздрогнул, огляделся.
   Снаружи, сквозь туман, пробивался свет фонарей. Мелькали какие-то тени.
   – Пора, – сказал Сергиевский.
   – Я пошел.
   Он пошел. Дверь за собой закрывать не стал. Им тоже выходить. Они должны следить за тем, чтобы Дракон… Чтобы что? Не убил Шатова?
   Это правильно, Шатова убивать нельзя.
   Микроавтобус остановился за сквером, с другой стороны которого возвышался памятник. Памятника видно не было.
   Вообще ничего не было видно, кроме нескольких деревьев с краю.
   Шатов поднял воротник.
   Холодно. Он вдыхает туман. Впускает холод в себя.
   Смотри под ноги, Шатов. Ступай аккуратно и смотри под ноги, чтобы не споткнуться или не поскользнуться. Это было бы не слишком здорово, явиться на встречу к дракону с ног до головы перемазанным грязью.
   Грязью, вздрогнул Шатов.
   Он и так перемазан грязью. Все они перемазаны грязью, копошатся в ней, пытаясь соорудить друг из друга… Это было во сне. Не нужно об этом.
   Площадь освещалась по периметру. Фонарей видно не было, просто светился туман. Был туман, были лоснящиеся от пота булыжники мостовой, и был Шатов.
   И тишина.
   Туман надежно глушил все звуки. Как во сне.
   Шатов повертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Не получилось. Он сам выбрал это место для встречи. Сам. И сейчас проклинал себя за это. У него совершенно беззащитная спина. Здесь нет даже стены, чтобы прижаться к ней и получить хотя бы иллюзию безопасности.
   Откуда выйдет Дракон? Метро уже не работает. Из парка или со стороны гостиницы. Откуда угодно.
   Он выйдет, приблизится к Шатову, легко взмахнет рукой… Горло Шатова обожжет огонь… Это не больно, сказала отрезанная голова.
   Шатов резко оглянулся, ему показалось, что сзади кто-то есть. Показалось, дробно простучало сердце. Только показалось.
   А потом туман исчез, разом, как во сне. И Шатов оказался посреди мокрой площади, под светом фонарей. И никого. На другом конце площади, мимо бывшего обкома партии, время от времени проезжали машины.
   Интересно, сколько времени? Шатов оглянулся на здание университета и сплюнул, часы на нем не освещались. Сколько он уже ждет? Полчаса? Час?
   Шатов хлопнул себя ладонью по лбу, достал из кармана телефон, нажал на кнопку и посмотрело на время. Всего восемнадцать минут первого.
   Или уже восемнадцать минут? Дракон решил не приходить, опасаясь ловушки, или все еще ходит вокруг, высматривая засаду.
   Как холодно. Руки застыли совершенно. Шатов спрятал их в карманы. Интересно, знобит его от страха или от холода. Он не боится. Это точно. Он просто ждет встречи. Короткой, как взмах ножа, или долгой… Он устал прятаться. Он хочет ясности. Он…
   – Шатов, – неожиданно звонко прозвучало сзади, от памятника. – Он не придет.
   Балазанов легко спустился по ступенькам и потер руки:
   – Напрасно мерзли и психовали. Дракон позвонил майору на мобилу, сказал, что передумал встречаться.
   – А почему не мне?
   – А ты у него спроси, если свидишься, – засмеялся Балазанов. – Не знаю как у тебя, а у меня словно здоровенная каменюка с души свалилась. Поехали на базу, майор уже перезвонил в управление, будем дерьмо разгребать. Вот уж на нас покуражатся!
   – Он сказал, почему не пришел?
   – С ним майор разговаривал, выключил телефон и выматерился. Все. Спросишь у самого, – Балазанов быстро пошел через сквер к микроавтобусу.
   Не пришел. Все-таки – не пришел. Передумал. Или испугался. Или даже и не собирался, а действительно тянул время. Теперь это уже не выяснить. Теперь – все. До самой смерти. Больше Шатов не станет играть в его игры. Теперь Шатов должен исполнить свое обещание. Кто даст ему эфир? Нужно подумать.
   Балазанов подошел к машине, открыл дверцу и энергичным жестом пригласил Шатова во внутрь.
   Шатов подошел, взялся за ручку, поставил ногу на подножку.
   – Не выхолаживай салон, – сказал Балазанов.
   Запах.
   Шатов наклонив голову хотел было шагнуть во внутрь салона, но запах его остановил. Кровь? Кровь…
   – Что? – Закончить вопрос Шатов не успел – удар обрушился на затылок и толкнул Шатова в темноту…
   …-Вспоминай, потребовал голос.
   – Что?
   Вспоминай…
   Мне нечего вспоминать, сказал Шатов. У меня очень болит голова.
   – Так тебе нечего вспоминать, или у тебя болит голова?
   У меня болит голова. У меня дико болит голова. Меня ударили по ней…
   – Кто?
   Не знаю, подумал Шатов.
   – Ты не хочешь об этом думать.
   Я не знаю, подумал Шатов, губы и язык ему не подчинялись.
   – Знаешь, никто другой этого не мог сделать.
   Балазанов, подумал Шатов.
   – Правильно. Тебя ведь предупреждали…
   …На собственном опыте Шатов неоднократно убеждался, что приходить в сознание очень больно. Сознание имело скверную привычку за время отсутствия раздуваться, распухать неимоверно, а потом, возвращаясь назад, в череп, оно долго не могло уменьшиться, ворочалось недовольно, рискуя череп разорвать.
   Шатов застонал, пытаясь поднести руку ко лбу, но рук не почувствовал.
   Темно, хоть глаз выколи. И больно. Как чертовски больно! И еще тошнота. Язык распух так, что заполнил собой весь рот, раздирая челюсти. Это не язык.
   Поздравляю вас, господин Шатов, вы впервые удостоились кляпа во рту. Резать вас уже пытались, стрелять тоже, наручники к вам применяли… Теперь вы получили кляп. А это значит, что руки не просто так отнялись, их связали. Еще это значит, что кто-то очень не хочет дать вам возможность шевелиться или говорить…
   И то, что вы ничего не видите, вовсе не значит, что вы ослепли или находитесь в кромешной темноте. Вам просто могли завязать глаза.
   Балазанов, сука!
   Вы не только Барановского проглядели, майор, вы еще и Саню Балазанова прозевали. А ведь сами отбирали, между прочим.
   Не нужно нервничать, Шатов! Просто лежи и жди, когда сможешь хотя бы выматериться внятно, а не пропитывать слюной тряпку во рту. Мерзкое, если вдуматься, это изобретение – кляп. Хорошо еще, что нос не заложен. А то ведь задохнулся бы Шатов, и досталось бы Дракону для разговора только мертвое тело.
   А Дракон очень хочет с нами поговорить. Ужасно. И ты пошел ему навстречу, и поволок с собой людей. Им тоже предстоит… Или уже нет? Ведь пахло в машине кровью. Пахло. Если бы голова Шатова соображала чуть быстрее, то… То Шатов попытался бы в машину не сесть и, скорее всего, схлопотал бы пулю за плохое поведение.
   Он не чувствует рук, лежит на левом боку, и бок уже изрядно замерз. Максимально точное описание его положения. Не густо. Забыл. Еще один момент. И не маловажный. Он жив.
   Мысли, правда, у него короткие, потому, что длинные мысли в его голову не вмещаются. В нее еще не совсем вместилось сознание.
   Шаги. Кто-то подошел к нему и стоит рядом. Шатов чувствует запах обувного крема. Ну что стоишь, подумал Шатов, ты же хотел поговорить. А с кляпом во рту я не смогу тебе ничего сказать. Даже если захочу.
   Рывок поднял Шатова на ноги. Должен был поднять, но ноги не держали. Считай, нет у Шатова ног. И рук.
   Шатова прислонили к стене, затылок болезненно соприкоснулся с твердой поверхностью. Потом боль пронзила челюсть. Кто-то вытаскивал кляп.
   Как больно. И так можно сломать челюсть. Зато как хорошо, когда его вынули! Шатов глубоко вздохнул и закашлялся.
   – Вот и встретились.
   – Угу, – Шатов попытался произнести что-нибудь членораздельное, но речевой аппарат пока еще пребывал в несколько парализованном состоянии.
   – Да ты не спеши, все придет само собой, – Дракон стоял прямо возле Шатова, голос его звучал сверху, – мы еще наговоримся.
   – По-шел ты… – медленно, по разделениям произнес Шатов, – к…
   – И ты полагаешь, что я сразу пойду по указанному тобой направлению? Тебе нужно выразить свои эмоции – на здоровье. Я, опять-таки, подожду. Вот посижу рядом, полюбуюсь.
   – Повязку бы снял, – сказал Шатов.
   Речь практически восстановилась.
   – Но ты же сам говорил, что у тех, кто не видел моего нового лица, больше шансов остаться в живых, – по голосу было понятно, что Дракон получает удовольствие от разговора. – А вдруг я тебя отпущу?
   Шатов задохнулся смехом, закашлялся:
   – Ты меня отпустишь? Я, конечно, влип в эту историю как последний идиот, но не нужно меня вот так вот раскатывать тоньше блина. Я уйду отсюда, только если ты останешься. Или нет?
   – Или да.
   – Тогда сними повязку.
   – Ну, хорошо, уговорил, – шаги приблизились, Шатов почувствовал прикосновение к голове и на всякий случай закрыл глаза.
   На кого сейчас похож Дракон? А если на дракона? Пластическая операция просто вернула ему первоначальный облик, и Шатов сейчас взглянет в лицо, покрытое чешуей и складками кожи. И увидит хищный оскал.
   Открывай глаза, Шатов. Ты пришел на площадь для того, чтобы все прекратить, чтобы поговорить с Драконом. Ты почему-то поверил в невозможное. Наслаждайся результатом своих поступков.
   Большое помещение, похожее на складское. Или на ангар. Потолка нет, есть переплетение балок и крыша. Фонарь свисает на длинном шнуре. На табурете в нескольких метрах от Шатова сидит человек.
   Человек как человек. Встретив его в трамвае, Шатов не обратил бы особого внимания.
   – Здравствуй, Шатов, – сказал незнакомый человек голосом Дракона.
   Все-таки, Дракон, усмехнулся Шатов.
   – Привет.
   – Я же говорил, нам нужно встретиться, – Дракон щелкнул пальцами. – Я – человек слова.
   – Ты здорово изменился, – сказал Шатов, – просто разительно.
   Дракон пошевелил губами, но промолчал.
   – Предыдущая рожа, правда, была немного породистей, было в ней нечто от дворянина. А сейчас… – Шатов прищурился, – так у тебя даже брюки не глажены, Дракоша. И готов поспорить, что ты сегодня не брился. Что так? Где гордость, где чванство, чувство превосходства и собственного достоинства. Я вот тоже не успел сегодня побриться, но у меня были веские причины. За мной охотился маньяк и убийца.
   – У меня было много дел.
   – Ты убивал, – понимающе кивнул Шатов, – это отнимает много сил и времени.
   – Представь себе…
   – А можно вопрос? – спросил Шатов.
   – Можно. Это только в официальных кабинетах отвечают, что здесь вопросы задают другие. Мы с тобой в неофициальной обстановке, – в голосе Дракона ирония.
   Он подыгрывает Шатову, которому только и остается, что делать хорошую мину при плохой игре. Почему бы не дать бедняге немного поиграть. Пусть расслабится. Тем интереснее будет его вдруг поставить на место.
   – Ты очень возбуждаешься, когда убиваешь? – Шатов внимательно смотрел в лицо Дракона, стараясь не упустить ничего.
   Пауза в полсекунды, чуть вздрогнули ресницы… Черт, зрачков не видно, зато желваки немного напряглись. А в остальном Дракон свою реакцию скрыл. Но реакция была, это Шатов почувствовал.
   – Нет, если ты не хочешь – отвечать – твое дело, – быстро проговорил Шатов, – в конце концов, это ты меня поймал. Здесь ты задаешь вопросы.
   – Возбуждаюсь, – проговорил Дракон.
   – Сильно?
   – Сильно.
   – Тогда все понятно… – улыбнулся Шатов и замолчал, разглядывая себя.
   Ноги стянуты проволокой на щиколотках. Руки за спиной. Кажется за спиной. Давненько они не подавали признаков жизни. На Дракона не смотреть. Не нужно. Покупка, в общем, детская, запустить информацию и ждать, пока любопытство не возьмет верх. А там…
   – Что понятно?
   Шатов бы поаплодировал бы Дракону, если бы не руки.
   – Понятно, почему брюки не глажены. Тебе пришлось их сегодня слишком часто менять. Глаженные закончились.
   Вот теперь желваки обозначились значительно четче. Зубовного скрежета добиться не удалось, но Дракон сказал, что у них много времени. А положение у Дракона не слишком приятное. На оскорбление нужно реагировать. Хоть как-нибудь. Промолчать по его поводу, или перевести разговор на другое – это тоже значит отреагировать.
   – Другие в таких случаях подошли бы и врезали с носока, – подсказал Шатов, – но для тебя с этим проблема. Если ты начнешь меня бить, то не сможешь остановиться. Будешь меня убивать, потом весь обкончаешься, придется бежать за чистым бельем… В мокром-то себя особо возвышенным не почувствуешь. Или все-таки не сможешь отказать себе в удовольствии?
   Дракон резко встал с табурета и подошел к Шатову. Первые два шага получились быстрыми, но потом движение замедлилось. Быстро умеет брать себя в руки, покачал головой Шатов. Быстро. А все могло закончиться.
   Закончиться? Так ты уже решил умирать, Шатов! Ты же просто торопишь события, ты не хочешь долго мучиться. Ты хочешь умереть быстро… Не смей, Шатов. Он очень долго тебя мучил, Шатов. У тебе есть шанс отплатить. Немного, совсем чуть-чуть, но отплатить.
   – Не получиться, Шатов, – чуть охрипшим голосом произнес Дракон. – Не получится.
   – У тебя что, одеколон кончился? – как ни в чем ни бывало поинтересовался Шатов. – Раньше от тебя так не разило потом. Устал? Или возбудился?
   Дракон присел возле Шатова, заглянул к нему в лицо. Внимательно посмотрел в глаза:
   – Если бы я просто хотел тебя убить, то просто убил бы. Раньше.
   – В спорткомплексе?
   – И там тоже.
   – Но ты хочешь меня не просто убить?
   Дракон сделал неуловимое движение, и в руке у него появился нож:
   – Не просто убить… А ты думаешь, что не просто убить это так просто?
   – Каламбурщик из тебя никакой, – оценил Шатов и поцокал языком, стараясь не смотреть на лезвие.
   Оно холодное и твердое. И наверняка острое. Голова закружилась: ночь, спорткомлекс, равномерные неторопливые движения ножа и приторный запах крови.
   – А я и не особенно об этом сожалею. Стихи – это не моя стихия, – Дракон осекся.
   – Что это тебя проняло, Дракон? Ты выглядишь странно, с ножом в руке декламируя низкосортные литературные опыты. Заранее готовился, чтобы меня поразить, или экспромтом решил блеснуть?
   Главное – не закрывать глаза и следить за каждым его движением. И прислушиваться к дыханию и к интонациям. И не бояться.
   Хотя, какая, к черту, боязнь? Шатов совершенно не боится Дракона. Абсолютно. Дракона – не боится. Вот его ножа…
   – Не надейся, ты не умрешь быстро и безболезненно, – Шатов вздрогнул, почувствовав на своем лице дыхание Дракона, – ты расплатишься за все. И за тот шрам… Его убрали с лица, но он все равно остался.
   Лезвие коснулось щеки Шатова.
   – Шрам начался здесь…
   Укол. Легкий, просто прикосновение. Шатов понял, что затаил дыхание и заставил себя глубоко вздохнуть и выдохнуть.
   – А потом он пошел вправо, я слышал, как рвалась моя кожа, – острие ножа легко, чуть прикасаясь к лицу Шатова, скользнуло к виску. – Это ведь я должен был убить тебя. Я… А ты умудрился…
   Шатов вздрогнул от боли, когда Дракон поддел кончиком ножа кожу на виске и рассек ее.
   – Не приятно, правда?
   – Ничего, – Шатов заставил себя улыбнуться, – можно привыкнуть…
   – Да? А так? – нож впился в край пореза и потянул его чуть ниже.
   – Одна просьба…
   – Да?
   – Будешь кончать – отойди. Меня такие вещи не возбуждают.
   Нож замер.
   Вот сейчас. Только одно движение. Взмах руки.
   Дракон встал и отошел.
   Шатов позволил себе на мгновенье закрыть глаза и облизал губы. Почти ведь получилось. Еще совсем немного оставалось. Чик – и все.
   Дракон простоял спиной к Шатову почти минуту, держа нож в опущенной руке. Потом обернулся.
   Лицо белое, словно гипсовое. Губы искривились. Кажется, он надеется, что это похоже на улыбку. Не очень. Это похоже на гримасу ярости. Подтолкнуть…
   – Так что там у тебя было со шрамом дальше? Пока то, что ты мне продемонстрировал, особо не поразило. Может, поищешь подходящую палку? Заточишь ее и проведешь по моему лицу борозду. Рвущаяся кожа, запах крови, брызги… Ну и так далее и тому подобное. Это же так возбуждает.
   Дракон тяжело вздохнул, поднял руку с ножом вверх, словно собирался метнуть его в Шатова. Потом медленно поднял левую руку и закрыл нож.
   – Не сейчас… – пробормотал Дракон.
   – Что так? Заратустра не позволяет? – Шатов засмеялся.
   Кровь теплым ручейком стекала по щеке, но боли почти не было. Шатову было необычно легко. Об этом он мечтал – только он и Дракон. Только они вдвоем. И максимум, что может сделать Дракон – это убить Шатова. Легко или мучительно – не важно. Только убить. И некого взять в качестве жертвы.
   Дракон переставил табурет почти к самым ногам Шатова и сел.
   – Мне кажется, что теперь мы будем разговаривать. Не понятно только о чем, – Шатов подмигнул Дракону правым глазом и поморщился – рана все-таки дала о себе знать.
   – Я и сам не рассчитывал на длительный разговор, – хрипло сказал Дракон. – Вначале твоя смерть была вопросом чисто прикладным. Показательным выступлением. Дракон пообещал наказать Шатова и ментов из группы Сергиевского и свое обещание выполнил. Вас нашли бы… Вас найдут обезображенными и со следами пыток. Так, для создания образа.
   – Именно сегодня?
   – Или завтра, или через неделю… Вопрос об этом не стоял так остро, поверь. Все шло по плану. Все шло точно по плану… Убийства, группа, ты в качестве свидетеля, снова убийства, потом приезд матери вашего Гремлина, паника… Неуловимый и неуязвимый Дракон, издевающийся над героическими сыщиками…
   – Чушь.
   – Ничего подобного – вполне реальная вещь. Потом умер бы ты и кто-то из группы. Лучше – все. И я исчез бы. Испарился. А потом, месяца через четыре-пять, снова появился бы бумажный дракон. И ты полагаешь, что кто-нибудь из руководителей города решился бы придать это гласности? Милый мой. Они бы сидели тише воды и ниже травы, надеясь только на то, что их минет чаша сия. И бумажные драконы опять исчезли бы, – Дракон засмеялся хрипло, – на время. Чтобы появиться снова, но уже в виде визитных карточек и почтовых открыток. И всякий, получивший такое послание, поспешил бы выполнить просьбу. Поэтому вы должны были не просто умереть, но умереть страшно, так, чтобы никто не мог выдать это за героическую схватку с преступником.
   Шатов попытался изменить позу, но у него ничего не получилось.
   – Не дергайся, – посоветовал Дракон, – без толку.
   – Красиво говоришь, – Шатов хотел сказать это легко, с улыбкой, и у него получилось. – Только планчик дал сбой. Да? И ты был вынужден импровизировать на ходу. А импровизация – не твоя стихия. Ты испугался и убил заказчика. Спортсмена.
   – Я его не убивал, – усмехнулся Дракон.
   – Мы уже об этом говорили, не повторяйся.
   – Это ты повторяешься, Шатов. Это вы его убили в перестрелке. Вернее, Таранов его убил. А я только спас его семью от позора. Вашему майору в голову пришла замечательная идея – пожалеть жену и еще не родившегося ребенка Рыжова. И то, что ты свидетель…
   – Понятно, – кивнул Шатов, – это только ускорило развязку.
   – Именно. Ты решил стать жертвенным животным и начать громко кричать о наших с тобой интимных делах.
   – И ты испугался!
   – Я не испугался… – сказал Дракон.
   – Испугался, ты смертельно испугался, Дракон. Ты ведь любишь жизнь, хоть и не можешь жить без смерти.
   – А если и испугался? Что из того? Что? Все мы хотим жить. Даже такая дрянь как ты хочет жить.
   – Честно? – устало спросил Шатов. – Уже не хочу. Ты добился того, чего хотел. Ты начал стирать меня. Я сам начал себя стирать, черту за чертой, все, как ты сказал, только…
   – Что только?
   – Только я начал это делать с инстинкта самосохранения. Я не боюсь умереть. Если бы я сейчас мог обменять мою жизнь на твою…
   – Если бы мог, Шатов, – Дракон встал. – Но пора заканчивать преамбулу.
   – И переходить к амбуле, – подсказал Шатов.
   Дракон, не ответив, пересек помещение и скрылся за дверью.
   Конец первого действия, констатировал Шатов.
   Вообще-то, по правилам и канонам он должен сейчас тянуть время в надежде на помощь. Их хватятся, Пирог знает, что они поехали на площадь… Хватятся, как же.
   Вначале Пирог будет ждать. Час, два, три. Потом… Что потом? Потом он попытается дозвониться до майора, или до Климова, или до Балазанова. Майор и Климов не ответят, а Балазанов… Может и ответить, сказать, что Сергиевский и Димка пошли за Шатовым, оставив Балазанова возле машины.
   Это еще пара часов. Потом…
   Это уже в зависимости от желания Дракона. Можно даже позвонить Пирогу и вызвать его немедленно на встречу. И Гремлина можно вызвать. И обоих убить.
   Вот это будет интересно. Уничтожить всю группу. Об этом толдычил Дракон. Замечательно. Как все может замечательно для Дракона закончиться.
   Есть другие варианты?
   Конечно, меня бросается искать Хорунжий. Прошлый раз он прицепил ко мне микропередатчик и почти успел догнать меня в лесу. Почти. Сейчас же… Шатов засмеялся. Потом резко оборвал смех, чтобы остановить истерику.
   Он же сам сегодня переоделся во все сухое. Сменил обувь и куртку. Если что-то такое и было в одежде, то… Одна надежда на Вику, на то, что она не забыла… Если вообще собиралась.
   Похоже на то, что с этой стороны помощи также ожидать не приходится. Что и следовало доказать. Значит, единственное, что остается Шатову – красиво умереть. Героически. Во всяком случае, попытаться не путаться в соплях и просьбах о пощаде.
   Дверь распахнулась, и Дракон волоком втащил мешок. Тяжелый. Мешок застонал.
   Майор или Климов.
   Следом появился Балазанов. Он втащил второго.
   Все в сборе. Всех нас собрал Дракон. Всех.
   И теперь начинается…
   Балазанов подтащил обоих оперативников поближе к Шатову. Глаза завязаны, во рту у обоих – кляп. Руки за спиной скованы наручниками.
   – Убери повязки и кляпы, – распорядился Дракон.
   Майор откашлялся, а Климов застонал, заваливаясь на бок. Ему досталось больше других. Кровь черными потеками застыла по всему лицу.