Ангел и стал седым застал мужика у огня ночью при свете дня





    два сосца твои - как два козленка,


    двойни серны;


Кто жизнь за меня отдаст свет белый как снежный наст как прежде на нем
стою мои вежды со мной в строю как в небе весеннем звезда под снегом стоит
вода как вежды надежды нет мой след пропускает свет тень тогда оставляет
следы когда падает как плоды сколько на свете теней столько осталось мне
дней талость души моей весной помогает ей выдержать вес меня как небес на
закате дня и тогда я души своей раб когда с неба я в землю кап столько буду
в земле лежать сколько в женщине и дрожать от страха родиться вновь чтобы
женщиной стала кровь
Cадовник не совсем садовник любовник не совсем любовник Храм царя
Соломона иди домой улица Иерусалимская прочь на улицу дело в груди было
зимой ночь за солнцем закрыла дверь тьмой как будто отца зарыла в постель
дочь а теперь распахнула и щурится все у них впереди мне снова семь лет и
солнце меж звезд не имеет крова между тем с кем я ем они спят еженедельно
дни и ночи отдельно ночь и ночь вместе а дни спят одни как будто семь дней
творения есть повторение ночей и не любовь есть трение дня о ночь а отец
есть сын своей дочери улица не женщина дом не мужчина дом не ляжет улица не
вскочет

    шея твоя - как столп из слоновой кости;


    глаза твои - озерки Есевонские, что у ворот Батраббима;


    нос твой - башня Ливанская, обращенная к Дамаску;


Как ночь на расстоянье дня солнце в небе от меня солнце в небе как
планета с того света как душа на расстоянье тела черный свет от белого
черный просторный белый спелый я себе душу из тела делаю в душе моей тело
мое опустело жилье ее тело в душе как в яме такую душу я делаю маме
Две ночи образуют пару одна молодая другая старая не было дня и
встретились ночи как женщины вечером родился и умер Господь как душу
принявшая плоть не было дня как Бога молодая на старую строго как будто душа
на тело ночь на себя глядела
Как стайка тону в окне ангелы дайте жену мне нет ее предо мной птицу
назвать женой мне Господь не велит открывается сверху вид с птицы летит она
ни Ему ни мне не нужна жизнь моя ищет тень смерти как волка олень олень на
семи ветрах летит как купец в бобрах мне отец говорит подарю осень тебе к
сентябрю я отцу говорю сентябрь то же самое что октябрь птица роняет взгляд
на тебя как листву над тобой и вода на дне моих глаз как дожди в окне

    голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур;


    царь увлечен твоими кудрями.


Смотрю на сосну и вижу весну весна как сосна зелена весна весна в сосне
как я во сне сон мой не долог среди иголок смотрю на сосну и вижу весну
Мой дом ты где плыви по воде лети в облаках держи себя в руках пока не
исчез как держу я души своей вес плоть у меня одна как душа как дочь как
жена ни души ни дочери ни жены только дом как дым до луны

    Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная,


    твоею миловидностью!


День как голос далекий ночь близка он одинокий день глядит на меня как
ночь на начало дня ночь на моем лице как день у нее в конце день как в небе
ночном глаза на лице ручном дня не вижу лица как сын родного отца ночь как
глаза на моем лице я и отец вдвоем
Этот свет истинен тот ложен я из них хорошо сложен в искр сонме вон мы
голова моя воронья как ворона в кроне я ни отца ни матери они меня утратили
жизнь и смерть дети два ребенка я третий ни матери ни сестры ни отца ни
брата четыре ребенка я пятый












    Этот стан твой похож на пальму,


    и груди твои на виноградные кисти.


Не покладая рук птицы летят на юг стая как две руки на воде стая на
льду как руки в саду Райском их тень длиннее чем день день не пропал птицей
упал выпал из рук как птица на юг севера нет юг это свет запад восток только
поток мертвой воды руки следы этой живой воды на кривой
Дом и подъезд равновелики из гнезда их попробуй выкинь их двух как
будто одного не хватит духа тебе твоего Бог не жилец как сын которого отец
младенцем на земле оставил и местами переставил морозы розы кровь любовь
себя к подобному готовь куда ни глянь везде созвездья созвездья а не весь я
все уходящее ни разу заметно не бывает глазу и было дело как в душе тела не
было уже была и не была натура летящий ветер так же хмуро сидел на розовых
кустах и птицей пах как птах она слетела как душа на землю красотой греша и
не было греха на птахе и требовали птаха страхи ее сидела перед ним Господь
собою не храним

    Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее;


и груди твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих,
как от яблоков;

Дождь в день рождения дождя как первый лист весной он упадет немного
погодя и встанет лес стеной пред каплей отражаясь в ней как в небесах листок
и землю сделает бедней на юг и север запад и восток
Кого люблю я гор не столько чтобы любил я горы только горы выше облаков
морей и прочих мужиков гляжу на женщину звезда горит не ведая труда
бесстыден труд лесов полей себя бездельник пожалей бывает разве одиноко
когда ты весь есть Божье око не любит Бог себя а ты не любишь Бога с ним на
ты люби не тело пустоту в душе своей как этот ту любовь не просто пустота а
день который не настал хотя я тело не люблю свое ее с которой сплю

    уста твои - как отличное вино.


    Оно течет прямо к другу моему, услаждает уста утомленных.


Мама ты как нерожденный сын мой равноудаленный от меня и от жены были
мы как две княжны она и я как многоточья дней твоих не ставших ночью день
как лавочка в ночи сын мой ножками сучи был младенец стал Христом Богом не
был не о том я веду с тобою речь чтоб жену к себе привлечь мама Бог ты мне
одна Богу мать а мне жена
Одно и две штуки небо чистое как руки руки без цвета и запаха одна мама
другая папа работник и безработная сухая и потная сильная и слабая мужик и
баба спокойный и нервная вторая и первая рук пара молодой и старая как
человеки поднимают друг другу веки рук как две тыщи лет в голове правая и
левая Иосиф и Непорочная Дева

    Я принадлежу другу моему,


    и ко мне обращено желание его.


Я с того света шагну руки в локтях согну руки встанут с колен на этом
без перемен свете не так на том руки в стороны ноги вниз стой крестом с ног
не вались
Встань как перед братом час перед закатом закат поглядит направо а ты
налево как Непорочная Дева закат от тебя Красна Девица никуда твой младенец
не денется

    Приди, возлюбленный мой,


    выйдем в поле, побудем в селах;


Сердце как сердце над сердцем как камнепад как тому этот свет говорю
камнепаду нет разве седой был Господь рыжий как белая плоть рыжему рыжая
Мать белую стелет кровать
Ястреб из плаванья возвращается как из полета тайным становится явное
от одного поворота головы как будто ключа в висячем замке воздуха его духа
дальнозоркий дух а незрячий в сердце ястреба вместо уха воздух чист как
Господь из Троицы ни отца у него ни матери затворится слух и откроются глаза
Господа сестры с братьями









поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная
лоза,

    раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки;


    там я окажу ласки мои тебе.


Господь безымянный скиталец надень мне колечко на палец на плечи накинь
платок и подари цветок жить хорошо не значит хуже души которая снаружи тела
божьего живет пока со света не сживет
Проталина смотрит вдаль она как в оконце в котором солнце ни семьи ни
дома все знакомо только дунь и слетит июнь а июню лет сколько мне нет ни
зимы ни осени ни весны ни лета кроме света свет как снег белый красный
черный человек снег талый как человек шестипалый почти самовлюбленный в
горсти моей вечнозеленой а по снегу птица бежит как водица
Сколько звезд на небосводе столько воздуха в природе вспыхивают разом
звезды как зараза чем звезд больше тем жить хочется дольше складывать
вычитать звезды как дни считать небо черное как озера но небо голубое это мы
Соломон с тобою звезды разносчики тьмы а мы ты мужчина я женщина к утру меня
меньше остается от нас и небосвод погас
Мандрагоры уже пустили благовоние, и у дверей наших всякие превосходные
плоды,

    новые и старые: это сберегла я для тебя, мой возлюбленный!


Тьма на небе как корочка на хлебе ветер веет хлеб черствеет дождь на
небо назад как Соломон не сойдет во Ад дождь повсюду как Соломон сюда оттуда
как в ножны нож не вернется на небо дождь дождь везде и Соломон аки по суху
по воде
Чушь что растет поголовье душ где-то от тьмы и от света это точно
ежедневно душа еженощно растет в одиночестве полном как море которое волны
возвращают к земле и уносят как камень который не бросят сами они друг в
друга как тело душа с испуга



























    ЧАСТЬ 8




    О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей!


тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали
бы.

Море стог земля луг вода поток птиц на юг разгоняет облака птиц река не
повернет назад птиц водопад чик-чирик птиц родник дождь с неба льет птиц без
хлеба пьет птица в чреве дождя как в древе в стволе ветках смола которая
клетка древу она наружу открывается как на мужа вид из кроны женского лона
Тело свое как сено ворошит душа так по венам кровь бежит облака по небу
телом был а душой я не был не люблю себя и не чудо что душой своей я не буду
пусть живет себе без опаски как мужчина без женской ласки

    Повела бы я тебя, привела бы тебя в дом матери моей.


Ты учил бы меня, а я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых
яблоков моих.

Рано кончилась осень начиналась она не очень быстро как жизнь иная
после смерти как будто жена я своей смерти а был ей мужем который не жил с
ней хуже чем сам с собою на свете как тело с душой наши дети
День начался случайно ночь кончилась внезапно и друг друга не различали
среди звезд как восток и запад вся ночь позади у ночи весь день впереди у
дня жизнь души моей стала короче на мою жизнь и не стало меня

    Левая рука его у меня под головою,


    а правая обнимает меня.


Душа моя везде она в воде в еде чтобы себя убить надо не есть не пить
мертвый цветок еда а был живой как вода мертвое тело душа которая в нем не
дыша ночью и днем живет не спит не ест и не пьет
Дней в облаках как птичек огромных и невеличек как ветки чернеют ночи
одна длиннее другая короче и птицы сидят на тяжелых на зеленых ветвях на
голых и день на месте моем как тень моя днем и неба на самую малость в нем
больше чем птиц осталось

    Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, -


    не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно.


Ветка за окном одна как дом другая как дым над ним один небосклон а не
два и восход как листва столько домов что над землей только один закат и
разве на слом тот дом
Ночь холодная проснулась день под взглядом ночи стал ее нарядом в
котором она утонула новорожденный лист в лесу пьет как молоко росу золотой
как ночь смолист новорожденный лист он необъятен как солнце без пятен

    Кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного?


    Под яблоней разбудила я тебя: там родила тебя мать твоя,


    там родила тебя родительница твоя.



Давай познакомим твое тело и душу мою в нашем доме как детей
нерожденных наших Сашу и Глашу Юру и Нюру Соломона и Суламиту пусть душа
влезет в шкуру своего тела тело влезет в шкуру своей души ибо тело свита
души а душа тела свита
Чую что скорость времени как хворость моего племени которую не врачую
только ночую с ним как с одним из многих отнимаются руки ноги у него я всего
не вижу времени оно ниже солнца слезы заката как первый день творения
второго дня творения второй день творения третьего дня творения третий день
творения четвертого дня творения шестого дня творения день пятый предвижу
как воскресенье распятый
Зелень лесная как в теле земная душа а небесная в поле оно телесного
цвета как небо в розовом облаке над березами а ветер в апреле себя в черном
теле держит как весеннюю землю и тенью по ней он с четырех сторон бежит с
того света который белого цвета





    Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою:


    ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность;


    стрелы ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный.


Как два человека люблю себя когда некого любить мне живому как Соломон
Суламиту Господь Иова ты мой спаситель плоть искуситель ты спасительница
душа искусительница
Америка новый Англия ветхий завет к смерти одна не готова другая
родиться на свет Храмовой площади лоно Храм царя Соломона длинная как рог
единорога к Храму ведет дорога январь как солнце на рассвете декабрь солнце
на закате я солнце на улице встретил как мужчину в женском платье единорог
лошадь белая как льдина тела ее площадь равна площади тела мужчины
На рассвете небо открывает глаз правый на закате небо открывает глаз
левый оба глаза открыты двуглава голова солнца где вы глаза мои ночью были
глаза мои были днем правый мой глаз не ты ли не видел левого не помнил о нем
так закат не помнит рассвета осень лета лето зимы и как солнцем душа согрета
моим телом и слепы мы

    Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.


    Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь,


    то он был бы отвергнут с презреньем.


Грибов как яблок мог и я бы сколько выдохов столько вдохов нехорошо и
неплохо один червив как белый налив другой жив ли как штрифель грибов как
листьев один грязный другой чистый язык как воздух сначала вдох выдох после
язык за зубами а я в лес за грибами
Небо на днях как на камнях стоит и полоске неба не жестко и вечер как
ветер на белом свете а вечер вчерашний как Вавилонская башня смерть твердь
жизнь капля их круговерть как упавшая цапля душа ее с кончика тела как с
клюва слетела
Лето растянулось как будто вернулось с того света это лето сверху снизу
оно одинаковое как расстояние от осени до Иосифа от зимы до Марии от весны
до Иисуса от лета до Иакова

    Есть у нас сестра, которая еще мала, и сосцов нет у нее;


    что нам будет делать с сестрою нашею, когда будут свататься за нее?


Перед тем как упасть с небес душа набирает вес своего тела как солнце
которое сначала встало а потом село душа лед плывет вперед тело хлад плывет
за душой назад как будто зима вернулась а тело с душой разминулось
Чем старше душа тем моложе тело на смертном ложе слышу как не поют
ангелы при мне ночь дыра в сегодня из вчера поет она неугодник прочь во
вчера из сегодня

    Если бы она была стена, то мы построили бы на ней палаты из серебра;


    если бы она была дверь, то мы обложили бы ее кедровыми досками.


Душа маленькая тело большое в нем ни проталины такое оно чужое тело
душе родня Богу не важно что у меня родни не осталось даже тело с душой не
рассталось
Туча свежесть а луч нежность тело сила а душа яма могила глубока
жестокая как с востока я ни шиша на западе меня нет лапы где мои грубые папа
мама и губы

    Я - стена, и сосцы у меня, как башни;


    потому я буду в глазах его, как достигшая полноты.


Хочу чтобы не рожали женщины и отражали одинокие чу и многие жизнь от
себя как боги жизни своей господин как женщина я один зачем в жизни моей
душа как женщина чуть дыша с телом моим сближается и перед ним унижается оно
вверх она вниз я между повис
Сукровица к кровице а женщина к мужчине готовится смывает с себя краску
красную как ласку которую не любя любит себя сукровица черная а кровь
просторная вновь уходя от тела как душа темнела
Виноградник был у Соломона в Ваал-Гамоне; он отдал этот виноградник
сторожам;

    каждый должен был доставлять за плоды его тысячу сребренников.


Души не жалко она как палка тело бьет в котором живет тело как сердце
бьется с ней живым не сдается телу в котором живет хвалу душа не поет поет
она черная в белом хвалу нежилому телу руки ноги мои душа твои прочь с твоей
дороги мои руки ноги
Как птицу в оконце корни пустило солнце тело его потеплело душа
похолодала на тело села и не взлетала с него ночного как небо в птице а не
дневного как птичьи лица




    А мой виноградник у меня при себе.


    Тысяча пусть тебе, Соломон, а двести - стерегущим плоды его.


Равенства нет в году дни как деревья в саду столько в твоем суеты теле
душа что ты мимо дня не пройдешь копнешь под ним и найдешь в кроне его
корней ночь в ней земли черней
К старости скушен стал Соломон разрушен грешной своей Суламитой сердце
ее разбито к старости плоть безгрешна настолько она безутешна насколько душа
грешит прошлое ворошит

    Жительница садов!


    товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его.


Жена твоя ребе полна как луна в небе Соломон в храме как Суламита в
маме одна Суламита не три у мамы внутри в четырех стенах чрева ее как в снах
Соломона и четыре стороны света и жена как луна раздета
Небо высоко земля низко небо молоко земля миска в груди Соломон своей
Суламиты он упоен она разлита

    Беги, возлюбленный мой;


    будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических!


Где вы мои родители новых детей плодите ли небо птица гнездо земля душа
родится черней угля ни папы ни мамы ни гнезда ни ямы
Храм дым Соломон огонь как конь под ним смерть зверь жизнь птица смерть
мель жизнь водица в траве как в голове птиц поют две Соломон первая Суламита
вторая а нырнем Соломон зверь серый Суламита в нем дверь голубая
































1




    Наталья Осипова






Что касается твоих поэтических произведений
(жанр определить не берусь), то даже и хорошо
подумав, не знаю, что написать, поскольку
не сильна в религиозной поэзии и даже так: плохо
понимаю, зачем надо перекладывать библейские сюжеты,
если это не вызвано общекультурными задачами,
то есть надобностью не личности поэта, а общества.
И делали это, насколько я знаю, знатоки,
глубоко понимающие суть этих сюжетов.
В противном случае, это лирика с использованием
библейских сюжетов и цель ее - самовыражение
или личный онтологический поиск. Но почему именно
эти сюжеты? Если это определено некими внутренними
причинами, я их понять не могу, не то чтобы считаю
этого быть не может, просто не знаю. В любом случае
мне видится опасность если не кощунства,
то искажения смысла сакральных текстов - а зечем?
То есть определить есть ли это или нет и насколько это оправдано теми
или иными причинами, судить не могу - не знаю.
Писать ты умеешь, стихом владеешь мастерски, форму
задавать тоже умеешь, если бы в этой форме были
привычные темы, можно было бы поговорить о формах,
их сейчас каких только нет. Да и пересказов библейских тем
с той или иной степенью решения личных вопросов - тоже,
я редко их слышала и каждый раз недоумевала - зачем?
Что тебя побудило обратиться к этим темам - ты знаешь,
если нет - подумай, а я рассуждать об этом не могу,
я не батюшка и не психолог.
Читаешь эти твои тексты - стих красивый, но о самих сюжетах
ничего нового нет, право же, лучше Библию почитать,
если ты почему-то хочешь прописать ситуацию "изнутри",
то трактовка слишком расплывчата - и слава Богу,
меньше шансов задеть то, что лучше не задевать.
Если решаешь внутренние задачи - я не могу судить,
насколько оправдан именно такой подход к делу.
Я много лет занимаюсь светской поэзией и более-менее
знакома с той частью религиозной, авторы которой
заняты выражением состояния души, или явлений видимого им мира
через призму своей религиозности, это мне понятно,
хотя и тут хватает вопросов.
Я человек верующий,
правда, мирской, но все равно, некоторые идущие от
авангарда замашки мне кажутся недопустимыми,
в частности - свободное обращение к сакральным темам.

Вроде я и написала, что не перекладываешь,
тут другие проблемы, нежели перекладывать,
насколько я поняла, ты их "раскрываешь личностно",
и это не моя территория.
Могу только добавить, что лучше, по-моему,
не говорить и не писать слово "стишки",
ты занижаешь свои тексты, сразу, конечно, можно говорить
о скромности, смирении и так далее, но мое ухо
чувствует тут некую недопустимость по многим параметрам.

    Л.Вязмятинова






    2.



    "Генрих Сапгир и Олег Асиновский: тупики и прозрения"



Перед современным стихом достаточно остро стоит проблема органики речи.
"Лианозовская школа" дала нам несколько направлений решения этого вопроса.
Одно из них связано с творчеством Игоря Холина и Всеволода Некрасова,
которые очень чувствительны к речевым возможностям поэзии.
Сапгир в отличие от своих собратьев по перу пишет на более
"поэтическом" и, стало быть, более подверженном автоматизму стихе. Чтобы
избежать превращения стихотворной речи в словесную кашу поэт использовал
целый ряд концептов и приемов. Самые очевидные из них - это опрокидывание
стиха в социум и активное использование игры. Сапгир, бесспорно, был
предтечей постмодернизма, всевозможные брэнды и маски неотделимы от его
творчества. Ко многим его текстам можно подойти с типичным постмодернистским
вопросом "смешно или не смешно"?
Но постмодернистский тренд едва ли маркирует все творчество Сапгира.
Поэт, как известно, "писал книгами". И многие ходы, используемые в них,
решительно не совпадали с поворотами нового изма. Скажем, в книге "Псалмы"
(1965 - 1966) автор добился оживления речи благодаря опрокидыванию ее в
метафизику.
Да, мы встречаем в "Псалмах" и соцартовские жесты, и словесную игру. Но
мы видим в них духовные перспективы, возникающие вопреки шутовскому безбожию
60-х. И даже доказательство бытия Божия:
Это все глубоко наболевшее
И простое как доктор Живаго
Листья есть
птицы есть -
небо есть -
и воистину есть
Судия всего живаго.
Конечно, такого рода стихов, кусков, строчек в "Псалмах" немного. И
только приходится пожалеть, что из всего этого не родилась отдельная книга,
где прозвучали бы простые и ясные слова о трагедии Любви в этом мире.
Возможно, что рождению такой книги помешала общая установка поэта на
стеб. Метафизика вперемежку с игрой быстро выработала стихотворный ресурс, и
появился тупик, преодолеть который в той манере, которую исповедовал Сапгир,
было уже невозможно.
Традицию "Псалмов" в современной русской поэзии продолжил Олег
Асиновский. Его стихотворная походка тоже стремится к "поэтичности". Его
речь, чтобы избежать выхолащивания, тоже активно использует игру,
неожиданные смысловые повороты. И, как и Сапгир в "Псалмах", Асиновский
активно использует ресурс метафизики для создания органического письма.
Собственно, все последние произведения поэта связаны с книгой книг - с
Библией. Он не только пишет на библейские мотивы, но и создает своеобразный
комментарий на отдельные библейские книги.
Однако "полотна" Асиновского никак не назовешь духовной поэзией, потому
что связь человека с Богом его волнует едва ли больше, чем Сапгира. Что,
однако, не исключает и каких-то находок, и красоты открывающихся ландшафтов,
и богатства библейской образности.
В этом смысле очень показателен "Иов" - многостраничное повествование,
где известный библейский текст перемежается комментариями. Комментарии эти
весьма необычны, и их можно было бы поставить в ряд еретических сочинений,
если бы в рассуждениях Асиновского была хоть какая-то система. Но никаких
метафизических построений здесь нет. Поэт просто плавает по волнам метафор и
ассоциативных рядов. Для примера приведу первый попавшийся на глаза
фрагмент:
"Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое. О, если бы человек мог
иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим! Ибо летам
моим приходит конец, и я отхожу в путь невозвратный.

Тот свет уже здесь, он Бога спасет и в дорогу, там ребенка рожу и
обратно, как плоть ребенка к душе ребенка в путь невозвратный, пусть Господь
сосет мою грудь, брат сосет грудь сестры, сестра сосет грудь брата".

Библейские слова растворены в кислоте сюрреализма. И благодаря такому
заходу стих не скатывается в автоматизм. Заметим, что здесь идет
исключительно смысловая игра, и словесных ходов, связанных с вслушиванием в
речь, с разложением и пересобиранием фразы в полотне нет. Поэтому стих
Асиновского можно назвать "смысловиком" в противовес тому, который
демонстрирует, скажем, Сергей Бирюков.
К сожалению, подряд "Иова" читать очень сложно. Повествовательная линия
Библии совершенно размыта "поэтизмами", которые порой воспринимаются на
уровне бреда. Но эти поэтизмы можно потреблять, как дорогое вино, маленькими
глоточками. И тот факт, что их очень много, дело не меняет. Поэт создал
некий бренд "религиозная поэзия" (не путать со словосочетанием "духовная
поэзия"!). И, покупая продукт с этим брендом, читатель может быть уверен,