Чистяков Владимир. М. с.

   — Обойма на пятьдесят патронов. Разрывных. Как в лесу перестрелка — одни щепки летят.
   С фантазией у М. С. проблем нет, и она очень легко представила, на что похож лес после стрельбы из таких 'автоматов' . С трудом поднимает оружие и прицеливается в стену. До чего же неудобная рукоять. Не на человеческие руки рассчитана.
   — Осторожней! Не стреляйте! Отдача чудовищная!
   Пожалуй, лучше послушать. Хватит экспериментов над самой собой. Оружие кажется грубо сделанным, но на деле оно просто очень массивное. Руки создателей просто явно крупнее, чем у людей.
   — Это ещё хуже. Если попадёт — полковник показал на другой ствол, напоминавший сильно увеличенную сигнальную ракетницу — Вроде гранатомёта ихнего. Недалеко правда стреляет, но зато зажигательными гранатами. Квадратик пять на пять накрывает. Горит десять секунд. Водой не тушится. Ожоги — жуть.
   А видели бы вы, чем они по танкам лупят!
   — Могу себе представить. Потери большие?
   — Да как вам сказать… В общем-то не очень высокие. Стандартные можно сказать для боевых действий такого характера. Только вот…
   — Противники уж больно нестандартные?
   — Именно.
   — Полковник, а большие они, гориллы-то эти — ещё громче спрашивает М. С. положив 'автомат' . Кило 25, не меньше, если не больше.
   — Не маленькие. Ниже двух метров не видал, есть даже два с половиной. Рожи обезьяньи.
   В плечах — широченные, руки длинные и очень толстые. А ноги довольно короткие. Холода совсем не боятся. Впрочем, что я говорю, сами всё скоро увидите.
   — Говорить умеют?
   — По-нашему нет, а между собой могут.
   ' Час от часу не легче' — подумала М. С.
   Сидят, пленные. Штук двадцать, наверное. Прямо на снегу так и сидят. Действительно, похожи на крупных обезьян. На людей не реагируют. Привыкли уже. Откуда вот только эта пакость взялась? Кожа у них какая-то буро-зелёная. А мускулы-то под ней пудовые. На голове у каждого — по копне длинных чёрных волос. И что-то вроде причёсок имеется. У одного хвост до середины спины висит, у другого — две косы. Ещё несколько коротко пострижены. Все одеты в кожаные куртки или безрукавки с массой металлических нашлёпок, колец и широченных ремней. Амуниция выглядит грубовато, но учитывая толщину бицепсов и пальчиков пленных, для них в самый раз. И понятно, для чего все эти ремни и заклёпки. Увеличенный вариант того, что сама, бывало, носила. Двое или трое поменьше, костью заметно тоньше, и длиннющие хвосты на макушках явно поаккуратнее стянуты. Самки что ли?
   — У них ещё маскхалаты были. Только мы их отобрали.
   — Чем их кормите?
   — Самим жрать нечего было.
   — Понятно…
   — Не совсем так. У них иногда находили что-то вроде сухарей и консервов. Сухари так себе: вкус отвратный, но съедобно. А консервы их… Ну в общем, это им и кидали.
   Одно из существ повернуло голову. Рожа и впрямь обезьянья. Только не гориллы, а к шимпанзе ближе. И глаза не очень глубоко посажены, и морщины на лбу, и нос не больно приплюснутый. Существо чуть приподняло верхнюю губу и что-то проворчало. Клыки есть, правда не слишком крупные. А взгляд почти красных глаз неприятно осмысленный.
   Почти скотское безразличие вмиг пропало. Во взгляде — ненависть. Искренняя, яростная и смертоносная. Существо вскочило на ноги, за ним, как по команде, остальные. Движение, порыв — бросится к проволоке. Разорвать её. И всё-таки дотянутся до стоящей за ней.
   М. С. с трудом удержалась, от того, чтобы отпрянуть назад, а ещё лучше — либо развернуться и побежать, либо скомандовать Огонь!
   Не сделала ничего. Только осталась стоять, как стояла, и даже руку на кобуру не положила.
   Пулемётчики заорали.
   Твари похоже уже успели уяснить, что значит 'Назад' . Как по команде остановились в паре метров от проволоки и откровенно принялись разглядывать М. С… Именно её, а не кого-либо другого, хотя со стороны тот же полковник смотрится куда солиднее.
   ''Что они во мне нашли? ' — подумала М. С. — 'Нюх у них что ли такой хороший? ' — В зимней форме её невозможно принять за женщину.
   Твари о чём-то говорили между собой, то и дело кивая в её сторону, и только пальцем не показывают. И они говорят. Не лопочут, как обезьяны в зоопарке. Именно говорят. И вправду, среди них пара самок.
   В душе М. С. всплывали нехорошие признаки Еггтовского бешенства. Она с трудом боролась с желанием все-таки крикнуть пулемётчикам 'Огонь! '. Да и самой всадить в эти рожи пару пуль. Дело было не в их уродстве, а в том, как они смотрят. То ли как на игрушку, то ли как на обед. Причём смотрят именно на неё. Во все глаза, которые не у всех красные.
   Желание всадить в обезьяний лоб пулю проходит. Удалось-таки сдержать себя. Хватит с неё грешков бурной молодости. Да и лоб такой, что пистолетную пулю может и выдержать… А вот от крупнокалиберного пулемёта — вряд-ли. Она покосилась на обложенную мешками огневую точку… Нет, всё-таки не надо.
   Твари продолжают переговариваться. М. С. невольно навостряет уши… Хорошо, хоть она прекрасно умеет управлять выражением лица, и стоящий рядом полковник ничего не заметил.
   Она ничего не поняла. Но ведь есть у неё способность к языкам. Врождённая, блин. Ни филолог, а кое-что в разговорах тварей кажется знакомым.
   Ночью М. С. прочла доклад полковника о боях с гориллами. Человек он оказывается начисто неспособный удивляться чему-либо. Миррены так миррены, кэртэрцы так кэртэрцы, гориллы так гориллы. Противник должен быть уничтожен. И всё тут. И даже не важно, сколько у противника ног, рук или щупалец. Бить. И всё тут. Ну просто Суворов местного разлива. Из текста доклада невозможно даже понять, с каким именно противником столкнула судьба. Текст пестрит фразами вроде: 'огневая подготовка рядового хорошая' , 'заслуживает внимания тактика засад и умелое использование укрытий' , 'минная опасность недооценивается' , 'медицинская служба отсутствует' — то есть в переводе с казенного на грэдский, раненых они добивают, а может, и съедают.
   Чего-либо интересного о тактике горилл в докладе не содержалось. В аналогичной ситуации и люди действовали бы таким же образом. Свое мнение о вопросах, лежащих вне его компетенции, полковник выражать побоялся, только очень осторожно намекнул, что это какое-то спецподразделение кэртерцев с одной из завоеванных ранее планет. Или же, возможно, великолепно выдрессированные боевые животные, вроде противотанковых собак.
   В одном только М. С. уверена: чужаки 'обезьян' этих не высаживали. Не их это боевые собачки. Да и не животные это вовсе.
   Кэрт прилетел на следующее утро. И сразу заявился к М. С.
   — И за коим тебе понадобилось меня в зоопарк тащить? — приветствовал он её по-русски.
   Генерал был одним из немногих, кому она могла говорить всё, что думает, причём по любому вопросу. В это раз ему всё сказала её до невозможности мрачная физиономия.
   — Перепила вчера? — с любезной иронией осведомился он.
   М. С. промолчала. Кэрт помрачнел.
   — Что, настолько всё плохо?
   — Я не знаю — честно ответила она — Полюбуйся сам.
   — Пошли.
   Сидят. Как и вчера. И вроде в тех же позах. На морозе. Но сегодня на появление людей они отреагировали резко и сразу. Загомонили. Вскочили. Бросились. И отпрянули от колючки только когда воздух рванула гулкая пулемётная очередь.
   Кэрт застывает как вкопанный. И без того белое лицо побелело смертельно. Почему-то М. С. знает. Они о нём говорят. Генерал словно впал в ступор. Твари уже похоже ржали. М. С. хотелось уже окликнуть его. Но он очнулся сам.
   На негнущихся ногах подошёл к проволоке, непослушной рукой выдирая из кобуры пистолет. М. С. увидела, как дёрнулись охранники. Она вскинула руку. Ни с места!
   Твари стоят. Кэрт наконец выдрал из кобуры пистолет, что-то проорал им. Выстрел, второй, третий… двенадцатый. Бесполезное оружие улетает в снег. Твари стоят. Хотя один убит наповал, а двое тяжело ранены. Генерал сунул руки в карманы, и буквально сгорбился.
   ''Приплыли' — зло подумала М. С. — 'Вопрос только куда'
   Кэрта пришлось уводить. Недалеко стоит домик для охраны. Направились туда. Кэрт как колода рухнул на стул. С ним всё понятно. Привести его в чувство можно только одним. М. С. высунулась за дверь. Охрана выглядит несколько обалдело. От приказа они обалдели ещё больше.
   — Выпить! Быстро! Много!
   Приказы надо выполнять.
   Говорить Кэрт смог только после третьего стакана. Напуганным он всё-таки не выглядит. Удивлённым — да. И сильно. И он абсолютно не захмелел. М. С. не торопилась с расспросами. Сам всё расскажет. И он заговорил.
   — Их здесь не может быть — он отхлебнул из стакана. Он трезв, абсолютно, кристально трезв. — они здесь не живут.
   Трясущимися руками генерал налил себе по новой. От нервов руки трясутся, а не от выпивки.
   Он замолчал. А потом резко опрокинул в себя и этот стакан.
   — Ты видел — сказала она.
   — Я до сих пор не верю.
   — Во что?
   — Они почуяли в тебе примесь нашей крови.
   — Кто они?
   — Враги — это слово он сказал на родном языке.
   — Это не ответ.
   Снова набулькал стакан. Хватанул даже не поморщившись. А глаза как раскаленная сталь. Ненавистью пылают. Старой ненавистью. И непроходящей болью.
   — Так кто это Кэрт?
   Тот снова потянулся к стакану. М. С. отодвинула бутылку.
   — Хватит. Иначе вырубишься.
   В почти белых глазах только мука. Рвёт, рвёт он из себя каждое слово. Как осколки из раны.
   — Это беда нашего мира. Только нашего. Их не могло быть здесь. Мы знаем много миров. Но эти… — Он обхватил голову руками, и каждое последующее слово буквально клещами рвал из себя. — Мы не знаем, откуда они приходят. Только догадываемся. Как часто? Последний раз 50 лет назад. Армия… Они прошли по южному региону… После них. Ничего живого. Вообще. Видела бы ты, что они творили! Особо жестоко они убивали женщин и детей… Откуда они взялись? Я не знаю. Вторжения этих тварей бывали и раньше. Редко. Но каждое запоминалось надолго. Последнее…
   Мы их уничтожили. Всех. Мы не можем иначе. Это просто чума. Разумная в какой-то степени чума. От которой есть только одно лекарство — вбитый в эту пасть кол. Жечь, выжигать калёным железом. Беда и проклятье нашего мира…
   Мы, по крайней мере я, их 'язык' понимаю. Он родственен одному из наших древних диалектов. Это мы всегда знали.
   А пятьдесят лет назад мы исследовали то, что от них осталось. Генетический материал… Они близки нам, наиболее близки из разумных существ, живших на нашей планете.
   И у нас в крови ненависть друг к другу. Мы смотреть на них не можем. Мы зубами их рвать готовы. Это в крови… Даже ты это почуяла.
   — С чего ты взял?
   — Неужели ты не хотела убить их? Хотела, не ври, не поверю. И с чего ты решила, что они как-то связаны со мной? Хочешь скажу? Это четверть нашей крови в тебе говорила. Только так. Поняла! Не могло быть иначе. Ты спроси у солдат. Они их вовсе не ненавидят. Понять просто не могут, что это такое им попалось. Но не более. Ну нет у них к ним нашей звериной ненависти. Ну, горилла и горилла, даром что с автоматом.
   И теперь мы можем смело обращаться за помощью к колонистам. Против них — они помогут. Это точно. Мы далеко не ангелы, да и к вам мало кто испытывает тёплые чувства. Но никто. Никто у нас не пожелает, чтобы эти твари жрали ещё и ваших детей. Это тебе не Кэрт, это я — тут он назвал своё практически непроизносимое имя в двадцать слогов, позывной 14 тебе говорю.
   — А так ли захотят ваши помогать, если узнают, что этому дерьму мы скорее всего, сами проход в этот мир и открыли?
   — Ты уверена? — и спросил это Кэрт с совершенно ненормальной интонацией.
   — С тех пор, как я залезла в ЦЭБ, я вообще больше ни в чём уже не уверена.
   Кэрт снова приложился к бутылке. М. С. не препятствовала. Вылезла очередная проблема. Вопрос, какого масштаба? Судя по Кэрту, капитальнее некуда масштабчик. На какое-то там издание апокалипсиса тянет.
   Но ей никто не докладывал о людоедстве этих тварей. И вообще, по докладам выходило, что твари обороняли один участок леса, и вовсе не стремились его покинуть. Проблемой было, что как раз там и проходит дорога.
   — Слушай, а чего ты на них так взъелся? — спросила М. С., когда Кэрт, с её точки зрения размяк уже совершенно до неприличия. (Человек бы столько не выпил. Даже вроде Сордара)
   Язык у Кэрта развязался уже сверх меры. Но соображает он по-прежнему лихо.
   Взгляд полыхнул огнём. И он не говорит. Шипит.
   — Взъелся… Тебе этого не понять. Что бы там ни было в прошлом. Но это место-Дом. Понимаешь, просто наш Дом. Зелёный мир. Мы иначе относимся к земле. И давно уже убрали оттуда все заводы. Это просто место, где может отдохнуть любая измученная душа. Место, где хорошо любить, где хорошо растить детей… — Он впился взглядом в лицо М. С. — Которых у меня нет…
   "Кого же они у тебя ТАМ сожрали, друг дорогой? Кто же был настолько дорог, что для тебя очень надолго не стало «после»? Но этого он не откроет никогда. Хотя… Тогда, именно тогда он сломался. От всего остался только долг. А потом и его не стало… Сначала предали его. И не однажды. И только потом… И только потом появился тот, кого могу назвать единственным другом".
   — Их необходимо допросить.
   — Я с ними говорить не буду.
   — Это приказ.
   — Всё равно. Я их ненавижу. И только мёртвыми их видеть могу.
   — И что же мне делать?
   Если Кэрт сказал нет — то это всё. Не переубедишь, и уж тем более, не заставишь.
   — Ты ещё не всех военнопленных назад отправила. Привези одну тварь в столицу, да покажи им. Кто-нибудь да вызовется в переводчики. Их ненавидят все, но не все так сильно, как я.
   Построили военнопленных с корабля. Вызвали старших бараков, дали им по несколько фотографий в пакетах с приказом показать личному составу после построения. Через несколько минут у главных ворот они собрались все. Молча построились, но не по баракам, а по какому — ту, только им понятному порядку.
   К коменданту вышел не бывший командир корабля, а другой офицер более низкого ранга. Но явно старший по законам непонятного грэдам сообщества.
   — Нам нужны переводчики с крепкими нервами.
   — Сколько?
   — Десять, желательно пятнадцать
   Офицер кивнул, повернулся к своим и стал называть какие-то имена. Он выходит из строя, подходит к коменданту. Склоняет голову в церемониальном поклоне и идёт к грэдским офицерам. Четырнадцать человек.
   Он ещё раз окинул взглядом своих. Задумался и сказал.
   — Просили пятнадцать. Перед вами четырнадцать. Пятнадцатый я.
   И длинная фраза на родном языке.
   Оставшиеся как по команде склонили головы и разошлись.
   — Каковы результаты?
   — Хорошо сидишь? Упасть не боишься?
   — Не в цирке.
   Кэрт замолчал на секунду. Барабанит пальцами по столу, и всё куда-то в сторону смотреть старается.
   Усмешка сползает с губ М. С… Чем-то очень серьёзным попахивает.
   — Я жду.
   Он по-прежнему старательно пол разглядывает. Слова выплюнул скороговоркой со скоростью пулеметной очереди.
   — По результатам полной проверки у объекта обнаружены человеческие гены.
   И замолчал, словно скалу с плеч сбросил. Прямехонько на шею М. С… Тащи как хочешь.
   — Операция производилась в младенческом возрасте. Опять обман! Хотя как-то яснее становится, почему от неё так жаждали избавится. Ещё одно блестящее подтверждение нашей биологической совместимости. Я знал её отца. Только как ученого. Крупные работы по генетике, в основном направленные на увеличение продуктивности скота. Работал и с человеческим геном. Но так, я думал полу любительски- ведь многие недостатки внешности передаются по наследству. Пластическая хирургия- это хорошо, но устраняет следствие, а не причину… Как он раздобыл материал, хотел бы я знать? Хотя, рискну предположить, что прятали только от меня, и лиц моего круга, а остальные, не слишком любопытные, могли работать свободно. Очень выше средней квалификация нужна, что бы понять что два вида совместимы.
   — Самоотверженные у вас ученые. Прям как у нас! Кошечек не нашлось, на собственном ребенке эксперимент поставили! Или просто препаратик разрабатывали что бы меньше возится с мед. обслуживанием десанта! Но опять же, до чего замечательная кошечка для эксперимента!
   — Марина, от твоего остроумия…
   — Иногда повесится охота. Я знаю. Бредовую версию можно?
   — Валяй.
   — А что если некие… ну не знаю как их называть в очень давние времена сеяли семена разумной жизни, так сказать, создавая очень пластичные и легко адаптирующиеся к внешней среде виды. Отсюда и сходства в геноме. И к схожей среде схожие виды адаптировались близким образом?
   — Сеятели, странники и как их там? Ну есть и такая теория. Не слишком популярная, по причине нашего почти врожденного снобизма. Только нас-то волнуют куда более близкие теоретики.
   — Новаторы-практики, раз уж на то пошло.
   — Если серьезно, то даже усиленной проверкой ничего обнаружить невозможно. Любой бы карантинный пост её пропустил. Глаза бы квадратные сделали, но в историю о помешавшейся на межзвездной романтике девчонке поверили пожалуй.
   — А с чего это тебе взбрело человеческие гены поискать?
   — Вспомнил просто наше так сказать, генетическое знакомство.
   — Знаешь, когда я впервые задумался о возможности существования гибридов?
   — Когда потрошил мою обворожительную недопрожаренную тушку.
   — Нет. Несколько раньше. Когда впервые за казенный счет ехал в вашем БТРе, несколько часов была возможность рассматривать прилепленный к борту портрет кэртерской женщины. Такой, где она в костюме для верховой езды, и белый скакун рядом. А ушей женщины из-под кепи не видно, а в остальном- красавица, какую я мог встретить где-то очень далеко. Сначала подумал, что солдатики разжились трофеем, но присмотревшись понял, что технология печати иная. И подпись смог разобрать. Простенько и со вкусом: Автопортрет. Софи Саргон.
   — Твою мать! И здесь сестренка обошла!
   Он словно не слышал.
   — Запах. Я снова узнал его. Не слышал многие годы. Бензин. Запах бензина. Запах самых кровавых войн в истории. Кровь, грязь, и железо. Я просто смотрел. На образ. Не замечая, что оборван угол, и сам портрет потерт. И этот портрет. Немыслимое сочетание. Тогда и произошел надлом. Не выдержала броня. Или просто впервые за несколько дней появилась возможность анализировать. Масштаб лжи. Масштаб ярости. Вашей ярости. Грязное и кровавое время отчаянных людей. Я не забыл, ибо сам был таким. Давно. Очень давно.
   Кому, и зачем всё это понадобилось? Вы не вписались ни в одну схему… Мы столкнулись словно с самими собой. С теми, какими были столетия назад… Долго живя, мы так и не научились ценить жизни… По крайней мере, чужие.
   — А больше ничего не искал?
   — Чего именно?
   — Ну…Микробиология у вас высокоразвитая. Может, в неё ещё чего-нибудь вкатили. И бомбу ходячую наполненную бактериями нам подкинули.
   — Местечко, где она лежала убивает всю известную микроскопическую живность.
   — Известную. Подчёркиваю.
   — Слишком уж извращенно.
   — А почему бы и нет? Похоронить-то надо не всех, а кого-то конкретного. Длинноухого такого, к примеру.
   — Или зеленоглазую. Слушай, а что мы мучаемся? Давай её просто шлёпнем. Тем более, если версия о бактериологической бомбе верна, то мы уже столько всего нахватали.
   — Знаешь, все ваши, и наши бактерии крайне плохо переносят внутреннее промывание организма медицинским спиртом в больших количествах… Да и шлепнуть такую пожалуй рановато.
   — Отшлепать уже поздно.
   — Не учи меня генетике. Всем вашим, да и нашим специалистам до одного меня расти и расти!
   — Хм. А я и не знала, что от переохлаждения может мания величия начаться.
   Кэрт глянул ей в лицо. М. С. с трудом удержалась, что бы не поежится. Взгляд генерала вполне мог заморозить.
   — Родная. Генетика, это такая наука, у которой есть всеми признанный возведенный на пьедестал основатель. И эту самую статую ты видишь перед собой. Даже сейчас мои заслуги в данной области никто не смеет оспаривать.
   — Дрозофилы и военно-полевая хирургия. Странное сочетание.
   — Ничуть. Меня заинтересовали существа, имеющие большое сходство с нами. А где лучше всего изучать таких существ, как ни у них на родине.
   — А у вас там сейчас запарка! Все школьные учебники переписывать надо, да кому-нибудь иному создание новой науки приписывать.
   — Зачем ещё это? И проще средства найти можно: написать, что я от тяжелейшей психической травмы просто сошел с ума. И все.
   Тогда… Только теперь я стал понимать, как грамотно оттирали меня от привезенной экспедицией генетического материала. Попади он ко мне… Возможно, вся история пошла бы по-иному.
   При определенных обстоятельствах, решающим бывал как раз мой голос.
   — В общем, ей о некоторых аспектах своего происхождения знать вовсе не обязательно.
   — Полностью с тобой солидарен. Но можно я её препарирую?
   — Убью!
   — И кто из тебя железо в следующий раз выковыривать будет?
   — Иногда смотришь в небо, дневное, ночное — без разницы. Смотришь, и думаешь, как ребенок: а что там наверху? Загадка, тайна, другой мир… Что там, у звезд?
   — Оказавшись у звезды видишь просто другое небо и новые звезды. И так без конца. Найдешь у звезды всё что хочешь, кроме одного — своей детской мечты.
   Марина, как обычно проснулась рано. Но Рэтерн уже не было. Она всегда спала очень мало, зато Дина отсыпалась до полудня.
   Рэтерн налаживала кухонную аппаратуру. В корабле были большие трюмы с различными товарами, предназначенными для обустройства новых поселений. Всё это саргоновцы по мере возможности использовали теперь для собственных надобностей. В доме М. С. за счёт трофеев и под 'руководством' Рэтерн оборудовали кухню, ибо люди неплохо умели обращаться с оружием и боевой техникой чужаков, жизнь как говорится заставила их этому учиться, но учиться обращению с бытовыми приборами было и некогда и незачем. А трофеев оказалось довольно много. И поэтому Рэтерн почти каждый день вызывали в какую-нибудь часть для настройки аппаратуры. Спецом Рэтерн была не бог весть каким, но кое-что после её визитов какое-то время работало. А потом опять ломалось, чаще всего из-за нестабильного напряжения, к которому аппаратура чужаков совершенно не приучена.
   А М. С. после пары подобных визитов вызвала её к себе и поставила в известность, что ей присвоено звание военного техника 2-го ранга, и теперь довольствие она получает не по своей прежней норме, а по 1-й категории. И заодно, дала пистолет.
   А самой Рэтерн вся эта беготня доставляет определённое удовольствие — наконец-то слушают, что она говорит, наконец-то с её мнением считаются, и явно уже весьма и весьма уважают. И она никому не говорила, но впервые в жизни оказалась в месте, где её просто считают своей. А она сколько себя помнит страдала от одиночества. И постоянно ощущала себя никому не нужной, а тут она вдруг оказалась нужна очень многим.
   И вскоре едущая куда-либо на джипе или бронетранспортёре тоненькая фигурка девушки-чужака в полушубке и больших меховых наушниках стала такой же привычной частью жизни города, как размалёванные языками пламени аэросани или самоходка с расписанной рубкой. Рэтерн стала своей.
   За ночь почти все установки вновь перестали работать. Но Рэтерн меньше чем за полчаса почти все снова запустила.
   — У тебя здорово получается — сказала Марина входя.
   Рэтерн усмехнулась.
   — Там, у нас, меня, как бы это сказать? А! На орудийный бы выстрел не подпустили.
   На грэдском Рэтерн говорит почти как на родном, акцент у неё очень лёгкий и почти незаметный. Марина тоже неплохо владеет кэртерским. Но с Рэтерн на нём практически не разговаривает.
   — Впрочем — продолжила Рэтерн — как оказалось я с этими установками неплохо обращаюсь — она явно весьма довольна собой — А вот к чему меня готовили, здесь оказалось совершенно не нужным.
   — Ты не рассказывала об этом.
   — А и не о чем рассказывать. Персонал для наблюдения за резервациями. Персонал для обучения — Рэтерн ухмыльнулась — обучать аборигенов надо ровно настолько, что бы они различали наши дорожные указатели и не попадали под наши транспортные средства. В общем, полный бред, и я в него, по крайней мере, не верила. И оказалась права.
   Только сейчас Марина заметила ремни и кобру под мышкой Рэтерн.
   — Откуда у тебя пистолет?
   — Твоя мама приказала что бы я носила, вроде как для безопасности.
   Рэтерн осторожно вытащила пистолет из кобуры и двумя пальцами положила его на стол.
   — Ты хоть стрелять-то умеешь?
   — Не-а. Но с твоей мамой не поспоришь.
   — Что, верно, то верно — Марина взяла пистолет. Ей приходилось стрелять. И довольно много. Но это не то умение, которым бы хотелось хвастаться.
   Она прицелилась в потолок. Разумеется, дав Рэтерн пистолет, М. С. попросту забыла показать, как надо ставить оружие на предохранитель, и как им вообще пользоваться.
   — Осторожнее — испуганно произнесла Рэтерн, прячась под стол.
   — Да он не заряжен — сказала Марина.
   Грохнул выстрел. Одна из ламп на потолке с грохотом разбилась. Во все стороны брызнули осколки стекла.
   Марина роняет пистолет.
   Рэтерн осторожно выглядывает из-под стола.
   — Всё? — испуганно спросила она.
   — Всё. — с не меньшим испугом ответила Марина. Обе расхохотались.