Золотько Александр. Тень дракона

   Никто возражать не стал. Было в замечании Гремлина рациональное зерно.
   – А Дракон продолжал убивать людей параллельно оперативно-поисковому отделу. Так все выглядит, что он ни на секунду не усомнился в том, что убийца…
   – Браконьер, – подал реплику Шатов.
   – Браконьер, – согласился Гремлин, – что браконьер со стороны. Это мое первое возражение. Второе мое возражение связано с Шатовым.
   – Наконец-то, – Климов, не вставая, поклонился Шатову.
   – И возражение вот какое, – невозмутимо продолжил Гремлин, – Шатов сказал, что, по его мнению, Дракон, когда говорил о том, что убивал в одиночку, не врал. Ведь не врал?
   – Не врал. Точно, – Шатов вспомнил выражение лица Арсения Ильича. – Не врал.
   – Да и зачем ему врать?
   – А черт его знает! – взорвался Климов. – Может сам Шатов врет! Нет? А кто докажет? Он докажет? Шатов сказал то, Шатов сказал се! Это Шатов вам так сказал и поведал о героизме и своем беспримерном подвиге на берегу безымянного болота. А кто еще может подтвердить? Покойный Арсений Иванович, или как там его? Давайте я тоже скажу, что-нибудь! Сказать?
   – Лучше помолчи, Дима, остынь, – Гремлин хлопнул по ручке кресла, – я еще не закончил. Тут есть еще один момент. Деньги.
   – Какие деньги? – не сдержался Шатов.
   – Обычные, бумажные. Их у Дракона должно было иметься в достаточном количестве. Прикиньте, человек развлекается убийствами. И не просто так веселится, а тщательно готовится, аккуратно подбирает жертву, следит за ней… Так?
   – Так, – за всех сказал Пирог.
   – Тогда прикинь – он в одиночку должен пасти свои жертвы – привычки, режим работы, график передвижений… И так далее, – Гремлин улыбнулся, – сами все понимаете, как оно в одиночку хвостом ходить. А уж примелькаться можно за пару дней так, что все соседи здороваться будут.
   – Сам ведь говоришь, что в одиночку хрен получится такое, – прервал Гремлина Климов.
   – Дима, – ласково сказал Гремлин, – еще слово и я проведу с тобой сеанс одновременной игры на ребрах. Не перебивай.
   – Ладно, – махнул рукой Климов.
   – Вот. Хоть Климов и балаболка, но тут он ляпнул к месту.
   – Спасибо большое, – Климов шутовски, не вставая, поклонился и помахал Гремлину рукой.
   – Не засветиться Дракон мог в двух случаях – если был крутым специалистом…
   – Очень крутым, – пробормотал Пирог.
   – Очень. И второй вариант – кого-то Дракон мог использовать для наблюдения. Мелочь всякую, – Гремлин снова усмехнулся. – А мелочи нужно платить.
   – А засветиться перед «шестерками”? – поинтересовался Балазанов. – Слух о фраере, который платит бабки за наблюдение, до тебя самого дошел бы на второй день.
   – Но не дошел… – протянул задумчиво Пирог.
   Залегла тишина. Опера явно копались в памяти, пытаясь вспомнить – действительно ли не было подобных слухов. Шатов прикрыл глаза.
   Странно все получается. Странно… Стоило майору устроить мозговой штурм, как все начало рушиться. Убийца-одиночка, гордящийся своей независимостью, превращался в руководителя организации, а потом организация разваливалась, оставляя вместо себя монстра, вмещающего в своем больном мозгу с десяток других сознаний. А потом…
   – Не было такой информации, – уверенно сказал Таранов, – точно – не было. Я бы помнил.
   – В том-то и дело… – Гремлин поднял указательный палец. – А что это значит?
   – А хрен его знает, что оно значит, – заявил Климов со своей обычной непосредственностью. – Сам-то понимаешь?
   – Не совсем. Но к этому можно вернуться потом. А пока смотрите сюда. Шатову Дракон заплатил конкретно. Плюс снял квартиру, плюс выдал мобильный телефон, оплаченный на длительное время. И телефон, как я понял, крутой. Так.
   – Так, – с трудом выдавил Шатов, всем телом ощутивший вдруг тяжесть лежащего в кармане телефона.
   – Тех двух оглоедов, которые чуть не замочили Шатова…
   – Они должны были меня только припугнуть.
   – Хорошо, припугнуть. Но бабки они за это явно получили.
   – И, кстати, – подал голос Таранов, – попытки выяснить, куда подевались тела Мирона и Васеньки, так ни к чему и не привели. И даже не удалось выяснить, кто их нанимал. А брали ребята, по моим данным, денежки немалые.
   – И хата его в лесу тоже стоила немалых бабок, – Гремлин потер ладони, – и выяснить, кто конкретно этот домик строил и кому он толком принадлежит…
   – Это как раз понятно, – молчавший до этого майор достал из ящика стола еще одну пластиковую папку. – Владельцем двухэтажного здания в лесу является господин Гаврилин, Евгений Сергеевич. И владеет он этим зданием уже год, о чем имеется запись, сделанная в частной нотариальной конторе, и договор купли-продажи. А еще вот свидетельство о кончине бывшего владельца дома, и о трагической гибели нотариуса. Все налоги в государство уплачены. И сумма там, поверьте, достаточно большая. И еще, господин Шатов не просто заплатил деньги, он перевел их на счет бывшего владельца, так что дальняя родственница покойного владельца дома оказалась богатой наследницей.
   Шатову показалось, что перед ним распахнулась раскаленная топка. Кровь мгновенно бросилась к лицу. Этого не может быть. Не может. Главное – не смотреть в глаза оперов. Ничего хорошего там сейчас нет. А в глазах Сергиевского также не отражается ничего. Два маленьких серых зеркала, в которых отражается вселенная.
   – Вот это номер, – как-то даже радостно протянул Климов. – Неужто все и решилось? Так я был прав, Женечка?
   – Пошел ты, – вырвалось у Шатова.
   – Это я пошел? – Климов медленно встал со стола. – Я иду…
   Климов медленно приблизился к Шатову.
   – Я пришел… – процедил Климов сквозь зубы.
   Краем глаза Шатов заметил, что Гремлин попытался вмешаться, и что Сергиевский жестом остановил его.
   – Ты мне что-то хотел сказать, Женечка? – Климову теперь мало было просто ссоры. Старшему лейтенанту милиции очень хотелось спровоцировать Шатова на какую-нибудь глупость.
   – Тебе я ничего говорить не собирался и не собираюсь, – тяжело сказал Шатов.
   – Серьезно? – Климов наклонился к Шатову и положил правую руку ему на плечо.
   Пальцы больно впились в мышцу, Шатов дернул плечом, но Климов пальцев не разжал. Климов хотел разборки. Очень хотел, это читалось в его глазах, это сквозило в каждом его слове. Он невзлюбил Шатова сразу и теперь получил подтверждение своей прозорливости.
   – Расскажи нам, Женечка, нахрена ты затеял всю эту историю? Думал, не всплывет правда? Ошибочка выш…
   Климов хотел спровоцировать Шатова. Климов был уверен, что Шатов все-таки сорвется, если не из-за разоблачения, то хотя бы от боли. Но Климов не знал, что этим вечером Шатов уже имел достаточную разминку.
   Вставать и пытаться сбросить руку Климова Шатов не стал. Голова была кристально чистой, а мысли холодными и твердыми. Значит так? Значит, все это было нужно только для того, чтобы прижать Шатова? Застать врасплох?
   Значит, сейчас Шатов по замыслу Сергиевского должен расколоться и начать рассказывать всю правду?
   И снова время застыло. Медленно Гремлин поворачивает тяжелую голову к майору, майор тягучим движением приподнимает руку, на лице Пирога и Таранова проступает то ли удивление, то ли интерес… Климов продолжает тянуть бесконечное «вышла»…
   Один удар. Не вставая со стула. Костяшками пальцев. Мерзкий удар, Шатов использовал его в жизни пару раз и хотел больше не применять. Но Климов слишком хотел, Климов давил, Климов исчерпал ресурс терпения Шатова за неделю знакомства. Резкий удар в горло.
   Время пошло с обычной скоростью.
   Майор хлопнул ладонью по столу, Гремлин произносит какой-то неразборчивый звук… Только Климов ведет себя так, будто все еще находится в том, замерзшем времени.
   Хрип. В глазах – Шатов видит их всего в нескольких сантиметрах от своего лица – изумление и боль. Климов начинает медленно оседать на пол.
   – Твою мать! – произносит ошарашено Балазанов и бросается к Климову.
   Тот хрипит, заваливаясь на бок, кажется, что он хочет что-то сказать, но на самом деле просто пытается дышать.
   Вскакивают Таранов и Пирог, Климова подхватывают и укладывают на диван. А Шатов просто сидит и смотрит на это. Отстраненно и безучастно.
   Через несколько секунд Климов снова сможет дышать. И что-то произойдет с Шатовым. Что будет происходить. Ему вспомнят все. Ему предъявят бумаги, и он ничего не сможет доказать. Что будет дальше? Что?
   Шатов потер костяшки пальцев. Хватит. Он сегодня уже достаточно искалечил людей. Он выполнил свою многолетнюю норму по дракам. Хватит. Теперь он будет держать себя в руках что бы не случилось.
   – Все нормально? – не вставая из-за стола, спросил Сергиевский.
   – Сейчас отдышится, – ответил от дивана кто-то из оперов.
   – Тогда по местам. Продолжаем разговор.
   – А этот? – Таранеов мотнул головой в сторону Шатова.
   – А что этот? – поинтересовался майор. – Продолжим.
   Опера сели на свои места. Никто из них не взглянул на Шатова.
   – Дима прервал меня на том месте, когда я рассказывал о недвижимости Евгения Шатова. Так вот, – Сергиевский открыл папочку и извлек лист бумаги, – экспертиза утверждает, что на всех документах по этой сделке почерк гражданина Шатова Е.С. – подделан. И отпечатков пальцев гражданина Шатова на документах также нет.
   Климов надсадно закашлялся.
   – Пользуясь случаем, я хочу извиниться перед Евгением Шатовым за невыдержанность моего подчиненного, а своему подчиненному… – майор потер подбородок, – … своим подчиненным напомнить, что имею право вышвырнуть любого провинившегося из группы с такой скоростью, что звезды с погон встречным ветром снесет к чертовой матери. Понятно?
   Все промолчали.
   – Повторяю вопрос. – Сергиевский повысил голос, – Понятно?
   – Понятно, – почти хором сказали опера.
   Климов тоже попытался что-то сказать, но снова закашлялся.
   – Так вот, – Гремлин развел руками, – денег у Дракона много и тратил он их широко. А где брал? Как зарабатывал? Киллерствовал потихоньку? Фигня. Почти никто из убиенных драконом не мог быть выгодным клиентом. Во всяком разе – если брать на них заказы даже пучком, то вряд ли они перекроют стоимость дома в лесу. Так?
   – Не перекроют, – подтвердил майор.
   – Что выходит? Выходит, что Дракон был человеком богатым, но сдвинутым на убийствах.
   – Он говорил, – Шатов сказал это тихо, почти шепотом, но все оглянулись, – он сказал, что заработал достаточно денег, чтобы заняться любимым делом. Что-то вроде этого.
   – А у нас все богатые люди наперечет. Очень трудно быть богатым и неизвестным.
   Климов сел на диване, продолжая растирать горло.
   – На твоем месте, Дима, – посоветовал майор, – я бы извинился перед журналистом.
   – По-шел он, – просипел Климов.
   – Рискуешь, брат. Сеня Шрам из твоих подопечных?
   Климов молча кивнул.
   – Сегодня Сеня Шрам и Колобок попытались наехать на нашего свидетеля. В присутствии дам и товарищей. Оба, я полагаю, сейчас у хирурга. И я подозреваю – надолго.
   Рот Шатова наполнился горечью. Спасибо, товарищ майор. Продолжаете эксперименты?
   – Но к делу это не относится, – Сергиевский встал с кресла и вышел из-за стола. – Можно подвести некоторый итог. Дракон – будем называть его так – выглядит следующим образом. Достаточно богат, но источник денег не понятен. Информирован, но не засвечен. Убийства совершались разными людьми при полной невозможности существования группы. Почерк убийства всегда разный, а мы имеем очень веские аргументы в поддержку версии об убийце-одиночке. Причем, зацикленном на идее своего превосходства над другими. В лицо его никто не видел, кроме одного человека.
   – Двух, – сказал Шатов, и сердце у него сжалось. – Еще моя жена.
   – Двух, – кивнул Сергиевский. – Но особых примет Дракона они сообщить не смогли.
   – У него может быть шрам на лице. Я ударил…
   – Да, и еще мы знаем группу крови, можем произвести анализ ДНК если припечет. И все, – майор остановился посреди кабинета и развел руками. – Все.
   – Не все, – Таранов поднял руку, – еще мы знаем, что Дракон почему-то хочет достать Шатова. Но не убить сразу. Зачем-то он его вытащил на свет, хотя мог просто уничтожить обоих – его и жену.
   Все посмотрели на Шатова.
   Интересно поглядеть на покойничка, мелькнуло в голове у Шатова. Даже если он еще ходит, дышит, может врезать, если достанут. Все равно интересно, как он отреагирует на обсуждение предстоящей смерти его и его жены.
   – Есть еще дополнения?
   – Есть предложение подвести черту, – буркнул Гремлин. – Завтра снова в бега.
   – Логично, – согласился майор, – но меня интересует Рыжий.
   – Мамочки! – Пирог вскочил с места, – я же звонок возле входной двери отключил.
   Пирог открыл дверь кабинета, и все услышали отдаленные удары.
   – Ломится, бедняга, – засмеялся Балазанов, пока Пирог ушел открывать дверь, – не пускают бедного домой.
   Рыжий пришел не один. Перед собой в кабинет он втолкнул девчонку лет семнадцати, в черной клепаной куртке на несколько размеров больше и мини-юбке в обтяжку. Черные чулки, устрашающего вида кроссовки на толстенной подошве и наручники довершали гардероб.
   Еще внимание привлекали черные с лиловым отливом всколоченные волосы и опухшая щека с явными следами здоровенной пятерни.
   – Знакомьтесь, – Рыжий вытолкнул девицу на середину, – это Лялечка.
   – Руки убери, козел! – выпалила Лялечка.
   Дальнейший текст содержал в себе мало фактов, но изобиловал информацией об эмоциональном состоянии гостьи, ее мнением о моральных и физических данных всех ментов в общем, и Рыжего в частности. Характеристика Рыжего была особенно подробной и насыщенной личными предположениями Лялечки.
   Рыжий сел на диван возле Климова и слушал почти с восхищенным выражением лица.
   Рассказав о совершенно нетрадиционной сексуальной ориентации Рыжего, Лялечка неожиданно замолчала, обвела взглядом кабинет и поинтересовалась, сплюнув на палас:
   – А вы какого хрена уставились, козлы?
   – Пасть закрой, – мягко посоветовал Сергиевский, – поворачиваясь к Рыжему. – Пояснить ничего не хочешь?
   – Чо пояснить? – взвизгнула Лялечка. – Вломился, падел, в компанию, кайф всем сломал, а Телику нос, мне, сука, руку выламывал, а потом еще и по роже засадил, мудак. Я вот в суд подам…
   – Егор! – скомандовал Сергиевский.
   Гремлин встал с кресла, подошел к брызгающей слюной красавице и аккуратно взял ее за плечо.
   – Чо? – Лялечка разом затихла.
   – Посиди на стуле, – тихо попросил Гремлин, – молча посиди.
   И дама безропотно выполнила приказание.
   – Теперь говори.
   И Рыжий рассказал.
   Ему повезло. Действительно повезло так, как может повезти только оперу, не один год топчущему обувь по делам службы.
   В поликлинике, как и следовало ожидать, никто и ничего не заметил. Кроме Шатова на прием было записано двадцать три человека, и Рыжий несколько расстроился. Предстоял утомительный бессмысленный вечер и такой же утомительный бессмысленный следующий день.
   Нужно было выбирать, к кому идти в первую очередь, а к кому – потом. Люди, это Рыжий знал наверняка, сейчас мало оглядываются по сторонам. У них и так много своих проблем. Исключение составляют люди пожилые, у которых времени свободного много и торопиться которые не любят.
   Таких в списке было семь человек, причем записались на прием недалеко от Шатова – три старушки, семидесяти, семидесяти трех и семидесяти пяти лет отроду. Справившись по их медицинским карточкам, Рыжий понял, что все три в маразм пока еще не впали и могли не только что-нибудь увидеть, но и запомнить.
   Две из них жили практически возле самой поликлиники, а вот третья – в четырех троллейбусных остановках.
   Рыжий решил было начать с ближайших, но что-то его подтолкнуло ехать к той, что жила подальше, Евдокии Степановне Малышевой. Почему, Рыжий смог объяснить уже только в кабинете Сергиевского:
   – Тут в чем дело – записались все три старухи почти на одно и то же время. На вечер, в самом конце приема. Ясный хрен, дальняя отправилась в поликлинику загодя, чтобы не опоздать. Значит, записалась на тогда, когда хотела. Так? А те, что поближе приперлись, когда смогли, им то что, живут рядом, не успеют сейчас – запишутся на потом. Вот и выходит, что Малышева могла выбирать где записаться, а значит, сразу после Шатова вписалась сознательно, то есть его графа была уже заполнена.
   В этом месте рассказа Балазанов хмыкнул, а Пирог дипломатично откашлялся. Такая аргументация их явно удовлетворила не слишком, посему Рыжий быстро перешел к основной части рассказа, опуская свои логические построения.
   Оказалось, что бабка действительно видела того, вернее, ту, кто делал запись. Оказалось это после напряженного получасового разговора, постоянных переспросов и подозрительных замечаний пенсионерки.
   – Чуть крышей не съехал, пока мы с ней дошли до того, кто записывался перед ней. А потом – просто понесло старушку.
   «Девка была, шалава из нынешних. Жвачку свою жевала беспрерывно, задницу оттопырила,» – старушка собралась было остановиться на моральном облике современной молодежи, но Рыжий попросил назвать приметы шалавы.
   И вот когда после живого описания короткой, «до пупа» юбки, кожаной куртки и дикого оттенка волос Евдокия Степановна упомянула вытатуированную за ухом бабочку, Рыжий «сделал стойку», задал несколько наводящих вопросов и вылетел из квартиры пулей.
   Ровно две недели назад, перед самым переходом в группу Сергиевского, Рыжий имел счастье общаться с группой завсегдатаев ночного клуба «Брюхо». В третьесортном клубе помимо танцев шла активная торговля наркотой и девочками, произошла драка с применением ножа и всех, кого удалось поймать допрашивали в качестве свидетелей. Среди задержанных оказалась и Лялька, шестнадцатилетняя начинающая наркоманка и проститутка.
   Знал ее Рыжий и раньше, несколько раз имел с ней безрезультатные душеспасительные беседы, но в тот вечер обратил внимание на обновку Ляльки – татуировку за правым ухом. Поскольку все остальные приметы также соответствовали, то Рыжий перезвонил на базу и отправился по адресам, где могла тусоваться Лялька.
   С третьей попытки он оказался в полуразгромленной квартире очередного приятеля Ляльки, вломился посреди вечеринки, дал в харю не вовремя расхрабрившемуся пареньку и забрал Ляльку с торжества. На лестничной клетке она попыталась вцепиться ногтями в лицо Рыжему, за что получила оплеуху и наручники.
   – Вот такое кино, – закончил свой рассказ Рыжей.
   – Кино, – выразил общее мнение Таранов. – Кино и немцы.
   Насколько понял Шатов, опера испытывали то же самое, что и он. Еще пять минут назад они обсуждали как именно работает Дракон. Еще пять минут назад Шатов был уверен, что Дракон не оставляет следов, что только чудом можно выйти на него. И вот чудо свершилось.
   – Железяки снимите, – сказала, воспользовавшись паузой, Лялька.
   – Сними, – кивнул майор.
   – И поссать отпустите, – потребовала девчонка, едва наручники были сняты.
   – Обязательно, – пообещал Рыжий, – как только – так сразу. Ты нам отвечаешь на вопросы – мы отводим тебя в сортир.
   – А если я вам прямо на стул?
   – Во-первых, твоими шмотками здесь все вытрем, а потом мыться не дадим. Усекла?
   – Усекла… А чего ты ко мне вообще прицепился? Какого беса тебе нужно? Я ничего не знаю и ответить на твои вопросы не смогу.
   – Мы ж еще ничего не спрашивали… – засмеялся Рыжий.
   – А я ничего не знаю. Ничего. Ни хрена. Ни…
   – Хреново, Лялечка, – со вздохом заметил Балазанов, – тогда тебе прямая дорога соучастницей идти, а не свидетельницей.
   – Не бери на понт, – резко обернулась к нему Лялька, – ничего ты на меня не повесишь. В чем соучастница? В том, что в больницу ходила? Так меня этот, как его, Шитов и попросил.
   – Не Шитов, а Шатов, – поправил Таранов.
   – Не один хрен?
   – Не один. Поскольку Шатов Евгений Сергеевич в настоящий момент сидит напротив тебя. И он тебя об этом не просил.
   Лялька стрельнула глазами в сторону Шатова и пожала плечами:
   – Не этот просил. Другой. А мне какая, на хрен, разница? Я что, его паспорт смотрела? Дал бумажку, заплатил. Я и сходила.
   – Можешь его описать? – спросил Шатов.
   Сейчас все прояснится. Жив дракон или нет. Он это или кто-то другой решил поиграть с Шатовым. Или…
   – Парень и парень, – ответила Лялька. – Лет, может, двадцать пять. Высокий такой…
   Лялька подняла над головой руку. Выходило, что парень был метров двух.
   – Такой как этот? – Сергиевский указал на Гремлина.
   – Не, тот был не такой здоровый…
   – Рост, – Гремлин встал.
   – Не, – глянув на него, помотала головой Лялька, – меньше. Сантиметров на пятнадцать. А может – на двадцать… Я не разобрала. Темно было.
   – Где было темно?
   – Да в «Брюхе» же, где еще? Подвалил, спросил, хочу я подработать или нет. Я думала, он пистон хочет мне вставить. Пошла с ним в машину…
   – Какая машина?
   – А хрен ее разберет… Вроде – наша. В смысле, типа «жигуля».
   – Цвет?
   – Да говорю ж вам, темно там было, блин. Фонари не горят, около двенадцати ночи, да еще дождь. Я уж и куртец стала снимать, а он говорит, что трахать меня пока не будет, что пока он хочет, чтобы я сходила в поликлинику и записала его… – Лялька снова посмотрела на Шатова, – или вот этого на прием к врачу.
   – Зачем не сказал?
   – А мне один хрен. Он мне дал… – Лялька замялась.
   – Говори, не стесняйся, – подбодрил Балазанов, – таблеточку? Две?
   – Ну и что? Я ж не торговала ими. Я для себя. А это…
   – Да знаем, знаем, – махнул рукой Рыжий. – Дальше.
   – А все. Сказал, что вот пока половина. Когда сделаешь – получишь остальное.
   – Когда? – этот вопрос выдохнули разом все присутствовавшие в комнате.
   Даже Климов попытался что-то спросить, но снова закашлялся.
   – Так сегодня, – растерянно сказала Лялька. – Сказал, что снова в ночь.
   Все посмотрели на часы. Двадцать три двадцать.
   – Где? Точно говори? Полночь?
   – Нет, в половину третьего, на стройке. Возле «Брюха» там стройка старая…
   – Спорткомплекс, – сказал Рыжий. – Студенческий. Еще с советских времен заморожен. Едем?
   – Где конкретно встречаетесь? – спросил Сергиевский.
   – Там в зале. Ступеньки на второй этаж, – наморщив лоб, вспомнила Лялька.
   – Какого черта так поздно встречаетесь? – просипел Климов.
   – Я его тоже спросила, а он заржал и сказал, что ему так нравится. А если я боюсь, то могу своего пацана привести. А мне по сараю, все равно в «Брюхе» до утра тусоваться.
   – Пацана… – Рыжий посмотрел на Сергиевского.
   – Пацана, говоришь… – майор медленно встал из-за стола, – пацана.
   – Пацана, пацана, – Лялька заелозила ногами по полу, – ссать хочу, блин. Обещали ведь.
   – Сопроводи свою подругу, – приказал Сергиевский Рыжему, проводил обоих задумчивым взглядом и обернулся к группе, – какие будут предложения?
   – Какие предложения! – Таранов потер руки. – Брать надо.
   – А пацаном к ней могу пойти я, – предложил Гремлин.
   – Ага, – засмеялся Балазанов, – к тебе ни один нормальный человек ночью разговаривать не выйдет. Нужно идти Рыжему. Он у нас и выглядит помоложе, и рукопашными делами занимается специально.
   – Время, майор! – напомнил Таранов.
   – Знаю…
   – Может, подкрепление возьмем? – спросил Гремлин. – Знаю я те места – можно хоть сотню Драконов потерять.
   – Чтобы там все оцепить – нужно пару эскадронов вызывать, – возразил Таранов, – нужно идти нам. Рыжий и Лялька на место встречи, мы прикрываем.
   – Близко не подойдем, может засечь…
   – Мы аккуратно. Парами. Повезет – его Рыжий зацепит, а мы подойдем. Нет – потеряем ночь.
   – Еще мы можем потерять и Рыжего, и Ляльку, – сказал вставая со стула Шатов. – Вы забыли, что он положил пятерых из группы Ямпольского. Один – пятерых.
   – Так то Дракон, – Таранов засмеялся, – а этот не похож. Сам ведь слышал описание. Молодой, спортивный. А Дракон, если верить тебе, имеет рост средний и лет ему за сорок. Не он.
   – Мы пришли, – объявил Рыжий, пропуская в кабинет Ляльку, – что решили?
   – Хочешь стать Лялькиным пацаном? – спросил Сергиевский.
   – Всю жизнь мечтал.
   – Оденете «броники». В случае чего – стреляй на поражение, не стесняйся. Вопросы есть?
   – Кто останется на базе? – спросил Балазанов.
   – Шатов, – коротко ответил Сергиевский, и все встали.
   – Нет.
   – Что значит «нет»? – переспросил Шатова Сергиевский.
   – «Нет» – это значит, что я должен ехать с вами, – Шатов решил, что если придется настаивать, то он пойдет до конца. – Я единственный из вас, кто видел Дракона в лицо.
   – Сказали же тебе, что это не Дракон. Не Дракон.
   – Этот парень – не Дракон, но кто сказал, что он придет один? – упрямо возразил Шатов. – И кто гарантировал, что Дракон не будет контролировать встречу? Кто это вам сказал? И кто сказал, что вы просто не разминетесь с Драконом на подходе к спорткомплексу? Он с вами раскланяется и уйдет.
   – Чего это вдруг ему контролировать встречу?
   – Да потому, что на этой встрече Ляльку могут попытаться убить, вы этого что, не понимаете?