Страница:
Отличительная черта того времени – жесточайшая половая дискриминация, когда женщины не считались за людей и с самого детства воспитывались так, чтобы уметь угождать своему мужу и не интересоваться ничем более, кроме кухонных проблем и сплетен с соседскими кухарками. Такая мощная массовая психическая атака, направленная на впечатлительную и хрупкую женскую психику, не встретила никаких препятствий, и мысль о вечной принадлежности своему единственному господину настолько закрепилась в мозгу женщины, что она с нею свыклась и не пыталась бороться с вражеской интервенцией.
Покорность и смирение женщин можно объяснить лишь простой неграмотностью и повальной религиозностью, которая в повышенных дозах до добра никогда не доводит. Женщины, которые не хотели мириться с таким положением вещей, объявлялись врагами общества и с одинаковой силой осуждались как мужчинами, так и введенными в заблуждение женщинами.
Весь XIX век ознаменован жестоким господством моральной цензуры. Так, из соображений благопристойности и недопущения тлетворного влияния, во Франции были запрещены произведения некоторых авторов, которые осмелились слишком откровенно написать о человеческих чувствах и отношениях, тем самым вызвав бурю негодования со стороны пуританского общества. Среди числа таких «негодяев» были замечены многие классики литературы: Вольтер, Жан Жак Руссо, Флобер, Лафонтен, Беранже и другие.
Не менее напряженная ситуация сложилась в литературе в XIX—XX веках, когда пуританство уже становилось пережитком прошлого, и смелое писательское перо обличало преступность и несовершенство официальной морали. Многие знаменитые писатели в своих произведениях показывали ужасающую правду и несправедливость реальной жизни, вставали на защиту порабощенных женщин, превратившихся в немой и бесполезный придаток безрадостной семейной жизни. В числе классиков, обращавшихся к данной теме, можно назвать И. Куприна, Л. Толстого, Г. Мопассана.
Таким образом, первыми ласточками, возвестившими о наступлении новой эпохи, распущенной и абсолютно антирелигиозной, с точки зрения обывателей того времени, стали именно литераторы, нашедшие смелость опубликовать свои откровенные труды, обнажавшие скрытую сторону жизни, подвластную самому дьяволу. Но первыми первопроходцами в данной области были все-таки врачи, знакомые с «изнанкой» жизни и самого человека, а потому интересующиеся данным вопросом исключительно в профессиональных целях. Врачи, приступив к систематическому изучению эротической сферы жизни человека, почему-то начали не с нормальных ее состояний, а с патологий.
Хотя у сексологии как науки существуют свои родоначальники и, притом, весьма именитые, их деятельность немедленно подвергалась остракизму, а уважение последователей быстро испарялось, как только общественность узнавала о специфике их увлечения. Самоотверженные исследователи боролись за право существования Эроса, и процесс этот был долгим и мучительным. В числе тех любознательных ученых и философов, которые пытались открыть глаза обществу на неизведанные стороны человеческого сознания, можно перечислить известных сегодня личностей. Это профессор психиатрии Венского университета Рихард фон Крафт-Эбинг, швейцарский психиатр Август Форель, его немецкие коллеги Альберт Молль и Магнус Хиршфельд, «родной отец» психоанализа Зигмунд Фрейд, немецкий дерматолог и венеролог Иван Блох, английский врач и по совместительству издатель Генри Эллис.
Все они были очень разными людьми и подчас выдвигали противоположные гипотезы, но каждому из них пришлось пережить немало неприятностей, связанных с преследованием властей. На них сыпались обвинения в пропаганде антирелигиозности и смаковании в своих научных работах грязных деталей. Многие были лишены почетных званий и должностей, потеряли уважение коллег и все связи. Те труды, целью которых было исследование человеческого эротизма, запрещались цензурой. К примеру, подобная участь ожидала все труды Эллиса, и даже его авторитет и известность в научной среде не помогли ему избежать судебных преследований. Никто из его именитых коллег не осмелился вступиться за него и публично выступить с опровержением всех нелепых обвинений, хотя в настоящее время все его работы в области эротизма признаны классическими.
Немецкий психиатр Магнус Хиршфельд основал первый официальный Сексологический институт, но с началом Второй мировой войны он был разгромлен фашистами. Согласитесь, что времена царили уже давно не пуританские, да и фашисты не отличались излишней скромностью или богобоязненностью.
Итак, все исследователи такой специфической области человеческих отношений, как эротика, оказались «в опале» и постоянно подвергались преследованиям со стороны охранителей общественной морали и чистоты нравов, а также просто враждебно настроенных граждан. Кроме того, научные деятели, посвятившие себя изучению человеческого эротизма, на собственном опыте убедились, что общественность склонна приписывать лично им все те пороки и извращения, которые являются лишь предметом изучения.
В массовом сознании сложилось прочное убеждение, что человек, проявляющий странный интерес к эротизму (а научные исследования в глазах непосвященных представлялись по крайней мере странностью), обязательно имеет личные проблемы в данной области. Все научные деятели, вложившие свой вклад в развитие науки об отношении полов, слыли ненормальными людьми и извращенцами, хотя объективного повода для этого не существовало. Конечно, интерес к проблемам человеческого эротизма можно объяснить личными жизненными проблемами, но тогда получается, что все врачи страдают от болезней, которые приходится лечить у других, что полицейские являются потенциальными преступниками, а пожарные страдают от мании поджога.
Таким образом, в XIX веке обоснованием традиционных моральных устоев и нравов занимается уже не религия, а пришедшая ей на смену наука. Сам Чарльз Дарвин – классик науки, помешанный на естественном отборе, объявил данный процесс причиной развития человеческой половой морали от примитивных и чудовищных нравов дикарей до «высоконравственности викторианской Англии».
Благодаря появлению новых биологических теорий, которые впоследствии оказались лишь выдумкой, эротическое воздержание оправдывается уже не религиозными догматами о греховности плотской жизни, а несколько другими аргументами. Среди них, например, такие, которые утверждают, что напрасная растрата эротической энергии истощает силы организма и не оставляет сил на что-то другое, либо что эротические отношения лишают мужчину сил и мужественности, делают восприимчивым к разного рода заболеваниям. Поэтому введенные в заблуждение любовники начинали нервничать и строго регулировать каждый случай эротического соития, чтобы, не дай Бог, не растратить отпущенную им силу и не умереть раньше времени в крепких объятиях друг друга.
Большинство биологов того времени, вероятно, часто посещали церковные мессы, поскольку переняли привычку духовенства считать эротические контакты лишь средством продолжения рода и рождения потомства. А все другие формы проявления эротизма, которые напрямую не связаны с деторождением, по-прежнему считались безнравственными и совершенно противоестественными, хотя биология сама по себе призвана отличать естественность от неестественности. Конечно же, на самом деле никаких ясных и понятных критериев естественности поведения человека не существовало. Нормативные рамки были настолько неопределенными и расплывчатыми, что казалось проблематичным отделить нормальное поведение от наказуемого, хотя люди регулярно осуждались за неподобающее или оскорбляющее общественность поведение. Под видимой эволюцией взглядов и общественных норм скрывались прежний идеологический консерватизм и ограниченность суждений.
В качестве доказательства, иллюстрирующего такое положение вещей, можно привести тот интересный факт, что изучение проблем пола началось вовсе не с нормальных явлений эротизма, как этого следовало бы ожидать, а с патологий, что объяснялось сравнительной простотой и ясностью привычных вещей, которые не вызывали вопросов и такого повышенного интереса, как извращения. К извращениям в XIX веке относились все морально осуждаемые и неприемлемые формы эротического поведения, а также всякое эротическое соитие, не имеющее своей целью продолжение рода.
Имеющая впечатляющий «возраст» богословская идея о греховности эротических отношений благополучно перешла в новый век, несмотря на перемену мировоззрения всего европейского интеллигентного населения, и обросла новыми причудливыми дополнениями. Пуританство вовсе не выходило из моды, а видоизменялось и становилось все более привычным способом общественного лицемерия. На людях можно было поддерживать образ безгрешного человека, отстаивающего моральные принципы пуританства и ругать на чем свет стоит тех, кого застукали за неподобающим занятием, а втайне, на самом деле принимать живое участие в шабашах ведьм или деятельности тайного общества похитителей девственниц.
Как известно, запретный плод сладок, поэтому пуританская идеология стала великолепной почвой для возникновения разного рода эротических извращений. Кто знает, мог бы человеческий эротизм иметь столько различных проявлений, если бы не влияние такого мощного противодействия в лице церкви. Люди всегда интересовались назначением своих половых органов и экспериментировали с эрогенными зонами, а в той ситуации, когда все это объявляется запретной темой даже на уровне обыденного разговора, интерес возрастает вдвойне. Такова человеческая природа – придумывать себе законы, ущемляющие естественные потребности (вне зависимости от того, к чему они относятся – к телу или душе), а затем нарушать их и чувствовать себя настоящими героями. Может быть, это просто вечная человеческая игра выбора между добром и злом, белым и черным.
Эротическая культура, которая все-таки существовала и в пуританские времена, обросла новыми запретами и объяснениями вредоносности половых контактов. Соблюдение данных норм гораздо эффективнее контролируется не извне, а самой личностью, то есть с помощью таких психологических установок, как чувство стыда и вины. Нормы эротического поведения во времена господствования церкви преподносились в качестве воли Божьей или интересов общества в целом, но за ними всегда скрывались интересы власти, которую на протяжении долгих веков представляла церковь.
В любом человеческом обществе, в котором существуют определенные отношения между господствующими слоями и угнетенными массами, последние всегда были склонны обвинять, и вполне обоснованно, «элитные» слои в развращенности, тогда как сами старались придерживаться всех предписаний (в большинстве случаев неудачно).
Средневековая культура европейского общества представляет собой яркий пример антиэротической идеологии. Средневековое христианство отождествляло эротические контакты с грехом, даже если они были закреплены законным браком. Законные муж и жена зачастую избегали интимных эротических отношений или сводили их к минимуму, стараясь поменьше грешить.
Браки в то время заключались по договоренности глав семейств, без какого бы то ни было участия самих жениха и невесты. Ухаживание как таковое отсутствовало, и даже в привилегированных слоях, где кавалеры отличались своей галантностью, оно было практически лишним. Пуританская мораль поддерживает жесткое деление общественных и бытовых функций на «мужские» и «женские». Но главная черта – это запрещение любых разговоров на эротические темы, включая даже эротизм и символизм народного художественного творчества, который существует в любой культуре.
Тем не менее, в рамках одной и той же культуры, одного общества могли существовать различные нормы эротического поведения для людей различных сословий или социальной принадлежности. Отличительная черта такого разделения – это двойной стандарт норм эротического поведения для мужчин и женщин. Сюда относится эротическая мотивация, право выбора партнера и характер отношений с ним. Естественно, в принятии таких важных для себя решений женщина не участвовала вообще, ее дело – безропотное повиновение, а остальное ее не касается.
В отношении добрачных и внебрачных связей эротическая мораль также гораздо мягче относится к мужчинам, тогда как женщины за малейший проступок и брошенный в сторону взгляд могли запросто поплатиться жизнью. На добрачные и внебрачные связи мужчин смотрели сквозь пальцы, тогда как мнение женщины по этому поводу не учитывалось и вообще не допускалось.
Таким образом, можно сделать вывод, что порабощение женщины, в том числе и в эротическом плане, – вполне реальный исторический факт. Средневековые нравы в этом аспекте недалеко ушли от древних времен, ведь получается, что женщина не имеет права выбора и независимости: ее могут похитить, изнасиловать, купить за бесценок, держать взаперти и жестоко избивать.
Девственность в различных культурах трактуется неодинаково, но в большинстве случаев лишение женщины девственности считается подарком для мужчины. Неважно, как это произошло – насильственно или с согласия девушки, но в любом случае «присвоение» девственности становится для мужчины своеобразным выигрышем или привилегией, согласно которой он может присвоить себе и саму женщину. Так, например, если в средние века крестьянин обесчестил представительницу более знатного рода, он мог на ней жениться и повысить собственный статус. Но, начиная с момента дефлорации, его жизнь подвергалась угрозе, поскольку многочисленные родственники обесчещенной девушки не желали родниться с простаком и жаждали его крови.
Если девушка «голубых кровей» не желала продолжать отношения, он был обречен, и его единственным спасением являлось немедленное бегство. Если же она питала к нему какие-либо чувства, ситуация могла развиваться по нескольким сценариям. Первый: «беспородного» щенка, посмевшего покуситься на святое, заманивали с собой на охоту родственники обесчещенной девушки и там натравливали на него собак. Налицо «несчастный случай». Второй: девушка отрекалась от своего имени и происхождения и бежала вместе с возлюбленным за тридевять земель, где они прозябали в нищете и голоде. Третий вариант: девушка, не выдержав позора, решалась на самоубийство, а опорочивший ее имя «подлец» прилюдно казнился на городской площади в знак назидания.
Получается, что подобное оскорбление можно смыть только кровью обидчика или быстренько организовать свадьбу. Подобные взгляды на добрачное лишение девушки девственности существовали не только у христиан, но и у мусульман.
Христианство же вдобавок ко всему придает девственности прямо-таки мистическую ценность. Девственные девушки-монахини в средние века считались Божьими невестами. Положительный асексуальный образ Богоматери, соединивший в себе воедино символы Матери и Девы, разводит материнство и эротичность слабого пола на разные полюсы. В сознании обывателя девственности также приписывалась особенная ценность. Например, такой средневековый обычай, как право первой ночи, когда феодал лишал девственности невест своих вассалов, выражает не только социальное, но и эротическое превосходство сеньора.
По мере возрастания религиозной жестокости и нетерпимости, в средние века наблюдается резкое усиление репрессий по поводу неподобающего эротического поведения. Помимо церковных догм, которые постепенно отходили на второй план в связи с ослаблением влияния церкви, появлялись другие моральные нормы, связанные с развитием городов и большой концентрацией населения. Именно в это смутное время возник такой вид популярного ныне политического противостояния, как «борьба компроматов». Всего лишь обвинив своего политического оппонента в содомском грехе, можно было навсегда вывести его из борьбы за власть. Ведь христианство всегда осуждало гомосексуализм и считало его извращенной формой получения эротического удовольствия.
Вступление в эротические контакты с представителем своего же пола жестоко каралось и считалось ересью, страшным грехом и преступлением, и уж, конечно, не болезнью или безобидными эротическими причудами.
Относительно того, как повлияло становление буржуазной эпохи на половую мораль, существует несколько мнений. Например, французский философ Фуко считает, что с приходом в общество новых отношений началась постепенная либерализация морали и эротизация культуры. А французский историк Фландрен склонен думать, что пришествие буржуазной эпохи вызвало усиление антисексуальных репрессий.
Но и в браке эротические отношения супругов регламентировались различными церковными правилами. В традиционной, патриархальной семье супружеские интимные отношения, как правило, не были окрашены эротической заинтересованностью и эмоциональной близостью. Из-за того, что церковь особенно осуждала утонченный эротизм, супруги вовсе не заботились о разнообразии эротических ласк и доставлении удовольствия друг другу.
Средневековые люди, тем не менее, вовсе не отличались стыдливостью и любили смаковать плотскую любовь в деталях, отдавая предпочтение преимущественно извращенной и грубой эротической страсти. Эти темы одинаково активно обсуждались как в крестьянской среде, так и в рыцарском кругу. С появлением трубадуров – бродячих лириков – происходит слияние возвышенной и греховной любви, представленное в их творчестве. Романтично настроенные трубадуры приравнивали любовь к наивысшим человеческим переживаниям, но, воспевая некий образ Прекрасной Дамы, все же большое внимание уделяли ее телесным прелестям. Подобная куртуазная поэзия оказала большое влияние на последующее формирование европейского идеала любви, но была доступна лишь узкому, элитному кругу, а реальные бытовые отношения оставались очень далеки от этого возвышенного идеала.
Гуманисты эпохи Возрождения жестоко критиковали монашеский аскетизм и деление любви на возвышенную и низменную, и именно с эпохи Возрождения начинается постепенная эротизация культуры. Казалось бы, с наступлением новой эпохи, пропагандировавшей раскованность и свободную любовь, должно было поменяться и мировоззрение людей, но этого так и не произошло. В это время появились первые лозунги против феодализма и за свободное развитие личности, и люди старались реализовать себя прежде всего в своей профессиональной деятельности, считая другие интересы не столь важными и мешающими достижению главной цели. Поэтому здоровый человеческий эротизм того времени находился в тени, отбрасываемой более важным занятием – достижением успеха в социально-трудовой сфере.
Эпоха Возрождения легализовала эротику и провозгласила культ эротически привлекательного тела, но это вовсе не вызвало бури интереса к данному вопросу и ожидаемой эволюции нравов. Осмеянный христианский аскетизм переродился в другое «чудо» – буржуазную мораль самоограничения, и естественные эротические проявления снова оказываются «в опале», причем по молчаливому согласию самих людей. Люди почему-то начинают стыдиться своего тела и считают эротические откровения недопустимой вульгарностью. Начиная с XVI века, нагота становится неприличной даже наедине с самим собой, вследствие чего стали появляться ночные пижамы и сорочки. Вновь становятся заметными цензурные ограничения и, по сравнению со средними веками, они оказываются более жесткими. Вероятно, люди соскучились по пуританству и по молчаливому сговору решили его возродить.
Вновь пошли в ход залежавшиеся и доставшиеся в наследство от далеких предков «пояса добродетели», которые были призваны отучить любознательных детей от рукоблудия. Появление псевдобиологических теорий относительно бесполезной растраты драгоценного семени привели к тому, что супруги все реже вступали в эротические контакты и делали это только «по праздникам», ради рождения очередного потомка. В XVIII веке наблюдается постепенное ослабление ответственности мужчин за лишение девственности невинной девушки, это уже не считается преступлением. По сравнению со средневековьем, когда нормальными явлениями были групповые уличные изнасилования и бордели, в это время происходит ограничение подобных эротических вольностей.
Покорность и смирение женщин можно объяснить лишь простой неграмотностью и повальной религиозностью, которая в повышенных дозах до добра никогда не доводит. Женщины, которые не хотели мириться с таким положением вещей, объявлялись врагами общества и с одинаковой силой осуждались как мужчинами, так и введенными в заблуждение женщинами.
Весь XIX век ознаменован жестоким господством моральной цензуры. Так, из соображений благопристойности и недопущения тлетворного влияния, во Франции были запрещены произведения некоторых авторов, которые осмелились слишком откровенно написать о человеческих чувствах и отношениях, тем самым вызвав бурю негодования со стороны пуританского общества. Среди числа таких «негодяев» были замечены многие классики литературы: Вольтер, Жан Жак Руссо, Флобер, Лафонтен, Беранже и другие.
ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕПримечательно, что в 1857 году по этому поводу во Франции было проведено два судебных процесса, в одном из которых в качестве обвиняемого фигурировал перечисленный в списке неугодных Гюстав Флобер, известный как автор «Госпожи Бовари». Но он был вскоре оправдан, так как те выдержки из его романа, которые поначалу вызвали бурю негодования у общественности своей распущенностью и оскорблением целомудренности, были оставлены вследствие того, что занимают слишком малый объем по сравнению со всем произведением. А сам Флобер не замедлил уверить господ судий в том, что он глубоко уважает нравственность и религиозную мораль, но его писательский долг – показывать жизнь во всех ее проявлениях и не отказываться от написанного.
Никакое притворство не может долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать – когда ее нет.
Ф. Ларошфуко
Не менее напряженная ситуация сложилась в литературе в XIX—XX веках, когда пуританство уже становилось пережитком прошлого, и смелое писательское перо обличало преступность и несовершенство официальной морали. Многие знаменитые писатели в своих произведениях показывали ужасающую правду и несправедливость реальной жизни, вставали на защиту порабощенных женщин, превратившихся в немой и бесполезный придаток безрадостной семейной жизни. В числе классиков, обращавшихся к данной теме, можно назвать И. Куприна, Л. Толстого, Г. Мопассана.
Таким образом, первыми ласточками, возвестившими о наступлении новой эпохи, распущенной и абсолютно антирелигиозной, с точки зрения обывателей того времени, стали именно литераторы, нашедшие смелость опубликовать свои откровенные труды, обнажавшие скрытую сторону жизни, подвластную самому дьяволу. Но первыми первопроходцами в данной области были все-таки врачи, знакомые с «изнанкой» жизни и самого человека, а потому интересующиеся данным вопросом исключительно в профессиональных целях. Врачи, приступив к систематическому изучению эротической сферы жизни человека, почему-то начали не с нормальных ее состояний, а с патологий.
Хотя у сексологии как науки существуют свои родоначальники и, притом, весьма именитые, их деятельность немедленно подвергалась остракизму, а уважение последователей быстро испарялось, как только общественность узнавала о специфике их увлечения. Самоотверженные исследователи боролись за право существования Эроса, и процесс этот был долгим и мучительным. В числе тех любознательных ученых и философов, которые пытались открыть глаза обществу на неизведанные стороны человеческого сознания, можно перечислить известных сегодня личностей. Это профессор психиатрии Венского университета Рихард фон Крафт-Эбинг, швейцарский психиатр Август Форель, его немецкие коллеги Альберт Молль и Магнус Хиршфельд, «родной отец» психоанализа Зигмунд Фрейд, немецкий дерматолог и венеролог Иван Блох, английский врач и по совместительству издатель Генри Эллис.
Все они были очень разными людьми и подчас выдвигали противоположные гипотезы, но каждому из них пришлось пережить немало неприятностей, связанных с преследованием властей. На них сыпались обвинения в пропаганде антирелигиозности и смаковании в своих научных работах грязных деталей. Многие были лишены почетных званий и должностей, потеряли уважение коллег и все связи. Те труды, целью которых было исследование человеческого эротизма, запрещались цензурой. К примеру, подобная участь ожидала все труды Эллиса, и даже его авторитет и известность в научной среде не помогли ему избежать судебных преследований. Никто из его именитых коллег не осмелился вступиться за него и публично выступить с опровержением всех нелепых обвинений, хотя в настоящее время все его работы в области эротизма признаны классическими.
Немецкий психиатр Магнус Хиршфельд основал первый официальный Сексологический институт, но с началом Второй мировой войны он был разгромлен фашистами. Согласитесь, что времена царили уже давно не пуританские, да и фашисты не отличались излишней скромностью или богобоязненностью.
Итак, все исследователи такой специфической области человеческих отношений, как эротика, оказались «в опале» и постоянно подвергались преследованиям со стороны охранителей общественной морали и чистоты нравов, а также просто враждебно настроенных граждан. Кроме того, научные деятели, посвятившие себя изучению человеческого эротизма, на собственном опыте убедились, что общественность склонна приписывать лично им все те пороки и извращения, которые являются лишь предметом изучения.
В массовом сознании сложилось прочное убеждение, что человек, проявляющий странный интерес к эротизму (а научные исследования в глазах непосвященных представлялись по крайней мере странностью), обязательно имеет личные проблемы в данной области. Все научные деятели, вложившие свой вклад в развитие науки об отношении полов, слыли ненормальными людьми и извращенцами, хотя объективного повода для этого не существовало. Конечно, интерес к проблемам человеческого эротизма можно объяснить личными жизненными проблемами, но тогда получается, что все врачи страдают от болезней, которые приходится лечить у других, что полицейские являются потенциальными преступниками, а пожарные страдают от мании поджога.
ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕРелигиозные догматы не только искажали действительность и закрепощали естественные поведенческие проявления человека, но и значительно тормозили развитие наук, связанных с изучением пола, человеческой психики и эротизма. Развитие науки об эросе активизировалось во второй половине XIX века, когда на первый план вышла биология с многочисленными революционными открытиями и эволюционной теорией Чарльза Дарвина. Он стал «фронт-мэном» того времени, а его работы, хоть и оспоренные позднее, послужили толчком для появления более специфических исследований, сложных психологических теорий. По большей своей части все биологические выкладки были наивными, недоказанными и умозрительными заключениями, которые не могли объяснить сложных социально-психологических явлений с точки зрения законов природы.
Кто не познал вкуса любви, тот все равно что не жил.
Ж. Мольер
Таким образом, в XIX веке обоснованием традиционных моральных устоев и нравов занимается уже не религия, а пришедшая ей на смену наука. Сам Чарльз Дарвин – классик науки, помешанный на естественном отборе, объявил данный процесс причиной развития человеческой половой морали от примитивных и чудовищных нравов дикарей до «высоконравственности викторианской Англии».
Благодаря появлению новых биологических теорий, которые впоследствии оказались лишь выдумкой, эротическое воздержание оправдывается уже не религиозными догматами о греховности плотской жизни, а несколько другими аргументами. Среди них, например, такие, которые утверждают, что напрасная растрата эротической энергии истощает силы организма и не оставляет сил на что-то другое, либо что эротические отношения лишают мужчину сил и мужественности, делают восприимчивым к разного рода заболеваниям. Поэтому введенные в заблуждение любовники начинали нервничать и строго регулировать каждый случай эротического соития, чтобы, не дай Бог, не растратить отпущенную им силу и не умереть раньше времени в крепких объятиях друг друга.
Большинство биологов того времени, вероятно, часто посещали церковные мессы, поскольку переняли привычку духовенства считать эротические контакты лишь средством продолжения рода и рождения потомства. А все другие формы проявления эротизма, которые напрямую не связаны с деторождением, по-прежнему считались безнравственными и совершенно противоестественными, хотя биология сама по себе призвана отличать естественность от неестественности. Конечно же, на самом деле никаких ясных и понятных критериев естественности поведения человека не существовало. Нормативные рамки были настолько неопределенными и расплывчатыми, что казалось проблематичным отделить нормальное поведение от наказуемого, хотя люди регулярно осуждались за неподобающее или оскорбляющее общественность поведение. Под видимой эволюцией взглядов и общественных норм скрывались прежний идеологический консерватизм и ограниченность суждений.
В качестве доказательства, иллюстрирующего такое положение вещей, можно привести тот интересный факт, что изучение проблем пола началось вовсе не с нормальных явлений эротизма, как этого следовало бы ожидать, а с патологий, что объяснялось сравнительной простотой и ясностью привычных вещей, которые не вызывали вопросов и такого повышенного интереса, как извращения. К извращениям в XIX веке относились все морально осуждаемые и неприемлемые формы эротического поведения, а также всякое эротическое соитие, не имеющее своей целью продолжение рода.
Имеющая впечатляющий «возраст» богословская идея о греховности эротических отношений благополучно перешла в новый век, несмотря на перемену мировоззрения всего европейского интеллигентного населения, и обросла новыми причудливыми дополнениями. Пуританство вовсе не выходило из моды, а видоизменялось и становилось все более привычным способом общественного лицемерия. На людях можно было поддерживать образ безгрешного человека, отстаивающего моральные принципы пуританства и ругать на чем свет стоит тех, кого застукали за неподобающим занятием, а втайне, на самом деле принимать живое участие в шабашах ведьм или деятельности тайного общества похитителей девственниц.
Как известно, запретный плод сладок, поэтому пуританская идеология стала великолепной почвой для возникновения разного рода эротических извращений. Кто знает, мог бы человеческий эротизм иметь столько различных проявлений, если бы не влияние такого мощного противодействия в лице церкви. Люди всегда интересовались назначением своих половых органов и экспериментировали с эрогенными зонами, а в той ситуации, когда все это объявляется запретной темой даже на уровне обыденного разговора, интерес возрастает вдвойне. Такова человеческая природа – придумывать себе законы, ущемляющие естественные потребности (вне зависимости от того, к чему они относятся – к телу или душе), а затем нарушать их и чувствовать себя настоящими героями. Может быть, это просто вечная человеческая игра выбора между добром и злом, белым и черным.
ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕНо в данной ситуации церковь, олицетворяющая всемогущего и всепрощающего Бога, выступала в роли «отрицательного героя», тем самым заставляя простых обывателей и великосветских вельмож, в одинаковой степени не чуждых всему человеческому, мучиться угрызениями совести и чувствовать себя не сынами Божьими, а пособниками дьявола. Можно ли представить силу разочарования человека в Боге, если перед глазами он видел красноречивый пример, когда служители церкви с несвойственным им рвением предавались всему тому, что считалось антихристианским – плотским утехам, чревоугодию, пьянству, предательству, пыткам и накопительству. Простой человек, для которого священник был непререкаемым авторитетом, не знал, где же правда и почему так происходит. В результате многие люди разуверились в христианской морали, а вернее, в том, что на протяжении многих веков за нее выдавали.
Истинная любовь не знает пресыщения. Будучи всецело духовной, она не может охладиться.
Виктор Гюго
Эротическая культура, которая все-таки существовала и в пуританские времена, обросла новыми запретами и объяснениями вредоносности половых контактов. Соблюдение данных норм гораздо эффективнее контролируется не извне, а самой личностью, то есть с помощью таких психологических установок, как чувство стыда и вины. Нормы эротического поведения во времена господствования церкви преподносились в качестве воли Божьей или интересов общества в целом, но за ними всегда скрывались интересы власти, которую на протяжении долгих веков представляла церковь.
В любом человеческом обществе, в котором существуют определенные отношения между господствующими слоями и угнетенными массами, последние всегда были склонны обвинять, и вполне обоснованно, «элитные» слои в развращенности, тогда как сами старались придерживаться всех предписаний (в большинстве случаев неудачно).
Средневековая культура европейского общества представляет собой яркий пример антиэротической идеологии. Средневековое христианство отождествляло эротические контакты с грехом, даже если они были закреплены законным браком. Законные муж и жена зачастую избегали интимных эротических отношений или сводили их к минимуму, стараясь поменьше грешить.
Браки в то время заключались по договоренности глав семейств, без какого бы то ни было участия самих жениха и невесты. Ухаживание как таковое отсутствовало, и даже в привилегированных слоях, где кавалеры отличались своей галантностью, оно было практически лишним. Пуританская мораль поддерживает жесткое деление общественных и бытовых функций на «мужские» и «женские». Но главная черта – это запрещение любых разговоров на эротические темы, включая даже эротизм и символизм народного художественного творчества, который существует в любой культуре.
Тем не менее, в рамках одной и той же культуры, одного общества могли существовать различные нормы эротического поведения для людей различных сословий или социальной принадлежности. Отличительная черта такого разделения – это двойной стандарт норм эротического поведения для мужчин и женщин. Сюда относится эротическая мотивация, право выбора партнера и характер отношений с ним. Естественно, в принятии таких важных для себя решений женщина не участвовала вообще, ее дело – безропотное повиновение, а остальное ее не касается.
В отношении добрачных и внебрачных связей эротическая мораль также гораздо мягче относится к мужчинам, тогда как женщины за малейший проступок и брошенный в сторону взгляд могли запросто поплатиться жизнью. На добрачные и внебрачные связи мужчин смотрели сквозь пальцы, тогда как мнение женщины по этому поводу не учитывалось и вообще не допускалось.
Таким образом, можно сделать вывод, что порабощение женщины, в том числе и в эротическом плане, – вполне реальный исторический факт. Средневековые нравы в этом аспекте недалеко ушли от древних времен, ведь получается, что женщина не имеет права выбора и независимости: ее могут похитить, изнасиловать, купить за бесценок, держать взаперти и жестоко избивать.
ЭРОТИЧЕСКИЕ ФАКТЫВ любом обществе прослеживается культ мужской эротичности, тогда как отношение к женскому эротизму гораздо сдержаннее. Средневековое христианство, пропагандирующее антиэротизм, имеет два противоположных женских образа. Первый (положительный) – это Матерь Божья, непорочная, чистая и полностью асексуальная. Часто ее воспринимают как абсолютно равнодушную к эротике или же питающую отвращение к плотским утехам, хотя это еще не факт. Второй женский образ, с отрицательной трактовкой, обладает противоположными характеристиками – это некая падшая, похотливая женщина, совращающая попавших в ее обольстительные объятия мужчин и даже женщин, пропагандирующая животную, агрессивную эротику с извращенными элементами.
По свидетельству Г. Штоля (в книге «Великие греческие писатели»), греческий поэт Архилох страстно влюбился в младшую дочь паросца Ликамба, который сначала дал было согласие на брак его дочери с поэтом, но потом взял свое слово назад. Ее отец, может быть, вследствие его неприемлемого для многих образа мыслей, «нарушил великую клятву, данную за дружеским хлебом-солью». Оскорбленный поэт, «который ничего лучшего не мог сделать, как отплатить злом тому, кто с ним зло поступил», в страшном гневе начал в стихах своих осыпать Ликамба и его дочерей такими позорящими насмешками, что несчастные со стыда и отчаяния повесились.
Девственность в различных культурах трактуется неодинаково, но в большинстве случаев лишение женщины девственности считается подарком для мужчины. Неважно, как это произошло – насильственно или с согласия девушки, но в любом случае «присвоение» девственности становится для мужчины своеобразным выигрышем или привилегией, согласно которой он может присвоить себе и саму женщину. Так, например, если в средние века крестьянин обесчестил представительницу более знатного рода, он мог на ней жениться и повысить собственный статус. Но, начиная с момента дефлорации, его жизнь подвергалась угрозе, поскольку многочисленные родственники обесчещенной девушки не желали родниться с простаком и жаждали его крови.
Если девушка «голубых кровей» не желала продолжать отношения, он был обречен, и его единственным спасением являлось немедленное бегство. Если же она питала к нему какие-либо чувства, ситуация могла развиваться по нескольким сценариям. Первый: «беспородного» щенка, посмевшего покуситься на святое, заманивали с собой на охоту родственники обесчещенной девушки и там натравливали на него собак. Налицо «несчастный случай». Второй: девушка отрекалась от своего имени и происхождения и бежала вместе с возлюбленным за тридевять земель, где они прозябали в нищете и голоде. Третий вариант: девушка, не выдержав позора, решалась на самоубийство, а опорочивший ее имя «подлец» прилюдно казнился на городской площади в знак назидания.
Получается, что подобное оскорбление можно смыть только кровью обидчика или быстренько организовать свадьбу. Подобные взгляды на добрачное лишение девушки девственности существовали не только у христиан, но и у мусульман.
Христианство же вдобавок ко всему придает девственности прямо-таки мистическую ценность. Девственные девушки-монахини в средние века считались Божьими невестами. Положительный асексуальный образ Богоматери, соединивший в себе воедино символы Матери и Девы, разводит материнство и эротичность слабого пола на разные полюсы. В сознании обывателя девственности также приписывалась особенная ценность. Например, такой средневековый обычай, как право первой ночи, когда феодал лишал девственности невест своих вассалов, выражает не только социальное, но и эротическое превосходство сеньора.
По мере возрастания религиозной жестокости и нетерпимости, в средние века наблюдается резкое усиление репрессий по поводу неподобающего эротического поведения. Помимо церковных догм, которые постепенно отходили на второй план в связи с ослаблением влияния церкви, появлялись другие моральные нормы, связанные с развитием городов и большой концентрацией населения. Именно в это смутное время возник такой вид популярного ныне политического противостояния, как «борьба компроматов». Всего лишь обвинив своего политического оппонента в содомском грехе, можно было навсегда вывести его из борьбы за власть. Ведь христианство всегда осуждало гомосексуализм и считало его извращенной формой получения эротического удовольствия.
Вступление в эротические контакты с представителем своего же пола жестоко каралось и считалось ересью, страшным грехом и преступлением, и уж, конечно, не болезнью или безобидными эротическими причудами.
Относительно того, как повлияло становление буржуазной эпохи на половую мораль, существует несколько мнений. Например, французский философ Фуко считает, что с приходом в общество новых отношений началась постепенная либерализация морали и эротизация культуры. А французский историк Фландрен склонен думать, что пришествие буржуазной эпохи вызвало усиление антисексуальных репрессий.
ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕСредневековая культура относилась к эротике двойственно. Официальная христианская мораль характеризовалась аскетизмом и антисексуальностью. Осуждались не только похоть и стремление к плотским утехам, но и само чувство любви, которое мешало человеку думать о благочестивом и уводило его с пути истинного. Единственное оправдание эротических отношений между мужчиной и женщиной – это продолжение рода, причем обязательно в рамках брака, освященного церковью.
Существует поговорка, что самая красивая женщина не может дать мужчине больше, чем имеет. Это кругом неверно: она дает мужчине решительно все, чего он от нее ждет, ибо в отношениях такого рода цену получаемому назначает воображение.
Никола-Себастьян де Шамфор. «Максимы и мысли, афоризмы и анекдоты»
Но и в браке эротические отношения супругов регламентировались различными церковными правилами. В традиционной, патриархальной семье супружеские интимные отношения, как правило, не были окрашены эротической заинтересованностью и эмоциональной близостью. Из-за того, что церковь особенно осуждала утонченный эротизм, супруги вовсе не заботились о разнообразии эротических ласк и доставлении удовольствия друг другу.
Средневековые люди, тем не менее, вовсе не отличались стыдливостью и любили смаковать плотскую любовь в деталях, отдавая предпочтение преимущественно извращенной и грубой эротической страсти. Эти темы одинаково активно обсуждались как в крестьянской среде, так и в рыцарском кругу. С появлением трубадуров – бродячих лириков – происходит слияние возвышенной и греховной любви, представленное в их творчестве. Романтично настроенные трубадуры приравнивали любовь к наивысшим человеческим переживаниям, но, воспевая некий образ Прекрасной Дамы, все же большое внимание уделяли ее телесным прелестям. Подобная куртуазная поэзия оказала большое влияние на последующее формирование европейского идеала любви, но была доступна лишь узкому, элитному кругу, а реальные бытовые отношения оставались очень далеки от этого возвышенного идеала.
Гуманисты эпохи Возрождения жестоко критиковали монашеский аскетизм и деление любви на возвышенную и низменную, и именно с эпохи Возрождения начинается постепенная эротизация культуры. Казалось бы, с наступлением новой эпохи, пропагандировавшей раскованность и свободную любовь, должно было поменяться и мировоззрение людей, но этого так и не произошло. В это время появились первые лозунги против феодализма и за свободное развитие личности, и люди старались реализовать себя прежде всего в своей профессиональной деятельности, считая другие интересы не столь важными и мешающими достижению главной цели. Поэтому здоровый человеческий эротизм того времени находился в тени, отбрасываемой более важным занятием – достижением успеха в социально-трудовой сфере.
Эпоха Возрождения легализовала эротику и провозгласила культ эротически привлекательного тела, но это вовсе не вызвало бури интереса к данному вопросу и ожидаемой эволюции нравов. Осмеянный христианский аскетизм переродился в другое «чудо» – буржуазную мораль самоограничения, и естественные эротические проявления снова оказываются «в опале», причем по молчаливому согласию самих людей. Люди почему-то начинают стыдиться своего тела и считают эротические откровения недопустимой вульгарностью. Начиная с XVI века, нагота становится неприличной даже наедине с самим собой, вследствие чего стали появляться ночные пижамы и сорочки. Вновь становятся заметными цензурные ограничения и, по сравнению со средними веками, они оказываются более жесткими. Вероятно, люди соскучились по пуританству и по молчаливому сговору решили его возродить.
Вновь пошли в ход залежавшиеся и доставшиеся в наследство от далеких предков «пояса добродетели», которые были призваны отучить любознательных детей от рукоблудия. Появление псевдобиологических теорий относительно бесполезной растраты драгоценного семени привели к тому, что супруги все реже вступали в эротические контакты и делали это только «по праздникам», ради рождения очередного потомка. В XVIII веке наблюдается постепенное ослабление ответственности мужчин за лишение девственности невинной девушки, это уже не считается преступлением. По сравнению со средневековьем, когда нормальными явлениями были групповые уличные изнасилования и бордели, в это время происходит ограничение подобных эротических вольностей.