что найдет здесь чистую, беспримисную поэзию. Как ее потреблять в
современном контексте - это уже другой вопрос. Вероятно, только так, малыми
порциями, раскрыв полотно на случайной странице.
Однако "метафизический ресурс" Асиновского, как и в случае Сапгиром,
тоже весьма ограничен. И органичная речь существует у него в очень сжатом
пространстве.
Поэт еще может долго множить сущности, плодить похожие по заходу
тексты. Но это не меняет конфигурацию самой поэтической ситуации, завязанной
на органику речи. Чтобы выйти из тупика, замаячевшего еще перед Сапгиром,
Асиновскому необходимо открыться "миру как есть". Тому миру, который дарит
человеку красоту. Ставит перед человеком вопросы о добре и зле, о невинных
страданиях, о внутренней свободе и выборе пути. Словом, выбраться из клетки
сюрреализма и войти в то пространство, где возможно откровение и прозрение,
и где несение креста является не красивой метафорой, а главным вектором
существования. Метафизическая традиция Сапгира, продолженная в творчестве
Асиновского, нуждается в опорах на объективные, духовные основания жизни. И
если она этого достигнет, значение ее для современной русской поэзии,
несомненно, возрастет.

    Борис Колымагин




    3.


    Современное восприятие


    современного поэтического творчества




"Не со стихом, а на стихе приду к тебе..."

Тезис Г-на Колымагина, включенный в заметку о поэзии Асиновского в
сравнении с поэзией Г. Сапгира (последнего знаю плохо): "Сапгир в отличие от
своих собратьев по перу пишет на более "поэтическом" и, стало быть, более
подверженном автоматизму стихе", послужил как бы отправной точкой для
дальнейшего краткого теоретизирования на тему "Современное восприятие
современного поэтического творчества". Калымагин как первая ласточка или
своеобразный "страж порядка", приоткрыл дверь в которую мы так долго
старались войти, царапали ее, бились (уже в припадке) об нее головой, все
отвечая на вопрос: "Что есть поэзия, какая она, зачем и откуда берется на
этом свете"?. И вот, в незатейливой опечатке "Сапгир, пишущий НА стихе", как
Бах на фуге, открылся долгожданный смысл, ответ настолько неожиданный, что
может, к сожалению, многим показаться притянутым за уши. Не исключаю, что
так и есть.
Начнем с простого опровержения. Нет, ни Асиновский, ни Сапгир не писали
"на стихе", Бах не писал на фугах, а Пискассо на картинах. И Александр
Александрович писал стихи, он просто писал их, сочинял, и ничего больше на
них не делал. И, на хрена бы ему, спрашивается, писать на каком-то
исчадьеадовском стихе? Но, это ОН - А.А., а вот Асиновскому с Сапгиром
повезло меньше. Тут вот мы подходим к сути нашего контр-тезиса, нашего мини
опровержения, но, не заметки, а подхода Г-на Калымагина (господ калымагиных)
и нас самих, пожалуй, к восприятию современного нам поэтического творчества.
Мало того, что инструмент, на котором пишут поэты, пишущие, не как
Александр Александрович, а "на стихе" придуман, как нечто, имеющее
определенную форму и размер ("скрипка"), имеющее определенную конструкцию, а
что самое главное - цель, так ведь и чертеж уже давно в производстве, умелый
мастер, учел всякую, даже не всем сразу очевидную деталь... Перед нами
предмет, он есть, выдуман, сделан. Все что остается Акакиям Акакиевичам (не
Александрам Александровичам), нашим современникам - пользоваться, кто как
умеет, этой скрипочкой, дирижерской палочкой, кистью, чем угодно... И писать
на нем, этом готовом стихе. Главное табу - не заниматься творчеством,
избегать этого, и тогда... нас оценят по достоинству, дадут нам определения,
проведут параллели, и прочее, прочее, прочее. Любое проявление творчества мы
воспринимаем как надругательство над нашим предметом, как уход от реального
своего предназначения (поэтизировать на стихе глубоко уважаемом), вкладывать
в этот "СТИХ", к производству (ну, уж не побоимся этого слова) которого мы
не имеем отношения в принципе: наши истерики, духовные поиски, душевные
переживания, философские рассуждения, силу нашего духа и мощь нашей
внутренней трагедии, осознание мира в целом и его частей (как частностей),
вообще всю нашу жизнь - большую или малую, нашу любовь и нашу нелюбовь,
вкладывать, запаковывать, утрамбовывать в СТИХ это - безотходно. Вот, по
Калымагину, и по-нашему, удел современного автора.
И все таки... Если Асиновский пишет стихи, как по-моему, и есть, именно
пишет их, а не на них, создает свои ПОЛОТНА из пустоты, глухоты, слепоты,
"страха и ужаса" человеческого бытия, то, возможно ли, что наш основной
тезис - ошибка? Может ли быть, что, сделав обрезание современному
поэтическому творчеству, разлучив собратьев наших с лирою их сокровенной,
нерукотворной, и дав им весло гребанное, сделанное, давно испытанное, к
примеру, Бродским за бугром или Александром Александровичем тут у нас в
России до и после Великой Октябрьской... Может, мы тут воду в ступе толчем,
или право имеем, или мнение наше о предмете, собственно, важнее всего на
свете, да и предмета самого... (вопрос: Мандельштам писал стих или на стихе,
со щитом иль на щите, к ебеной матери, он - Мандельштам приходит к нам из ХХ
века, с разбитой мордой, может?).
И еще: Асиновский Олег пишет стихи? Думаю, да! Даже уверен в этом, но
его предмет отсутствует на витринах, ему никто предмет готовый не оставлял в
наследство, и не передавал по договору, и никто ЕГО язык не выдумал, не
вылепил форму под названием... Он пишет стихи потому, что их пишет он - мой
старых друг Олег Асиновский, он их еще давно писал, и хорошо...
И если, вдруг, стихи начнут писать Асиновского, соберутся вот так, и
начнут писать его как Малевич свой черный квадрат, или вкривь и вкось
по-разному, или бить его в морду, вот будет метафизическая традиция в
развитии... "И если (по Г-ну Калымагину опять же) она этого достигнет,
значение ее для современной русской поэзии, несомненно, возрастет". А вы
думали!...


    Фарай Леонидов (К.С. Фарай)



    4.



ИОВ настоящий... (так, что хочется его по праву называть сразу "Книгой
Иова")
позавчера на даче я дом поливал от гнили (ядом, наверно, без цвета и
запаха) -
он стоит еще без окон-дверей, сруб-на-ногах бетонных с костьми
железными,
так что я подо-дном его и по-над-крышей облазил,
со всеми пауками и осиными гнездами перезнакомился
- оказалось, те и другие - очень полезные боговы для человека придумки!
-
а хозблок у нас там уже лет десять стоит туйкам по пояс, в нем и
обитаем:
перед зимою красный угол убираю, там икона всех святых - простенькая
наклейка на картонке - софринская, формата А3 - а полотно - не реже
Гомера
http://www.st-nikolas.orthodoxy.ru/ikons/all_saint.jpg
и среди всех составивших святцы преподобных, архиереев, мучеников -
Иов,
едва только в лоскутком сокрытый (кажется в таком масштабе,
что кисть ошиблась и наготу замазала) среди золота, охры, желтков,
киноварных
синих сполохов - точно газ в плите - очерченные морщины на нем. А он -
с богом.
Спасибо тебе за полотно новое (без-числовое). Очень оно, знаешь, словно
ритме
шагов (бога ?). Я Чжуан-цзы недавно перечитал - тоже будто бы
повествование, а
чувство такое, что шагаешь в-ногу с кем-то - как у тебя... Мне притча
вспомнилась
когда прочел (кстати, очень четкие при чтении твои интонации
сохраняются): когда
человек шел рядом с богом по берегу, потом оглянулся и увидел, что две
цепочки
следов иногда становились одной. Возроптал, де-мол, бог оставлял его в
тяготах,
на что бог ответил: "я только брал тебя на руки".
И то, что Даниле Давыдову - это интересно. Он как принял?
12 предыдущих полотен ты оставишь без изменений или дорабатываешь? -
честно,
с одной стороны хочется, чтобы они блистали нууувааааааащеее! а с
другой - чтоб
оставил без изменений, потому что возлюбленными стали звуки, знаки и
слова...
(в какой-то пафос меня несет, ты уж потерпи - нечасто ведь случается)))

    Дмитрий Депера








    5.



На этот раз ты прислал вещь неожиданную, которую мне просто не с чем
сопоставить.
Несмотря на то, что последний месяц я только и читал разные дзэнские
опусы, коаны, где ответ всегда жест и выходка, твои выходки кажутся еще
мистичнее. Я читал и Мейстера Экхарта, он тоже, порой бог знает что о боге
говорит. Но у него за всем этим есть некая особая логика, а у тебя она
совершает какие-то удивительные хореографические штуки. По большому счету,
это та вся наискось (будто бы вывихнутая) правда юродивого, темная с
коленцами речь, которая уже триста лет отнимается от русского православия
русской поэзией, только так и обретающей сакральность, - не только авангард
решился тут на абсурд, но, думаю, есть он и в безымянных духовных виршах, в
колядках, в заговорах и даже в "голубиной книге".

Другое - то, что на боль (самую-самую) ты ответил как бы выпадением из
разума. Это можно понять, потому что дальше Иова все равно не пойдешь, а при
таких пытках психотехника советует спасаться помешательством. На вопль как
ответить? Только выходкой. Теодицея, оправдание бога, тут невозможна, потому
что и осуждение было бы дикостью: муравей не может судить ботинок человека,
раздавившего сотню его соплеменников: масштабы разные, и даже любящий бог не
может с этим ничего поделать, - бог Ветхого Завета не может. Тут лишь
Страстями господними, примером Иисуса можно что-то пытаться понять, недаром
у тебя возникает Бог-сын - в сущности, абсурдно, он в этой пьесе не должен
был бы появляться. Кажется, эта не-включенность Иисуса в число действующих
лиц и есть тот исходный момент, та заноза, с которой ты не можешь
примириться! Это очень точно, и это и есть оправдание самого юродства как
замысла и интонации.
Конечно, это все-таки не юродство в смысле жанра (прагматики), но это
близко к нему в смысле поэтики, которая то "передразнивает" библейский
текст, то что-то свое бормочет косноязычно, беря от текста иногда только
форму, - и притом, в отличие от повествования и спора, не является ни
повествованием, ни спором, вообще не выстраивает сюжета.

Олег, сказанное верно только на фоне библейской трагедии-теории (ибо
"Иов" -некое теоретически-экспериментальное исследование, испытание
антропологического образца: "что такое человек?"; "Иов" - книга в сфере
аргументации (даже в большей мере, чем Эклесиаст)) . Конечно, ты весьма
далек от научно-трагического дискурса. Никаких научно-испытательных или
доказательных задач ты перед собой не ставишь.

Но если несколько отодвинуться, то думаю, что эта не-связность твоих
реплик кажущаяся, там, как всегда у тебя, вдруг звучат поразительные
формулы, яркие, сильные. Они - как вершины айсберга, значит, эта подводная
часть у тебя выстраивается. Но так прочитать твое сочинение мне сейчас не
под-силу.
(эта вещь вообще требует чтения, согласованного с какими-то ментальными
паузами, просветами; они теперь редкость)

А мое восприятие "Иова" должно преодолеть один вопрос, связанный с
общекультурной инерцией. Вот "Фауст" Гете, скажем. Как быть писателю ( и
быть писателем) рядом с такой вещью? Японец не лезет на Фудзи, а помещает ее
сбоку - пейзаж не хочет быть чем-то конгениальным; он не принимает вызов
Горы! А Томас Манн пишет "доктор Фаустус", состязаясь с Гете в МАСШТАБНОСТИ.
И Булгаков туда же с "Мастером и Маргаритой". Европейский писатель слышит
экстремальный масштаб как вызов. Вот мне и хотелось понять твою позицию в
похожей ситуации. И мне кажется , что ты нашел совсем иной ход, тоже не
принял вызов, но не как японец. Умный в гору не пойдет. Но и безумный тоже
не пойдет. Ты, Олег, везде остаешься верен самому себе, а "масштаб" (пишу в
кавычках) тебе до фонаря. Это очень трудно, а у тебя выходит естественно.
Это и значит быть живым и только, как хотел Пастернак.

Твой друг именно в лоб рассмотрел вопрос. Как правоверный.
У меня тоже ведь был и этот слой впечатления! Ведь когда-то и я
воспринимал Иова
сакрально. Но я слышу, что эта позиция не моя, мне ближе практика
чаньских монахов, они бросали в костер статуэтку будды, чтобы согреться. Их
лозунг: "встретишь будду- убей будду". Все что мы собираем в нашу котомку
здесь - только фигуры из папье-маше, никакого отношения к Богу это не имеет,
такова мистическая интуиция, см.Мейстер Экхарт, "О нищете духом". Это есть в
Интернете - незабываемо. Экхарт даже от мысле-образов Бога предлагал
освободиться: это лишь наш грешный скарб. У такого хоть всю плоть язвою
покрой - только спасибо скажет, все равно не мое это было, скажет.

Твой приятель потребовал СЕРЬЕЗНОСТИ. Я с ним совпадаю во многом, я
тоже сказал, что ты только вблизи горы, и по своему что-то бормочешь,
делаешь телодвижения, в гору не идешь.
Но он осудил тебя, что ты ее не поднял или себя не вознес. А по-моему,
художник двигается как угодно, Бог дал ему свободу, и это и есть его
единственное служение- слышать эту свободу. Он вовсе не предназначил таких
как ты к трепету. Верно, в других твоих библейских вещах этот накал и трепет
был. Но это вольная твоя воля. Вот Брегель, средневековый Мастер, а что он с
ангельской темой делает: какие-то сбоку зверушки-монстрики невиданные
запрыгали.

1) Тебе написали (написала): библейская тема, взятая вплоть до языка -
в русской культуре требует мотивации, обоснования. Культура эта светская, но
не слишком игровая, склонна к сакральному, и даже взяла на себя функции
культа (чуть что- "ересь!", "кощунство!").
Будто бывает культура из первых рук! Люди делают серьезные лица. Это
тоже лицедейство, но оно не порицается, а прочее (артистическое) берется под
подозрение. Но ведь других-то читателей у тебя по-соседству нет (если не
смотреть Ввысь или слушать, вернее, слушаться, только себя самого, как
Пушкин советует. Начнем с этого совета?Он всего лишь профессионален).

2) Я думаю... Есть такие одиночки, которые могут осмыслять главные
вопросы только способом поэтической работы (не комментарием, не переложением
бесед Сократа, не философскими трактатами. Они не делают докладов...***). Но
текст не только вопрос доверия к мистическому опыту автора (тебе я доверяю,
хотя и в ином смысле, - в смысле одиночества. Поэтому мне трудно судить о
тексте). Текст еще и ткань, изделие. В нем есть нарочитость. Вот тут
заминка.

3) Запинки, спотыкания -это реально, это - "на здоровье" (так и
обсуждаемый отзыв о твоей работе. Он заслуживает внимания). Можно читать
отзывы. Можно нет. Кризис -не в них, но только в реакции растерянности (жук
на спине лежит, перевернуться не может).
Олег, ты ведь не просишь помочь, когда мучаешься с эпитетом, рифмой и
пр. (ну, как настройщик рояля -сам вслушивается). Сколько раз хотелось
спросить - но не могу в таких случаях. Тем более - о пути. Глупо было бы
давать наставления (я три часа кропал их, ночью, просто осел!)
Давай убережемся от шум-а-слов, дождя за окном хватает. Это твой путь,
ну и так далее.
________________
*** Не просвещают учеников, как рабби, - жена в другой комнате,- "мой
Исаак и гвоздя в стенку не вбил"
Дорогой Олег.

Совсем второпях. Вот.
1) Боря написал как мог, но эта позиция критика вообще не есть позиция
понимания.
Ведь она исходит из того, что есть некая готовая дорога для русской
поэзии, а хлопцы бродят сбоку, все как-то вдоль обочины (он даже про тупик
сказал, это уж слишком, хотя я встретил однажды и такое выражение
публициста: "тупиковая обочина").
Конечно, земные дороги и впрямь есть, но он-то хочет говорить о пути
(духовном пути). А вот это неисповедимо. Это не то же, что собрать антологию
библейских мотивов в поэзии.

Нет, когда человек просит указать путь, надо честно сказать - не знаю.
Кришнамурти сказал," они наставляют вас на путь. Но нет никакого пути к
истине" (речь идет о ситуации общения людей, для нее возможны выходы на
тропу, но не на путь истинный).
Более того, Боря как бы озирает с вершины, он, мол, знает, куда надо
идти. Но это не он лично, это исходная интонация критики такова. Это и не
критика в кантовском смысле, это все та же белинщина. Большие были мастера
дорог к всеобщему счастью.

Во вторых, Боря не хочет заметить, что поэт работает игровыми,
условными техниками своего ремесла, но не на публику работает, а пытается
обнаружить духовные смыслы, как горнопроходчик. Поэт полагает, что
поэтический язык имеет тут ряд преимуществ перед обиходным, таков символ
веры поэта. Опыт непосредственного общения с Духом у него не мистический и
не пророческий, а поэтический, называется - вдохновение. Обо всем этом
Бродский писал.
2) Короче, выбирать-выискивать у Сапгира (или у тебя) боговдохновенные
строки может только непонимающий, что человек ищет смысла, взывает к нему в
каждом своем движении, каждым своим вдохом и выдохом . Нельзя препарировать
Сапгира, мол составлю из него действительно библейскую подборку. А прочее
мусор.

3) Почему я прислал тебе странный текст? мне казалось, что ты тоже
пишешь апокриф. И что у тебя тоже некий танец, танец слов и своеобразных
мотивов, жестов,"заплачек",- на площадке древнего события.
А есть в тексте еще одно поразительное место: "Вам нельзя спрашивать у
меня!"
Подумай, ведь задающий вопрос - он всегда хочет власти ("вопросы тут
задаю я"). Пусть, мол, мудрец выворачивается. А мудрец прервал: У вас
путаница в мозгах, фрагментарное сознание. Вы не готовы к ответу, это видно
по тому, как вы не в силах правильно поставить вопрос. Вам нельзя спрашивать
у меня! - какая мощь яснения у этого дервиша! Вот Боре нехудо было бы
прислушаться. Да и нам всем. Можем ли мы спрашивать Библию?
(или надо хоть как-то очиститься сначала). У нас у всех фрагментарное
сознание, а французы говорят - это продуктивно для поэзии, это
постмодернизм. Так вот, пускай будет кружение мыслей, но не распад мышления.
Вот о кружении и повествует тот отрывок, который я прислал тебе.
У сектантов оно называлось радением. Поэтическая работа, поскольку не
есть работа с понятиями, есть радение. О чем ты радеешь?- вот что важно.

    Борис Шифрин






    6.



я считаю, что твой текст в теле библейского -
это повод для понимания и переосмысления текста
библии, иногда кажется, проносишься по нему, чувствуешь, что
мощная вещь, но не цепляет (далеко очень),
а в сочетании с твоим - все по-другому (как по мостику идешь).

    Ольга Белова







    7.



Извини, что не сразу ответил, думал сначала прочесть все, но это
надолго
Так что пока по отрывкам. То, что ты делаешь, выглядит совершенно
грандиозно, интересно и необычно. Читается легко, как выразилась Ира:
непонятно, но захватывает, поток бессознательного и не только. Все это
прочесть - надо много времени, поэтому подробного отчета у меня нет, да
я и
не литературовед. Однако, думаю, что литературоведы в будущем напишут
об
этом тома (хотя и ничего общего, но на ум приходит имя Джойс) В общем,
можно тебя поздравить, это похоже на золотую жилу, Ира просит передать,
что
тоже благодарна тебе за эти тексты.
Что же касается Сапгира, то мне так и не удалось проникнуться его
творчеством, то же касается Холина и Некрасова (хотя последний подавал
большие надежды, но застрял в наборе технических приемов). Разумеется,
я
субъективен, но другого способа оценки не вижу. Из барачников любдю
троих:
Е.Кропивницкого, Сатуновского и Ахметьева, дедов и внука

    Владимир Герцик






    8.



    САПГИР И АСИНОВСКИЙ: ?




ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    САПГИР: ЯВЛЕНИЕ vs РЕМЕСЛО



История Сапгира: это история о всепобеждающести еврейского гения, или о
том, как мальчик из Бийска стал знаменитостью в Москве.

Среди моих приятелей как-то ходил такой анекдот (возможно, придуманный
кем-то из них). В лифте - Хаймович, Рабинович и жена Рабиновича. Лифт
обрывается и повисает между этажами. Хаймович Рабиновичу: Ты отпустишь,
наконец-то, мою жопу?
Рабинович: Я думал, что это Сара. Сара: Ах, ты, старый
блядун! Вот чем ты занимаешься, когда я не вижу!
Рабинович: Так держаться же
за что-то надо!


Тут попадание в самую точку. Еврею обязательно надо за что-то
держаться. За что-то существенное, как попочка Сары. За нечто осязательное.
Объемистое. Пластическое.

Поэтому у Сапгира стихи скульптурные, мускулистые, связанные с ремеслом
ваятеля или художника.

"В "Икаре" представление о скульптуре возникает из обрывков расхожих
фраз и реплик персонажей: натурщика, простого человека, требующего прежде
всего жизнеподобия ("Халтурщик! / У меня мускулатура, / А не части от
мотора"); приятелей ("Банально"); женщин ("Гениально"). Затем автор сам
озвучивает этот гротеск ("гротески" -- подзаголовок сборника "Голоса"), то
наивно-трогательно, то иронически. В "Поэте и музах" музы -- одновременно
"античный хор" и "Литобъединение". Этой "компании" герой читает
стихотворение "Завихрение", вполне законченное и самостоятельное, в котором
оригинально подается актуальная для конца 50-х -- начала 60-х тема
"людей-винтиков", "завинчивания гаек": "Моя голова! / Не крутите слева
направо! / Крац. / Крец. / Свинтил ее подлец! / Зараза! / Конец...". (О. Г.
Филатова, "Г. САПГИР: "САМОКРИТИКА" ТЕКСТА").

И "скульптурная поддержка" у него была из "еврейского" теста: кружок,
куда входили скульпторы Лемпорт, Сидур и Неизвестный, одно время его близкий
круг общения.

Сапгиру можно противопоставить Бродского, у которого это "за что-то же
надо держаться" материализовалось во второй половине творческого пути, и он
мог вполне стать выкрестом (сложись обстоятельства по-иному; жил бы он, к
примеру, в другую эпоху). То, что Бродский кончил свои дни сионистом, в
затхлой атмосфере Брайтон Бич, с ее жмеринско-коростеньским колоритом, и в
поздних стихах совсем обмельчал и растерял свой гений: это, опять-таки,
выверты "альтернативной реальности". С Сапгиром все не так. Был ли он
патриотом государства Израиль или не был, это в ЕГО случае к делу не
относится. Главное: он никогда не был идеологическим сионистом, держался за
идиш ("антиизраильская позиция"), был близок тем, кто группировался вокруг
журнала "Советишер Геймланд" (с точки зрения израильских сионистов: страшное
преступление), и не спешил пропагандировать расистскую израильскую доктрину
и культ убийства, как это делают сегодня Елена Боннэр, Наум Коржавин, Юнна
Мориц, и другие, обосновавшиеся в заокеанских брайтон бичах, "русские" поэты
и деятели культуры.

И, тем не менее, он именно еврейский поэт на русском языке, в отличие
от, скажем, русских поэтов Давида Самойлова или Александра Кушнера.

Генрих Сапгир: это не только еврейская ментальность в ее расплывчатом
присутствии, но еврейские интонации (Крац. Крец.), близкий круг общения или
критики (Е. Л. Кропивницкий, Борис Слуцкий, Рубинштейн, Айзенберг, А.
Паустовский, Оскар Рабин ("мой друг с детства" - Г. С.), А. Аронов, Яков
Сатуновский, Иг. Холин, Евг. Рейн, Бакштейн, Друк, Гр. Левин, Семен
Гринберг, Найман, Вл. Вейсберг, и т.д.), переводы с еврейского языка идиш
(стихи Овсея Дриза), и т.д. Своим учителем он всегда называл Альвинга,
человека с по-еврейски звучащей фамилией. Не случайно и то, что он заявил:
"после Пастернака советская поэзия взяла паузу". Он обожал Слуцкого, еще
одного еврейского поэта на русском языке, и не воспринимал того же Давида
Самойлова. И даже Бродский, с его еврейской активностью, для Сапгира - не
нарушил паузу, "взятую после Пастернака" (и это несмотря на личные
взаимоотношения). На словах, он относился к коллеге далеко не с антипатией
(чего не скажешь об "обратном": Бродский Сапгира "не понимал"), однако, и
реальным энтузиазмом не разражался. Пожалуй, с чуть большей теплотой он
относился к Вознесенскому, и вполне справедливо, хотя нонешнее поколение
этого поэта ниспровергло. Кого Сапгир действительно не переваривал, так это
Евтушенко, и даже "Бабий Яр" не в счет. Однако, приятие приятию рознь. На
уровень Пастернака он не ставил никого. Единственный из не евреев, который
"его" поэт: это Хлебников (не потому ли, что русская поэзия Хлебникова не
признала, отвергла?).

Эти скрытые националистические предпочтения и пристрастия выдают пласт
конкретно-специфической ментальности. Соответственно, и полет воображения, и
высокие "мечтательные" сферы, и какая бы то ни было изощренность
художественного языка обязательно служит в итоге какой-нибудь приземленной,
мелкой "утилите". В иудейской Торе (Библии; см. "Ветхий Завет") еврейские
патриархи молят Бога не о бессмертии, вечном мире на Земле, избавлении от
болезней, рабства, и т.д. Они просят они у всевышнего тучные стада, баранов
и коз, рабов, потомства, многочисленного, как песок речной...

Тучков верно заметил, что "авангардизм" может быть люб и дорог
читателю, а не только лишь филологическому люду да завсегдатаям столичных
поэтических салонов. В этом отношении с Сапгиром сравниться не может никто".
Аннинский не случайно пытается затушевать эту особенность Саргира, увести от
нее.

Не случайно конкретно-цифровое мышление, смыкающееся с машинным,
кибернетическим, языком, способ изложения, совершенно не отделимый от
излагаемого (Л. Рубинштейн), и образование новых смыслов из второстепенных
слов приобретает у Сапфира особое значение: "1. Текст: навык тексты работать
приобретать / вы быстро необходимый персональный (см.) / 2. Работая с
текстами на персональном компьютере вы быстро / приобретаете необходимый