Войско покинуло свой лагерь в Анапской низменности и собралось на месте стоянки команд флота, кое-как там укрепившись. Пришлось приготовить к плаванию такое число судов, чтобы принять всех людей. Из имевшихся налицо 200 трирем и множества транспортов можно было снарядить только 110 трирем из-за недостатка весел. Носовые части были поспешно укреплены против упорных балок сиракузян и снабжены, кроме того, крепкими железными абордажными крюками. В случае столкновения эти крюки крепко удерживали протараненный корабль, и последний легко мог быть взят на абордаж. В преддверии такого боя на триремы посадили много гоплитов и стрелков, причем сделать это пришлось бы все равно, так как надо было забрать с собой всех людей. Если бы удалось прорваться через заграждение, то корабли должны были бы немедленно уходить как можно дальше; в противном случае решено было сжечь корабли и отступить на сушу.
   Сиракузяне в свою очередь приняли контрмеры. Имея сведения, как и обо всем, об абордажных крюках, они обили носовые части своих судов шкурами для того, чтобы крюки соскальзывали, не захватывая корабля. Кроме своих 76 трирем, они вооружили много мелких судов, годных для боевых целей. Они выстроили свои силы в одну длинную линию перед заграждением поперек входа, вплоть до северной стороны бухты.
   Афиняне со своими 110 судами пошли в бой и полным ходом бросились к оставленному в заграждении проходу. Им удалось прорвать неприятельскую линию, но они не смогли перескочить через цепи, связывавшие два соседних корабля в заграждении. Тут они оказались в центре всего сиракузского флота и принуждены были отказаться от дальнейших попыток прорваться через заграждение. Вскоре в тесной бухте завязался беспорядочный и ожесточенный бой. Обе стороны сражались с величайшим упорством и ожесточением.
   Войска обеих сторон следили за боем с берега, жители Сиракуз наблюдали со стен города. У обеих сторон было потеряно много кораблей, пущенных ко дну таранными ударами, не меньшее число было разбито упорными балками и взято в абордажном бою; неоднократно 3-4 корабля сваливались вместе.
   После долгой кровавой битвы афинские корабли, сражавшиеся под стенами города, не выдержали, несмотря на свое значительное численное превосходство, и обратились в бегство. Не всем афинским кораблям удалось скрыться за своим заграждением, и многие из них, преследуемые врагом, бежали к берегу, где их команды были спасены войском. Афиняне потеряли не менее 50 кораблей, сиракузяне же 26 или 28. Потери афинян людьми достигали, по меньшей мере, 8000-10 000 человек.
   Глубокое отчаяние овладело афинянами, совершенно утратившими дисциплину; никто не давал себе труда укрыть уцелевшие корабли или даже предать земле тела убитых, что раньше почиталось первой и священной обязанностью. Демосфен настаивал на том, чтобы с рассветом следующего дня сделать внезапную попытку снова пройти через заграждение. Но афинские моряки были настолько деморализованы, что отказывались идти на свои суда.
   В виду всего этого было решено покинуть флот и произвести отступление по суше, и то не сразу, а после некоторого промедления, оказавшегося впоследствии роковым. Корабли должны были быть сожжены, а припасы, каких нельзя взять с собой, уничтожены. Но к выполнению всего этого приступили лишь два дня спустя, благодаря чему сиракузянам удалось захватить еще 50 трирем. Больные и раненые были брошены, и, наконец, на третий день после битвы началось отступление. Отступало 40 000 человек, и к тому же без обоза.
   Но благодаря предусмотрительности и энергии Гилиппа, который хорошо использовал задержку в отступлении, было сделано все для того, чтобы ни один человек не мог уйти. Афиняне повсюду были опережены, и путь в гористой, неровной местности был всюду им прегражден. Теперь они подвергались беспрерывным нападениям со стороны войск Гилиппа.
   В начале Никий рассчитывал пройти в Катану, обойдя Сиракузы, но, вследствие принятых Гилиппом мер, это оказалось невозможным. Тогда он попытался пройти в южном направлении. Но вскоре из-за трудности снабжения пришлось разделить войско на две части, что облегчило неприятелю задачу задержать дальнейшее продвижение. Через 6 дней, измученные непрерывными сражениями и лишениями, потеряв всякую способность сопротивляться, оба отряда афинского войска вынуждены были, наконец, сдаться на милость победителя – Никию на коленях пришлось просить Гилиппа прекратить избиение его людей.
   По Диодору, в эти дни пало 18 000 человек, по Плутарху – еще более. Из взятых в плен, Демосфен и Никий были лишены жизни, неафиняне были проданы в рабство, а афиняне и около 7000 союзников из Сицилии и Италии были посажены в глубокие и холодные ямы в каменоломнях, где большая часть их, незащищенная от непогоды и лишенная самых элементарных забот (выдавался лишь половинный рацион, полагавшийся рабу), погибла от голода и грязи.
   Так окончилось это задуманное в крупном масштабе предприятие – величайшее из всех дотоле предпринимавшихся цивилизованными нациями. Факт полного уничтожения всех афинских сил является единственным в своем роде в военной истории. Последствия вытекают не из материальных потерь -хотя они и были велики, Афины все же были в состоянии быстро выставить свой флот. Но моральное впечатление, созданное уничтожением афинского флота под Сиракузами после беспрерывных и упорных сражений, оказало влияние и на вновь восстановленные силы афинян. Чары афинского морского могущества были разрушены.
   Весьма интересно, не только с исторической, но и с военной точки зрения, рассмотреть причины, которые привели к тому, что морская сила, не знавшая дотоле на море соперничества и смело и уверенно всего лишь 16 лет тому назад вступавшая в борьбу с противником, превосходящим ее по численности в два и в четыре раза, теперь, в течение каких-нибудь нескольких месяцев, пришла в такой упадок, что, несмотря на значительно превосходство сил, была полностью разгромлена. В чем причина того, что те, кто еще недавно считались первыми моряками в мире, из страха перед врагом, еще недавно очень незначительным, не только не решились вступить на палубу своих кораблей, но даже отказывались повиноваться своим начальникам?
   Главные причины неудачи предприятия лежат не во внезапном изменении государственного строя, а в постепенной перемене форм землевладения и государственного аристократического строя Солона, вытеснявшегося неограниченным народовластием, что и завершилось безусловным проведением принципа равенства всех граждан.
   В нем лежит полное непризнание того естественного положения, по которому люди созданы природой совершенно различными. Равенство всех в государстве ведет к господству таких, которые, льстя толпе, умеют тем или иным способом подкупить ее, либо импонировать ей; и история учит, что люди всегда достигали власти при участии беспощадного эгоизма и произвола.
   Самыми худшими тиранами являются достигшие власти демагоги – право и закон для них не имеют никакого значения, граждан они подвергают пыткам, зрелища воспрещаются. Счастье для государства, если такой человек сумеет сделаться единодержавным, как Цезарь, Кромвель, Наполеон и др.
   Но неизбежно приходит в упадок то государство, где не найдется такого человека и где демагогия властвует продолжительное время.
   Все это особенно поучительно для флота. Флот есть столь нужное и трудное, постоянно требующее величайшего и равномерного попечения дело, что, когда колеблется управление государством, прежде всего это отражается на флоте. Это весьма убедительно показывает французская революция; даже гений Наполеона был не в состоянии за 15 лет привести в боевую готовность французский флот, совершенно расстроенный господством террора. Поэтому всякий, имеющий отношение к флоту, должен быть заинтересован в сохранении существующего порядка вещей, в консервативной политике. Господство демагогов действует деморализующе на военные силы.
   Наиболее ярким примером тому является экспедиция в Сиракузы. Решением поставить во главе ее трех имевших одинаковые полномочия вождей было не соблюдено простейшее условие для успешного ведения войны, по которому абсолютно необходимым является единство руководства всеми военными действиями. Разделение ответственности вызвало нерешительность и полумеры в действиях флота и армии.
   Сказалось влияние и того, что командование было против воли навязано старому, больному Никию и что в товарищи ему был дан – с целью удаления из Афин – бесхарактерный Алкивиад, пользовавшийся дурной славой и не имевший доверия у благоразумной части граждан. Имел значение также выбор деятельного, но не обладавшего вследствие бедности влиянием Ламаха, который и занял поэтому подчиненное положение. Разделение власти между тремя лицами ошибочно само по себе; выбором же этих трех предводителей была предрешена неудача всей экспедиции.
   Пагубное влияние всеобщего равенства и свободы обнаруживается далее в унижении всего высокого и благородного, в падении добрых нравов, в грубом материализме, господство которого проникло в народ и было особенно сильно среди так называемых высших «10 000». О высоких благородных целях у афинян уже не было речи: маммона подавила все идеалы. Характерно и то, что такой ничтожный, лишенный высоких стремлений человек, каким был Никий, мог играть ведущую роль лишь потому, что был богат.
   Переходя теперь к рассмотрению военной стороны экспедиции, мы увидим, что она распадается на три периода.
   1) С ухода экспедиции прошел год, в течение которого ничего положительного не было сделано, лишь неприятель был предупрежден, что побудило его вооружиться.
   2) На второй год, наконец, начались энергичные действия; Ламах уже почти был близок к цели, но тут произошла перемена в положении, благодаря Гилиппу и коринфской эскадре. Затем – остановка и переход Сиракуз к действию.
   3) Начало этих действий; удары беспрерывно следовали один за другим до тех пор, пока, несмотря на прибытие сильных афинских подкреплений, не наступил конец – через три месяца враг был уничтожен.
   Первый год был потерян безрезультатно, что указывает на отсутствие правильных воззрений на войну; война является мерилом сил; перерывы в военных действиях часто бывают вызваны непреодолимыми препятствиями, бывают и преднамеренными (Гилипп потратил 9 месяцев, чтобы укрепиться и снарядить флот). Но если хорошо снаряженная крупная армия высылается с определенной целью, то в случае выжидательных действий она всегда что-то проигрывает. При подобных условиях единственно правильным является возможно быстрое устремление к цели, без потери времени.
   Если выдающийся полководец, каким был Алкивиад, к тому же имевший боевой опыт, не присоединился к мнению Ламаха на военном совете в Региуме, то вполне можно предположить, что личный интерес побуждал его говорить против своей совести – это предположение вполне допустимо, так как Алкивиад не имел никаких нравственных правил.
   Что непосредственное решительное нападение на Сиракузы, пока там еще не успели приготовиться, привело бы к цели, показало годом позже произведенное нападение.
   Недостатки в тактической области обнаруживаются в выборе места для лагеря в Анапской низменности вместо здорового, неприступного Эпиполейского плоскогорья, а равным образом и в выборе стоянки для флота в бухте, которую следовало бы переменить с того момента, как Сиракузы стали сильны на море, так как бои в бухте для афинян были неблагоприятны.
   В области морской тактики особенно замечательно коринфское изменение носа корабля для боя «штевнем к штевню», упорные балки, рассчитанные для сражений в узких фарватерах. Удивительна безрезультатность афинских тактических приемов, что показывает бой Дифила (у Навпакта). Корабли те же самые, материал наилучший, но предводитель и команды совершенно другие.
   В этой войне были применены новшества частью в береговых боях, частью же в собственно прибрежной войне. Сюда надо отнести:
   1) Поставленные сиракузянами, частью под водой, свайные заграждения, служившие для защиты кораблей и верфи.
   2) Устроенные с той же целью афинянами судовые заграждения с запирающимися воротами, шлагбаумами и дельфинами.
   3) Абордажные крюки, употреблявшиеся еще со времен Перикла. Здесь же были применены крюки особого рода, в виде руки с когтями.
   4) Брандеры, сохранившиеся до новейшего времени; они могут причинить значительный вред, но присутствие духа и быстрые действия атакуемых по большей части делает их безопасными.
   5) Заграждение бухты сиракузянами.
   Такое разнообразие боевых и оборонительных средств указывает на значительные успехи техники; особенного внимания заслуживает выполнение в три дня и вполне достигшее своей цели заграждение бухты длиной 1000 метров, указывающее вместе с тем на предусмотрительность, смелость и способность руководителей. Это заграждение сделало осаду достопамятной для военно-морской истории.
   Следует также отметить силу случая на войне, как например, это имело место во время полного лунного затмения 27 августа; событие это является убедительным доказательством того, какое влияние на войну оказывает степень культурности данного народа.
   Конечно, может случиться, в особенности же с флотом, что шторм (случай), морское течение и т. п. могут серьезно помешать, принести вред, а подчас и погубить предпринятое, но здесь имело место не материальное воздействие, а исключительно нравственное, распространившееся при наличии суеверия на всех. То, что эвление это имело место при совершенно ясном небе, ночью и перед самым отплытием афинского флота, оказало роковое действие. Таким образом, случай является здесь причиной гибели большой военной силы и оказывает существенное влияние на исход войны.
   Решающее значение имеет также и моральный элемент. Что может сделать деятельный офицер, даже лишенный руководства, показывает поступок коринфянина Гонгила, командира первой триремы, которая одна вошла в Сиракузы в то время, когда город уже готов был сдаться афинянам.
   Но более всего выделяется Гилипп – предводитель, который может служить великим примером. Вместо флота и войска Спарта послал его одного на помощь сильно стесненным Сиракузам. Он должен был отыскать в Коринфе корабль, и беспрепятственно дошел до Левкадии, так как афиняне не успели заблокировать Рионский проход. В Левкадии Гилипп получил сведения, что Сиракузы заперты со всех сторон и что положение дел там безнадежно. Но даже не видя возможности спасти Сиракузы, он решил использовать в Италии и Сицилии все, что только могло помочь делу родины.
   Сколько-нибудь значительных военных сил у него не было, кроме четырех союзных кораблей, и с этими силами он выступил против гораздо более сильного врага. Гилиппа не могли сбить с толку ложные известия, равным образом не смутил и шторм, повредивший его корабли и отнесший его из Туриса (Фурии) в море; он твердо шел к своей цели. Слишком осторожный, чтобы идти в Сиракузы, он, учитывая возможность быть пойманным бдительными афинянами, прошел вдоль северного берега, вытащил корабли на берег, превратил корабельные команды в сухопутных воинов и с этим маленьким войском пошел навстречу сильному неприятелю. Ему удалось внезапно напасть на Лабдалон, вступить в город и помешать афинянам сомкнуть осадное кольцо. Когда же сиракузяне в первой же схватке были разбиты, он взял вину на себя, чтобы не лишить их бодрости духа. Вот пример выдающегося ума и самоотверженности.
   Принимая во внимание положение вещей и соотношение сил, следует признать достойной самой высокой оценки исключительную, почти граничащую с дерзостью, смелость Гилиппа. И успех оказался на его стороне, ибо счастье помогает смелым. Ardentem fortuna juvat!
   Лишь только город был обезопасен со стороны суши, он прекращает сухопутные операции и помышляет только о выступлении против врага на море, хотя оно и не является его стихией, и руководство морскими операциями не находится в его руках (знание, смелость, пренебрежение своей личностью в интересах дела – редкое величие души).
   Не давая себе ни на минуту отдыха, он пускает в ход все, что только нужно; заботится, при участии коринфян, об устройстве верфи и о защите ее от вражеских нападений, об изыскании денежных средств и материалов для постройки судов, равно как и о самой их постройке и вооружении, об обучении судовых команд.
   Все это было приведено в исполнение за 9 месяцев, в течение которых он удерживался от военных действий с целью настолько собраться с силами, чтобы сиракузяне уверенно могли вступить в бой с сильным неприятельским флотом.
   Как мы видели раньше, сиракузяне, хотя и сражались превосходно, были побеждены в этом бою, но лишь потому, что слишком горячо принялись за преследование. Тем не менее, Гилиппу, глубоко продуманным и отлично выполненным взятием Племмериона, удалось уравновесить проигрыш захватом этого форта.
   Для лучшей охраны входа в бухту он располагает корабли и с внешней ее стороны, посылает эскадру в Италию для захвата афинских транспортов и, снова приведя флот в боевую готовность, наносит афинянам удар за ударом. В каждом из четырех сражений, происходивших на протяжении следующих 3 месяцев, успех выпадает на долю сиракузян; наконец, неприятелю отрезаны пути к отступлению и с моря и с суши, и это приводит его к окончательной гибели.
   Гилипп проявил во всех областях неутомимую деятельность, твердость характера, предусмотрительность и энергию, решительность и дерзкую отвагу, редко встречаемые в столь высокой степени. Особенно выдающимися его качествами являются способность овладеть не только любым положением, но и владеть самим собой, самоотвержение, подчинение своих личных интересов интересам дела; благодаря всему этому, он доводит каждую поставленную себе цель до самого конца. Как уже было сказано, Гилипп доходил до жестокости и умел ненавидеть, но был бескорыстен и неподкупен.
   Резкую и печальную противоположность ему представляет собой Никий, знатный, важный и нелишенный способностей человек, обладавший личным мужеством и военным опытом, имевший немало успехов, но мелочный, суеверный, а, главное, не имевший нравственного мужества и избегавший ответственности.
   Следует отметить еще одно резкое различие между обоими полководцами в области военной: Никий выступает в поход с большим, прекрасно вооруженными и снабженными всем необходимым войском, и все время просит и получает с родины сильные подкрепления деньгами, кораблями, людьми и военными припасами; все это не дает ему ни одного положительного результата, все предприятие постыдно погибает. Гилипп же, наоборот, все (кроме 12 коринфских трирем и 1600 посланных вслед гоплитов) делает и достигает сам, и с этими разнохарактерными, частью импровизированными силами достигает блестящего успеха.

Поражение Афин

   С уничтожением Сиракузами афинских боевых сил закончились военные действия между Спартой и Афинами в Сицилии, но еще продолжились в Греции.
   Узнав о поражении Афин, Хиос, Самос, Византий и другие союзники отпали от них и примкнули к пелопоннесскому союзу. Они уже давно тяготились ярмом афинской демагогии и только ждали подходящего случая. Но самый город Афины был все еще настолько богат и могущественен, что мог выставить новый флот.
   Вследствие отпадения от Афин этих союзников разыгралась война на востоке, на берегу Малой Азии от Византии до Родоса; в то же время в Аттике Декелейя в продолжение долгого времени все еще оставалась занятой, город был совершенно отрезан от сообщения с сушей, и вся область подверглась сильному опустошению.
   Внутренние неурядицы в Греции привели к тому, что обе стороны домогались благосклонности и золота персидских сатрапов, которые 50 лет тому назад покорно просили Афины о мире. Алкивиад, расчеты которого не оправдались в Спарте, снова перешел на сторону афинян; приговоренный некогда к смерти как государственный изменник, этот человек, причинивший Афинам столько вреда, был теперь принят с распростертыми объятиями и поставлен во главе флота; все это является показателем бесхарактерности как самого Алкивиада, так и афинского народа.
   Далее произошел ряд морских столкновений – Пелопоннес, которому Сицилия прислала в помощь эскадру, стал снова силен на море – в Пропонтиде, Геллеспонте и у малоазийского побережья; эти сражения оканчивались попеременно победой то одной, то другой стороны.
   Можно отметить только, что в Афинах господство террора зашло так далеко, что после сражения в сентябре 406 г. до н. э. у Аргинуз (между о. Лесбосом и материком, ближе к последнему, где 155 афинских кораблей сражались против 125 пелопоннесских, из которых уцелели лишь 43) одержавшие победу афинские предводители, против которых был возбужден процесс, сопровождавшийся самым низким крючкотворством, были приговорены к смерти.
   Решительный исход имела битва при Эгоспотамах (маленький ручей во Фракийском Херсонесе, впадающий в Дарданеллы). Битва эта, хотя и происходила между флотами, не может, однако, быть названой морской битвой, так как здесь спартанцу Лисандру, при поддержке Кира младшего, удалось внезапно напасть на весь афинский флот в 170 кораблей, стоявший, за исключением небольшого отряда, на якоре, и перебить или взять в плен весь личный состав, находившийся на берегу. Удалось спастись всего какому-нибудь десятку кораблей. Афинский командующий Конон, помятуя награду предводителям в битве при Аргинузах, не осмелился вернуться в Афины и бежал на о. Крит. Пленные, в числе 3000 человек, были убиты вместе со всеми офицерами. После этого Афины уже не были в силах воссоздать новый флот. Осажденные с суши, они оказались отрезанными и с моря; порты были блокированы, подвоз, от которого всецело зависел город, был закрыт, и Афинам через несколько месяцев пришлось под воздействием голода согласиться на все требования Спарты: они должны были выдать все свои корабли и получили право держать только двенадцать; они принуждены были разрушить длинные стены, соединявшие город с гаванью, и ограничить сферу своего влияния лишь Аттикой (таким образом, делосский союз прекратился) и присоединиться к пелопоннесскому союзу. Так окончилась война, продолжавшаяся 27 лет, и вместе с тем окончилось могущество Афин и значение для морской истории их морских сил, хотя в материальном отношении флот Афин впоследствии достиг еще большей высоты, чем прежде (к 330 г. до н. э. Афинский флот насчитывал 392 триремы и 18 квадрирем, через шесть лет число квадрирем возросло до 48, кроме того введены в строй были еще семь пентер).

Глава III. Карфаген и Рим 

События, предшествовавшие первой Пунической войне

   Еще одной крупной морской державой был Карфаген; особенный интерес представляет борьба Карфагена с Римом за мировое господство.
   Карфаген был одной из самых древних финикийских колоний и был основан, вероятно, еще в XIII в. до н. э. В 814 г. до н. э. город был восстановлен Дидоной (Элиссой) и другими выходцами из Тира, и в сравнительно короткое время достиг цветущего состояния. Характер финикиян (хананеян) уже был обрисован: они имели исключительную склонность к мореплаванию и в этой области сделали чрезвычайно много; в самые отдаленные времена они уже ходили через Гибралтарский пролив в Англию и в Гвинейский залив, а впоследствии и кругом Африки. Однако эти путешествия не преследовали каких-либо идеальных целей: основания новых поселений, увеличения могущества своей страны или приобретения новых познаний, как это делал Геродот для просвещения своих современников и потомков – эти цели были чужды финикиянам. Руководили ими исключительно торговые интересы; только с этими целями они основали многочисленные фактории, которые, впрочем, они легко покидали, не оказывая серьезного сопротивления при наступлении на них более воинственных народов, так как ни военной подготовки, ни воинского духа у них не было. Финикийский флот выступил в качестве фактора в морской войне только тогда, когда страна утратила свою независимость, и действовал этот флот на службе и по приказанию пришлых владык, в интересах совершенно чуждых родной стране.
   Многочисленные финикийские колонии, как и сами финикияне, с течением времени были покорены другими народами, и история не сохранила о них никаких сведений; единственной колонией, ставшей независимым государством и достигшей значительного могущества был Карфаген.
   Своим развитием Карфаген в значительной мере обязан был исключительно благоприятному географическому положению, вблизи оконечности далеко выдававшегося в Средиземное море выступа Африканского материка, который вместе с Сицилией и Южной Италией делит это море на две части. Местоположение Карфагена представляло следующие выгоды:
   1. Занятое им место давало возможность преградить сообщение с западом.
   2. Богатые Сицилия и Сардиния лежали в непосредственной близости от него.
   3. Имелась превосходная гавань.
   4. Страна была населена, хотя и воинственным, но кочевым, неорганизованным в государственном смысле народом, который вследствие этого и не представлял значительной военной силы.
   5. Все это создавало для финикиян позицию, дававшую возможность господствовать на Средиземном море, или, по крайней мере, в средней и западной его части. В этом и ныне заключается значение обладания Тунисом и Бизертой.