Страница:
Один словно к стенке приклеился. А второй торопливо стал прилеплять на рукав что-то вроде красной повязки. Не среагировали даже на писк металлоискателя. И документов не проверили. А вошедший направился по своим делам, чуть ли не танцующей походкой изящно помахивая тростью с золотым шаром на рукояти. В коридорах немало народу. И её узнают все. Кто — оборачивается вослед. Кто бумаги роняет. Кто в обморок падает. Кто в кабинетах запирается. У иных лица такие — будто приведение увидали. Кто прижимаясь к стене начинает отползать к лестнице или лифту. И добравшись до спасительной кабинки жмёт кнопку первого этажа и быстрее, быстрее, прочь из этого проклятого места. Были бы окна, обязательно кто-нибудь вывалился. От кого-то сразу начинает остро пахнуть сероводородом и той субстанцией, в результате разложения которой сероводород и выделяется.
''Бестия идёт' — разносится по этажам.
Как? Почему? Зачем она здесь? Это их не волнует.
Волнует другое — она вернулась.
Придётся отвечать. За всё. А она ничего не забывает.
На губах — милейшая улыбка. Но какое же злорадство и призрение играет в почти чёрных глазах! Как же греет душу этот животный страх, который внушаешь им. Ты — Бестия! Несмотря ни на что. Вопреки всему. Ты — Бестия!
Словно писк мелких пташек, увидевших коршуна. Другое дело, давненько не видали столь прекрасных коршунов. А он — птица хищная.
Дверь в кабинет председателя верховного суда открыта пинком ноги.
Громадная туша за роскошным столом позапрошлого века. (Питомник у них тут по разведению подобных жирдяев что ли? Хотя нет, вспомнила, эти две тонны сала родной братец генерального прокурора). Туша уже разинула пасть, намереваясь издать начальственный рык, от которого мелкая сошка загнётся на месте. Но рык исчез в утробе, так и не родившись. А туша как-то сразу обмякла. И чуть не сползла под стол.
— Безмерно счастлива вновь лицезреть вас!
К столу направляется изящная фигура в дорогом синем костюме. Через плечо — маленькая чёрная сумочка на золотом шнуре. А в руке — знаменитая трость с золотым шаром вместо рукоятки.
Обворожительная улыбка просто светится добродушием. Взгляд чёрных глаз пригвождает к месту не хуже автомата в руках и роты десантников за спиной. Ни того, ни другого при ней нет. Но из чёрных глаз смотрит смерть. Сама. Та самая костлявая старуха с косой. От неё не откупишься. От неё не сбежишь. Она пришла за тобой. Имей мужество посмотреть ей в лицо.
Но мужество и столько жира… Две вещи несовместимы.
— И как вас теперь величать, господин советник юстиции 3-го ранга? — мило осведомилась Кэрдин, усевшись на стол. Кажется, кнопки вызова охраны здесь нет. Можно просто побеседовать.
— А… — дергается, словно желе. Что это с ним.
— Прекрасная погода, не правда ли?
Желе издает какой-то булькающий звук. Бестия склонила голову набок, пытаясь разобраться, что это за звук, и каким местом издан. Всё-таки пришла к выводу, что тем самым, которое находится ближе к верхней части этой желеобразной массы.
— Вижу, человек вы занятой. Так что поставлю-ка я вас ра… в известность о цели своего визита.
Двумя пальцами Кэрдин берёт со стола какой-то роскошно изданный новый бланк. Какое-то время держит на вытянутой руке, и прищурив глаз, делает вид, что пытается читать, держа документ вверх ногами.
— Фу — дунула она. Листок, кружась, полетел на пол.
Взяла ещё какой-то документ с несколькими печатями. Повертела в руках, и сложила самолётик. Туша уже почти сползла с кресла. Кэрдин нарочито медленно рвёт бумагу, делая 'машине' хвост.
Доделав, присвистнула, сильным взмахом отправляя 'машину' в полёт.
Самолётик описал круг, и упал, ткнувшись прямо в лоб слуги народа.
По лысине сползает капля пота.
Бестия вытаскивает из нагрудного кармана прокурора сложенный платок и пару раз промокнула ему лысину. Слегка наморщила тонкий нос. Чуть заметно улыбнулась, и перехватив платок двумя пальцами уронила куда-то между столом и обширным брюхом.
— Так вот, я официально заявляю, что являюсь официальным представителем младшей дочери императора Марины-Дины Саргон-Еггт, и имею полное право на ведение любых её уголовных или гражданских дел. Намереваясь защищать её интересы в суде, я требую предоставить мне гарантированное Основными законами право ознакомится с материалами дела.
Светило юриспруденции бестолково открывало и закрывало рот, мучительно силясь переварить сказанное Кэрдин. Не переваривается. Бестия не торопит. Берёт новый бланк и мастерит самолётик иной схемы. Он также отправился в полёт по кабинету, и довольно удачно приземлился прямо под стол.
— Классно летает!
В ответ закивали.
— Итак, где я могу ознакомится с материалами дела?
— Каб… Кабинет 304
— Премного благодарна. Штаны сменить не забудь!
В кабинет 304 пришлось вызывать реаниматоров.
Теоретически, адвокатом могла бы выступать и Кэрдин. Благо имеет высшее юридическое образование, несколько написанных в молодости статей по древнему праву, и даже формально зарегистрирована в коллегии адвокатов. Но новая власть запретив принимать активных путчистов на госслужбу, заодно лишив их права быть избранными
(Вот спасибо, просто сплю и вижу плакат 'Голосуйте за Бестию' !), а равно как и права заниматься адвокатской практикой.
Но защитника для подобного скандального процесса найти необходимо. Об адвокатской братии вообще Кэрдин не высокого мнения. Но выбирать особо не из кого.
На самый крайний случай можно найти какого-нибудь попку с лицензией, 'попросить' его заболеть. И вести дело самой в статусе помощника адвоката, благо для занятия этой должности даже образование не требуется. Но с юридической точки зрения, это не самая удачная мысль. Так что поиски стоит продолжить. И найти такого, чтобы попокладистее был, и тётю Кэрдин во всём слушался. У уж она-то всем задаст…
— Так вы согласны? — перед ним сидит бывший министр и просит о помощи. Мир изменился. И катится неизвестно куда. Помощь профессионального юриста и в самом деле, необходима. Законы Кэрдин знает великолепно. Но ей прямо запрещено заниматься юридической деятельностью. А готовится показательный суд над М. С… Процесс обещает быть громким. Надо думать! Никто не знает, жив ли главный обвиняемый. Однако, даже у покойников есть честь и достоинство. И кому-то из живых надо их защищать.
Адвокат раньше служил в безопасности. Несколько лет назад уволился из-за ранения. А ведь считался перспективным сотрудником по мнению самой Кэрдин. К Чёрным он не имеет ни малейшего отношения. М. С. ему вовсе не симпатична. Но нынешних властьпридержащих считает обыкновенной поганью. Так что, из двух зол… Предпочёл остаться в стороне. И что теперь? Стало намного хуже. Слабоватое утешение — лучше поздно. Но всё-таки получше принципа моя хата с краю.
— Да, я согласен защищать её интересы.
— Не только её. Обвинения могут предъявить также Софи, и может даже дочери М. С…
— Если не ошибаюсь, ей одиннадцать лет?
Кэрдин кивает.
— Это конечно, смело, воевать с детьми!
— Мне не нужна философия. Нужны конкретные дела. В этом пакете — треть оговоренной суммы. Приступайте! Готова оказать всемерное содействие. Учтите, мы очень ограничены во времени.
Адвокат даже не взглянул в пакет.
— Что это значит?
— Я вот подумал, и решил. На этом процессе моим принципом будет либо-либо. До победы денег я не возьму. Да и не факт, что возьму после. Больно уж охота этим свинообразам в рожу плюнуть. Разок в жизни можно поработать и за идею.
— Посмотрим, надолго ли хватит вашего благородства.
Кэрдин слишком привыкла не доверять никому.
За дело взялись рьяно. Чуть ли не треть обвинительных заключений в адрес М. С. пришлось отозвать в первый же день. Все они оказались составлены с вопиющей безграмотностью. Что адвокат незамедлительно и обнаружил. В течении пяти отозвали ещё треть. На этот раз из-за слишком наглого вранья свидетелей под присягой. На чём один за другим они и попались. Отзыв отзывом, а с десяток исков о клевете защитой М. С. подано.
После заседания в последний рабочий день на адвоката напали. В драке бывший десантник и сотрудник безопасности искалечил пять человек, двоих из которых притащил за шкирку в ближайший полицейский участок. Оказалось — обычное хулиганьё, польстившееся на дорогой кожаный плащ. Адвокат сделал вид, что поверил. А справку о задержании хулиганов взять не забыл.
А у Кэрдин и Софи на следующий день спросил, носят ли они оружие.
В общем, защитой М. С. Кэрдин заниматься вовсе не пришлось. Адвокат прекрасно справлялся и сам. Настолько прекрасно, что его попытались устранить от ведения процесса, приплетя участие в путче. Но адвокат смог доказать свое отсутствие в столице в эти месяцы. А Кэрдин тут причём? Она ведь только гарантированными основными законом правами пользуется. Правда, от того как она этими правами пользуется, сочинителей этих самых законов крепко тошнит.
— Что вам известно о массовых захоронениях в окрестностях столицы?
— Так как я клялась говорить правду, только правду и ничего кроме правды, то я прошу принести топографические карты.
Захоронения здесь, здесь и здесь. Привязка на местности приблизительна, речь идет о тысячах погибших.
В зале поднялся ропот
— Ты что делаешь? — вид Софи говорит только об одном — их высочество намеревается убивать. Жестоко и медленно.
Кэрдин сощурилась.
— Я клялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Но я не клялась говорить всю правду. Обожди немного. Будет такое!
Сенсационные репортажи. Хорошо организованные митинги памяти и скорби. А Кэрдин ходит довольная-предовольная. Репортажи на первых полосах. Вскрытые могилы, а там кости и черепа, черепа и кости. Бьющиеся в истериках штатные вдовушки жертв тиранической узурпации. Лейтмотив — 'К ответу палачей' . Рассуждения о издании 'Книг памяти и скорби' по каждому захоронению. Плюс многостраничные рассуждения о мотивах поступка Кэрдин и её торге с народным правительством
Авторитетная комиссия почему-то всеми силами отбивалась от общения с прессой. Такой же тактики придерживается и Кэрдин.
— Сроки пребывания тел в захоронениях — 250—300 лет. Судя по всему, это останки жертв эпидемии во время правления Сордара III.
Кэрдин с места не удержалась, добавила.
— О местоположении этих могильников любой желающий мог прочесть в ряде научных работ о данном царствовании, в частности удостоенном Премии Его Величества за 959 год академическом труде 'Философ на троне' . В описываемый период эти земли принадлежали дому Ягров. Проданы Министерству Государственных Имуществ в 891 году, после выделения министерства безопасности в 908 году переданы в его ведение. Этим моя причастность к захоронениям и ограничивается.
А авторы труда ещё и подтвердили, что не только знали о захоронениях, но и выезжали на место, и проводили небольшие археологические раскопки.
— Я ничего не скрывала. Меня никто не спросил, чьи это захоронения. А почему о них молчали другие свидетели — так ведь насколько я помню, ни один сотрудник архивного отдела ещё не вызывался на суд. А в других отделах не очень-то интересуются давным-давно закрытыми делами. Вплоть до недавнего времени, эти земельные участки и в самом деле находились в ведении Безопасности, так как предполагалось наличие биологической угрозы. Обследование, проведенное три года назад, показало полную безопасность могильников. Планировалось передача участков в ведение министерства лесного хозяйства.
Кажется, это был уже шестой государственный обвинитель, смененный в ходе процесса.
В процессе на несколько дней пришлось сделать перерыв. Причина — недюжинные военные таланты и специфическое чувство юмора Сордара.
На побережье озера линия фронта застыла в окрестностях довольно крупного порта. Но сам порт использовать невозможно. Мыс у входа в гавань в руках демократов. А на окраинах города на другом берегу — позиции Чёрных. Причём второсортных. Правда и противостоит им тоже не мирренская гвардия.
А на озере присутствуют и Чёрные из разряда настоящее некуда — флотилия Сордара. Бравому адмиралу крепко мозолил глаза отличный порт, а если учесть на какую дыру теперь базировалась флотилия…
Да и с военной точки зрения установить контроль над городом было не лишним.
Но с суши укрепились неплохо. А вот с воды…
Десанта фактически не опасались. У мониторов хоть и маленькая осадка, а близко к берегу они не подойдут. Всякий мобилизованный хлам имеет слишком маленькую вместимость.
Однако, чем братец ненормальной сестренки не шутит. В наиболее удобных для высадки местах установили несколько батарей.
Однако, адмирал обратил внимание на несколько больших несамоходных барж… Их спешно переоборудовали для перевозки танков. Правда, в наличии оказались только лёгкие, ну, да у противника и такого нет. На четыре баржи впихнули чуть ли не сотню машин.
Под покровом темноты ранним вечером флотилия двинулась в поход. К намеченному месту подошли заполночь. Бронекатера открыли огонь по берегу. И батареи не выдержали. Хотя в свете прожекторов уже показались идущие к берегу катера с десантом. По ним ударили миномёты…
Но в этот момент земля на берегу закипела — по противодесантным батареям замолотили главным калибром мониторы. Часть прожекторов потухла сразу. В свете оставшихся показались толкаемые буксирами еле ползущие огромные баржи с танками. Гораздо быстрее шли к берегу разнообразные посудины с пехотой.
Кто-то из артиллеристов понял новую угрозу.
Во тьме разворачивалось бортом к берегу еще три творения находчивого адмирала. В прошлом — речные танкера, обширные палубы которых навели Сордара на мысль, что столько пустого места надо чем-то заполнить. Этим 'чем-то' оказались обнаруженные на одном из складов устаревшие, но ещё годные легкие рельсовые установки залпового огня. Каждая на десять снарядов. На довольно широком танкере места оказалось предостаточно, и на палубе разместились четыре ряда по пятьдесят установок. 2000 90-мм снарядов могли обрушиться на берег за 15 секунд. А в переоборудованных танках — боезапас ещё на десяток залпов. В мастерских сооружение прозвали 'Адмиральским ксилофоном' . Установок хватило на дооборудование ещё двух танкеров.
Один из буксиров загорелся. Кажется, стала тонуть перегруженная баржа. На горящем суденышке обрубили концы. Стремительно набирающее воду неуклюжее сооружение прошло-таки эти несколько сот метров и приткнулось к берегу. Громыхнула самодельная аппарель, и лёгкие танки буквально высыпались на пляж. Второе корыто пришвартовалось к первому. Танки стреляли уже с борта посудины.
Танкисты и пехотинцы не видели, что творилось у них за спинами, а с берега показалось, что в кромешной ночи начался пожар. Словно из воды сотнями вырывались огненные хвосты, и с протяжным воем неслись к берегу. От оглушающего воя, похожего на стон раненного дракона, на мгновения стихла стрельба. Многие, и на берегу, и в траншеях бросали оружие и зажимали уши.
Потом все потонуло в грохоте десятков и сотен разрывов, слившихся в один.
Огненный дождь в 6000 снарядов шел около полминуты. Полминуты, решившие судьбу десанта. Огненный шквал буквально смыл с берега две трети батарей и прожекторов. Снаряды ещё не прекратили падать, а огонь уже стих. Танки легко преодолели проволочные заграждения. За ними в траншеи скатилась пехота. Половина солдат в окопах напоминал оглушенных рыбин с вытаращенными глазами и разинутым ртом. У иных из ушей текла кровь. Десантники с немалым трудом вытаскивали их, и пинками сгоняли к берегу. Другая половина солдат без разговоров поднимала руки. Прославленные мониторы, давшие только по одному залпу, выступили великолепной декорацией, для победоносных барж.
К немалой радости демократов, к утру на берегу оказалось несколько тысяч человек, и почти сотня танков. У страха, как известно глаза велики, и сто лёгких танков превратились в двести тяжелых. И непонятно что, оказывавшее огневую поддержку. Предположительно, установка для метания напалма на подводной лодке. К тому же — кроме танков на берегу и морпехи. Их опасность преувеличивать тоже не надо: изображение морпеха вполне можно помещать в энциклопедии рядом со словом 'опасность' . По крайней мере, в самой известной в мире энциклопедии, издаваемой на деньги Тима. В мирренском полевом уставе прямо записано, когда пехотинец имеет полное спасаться бегством, ибо его жизнь ещё пригодиться Родине и императору — при атаке морпехов. А демократическим частям по стойкости в бою до мирренов, как тем до морпехов.
Наступивший день оказался пасмурным, и авиация не смогла помешать высадке второго эшелона десанта. И достаточно быстро выяснилось, что препятствовать никто вообще и не намерен. Где тут следует искать причины — в потрясающей огневой мощи десанта, или в столь же потрясающем не желании черти в какой раз мобилизованных людей воевать- осталось неизвестным.
К полудню танки с пехотой оказались уже на окраине города. Без боя захватили несколько батарей тяжелых зениток — страшного оружия против большинства танков. Но игра 'Сордаровского ксилофона' и на расчеты зениток произвела громадное впечатление, хотя по ним и не попали. Штабеля снарядов — и не одной стрелянной гильзы. Личный состав будто испарился.
Укрепленные позиции даже не пришлось штурмовать.
Батареи на мысу капитулировали.
К полудню прояснилось, и появились самолеты. Тотчас в воздухе вспухли шапки разрывов. Бомбовозы тотчас освободились от бомб, и удалились что бы больше не появится, хотя их аэродром был не так далеко.
Фронт теперь в тридцати километрах от города.
На центральной площади естественно состоялся митинг. Народ пришёл — посмотреть, как опять власть меняется. Трибуна шеренги моряков с примкнутыми штыками, огромный адмирал. Вдруг грянул гимн. Показался джип. Остановился. Выпрыгивает невысокая молодая женщина в кожаной куртке и чёрных очках. Сордар салютует мечом. Моряки взяли на караул.
Адмирал и женщина вместе направились в здание.
Слухи об этом визите дошли и до столицы.
У судей крепко испортилось настроение. Ждали вот-вот введут главного обвиняемого в наручниках — а он вон что выделывает.
Приказы-то вывешенные во взятом городе все за её подписью.
Дней десять разбирались. Пока Сордар не объявил, что приезжавшая с инспекцией генерал-полковник отбыл на другой участок фронта.
Многие подозревали, что это вовсе не самый известный генерал-полковник была. Но ведь подозрение не уверенность, можно и ошибиться. Что в сложившихся обстоятельствах чревато.
В общем, процесс решили продолжить.
Одну из газет с довольно нечёткой фотографией прислали и Софи. Не зная, что и думать, та направилась к Кэрдин.
Бестия на снимок даже не взглянула.
— Это не она.
— Почему ты так уверена?
— Он известил подполье о спектакле.
— А что на самом деле?
— Ничего не известно.
Информация от мирренского МИДа об активизации разведывательных кораблей чужаков, прошла почти незамеченной.
Очередная попытка мирренов и демократов взять главную базу флота, с треском провалилась, толком не начавшись. Артиллеристы отказались подавлять береговые батареи, не желая быть перемешанными с землей и обломками орудий посредством линкоровских пушек. По той же причине не вылезла из окопов и пехота. Летчики сослались на мощь ПВО. Танкисты- на плохую подготовку экипажей. Мирренские летчики отбомбились по базе с пятнадцати километров, потеряли пяток самолетов, не попав почти никуда. И будучи зверски выруганными даже в своей прессе за варварское убийство женщин и детей, отказались от дальнейших налетов. (Убили ли они кого на самом деле, так и осталось неизвестным, а бомбоубежища в городе строились с расчетом на атомный удар) В демократических частях ещё и обнаружилась нехватка офицеров. Правда большинство из них вскоре было найдено в кабаках и борделях окрестных городов. Миррены, глядя на таких 'союзничков' , забыли родной язык, и выражались исключительно позаимствованными грэдами от нацменьшинства, словами. Много интересного узнали демократические офицеры о своих матерях, женах и прочих родственниках до десятого колена!
Многочисленные легальные и нелегальные партии продолжают сводить друг с другом счеты. Политические убийства стали таким же привычным явлением, как осенний дождь.
Дабы не дискредитировать Их Величество, излишне рьяные судебные чиновники напару с журналистами, пытаются именовать Софи-Елизавету дерн Оррокост Еггт-Саргон не иначе как Риана Ореэрн. В списке имен и титулов Софи есть и такое, только стоит оно где-то в самом конце списка, а титул относится к какому-то маленькому замку Дины II, местоположение которого назовет не всякий историк. В прессе идет дискуссия о возможности лишения Софи титулов. Император, по своему обыкновению, отмалчивается, или же выдает заявления, допускающие пять в десятой степени толкований. Софи тихо психует все чаще прикладываясь к бутылке. Адвокат в пику всем и вся, именует Софи не иначе как Их Высочество с присовокуплением известного всем малого титула, занимающего пол листа мелким шрифтом. Иногда и полный титул, на два листа, зачитывает. Притом наизусть.
Мир плавно продолжает сходить с ума.
Суд, заседания которого, по мнению Кэрдин, давно уже пора переносить на кафедру Академии психических и нервных болезней, идет своим чередом. Так, что бы слышало побольше журналистов, Бестия сказала: 'Я давно уже пью успокоительные таблетки — и после выдержанной паузы — Что бы не хохотать, как безумная на заседаниях.
Одним из ключевых обвинений считалось обвинение в убийстве нескольких тысяч человек во время путча. Обвинение адвокат развалил следующим образом. Первым делом он поинтересовался у судей, деятельность каких законодательных актов предыдущих правительств они признают. Ответ — всех изданных до конца 964 года. Адвокат запросил правительственное подтверждение. Получив его, он напомнил о введение в первый год войны с мирренами осадного положения в столице. Формально оно давно не соблюдалось, но фактически так и не было отменено. Потом он сослался на дополнение к постановлению о осадном, согласно которому, в период действия 'Постановления' , запрещалось проведение любых массовых митингов и манифестаций. Тем более, с антиправительственными лозунгами. И сделал следующий вывод: с формальной точки зрения, путчисты не совершили ничего противозаконного. Они, как верные присяге люди, пытались выполнять свой долг, выполняя постановление об осадном положении. По 'Постановлению' обеспечение безопасности в городе возлагалось в том числе и на армию. Далее он сослался на устав, согласно которому, функции командира гарнизона города, при отсутствии назначенного, должен выполнять старший по званию из находящихся на данной территории военнослужащих. Старшей по званию и была М. С…
То есть и путча-то никакого не было. Временно исполняющий обязанности командира гарнизона в полном соответствии с действующим в столице осадном положении пытался пресечь массовые выступления с антиправительственными лозунгами.
Генерала неправильно информировали. Возможно, сознательно ввели в заблуждение. Жесточайшее противостояние началось из-за трагического недоразумения. Не придерешься. По форме. А что там по сути — адвокатам не за это деньги платят. Не их работа, истину устанавливать. К тому же, на данном суде нет лиц, заинтересованных в установлении истины.
''Вы хотите судить в большинстве своём честных и мужественных людей, оставшихся верными присяге. Вы хотите приравнять их к преступникам. Покрыть их семьи величайшим позором. Вы хотите покрыть позором такие понятия как 'воинский долг' , 'верность присяге' , ' честь' , в конце-концов. Без этих понятий не может существовать ни одна армия. Те люди выполняли свой долг. И ничего больше. Свой долг выполнял и их командир. Во многом сознательно введённый в заблуждение противоречивыми распоряжениями центральной власти. И в чём же её обвиняют? В первую очередь, в прямом выполнении своих служебных обязанностей. Если это так, то тогда мы находимся не в справедливом народном суде, а в ярмарочном балагане' .
И так далее. И в таком же духе.
Пришлось снять и ключевое обвинение. По милости защитника М. С. верховный суд даже в глазах лояльно настроенных изданий всё больше превращался в собрание маразматиков и недоумков. А уж что творилось в менее лояльных! Да и кое-какая пресса Чёрных в столицу попадала.
Никто не спорил М. С. надо судить. Но судить-то нужно грамотно. А то обвиняемый получается национальным героем.
Кстати, он до сих пор не пойман.
М. С. ощутила, что пачка слишком твердая. Открыла- так и есть, внутри маленькое зеркальце. Видимо кто-то из посвященных в тайну позаботился, да знать он видно не знает, что М. С. лет с пятнадцати зеркалец в сумочках, равно как и сумочки не таскает. Однако, полюбоваться на себя стоит.
Не удивительно, что не опознана. Выглядит заправской алкоголичкой, в силу хронического безденежья заделавшейся трезвенницей. Но озабоченной только мыслью, где бы достать выпивки. О цвете кожи сказать что-либо определённое довольно сложно, присутствуют оттенки серого, грязно-голубого и бледно зеленого с высоко качественным черно-синим вокруг глаз. Волосы наводят на мысли о долгом и продолжительном их общении с известкой и трухой, так что первоначальный цвет не определяется. Ну а костюм почти прямиком со свалки только органически дополняет картину.
''Бестия идёт' — разносится по этажам.
Как? Почему? Зачем она здесь? Это их не волнует.
Волнует другое — она вернулась.
Придётся отвечать. За всё. А она ничего не забывает.
На губах — милейшая улыбка. Но какое же злорадство и призрение играет в почти чёрных глазах! Как же греет душу этот животный страх, который внушаешь им. Ты — Бестия! Несмотря ни на что. Вопреки всему. Ты — Бестия!
Словно писк мелких пташек, увидевших коршуна. Другое дело, давненько не видали столь прекрасных коршунов. А он — птица хищная.
Дверь в кабинет председателя верховного суда открыта пинком ноги.
Громадная туша за роскошным столом позапрошлого века. (Питомник у них тут по разведению подобных жирдяев что ли? Хотя нет, вспомнила, эти две тонны сала родной братец генерального прокурора). Туша уже разинула пасть, намереваясь издать начальственный рык, от которого мелкая сошка загнётся на месте. Но рык исчез в утробе, так и не родившись. А туша как-то сразу обмякла. И чуть не сползла под стол.
— Безмерно счастлива вновь лицезреть вас!
К столу направляется изящная фигура в дорогом синем костюме. Через плечо — маленькая чёрная сумочка на золотом шнуре. А в руке — знаменитая трость с золотым шаром вместо рукоятки.
Обворожительная улыбка просто светится добродушием. Взгляд чёрных глаз пригвождает к месту не хуже автомата в руках и роты десантников за спиной. Ни того, ни другого при ней нет. Но из чёрных глаз смотрит смерть. Сама. Та самая костлявая старуха с косой. От неё не откупишься. От неё не сбежишь. Она пришла за тобой. Имей мужество посмотреть ей в лицо.
Но мужество и столько жира… Две вещи несовместимы.
— И как вас теперь величать, господин советник юстиции 3-го ранга? — мило осведомилась Кэрдин, усевшись на стол. Кажется, кнопки вызова охраны здесь нет. Можно просто побеседовать.
— А… — дергается, словно желе. Что это с ним.
— Прекрасная погода, не правда ли?
Желе издает какой-то булькающий звук. Бестия склонила голову набок, пытаясь разобраться, что это за звук, и каким местом издан. Всё-таки пришла к выводу, что тем самым, которое находится ближе к верхней части этой желеобразной массы.
— Вижу, человек вы занятой. Так что поставлю-ка я вас ра… в известность о цели своего визита.
Двумя пальцами Кэрдин берёт со стола какой-то роскошно изданный новый бланк. Какое-то время держит на вытянутой руке, и прищурив глаз, делает вид, что пытается читать, держа документ вверх ногами.
— Фу — дунула она. Листок, кружась, полетел на пол.
Взяла ещё какой-то документ с несколькими печатями. Повертела в руках, и сложила самолётик. Туша уже почти сползла с кресла. Кэрдин нарочито медленно рвёт бумагу, делая 'машине' хвост.
Доделав, присвистнула, сильным взмахом отправляя 'машину' в полёт.
Самолётик описал круг, и упал, ткнувшись прямо в лоб слуги народа.
По лысине сползает капля пота.
Бестия вытаскивает из нагрудного кармана прокурора сложенный платок и пару раз промокнула ему лысину. Слегка наморщила тонкий нос. Чуть заметно улыбнулась, и перехватив платок двумя пальцами уронила куда-то между столом и обширным брюхом.
— Так вот, я официально заявляю, что являюсь официальным представителем младшей дочери императора Марины-Дины Саргон-Еггт, и имею полное право на ведение любых её уголовных или гражданских дел. Намереваясь защищать её интересы в суде, я требую предоставить мне гарантированное Основными законами право ознакомится с материалами дела.
Светило юриспруденции бестолково открывало и закрывало рот, мучительно силясь переварить сказанное Кэрдин. Не переваривается. Бестия не торопит. Берёт новый бланк и мастерит самолётик иной схемы. Он также отправился в полёт по кабинету, и довольно удачно приземлился прямо под стол.
— Классно летает!
В ответ закивали.
— Итак, где я могу ознакомится с материалами дела?
— Каб… Кабинет 304
— Премного благодарна. Штаны сменить не забудь!
В кабинет 304 пришлось вызывать реаниматоров.
Теоретически, адвокатом могла бы выступать и Кэрдин. Благо имеет высшее юридическое образование, несколько написанных в молодости статей по древнему праву, и даже формально зарегистрирована в коллегии адвокатов. Но новая власть запретив принимать активных путчистов на госслужбу, заодно лишив их права быть избранными
(Вот спасибо, просто сплю и вижу плакат 'Голосуйте за Бестию' !), а равно как и права заниматься адвокатской практикой.
Но защитника для подобного скандального процесса найти необходимо. Об адвокатской братии вообще Кэрдин не высокого мнения. Но выбирать особо не из кого.
На самый крайний случай можно найти какого-нибудь попку с лицензией, 'попросить' его заболеть. И вести дело самой в статусе помощника адвоката, благо для занятия этой должности даже образование не требуется. Но с юридической точки зрения, это не самая удачная мысль. Так что поиски стоит продолжить. И найти такого, чтобы попокладистее был, и тётю Кэрдин во всём слушался. У уж она-то всем задаст…
— Так вы согласны? — перед ним сидит бывший министр и просит о помощи. Мир изменился. И катится неизвестно куда. Помощь профессионального юриста и в самом деле, необходима. Законы Кэрдин знает великолепно. Но ей прямо запрещено заниматься юридической деятельностью. А готовится показательный суд над М. С… Процесс обещает быть громким. Надо думать! Никто не знает, жив ли главный обвиняемый. Однако, даже у покойников есть честь и достоинство. И кому-то из живых надо их защищать.
Адвокат раньше служил в безопасности. Несколько лет назад уволился из-за ранения. А ведь считался перспективным сотрудником по мнению самой Кэрдин. К Чёрным он не имеет ни малейшего отношения. М. С. ему вовсе не симпатична. Но нынешних властьпридержащих считает обыкновенной поганью. Так что, из двух зол… Предпочёл остаться в стороне. И что теперь? Стало намного хуже. Слабоватое утешение — лучше поздно. Но всё-таки получше принципа моя хата с краю.
— Да, я согласен защищать её интересы.
— Не только её. Обвинения могут предъявить также Софи, и может даже дочери М. С…
— Если не ошибаюсь, ей одиннадцать лет?
Кэрдин кивает.
— Это конечно, смело, воевать с детьми!
— Мне не нужна философия. Нужны конкретные дела. В этом пакете — треть оговоренной суммы. Приступайте! Готова оказать всемерное содействие. Учтите, мы очень ограничены во времени.
Адвокат даже не взглянул в пакет.
— Что это значит?
— Я вот подумал, и решил. На этом процессе моим принципом будет либо-либо. До победы денег я не возьму. Да и не факт, что возьму после. Больно уж охота этим свинообразам в рожу плюнуть. Разок в жизни можно поработать и за идею.
— Посмотрим, надолго ли хватит вашего благородства.
Кэрдин слишком привыкла не доверять никому.
За дело взялись рьяно. Чуть ли не треть обвинительных заключений в адрес М. С. пришлось отозвать в первый же день. Все они оказались составлены с вопиющей безграмотностью. Что адвокат незамедлительно и обнаружил. В течении пяти отозвали ещё треть. На этот раз из-за слишком наглого вранья свидетелей под присягой. На чём один за другим они и попались. Отзыв отзывом, а с десяток исков о клевете защитой М. С. подано.
После заседания в последний рабочий день на адвоката напали. В драке бывший десантник и сотрудник безопасности искалечил пять человек, двоих из которых притащил за шкирку в ближайший полицейский участок. Оказалось — обычное хулиганьё, польстившееся на дорогой кожаный плащ. Адвокат сделал вид, что поверил. А справку о задержании хулиганов взять не забыл.
А у Кэрдин и Софи на следующий день спросил, носят ли они оружие.
В общем, защитой М. С. Кэрдин заниматься вовсе не пришлось. Адвокат прекрасно справлялся и сам. Настолько прекрасно, что его попытались устранить от ведения процесса, приплетя участие в путче. Но адвокат смог доказать свое отсутствие в столице в эти месяцы. А Кэрдин тут причём? Она ведь только гарантированными основными законом правами пользуется. Правда, от того как она этими правами пользуется, сочинителей этих самых законов крепко тошнит.
— Что вам известно о массовых захоронениях в окрестностях столицы?
— Так как я клялась говорить правду, только правду и ничего кроме правды, то я прошу принести топографические карты.
Захоронения здесь, здесь и здесь. Привязка на местности приблизительна, речь идет о тысячах погибших.
В зале поднялся ропот
— Ты что делаешь? — вид Софи говорит только об одном — их высочество намеревается убивать. Жестоко и медленно.
Кэрдин сощурилась.
— Я клялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Но я не клялась говорить всю правду. Обожди немного. Будет такое!
Сенсационные репортажи. Хорошо организованные митинги памяти и скорби. А Кэрдин ходит довольная-предовольная. Репортажи на первых полосах. Вскрытые могилы, а там кости и черепа, черепа и кости. Бьющиеся в истериках штатные вдовушки жертв тиранической узурпации. Лейтмотив — 'К ответу палачей' . Рассуждения о издании 'Книг памяти и скорби' по каждому захоронению. Плюс многостраничные рассуждения о мотивах поступка Кэрдин и её торге с народным правительством
Авторитетная комиссия почему-то всеми силами отбивалась от общения с прессой. Такой же тактики придерживается и Кэрдин.
— Сроки пребывания тел в захоронениях — 250—300 лет. Судя по всему, это останки жертв эпидемии во время правления Сордара III.
Кэрдин с места не удержалась, добавила.
— О местоположении этих могильников любой желающий мог прочесть в ряде научных работ о данном царствовании, в частности удостоенном Премии Его Величества за 959 год академическом труде 'Философ на троне' . В описываемый период эти земли принадлежали дому Ягров. Проданы Министерству Государственных Имуществ в 891 году, после выделения министерства безопасности в 908 году переданы в его ведение. Этим моя причастность к захоронениям и ограничивается.
А авторы труда ещё и подтвердили, что не только знали о захоронениях, но и выезжали на место, и проводили небольшие археологические раскопки.
— Я ничего не скрывала. Меня никто не спросил, чьи это захоронения. А почему о них молчали другие свидетели — так ведь насколько я помню, ни один сотрудник архивного отдела ещё не вызывался на суд. А в других отделах не очень-то интересуются давным-давно закрытыми делами. Вплоть до недавнего времени, эти земельные участки и в самом деле находились в ведении Безопасности, так как предполагалось наличие биологической угрозы. Обследование, проведенное три года назад, показало полную безопасность могильников. Планировалось передача участков в ведение министерства лесного хозяйства.
Кажется, это был уже шестой государственный обвинитель, смененный в ходе процесса.
В процессе на несколько дней пришлось сделать перерыв. Причина — недюжинные военные таланты и специфическое чувство юмора Сордара.
На побережье озера линия фронта застыла в окрестностях довольно крупного порта. Но сам порт использовать невозможно. Мыс у входа в гавань в руках демократов. А на окраинах города на другом берегу — позиции Чёрных. Причём второсортных. Правда и противостоит им тоже не мирренская гвардия.
А на озере присутствуют и Чёрные из разряда настоящее некуда — флотилия Сордара. Бравому адмиралу крепко мозолил глаза отличный порт, а если учесть на какую дыру теперь базировалась флотилия…
Да и с военной точки зрения установить контроль над городом было не лишним.
Но с суши укрепились неплохо. А вот с воды…
Десанта фактически не опасались. У мониторов хоть и маленькая осадка, а близко к берегу они не подойдут. Всякий мобилизованный хлам имеет слишком маленькую вместимость.
Однако, чем братец ненормальной сестренки не шутит. В наиболее удобных для высадки местах установили несколько батарей.
Однако, адмирал обратил внимание на несколько больших несамоходных барж… Их спешно переоборудовали для перевозки танков. Правда, в наличии оказались только лёгкие, ну, да у противника и такого нет. На четыре баржи впихнули чуть ли не сотню машин.
Под покровом темноты ранним вечером флотилия двинулась в поход. К намеченному месту подошли заполночь. Бронекатера открыли огонь по берегу. И батареи не выдержали. Хотя в свете прожекторов уже показались идущие к берегу катера с десантом. По ним ударили миномёты…
Но в этот момент земля на берегу закипела — по противодесантным батареям замолотили главным калибром мониторы. Часть прожекторов потухла сразу. В свете оставшихся показались толкаемые буксирами еле ползущие огромные баржи с танками. Гораздо быстрее шли к берегу разнообразные посудины с пехотой.
Кто-то из артиллеристов понял новую угрозу.
Во тьме разворачивалось бортом к берегу еще три творения находчивого адмирала. В прошлом — речные танкера, обширные палубы которых навели Сордара на мысль, что столько пустого места надо чем-то заполнить. Этим 'чем-то' оказались обнаруженные на одном из складов устаревшие, но ещё годные легкие рельсовые установки залпового огня. Каждая на десять снарядов. На довольно широком танкере места оказалось предостаточно, и на палубе разместились четыре ряда по пятьдесят установок. 2000 90-мм снарядов могли обрушиться на берег за 15 секунд. А в переоборудованных танках — боезапас ещё на десяток залпов. В мастерских сооружение прозвали 'Адмиральским ксилофоном' . Установок хватило на дооборудование ещё двух танкеров.
Один из буксиров загорелся. Кажется, стала тонуть перегруженная баржа. На горящем суденышке обрубили концы. Стремительно набирающее воду неуклюжее сооружение прошло-таки эти несколько сот метров и приткнулось к берегу. Громыхнула самодельная аппарель, и лёгкие танки буквально высыпались на пляж. Второе корыто пришвартовалось к первому. Танки стреляли уже с борта посудины.
Танкисты и пехотинцы не видели, что творилось у них за спинами, а с берега показалось, что в кромешной ночи начался пожар. Словно из воды сотнями вырывались огненные хвосты, и с протяжным воем неслись к берегу. От оглушающего воя, похожего на стон раненного дракона, на мгновения стихла стрельба. Многие, и на берегу, и в траншеях бросали оружие и зажимали уши.
Потом все потонуло в грохоте десятков и сотен разрывов, слившихся в один.
Огненный дождь в 6000 снарядов шел около полминуты. Полминуты, решившие судьбу десанта. Огненный шквал буквально смыл с берега две трети батарей и прожекторов. Снаряды ещё не прекратили падать, а огонь уже стих. Танки легко преодолели проволочные заграждения. За ними в траншеи скатилась пехота. Половина солдат в окопах напоминал оглушенных рыбин с вытаращенными глазами и разинутым ртом. У иных из ушей текла кровь. Десантники с немалым трудом вытаскивали их, и пинками сгоняли к берегу. Другая половина солдат без разговоров поднимала руки. Прославленные мониторы, давшие только по одному залпу, выступили великолепной декорацией, для победоносных барж.
К немалой радости демократов, к утру на берегу оказалось несколько тысяч человек, и почти сотня танков. У страха, как известно глаза велики, и сто лёгких танков превратились в двести тяжелых. И непонятно что, оказывавшее огневую поддержку. Предположительно, установка для метания напалма на подводной лодке. К тому же — кроме танков на берегу и морпехи. Их опасность преувеличивать тоже не надо: изображение морпеха вполне можно помещать в энциклопедии рядом со словом 'опасность' . По крайней мере, в самой известной в мире энциклопедии, издаваемой на деньги Тима. В мирренском полевом уставе прямо записано, когда пехотинец имеет полное спасаться бегством, ибо его жизнь ещё пригодиться Родине и императору — при атаке морпехов. А демократическим частям по стойкости в бою до мирренов, как тем до морпехов.
Наступивший день оказался пасмурным, и авиация не смогла помешать высадке второго эшелона десанта. И достаточно быстро выяснилось, что препятствовать никто вообще и не намерен. Где тут следует искать причины — в потрясающей огневой мощи десанта, или в столь же потрясающем не желании черти в какой раз мобилизованных людей воевать- осталось неизвестным.
К полудню танки с пехотой оказались уже на окраине города. Без боя захватили несколько батарей тяжелых зениток — страшного оружия против большинства танков. Но игра 'Сордаровского ксилофона' и на расчеты зениток произвела громадное впечатление, хотя по ним и не попали. Штабеля снарядов — и не одной стрелянной гильзы. Личный состав будто испарился.
Укрепленные позиции даже не пришлось штурмовать.
Батареи на мысу капитулировали.
К полудню прояснилось, и появились самолеты. Тотчас в воздухе вспухли шапки разрывов. Бомбовозы тотчас освободились от бомб, и удалились что бы больше не появится, хотя их аэродром был не так далеко.
Фронт теперь в тридцати километрах от города.
На центральной площади естественно состоялся митинг. Народ пришёл — посмотреть, как опять власть меняется. Трибуна шеренги моряков с примкнутыми штыками, огромный адмирал. Вдруг грянул гимн. Показался джип. Остановился. Выпрыгивает невысокая молодая женщина в кожаной куртке и чёрных очках. Сордар салютует мечом. Моряки взяли на караул.
Адмирал и женщина вместе направились в здание.
Слухи об этом визите дошли и до столицы.
У судей крепко испортилось настроение. Ждали вот-вот введут главного обвиняемого в наручниках — а он вон что выделывает.
Приказы-то вывешенные во взятом городе все за её подписью.
Дней десять разбирались. Пока Сордар не объявил, что приезжавшая с инспекцией генерал-полковник отбыл на другой участок фронта.
Многие подозревали, что это вовсе не самый известный генерал-полковник была. Но ведь подозрение не уверенность, можно и ошибиться. Что в сложившихся обстоятельствах чревато.
В общем, процесс решили продолжить.
Одну из газет с довольно нечёткой фотографией прислали и Софи. Не зная, что и думать, та направилась к Кэрдин.
Бестия на снимок даже не взглянула.
— Это не она.
— Почему ты так уверена?
— Он известил подполье о спектакле.
— А что на самом деле?
— Ничего не известно.
Информация от мирренского МИДа об активизации разведывательных кораблей чужаков, прошла почти незамеченной.
Очередная попытка мирренов и демократов взять главную базу флота, с треском провалилась, толком не начавшись. Артиллеристы отказались подавлять береговые батареи, не желая быть перемешанными с землей и обломками орудий посредством линкоровских пушек. По той же причине не вылезла из окопов и пехота. Летчики сослались на мощь ПВО. Танкисты- на плохую подготовку экипажей. Мирренские летчики отбомбились по базе с пятнадцати километров, потеряли пяток самолетов, не попав почти никуда. И будучи зверски выруганными даже в своей прессе за варварское убийство женщин и детей, отказались от дальнейших налетов. (Убили ли они кого на самом деле, так и осталось неизвестным, а бомбоубежища в городе строились с расчетом на атомный удар) В демократических частях ещё и обнаружилась нехватка офицеров. Правда большинство из них вскоре было найдено в кабаках и борделях окрестных городов. Миррены, глядя на таких 'союзничков' , забыли родной язык, и выражались исключительно позаимствованными грэдами от нацменьшинства, словами. Много интересного узнали демократические офицеры о своих матерях, женах и прочих родственниках до десятого колена!
Многочисленные легальные и нелегальные партии продолжают сводить друг с другом счеты. Политические убийства стали таким же привычным явлением, как осенний дождь.
Дабы не дискредитировать Их Величество, излишне рьяные судебные чиновники напару с журналистами, пытаются именовать Софи-Елизавету дерн Оррокост Еггт-Саргон не иначе как Риана Ореэрн. В списке имен и титулов Софи есть и такое, только стоит оно где-то в самом конце списка, а титул относится к какому-то маленькому замку Дины II, местоположение которого назовет не всякий историк. В прессе идет дискуссия о возможности лишения Софи титулов. Император, по своему обыкновению, отмалчивается, или же выдает заявления, допускающие пять в десятой степени толкований. Софи тихо психует все чаще прикладываясь к бутылке. Адвокат в пику всем и вся, именует Софи не иначе как Их Высочество с присовокуплением известного всем малого титула, занимающего пол листа мелким шрифтом. Иногда и полный титул, на два листа, зачитывает. Притом наизусть.
Мир плавно продолжает сходить с ума.
Суд, заседания которого, по мнению Кэрдин, давно уже пора переносить на кафедру Академии психических и нервных болезней, идет своим чередом. Так, что бы слышало побольше журналистов, Бестия сказала: 'Я давно уже пью успокоительные таблетки — и после выдержанной паузы — Что бы не хохотать, как безумная на заседаниях.
Одним из ключевых обвинений считалось обвинение в убийстве нескольких тысяч человек во время путча. Обвинение адвокат развалил следующим образом. Первым делом он поинтересовался у судей, деятельность каких законодательных актов предыдущих правительств они признают. Ответ — всех изданных до конца 964 года. Адвокат запросил правительственное подтверждение. Получив его, он напомнил о введение в первый год войны с мирренами осадного положения в столице. Формально оно давно не соблюдалось, но фактически так и не было отменено. Потом он сослался на дополнение к постановлению о осадном, согласно которому, в период действия 'Постановления' , запрещалось проведение любых массовых митингов и манифестаций. Тем более, с антиправительственными лозунгами. И сделал следующий вывод: с формальной точки зрения, путчисты не совершили ничего противозаконного. Они, как верные присяге люди, пытались выполнять свой долг, выполняя постановление об осадном положении. По 'Постановлению' обеспечение безопасности в городе возлагалось в том числе и на армию. Далее он сослался на устав, согласно которому, функции командира гарнизона города, при отсутствии назначенного, должен выполнять старший по званию из находящихся на данной территории военнослужащих. Старшей по званию и была М. С…
То есть и путча-то никакого не было. Временно исполняющий обязанности командира гарнизона в полном соответствии с действующим в столице осадном положении пытался пресечь массовые выступления с антиправительственными лозунгами.
Генерала неправильно информировали. Возможно, сознательно ввели в заблуждение. Жесточайшее противостояние началось из-за трагического недоразумения. Не придерешься. По форме. А что там по сути — адвокатам не за это деньги платят. Не их работа, истину устанавливать. К тому же, на данном суде нет лиц, заинтересованных в установлении истины.
''Вы хотите судить в большинстве своём честных и мужественных людей, оставшихся верными присяге. Вы хотите приравнять их к преступникам. Покрыть их семьи величайшим позором. Вы хотите покрыть позором такие понятия как 'воинский долг' , 'верность присяге' , ' честь' , в конце-концов. Без этих понятий не может существовать ни одна армия. Те люди выполняли свой долг. И ничего больше. Свой долг выполнял и их командир. Во многом сознательно введённый в заблуждение противоречивыми распоряжениями центральной власти. И в чём же её обвиняют? В первую очередь, в прямом выполнении своих служебных обязанностей. Если это так, то тогда мы находимся не в справедливом народном суде, а в ярмарочном балагане' .
И так далее. И в таком же духе.
Пришлось снять и ключевое обвинение. По милости защитника М. С. верховный суд даже в глазах лояльно настроенных изданий всё больше превращался в собрание маразматиков и недоумков. А уж что творилось в менее лояльных! Да и кое-какая пресса Чёрных в столицу попадала.
Никто не спорил М. С. надо судить. Но судить-то нужно грамотно. А то обвиняемый получается национальным героем.
Кстати, он до сих пор не пойман.
М. С. ощутила, что пачка слишком твердая. Открыла- так и есть, внутри маленькое зеркальце. Видимо кто-то из посвященных в тайну позаботился, да знать он видно не знает, что М. С. лет с пятнадцати зеркалец в сумочках, равно как и сумочки не таскает. Однако, полюбоваться на себя стоит.
Не удивительно, что не опознана. Выглядит заправской алкоголичкой, в силу хронического безденежья заделавшейся трезвенницей. Но озабоченной только мыслью, где бы достать выпивки. О цвете кожи сказать что-либо определённое довольно сложно, присутствуют оттенки серого, грязно-голубого и бледно зеленого с высоко качественным черно-синим вокруг глаз. Волосы наводят на мысли о долгом и продолжительном их общении с известкой и трухой, так что первоначальный цвет не определяется. Ну а костюм почти прямиком со свалки только органически дополняет картину.