Чистяков Владимир. М. с.

   — Сколько лет прошло, а коды доступа так и не сменили.
   — Многогранная ты личность.
   — Жизнь заставила такой быть.
   — Вношу другое предложение: чем стоять и мёрзнуть, может, погреемся внутри. А то сероводородом что-то попахивает.
   — Это уже интереснее.
   Трофеи захвачены богатейшие: полный комплект оборудования для постройки небольшого города, масса транспортной и горнодобывающей техники, арсенал и даже два истребителя. Правда, извлечение истребителей представляло определённую проблему, ибо корабль садился на брюхо, а ангар внизу.
   И это, не считая военнопленных, которых предполагалось обменять на столь необходимое продовольствие. На пару дней саргоновцы решили устроить привал на корабле. Места хватило всем, ибо военнопленных просто разместили на трёх ярусах вместо семи и выставили охрану. Кэрт, естественно, монополизировал медицинский отсек, ибо было довольно много раненых. Помощь оказывали и раненым защитникам корабля. А относительно гражданских, Кэрт не поленился сообщить по внутренней связи, что если саргоновцы задержатся у корабля надолго, то вскоре кончатся все средства от поноса, столь необходимые теперь гражданским. Это встретили диким ржанием как саргоновцы, так и пленные защитники корабля.
   ''Юморист — подумала М. С. — он же вроде в медицинском отсеке должен быть, а там передатчика нет. Где его носит? ' Но из медицинского отсека донесли, что Кэрт там, но не в состоянии ответить, так как очень занят. И не уточнили, чем.
   ''Если он нажраться решил, то я ему устрою. '- решила М. С. направляясь в медицинский отсек. Хотя если по совести, то даже в случае пьянки устраивать нагоняй не за что. Кэрт начинает пить не раньше, чем заканчивает с последним раненым. А на случай экстренных случаев таскает опохмелятор собственного изобретения. Таблетки. Просто убойные. Сколь угодно перебравшему дай одну — и через двадцать минут будет как стёклышко. Правда, эти минуты подарят желудку и прочим органам незабываемые воспоминания. Несколько человек, пробовавших опохмелятор Кэрта после приема одной дозы из чуть ли не алкоголиков превратились в завзятых трезвенников.
   М. С. к ним не относилась, а генерал перед войной грозился написать статью о проблемах лечения от алкоголизма гибридов. В ответ М. С. обещала гибридизировать его с телеграфным столбом при помощи верёвки и куска мыла.
   В медицинском отсеке на первый взгляд нет ничего интересного. Внешне — госпиталь как госпиталь, только двери раздвижные и зачем-то с узорами. У некоторых стоят часовые, внутри — раненые чужаки. Все часовые из подразделения Кэрта. Она осведомилась, где генерал. Ей показали на дверь, у которой тоже почему-то стоят часовые. Явно из мобилизованных перед самой войной. Лет 18—19 каждому. Тоже мне, караул почётный.
   — Лучше пока туда не входить — сказал один из них.
   Другой поспешно добавил.
   — Это приказ генерала, он очень занят.
   — Ничего, для меня время он всегда найдёт — сказала М. С. входя.
   За своей спиной она услышала, как один солдат сказала другому. 'Что сейчас будет!!!
   ''Непременно будет. За неуставные разговоры на посту. И хреноватое соблюдение субординации' — подумала М. С…
   Помещение больше всего напоминает операционную. По крайней мере, под потолком находится нечто, напоминающие очень мощные хирургические лампы. Однако, операционных столов нет. Вернее, парочка всё-таки имеется, но либо М. С. ничего не понимает в медицине, либо анатомия кэртэрцев очень сильно отличается от людской, ибо как в подобной конструкции можно разместить человека, ничего ему при этом, не сломав, М. С. совершенно не представляет.
   За одним из этих столов и восседает Кэрт. И он не один. Прямо перед ним стоит кэртэрская девочка-подросток, примерно возраста Марины, одетая в какое-то странное долгополое белое одеяние. Птенец и птенец неоперившейся.
   Похоже, она недавно плакала.
   Первый чистокровный кэртерский ребёнок увиденный М. С…
   — Развлекаешься? — безо всякого выражения сухо спросила генерал-полковник усаживаясь на стол.
   — Слезь. Стерильно же.
   — Пошёл ты — беззлобно отозвалась М. С. и с интересом уставилась сначала на кэртэрку, потом перевела взгляд на генерала. Ничем предосудительным он здесь, похоже, не занимался, и даже не собирался. Но откуда взялось это чудо чуть ли не в перьях, в любом случае выяснить стоит.
   — Слышь, Кэрт, а это — она показала большим пальцем на девушку — ты где раскопал? И почему она здесь, а не с прочими пассажирами или ранеными?
   — Да она прямо тут была, в этом помещении.
   — Спряталась что ли?
   — Нет. Во-первых, она вообще не с этого корабля.
   М. С. выразительно уставилась на него.
   Кэрт взял со стола маленькую пластиковую карточку с кэртэрским текстом на одной стороне и какими-то полосами на другой.
   — В курсе, что это такое?
   — Удостоверение личности гражданского, а также военного не находящегося на действительной службе.
   — Верно. А ты в курсе, что на ней нанесена вся информация о человеке от рождения до смерти?
   — В курсе. И что?
   — А то, что Е-10, кроме всего прочего, ещё и эти карточки читает.
   — И что же вычитал относительно данной личности?
   — О! Это самое интересное. Она умерла год назад. Ещё до старта этого корабля. Я с покойником оказывается разговаривал.
   М. С. заинтересованно посмотрела на кэртэрку.
   — Может, документ не её?
   Кэрт показал наманикюреным ногтем на одну из полос на карточке.
   — ДНК у всех разное. Это результат анализа ДНК, который делается после рождения и сразу заносится сюда. Процедура быстрая и безболезненная. И всегда используется для идентификации личности. Я сделал анализ. С точки зрения нашего закона, её не существует.
   — А с чего тебе взбрело в голову делать этот анализ?
   — Так её в списке пассажиров не оказалось.
   — Интересно. Сказала бы я, но выражаться не хочется. Насколько я знаю ваши законы, карточка умершего уже должна быть уничтожена.
   — Именно так. И ещё такой интересный момент. Точнее, пока самый интересный во всей истории. Колонистами могут быть только семьи, не имеющие детей, или любые совершеннолетние граждане. На подобном корабле в принципе не может быть детей. Есть медицинская теория, с моей точки зрения довольно спорная, но официально признанная о большой опасности межзвёздных перелетов для лиц не достигших тридцати лет. А ей четырнадцать. Причём по вашему счёту.
   А по кэртерски она ещё младше. Сутки-то у них, в метрополии, по двадцать девять часов, да сам год в 380 дней. При любом раскладе — дуреха несовершеннолетняя.
   М. С. весьма заинтересованно посмотрела на кэртэрку. Внешне — ребёнок как ребёнок. Довольно высокая, худенькая, тёмноволосая, сероглазая; кэртэрка как кэртэрка. И даже остренькие ушки из за волос почти не торчат. И какому психу она так помешала, что её отправили чёрти куда, сделав при этом официально умершей? Впрочем, лично М. С. на своём веку подобных психов уже видала, и каким-либо проявлением свинства со стороны одних людей к другим, генерала уже не удивить. В общем, не всё в порядке и в королевстве Датском, Империи кэртерской, чтоб ей пусто было.
   — Теперь давай вернёмся к тому, с чего начали. Где ты её нашёл?
   — Я же сказал, прямо здесь. Тебе известно, что это нечто вроде реанимации?
   — Да.
   — Видишь, что у той стены?
   — Что-то похожее на морозильник в морге.
   — До чего ты остроумна!
   Но чёрная шуточка М. С. на самом деле недалека от истины. Вся стена и в самом деле в небольших дверцах, за каждой из которых вполне мог находиться один стол с покойником.
   — На морг это, действительно, похоже, только это не морг, а реанимация. По нашему жаргону — 'инкубатор' . В каждом из ящиков можно сколько угодно поддерживать жизнедеятельность сколько угодно живого субъекта. Включая здорового и в полном сознании. Ну, вот в одном из них она и была. И почти весь год, правда, в основном она была в анабиозе, но месяца два бодрствовала. В этом ящике.
   — Весьма похожем на гроб. У кого-то проблемы с остроумием. И кто же сей остроумец?
   — Спрашивал. Не говорит.
   — А до слёз то ее, зачем доводил? Герой!
   — Да я тут собственно и не причём, это у неё просто истерика была, когда я её из ящика вытащил. А как разглядела кто я, то вообще в обморок брякнулась. Из военных, а до чего же нервная!
   Она снова заплакала. Эти двое не знают, что она их понимает. Между собой они говорят так, словно кроме них в помещении никого не было. Она не знает, как они попали на корабль, куда подевались все остальные. Она думала, что ужас ящика кончился. Но, похоже, худшее в её жизни ещё только начиналось.
   И это худшее было сосредоточено в тех двоих. Черноволосой женщине- аборигене и том самом генерале- изменнике, о котором так много слышала дома. Эта женщина первый абориген, увиденный ей. И от неё буквально сквозило ненавистью ко всему живому. Эта ненависть во всём: в одежде, в движениях, в манере разговаривать. В ней словно что-то от вечно жаждавших крови богов древних времён. Кэртерка уверена — она осталась последней в живых на всём корабле. И жестокий случай не дал ей лёгкой смерти. А теперь вряд ли её ждет, что-либо хорошее.
   Голос женщины буквально оглушает, хотя она совсем не орет.
   — Та-а-ак. — протянула М. С. — опять сырость развели. Слышь, Кэрт, енто чудо в перьях зовут как-нибудь или под номером числится?
   — Зверьё! — вдруг выкрикнула кэртэрка на довольно сносном грэдском — Вы нелюди, вы творите зло, даже не замечая этого. Вы ненавидите жизнь, вы любите только смерть — выкрикнув всё это она упала, её тело трясло от рыданий.
   Кэрт вытаращил глаза, не зная, что и сказать. М. С. лишь слегка усмехнулась.
   — Ну чё расселся, медик ты или кто? Приводи её обратно в человеческий вид. И давай думать, что нам с подобным трофеем делать.
   М. С. не очень-то интересовалась, чем там Кэрт отпаивал девушку. Её больше интересовал конечный результат, вскоре достигнутый многогранным нашим. И теперь кэртэрка сидит перед ними на стуле, и об истерике, случившейся с ней, напоминают только заплаканные глаза. Она нервно теребит в руках одну из завязок странного одеяния.
   — Имя! Звание! — неожиданно жёстко сказала М. С. по кэртэрски.
   Но и девушка ответила неожиданно чётко.
   — Убедительно прошу, сначала назвать своё, уточните свою принадлежность к одному из местных правительств, а так же уточнить мой статус.
   — Ха-ха. Глянь-ка Кэрт, малявка, а рассуждает как натуральный колониальный чиновник, и словно это мы у неё в плену, а не она у нас.
   — Не кипятись, хозяйка, она ведь действительно не знает, кто мы, и раз уж на то пошло, то что она сказала, целиком и полностью укладываются в правила поведения военнопленных. И к тому же. Она просто напуганный ребёнок. — последнюю фразу Кэрт почему-то сказал по-русски.
   — Ладно, поверим. — и повернувшись к кэртэрке — позвольте представиться, я М. С., очевидно, вы обо мне что-то слышали. — закончила она с ухмылкой до ушей.
   Выражение лица девушки резко изменилось. Страх и волнение куда-то исчезли, на их место пришёл просто нечеловеческий ужас. Она прижалась к спинке стула, лицо побелело, да и глаза почти белого цвета.
   Примерно это и ожидалось.
   — Так Кэрт, тащи нашатырь, она сейчас снова вырубиться. Я и не знала, что настолько популярна. — с пафосом завершила она воздев к потолку указующий перст.
   Кэртэрка смогла взять себя в руки. Теперь она смотрит куда-то в сторону, намотав на до боли стиснутый кулак завязку.
   — Рэтерн… — еле слышно произнесла она.
   — Что за эрэтерн? — не поняла М. С… Ей послышалось искажённое мирренское слово. Не слишком лестное. Прямо с забора. Что, эта полиглотка прирождённая так великолепно их язык знает, что хамить на нём может?
   — Меня звали Рэтерн…
   — Тебя зовут Рэтерн — поправила М. С. — в отличии от некоторых, мы с детьми не воюем. Выкладывай, кому и за что взбрело в голову хоронить тебя заживо.
   Ничего вразумительного получить впрочем, не удалось.
   — Ну, и как думаешь Кэрт, что нам с подобным трофеем делать? Её ведь вроде как бы нет. И запрос о ней вряд ли будет.
   — Если честно, то не знаю.
   — Ты, да не знаешь!
   — Представь себе, не знаю. Она мне интересна только с точки зрения изучения влияния межзвёздных перелётов на организм столь молодых личностей. Но ты вроде не очень-то жалуешь эксперименты на людях.
   М. С. усмехнулась почти добродушно.
   — Знаешь, очень жаль, что ты был мало знаком с Софи. Вы бы прекрасно поладили. У неё был почти столь же добродушный юмор, как и у тебя…
   — Это у вас семейная черта.
   — Рэтерн. Ну и имечко. Звучит почти по-мирренски. Я то думала у вас все имена на двадцать пять километров. Вроде как у тебя.
   — Рэтерн… — зачем-то повторил Кэрт — У нас не все личные имена длинные. Но тут ты права. Её имя действительно редкое.
   — Значит что-нибудь?
   — Имён без значений не бывает. Я вот понять не могу, с какой головы тебя Морской назвали. Морская да Дина. Что-то странное получится. Госпожа морей что ли?
   — Мор-да получится, полиглот ты наш. У меня ещё с три сотни имён. Там тоже есть со значениями.
   — Возможно. Но Рэтерн… Цветок такой есть. В пустыне весной дожди пройдут — и появляются они. Очень красивые. Белые с розовым. Недолго цветут. Дня два или три. Каждый год. Но… это не объяснить насколько красиво, когда они до горизонта. И знаешь, что красота эта быстро уйдёт. Это грустное сравнение — Прекрасна как Рэтерн. Недолговечна та красота, которую сравнивают с красой Рэтерн.
   И… не хорошо давать ребёнку такое имя. Беду оно притягивает. Хотя часто женщин зовут как цветы. Но не приносит счастья такое имя. Она нежеланный и нелюбимый ребёнок. У нас не дают имена просто так.
   — Об имени поболтали, вернёмся к человеку. С ней-то что нам делать?
   — Ты меня спрашиваешь?
   — Больше тут никого нет.
   — У самой-то какие мысли?
   — Первая — обныкновенная: вызову сейчас капитана, да с рук на руки сдам. И ещё расписку возьму. Пусть что хочет — то и делает, я не я, корова не моя, сам потом перед руководством колонии пусть отдувается, откуда это взялось.
   — А ей сидеть в строжайшем карантине несколько месяцев. Да и то. Нет её и нет. Могут и усыпить, что бы не возиться. Нет человека — нет проблемы. У нас так тоже говорят. Или фантазия разгуляется, и заявит, что не уверен, что она с корабля. Он же не видел, где я её нашел.
   — Я ему промеж глаз усыплю! Слышь, а свиньи там у вас водятся? Двуногие точно есть.
   — Ну насчёт усыпления я немного загнул, но карантин в ящике наподобие этого ей обеспечен. Можешь мне поверить.
   — Ты с начальником мед сектора корабля ещё не разговаривал?
   — С ним разговаривать невозможно.
   — Почему?
   — В бою убит. Что подозрительно, успел перед смертью уничтожить личные файлы. Как и многие офицеры-медики. Тоже покойнички.
   — Думаю пока так: держи её здесь до первого запроса. Там посмотрим.
   — А если запроса не будет?
   — В столицу прихватим да в детдом сдадим. Мы в конце-концов с детьми не воюем.
   — А вот кто-то воюет… Не пойму причины жестокости одних к другим. Зачем? Ради чего? Убивают же частенько бессмысленно.
   — Даешь ты Кэрт, неужели за свою жизнь свинства не навидался? Я так уже почти двадцать лет ничему не удивляюсь. Ко всему привыкла.
   — А я нет. Привыкнуть ко всему невозможно. А ко многому и привыкать не следует. Иначе не заметишь как на четвереньки станешь и зачавкаешь.
   — Главное, что бы чавкающих на двух ногах не было. Только сильны они. Очень сильны. Но головы им рвать всё рано надо. И для того мы и живём. Всё-таки хоть немного, но полегче людям от того, что мы есть. Не люди для нас, а всё-таки мы для них. И на четвереньки встать не позволим. А кого можно поднять — поднимем…
   И знаешь — она щелкнула пальцами — вруби — как всю аппаратуры, да провентилируй её поточнее на предмет биологического возраста. А то я как-то позабыла, насколько хорошо вы и без нафталина сохраняетесь. А то может быть, что эта Мата Хари длинноухая уже дырочки для орденов себе мысленно провертела. Так удачно внедрится! Попасть на самую сладкую парочку по эту сторону океана! Я ведь и с более изощренными видами засылки агентуры сталкивалась! Что-то с памятью моей стало! Я-то и позабыла, как такие молоденькие да смазливенькие мордочки на людей действуют!
   Кэрт выразительно посмотрел на неё. Демонстративно сглотнул.
   — Подействовало! Я и не знал, что ты лесбиянка!
   Витиеватый ответ генерала не пропустила бы ни одна цензура. Впрочем, ещё до того, как цензурными стали не только междометия и предлоги, Кэрт уже уяснил, что шуточки о полном биологическом обследовании трофея к разряду шуток не относятся.
   М. С. приказала доставить к ней обеих командиров корабля. Боевого и гражданского. Она знает, что у чужаков при подобных рейсах на борту всегда находятся два капитана. Боевой реально управляет кораблём. И руководил его обороной в данном случае. Гражданский капитан всё своё время проводил среди привилегированных пассажиров. Помогал им коротать скуку довольно длительного перелёта, устраивал всевозможные конкурсы и вечеринки и ухаживал за пассажирками. Ему уже был предоставлен какой-то достаточно высокий пост в администрации. И по прибытии он оставлял корабль. А боевой оставался. И снова летел в другую звёздную систему. А для офицера его ранга попасть в боевые — считай вершина карьеры. На этой должности можно служить десятилетиями, только изредка меняя корабли, которые изнашиваются быстрее людей.
   К этому ещё добавлялось, что боевыми капитанами, за редчайшими исключениями были служаки, прошедшие все ступени военной карьеры. А гражданскими, как правило, выходцы из высших слоёв общества. Так что взаимной любви между ними отродясь не водилось. Особенно если учесть, что гражданских всегда награждали значительно щедрее.
   Многие из людей, когда начинали интересоваться внутренней структурой кэртэрского общества, с несказанным удивлением узнавали об острейшей неприязни, существовавший между различными ветвями общества. Но каким-то образом эту неприязнь удавалось регулировать, и у чужаков практически не было социальных конфликтов, хотя при такой острой неприязни ветвей можно было ждать, как минимум, революции. Как же они ухитрялись уживаться? И даже продолжать расширять свою империю всеми возможными методами.
   Люди при столь острой неприязни социальных слоев давно бы поубивали друг друга.
   Кэртэрцы как-то умудрялись жить.
   Привели гражданского капитана. Изящно одетый мужчина лет сорока (или четырёхсот, кто их там разберёт). Надушен так, что даже М. С. почуяла. Надменно-презрительная физиономия колонизатора. И тупая почему-то одновременно. Явно не осознал, что произошло. И буквально накинулся на М. С…
   — Я есть требовать немедленно доставить меня ваш властитель. Я есть важный вельмож, требовать полный почет… — такого безобразного грэдского М. С. даже в степи не слыхала. А уж от чужаков… Они ведь любой язык на лету схватывают. А это-то высокопоставленное бревно откуда взялось? Бревно натуральное. Словечки-то вельможа, властитель… Он что, до сих пор считает, что тут средневековье?
   — Я настоятельно рекомендую гражданскому советнику шестого ранга не забывать, где именно и в каком качестве он находится — с плохо скрываемой усмешкой начала М. С. на древнем кэртерском диалекте. — а равно как и о том, что советник имеет честь вести беседу с военачальником первой категории первого ранга…
   Давненько М. С. не приходилось видеть столь удивлённую резную деревянную, да ещё и благоухающую, скульптуру. Кажется, на него напал столбняк. Аборигены разговаривают! Да ещё на его родном языке. М. С. не спешит обходит советника. Дышащие скульптуры — такая редкость. Вот если попытается перестать дышать…
   Приводят боевого капитана. Внешне — ровесник гражданского, только наград на порядок меньше. Он прижал кулак к сердцу, и склонил перевязанную голову. Стандартная форма приветствия старшего по званию. А в данном случае — откровенный вызов. 'Смел ты, приятель' — подумала М. С… Не каждый пленный осмеливался при ней на подобный жест. И ещё М. С. показалось, что взгляд боевого как-то странно метнулся в сторону реанимационных камер.
   М. С. спросила у обоих сразу, имея в виду одного, ибо второй явно ещё не вышел из состояния скульптуры.
   — Имеются ли на корабле члены экипажа или пассажиры, способные нанести вред нашим воинским частям?
   После короткой паузы, боевой ответил.
   — Мне известно местопребывание всех подчиненных мне людей. Возможностей для продолжения вооруженной борьбы ни у кого из них не имеется.
   — Предоставьте мне список.
   У боевого капитана на поясе тот же самый Е-10, но модель только для внутрикорабельного использования, коды аппарата известны только ему. Он берет аппарат в руки, открывает крышку, торопливо что-то набирает, и возвращает коробочку на пояс.
   — Данные сброшены на ваш аппарат, тот что лежит на столе. Находятся в секторе два. Убитые и раненые идут двумя отдельными списками.
   Вот те на! М. С. и не знала, насколько чужаки продвинулись в области передачи информации. Не такие уж они и консерваторы. А на аппарат боевой капитан мог и не только список сбросить. А у нас с антивирусными программами туго. А номер Е-10 попросту разглядел. С его-то острейшим зрением это не составило труда.
   Почти окаменевший гражданский капитан издает какой-то пищащий звук.
   — Хаброк — прошипел боевой.
   В переводе означает 'мелкое паразитическое насекомое' . Попросту гнида.
   — Не жирно будет, военнопленную на твоем личном драндулете с подогревом возить? В кузове-то повеселее…
   — Для её же безопасности. А то среди солдат хватает довольно нервных. Которым и тебя-то видеть тошно.
   Кэрт хохотнул.
   — Да императорская гвардия сплошь из таких состоит. Вот только понять не могу, с чего бы это?
   Тоже мне, сатирик-любитель. Кто-то уже съязвил, что наверное, половина, а то и обе, анекдотов про Чёрных и армию, сочинены ходячей рекламой лучшего одеколона.
   — Приедем, приведёшь эту машину в божеский вид. Печка ни к чёрту.
   — Слушаюсь — невозмутимо ответил водитель.
   От него вообще кроме 'слушаюсь' и 'так точно' , мало что можно услышать. Впрочем, он прекрасно водит абсолютно всё, что имеет мотор и не может летать. К тому же, он неплохо стреляет. Но это у М. С. его вождение никогда не вызывало ни малейших претензий.
   По мнению же сидящей на заднем сиденье Рэтерн, они вот- вот должны разбиться. Она уже знает, что женщина, так сильно напугавшая её на корабле, действительно, никто иная, как легендарная М. С… Безусловно, самый известный из аборигенов. Вернее, просто первый из тех, от кого кэртерцам, впервые за несколько десятилетий, пришлось побегать.
   А потом был тот грандиознийший скандал в парламенте. Рэтерн тогда была ещё маленькой, но она всегда интересовалась политикой. И прекрасно всё запомнила. Начиная от того, что кое-кто из видных чинов министерства колоний несколько десятков лет назад сознательно ввёл в заблуждение парламент, относительно уровня развития аборигенов звезды ЦХ-130, а так же их биологической совместимости с кэртерцами. Слышала она и про то, что из этого вышло. А вышел полный разгром экспедиционного корпуса, вооружение которого элементарно оказалось малоэффективным против вооружения аборигенов. Не говоря уж про то, что один из высших военных чинов элементарно перешёл на сторону аборигенов, и потом весьма язвительно комментировал деятельность парламента за несколько последних десятилетий.
   А из Рэтерн готовили колониального чиновника для работы в грэдском округе будущей провинции. Но тут в дело вмешались кое-какие не слишком-то чистые дела её отца (с матерью Рэтерн он давным-давно расстался)… Она прекрасно знает, что никому неизвестно о её пребывании на корабле. Так же как и о том, что до прилёта в колонию её, с формальной точки зрения, не существует. Точнее, с точки зрения закона, её сейчас попросту нет. Все данные о ней стёрты из всех архивов. А передали бы при посадке новые документы с уже другим именем — про это не узнаешь уже никогда.
   Но хуже всего было то, что командовавшая захватившими корабль войсками та самая М. С. и тот самый генерал-изменник, почти сразу догадались о том, что её как бы нет. И об её судьбе никто никогда уже не поинтересуется.
   Зачем она им понадобилась? Об этом Рэтерн старается не думать.
   Об М. С. Рэтерн в своё время читала очень много плохого. И сложившейся после прочитанного… В общем, она и представить не могла, что придётся 'познакомится' с этим чудовищем.
   Судя по тому, что Рэтерн читала, М. С. представлялась огромной бабищей, чем-то вроде мирового победителя по древней борьбе. Злобной, жестокой, довольно тупой правительницей, безжалостно угнетающей свой собственный народ. Массовые расстрелы, чудовищное казнокрадство, издевательства над военнопленными. И так далее, и тому подобное. В общем, любой нормальный народ должен был только приветствовать освобождение от подобной власти.
   Но Рэтерн весьма умна для своего возраста, и прекрасно понимает, что официальная пропаганда, мягко говоря, говорит не всю правду.
   М. С. описывали крайне тупой. Насчёт её интеллекта, Рэтерн судить бы не взялась, но на обоих Кэртерских языках она разговаривает просто великолепно. Не все соотечественники Рэтерн так лихо умели переходить с одного языка на другой, как это умеет М. С… И это факт. К тому же, М. С. даже чуть ниже Рэтерн.