Золотько Александр. Тень дракона

   Несколько листов бумаги валялись на полу.
   Шатов еще раз осторожно промокнул кровь с лица. Сел на диван.
   Вот такие пироги. И даже ни капли и не смешно. Он сюда ехал, кажется, в надежде спрятаться, отсидеться и принять решение. Вот, можешь и отсидеться, и принять решение.
   Есть такая уникальная возможность. Но если мы имеем возможность, то не имеем желания.
   Совсем рядом. Пройди пуля чуть выше и… Шатов улыбнулся. Везунчик ты, Шатов. Просто неприлично даже как-то.
   Тебя только что пытались убить, а ты просто сидишь и лыбишься, тупо глядя перед собой. Как Дракон смог заставить?..
   Телефон. Сотовый. Подарок от Дракона. Снова звонит. Слышишь, Шатов? Тебе звонит твой старый приятель.
   Шатов достал телефон:
   – Да.
   – Вот даже как… – протянул голос Дракона.
   – Как?
   – А я все пытаюсь дозвониться на трубку Барановского. А, выходит, выжил ты?
   – Выходит.
   – Да, не все так получается, как хочется… – немного разочаровано сказал Дракон. – Но как тебе понравился твой друг?
   – Ты о ком?..
   – Как о ком, о Барановском, естественно.
   Шатов облегченно вздохнул, ему вдруг показалось, что сейчас Дракон скажет о Хорунжем, об их небольшой размолвке.
   – Барановский никогда не был мне другом.
   – Я в курсе. Меня лейтенант предупреждал об этом. И тут тебе, кстати, большое спасибо, Шатов.
   – За что?
   – Ты мне подыграл. Умеешь ты расположить к себе людей. Барановский – сволочь. Всегда был сволочью и будет… Или не будет?
   Шатов механически посмотрел в сторону двери.
   – Что молчишь, Шатов? – спросил Дракон. – Не будет?
   – А какая разница? – устало спросил Шатов.
   – Скорее всего – не будет, – сказал Дракон. – Все правильно, четыре выстрела из пистолета и длинная очередь из автомата. Убили, скорее всего.
   – Что? – переспросил Шатов.
   – Не дергайся, Шатов, меня возле вас уже нет, я уже ушел. Но был, всего несколько минут назад. Ты зачем выходил на улицу, Шатов?
   Наблюдал, подумал Шатов. Был рядом, совсем рядом, видел, как Шатов приехал, видел, как выходил на улицу. Где же ты был, Дракон?
   – Немного сценарий ты подпортил, Шатов. Я рассчитывал, что ты успеешь войти в кабинет, что он пристрелит тебя в упор, а потом успеет закрыться в кабинете и немного поперестреливаться с коллегами. И это был бы конец группы. И конец моих приключений. Группа расформировывается, Шатов убит – все довольны.
   – Сука, – без выражения сказал Шатов.
   – Я сука? Извини, но я не согласен. Ты думаешь, мне было трудно заставить Барановского работать на меня? Нет, не на Дракона. Он даже не поинтересовался, куда идет информация от него. Его интересовала только своевременность оплаты и то, чтобы я не сдал его прежних и нынешних грешков. Ты очень удачно с ним не сошелся характерами. Мне пришлось лишь чуть-чуть подправить его настроение. Потом позвонить ему сегодня и вначале предупредить, что ты через своих приятелей в органах его вычислил и теперь собираешься его сдать. Когда ты подъехал в машине, я звякнул Барановскому и сказал, что ты будешь с минуту на минуту. Жаль, что ты задержался на улице. Неужели почувствовал опасность?
   – Тебя почувствовал, твою вонь, ублюдок.
   – Это мне не нравится, – серьезно сказал Дракон. – Совершенно не нравится. Но у меня нет выбора.
   – У тебя нет выбора, – согласился Шатов. – Я все равно найду тебя и уничтожу. Или это сделают твои дрессировщики.
   – Ты…
   – Я не буду молчать… Мне уже все равно. Ты думаешь, что я испугаюсь одиночества? Что я убоюсь сообщить всем окружающим о том, что это из-за меня, из-за Евгения Шатова, погибло столько людей? Ни на секунду. Я… Тебя интересует, как я это смогу сделать? У нас в городе почти полтора десятка телеканалов. Половина из них временами работает в прямом эфире. Есть еще радиостанции. Как ты полагаешь, я найду возможность попасть в эфир? Я не говорю уже об интернете и газетах. Ты сможешь перекрыть все эти каналы? Я выполню свое обещание, потому, что жить так больше не могу. И тебе не могу позволить жить. Слышишь, Дракон?
   – Слышу, – тихо ответил Дракон.
   – Тогда почему молчишь?
   – А что я должен говорить? Спорить с тобой? Доказывать, что ничего у тебя не получится? Что тебе наступят на горло все подряд – и милиция, и политики. И те, кого ты называешь дрессировщиками. Может быть, у них это и получится. А, может, нет. Ты везучий, Шатов… – в голосе Дракона прозвучала какая-то странная нотка, чуть ли не тоска. – А у меня нет выбора, Шатов. Честно – совершенно нет выбора. Ты мне его не оставил. Либо ты замолчишь, либо мне придется прятаться от всех. Ты все правильно просчитал, Шатов. Все совершенно правильно. И что бы ты делал на моем месте?
   – Повесился.
   – Нет, извини. Это не для меня. Ты правильно все понял, только не до конца. И бумажный дракон, и мое возвращение – все правильно. Только с одним маленьким упущением. Это не я решал, возвращаться или нет. И не я решал, втягивать тебя или нет…
   – Не ты? – с иронией спросил Шатов.
   – Не только я. Если бы мне приказали тебя не трогать – я бы подчинился. Не забыл бы тебя, но подчинился. А им хотелось, чтобы история с бумажным драконом продолжилась. И я…
   – И ты ее продолжил.
   – И я ее продолжил. А что я мог делать? Это для тебя все так просто. А я… Я…
   – Тебе нравится убивать, Дракон.
   – А мне… нет, не нравится… Я не могу без этого. Это как наркотик, как причащение к всемогуществу… Шатов, ты ведь никогда не убивал, тебе этого не понять…
   – Куда уж мне.
   – Действительно, куда… – голос Дракона сорвался.
   – Ты там не плачешь, Дракоша?
   – Нет, не плачу. Драконы не умеют плакать. Шатов!
   – Что?
   – А представь себе, Шатов, что это ты не можешь не убивать. Ты же журналист, человек с фантазией. Вот и представь себе это. Ты же слышал о наркоманах. Их признали больными людьми… Не преступниками, а больными людьми. И вот у тебя возникает неодолимое желание убивать. Своими руками. Лишать жизни этих человеков.
   – Я не могу себе этого представить. И не хочу…
   – Жаль. Ты не хочешь… Тогда я тебе попытаюсь рассказать… Ты идешь по улице и смотришь на людей. Просто идешь и просто смотришь. И видишь, как они улыбаются, и как с этими улыбками на лицах совершают разные гнусности. Или даже не совершают, а позволяют этим гнусностям совершаться…
   – Не ври, – перебил Дракона Шатов, – не рассказывай мне о порочности мира.
   – Хорошо, – после нескольких секунд молчания согласился Дракон, – не буду. Мне наплевать на пороки мира. Но у меня есть выбор – убивать избирательно, незаметно, или сорваться и начать крушить всех подряд, не скрываясь. И подохнуть. А я хочу жить. Я хочу жить, слышишь?
   – Слышу.
   – Вот такие дела, Шатов. Для того чтобы жить, мне нужно убивать. Лишать жизни других.
   – Если бы захотел, то…
   – Сдаться? И сидеть в дурдоме по соседству с Наполеоном… Перспектива, мягко говоря, не самая привлекательная.
   – Почему мне тебя не жалко? – спросил устало Шатов.
   Все это обретало черты фарса. Бесконечные звонки Дракона, и его жалоба на несправедливость вселенной. И самое неприятное во всем этом было то, что и ответить ему Шатов ничего не мог. Он не мог найти аргументов, чтобы объяснить… Чтобы просто предложить другой выход.
   – А меня вдруг нашли и предложили жизнь. Мне предложили стать, как ты это назвал, егерем. Я не мог отказаться. Я просто не имел ни сил, ни желания. Я мог жить…
   – Получая дозы своего наркотика из рук дрессировщика.
   – А почему нет? Не дозу я получал из их рук, а жизнь. И все продолжалось бы так, если бы не вы…
   – Кто – мы?
   – Люди. Вначале оперативно-поисковый отдел. Потом – ты.
   – Я не захотел умирать? И в этом моя вина?
   – А моя вина в том же самом. В том, что я не захотел умирать. Чем ты лучше меня? Ты выжил, и в результате погибло множество людей. Это честно? С твоей точки зрения – честно? Я хочу выжить и становлюсь преступником. И ты хочешь выжить, но кем ты становишься при этом? Ответь, Шатов?
   – Я…
   – Ты. Именно ты мне ответь, Шатов. Ты исполнишь свою угрозу, и я исчезну. Они нашли меня один раз, найдут и второй. Перед этим я, правда, пущусь в загул… Сколько убитых ты сочтешь нормальной платой за мою смерть? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Это ведь просто. Начать убивать людей. Сколько я продержусь? День? Два? Сколько я смогу убить людей, если просто выйду на улицу и начну убивать? Посчитай. И через сколько времени меня смогут остановить? Вы запретите людям выходить из домов? Вы парализуете жизнь города? Брось, Шатов, все это чушь. Никто из-за одного маньяка не станет на каждом углу ставить часового. А если даже и поставят, то не сразу. Десять трупов? Двадцать? Сколько, Шатов? И все только потому, что журналист Шатов хочет жить и отрицает это право для меня.
   – Я ничего не…
   – Ты ничего не отрицаешь? Да? А почему же умирают люди? Почему ты хочешь уничтожить меня и не хочешь найти их? Тех, кто разрешил мне охоту. Тех, кто прислал меня сюда во второй раз, чтобы для всех я остался живым, чтобы все помнили сумасшедшего, который настолько обезумел, что вступил в борьбу с группой майора Сергиевского и победил. И потом от моего имени начнут совершать все, что угодно. И вы не станете искать логики в убийствах, вы не станете искать настоящих убийц. Дракон. Их всех убил Дракон!
   – Ты этого добиваешься? – спросил, коротко хохотнув, Дракон. – Ты этого почти добился. Ты вывел нашу игру в эндшпиль, Шатов. Но ты не можешь выиграть в ней. Мы уничтожим все фигуры на доске, но не сможем победить. Ни ты, ни я. А время идет, часы тикают… Подумай, Шатов.
   О чем? Шатов посмотрел на телефон, лежащий на ладони. О чем подумать? О бренности бытия. Им обоим не выиграть… Что имеет ввиду Дракон?
   Не предлагает же он… Ничья?
   – Ты предлагаешь ничью?
   Дракон засмеялся, и смех у него получился болезненный и невеселый:
   – А ты мне поверишь, если я предложу?
   – Не… Не знаю, – честно сказал Шатов.
   Ничья с Драконом… Чушь, абсурд. Забыть все, простить все… И только ради того, чтобы…
   – Ты готов сказать мне, кто твои дрессировщики? – не веря себе, спросил Шатов.
   – А ты готов мне поверить?
   – Нет.
   – Вот видишь, значит, не судьба.
   – Подожди, – Шатов почувствовал, как першит в горле, – подожди.
   – А чего мне ждать? Пока ты поверишь? И что после этого? Даже если ты поверишь мне, то поверю ли тебе я? Вот ведь вопрос какой. И что ты потом будешь делать? К кому пойдешь? Постараешься найти их самостоятельно? Тут не хватит даже твоего везения, Шатов. Я не уверен, что ты сможешь обратиться за помощью и не подохнуть. Мои… – Дракон сделал паузу, потом вздохнул и продолжил, – дрессировщики – слишком серьезные люди, чтобы полагаться только на меня. И слишком уж меня нарочито ищут. Не согласен?
   – Я не знаю, – почти выкрикнул Шатов.
   Он действительно не знает. Он не мог себе даже представить, что его разговор с Драконом вдруг заведет в такие дебри. Чего от него хочет Дракон? Чтобы Шатов спас ему жизнь? Чтобы Шатов защитил его от дрессировщиков? Он действительно сумасшедший. Безумец. Убийца, возомнивший себя сверхчеловеком, а потом попросивший защиты у Шатова.
   Это настолько безумно, что может быть правдой. Может?
   Шатов застонал. Еще несколько часов назад все казалось простым и ясным. Пожертвовать собой и уничтожить Дракона. Пожертвовать и уничтожить. Теперь все выглядит куда как сложнее. Принять решение… И к чему оно приведет? Кем сделает – жертвой или соучастником? И даст ли что-нибудь вообще…
   Он заставил себе забыть о том, что Дракон может убивать невинных людей, прежде чем его настигнут дрессировщики. Он решил, что за уничтожение Дракона можно заплатить такую цену. А Дракон предлагает другую сделку и просит другую цену.
   Выйти на тех, кто стоит за Драконом, для кого этот ночной кошмар только орудие, только средство достижения неизвестной цели. С точки зрения которых и сам Дракон, и Шатов, и сотни других людей – только мельчайшие жучки, на которых можно не обращать внимания, которых можно давить сотнями только одним движением ноги. Растоптать.
   – Что ты хочешь от меня, Дракон? – спросил Шатов. – Защиты?
   Дракон снова засмеялся:
   – Я предлагаю встретиться и поговорить. Обсудить. Выход должен быть. Просто обязан быть выход.
   – Да, например – моя смерть. И для тебя все становится на свои места. Ты снова можешь жить. Так, Дракон?
   – Это интересный вариант. Но он, кажется, не устраивает тебя.
   – Не устраивает.
   – Тогда возьми с собой своих друзей-ментов. Они тебя прикроют.
   – Один раз ты уже такое предлагал. Ляльке. Она тоже могла взять с собой приятеля. И взяла старшего лейтенанта Рыжова.
   – Да. Но тогда я выбирал место. Сейчас место выберите вы. Любое, в черте города. Но там можешь быть либо ты один, либо ты и группа Сергиевского. Если я увижу чужого, или не увижу тебя, то не выйду. И перестану тебе звонить. И мы посмотрим, сколько фигур уцелеет в эндшпиле. Согласен?
   – Любое место?
   – Назовите несколько вариантов, так, чтобы до каждого из них можно было бы добраться из любой точки города в течение получаса. Я выбираю, и через полчаса вы должны будете быть там. Я подойду чуть позже. Осмотревшись.
   – И ты не попытаешься обмануть?
   – А ты попробуй. Что ты теряешь? Жизнь? Так я все равно тебя настигну. Или это буду не я… Но ты все равно умрешь. Если вы меня схватите – получите только меня. И я вам ничего не скажу. Во всяком случае, до тех пор, пока меня от вас не заберут. А там… Люди умирают и в камерах предварительного заключения.
   – А если мы вызовем подкрепление?
   – Я уже говорил – ты не можешь гарантировать, что наверху никто не играет за дрессировщиков.
   – А ты уверен, что я обращусь за помощью в официальные структуры?
   Дракон задумался.
   – Можешь, хоть я и не представляю к кому именно. Меня возьмут… Меня попытаются взять. А вот смогут ли… У тебя есть час. Думай. Кстати, за вашим особняком я наблюдал из дома напротив.

Глава 13

   – Четыре трупа, – выкрикнул Климов, – в доме – четыре трупа: мать, отец и двое детей. А ты сидел и трепался по телефону, давая возможность ему уйти. А ведь делов-то всего было – попросить сержанта, чтобы он вызвал людей. Понимаешь? Ты меня понимаешь?
   И Климов прав, подумал Шатов, Дракон был совсем рядом. Когда Барановский выстрелил в первый раз, и когда его тело рвала автоматная очередь – Дракон слышал все. Он ушел не торопясь, спокойно переговариваясь с Шатовым по телефону. А Шатову даже и в голову не пришло, что достаточно протянуть руку, чтобы дотянуться до ненавистного горла. Чтобы вырвать тухлое драконье сердце. Чтобы…
   И все бы прекратилось. Абсолютно все.
   И не пришлось бы сидеть сейчас на стуле, горбясь под тяжелыми взглядами. И не пришлось бы ломать голову, искренне говорил Дракон, или просто тянул время. Просто издевался над Шатовым.
   – И, тем не менее, – задумчиво сказал Сергиевский, – нам нужно что-то решать.
   – А что тут решать? – резко обернулся к нему Климов. – Решать тут нечего. Наша песня хороша – начинай сначала. Будем искать дальше.
   – Нет, Дима, дальше в любом случае искать будем не мы, – Балазанов развел руками. – Дальше его будет искать кто-нибудь другой.
   – Это точно, – поддержал Пирог. – Группу после всего этого расформируют к ядреной Фене.
   – И что?
   – И ничего… Ты своих долго прятать будешь? – спросил Пирог у Климова. – Думаешь, на всю оставшуюся жизнь к ним охрану прикрепят? Хрена лысого! Дракону нужно только подождать с месяц – и все. Ты же знаешь, что происходит с делами, работа над которыми не приносит сразу этих гребаных результатов?
   – Вы предлагаете идти к Дракону?
   Как легко они стали произносить это слово. Поначалу они называли его сволочью или уродом. Потом – с легкой неловкой улыбкой, не забывая произносить: «Как его называет Шатов»… А теперь вот так просто – Дракон.
   «Как вы его называли?» – вспомнил Шатов вопрос, прозвучавший в кабинете, словно мхом обросшем скукой и упрямством. Выходит, очень важно, как ты называешь своего противника. Дракон.
   – Я предлагаю решать, – майор припечатал ладонь к крышке письменного стола, – идти до конца, или…
   В кабинете их было пятеро. Гремлин так и не появился. Выходило, что решать им предстоит пятерым. Четверым, поправил себя Шатов, с ним они советоваться не будут.
   – Если мы сейчас сообщим в Управление о стрельбе и еще четырех убитых, то больше ничего решать не придется. Сюда приедут очень важные люди и очень надежно усадят нас за составление тысяч рапортов и отчетов. Нам предложат сообщить, как это мы проморгали Барановского.
   – Не мы одни проморгали, – поднял голову Пирог.
   – А объяснений потребуют у нас, – спокойно произнес Сергиевский.
   – Но нам в любом случае придется увидеть парней из внутренней безопасности и вести с ними длинные разговоры, пытаясь объяснить, что мы не верблюды, – Балазанов с хрустом размял пальцы рук.
   – Это завтра, – напомнил майор. – А сегодня у нас еще есть возможность… Последняя возможность.
   Он уже решил, понял Шатов, он уже сделал свой выбор и теперь ждет решения остальных. И, независимо от этого решения, Сергиевский будет действовать. Как бы все это ни выглядело. Даже если он и контачит с Хорунжим, то и в этом случае майор сегодня будет действовать самостоятельно.
   – Он еще может не перезвонить, – напомнил Пирог.
   – Может, – кивнул Сергиевский.
   Пирог стукнул кулаком по колену:
   – И как все это будет выглядеть?
   – Точно – не знаю, – майор потер руки. – Выберем место, лучше открытое. Пойдет Шатов… В бронежилете. С ним пойду я.
   – Такое уже было.
   – Ну и что?
   – Не стоит рисковать двоим, – Шатов словно со стороны услышал свой голос и удивился, как спокойно и холодно он звучит.
   – Хочешь пожертвовать собой? – осведомился Климов.
   – Хочу разобраться до конца, – поправил его Шатов.
   – Может, ты уже и место выбрал?
   – Да. Площадь Свободы. Возле памятника.
   – Он не пойдет на середину площади.
   – Это пусть сам Дракон и решает, – Шатов посмотрел в глаза Пирогу, и тот отвел взгляд. – В другое место я не пойду.
   – Он не выйдет.
   – Если вправду ищет шанс уцелеть – выйдет. Это он предложил договариваться.
   Сергиевский устало вздохнул:
   – Будем голосовать?
   – Голосования не будет, – Шатов встал и оказался лицом к лицу с майором. – Решать буду я, извините. Без меня он ни с кем разговаривать не станет.
   – Да пошел ты, – чуть снова не сорвался на крик Климов, но майор его остановил.
   – Он прав. Я могу только доложить наверх о том, что у нас в холле лежит застреленный младшим сержантом милиции лейтенант Барановский. И на этом наш выбор закончится. Есть другие варианты?
   – А что мы делаем, пока Шатов будет топтаться посреди площади? – спросил Климов.
   – А мы будем за ним наблюдать и ждать.
   – А если Дракон появиться, мы все равно будем ждать?
   – Да.
   – Он же никуда не сможет уйти с площади. Мы его на машине достанем мгновенно.
   – Сам придумай, что может предпринять Дракон, – предложил Сергиевский. – Может, например, выйти не один, а с заложником.
   – Или устроить такую же штуку, как возле «Севера». Не уйдет вовремя с площади – кто-нибудь погибнет, – Балазанов похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет, покрутил ее в руках и сунул обратно. – Он придумает. Он сейчас все это и готовит. Ему зачем час понадобился, по вашему?
   Балазанов прав, Дракон может придумать кучу разных забавных способов обезопасить себя. Он в выборе средств не ограничен. Он сможет… Он все, что угодно сможет. Где-то перекрыть вентиль, или оставить где-то зажженную свечу. Шатов брал как-то интервью у миротворца, вернувшегося из Югославии. Там беженцы, оставляя свои дома, открывали на первом этаже газ, зажигали на втором свечу. И через час все взрывалось.
   Дракона трогать на площади будет нельзя.
   – Время, – сказал Пирог, глядя на часы.
   Сотовый телефон, который Шатов положил на письменный стол, подал голос.
   – Что отвечать? – спросил Шатов.
   – На площади.
   – Да, – сказал Шатов в трубку.
   – Решили где встречаемся?
   – Площадь Свободы. Возле памятника, – ответил Шатов.
   – Согласен, – Дракон задумался лишь на секунду. – В полночь.
   – Почему так поздно?
   – У меня есть на то свои резоны. И хочется добавить немного драматизма.
   – И нужно подготовить запасные варианты?
   – И это тоже. Мы друг друга понимаем. Ты будешь один?
   – На площади – один. Но за нами будут наблюдать, – Шатов оглянулся на Сергиевского.
   Тот кивнул.
   – Тогда жди, – сказал Дракон.
   Короткие гудки.
   – Сказал, чтобы я его ждал. В полночь.
   – Сейчас, – Климов посмотрел на часы, – около двадцати двух. До площади нам добираться отсюда на «мицубиси» пятнадцать минут. Имеем час сорок пять на то, чтобы покурить и оправиться. Какие будут предложения? Едем все?
   – Нет, – покачал головой Сергиевский. – Один останется на телефоне. Есть желающие?
   Климов хмыкнул, Балазанов снова хрустнул пальцами. Пирог откашлялся:
   – Я останусь.
   Шатов быстро отвел взгляд от его лица. Он имеет право отказаться. Так должен поступить любой нормальный человек. Должен. Потому, что все хотят жить. Потому, что уже надрывались криком, пытаясь поднять бетонные плиты и уже поминали Рыжего.
   Они уже прятали глаза от настойчивых вопрос своих семей – зачем их срывают из дома и везут в общежитие под охраной автоматчиков. В любой момент они могли достигнуть своего предела. Пирог уже достиг. Остальным проще, у Сергиевского уже нет семьи, у Балазанова – еще. Климов недавно женился и смотрит на эти проблемы несколько проще. Он вообще на все смотрит несколько проще. Гремлину повезло больше остальных – он вообще освобожден от выбора. Ну а Шатов…
   Шатов сел на диван, закрыл глаза, попытался представить себе Виту и вдруг с ужасом понял, что не может, что перед глазами встает Вика. Они похожи, но… Он не помнит лицо Виты. Совершенно не помнит. Будто тысяча лет прошла с тех пор, когда Вита ушла. Сколько прошло времени?
   Невозможно вспомнить. Невозможно. Неделя? Две? Месяц? Шатову стало страшно. Он утратил чувство времени, и чувство реальности также ушло от него. Он собирается разговаривать с Драконом. Договариваться с воплощенной смертью, с порождением ночного кошмара.
   …Диван мягко подался под Шатовым, превратился в месиво из грязи, полусгнившей травы и водорослей. Грязь утробно чавкнула, принимая тело Шатова. Шатов рванулся, но грязь не отпустила его, а деловито принялась засасывать его поглубже.
   Но это было не болото. Не то болото, которое Шатов неоднократно видел во сне. Это была просто куча грязи, одна из сотен куч, простирающихся до самого горизонта. Хотя, до горизонта здесь было совсем близко. Просто рукой можно было дотянуться до линии, где вязкая грязь прогибалась под весом свинцовой полусферы неба.
   Шатов снова попытался освободиться и снова безрезультатно.
   – Не получится, – сказал голос рядом. Знакомый голос. Ненавистный голос. Голос Дракона.
   – Получится, – упрямо возразил Шатов.
   – Нет, – Шатов оглянулся на этот новый голос и увидел Хорунжего.
   – Ты тоже здесь? – удивился Шатов, хотя самым краем сознания понимал, что удивляться здесь бессмысленно, что здесь может происходить все, что угодно.
   – А здесь все. Все. Оглянись, – предложил Хорунжий.
   Все здесь. Все, донеслись голоса со всех сторон.
   И живые и мертвые. Все мы остаемся здесь. Все. Эти слова пришли отовсюду и ниоткуда одновременно.
   – Я не останусь здесь, – Шатов попытался опереться на руку, но та утонула в грязи легко, словно в тумане, даже не ощутив сопротивления.
   – Не думай, что ты лучше других, – вкрадчиво произнес кто-то, лежащий в грязи рядом с Шатовым.
   Его лица и его голоса Шатов узнать не смог.
   – Я… – начал Шатов, но грязь угрожающе качнулась возле самого его рта.
   Не захлебнись, посоветовал кто-то сзади.
   – Не захлебнись, – крикнул Хорунжий.
   – Рот нужно держать закрытым!
   – Иначе захлебнешься.
   – Иначе нечем будет дышать…
   Еще голоса…
   И еще. И еще.
   – Хочешь выбраться? – спросил Дракон.
   – Да, – вырвалось у Шатова.
   – Это легко, – усмехнулся Дракон, выгибая шею.
   Странно, но Шатов не мог понять видит ли он Дракона в человечьем обличье, или тот не скрывает своего лица. Секунда – и это был человек. Еще секунда – и тяжелые бронзовые складки покрывают его лицо.
   – Это легко, – повторил Дракон, – нужно просто опереться на кого-нибудь. Подстелить его под себя, как гать на болоте.
   – Я думал, ты живешь на болоте, – сказал Шатов.
   – Я живу везде, Шатов. Драконы могут жить везде, а вот ты, Шатов, не сможешь жить нигде. Если не научишься складывать гать из других людей. Это очень просто… Смотри…
   – Не хочу, – Шатов снова рванулся, и снова понял, что грязь сильнее.
   – Просто протяни человеку руку. Пообещай ему помощь, а когда он протянет свою руку тебе навстречу – не упускай шанса. Иначе ты просто захлебнешься… Знаешь, сколько тут таких, которые пытались выбраться из этого, не пожертвовав ни кем?
   – Я не буду…
   – Просто у тебя еще есть немного времени, – голос Дракона стал сочувствующим, – ты еще не почувствовал вкус этой грязи. После первого глотка ты сделаешь все, лишь бы отсюда выбраться. И если это тебя утешит – ты не будешь одинок. Если к тебе протянется чья-то рука, это может значить, что он хочет тебя швырнуть себе под ноги.