Против необходимости не властны и сами боги.

Сократ

   (470—399 гг. до н.э.)
   философ, ученик Анаксагора, из Афин

   Никто не может ничему научиться у человека, который не нравится.[865]
 
   В молитвах он [Сократ] просто просил богов даровать добро, ибо боги лучше всех знают, в чем состоит добро.[866]
 
   [Сократ] советовал избегать таких кушаний, которые соблазняют человека есть, не чувствуя голода. (…) Он шутил, что и Кирка [Цирцея], должно быть, превращала людей в свиней, угощая их такими кушаниями в изобилии; а Одиссей (…) держался от чрезмерного их употребления и оттого не превратился в свинью.[867]
 
   [О хвастунах:] Невыгодно считаться богатым, храбрым и сильным, не будучи таковым: к ним предъявляют требования, (…) превышающие их силы.[868]
 
   Тех, кто желает и сам иметь много хлопот и другим доставлять их, я (…) поставил бы в разряд годных к власти.[869]
 
   Если, живя среди людей, ты не захочешь ни властвовать, ни быть подвластным и не станешь добровольно служить властителям, то, думаю, ты видишь, как умеют сильные (…) и целые общины, и каждого порознь держать в рабстве.[870]
 
   Не очень-то легко найти работу, за которую не услышишь упреков; очень трудно сделать что-нибудь так, чтобы ни в чем не ошибиться.[871]
 
   Завистники (…) только те, кто горюет по поводу счастия друзей.[872]
 
   Трудно (…) найти врача, который знал бы лучше, чем сам человек, (…) что полезно ему для здоровья.[873]
 
   [Перед началом суда над Сократом один из его друзей спросил:] «Не следует ли (…) подумать тебе и о том, что говорить в свою защиту?» – Сократ (…) отвечал: «А разве (…) вся моя жизнь не была подготовкой к защите?»[874]
 
   Горячо преданный Сократу, но простодушный человек, некий Аполлодор, сказал: «Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорен к смертной казни несправедливо». Сократ, говорят, погладил его по голове и сказал: «А тебе (…) приятнее было бы видеть, что я приговорен справедливо?»[875]
 
   Ходил я к поэтам (…) и спрашивал у них, что именно они хотели сказать, чтобы, кстати, и научиться у них кое-чему. Стыдно (…) сказать вам правду, а сказать все-таки следует. (…) Чуть ли не все там присутствовавшие лучше могли бы объяснить то, что сделано этими поэтами, чем они сами. (…) Не мудростью могут они творить то, что они творят, а какою-то прирожденною способностью и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям; ведь и эти тоже говорят много хорошего, но совсем не знают того, о чем говорят.[876]
 
   Мудрейший тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего-то по правде не стоит его мудрость.[877]
 
   Нет такого человека, который мог бы уцелеть, если бы стал откровенно противиться (…) большинству и хотел бы предотвратить все то множество несправедливостей и беззаконий, которые совершаются в государстве. Нет, кто в самом деле ратует за справедливость, тот, если ему и суждено уцелеть на малое время, должен оставаться частным человеком, а вступать на общественное поприще не должен.[878]
 
   [Сократ] говаривал, что сам он ест, чтобы жить, а другие люди живут, чтобы есть.[879]
 
   Если бы кто-нибудь должен был взять ту ночь, в которую он спал так, что даже не видел сна, сравнить эту ночь с остальными ночами и днями своей жизни и, подумавши, сказать, сколько дней и ночей прожил он в своей жизни лучше и приятнее, чем ту ночь, то, я думаю, не только всякий простой человек, но и сам Великий царь нашел бы, что сосчитать такие дни сравнительно с остальными ничего не стоит. Так если смерть такова, я (…) назову ее приобретением, потому что таким-то образом выходит, что вся жизнь ничем не лучше одной ночи.[880]
 
   Поменьше думайте о Сократе, но главным образом – об истине.[881]
 
   [Последние слова:] Мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте. (Петуха приносили Асклепию, богу врачевания, выздоравливающие. Сократ считал, что смерть для его души – выздоровление и освобождение от земных невзгод.)[882]
 
   Говорят, Еврипид дал ему [Сократу] сочинение Гераклита и спросил его мнение; он ответил: «Что я понял – прекрасно; чего я не понял, наверное, тоже».[883]
 
   Часто он [Сократ] говаривал, глядя на множество рыночных товаров: «Сколько же есть вещей, без которых можно жить!»[884]
 
   Удивительно: всякий человек без труда скажет, сколько у него овец, но не всякий сможет назвать, скольких он имеет друзей, – настолько они не в цене.[885]
 
   [Красота -] недолговечное царство.[886]
 
   [Сократ] говорил (…), что он знает только то, что ничего не знает.[887]
 
   Человеку, который спросил, жениться ему или не жениться, он [Сократ] ответил: «Делай, что хочешь, – все равно раскаешься».[888]
 
   Когда он [Антисфен] стал выставлять напоказ дыру в своем плаще, то Сократ, заметив это, сказал: «Сквозь этот плащ я вижу твое тщеславие!»[889]
 
   Сократу однажды пришлось увещевать (…) [Алкивиада], который робел и страшился выступать с речью перед народом. Чтобы ободрить и успокоить его, Сократ спросил: «Разве ты не презираешь вон того башмачника?» – и философ назвал его имя. Алкивиад ответил утвердительно; тогда Сократ продолжал: «Ну, а этого разносчика или мастера, шьющего платки?» Юноша подтвердил опять. «Так вот, – продолжал Сократ, – афинский народ состоит из подобных людей. Если ты презираешь каждого в отдельности, тебе следует презирать и всех купно».[890]
 
   Когда ему [Сократу] сказали: «Афиняне осудили тебя на смерть», он ответил: «А природа осудила их самих».[891]
 
   Видя, что правительство тридцати [тиранов] убивает самых славных граждан и преследует тех, кто обладает значительным богатством, Сократ (…) сказал: «(…) Никогда не было столь отважного и дерзкого трагического поэта, который вывел бы на сцену обреченный на смерть хор!»[892]
 
   Когда в старости Сократ захворал и кто-то спросил его, как идут дела, философ ответил: «Прекрасно во всех смыслах: если мне удастся поправиться, я наживу больше завистников, а если умру – больше друзей».[893]
 
   Нетрудно хвалить афинян среди афинян.[894]
 
   Сократ, когда он уже был приговорен к смерти и заключен в темницу, услышав, как один музыкант распевал под аккомпанемент лиры стихи Стесихора, попросил того учить его, пока есть еще время; на вопрос певца, какая ему от этого польза, когда ему предстоит умереть послезавтра, Сократ ответил: «Чтобы уйти из жизни, зная еще чуть-чуть больше».[895]
 
   У солнца есть один недостаток: оно не может видеть самого себя.
 
   Я знаю только то, что ничего не знаю.
 
   Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам.
 
   Кто хочет сдвинуть мир, пусть сдвинет себя!
 
   Хорошее начало не мелочь, хоть начинается с мелочи.
 
   Воспитание – дело трудное, и улучшение его условий – одна из священных обязанностей каждого человека, ибо нет ничего более важного, как образование самого себя и своих ближних.
 
   Есть одно только благо – знание и одно только зло невежество.
 
   Высшая мудрость – различать добро и зло.
 
   Мудрость – царица неба и земли.
 
   Людям легче держать на языке горячий уголь, чем тайну.
 
   Хороший советник лучше любого богатства.
 
   Добрым людям следует доверяться словом и разумом, а не клятвой.
 
   Заговори, чтобы я тебя увидел.
 
   Лучше мужественно умереть, чем жить в позоре.
 
   Без дружбы никакое общение между людьми не имеет ценности.
 
   Хорошо было бы, чтобы человек осмотрел себя, сколько он стоит для друзей, и чтобы старался быть как можно дороже.
 
   Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это – яд, тем более опасный, что он приятен.
 
   Распаляется пламя ветром, а влечение – близостью.
 
   Красота – это королева, которая правит очень недолго.
 
   Брак, если уж говорить правду, зло, но необходимое зло.
 
   Женись, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая – станешь философом.
 
   В одежде старайся быть изящным, но не щеголем; признак изящества – приличие, а признак щегольства – излишество.
 
   Когда слово не бьет, то и палка не поможет.
 
   Какой человек, будучи рабом удовольствий, не извратит своего тела и души.
 
   Тот наиболее богат, кто доволен малым, ибо такое довольство свидетельствует о богатстве натуры.
 
   Я хочу при помощи гимнастики всего тела сделать его более уравновешенным.
 
   Лучшая приправа к пище – голод.
 
   Нельзя врачевать тело, не врачуя души.
 
   Если человек сам следит за своим здоровьем, то трудно найти врача, который знал бы лучше полезное для его здоровья, чем он сам.

Софокл

   (ок. 496—406 гг. до н.э.)
   афинский драматург-трагик

   На свете все когда-то было в первый раз.[896]
 
   Не восхваляй его, пока он жив![897]
 
   Софокл говорил, что сочиняет людей такими, как они должны быть, а Еврипид – как они есть.[898]
 
   Софокл, уже под бременем лет, когда его спросили, предается ли он любовным утехам, (…) ответил: «Да хранят меня боги от этого! Я с радостью бежал от них, как от грубого и бешеного хозяина».[899]
 
   Как страшен может быть разум, если он не служит человеку.
 
   Не помогает счастье нерадивым.
 
   Счастье сопутствует не малодушным.
 
   Великие дела не делаются сразу.
 
   На тех, кто впал без умысла в ошибку, не гневаются сильно.
 
   Ум, несомненно, первое условие для счастья.
 
   Лучше будь прост да честен, чем умен и лжив.
 
   Много говорить и много сказать – не есть одно и то же.
 
   Мудрость – родная мать счастья.
 
   Кого бог хочет погубить, того он сначала лишает разума.

Феогнид

   (2-я половина VI в. до н.э.)
   поэт-лирик

   Пресыщение рождает наглость, когда человеку дурному выпадает на долю счастье и когда человек этот не обладает здравым умом.
 
   Обдумывай по дважды и по трижды то, что приходит тебе на ум.
 
   Различным образом испытывай нрав друзей, особенно же смотри, каков кто во гневе.
 
   Не сообразно жене молодой принадлежать мужу старому, ибо подобно челноку, привязанному к кораблю, она не может сообразоваться с движениями кормы и не имеет под собою якоря, но, оторвав веревки, часто по ночам находит другую пристань.
 
   Мне ненавистны жена-непоседа и муж ненасытный,
   Любящий плугом своим ненасытным пашню чужую пахать.
 
   Вино, если его пить не в меру, и неблагоразумного и мудрого человека делает одинаково легкомысленными.
 
   Добрые речи ведите, за чашей веселою сидя,
   И избегайте душой всяческих ссор и обид.

Феокрит

   (конец IV—1-я половина III вв. до н.э.)
   поэт

   Любящему часто и некрасивое кажется красивым.

Феофраст (Теофраст)

   (372—287 гг. до н.э.)
   естествоиспытатель, философ, из Эреса (о-в Лесбос)

   Льстец, покупая вместе с кем-либо сапоги, забегает вперед со словами: «Твоя нога гораздо изящнее этой обуви».[900]
 
   Человек неотесанный – тот, кто поет в бане.[901]
 
   [О тупоумном:] На вопрос: «Сколько покойников, по-твоему, вынесено за Могильные Ворота?», он отвечает: «Нам бы с тобой столько покойников».[902]
 
   [О ворчуне:] Случись ему найти на дороге кошелек, он говорит: «А вот клада-то я никогда еще не находил!»[903]
 
   [О злоязычном:] Злословие – это для него и свобода слова, и демократия, и независимость.[904]
 
   Полководец должен умирать смертью полководца, а не рядового.[905]
 
   Если ты не воспитан и молчишь, то воспитан, если же воспитан и молчишь, то прекрасно воспитан.
 
   Если ты неуч и молчишь, то ведешь себя умно, если же учен и молчишь, то глупо.
 
   Надежней конь без узды, чем речь без связи.
 
   Едва начав жить, мы умираем; поэтому нет ничего бесполезнее, чем погоня за славой.
 
   В жизни больше пустого, чем полезного.
 
   Стыдись себя сам, тогда другой тебя не пристыдит.
 
   Нравственное уродство – равнодушие к плохим поступкам и словам.
 
   Гордость – это своего рода презрение ко всем другим, кроме самого себя.
 
   Ни тщеславием, ни красотой одежд или коней, ни украшением не добывай чести, но мужеством и мудростью.
 
   Время – самое драгоценное из всех средств.
 
   Самая большая трата, какую только можно сделать, это трата времени.
 
   Молодиться – это значит поздно приниматься за образ жизни, не соответствующий возрасту.

Филострат Флавий (старший)

   (ок. 178 – ок. 248 гг.)
   греческий ритор, жил в Риме

   К занятиям, потребовавшим затрат, мы более внимательны, чем к тому, что дается даром.[906]
 
   Раз уж богам все известно, явившийся в храм должен по совести возносить одну-единственную молитву: «Боги, воздайте мне по заслугам».[907]
 
   Все стирается временем, но само время пребывает благодаря памяти нестареющим и неуничтожимым.[908]
 
   Уважай многих, а доверяй немногим.[909]
 
   О Зевс, дай мне начальство над мудрецами, а мудрецам – надо мною! (Приписано императору Веспасиану.)[910]
 
   Тираны бывают двух родов: одни убивают без суда, другие – после судебного дознания. (…) Тут тиран именует законом всего лишь отсрочку гнева своего.[911]
 
   Подражание может изобразить только зримое, а воображение – и незримое.[912]
 
   Никакое слово не приносит пользы, ежели сказано не с глазу на глаз.[913]
 
   Речь в письме должна казаться и более аттической [изысканной], чем обычная речь, и более обычной, чем аттическая. (…) Пусть украшением ей служит отсутствие прикрас.[914]

Фукидид

   (ок. 460 – ок. 400 гг. до н.э.)
   историк

   Людей (…) больше раздражает несправедливость, якобы им причиненная, нежели самое жестокое насилие: в этом они усматривают пренебрежение со стороны равных себе, в другом – необходимость подчиняться насилию более могущественного.[915]
 
   Начиная войну, люди сразу же приступают к действиям, с которыми следовало бы повременить, и уж после неудач обращаются к рассуждениям.[916]
 
   Успех в войне зависит не от оружия, а от денежных средств, при которых оружие только и приносит пользу.[917]
 
   Не следует строить расчеты на ожидаемых ошибках противника.[918]
 
   Никто (…) не бывает равно предусмотрительным, задумывая план и приводя его в исполнение. В рассуждениях мы тверды, а в действиях уступаем страху.[919]
 
   Очень редко войну ведут по заранее определенному плану, но чаще война сама выбирает пути и средства в зависимости от обстоятельств.[920]
 
   Благородно мстить лишь равному себе и в равном положении.[921]
 
   Люди с большим воодушевлением принимают решение воевать, чем на деле ведут войну, и меняют свое настроение с переменой военного счастья.[922]
 
   Любое требование – малое или большое, – выставляемое против равных себе до решения суда, притязает на порабощение.[923]
 
   Вещи существуют для людей, а не люди для них.[924]
 
   Рассудительность и полная казна важнее всего для военного успеха.[925]
 
   Люди верят в истинность похвал, воздаваемых другим, лишь до такой степени, в какой они считают себя способными совершить подобные подвиги. А все, что свыше их возможностей, тотчас же вызывает зависть и недоверие.[926]
 
   Признание в бедности – не позор, но позорно не стремиться избавиться от нее трудом.[927]
 
   Невежественная ограниченность порождает дерзкую отвагу, а трезвый расчет – нерешительность.[928]
 
   Оказавший услугу другому – более надежный друг, так как он старается заслуженную благодарность поддержать и дальнейшими услугами. Напротив, человек облагодетельствованный менее ревностен: ведь он понимает, что совершает добрый поступок не из приязни, а по обязанности.[929]
 
   [Афины] – школа всей Эллады.[930]
 
   Гробница доблестных – вся земля.[931]
 
   Считайте за счастье свободу, а за свободу – мужество.[932]
 
   При жизни доблестные люди возбуждают зависть, мертвым же (они ведь не являются уже соперниками) воздают почет без зависти.[933]
 
   Та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин, в порицание или в похвалу.[934]
 
   Процветание города в целом принесет больше пользы отдельным гражданам, чем благополучие немногих лиц при всеобщем упадке.[935]
 
   Добиваться тирании несправедливо, отказаться от нее – опасно.[936]
 
   Страх отнимает память.[937]
 
   Только взаимный страх делает союз надежным.[938]
 
   Все люди склонны совершать недозволенные проступки как в частной, так и в общественной жизни, и никакой закон не удержит их от этого. Государства испробовали всевозможные карательные меры, все время усиливая их. (…) Со временем почти все наказания были заменены смертной казнью. (…) Однако и от этой меры преступления не уменьшились. Итак, следовало бы либо придумать еще более страшные кары, либо признать, что вообще никаким наказанием преступника не устрашить.[939]
 
   Следует на насилие (…) отвечать насилием.[940]
 
   … Война, учитель насилия.[941]
 
   Большинство людей предпочитает слыть ловкими плутами, нежели честными глупцами.[942]
 
   Стрелы ценились бы гораздо дороже, если бы умели отличать людей доблестных. (Ответ пленного афинянина на насмешливый вопрос победителя, были ли павшие в бою людьми доблестными.)[943]
 
   Я упрекаю не тех, кто стремится к господству, а тех, кто слишком поспешно готов этому подчиниться. Ведь человек по своей натуре всегда желает властвовать над теми, кто ему покоряется.[944]
 
   Будущее (…) исполнено неопределенности, но (…) эта обманчивость будущего (…) является величайшим благом.[945]
 
   В человеческих взаимоотношениях право имеет смысл только тогда, когда при равенстве сил обе стороны признают общую для той и другой стороны необходимость. В противном случае более сильный требует возможного, а слабый вынужден подчиниться.[946]
 
   Надежда по природе расточительна.[947]
 
   Для тирана и для могущественного города, господствующего над другими городами, все, что выгодно, то и разумно.[948]
 
   Если как враг я причинил вам столько бед, то я могу быть полезным другом. (Алкивиад – спартанцам.)[949]
 
   Город – это люди, а не стены.[950]
 
   Когда спартанский царь Архидам спросил Фукидида [представителя знатного афинского рода], кто лучше в кулачном бою – он или Перикл, тот ответил: «Право, не знаю; если даже я собью его с ног, он будет уверять, что не падал, убедит всех присутствующих и победит».[951]
 
   Не должно гордиться случайными неудачами противника. Уверенность в себе следует питать тогда только, когда превзойдены планы его.
 
   История – это философия в примерах.
 
   Дальше всех уйдет тот, кто не уступает равному себе, сохраняет достоинство в отношениях с сильнейшим и умеет сдерживать себя по отношению к беззащитным.

Хрисипп

   (ок. 280 – ок. 204 гг. до н.э.)
   философ, ученик Клеанфа, сформировал канон стоического учения, из Сол (Киликия)

   Кто раскрывает таинства непосвященным, тот кощунствует. Но первосвященник именно раскрывает таинства непосвященным. Стало быть, первосвященник кощунствует.[952]
 
   Душа дана [свинье] вместо соли, чтобы мясо ее не испортилось.[953]
 
   Кто-то попрекал его [Хрисиппа], что он не ходит слушать Аристона [Хиосского], как все. «Если бы я делал все, как все, я не был бы философом», – ответил Хрисипп.[954]
 
   [Хрисипп] подкреплял себя множеством выписок: так, в одном сочинении он переписал почти целиком «Медею» Еврипида, и недаром какой-то его читатель на вопрос, что у него за книга, ответил: «Медея» Хрисиппа![955]

Эзоп (Эсоп)

   (VI в. до н.э.)
   легендарный баснописец, по происхождению фригиец

   Когда ты при царском дворе, то все, что ты слышишь, пусть в тебе и умрет, чтобы тебе самому не пришлось безвременно умереть.[956]
 
   С женою будь хорош, чтобы не захотелось ей испытать и другого мужчину.[957]
 
   Если кому-нибудь везет, не завидуй ему, а порадуйся с ним вместе, и его удача будет твоей.[958]
 
   Лучше научиться поздно, чем никогда.[959]
 
   В супружеской жизни жена – твой противник, который всегда при оружии и все время измышляет, как бы тебя подчинить.[960]