Чистяков Владимир. М. с.

   Из неё выскочил капитан, козырнул Сашке и сказал:
   — Товарищ полковник, вас приказано доставить по адресу 36 улица, дом 8.
   — Поехали — ответила она.
   Приглашение в гости вполне в стиле Марины.
   Эти улицы заселяют самые обычные люди, и Марина, любящая шокировать, живёт именно там. Причём никакой охраны ни в её доме, ни в соседних, нет. Во всяком случае, Сашка их не видела. Практически все знают адрес М. С. и любой может прийти к ней. Другое дело, что она редко бывает дома.
   В углу прихожей в углу стоит шашка М. С., такая же, как и у Александры, с орденом на рукоятке, на стуле лежит высоковерхая генеральская фуражка и парадный ремень. М. С. дома. Четыре комнаты по бокам коридора, в трёх двери нараспашку, четвёртая заперта. Эта комната дочери М. С., Марины.
   Сашка на секунду задумалась, стоит ли снимать шлем, и решила, что не стоит, всё-таки М. С. сначала генерал-полковник, а уже потом друг.
   Марина полулежит в кресле, стол перед ней заставлен закусками, явно позаимствованными с сегодняшнего приёма, благо по ещё не позабытому придворному этикету, её присутствие там вовсе не обязательно. А вот как раз отсутствие весьма и весьма желательно. Ладно-ладно, сегодня обострять отношений с императором не будем. О закусках, скорее всего по своей личной инициативе, позаботился один из Марининых офицеров- порученцев, ибо её неразборчивость в еде и пристрастие к выпивке уже стали притчей во языцех.
   Ну, закуски дополняют бутылки, разумеется, не с водой.
   — Привет — сказал Марина — у тебя сегодня жутко официальный вид.
   Сашка расстегнула шлем и спросила.
   — Много приняла?
   — Вон сколько — Марина кивнула на валявшиеся на полу три пустых бутылки, из чего Сашка заключила, что Марина ещё не выпила ни капли, а бутылки на пол брошены именно для подобных вопросов. Ибо по всей вероятности, ожидается и Софи, всегда весьма интересовавшаяся, сколько сестра пьёт. Частенько и без закуски.
   — Ты одна? — спросила Сашка садясь.
   — Маришка со всеми своими сегодня в Большом. Там какое-то Озеро.
   — Твои шуточки.
   — Оставляют желать лучшего, сама знаю.
   — У неё каникулы?
   — Размечталась, ещё полмесяца вкалывать будут. Впрочем, завтра она будет здесь. Праздник всё-таки.
   — Твой дом не самое весёлое место для ребёнка.
   — Угу — отозвалась Марина.
   В трёх комнатах, из обстановки, кроме многочисленных книжных шкафов, только два дивана, несколько кресел и письменный стол. Нет даже сейфа, ибо никаких сколько-нибудь значимых бумаг М. С. дома ни держит.
   Книги же на всех пятнадцати языках, которые знает их высочество.
   В своё время Сашка была весьма сильно удивлена, когда выяснилось, что дома у М. С. нет гражданской одежды. 'А зачем? ' — М. С. в быту почти аскет.
   Она взялась за пробку бутылки.
   — Сейчас поминать будем или Софи обождём?
   — Обождём.
   — Ну, жди. От меня ничего не надо?
   — Нет.
   Каждый раз при встрече Марина задавала ей этот вопрос, и каждый раз Сашка отвечала отказом. Её и так все считали протеже М. С… А ведь она была только её другом. Но от молвы никуда не денешься. Тем более, что М. С. частенько проявляла заботу о людях, предоставляя отпуска, квартиры и тому подобное отличившимся в прошлом саргоновцам. И частенько не в ответ на просьбу, а просто так. Решила, что этому человеку что-то нужно — и помогла. И никогда не ошибалась.
   Только вот Сашка, со своей точки зрения, ни в чём не нуждалась.
   — Ты, кстати, ещё долго служить собираешься?
   — Видимо, да. Ни на что другое я, всё равно, уже не годна. А служба — и довольно престижна, и прибыльна. А что?
   — Готовится некоторое сокращение армии., в первую очередь за счёт старших возрастов и женщин- военнослужащих из боевых частей. — словно бы невзначай сказала М. С.
   — Всех женщин?
   — Ещё не решили, но видимо да. Кроме меня разумеется. Шапку Мономаха или Трёхрогий венец только с головой можно снять.
   — А как же я.
   — Ну, выгонять спецов, подобных тебе, мягко говоря, глупо и расточительно. Подобных тебе решено перевести на преподавательскую работу в военные училища. Относительно тебя есть мнение присвоить генерал-майора, и назначить начальником Третьего Артиллерийского училища.
   М. С. прищурилась. Сашка прекрасно знает, раз она говорит 'есть мнение' , то это значит — это её мнение. А училище одно из самых престижных.
   — Предпочитаю оставаться строевым командиром.
   — Ты всё такая же принципиальная.
   — Такой и останусь.
   — Ты ведь ранена была. Я помочь хотела.
   — Я знаю, спасибо Марина, но это не для меня. Во всяком случае, пока.
   — А о демобилизации не думала?
   — Нет. А почему ты спросила?
   — Да просто, война это всё-таки не женское дело. И я думала, что ты, как и многие другие, сыты уже ей по горло.
   — Может, и так, только кому я нужна на гражданке. Бывший офицер с расшатанными нервами и без профессии.
   — Тебе ещё нет и тридцати, а ты уже полковник. Получи какой-либо диплом, благо для таких, как ты это просто, и в гражданские администраторы. Там очень нужны крепкие кадры.
   — Ты знаешь, Марина, я уже не чувствую себя молодой, я устала, и не хочу больше круто менять свою жизнь, так что лучше пусть всё катится по наезженной колее. Я устала.
   — Может, ты и права. А с личной жизнью что? Замуж выходить не думаешь?
   — От фронтовых мужики шарахаются. А от таких как я — особенно. А у меня ещё и с нервами не то, и детей я вряд ли смогу иметь. Так что закроем эту тему.
   — Как скажешь.
   Хлопнула дверь в коридоре, и в комнату вплывает Софи. Несмотря на произошедшие события, выглядит она по-прежнему очень стильно. За модой она следит, но, как правило, носит то, что ей нравится. А идёт Софи абсолютно всё. Хотя с нарядами на этот раз она особо не мудрила. На ней очень короткое красное шёлковое платье не иначе как от Младшей Бестии, чёрные чулки, и её разлюбезные остроносые туфельки на шпильках, тоже красные. Прекрасные каштановые волосы распущены. И они закрывают всю спину. На шее — тонкая платиновая цепочка, в ушах — небольшие серебряные серьги в форме сердец, кажется они из того мира. Софи часто носила помногу колец, но сейчас на ней только обручальное. И небольшая красная сумочка через плечо. И как обычно, слегка холодком отдаёт взгляд светло-карих глаз. Снова прежняя Софи. Её высочество ледяная принцесса.
   М. С. про себя отмечает, что пистолет в этой сумочке не поместится. А из-за длины платья на бедре тоже носить не сможет. Что-то быстро сестрёнка вновь стала беспечной. Или забыла, к чему это в прошлый раз привело? Ну, это мы с ней как-нибудь потом ещё обсудим. Далеко ещё не спокойно в стране. Но пока надо же отдохнуть, в конце концов!
   Сашка в этот момент почти позавидовала Софи. Та старше её, и имеет двух детей, но выглядит куда лучше, чем кажущаяся сорокалетней Сашка. Софи по виду никто не даст больше двадцати лет. Если не меньше. Она кажется ослепительно прекрасной и юной девушкой. А ведь она уже не такова, ей четвёртый десяток. Или это чужая кровь да наследственность от императора так подействовали? Хотя, нет, Марина-то выглядит старше, чем есть на самом деле.
   — Нахрюкались? — спросила она по-русски с неподражаемым прибалтийским акцентом.
   — Яволь, мой фюрер — ответила Марина, небрежно козырнув.
   — Меня достали твои шуточки — снова по-русски.
   Она подошла к окну, развернулась и несколько секунд пристально рассматривала Сашку, затем сообщила:
   — Ты в курсе, что выглядишь, как выжатый лимон… А ты ведь моложе меня.
   Сашка промолчала, а Марина обернулась и сказала.
   — Это не тебя, а её расстреливали несколько месяцев назад. Так что заткнись на эту тему.
   — Хамлом была, хамлом и помрёшь.
   — У тебя училась.
   Сашка прекрасно знает, что в последнее время отношения сестёр значительно улучшились, но они обе, особенно при посторонних разговаривают так, что производят впечатление двух лающихся стерв. И не желая слушать очередную перебранку, попросту решила перевести на другое.
   — Сергей будет?
   — Нет, вчера ещё улетел на север, напару с твоим- кивок в сторону Марины- ушастеньким другом.
   — Ну, а эти двое торчат на приёме — сказала Марина, проигнорировав остроту сестры, неизвестно из каких соображений распускающую слухи о её романе с Кэртом — Правда, вроде обещал зайти Сордар.
   Софи многозначительно посмотрела на стол.
   — Что уставилась? — прищурившись спросила Марина.
   — Сордар — с придыханием ответила Софи — на него этой водки не хватит. Тут её только чуть больше, чем на тебя одну.
   (Вообще-то, спиртного припасено весьма и весьма значительное количество, и хватить могло бы самое меньшее, на трёх Сордаров, ибо М. С. гораздо больше болтает о своей любви к алкоголю, чем пьет на самом деле. Да и то практически не пьянеет).
   — Я сама предусмотрительность, в холодильнике ещё столько же, если Сордар, конечно не принесёт в два раза больше.
   Сашка давно не видела старших братьев Марины и Софи. Но о Сордаре преизрядно слышала от обеих сестер. В особенности про пьяные выходки адмирала, и участие в некоторых из них Марины.
   Вице-адмирал Сордар Саргон (вообще-то титул и имя его ненамного короче Марининого, но он пользуется только этой малой частью), командир одной из речных флотилией.
   Ну, уж с флотилией Сашка знакома куда больше, чем с командиром. Эти мониторы и бронекатера весьма много попортили крови шедшим на столицу Тимовским частям и демократам. А залпы ракетных катеров, бывало, начисто выкашивали боевые порядки пехоты в Северном секторе. Командовал флотилией Сордар. Демократы так вообще награду за его голову объявили. Он услыхал о сумме и взревел: 'Да я в двадцать пять раз дороже стою! Я, мать вашу, научу вас людей ценить! ' Сумму вскоре подняли. Потом подняли ещё раз. Потом ещё. А потом по флотилии приказ вышел — одному из номерных бронекатеров присвоить имя 'Маловато будет!
   История с наградой завершилась анекдотом. Всенародноизбранные планировали ввести новые деньги. Большую партию отпечатали у мирренов. Завезли. Разослали по всем подконтрольным территориям образцы купюр…
   А всенародноизбранных взяли, и разгромили. Достались победителям десятки тонн макулатуры. Отправленной в качестве сырья на целлюлозно-бумажный комбинат. Даже к коллекционерам почти ничего не попало. А один не лишенный чувства юмора офицер с флотилии водил дружбу с директором комбината. Так что несколько кило сырья перекочевали в чемодан офицера, и были доставлены Сордару. За 'сырье' даже заплатили. По цене макулатуры.
   Адмирал шутку оценил, и послал директору расписку в получении 'награды' за свою голову.
   Флотилия принимала весьма и весьма деятельное участие и во втором выступлении Чёрных Саргоновцев, а также и в революции. После окончательной победы Чёрных Саргоновцев, Сордару пророчили пост морского министра, или по крайней мере, командующего одним из флотов.
   А он, неожиданно для всех, подал в отставку без объяснения причин. И М. С., что удивительно, после разговора с ним, отставку приняла. Точнее, рекомендовала министерству принять. За внешними атрибутами власти М. С. совершенно не гонится, и вроде как была генералом, так и осталась. И по званию даже младше брата будет. Но ведь мы все в реальном мире живем…
   Ну, а в остальном, Сашка про Сордара ничего не знает, ибо почти всё, что про него рассказывала Марина, происходило больше десяти лет назад. Знает только, что Сордару уже за 50, но он не женат, и никогда не был, и детей нет.
   — Над чем сейчас работаешь? — спросила Марина у Софи.
   Та почти злорадно усмехнулась в ответ.
   — По твоей милости, в последнее время я в большой моде, и буквально завалена заказами.
   — Хм. А я здесь причём? Я уже и забыла, когда последний раз в галерее была.
   — Мода на моё творчество- это своеобразный подхалимаж перед тобой. И ничего больше. Ценность моих произведений определять вовсе не их заказчикам. Я ещё помню, как те, кто пишет сейчас обо мне хвалебные статьи ещё совсем недавно частили меня почём зря. Но переменились козыри, и я из взбалмошной светской леди и сестры врага рода человеческого N 1, совершенно неожиданно для всей этой богемы, превратилась в сестру крупнейшего государственного деятеля современности. А уж что-то, а вылизывать зады власть предержащим, наша интеллигенция обожала всегда. А эта богема совершенно не может понять, что лестью и подхалимажем от тебя ничего не добьешься.
   — Безграмотной лестью от меня и вправду ничего не добьешься. А вот талантливой…
   — И много ты талантливых льстецов в этом болоте видала?
   — Да пока ни одного.
   Софи выцедила сквозь зубы:
   — Всех поминать, кого мы хоронили, или кто по нашей милости в ящик сыграл — так быстрее от алкоголизма загнешься.
   — Может, сменим репертуар? — точно воспроизведя её интонацию, сказала Марина.
   — Попытаемся, хотя вряд ли выйдет.
   — Наплавался, значит? — сказала Софи.
   — Ага, — ответил Сордар
   — И на боковую?
   — И на боковую.
   — А нам куда!?
   — Да туда же — ответил Сордар, не заметив, что Софи готова взорваться. И своей последней фразой, он этот взрыв и спровоцировал.
   — Трус! Сбежать решил. А дальше пусть другие воюют. Ты реки крови пролил, а теперь руки умываешь! Отвечать, значит, не надо. Не ангелы ведь мы все. И ты Сордар не думай спрятаться. И ты Марина, и я. Мы может, и уйдём от пули спятившего фанатика, но от своей совести не уйдёшь никуда! Ясно! — крикнула Софи
   — А от чего должна прятаться я — медленно произнесла Сашка — От чего?
   — В том дерьме, что мы творили, ты единственная умудрилась не запачкаться — ответил ей Сордар.
   Софи промолчала.
   ''Что же за эти годы натворил он сам, если я кажусь адмиралу такой чистюлей? ' — с сумрачным раздражением подумала Сашка, а вслух сказала
   — Все мы, тут одинаковые, кровью умытые. Читала в детстве. 'Мальчики иных веков, наверно будут плакать ночью о времени большевиков' . Было какое-то у меня вдохновение романтикой революции. Той. Величайшей. Участвовала в этой. Я знаю, что почему-то считаюсь лучшей из вас. Но не пойму, почему. Мы все творили очень жестокие вещи.
   Марина обхватила руками голову и со стоном буквально выдавливает сквозь зубы:
   — Но на Запад, на Запад идут, и идут, и идут, и идут, и идут, и идут батальоны.
   А нам — то казалось, уже не осталось врагов…
   При последних словах она словно встрепенулась, и взглянула на собравшихся. Неприятен её полуоскал — полугримаса приоткрытый рот и сцепленный зубы. И смертельной мукой переполнен взгляд.
   Мукой.
   Болью.
   И безысходностью.

Глава 5.

   И вот М. С. стоит перед этой картиной. Несколько дней назад к ней явилась злая как миллион чертей в квадрате Софи. И устроила форменный скандал. Выяснилось, что вскоре должна состояться ежегодная выставка, первая при новой власти, а новые- старые чиновники от культуры запретили выставлять некоторые работы, в том числе и одну её на том основании, что они
   ' пропагандируют не передовые взгляды' . М. С. неплохо знает нравы творческой интеллигенции, и поэтому немедленно позвонила в министерство культуры и заявила министру следующее 'Произведению искусства нельзя выносить приговор. О нём можно только спорить. Если вы это не усвоите, то может встать вопрос о вашем соответствии занимаемой должности' .
   Назавтра выставка открылась. И именно из-за картины Софи произошел форменный скандал. От М. С. потребовал закрытия выставки никто иной, как Гарбор. На следующий день к этому требованию присоединилась Бестия. А это уже серьёзно. Чем это Софи саму Бестию взбесила? Самое забавное, что того же стала требовать и парламентская оппозиция. И чем это Софи так им всем насолила? Они ведь друг друга буквально звериной ненавистью ненавидят. И вдруг такое единодушие откуда-то появилось.
   Видимо, стоит взглянуть самой.
   На следующий день рано утром она заехала в выставочный зал. Естественно, сразу открыли. И вот теперь М. С. стоит перед картиной. И думает.
   Это триптих. Центральная часть привлекает к себе внимание. Изображена бегущая прямо на зрителя молодая женщина с ребёнком на руках. Её одежда порвана. Глаза наполнены нечеловеческим ужасом. А за спиной поднимался столб дыма. И видны какие-то развалины. И похоже, что женщина споткнулась на бегу и вот-вот упадёт. А подпись под картиной очень краткая и ёмкая — 966 год.
   Но есть ещё и левая и правая сторона триптиха. Там изображены они — Чёрные Саргоновцы слева. Их противники — справа. Почти все — в профиль. Они словно смотрят друг на друга через центральную часть полотна.
   И первой среди Чёрных стоит М. С., и рядом с ней Бестия, и Гарбор, и Кэрт и другие. И даже она сама, великая Софи Саргон, такой, какой была в те кровавые дни. Словно монументы стоят они. Несколько изменены пропорции тел, так чтобы все они казались гигантами. Сордар казался ростом лишь чуть выше М.С.. Только вовсе не добры эти гиганты. Блестят холодной сталью за их спинами штыки. Но холодны, надменны и одновременно буквально пропитаны ненавистью их лица. Не люди это. А чудовища, словно пришедшие из какого-то другого мира. Что им жизнь человека? Что им сам человек? Они ведь только смерть могут нести.
   Ничуть не симпатичнее изображены и их враги. Только они стоят словно на невысокой трибуне, и видны внизу полотна каски и чёрные очки их гвардейцев. Только и вся разница. А так — те же не лица, а маски вырвавшихся из ада демонов. Лица чудовищ. Готовых пожрать друг друга. И ещё многих, слишком многих вокруг. В первую очередь тех, кто просто слаб, и не может ничего противопоставить этим чудовищным силам. А столб дыма на центральной части полотна начинался на левой половине. И заканчивался на правой. Намертво связывает все три части этот дым. Неотделимы они одна от другой.
   М. С. могла понять, почему люди так взъелись на картину. Показали тебе, какой ты есть, и насколько ты страшен. Дали взглянуть в лицо зверю, таящемуся в тебе. И показали, что именно ты несёшь людям на деле, а не на словах. А смерть несёшь ты этим людям, тем, ради которых вроде бы и свершал дела. А может, ты убивал ради развлечения, как частенько убивает какой-нибудь не слишком крупный хищник? Какой-нибудь хорёк, просто для развлечения душащий птиц. Сам думай, кто ты есть! И не криви рот, если характеристика не понравилась.
   Сама-то М. С. тоже выглядит таким же нечеловеком, как и все остальные. Стоит впереди, и все видят, среди демонов слева первое слово — её. Справа просто нет никого сравнимого с ней. Беснуется во взгляде огонь. Адский огонь, способный сжечь любого, попавшего под него. Или просто по неосторожности коснувшегося. М. С. здесь страшна. Но не ужаснее любого другого.
   Но людей-то на картине всё равно только двое. Напуганная до смерти женщина. И её дитя. И если они упадут, то прямо по их телам бросятся друг на друга две стаи. Ибо напряжённое их внешнее спокойствие. Спокойствие хищника перед броском. Броском, который должен завершиться у чужого горла.
   Ни один мускул не дрогнул на лице М. С… Что-то и в обугленной душе зацепила картина. Не слишком радостные мысли родились в голове. Одно решила некоронованная женщина-император сразу и навсегда. Картина будет здесь висеть всегда. Пусть люди ходят. Смотрят. Думают. А если кого-либо обидело — докажи, что изображённые здесь не могли быть такими. Они такими бывали. Даже если и не всегда, то весьма и весьма часто. Не нравишься сам себе таким? Тогда иди и бей зеркала, все какие найдёшь. Там тоже можно увидеть что-то весьма неприятное.
   М. С. многое могла сказать почти про каждого из изображённых на картине. Но про Софи приходило на ум только одно. Она изо всех чёрных саргоновцев, безусловно, самая честная. Точнее даже не так. Её кисть не умеет врать. Абсолютно. Она умеет быть жестокой. Она ударила и по врагам, и по соратникам. И по себе самой тем, что создала подобное произведение. Смотрите, вот какими мы были. Те, которым вы поклоняетесь, те с чьими именам на устах вы умирали. Вот мы какие на самом деле. Нравимся? Или как? Смотрите, да не воротите носа. Любой, кто встанет среди нас или среди них будет не лучше. И не хуже. А точно таким вот нечеловеком. Чудовищем!
   А та, что в центре. И ребёнок её чем виноваты? Они ведь умрут скоро. Ибо это вы их убьете. И перешагнёте. И пойдёте дальше. А куда? Не задумывались? Похоже, что нет! Начните это. Пока ещё не поздно. А может, и поздно уже.
   Ведь даже мы не такими родились. Сами стали тем, чем стали? Или жизнь нас такой сделала? Мы не ответим. Ибо не знаем. И может, даже думаем, что беззащитные не должны умирать. Но почему-то они гибнут первыми. И вопреки нашей воли.
   А кто вы такие, кто вам дал право решать, кому жить, а кому нет? Только то, что вы не люди дало вам такое право? А кто вы? Боги? Демоны? Сверхчеловеки? Ангелы? Или чудовища? А ведь сами уже этого не знаете. И несёте смерть, даже когда вовсе не хотите. Так получается. Ведь с вас никогда никто не спросит за свершённое вами. Вот только… От совести-то своей куда вы денетесь? Конечно, это относится только к тем, у кого она есть. А если нет… Но ведь даже у демона есть душа и ты в неё не заглянешь никогда. Ибо в своей-то душе ты не всегда можешь разобраться.
   И она таким жестоким образом решила вам всем помочь в этом. Только боком вот может выйти такая помощь. И что? Даже если боком. Она-то в любом случае лучшая из всех вас. И вы все про это знаете. И именно поэтому боитесь её. Вы страх умеете внушать. И сами можете его испытывать. А на другие чувства вы все неспособны. По крайней мере, ей так кажется. Может она права, а может и нет. Но похожи, ох до чего же похожи вы на демонов с этого полотна. А сами-то себя со стороны такими видеть вовсе не хотите. Об ангельских крылышках размечтались что ли? Или хоть бы о том, чтобы людьми стать? Сами не знаете! А на неё злитесь. Поймите сначала за что!
   А ведь это крик. Почти безмолвный крик души Софи — вдруг поняла Марина. Люди! Опомнитесь! Что же вы творите? Зачем невинных вы убиваете? Или вы их просто не видите? Да кто же вы после этого? Люди? Или звери? Сами-то вы это хоть можете понять? Или уже нет? Почему вы сквозь неё смотрите? Она ведь умрёт сейчас. А вы слепы от своей ненависти. Остановитесь! И не дайте ей упасть! Хоть раз поступите как люди. Или уже не можете?
   Демократы после победы помнится, хотели трибунал собрать для суда над всеми чёрными. А сами на подобный трибунал угодили. Только вот в качестве обвиняемых.
   А эта картина — пострашнее иного трибунала. Ибо это даже не произведение искусства, это приговор вам всем: и чёрным, и демократам. Ибо все вы на ней чудовищами выглядите. Или в лучшем случае, автору вы такими показались… Хотя наблюдательность-то это у неё профессиональное. Она всегда всё прекрасно замечает.
   А Софи, сама Софи, почему создала подобное полотно? Да ведь только из-за того что лучшая из вас. Вернее, она одна из вас только потому что вы меньшее из двух зол. Только поэтому. Никогда не была безучастной Софи. Либо с вами, либо с ними. Но не в стороне. И страшный выбор сделан раз и навсегда.
   Но всё равно иначе она смотрела, да и сейчас смотрит на мир. А жить-то живёт в одном с вами мире. Вынуждена жить, ибо претит слишком многое из творящегося вокруг. Но она не могла замкнуться в какой-нибудь раковине и делать вид, словно ничего вокруг не замечаешь. Она живёт в этом мире. И это, в том числе и её мир.
   Неужели время, таких как она ещё не пришло? Ведь пройдут века и М. С., и Чёрных вполне могут забыть. А Софи Саргон — нет. Софи будут помнить, пока живут люди, видевшие её картины. Ибо много чего на них было сказано про людей. Про то как они жили, чувствовали, страдали и умирали. Кто там в Италии XV—XVI века из всяких там королей да военачальников жил? Ну, ты-то может и вспомнишь какого-нибудь Цезаря Борджиа да кондотьеров. А другие и этого не назовут. А вот Леонардо знают все.
   Через столетия будут помнить Софи, а не М. С… Судить о времени во многом будут по её картинам. И М. С. будут представлять такой, какой на картинах беспощадной Софи.
   М. С. молча разворачивается и уходит, так ничего и не сказав. Картина осталась висеть. С Софи о ней она не разговаривала. На полотне уже сказано всё. И про всех. А если кто недоволен — так попробуй написать лучше. М. С. тем идиотам, которым красный колпак Свободы Делакруа не нравился, уподобляться вовсе не желает. Хотя положительных эмоций от данного произведения вовсе не добавилось.
   Вновь тот дворец. Внутри ничего не изменилось. Изменился владелец. Тогда он выглядел седым мужчиной. Сейчас же — хорошо держащимся стариком. Но уже усталым и сильно, очень сильно, больным. Хотя содержимое покрытой сединами головы прежнее.
   Инициатива встречи исходит от императора мирренов. Общую угрозу Тим осознавал. Грэды и сами планировали начать подобные переговоры. Но миррены успели раньше. И несколько дней назад М. С. приняла мирренского посла. За фразой 'для обсуждения вопросов, представляющих взаимный интерес' скрывалось нечто большее — вопрос о возможности совместных действий в преддверии надвигающейся войны.
   Протокольные формальности, связанные с местом и временем проведения визита утрясли быстро. М. С. формально только генерал, и даже не министр. Да и руководитель делегации на бумаге начальник генштаба Гарбор. При встрече в аэропорту обошлись даже без почётного караула гвардейцев — по протоколу подобный караул полагается только при встрече глав государств.
   А решения предстояло принять судьбоносные. И возможно, такие что определять судьбы мира на десятки лет вперёд. Если удастся пережить следующие несколько месяцев.