Страница:
Отсюда две равно ошибочных стратегии: "тоталитаристское" стремление подогнать эмпирические факты по мерке научных законов (некая аналогия прокрустовой операции "вытягивания" путников по мерке его ложа) или "реформистское" стремление постоянно изменять научную модель, сделав из нее что-то вроде безразмерных колготок.
722
Более адекватна позиция "революционера", который выступает как враг всякого существующего порядка: его мечта о "перманентной революции" есть само революционное действие, "сама реальность". Но, повторяю, корень, исток, база этой реальности, как считает Делез, - в языке, "революционер" (как в сфере политики, так и в сфере науки) в себе самом несет всепожирающий огонь неудовлетворенности любым "порядком", любым наличным состоянием; при этом силу ему дает уверенность, что его мечта осуществима наяву.
Таков, по Делезу, и источник любого искусства, поэзии, мифологии и пр. [1], а также любых операций символизации, которая включает в себя такие "странные" слова-термины, как "это" (или как нуль в математике).
Отношение между такими взаимосвязанными разнородными "сериями" предстает как основание образования структуры: для того чтобы образовалась структура, необходимо отношение означающего к означаемому. В составе означающего должно быть в наличии некоторое множество обозначающих терминов, которым соответствует некоторое множество терминов в означаемой серии. Каждый термин одной серии задается отношением к соответствующему термину в другой серии. Конфигурация терминов и образует структуру, но только потому, что отношениям между терминами в связанных сериях соответствуют особые события, "сингулярности". Структура как таковая, "в чистом виде" - не что иное, как "свод идеальных событий"; структура в ее "наличном виде", в ее "например" - это хотя бы специфические звуковые характеристики данного языка.
Связывает же серии между собой, заставляя их постоянно меняться, "парадоксальный элемент", "различитель", который принадлежит сразу им обоим. Но в одной он выступает как неистощимый "избыток", а в другой - как неистребимый "недостаток" (вроде кочующего "пассажира без места" в одной "серии" и аналогичного "места без пассажира" в другой). Этот парадоксальный элемент - сразу и эзотерическое слово, и эзотерический объект, благодаря которому осуществляется нескончаемый процесс "наделения смыслом как означающей, так и означаемой серий" [2].
1 Так, кстати, Делез интерпретирует и концепцию "структурной антропологии" К. Леви-Строса.
2 Делез Ж. Логика смысла. С. 72.
Что же такое "идеальное событие", совокупность которых (и отношений между которыми) лежит в основании структуры? Вот ответ Де-леза: "Это сингулярность, или, скорее, совокупность сингулярностей, сингулярных точек, характеризующих математическую кривую,
723
физическое положение вещей, психологическую или нравственную личность. Это - поворотные пункты и точки сгибов; узкие места, углы, преддверия и центры; точки плавления, конденсации и кипения; точки слез и смеха, болезни и здоровья, надежды и уныния, точки чувствительности" [1].
Короче, можно сказать, что это - характерные моменты в развитии любого объекта, когда он способен измениться, причем так, чтобы это изменение не было простым продолжением его прежнего состояния. Поэтому есть тонкость, касающаяся способа его бытия и отличающая его от любого "положения вещей" и никоим образом не сводимая к различию между "вещами" или "положениями вещей": "...такие сингулярности не следует смешивать ни с личностью того, кто выражает себя в дискурсе, ни с индивидуальностью положения вещей, обозначаемого предложением, ни с обобщенностью или универсальностью понятия, означаемого фигурой или кривой. Сингулярность пребывает в ином измерении, а не в измерении обозначения, манифестации или сигнификации. Она существенным образом доиндивидуальна, нелична, аконцептуальна. Она совершенно безразлична к индивидуальному и коллективному, личному и безличному, частному и общему и к их противоположностям. Сингулярность нейтральна. С другой стороны, она не "нечто обыкновенное": сингулярная точка противоположна обыкновенному" [2].
В точке сингулярности существующее "положение вещей" может преобразоваться в совершенно иное (например, вода может стать паром или наоборот; человек разрыдаться или успокоиться); его можно характеризовать как критическое состояние, или состояние неустойчивого равновесия. После того как эта точка пройдена, образуется то или иное "нормальное" состояние. Событие только потому событие, что с него начинается нечто новое. В идеальном ("чистом") событии как бы свернуты разные варианты. Его форма в языке - инфинитив. Поэтому "модус события - проблематическое" [3]. Проблемная ситуация, по Делезу, вовсе не субъективное состояние неуверенности, возникающее как следствие недостатка информации; она совершенно объективный вид бытия, бытие "сингулярной точки", характеризующееся объективными же условиями.
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 73.
2 Там же.
3 Там же. С. 75.
Коль скоро речь идет о человеческих проблемах (других, разумеется, не бывает - превращение воды в пар не является для воды проблемой [4]), то в человеческом мире проблема - это "место вопроса". Воп
724
рос придает проблеме тот или иной смысл (даже в том случае, если вопрос остается без ответа, а проблема - без решения). В самой общей форме вопрос должен быть задан с использованием "пустого слова" (например, "что это такое?"); он остается вопросом как таковым", поскольку в нем не содержится и не может содержаться, пусть неявно, тот или иной определенный ответ. Тогда вопрос предстает как "парадоксальный элемент", обладающий "минимумом бытия".
4 Соответственно точка кипения или конденсации для самой воды - не события.
Человек, способный вопрошать, тем самым стоит "у истоков бытия": он, и только он, способен разыграть ту или иную "партию" бытия! Но условием реализации любой из таких "партий" является объективная возможность всякой "игры". Это "чистая возможность". Ее тоже можно определить как игру - но без правил, без цели, без выигрыша или проигрыша; здесь нет никакого распределения шансов, никаких различий между ходами, что можно было бы выразить в понятиях "удачного" или "неудачного" хода. Эта "вырожденная" игра целиком развертывается в пространстве "чистых сингулярностей", и поэтому место "смысла" здесь занимает "нонсенс", бессмыслица. Например, "пустое слово", парадоксальный элемент, с равным успехом может быть и "словом", и "вещью", и даже вообще быть лишенным денотата [1].
1 Как в парадоксах теории множеств.
Но коль скоро предметный мир человека связан с вопрошанием, обращенным к бытию, то язык, как писал Хайдеггер, есть "дом бытия", а тайны этого "дома" весьма существенны для онтологии. Поэтому если парадоксы органично свойственны языку, то нельзя отмахиваться от них ссылками на то, что расселовского брадобрея в реальном мире не существует. Невозможное, которое существует только в пространстве языка (об этом свидетельствуют парадоксы) и на которое не распространяется логический закон противоречия (расселовский брадобрей, как и движущаяся точка, сразу и существуют, и не существуют "в одно и то же время и в одном и том же отношении"), может оказаться более фундаментальным, нежели действительное и возможное в пространстве предметного мира, если предметы этого мира возникают в результате сигнификации. Парадокс находится у истоков этого возникновения: ведь здесь рождается имя, которому не предшествует бытие именуемого как реального или хотя бы возможного. Уже после вступает в действие "здравый смысл", который стабилизирует изначальный поток, проводя отождествление нетождественного; в результате образуется и "вещь" как "то же самое", и самотождественное Я.
"Общезначимый смысл отождествляет и опознает так же, как здравый смысл предвидит. В субъективном отношении общезначимый
725
смысл связывает собой различные способности души и дифференцированные органы тела в совокупное единство, способное сказать "Я". Одно и то же Я воспринимает, воображает, вспоминает, знает и так далее. Одно и то же Я дышит, спит, гуляет и ест... Язык невозможен без этого субъекта, который выражает и манифестирует себя в нем, проговаривает то, что делает. С объективной точки зрения, общезначимый смысл связывает данное разнообразие и соотносит его с единством конкретной формы объекта или с индивидуализированной формой мира. Я вижу, обоняю, пробую на вкус или касаюсь одного и того же объекта; я воспринимаю, воображаю и вспоминаю тот же самый объект... Я дышу, гуляю, просыпаюсь и засыпаю в одном и том же мире, так же, как я двигаюсь от одного объекта к другому по законам детерминированной системы" [1].
Но в этой сфере смысл "уже дарован" вещам мира языком. Для того чтобы добраться до истока, приходится разрушить и мир устойчивых, самотождественных предметов, и здравый смысл. Это можно назвать сумасшествием; но тогда следовало бы добавить, что сумасшествию генетически предшествовало становление "ума", его образование, его формирование. "На границе предложений и вещей", в той области, где обитает парадокс, ум и безумие встречаются друг с другом. Пытливый ум ребенка и шизофренический бред трудно различимы.
Делез считает, вопреки чуть ли не господствующей сейчас тенденции, что есть разница между изысками современных поэтов и художников (а также "детскими считалками"), с одной стороны, и шизофреническим бредом - с другой, что сходство между ними "внешнее" и "грубое". Но вместе с тем картина "нарастающей творческой дезорганизации" в современной культуре, которую он рисует в "Тринадцатой серии" своей книги, заставляет думать, что оно не так уж и "грубо", поскольку "язык шизофрении" для культуры оказывается изначальным! Не случайно английский язык характеризуется как "пищеварительный и экскрементальный", и не только в сказке Кэрролла, где, по мнению соотечественника Делеза (человека и в самом деле психически больного), Антонена Арто, "фекальность... присутствует повсеместно" [2]. На этом уровне, где все разорвано и смешано, где нет ни "глубины", ни "поверхности", смысл не живет. Но он рождается там, где возникает различие между "поверхностью" и "глубиной", где имеют
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 102. Кажется несколько странным, что, весьма подробно рассматривая эту проблему, Ж. Делез даже не упомянул о своем соотечественнике Э. Мейерсоне. книга которого "Тождественность и действительность" целиком ей посвящена.
2 Там же. С. 111. Кстати, по мнению Делеза, "Арто - единственный, кто достиг абсолютной глубины в литературе, кто открыл живое тело и чудовищный язык этого тела..." (Там же. С. 120 книги Делеза).
726
место события и предложения, где возникают отношения обозначения, называния и "положения вещей", выражения (манифестации) и выражаемого. Кант и Гуссерль (определявший смысл как "ноэму акта"), по Делезу, скорее прикоснулись к проблеме смысла как такового, чем разобрались с нею. Они связывали порождение смысла с деятельностью трансцендентального сознания, каковое совпадало у них с понятием субъекта, сохраняющего свою идентичность. Поэтому и у того и у другого смысл принимается только как общезначимый, как "здравый смысл", который предстает как прирожденная способность. Отсюда следует вывод, что усматриваемые сознанием объекты возникают в результате бесконечного процесса идентификации. Но это, по мнению Делеза, "только рациональная или рационализированная карикатура на подлинный генезис, на наделение смыслом, который должен вызвать этот генезис посредством самореализации внутри серии; наконец, это карикатура на двойной нонсенс, который должен предшествовать дарованию смысла, выступая как квази-причина последнего" [1].
Делез скорее солидарен с Сартром, который ввел понятие безличного трансцендентального поля, не имеющего формы субъективной самотождественности. Оно не обладает характеристиками личности, не является ни общим, ни индивидуальным. Впрочем, Делез идет дальше, поскольку считает, что это трансцендентальное поле не может быть определено и как поле сознания. Казалось бы, учитывая сказанное несколько ранее о мире шизофреника, что этот мир больше подходит к роли первоистока смысла; правда, мир шизофреника все же остается миром сознания! Не потому ли Делез утверждает, что "все противоречит" подобному заключению? И в самом деле, сознание всегда "синтез объединения", оно предполагает наличие Я, "точку зрения Эго", а то трансцендентальное поле, о котором рассуждает Делез, не индивидуально и не лично. Единственное, что можно о нем сказать, это то, что оно является "источником сингулярностей", из которых возникают личности, тем самым предстающие как "самоактуализация" и "самоосуществление" этого поля [2]. Поэтому даже трансцендентализм Гуссерля представляется Делезу "метафизикой" того же типа, что и религиозное представление о Боге: предикаты Божества просто переносятся на человека, а Бог трактуется как отчужденный человек. Идее Делеза
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 126.
2 На мой взгляд, многочисленные метафоры и аналогии из области биологии и кристаллографии, использование понятий этих наук в качестве изобразительных средств, не делают рассуждения Делеза о способе бытия смысла более убедительными. Самое большее, читатель воспринимает эти рассуждения как неясный намек, способный помочь реконструировать ход мысли автора, но не убедить в справедливости его идеи.
727
об изначальном "поле", по его собственному мнению, ближе "дионисийский" мир воли к власти, мир "свободной и несвязанной энергии": "Есть что-то такое, что ни индивидуально, ни лично, но сингулярно; что, в отличие от недифференцированной бездны, перескакивает от одной сингулярности к другой и бросает кость, делая всегда один и тот же бросок - заново построенный и расчлененный в каждом бросании. Это и есть дионисийская смыслопорождающая машина, где нонсенс и смысл уже не просто противостоят друг другу, а, скорее, соприсутствуют вместе внутри нового дискурса. Новый дискурс больше не связан определенной формой, но он и не дискурс бесформенного; это, скорее, дискурс чистого неоформленного. ...Субъектом здесь выступает свободная, анонимная и номадическая, сингулярность, независимо от материи их индивидуальности и форм их личности" [1].
* * *
Теперь обратимся к тому, как из того "поля", в котором наличествуют только "сингулярности", возникает "мир" и "индивидуальности" (которые, согласно мнению Делеза, от "мира" неотделимы). Это возникновение - "первый этап генезиса" [2]. Сингулярности, раз возникнув, способны становиться "сериями", обладающими свойством сходимости (если бы сингулярность таких "серий" не порождала, не было бы устойчивости, даже относительной). Среди сингулярностей есть такие, которые способны присоединять и осваивать (то есть определять в соответствии с собственными характеристиками) известное (конечное) число сингулярностей из множества, составляющего изначальный "мир". Так возникают "индивидуальности", вокруг которых образуется их специфический мир [3].
Поскольку Делез считает, что у самого мира нет возможностей формировать "потенциалы сингулярностей", надо полагать, что поле, которое такие потенциалы формирует, отлично от "мира", образующегося вокруг "индивидуальностей". Отсюда понятно, почему он считает, что "преобразующую силу можно признать в мире только за индивидуальностями, и то лишь на время - время их живого настоящего, относительно которого прошлое и будущее окружающего мира приобретают, наоборот, фиксированное и необратимое направление" [4].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 137.
2 Там же. С. 139.
3 Нетрудно видеть, что Делез здесь пересказывает на языке своей концепции известную идею Гуссерля о "коррелятивности" мира и сознания (а также более ранний, марксистский, тезис о "предметном мире" человека).
4 Там же. С. 140.
728
Эти представления близки монадологии Лейбница. Однако у Лейбница "монады" - это своего рода "души" (во всяком случае, духовные сущности). У Делеза не совсем так, поскольку в приводимых им примерах и "грешный Адам", и "зеленеющее дерево" равным образом суть "образовавшиеся субъекты", аналитическими предикатами которых соответственно являются "быть грешным" и "быть зеленым"; так что среди равных друг другу индивидуальностей есть такие, которые, как мог бы сказать О.Хаксли, "равнее других".
Возникновение индивидуальностей вместе с коррелированными им мирами это "первый уровень осуществления". Мир индивидуальности предстает как выражение этой индивидуальности, и поэтому является ее "принадлежностью" (а "событие" этого мира - "аналитическим предикатом субъекта"). Иначе говоря, совокупность "событий" и есть, так сказать, "субъект в действии".
На втором этапе осуществления образуются такие "монады", которые, будучи сконституированы таким же способом, как и все прочие, способны выйти за пределы "имманентной трансцендентности" (см. пятое из "Картезианских размышлений" Гуссерля) и сконституировать особого рода предмет - "другого субъекта", с его собственным "окружающим миром", причем отличные от него самого и его мира. Так появляются человеческие индивидуальности, "личности", Эго, которые отличаются от других тем, что содержат нечто "двусмысленное", источник "случайности", то есть являются причиной самих себя (causa sui). И в этом своем качестве "...личность - это Улисс, или Никто, собственно говоря. Она - производная форма, порожденная безличным трансцендентальным полем. А индивидуальное - всегда нечто, рожденное, подобно Еве из ребра Адама, из сингулярности, простирающейся по линии обычных точек вплоть до до-индивидуального трансцендентального поля" [1].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 148.
Пытаясь разобраться во всем этом, мы, опять же, ни на минуту не должны забывать, что анализ Делеза идет в пространстве образований языка, как его понимает структурализм; более того, в призрачном "мире" "различий самих по себе" и "отношений самих по себе". Поэтому и индивидуальность, и субъект, и личность, и дерево - это не объективные реальности, а идеальные образования, аналогичные математическим. Тогда мы сможем справиться и с переходом мысли Делеза ко второй стадии генезиса - стадии "статичного логического генезиса"; нас тогда не удивят первые строки "семнадцатой серии" его книги, в которых сказано:
"Индивидуальности - это бесконечные аналитические предложения: бесконечные в отношении того, что они выражают, но конечные
729
в своем явном выражении в отношении своих телесных зон. Личности суть конечные синтетические предложения: конечные в своем определении, но неопределенные в отношении своего приложения. Индивидуальности и личности сами по себе являются онтологическими предложениями - личности основываются на индивидуальностях (и наоборот, индивидуальности основываются на личности)" [1].
В самом деле, почему бы и нет? Если перевести человеческую индивидуальность, как здравый смысл трактует это качество, в универсальное пространство языка, стерильно чистое и свободное от любых истолкований, то она моделируется в "аналитическом предложении", возможное содержание которого бесконечно. Что же касается "телесной зоны", то она, "в своем явном выражении", конечна, поскольку конечно, пусть и довольно велико, число живущих людей. То, что личности (конкретные человеческие личности), суть "конечные синтетические предложения", может быть подкреплено тем фактом, что исчерпывающая характеристика человека в принципе возможна только после его смерти, когда он совершил все, что смог.
Подобную же трактовку можно дать и определению "мира", которое мы находим у Делеза: "Мир уже охватывает бесконечную систему сингулярностей, прошедших отбор на схождение", а также: "мир может сформироваться и мыслиться только вокруг населяющих его и заполняющих его индивидуальностей" [2], как и прочим деталям той абстрактной онтологической картины, которую рисует Делез, время от времени прибегая к образам монадологии Лейбница [3]. Изначальны здесь в генетическом плане, как мы уже знаем, сингулярности, которым соответствуют неопределенные формы глаголов - "зеленеть" или "грешить". В "окрестностях" этих сингулярностей образуются объекты - дерево или Адам. Первое способно быть зеленым, второй способен быть согрешившим, и это уже "аналитические предикаты образовавшихся субъектов" [4]. Субъекты вступают в отношения: например, Адам съел яблоко с древа познания добра и зла. Все это, согласно Де-лезу, происходит на первой стадии осуществления, в пределах образования "монады" и ее "мира" (каковой, говоря словами Гуссерля, предстает как результат "имманентной трансценденции") [5]. На второй стадии происходит выход за пределы имманентного - к "окружающему миру", и к другим Я с их "мирами", входящими (как и мое собственное Я с моим индивидуальным миром) в общий "окружающий мир".
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 149.
2 Там же. С. 139.
3 Например, что "каждая индивидуальная монада выражает целый мир", и пр.
4 Там же. С. 142.
5 Или, в гегелевских терминах, самоотчуждения субъекта, не достигающего стадии объективности.
730
Наличие "доиндивидуального" пространства сингулярностей обеспечивает объективную основу такой трансценденции, поскольку сингулярность способна развертываться и в эту индивидуальность, и в другую (подобно тому, как общее уравнение канонических сечений при изменении коэффициента образует круг, эллипс, гиперболу, параболу и прямую линию).
"Следовательно, нужно понять, что не-совозможные миры, несмотря на их несовозможность, все же имеют нечто общее - нечто объективно общее, - что представляет собой двусмысленный знак генетического элемента, в отношении которого несколько миров являются
решениями одной и той же проблемы.......Значит, внутри этих миров
существует, например, объективно неопределимый Адам, то есть Адам, определяемый позитивно только посредством нескольких сингулярностей, которые весьма по-разному могут комбинироваться и соответствовать друг другу в разных мирах (быть первым человеком, жить в саду, породить из себя женщину и т.д.)" [1].
Так и личность "вообще" изначально - "Никто", "произвольная форма, порожденная безличным трансцендентальным полем" [2], а индивидуальное нечто, рождающееся из сингулярности "трансцендентального поля".
* * *
Такова, в общих чертах, онтология Ж. Делеза - как я стремился показать, продолжающая структуралистскую (и еще более раннюю позитивистскую) традицию современной западной философии. Если теперь глазами Делеза посмотреть на историю философской мысли (точнее, на тот спектр онтологических учений, авторы которых не прошли горнило феноменологической критики, очищающей от метафизической скверны), то возникают "три образа философов". Наиболее архаичный (и вместе с тем наиболее популярный до сего времени) - это "образ философа, витающего в облаках", соединяющий в себе аскетический идеал и представление об особой, стоящий выше всего "земного", сфере мысли:
"Собственно говоря, высота - это платонический Восток. И философская работа всегда задается как восхождение и преображение, то есть как движение навстречу высшему принципу, определяющему само это движение - как движение самополагания, самоисполнения и познания" [3].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 145.
2 Там же. С. 146.
3 Там же. С. 158.
731
Если расценивать онтологические воззрения самого Делеза (поскольку они, по его мнению, освобождены от традиционных метафизических "болезней") в качестве "нормального состояния", то платонизм выглядит как случай маниакально-депрессивного синдрома. "И даже в смерти Сократа есть что-то от депрессивного самоубийства" [1].
"Философия жизни" (наиболее выразительный случай - Ницше) оппозиционна такому способу философствования: ее онтология объединяет акт мыслителя, совершающийся в его сознании, с целостным процессом жизнедеятельности и жизнепереживания. Ницше стремится "найти ту скрытую точку, где житейский анекдот и афоризм мысли сливаются воедино - подобно смыслу, который, с одной стороны, есть атрибут жизненных ситуаций, а с другой - содержание мыслимых предложений" [2].
Эта вторая позиция, как нетрудно понять, больше импонирует Делезу [3]. Он усматривает глубокие корни такого способа философствования у Диогена Лаэртского в его жизнеописаниях знаменитых философов, а также в сочинениях досократиков и стоиков. Именно у них образом мира становится "смесь": "Истолковывая этот мир как физику смесей в глубине, Киники и Стоики отчасти отдают его во власть всевозможных локальных беспорядков, примиряющихся только в Великой смеси, то есть в единстве взаимосвязанных причин" [4].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 158.
2 Там же. С. 159.
3 Вряд ли случайно его уже как историка философии так привлекала и концепция Ницше, и его биография: в 1962 г. вышла в свет его весьма основательная монография "Ницше и философия", за нею, в 1965 г., последовала небольшая книжка "Ницше" (имеется русский перевод). В 1964 г. Делез вместе с М.Фуко организовал солидный международный коллоквиум по философии Ницше в Руаймоне; затем Делез вместе с Фуко работает над новым изданием полного собрания сочинений Ницше на французском языке; имеется также несколько статей Делеза о разных аспектах творчества Ницше.
722
Более адекватна позиция "революционера", который выступает как враг всякого существующего порядка: его мечта о "перманентной революции" есть само революционное действие, "сама реальность". Но, повторяю, корень, исток, база этой реальности, как считает Делез, - в языке, "революционер" (как в сфере политики, так и в сфере науки) в себе самом несет всепожирающий огонь неудовлетворенности любым "порядком", любым наличным состоянием; при этом силу ему дает уверенность, что его мечта осуществима наяву.
Таков, по Делезу, и источник любого искусства, поэзии, мифологии и пр. [1], а также любых операций символизации, которая включает в себя такие "странные" слова-термины, как "это" (или как нуль в математике).
Отношение между такими взаимосвязанными разнородными "сериями" предстает как основание образования структуры: для того чтобы образовалась структура, необходимо отношение означающего к означаемому. В составе означающего должно быть в наличии некоторое множество обозначающих терминов, которым соответствует некоторое множество терминов в означаемой серии. Каждый термин одной серии задается отношением к соответствующему термину в другой серии. Конфигурация терминов и образует структуру, но только потому, что отношениям между терминами в связанных сериях соответствуют особые события, "сингулярности". Структура как таковая, "в чистом виде" - не что иное, как "свод идеальных событий"; структура в ее "наличном виде", в ее "например" - это хотя бы специфические звуковые характеристики данного языка.
Связывает же серии между собой, заставляя их постоянно меняться, "парадоксальный элемент", "различитель", который принадлежит сразу им обоим. Но в одной он выступает как неистощимый "избыток", а в другой - как неистребимый "недостаток" (вроде кочующего "пассажира без места" в одной "серии" и аналогичного "места без пассажира" в другой). Этот парадоксальный элемент - сразу и эзотерическое слово, и эзотерический объект, благодаря которому осуществляется нескончаемый процесс "наделения смыслом как означающей, так и означаемой серий" [2].
1 Так, кстати, Делез интерпретирует и концепцию "структурной антропологии" К. Леви-Строса.
2 Делез Ж. Логика смысла. С. 72.
Что же такое "идеальное событие", совокупность которых (и отношений между которыми) лежит в основании структуры? Вот ответ Де-леза: "Это сингулярность, или, скорее, совокупность сингулярностей, сингулярных точек, характеризующих математическую кривую,
723
физическое положение вещей, психологическую или нравственную личность. Это - поворотные пункты и точки сгибов; узкие места, углы, преддверия и центры; точки плавления, конденсации и кипения; точки слез и смеха, болезни и здоровья, надежды и уныния, точки чувствительности" [1].
Короче, можно сказать, что это - характерные моменты в развитии любого объекта, когда он способен измениться, причем так, чтобы это изменение не было простым продолжением его прежнего состояния. Поэтому есть тонкость, касающаяся способа его бытия и отличающая его от любого "положения вещей" и никоим образом не сводимая к различию между "вещами" или "положениями вещей": "...такие сингулярности не следует смешивать ни с личностью того, кто выражает себя в дискурсе, ни с индивидуальностью положения вещей, обозначаемого предложением, ни с обобщенностью или универсальностью понятия, означаемого фигурой или кривой. Сингулярность пребывает в ином измерении, а не в измерении обозначения, манифестации или сигнификации. Она существенным образом доиндивидуальна, нелична, аконцептуальна. Она совершенно безразлична к индивидуальному и коллективному, личному и безличному, частному и общему и к их противоположностям. Сингулярность нейтральна. С другой стороны, она не "нечто обыкновенное": сингулярная точка противоположна обыкновенному" [2].
В точке сингулярности существующее "положение вещей" может преобразоваться в совершенно иное (например, вода может стать паром или наоборот; человек разрыдаться или успокоиться); его можно характеризовать как критическое состояние, или состояние неустойчивого равновесия. После того как эта точка пройдена, образуется то или иное "нормальное" состояние. Событие только потому событие, что с него начинается нечто новое. В идеальном ("чистом") событии как бы свернуты разные варианты. Его форма в языке - инфинитив. Поэтому "модус события - проблематическое" [3]. Проблемная ситуация, по Делезу, вовсе не субъективное состояние неуверенности, возникающее как следствие недостатка информации; она совершенно объективный вид бытия, бытие "сингулярной точки", характеризующееся объективными же условиями.
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 73.
2 Там же.
3 Там же. С. 75.
Коль скоро речь идет о человеческих проблемах (других, разумеется, не бывает - превращение воды в пар не является для воды проблемой [4]), то в человеческом мире проблема - это "место вопроса". Воп
724
рос придает проблеме тот или иной смысл (даже в том случае, если вопрос остается без ответа, а проблема - без решения). В самой общей форме вопрос должен быть задан с использованием "пустого слова" (например, "что это такое?"); он остается вопросом как таковым", поскольку в нем не содержится и не может содержаться, пусть неявно, тот или иной определенный ответ. Тогда вопрос предстает как "парадоксальный элемент", обладающий "минимумом бытия".
4 Соответственно точка кипения или конденсации для самой воды - не события.
Человек, способный вопрошать, тем самым стоит "у истоков бытия": он, и только он, способен разыграть ту или иную "партию" бытия! Но условием реализации любой из таких "партий" является объективная возможность всякой "игры". Это "чистая возможность". Ее тоже можно определить как игру - но без правил, без цели, без выигрыша или проигрыша; здесь нет никакого распределения шансов, никаких различий между ходами, что можно было бы выразить в понятиях "удачного" или "неудачного" хода. Эта "вырожденная" игра целиком развертывается в пространстве "чистых сингулярностей", и поэтому место "смысла" здесь занимает "нонсенс", бессмыслица. Например, "пустое слово", парадоксальный элемент, с равным успехом может быть и "словом", и "вещью", и даже вообще быть лишенным денотата [1].
1 Как в парадоксах теории множеств.
Но коль скоро предметный мир человека связан с вопрошанием, обращенным к бытию, то язык, как писал Хайдеггер, есть "дом бытия", а тайны этого "дома" весьма существенны для онтологии. Поэтому если парадоксы органично свойственны языку, то нельзя отмахиваться от них ссылками на то, что расселовского брадобрея в реальном мире не существует. Невозможное, которое существует только в пространстве языка (об этом свидетельствуют парадоксы) и на которое не распространяется логический закон противоречия (расселовский брадобрей, как и движущаяся точка, сразу и существуют, и не существуют "в одно и то же время и в одном и том же отношении"), может оказаться более фундаментальным, нежели действительное и возможное в пространстве предметного мира, если предметы этого мира возникают в результате сигнификации. Парадокс находится у истоков этого возникновения: ведь здесь рождается имя, которому не предшествует бытие именуемого как реального или хотя бы возможного. Уже после вступает в действие "здравый смысл", который стабилизирует изначальный поток, проводя отождествление нетождественного; в результате образуется и "вещь" как "то же самое", и самотождественное Я.
"Общезначимый смысл отождествляет и опознает так же, как здравый смысл предвидит. В субъективном отношении общезначимый
725
смысл связывает собой различные способности души и дифференцированные органы тела в совокупное единство, способное сказать "Я". Одно и то же Я воспринимает, воображает, вспоминает, знает и так далее. Одно и то же Я дышит, спит, гуляет и ест... Язык невозможен без этого субъекта, который выражает и манифестирует себя в нем, проговаривает то, что делает. С объективной точки зрения, общезначимый смысл связывает данное разнообразие и соотносит его с единством конкретной формы объекта или с индивидуализированной формой мира. Я вижу, обоняю, пробую на вкус или касаюсь одного и того же объекта; я воспринимаю, воображаю и вспоминаю тот же самый объект... Я дышу, гуляю, просыпаюсь и засыпаю в одном и том же мире, так же, как я двигаюсь от одного объекта к другому по законам детерминированной системы" [1].
Но в этой сфере смысл "уже дарован" вещам мира языком. Для того чтобы добраться до истока, приходится разрушить и мир устойчивых, самотождественных предметов, и здравый смысл. Это можно назвать сумасшествием; но тогда следовало бы добавить, что сумасшествию генетически предшествовало становление "ума", его образование, его формирование. "На границе предложений и вещей", в той области, где обитает парадокс, ум и безумие встречаются друг с другом. Пытливый ум ребенка и шизофренический бред трудно различимы.
Делез считает, вопреки чуть ли не господствующей сейчас тенденции, что есть разница между изысками современных поэтов и художников (а также "детскими считалками"), с одной стороны, и шизофреническим бредом - с другой, что сходство между ними "внешнее" и "грубое". Но вместе с тем картина "нарастающей творческой дезорганизации" в современной культуре, которую он рисует в "Тринадцатой серии" своей книги, заставляет думать, что оно не так уж и "грубо", поскольку "язык шизофрении" для культуры оказывается изначальным! Не случайно английский язык характеризуется как "пищеварительный и экскрементальный", и не только в сказке Кэрролла, где, по мнению соотечественника Делеза (человека и в самом деле психически больного), Антонена Арто, "фекальность... присутствует повсеместно" [2]. На этом уровне, где все разорвано и смешано, где нет ни "глубины", ни "поверхности", смысл не живет. Но он рождается там, где возникает различие между "поверхностью" и "глубиной", где имеют
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 102. Кажется несколько странным, что, весьма подробно рассматривая эту проблему, Ж. Делез даже не упомянул о своем соотечественнике Э. Мейерсоне. книга которого "Тождественность и действительность" целиком ей посвящена.
2 Там же. С. 111. Кстати, по мнению Делеза, "Арто - единственный, кто достиг абсолютной глубины в литературе, кто открыл живое тело и чудовищный язык этого тела..." (Там же. С. 120 книги Делеза).
726
место события и предложения, где возникают отношения обозначения, называния и "положения вещей", выражения (манифестации) и выражаемого. Кант и Гуссерль (определявший смысл как "ноэму акта"), по Делезу, скорее прикоснулись к проблеме смысла как такового, чем разобрались с нею. Они связывали порождение смысла с деятельностью трансцендентального сознания, каковое совпадало у них с понятием субъекта, сохраняющего свою идентичность. Поэтому и у того и у другого смысл принимается только как общезначимый, как "здравый смысл", который предстает как прирожденная способность. Отсюда следует вывод, что усматриваемые сознанием объекты возникают в результате бесконечного процесса идентификации. Но это, по мнению Делеза, "только рациональная или рационализированная карикатура на подлинный генезис, на наделение смыслом, который должен вызвать этот генезис посредством самореализации внутри серии; наконец, это карикатура на двойной нонсенс, который должен предшествовать дарованию смысла, выступая как квази-причина последнего" [1].
Делез скорее солидарен с Сартром, который ввел понятие безличного трансцендентального поля, не имеющего формы субъективной самотождественности. Оно не обладает характеристиками личности, не является ни общим, ни индивидуальным. Впрочем, Делез идет дальше, поскольку считает, что это трансцендентальное поле не может быть определено и как поле сознания. Казалось бы, учитывая сказанное несколько ранее о мире шизофреника, что этот мир больше подходит к роли первоистока смысла; правда, мир шизофреника все же остается миром сознания! Не потому ли Делез утверждает, что "все противоречит" подобному заключению? И в самом деле, сознание всегда "синтез объединения", оно предполагает наличие Я, "точку зрения Эго", а то трансцендентальное поле, о котором рассуждает Делез, не индивидуально и не лично. Единственное, что можно о нем сказать, это то, что оно является "источником сингулярностей", из которых возникают личности, тем самым предстающие как "самоактуализация" и "самоосуществление" этого поля [2]. Поэтому даже трансцендентализм Гуссерля представляется Делезу "метафизикой" того же типа, что и религиозное представление о Боге: предикаты Божества просто переносятся на человека, а Бог трактуется как отчужденный человек. Идее Делеза
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 126.
2 На мой взгляд, многочисленные метафоры и аналогии из области биологии и кристаллографии, использование понятий этих наук в качестве изобразительных средств, не делают рассуждения Делеза о способе бытия смысла более убедительными. Самое большее, читатель воспринимает эти рассуждения как неясный намек, способный помочь реконструировать ход мысли автора, но не убедить в справедливости его идеи.
727
об изначальном "поле", по его собственному мнению, ближе "дионисийский" мир воли к власти, мир "свободной и несвязанной энергии": "Есть что-то такое, что ни индивидуально, ни лично, но сингулярно; что, в отличие от недифференцированной бездны, перескакивает от одной сингулярности к другой и бросает кость, делая всегда один и тот же бросок - заново построенный и расчлененный в каждом бросании. Это и есть дионисийская смыслопорождающая машина, где нонсенс и смысл уже не просто противостоят друг другу, а, скорее, соприсутствуют вместе внутри нового дискурса. Новый дискурс больше не связан определенной формой, но он и не дискурс бесформенного; это, скорее, дискурс чистого неоформленного. ...Субъектом здесь выступает свободная, анонимная и номадическая, сингулярность, независимо от материи их индивидуальности и форм их личности" [1].
* * *
Теперь обратимся к тому, как из того "поля", в котором наличествуют только "сингулярности", возникает "мир" и "индивидуальности" (которые, согласно мнению Делеза, от "мира" неотделимы). Это возникновение - "первый этап генезиса" [2]. Сингулярности, раз возникнув, способны становиться "сериями", обладающими свойством сходимости (если бы сингулярность таких "серий" не порождала, не было бы устойчивости, даже относительной). Среди сингулярностей есть такие, которые способны присоединять и осваивать (то есть определять в соответствии с собственными характеристиками) известное (конечное) число сингулярностей из множества, составляющего изначальный "мир". Так возникают "индивидуальности", вокруг которых образуется их специфический мир [3].
Поскольку Делез считает, что у самого мира нет возможностей формировать "потенциалы сингулярностей", надо полагать, что поле, которое такие потенциалы формирует, отлично от "мира", образующегося вокруг "индивидуальностей". Отсюда понятно, почему он считает, что "преобразующую силу можно признать в мире только за индивидуальностями, и то лишь на время - время их живого настоящего, относительно которого прошлое и будущее окружающего мира приобретают, наоборот, фиксированное и необратимое направление" [4].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 137.
2 Там же. С. 139.
3 Нетрудно видеть, что Делез здесь пересказывает на языке своей концепции известную идею Гуссерля о "коррелятивности" мира и сознания (а также более ранний, марксистский, тезис о "предметном мире" человека).
4 Там же. С. 140.
728
Эти представления близки монадологии Лейбница. Однако у Лейбница "монады" - это своего рода "души" (во всяком случае, духовные сущности). У Делеза не совсем так, поскольку в приводимых им примерах и "грешный Адам", и "зеленеющее дерево" равным образом суть "образовавшиеся субъекты", аналитическими предикатами которых соответственно являются "быть грешным" и "быть зеленым"; так что среди равных друг другу индивидуальностей есть такие, которые, как мог бы сказать О.Хаксли, "равнее других".
Возникновение индивидуальностей вместе с коррелированными им мирами это "первый уровень осуществления". Мир индивидуальности предстает как выражение этой индивидуальности, и поэтому является ее "принадлежностью" (а "событие" этого мира - "аналитическим предикатом субъекта"). Иначе говоря, совокупность "событий" и есть, так сказать, "субъект в действии".
На втором этапе осуществления образуются такие "монады", которые, будучи сконституированы таким же способом, как и все прочие, способны выйти за пределы "имманентной трансцендентности" (см. пятое из "Картезианских размышлений" Гуссерля) и сконституировать особого рода предмет - "другого субъекта", с его собственным "окружающим миром", причем отличные от него самого и его мира. Так появляются человеческие индивидуальности, "личности", Эго, которые отличаются от других тем, что содержат нечто "двусмысленное", источник "случайности", то есть являются причиной самих себя (causa sui). И в этом своем качестве "...личность - это Улисс, или Никто, собственно говоря. Она - производная форма, порожденная безличным трансцендентальным полем. А индивидуальное - всегда нечто, рожденное, подобно Еве из ребра Адама, из сингулярности, простирающейся по линии обычных точек вплоть до до-индивидуального трансцендентального поля" [1].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 148.
Пытаясь разобраться во всем этом, мы, опять же, ни на минуту не должны забывать, что анализ Делеза идет в пространстве образований языка, как его понимает структурализм; более того, в призрачном "мире" "различий самих по себе" и "отношений самих по себе". Поэтому и индивидуальность, и субъект, и личность, и дерево - это не объективные реальности, а идеальные образования, аналогичные математическим. Тогда мы сможем справиться и с переходом мысли Делеза ко второй стадии генезиса - стадии "статичного логического генезиса"; нас тогда не удивят первые строки "семнадцатой серии" его книги, в которых сказано:
"Индивидуальности - это бесконечные аналитические предложения: бесконечные в отношении того, что они выражают, но конечные
729
в своем явном выражении в отношении своих телесных зон. Личности суть конечные синтетические предложения: конечные в своем определении, но неопределенные в отношении своего приложения. Индивидуальности и личности сами по себе являются онтологическими предложениями - личности основываются на индивидуальностях (и наоборот, индивидуальности основываются на личности)" [1].
В самом деле, почему бы и нет? Если перевести человеческую индивидуальность, как здравый смысл трактует это качество, в универсальное пространство языка, стерильно чистое и свободное от любых истолкований, то она моделируется в "аналитическом предложении", возможное содержание которого бесконечно. Что же касается "телесной зоны", то она, "в своем явном выражении", конечна, поскольку конечно, пусть и довольно велико, число живущих людей. То, что личности (конкретные человеческие личности), суть "конечные синтетические предложения", может быть подкреплено тем фактом, что исчерпывающая характеристика человека в принципе возможна только после его смерти, когда он совершил все, что смог.
Подобную же трактовку можно дать и определению "мира", которое мы находим у Делеза: "Мир уже охватывает бесконечную систему сингулярностей, прошедших отбор на схождение", а также: "мир может сформироваться и мыслиться только вокруг населяющих его и заполняющих его индивидуальностей" [2], как и прочим деталям той абстрактной онтологической картины, которую рисует Делез, время от времени прибегая к образам монадологии Лейбница [3]. Изначальны здесь в генетическом плане, как мы уже знаем, сингулярности, которым соответствуют неопределенные формы глаголов - "зеленеть" или "грешить". В "окрестностях" этих сингулярностей образуются объекты - дерево или Адам. Первое способно быть зеленым, второй способен быть согрешившим, и это уже "аналитические предикаты образовавшихся субъектов" [4]. Субъекты вступают в отношения: например, Адам съел яблоко с древа познания добра и зла. Все это, согласно Де-лезу, происходит на первой стадии осуществления, в пределах образования "монады" и ее "мира" (каковой, говоря словами Гуссерля, предстает как результат "имманентной трансценденции") [5]. На второй стадии происходит выход за пределы имманентного - к "окружающему миру", и к другим Я с их "мирами", входящими (как и мое собственное Я с моим индивидуальным миром) в общий "окружающий мир".
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 149.
2 Там же. С. 139.
3 Например, что "каждая индивидуальная монада выражает целый мир", и пр.
4 Там же. С. 142.
5 Или, в гегелевских терминах, самоотчуждения субъекта, не достигающего стадии объективности.
730
Наличие "доиндивидуального" пространства сингулярностей обеспечивает объективную основу такой трансценденции, поскольку сингулярность способна развертываться и в эту индивидуальность, и в другую (подобно тому, как общее уравнение канонических сечений при изменении коэффициента образует круг, эллипс, гиперболу, параболу и прямую линию).
"Следовательно, нужно понять, что не-совозможные миры, несмотря на их несовозможность, все же имеют нечто общее - нечто объективно общее, - что представляет собой двусмысленный знак генетического элемента, в отношении которого несколько миров являются
решениями одной и той же проблемы.......Значит, внутри этих миров
существует, например, объективно неопределимый Адам, то есть Адам, определяемый позитивно только посредством нескольких сингулярностей, которые весьма по-разному могут комбинироваться и соответствовать друг другу в разных мирах (быть первым человеком, жить в саду, породить из себя женщину и т.д.)" [1].
Так и личность "вообще" изначально - "Никто", "произвольная форма, порожденная безличным трансцендентальным полем" [2], а индивидуальное нечто, рождающееся из сингулярности "трансцендентального поля".
* * *
Такова, в общих чертах, онтология Ж. Делеза - как я стремился показать, продолжающая структуралистскую (и еще более раннюю позитивистскую) традицию современной западной философии. Если теперь глазами Делеза посмотреть на историю философской мысли (точнее, на тот спектр онтологических учений, авторы которых не прошли горнило феноменологической критики, очищающей от метафизической скверны), то возникают "три образа философов". Наиболее архаичный (и вместе с тем наиболее популярный до сего времени) - это "образ философа, витающего в облаках", соединяющий в себе аскетический идеал и представление об особой, стоящий выше всего "земного", сфере мысли:
"Собственно говоря, высота - это платонический Восток. И философская работа всегда задается как восхождение и преображение, то есть как движение навстречу высшему принципу, определяющему само это движение - как движение самополагания, самоисполнения и познания" [3].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 145.
2 Там же. С. 146.
3 Там же. С. 158.
731
Если расценивать онтологические воззрения самого Делеза (поскольку они, по его мнению, освобождены от традиционных метафизических "болезней") в качестве "нормального состояния", то платонизм выглядит как случай маниакально-депрессивного синдрома. "И даже в смерти Сократа есть что-то от депрессивного самоубийства" [1].
"Философия жизни" (наиболее выразительный случай - Ницше) оппозиционна такому способу философствования: ее онтология объединяет акт мыслителя, совершающийся в его сознании, с целостным процессом жизнедеятельности и жизнепереживания. Ницше стремится "найти ту скрытую точку, где житейский анекдот и афоризм мысли сливаются воедино - подобно смыслу, который, с одной стороны, есть атрибут жизненных ситуаций, а с другой - содержание мыслимых предложений" [2].
Эта вторая позиция, как нетрудно понять, больше импонирует Делезу [3]. Он усматривает глубокие корни такого способа философствования у Диогена Лаэртского в его жизнеописаниях знаменитых философов, а также в сочинениях досократиков и стоиков. Именно у них образом мира становится "смесь": "Истолковывая этот мир как физику смесей в глубине, Киники и Стоики отчасти отдают его во власть всевозможных локальных беспорядков, примиряющихся только в Великой смеси, то есть в единстве взаимосвязанных причин" [4].
1 Делез Ж. Логика смысла. С. 158.
2 Там же. С. 159.
3 Вряд ли случайно его уже как историка философии так привлекала и концепция Ницше, и его биография: в 1962 г. вышла в свет его весьма основательная монография "Ницше и философия", за нею, в 1965 г., последовала небольшая книжка "Ницше" (имеется русский перевод). В 1964 г. Делез вместе с М.Фуко организовал солидный международный коллоквиум по философии Ницше в Руаймоне; затем Делез вместе с Фуко работает над новым изданием полного собрания сочинений Ницше на французском языке; имеется также несколько статей Делеза о разных аспектах творчества Ницше.