Чистяков Владимир. М. с.

   На стене висят несколько довольно таки умелых рисунков. Букет маков на одном. Какие-то зверушки изображённые на красной бумаге.
   — Тоже её — пояснил он, заметив взгляд Марины — неплохо она рисовала. Бумага осталась, а человека нет уже.
   Книжная полка ещё в купе, а поверх неё сидит несколько мягких игрушек и стеклянный кораблик в бутылке на подставке стоит. Совершенно неуместные здесь вещи! Словно из другого мира пришедшие.
   Такие мягкие и хрупкие. Но почему-то уцелевшие во всём этом огне. Они словно хранили какой-то отсвет души человека.
   Бронепоездник сказал:
   — Как её только в училище взяли? Хотя такие всего, чего захотят, добиваются. Она ведь видела не очень хорошо. Очки частенько носила. А от начальства их прятала. Она ведь не из наших была. Она в тех краях родилась, где эти живут, которые из другого мира приходят… Слыхали про таких?
   — Да.
   — И родом она… Говорила же, да я забыл, словом из тех, которые рядом с русскими живут. Только по-другому называются, и родня им в общем… Ну не помню я, как их зовут. Её в жизни не забуду. А к кому она относилась… Да какая разница к кому! Наша она была, и всё тут!
   — Украинка она была — неожиданно тихо сказала Марина.
   — Что!? - такого неподдельного удивления на лице человека Марина не видела уже давно — Откуда… Вы сказали. Я вспомнил. Говорила, говорила ведь она это слово… Откуда…
   Он в замешательстве, и это искренне. Он не смог вспомнить национальности человека, которой искренне поклонялся. А его новый командир так легко назвала её. Марина не стала его мучить, и сказала правду.
   — Просто я русская по отцу. Оттуда так хорошо и знаю, кто в том мире кому родня.
   Подошёл пёс и лизнул руку Марины. Она погладила его по голове.
   — Как зовут?
   — Джерма — он печально улыбнулся — не знаю, что это имя означает.
   — С юга откуда-то это имя…
   — Да? Не знал. Хотя… Она как-то раз говорила, что это овчарка откуда-то из тех краёв. Она её ещё 'Солнце моё' называла. — после паузы он добавил — А она ведь не к каждому подойдёт. Умная псина.
   — Я вижу.
   Повинуясь какому-то странному желанию, Марина опустилась на одно колено, и обняла пса. Тот лизнул её в лицо. Марина потрепала собаку по загривку.
   — За свою признала. Не каждого к себе подпустит. В третьей бронеплощадке дочка этой волкодавихи живёт. Чёрная с белым, раза в полтора больше матери, глаза кровью налиты, но глуповатая. И Джермы до сих пор боится, Ванда эта.
   Марина словно не слышала. Сидит, обняв собаку. Та иногда лизала ей лицо. Шрамов Марины касался шершавый, горячий и влажный язык. Собака словно хотела залечить загнанную в глубину душевную боль человека. Прошло какое — то время.
   — Майор.
   Она словно очнулась и повернула голову.
   — Разрешите задать вопрос не по службе.
   Она кивнула.
   Он несколько помялся и заговорил.
   — Заранее извиняюсь… Сначала мне показалось, что вам лет сорок… Но сейчас… Вы ведь очень молоды. Даже младше её наверное… И здесь вот вы оказались. С вашими-то заслугами. У вас, похоже, очень сложная судьба была.
   — Сложная… Верное, пожалуй, определение.
   — У нас ещё и авиация имеется?
   В ответ полковник заржал.
   — Загляните на аэродром как-нибудь. Если сердце здоровое. А то не советую. Полюбуйтесь, что нам придали. Я вот в конце первой войны на фронте был, и клянусь, что самолёты этого типа там видел. Пилоты просто нечто. Летают, как психи. Хотя, почему как? Психи и есть.
   На аэродром Марина заглянула. Полковник не сильно приврал. Обнаруженное там в лучшем случае сняли с вооружения в первый год войны. Техника, как известно, может прибывать в состоянии металлолома. Если представить человека, пребывающего в состоянии металлолома, то можно получить полное представление о местных пилотах.
   Лётчики производят впечатление людей, пьющих всё. Включая авиационный бензин. И непонятно, у них ещё не закончилась вчерашняя пьянка, или уже началась сегодняшняя. Особенно хорош старлей, командир эскадрильи. Росточком чуть пониже Сордара, правда в отличии от него худой, как жердь. Физиономия завзятого пьяницы, трёхдневная щетина, форма как у пленного с мирренской карикатуры. Лет тридцать пять, но ни одной награды, что для лётчика довольно странно. И старлей… Маловато для такого-то возраста. Шрам через пол-лица. И довольно старый. Как доложил, из двух десятков наличных самолётов, к полётам пригодны шесть. Что оказалось ровно в шесть раз больше, чем предполагала Марина, посчитавшая что летать может только один учебный биплан. Докладывать — докладывал, а на Марину демонстративно пялился. Благо, она награды не надела. Взглядов демонстративно не замечает. И о фактах из фронтовой биографии помалкивает. А то были уже. Прыткие. Зубов у многих из них не хватает. А кое у кого — не только зубов.
   А то этот старлей жутко развязанный и хамоватый тип. Идет извиваясь и словно пританцовывая. Говорит — словно тормозной жидкости перепил. И в каждом слове гласных оказывается раз в пять больше, чем их есть на самом деле. Да ещё и представился. 'Бывший подполковник, бывший кавалер пяти орденов старший лейтенант' .
   Решила осмотреть так сказать матчасть. Все равно, старлей-подполковник ей не помощник.
   По крайней мере сегодня, и на предмет осмотра самолетов. Вот если собутыльник завтра понадобится… А понадобится непременно, ибо настроение от обилия 'впечатлений' питейнее некуда.
   Первый номер программы — бывший истребитель-биплан.
   Из-за характерной формы обтекателей шасси, самолёт прозван 'Лаптёжником' . Когда-то он был истребителем. И даже 'звездой' многих авиационных парадов. Но из первой линии его вывели за пару лет до начала войны. Ну нечего там уже делать было изящному истребителю-биплану с двигателем жидкостного охлаждения, закрытой кабиной и четырьмя пулемётами в фюзеляже.
   Правда, машина славилась отличной маневренностью и лёгкостью в пилотировании. Сюда они попали явно из-за других своих положительных качеств — нетребовательности к качеству аэродромов и технического обслуживания. Правда, при местном уровне технического обслуживания, из десяти самолётов к полётам оказались пригодны три.
   ''Лаптёжники' Марине прекрасно известны. Увлечённая авиацией сестрёнка училась летать именно на этой модели.
   Попутно упражняясь на ней в так сказать, 'живописи' .
   Спору нет, 'Лаптёжник' чуть ли не вершина концепции истребителя-биплана. Вот только сами по себе любые бипланы, кроме разве что ночных бомбардировщиков, уже не вчерашний, а позавчерашний день.
   Второй номер — как раз и есть биплан-бомбардировщик. Его-то где откапали? Он же даже формально с вооружения снят давным-давно.
   Потом ради интереса заглянула в личное дело брехуна-старлея. Не соврал, и вправду был подполковником. Асом. Три десятка сбитых. Имел награды. И кучу выговоров за пьянство. С чего это он в разгар войны что называется, по чёрному запил? Ба, до чего же знакомый номер полка, его последнего места службы. Воистину тесен мир. Меньше всего ожидала встретить здесь сослуживца Софи. Интересно, она его знает? Сюда 'прилетел' больше года назад. Прямо из-под суда, лишившего его наград и понизившего в звании. История довольно занимательная.
   После бурно проведённой ночи, отправился на боевой вылет. Разбил на взлёте новенький истребитель. На следующий день по той же причине — второй. Через пять дней в аналогичных обстоятельствах — третий. Терпение лопнуло. Правда, вредительство и трусость всё-таки приписывать не стали. Однако, похоже, только заступничество фронтовых друзей спасло от штрафной роты. За такие-то 'подвиги' … Право, стоило бы. А то лично у Марины от общения с мирренскими бомбардировщиками остались не самые тёплые воспоминания. С такими 'героями' — лётчиками понятно, почему истребителей не хватает — сами их гробят, лишь бы в бой не идти. Тоже мне, асы по переведению продукции авиапромышленности в металлолом. У неё в части тоже один такой умник был, что перед атакой двигатель испортил. Отсидеться решил… До утра не дожил. Расстреляли перед строем.
   Хотя… Про случаи поставки в части бракованных самолётов Марина слыхала не только от Софи. Так что, возможно на выпивоху — подполковника повесили чужие грехи, спасая чью-то жирную задницу то ли из министерства авиации, то ли военной промышленности.
   Дежурные офицеры шумно обсуждают ночное происшествие — местные полицейские окружили банду, но не могут её взять. Случай просто невероятный. Обычно местная полиция появляется когда бандитов уже и след простыл. Да и при встрече с ними зачастую просто отдает оружие и отправляется по домам. А командир строчит потом в город бумагу 'О значительном численном превосходстве противника… о недопущении кровопролития… и тыры-пыры' . В городе делают вид, что верят. 'Установление доброжелательных отношений с местным населением' . Так это кажется называется. И так уже доустанавливались — военнослужащим разрешено покидать расположение частей только группами не менее пяти человек, и при наличии у каждого автоматического оружия. А ведь 'утраченное' полицейскими оружие компенсируется с наших складов…
   Интересно, чем эта банда так полицейским насолила? А кто там у нас один из дежурных? Как раз командир роты В-1.
   — Что за банда?
   — Судя по всему, не идейные ребята, а уголовники обыкновенные хотя и местные. Полиция таких иногда ловит. Полтора раза в год примерно. Лесные уголовщину тоже вроде недолюбливают. Хотя друг от друга крайне мало отличаются. А ту ещё и родовые приколы.
   — Какие?
   — Дикость обыкновенная. Кровная месть. Они в этой деревне уже побывали. Убили кое-кого. А местные их запомнили. Кто там какого рода. Самим в лес идти и их ловить — не каждому охота. Повстанцы их тоже приструнить не захотели. А отомстить надо. Не отомстишь — за человека считать не будут. Вот человек и прознал откуда-то, куда они направляются. И в полицию. Те их взять попытались. Двоих застрелили, да своих столько же потеряли. Но в общем загнали их в каменный дом на отшибе. Там когда-то наша комендатура была. Выходить не хотят. Стреляют. Из окон местность — как на ладони. Ещё двоих застрелили. Тогда сюда прикатили помощи запросили. Подставляете свои лбы, защищаете пособников идейных бандитов от бандитов безыдейных!
   — Брать их надо…
   — Надо. Только как?
   — Живыми их обязательно?
   — Да нам всё равно, это полиции за пойманных платят. А нам не положено.
   — Бандитам по тюрьмам сидеть положено. Или по фонарям болтаться. Но никак не по лесам шляться.
   — Тоже верно.
   — Сколько их?
   — Говорят, от двадцати до тридцати.
   — Под мою ответственность. Взвод из десантного отряда БП и В-1 N4. Осчастливлю местных высочайшим визитом царственной особы.
   Хоть и пытались скрыть смешки, а всё равно не получилось. Показала, что знает как за глаза кличут — ' Их высочество' . Знали бы насколько это близко к истине…
   И главное, непонятно почему такое прозвище появилось. Особисты что ли такие болтливые? Или это она такая неповторимая. Хотя если вспомнить… Кого-то на фронте звали 'иглой' то ли в честь памятника, то ли за характер.
   — По дороге в эту деревню мостов быть не должно. Доедем без приключений.
   — Причём здесь мосты? — не поняла Марина.
   — Мосты-то сплошь деревянные. А танки эти с ними не очень-то дружат. Взгляните с той стороны возле вентиляционной решётки.
   Марина обошла танк. В указанном месте изображены пять силуэтов рухнувших мостов. Не выдержали видать почти сорока тонной машины.
   — И каков же результат первого из мосторазрушителей?
   — Так это он и есть.
   — Интересно, а ТТ сколько мостов поломал?
   — Нисколько. Он из парка ни разу не уезжал. Его тут ни один мост не выдержит
   Добрались. Даже мост не уронили. А вот начальник полиции чуть в обморок не упал, когда того самого ненормального майора увидел. Доклад вместо него кто-то из местной администрации делал. Личность довольно колоритная. В грэдской форме без знаков различия (чиновничья мода, так сказать) и в местной мохнатой шапке с хвостом. Пара юбилейных медалек — и браслет приверженца на руке. Выговор столичный — но к ней обращается словно деревенский староста.
   Терпеть не могу таких — и вашим, и нашим.
   Этот-то из разряда точно не нашим.
   — Ладно. Из оружия у них что? — спросила Марина, проигнорировав администратора, у механика-водителя танка, местного уроженца. Он перевёл вопрос. Послушал, что гомонят в толпе и сказал.
   — Да вроде только стрелковое.
   — Гранатомёты есть?
   Солдат снова обернулся к местным.
   И вашим, и нашим тихонько булькает. Начальник полиции старательно делает вид, что его тут нет. Что бы чокнутый майор ни сотворила — она тут старшая по званию, и спрос с неё будет. А начальнику только головной болью меньше. Сидишь тут между грэдами и лесными как между молотом и наковальней, и только и ждешь — либо эти арестуют, либо те пристрелят. При наличии семьи и детей вовсе не весело.
   Марина прекрасно понимает, что говорят в толпе, но помалкивает. Механик перевел, что нету. А в толпе всё друг друга толкают, да на неё поглядывают.
   На жутком лице что-то изменилось. А то не видит, как на неё смотрят. Болтают, прокажённая. Или же что-то на тему венерических заболеваний. Думаете, не слышу?
   Ничего, сейчас устрою вам наглядную агитацию. Надолго запомните. И меня, и мою рожу.
   Вразвалочку, и слегка прихрамывая, Марина направляется к танку.
   — Сколько выстрелов для огнемета?
   — Полный комплект.
   — Отлично. Прокачусь пожалуй!
   Дверца в башне захлопнулась. Мотор взревел. Машина неспешно тронулась с места. Неторопливо прошлепала траками мимо собравшихся
   Заряжающий, тоже знающий местный язык, поинтересовался у администратора (довольно фамильярно, между прочим). Но такие к любому обращению привыкнуть успели. Да и сержант наблюдательный, разглядел уже, какого мнения майор о подобных деятелях.
   — Слышь, у вас тут штатный святоша имеется?
   — В деревне есть законный святой отец. Какие-нибудь проблемы?
   — Да собственно, никаких… Только ему сегодня много отпеваний служить придётся.
   И вашим, и нашим озадаченно взглянул вслед ползущего танка. Выражение лица стало заинтересованным. И испуганным одновременно.
   Смерти засевшим в доме бандитам он вовсе не хотел. И в очередной раз взялся за мегафон и проорал предложение сдаваться.
   В ответ из окна хлестнула очередь.
   По танку ударил пулемёт. Видать, рассчитывали разбить какой-нибудь триплекс, ослепив машину. Обзор между гусениц хуже некуда, но домик вполне видать. Водитель раньше был наводчиком орудия, и вел огонь. Теперь же водитель имеет шуточное прозвище 'Огнеплюй' . И скоро кому-то будет нет до шуток.
   Танк остановился в нескольких метрах от дома. И словно чудовище из ночных кошмаров дыхнул огнём, выпустив коптящую струю пламени. Дикий крик. Словно животное танк, принюхался. Ствол чуть дёрнулся. И полыхнул снова. Доносится какой-то буквально звериный вой. Из окна вылетает с нечеловеческим криком какой-то комок огня, забился по землю, в безнадёжной попытке сбить негасимое пламя. Хлопнул винтовочный выстрел.
   Танк ещё несколько раз полыхнул огнём.
   Она выбралась из танка и махнула рукой. Огня навалом, можно и закурить.
   В воздухе стоит тошнотворно-сладковатый запах горелого мяса.
   — Не завидую тем, кто в доме прибираться будет.
   Сказала нарочито громко. И на местном наречии. Прекрасно видит — смотрят на неё теперь иначе. Пусть среди убитых нет их родственников. Но они теперь запомнят её. Уважать грэдов сильнее не станут. А вот лично её теперь боятся. И это правильно.
   Для протокола.
   А по сути?
   Вечером полковник сказал:
   — В целом, одобряю. Но думайте о последствиях. Первоначально следовало бы разогнать толпу. Среди населения вполне могла быть парочка засланных корреспондентов. А нам лишняя шумиха вовсе ни к чему.
   — Про нас и так в столице та-а-а-акая слава ходит.
   — Так незачем усугублять.
   — Да мы местных можем хоть по соснам вешать, хоть в задницу их целовать. Это ничего не изменит. Всё культурное общество столицы как было, так и будет считать нас чудовищно жестокими карателями. А политику енто самое культурное сообщество свиней во многом и определяет. Так что нам куда не кинь, а всюду клин.
   — Не понимаю я этой политики.
   — А какой нормальный человек её вообще понимает? Я таких ещё не видала.
   — Чем больше вас узнаю, тем больше утверждаюсь в мысли, что вас сюда выперли исключительно за длинный язык.
   — В следующий раз пальну из огнемёта по толпе. Пусть разбегаются.
   — Дошутитесь майор.
   — Так точно.
   Хотя тут и так уже всем далеко не до шуток.
   Утром стало ещё веселее. Привезли оружие убитых.
   Марина узнала об этом уже подходя к дому полковника. Зверообразные солдатики на входе не хуже дрессированных мартышек взяли на караул. В прихожей слышен ор превеликий. Полковник плюс старлей-подполковник. Найденное мирренское оружие послужило предметом оживленной дискуссии.
   — Меня не интересуют отговорки: я хочу знать, где аэродромы. И точка. Сроку- три дня. Не найдешь- пойдёшь под трибунал.
   — Я там уже был.
   — Молчать!!!
   Марина открыла дверь пинком ноги.
   — Приветствую вас, господа хорошие! Позволите присоединится к дискуссии?
   У обоих лица нашкодивших мальчишек.
   — А, майор! Проходите. Что можете сказать по этому поводу — показывает на стол, где лежат несколько винтовок и автоматов.
   Взяла винтовку.
   — Обыкновенная Образца 910 дробь 943. Кавалерийская. Довоенного выпуска. Номера сточены промышленным способом. Откуда она здесь?
   — Вот и я хочу знать откуда!!! Последний год у лесных бандитов все больше и больше оружия. Мирренского. Как оно к ним попадает я хотел бы знать! Очевидно, летают транспортники, садятся чуть ли не у нас под носом. А кое кто места посадок обнаружить не может!
   Скоро десанта дождемся.
   — Знаете- сказала Марина- насколько я помню характеристики транспортных самолетов противника, то нашей 'авиации' за ними все равно не угнаться. Тем более, ночью и без РЛС.
   — Я знаю характеристики не хуже вас! Я не требую перехвата, я требую найти посадочные площадки. Как-то же повстанцы подают им сигналы! Костры там или что! Сколько раз просил прислать пеленгатор- ни ответа, ни привета. Как же мне иначе их рации засечь? Связывался с командующим армии ПВО, просил выделить ночные истребители для патрулирования- ответ: 'Отставить паникерские настроения! Лишних машин нет!
   Знаем мы, как их нет! Пилотам этим только бы казенный спирт без закуси хлестать! Мирренские транспорты летают как на параде в День Коронации, а этим 'героям' , как говорится, с высокого дерева! Я не могу у каждой поляны засаду поставить! У меня одна звукоулавливающая станция неизвестно какого года выпуска, и на той работать некому.
   — А кто-нибудь видел эти самолеты?
   — Что значит видел? Оружие бандитам кто-то привозит? Привозит. Подземный ход до границы ими прокопан по-вашему что ли?
   — Может, они не садятся, а контейнеры с оружием на парашютах сбрасывают.
   — А зачем я по-вашему с армией ПВО связывался? Не такие уж мы тут серые!
   — Но ведь парашют может не раскрыться, ветер отнести контейнер не туда. Найти хоть один, да в ПВО-шную рожу сунуть.
   — Так найдите на свежую голову! Думаете, мы тут не искали! Ох хотел бы я с организатором этих полетов поболтать, перед тем как его повесят! Умелый гаденыш, до чего умелый!
   — Меня, как свежего человека, смущает одна вещь в этой истории: оружие возится какое угодно, и в любых количествах. Так?
   — Да так.
   — Но бандиты не ведут активных боевых действий во многом из-за недостатка боеприпасов. Верно?
   — Да.
   — Тогда, почему им не везут боеприпасов?
   — В схронах придерживают патроны.
   — А вы сами в это верите?
   Полковник чуть не просверлил её взглядом.
   — Если не верить в это, то скоро вообще не во что будет верить.
   — Хотите на губу отправить бога ради, только патруль вызовите, ибо я не транспортабельна.
   Полковник как-то очень осторожно шагнул в комнату. Бумаги, книги и бутылки устилают весь пол. Обстановка в общем-то отсутствует, ибо вся мебель казенная. Зато не проспавшаяся майор валяющаяся поверх одеяла носом в смятую подушку присутствует.
   — Беспорядок в моем помещении обратен порядку в моей голове.
   — Я знаю. Заглянул сегодня к вашим. Словно на занятия императорской гвардии попал. Неисправных машин две! Что вы с ними сделали? Обычно стояла половина машин?
   — Императорские гвардейцы… Да вы бы видели, какой у них бардак!!!
   Полковник смахнул со стула трехмесячной давности газеты. Уселся.
   — Знаете, майор, пришлю-ка я к вам баб.
   — И кто из нас спятил? — бубнит Марина. Нос по-прежнему воткнут в подушку.
   — Да не поняли вы, жен моих — он подчеркнул слово 'моих' — солдат. Пусть тут маленько приберутся. Да как говорится, хозяйственными вопросами займутся. Никогда не думал, что молодая женщина может жить в таком свинарнике. Всё равно, до них не скоро дойдёт, что женщина ещё на что-то, кроме трёх К годиться.
   — На таких фанатов дремучего патриархата посмотришь — поневоле в феминистки запишешься.
   А полковник-то эрудит оказывается! Только где вот он премудростей этих набрался? У него что, тоже хобби всех удивлять?
   — Я что-то не пойму, что за три К?
   — Кындер, Кырхен, Кюхен — он так и сказал со странным акцентом, и так, будто И в немецком языке вовсе не существует — Дети, Церковь, Кухня. Вот где место женщины. Не знаю кто сказал, знаю, что человек очень мудрый был. А на местных баб поглядишь, да припомнишь, что из их деток вырастает — так лучше бы и не рожали. Мозгов и так нет, а как священника послушают, так и вовсе с ума сходят. Остается одно — кухня да тряпка.
   — Да вы женоненавистник, подполковник! И как-то забываете, что я тоже женщина.
   — Во-первых, вы майор Херктерент, во-вторых, вы же грэдка, и то что уместно в родовом обществе неуместно в вашем. А в-третьих вы же слывете известнейшей человеконенавистницей, и не всё ли равно, как другие к людишкам относятся? Кстати, ещё совсем недавно деток непослушных пугали 'Вот придёт старый оборотень и заберет тебя' . А теперь кое-что новенькое появилось 'Придет вот паленая зеленоглазая кошка, и съест тебя' .
   — Мне бы рассолу, а не мясца парного — жалобно просит Марина.
   Полковник усмехается. Марина усаживается на кровати. Вроде бы все органы более-менее установили координацию друг с другом. Только глаза почему-то съезжаются к переносице.
   — А не подскажете, часом, откуда вы эти три К вытащили?
   — Вы что с автором знакомы были? Служил я с одним. Не здесь. Забыл уже, как зовут. До чего же аккуратный человек был. Вроде даже не из нашего мира. И Императора называл Кайзер. А свой народ — дойче.
   — А про три К придумал канцлер.
   — Бисмарк.
   Твою мать! Не я одна тут такая умная!
   — Всё-таки пытаюсь разобраться, откуда вы такая взялись. Ни карьерист, ни служака, ни искатель приключений, на психа тоже вовсе не похожи. Да и глупенькой аристократкой лезущей хрен знает куда за острыми ощущениями вовсе не выглядите. Откуда вы взялись, странное создание?
   — Папа с мамой постарались, вот и выродили на свою голову.
   — Если бы только на свою…
   — Тогда бы на свете было гораздо скучнее.
   — Вы о серьезных вещах говорить в состоянии?
   — Яволь герр оберст!
   — У меня есть какая-то агентура. Не бог весть что, но… — а несказанное за этим стоит — но всё одно получше наших особистов. Полковник продолжает. — Одна мелкота, да сплошь безграмотная, их ни во что не посвящают, но все доносят- затевают они что-то. И очень серьёзное. А приказы приходят — не знаешь то ли их выполнять, то ли сразу вешаться. Вон, последний — организовать во всех населённых пунктах с населением свыше… да неважно скольки человек отряды самообороны. И вооружить их за наш счёт. Это как называется? Да те кто по окрестностям прячутся на следующую ночь их разоружат. А у самооборонщика отговорка — не стану же я в моего брата стрелять. Эта идея — фактически приказ вооружать бандитов. И какой вумной башке пришла подобная идея?
   С меня так местной полиции вот так хватает. Я их уж давно ни во что не посвящаю. Тоже мне, достижение взаимопонимания с местным населением! Волка сколько не корми, а он всё в лес глядеть будет. Местная полиция — считай их агентура. Причём, у нас на содержании.
   — То-то я и гляжу, они всё без оружия патрулируют. И тюрьму даже наши солдаты охраняют.
   — До чего же вы майор наблюдательны! — с плохо скрываемым сарказмом сказал полковник — А вы в курсе, что в двух третях городков вся власть торжественно передана местным органам. И полиция там с оружием. А в местных органах — ни одного грэда. И это выдаётся за достижение! Местным на медяк верить нельзя. Знаю что говорю. Там все друг с другом повязаны. Дикость, родственные связи, да авторитет священников. Это же такой компот! Они восстание могут готовить, священники о великой войне на площадях проповедовать, мужики стрелковым делом заниматься, а мы и знать не будем. А они уже занимаются. И тем, и другим, и третьим. Нутром чую. А сделать ничего не могу.
   — А дали бы вам полную власть — как бы поступили?
   — Как? Да все местные органы разогнал бы к такой-то там матери. В каждый городок — по гарнизону. И пусть коменданты правят. Полицейских да местных солдат — всех, без разбору — в стройбат — и на север, пусть канал какой-нибудь покапают, или уголёк добывают. Говорят, там ветры сильные — ну вот и пусть им мозги проветрит. Лет пять, а лучше десять. Бандита пойманного — допросить — и на сук. Солдата где убьют — пусть ближайшая община отдувается — собрать мужиков призывного возраста — и каждого десятого под пулемёт. А семьи их — тоже куда-нибудь в места угледобычи. В товарных вагонах. И чем больше по дороге сдохнет — тем лучше. А смиренных служителей господа — они бы расстрелянным завидовали.