Айлс Грег. По стопам Господа

   – Ну и сколько я еще протяну? В худшем случае?
   Рави был в состоянии такой растерянности, что брякнул правду:
   – В худшем случае вы умрете за полчаса. Почти что угодно может спровоцировать гидроцефалию, которая в вашем случае быстро приведет к летальному исходу.
   Годин деловито кивнул.
   – А сколько я проживу в лучшем случае?
   – Ну… двадцать четыре часа.
   Собрав все свое мужество, Рави сделал шаг в сторону кровати.
   – Я хотел бы провести быстрый осмотр, если вы не возражаете, Питер.
   Гели преградила ему путь. Она просто встала перед ним, никакой открытой угрозы, но сама напряженная поза ее тела внушала страх. Рави теперь казалось диким, что когда-то он часами фантазировал, представляя половой акт с ней. И думать смешно, что он мог сексуально удовлетворить женщину такой силищи и такого властолюбия. Этой нужен тигр в постель!
   – Обыщите его, – прохрипел Годин.
   Рави понял, что ему конец. Он хотел бежать к двери, но ноги парализовал страх. Он был похож на человека, стоящего перед собакой защитно-патрульной службы. Пошевелись – и Гели перегрызет ему горло.
   Гели опустилась на колени и прошлепала его ноги снизу вверх, равнодушно проведя рукой по паху, затем, с довольным лицом шкодливого подростка, вытащила из кармана его брюк маленький полный шприц с защитным колпачком.
   – Что в шприце? – спросил Годин.
   – Эпинефрин, – соврал Рави. – В случае нового криза я хотел немедленно прийти вам на помощь.
   Гели насмешливо покачала головой.
   – Я только что просмотрела пленку камеры слежения в амбулатории. На ней видно, как вы набираете шприц из емкости с пометкой «КО», то есть хлорид калия.
   У Рави предательски задрожали руки.
   Годин спокойным тоном произнес:
   – Пока мы тут дружески беседуем, сюда летит доктор Томас Кейз из университета Джонса Хопкинса. Вы введете его в курс дел и изложите ему историю моей болезни. С этого момента моим лечащим врачом станет доктор Кейз.
   Рави окончательно оцепенел.
   Взгляд Година впился в него и не отпускал, не позволяя Рави отвести глаза.
   – Не мог подождать даже сутки, пока рак не сожрет меня?
   Что делать? Валить все на Скоу?
   – Можешь не отвечать, – сказал Годин. – В прошлом у тебя было довольно славы, но ты желаешь больше. Ты на свои былые достижения взираешь не с гордостью, а с ужасом: вдруг не сумею повторить их в будущем! Ты душевный пигмей, Рави. Эндрю Филдинг стоил десяти таких, как ты!
   – И поэтому вы его убили, – сказал Рави, удивляясь собственной дерзости.
   Синие глаза устало закрылись, однако Годин ответил спокойным голосом:
   – Даже самому великому ученому не позволено мешать прогрессу. К тому же я дал Филдингу второй шанс, теперь он будет жить в компьютере. Он уже частично существует во Вместилище, и вскоре его нейрослепок переступит порог тринитизации. Наступит час, когда Филдинг поймет, какой дивный подарок я ему сделал: я подарил ему бессмертие! Ну а теперь… проваливай.
   Рави никогда не видел на губах Гели Бауэр такой довольной улыбки. Садистка чертова! Выше его на три дюйма, она обняла его за талию, как возлюбленного, и, пугающе-интимно заглядывая ему в глаза, сказала с ласковой издевкой:
   – Напоследок надо бы уточнить одну детальку. Идея сама родилась в вашем перегретом солнцем мозгу? Или имелась подсказочка со стороны?
   "Сама знаешь, сука!" – подумал Рави. Он попытался высвободиться из ее полуобъятия, но Гели только усилила хватку. Когда он прекратил сопротивление, она медленно провела ногтем от плеча к его голой шее.
   – Признайся, дружок, ты давно мечтаешь оказаться со мной наедине? Пробил твой счастливый час.
   Рави едва не обмочился.

* * *

   Иерусалим
   Ночью Рейчел еще надеялась, а на рассвете ее охватило отчаяние.
   Дэвид умирал.
   Накануне вечером заходил невропатолог, доктор Вайнштейн, добродушный брюнет невысокого роста с черными внимательными глазами. Он в свое время проходил практику в Бостоне и говорил на безупречном английском.
   Прочитав электроэнцефалограмму, он тут же хотел направить Дэвида на МРТ. Рейчел поняла, что пора сказать хотя бы часть правды. Она спросила Вайнштейна, слышал ли он про Рави Нара. Работы Нара были невропатологу известны, и он был впечатлен тем, что его новый пациент работал бок о бок с лауреатом Нобелевской премии. Рейчел объяснила, что Нара проводил исследования на новейшем магнитно-резонансном томографе с очень высоким разрешением. Сканирование на подобном аппарате приводит к нежелательным побочным действиям. Поскольку мозг профессора Теннанта был подвергнут суперсканированию, и не без дурных последствий, то не стоит рисковать и делать ему даже обычное сканирование. Разве что другого выбора нет.
   – Понимаю, что вы мне хотите сказать, – кивнул Вайнштейн. – И я крайне заинтригован. Однако, по-моему, ваш друг очень близок к смерти. Вы наверняка знаете, что МРТ показывает ствол мозга намного четче, чем рентгенотомография.
   – Знаю, – сказала Рейчел. – Но до какой степени вы уверены, что кома вызвана опухолью в стволе мозга?
   Невропатолог пожал плечами:
   – Мы, собственно говоря, перебрали почти все возможные причины. Опухоль – практически последняя из них. Судя по вашему рассказу, суперсканирование на аппарате профессора Нара могло выявить опухоль даже в самом начале ее развития, когда существует лишь несколько злокачественных клеток. Я вас правильно понял?
   – Да.
   Вайнштейн сложил руки на груди и вздохнул:
   – Знаете, что я думаю?
   – Что?
   – Если в самое ближайшее время мы не выясним, что с вашим другом, он долго не протянет.
   В этой безвыходной ситуации Рейчел дала добро на МРТ. Через час доктор Вайнштейн рассматривал результаты сканирования. Не было и следа опухоли. Как раз в тот момент, когда врач рассказывал Рейчел о результатах томографии, на экране электроэнцефалографа внезапно исчезли тета– и бета-волны. Рейчел с ужасом видела, что остались одни альфа-ритмы. Альфа-кома. Чистая альфа-кома!
   Она разрыдалась.
   Доктор Вайнштейн обнял ее за плечи.
   – Поверьте, это никак не связано с только что проведенной томографией!
   Похоже, он пытался убедить в этом не только Рейчел, но и самого себя.
   Преодолев самолюбие, доктор Вайнштейн добавил:
   – Не вызвать ли сюда профессора Нара? Этот случай явно выходит за рамки известного. Вы сможете уговорить профессора прилететь в Израиль? Транспортировку в Штаты профессор Теннант вряд ли переживет.
   Рейчел закрыла глаза. Как она могла объяснить, что Нара принадлежит к врагам Теннанта, и после звонка ему в больницу «Хадасса» скорее всего прибудет группа профессиональных убийц?
   Тем не менее выбора не было.
   – Я попробую с ним связаться, – сказала она. – Хотя сделать это непросто. За минуту не получится.
   Вайнштейн провел ее в соседнюю комнату, где стоял телефон, и объяснил, как звонить в США. Дав ей номер своего пейджера, он уехал домой.
   Рейчел осталась наедине с телефоном. На Рави Нара можно выйти только через Белый дом. Другого способа она придумать не могла. Если она струсит и ничего не предпримет, Теннант умрет. Если она позвонит в Белый дом…
   Теннант может опять-таки умереть, но уже вместе с ней.
   Но не страх за себя сдержал ее. В глубине души Рейчел верила, что Дэвид, несмотря на все его причуды и галлюцинации, не был параноиком. Раз он сказал, что Рави Нара опасен, значит, так оно и есть. Пусть Дэвид никогда и не узнает об этой ее безоглядной вере в него, но… но разве безоглядная вера не часть любви? Верить на слово, до всяких доказательств и без ожидания награды за преданность…
   Рейчел встала, вытерла мокрые от слез глаза и ушла в палату, так и не притронувшись к телефону.
   Это было десять часов назад.
   Ночью она только коротко дремала. Большую часть времени она таращилась на экран электроэнцефалографа – так набожный паломник неотрывно смотрит на икону в надежде, что из глаза Мадонны выкатится слеза. Увы, альфа-ритмы не изменялись. В бытность ординатором Рейчел провела не одну ночь, наблюдая, как больные медленно и необратимо сползают в смерть. А работая психиатром, не раз видела самоубийц, которые медленно умирали от ядов, против действия которых медицина была бессильна. Но лишь одна ночь в ее прошлой жизни была сравнима с этим страшным одиноким бдением.
   Ночь, когда умирал ее сын.
   Только-только она кое-как преодолела оцепенение скорби о сыне – и вот она провожает на тот свет мужчину, от которого она, возможно, когда-нибудь имела бы второго ребенка.
   В три утра произошло новое чудо: необъяснимый и дающий надежду всплеск тета– и бета-волн на экране. Счастье длилось семнадцать минут – и закончилось. Больше Рейчел не спала. Каждые полчаса она подолгу хлопала возле уха Дэвида, однако альфа-ритмы оставались постоянными. Нулевая деятельность мозга.
   Если верить электроэнцефалограмме, мозг Дэвида мертв. Но почему мозг, по науке, необратимо мертвый, периодически показывает какую-то активность?
   Через час после рассвета Рейчел нагнулась, поцеловала Дэвида в лоб и пошла в смежную комнату к телефону.
   После минуты пререканий с операторами ее все-таки связали с коммутатором Белого дома.
   – Я звоню в связи с проектом «Тринити», – сказала она в трубку.
   – Пожалуйста, повторите свои слова, – сказал оператор.
   – Проект "Тринити".
   – Минутку, пожалуйста.
   Рейчел закрыла глаза. Руки дрожали, внутренний голос кричал: повесь трубку, дура! Она чуть было не поддалась панике, но тут в трубке раздался сухой мужской голос:
   – Назовитесь, пожалуйста.
   – Рейчел Вайс.
   Острый вдох.
   – Еще раз, пожалуйста!
   – Профессор Рейчел Вайс. Я нахожусь рядом с профессором Дэвидом Теннантом и отчаянно нуждаюсь в помощи. Думаю, он умирает.
   – Успокойтесь. Я сейчас…
   – Бога ради, не надо меня успокаивать! – закричала она, теряя остатки самообладания. – Мне нужно немедленно поговорить с человеком, который в курсе событий и может принимать решения!
   – Профессор Вайс, где бы вы ни были, не вешайте трубку. Вы правильно поступили, что позвонили нам. Не имейте ни малейших сомнений на этот счет.

Глава 33

   Белые Пески
   Рави Нара лежал на цементном полу, и игла шприца с хлоридом калия упиралась в кожу у его яремной вены. Гели Бауэр намеревалась убить его тем способом, которым он хотел прикончить Година.
   Но тут встревоженный женский голос в репродукторе закричал:
   – Профессор Нара, пожалуйста, немедленно придите в Шкатулку. Профессор Нара, немедленно в Шкатулку!
   – Скорее всего, опять клиническая смерть! – воскликнул Нара.
   Гели отвела шприц. Не выпуская его из правой руки, левой она рывком подняла Рави с пола. Затем толкнула его в сторону двери.
   – Шагай!
   Пока они бежали к Шкатулке, Рави, спасенный за секунду от смерти, с ужасом вспоминал пережитое в последние полчаса.
   Найдя шприц в его кармане, Гели увела невролога из Шкатулки в пустую больничную кладовку. Там Рави первым делом спросил, на кой черт она притащилась в Белые Пески. Он не знал, до какой степени происшедшее в Шкатулке было спектаклем для Година и на чьей стороне Гели по-настоящему.
   Она криво усмехнулась и, прислонившись к стене, несколько секунд молча изучала его искаженное страхом и растерянностью лицо. Так собиратель жуков любовно разглядывает новый экземпляр, прежде чем наколоть его на иголку. Шприц в руке Гели придавал сравнению особую жуть.
   – Прилетела, потому что хотела лично убедиться, говорит ли Скоу правду. Про то, что Годин умирает и проект вот-вот сдохнет.
   – Убедились?
   – Вижу, Годин умирает. А «Тринити» живет и здравствует – и даже накануне грандиозного успеха. Стало быть, Годин "будет жить вечно".
   – Ну, строго говоря, это не жизнь, – заметил Рави. – В компьютере сохранится только его мозг.
   – Будто бы мало! Вся жизнь, по сути, в мозгах. – Гели показала глазами на нож у себя на поясе. – Я могу рубануть где-нибудь между первым и седьмым позвонками. Тебя навсегда парализует ниже шеи. Если я позволю тебе выбирать: смерть или полный паралич, – неужели ты выберешь смерть?
   Рави поежился от такого аргумента.
   – Понял. Согласен.
   Гели сладостно улыбнулась и медленно облизала губы языком. Рави всегда угадывал, что в ее сознании секс сплетен с насилием, и теперешнее поведение Гели только подтверждало его давние предположения. Ее явно заводила власть над жизнью и смертью. Кошка-психопатка, которая не только играет с мышью, но и не прочь трахнуть ее перед тем, как сожрать!
   – Заодно и с папашей своим должна общнуться, – сказала Гели. – Век бы его не видать, но Господь, похоже, мои молитвы не услышал.
   Рави молчал.
   – Ладно, есть еще одна причина, зачем я сорвалась с больничной койки. Угадаешь – так и быть, оставлю жить. Паралитиком.
   – Брось эту дурацкую игру! – крикнул Рави. – У меня и без того нервы на пределе! Да и Скоу будет здесь с минуты на минуту.
   – Выходит, не можешь угадать? – спросила Гели с непонятной усмешкой.
   – Нет. И пробовать не стану.
   – Хотела просканироваться на вашем супере.
   Рави был поражен.
   – Гели, зачем тебе это? Ты же знаешь, что после суперсканирования бывают пакостные последствия.
   Гели рассмеялась.
   – Даже косметическая хирургия не совсем безопасна, а люди все равно рискуют. А тут ставка – бессмертие!
   Рави был рад тянуть время и ее не прерывал.
   – Ваша технология, вне сомнения, будет оставаться секретной и уникальной много-много лет. Только считанные счастливчики обретут нейрослепки своих мозгов. Возможно, президенты или гении типа Година. Ну, может быть, талантливые придурки вроде тебя. И миллиардеры, которым денег не жалко на бессмертие. В любом случае шефы охранной службы в этом списке появятся очень и очень не скоро. Поэтому ваши ребята сегодня днем обфотографировали мои мозги со всех сторон. Потратила битых три часа, зато впечатление сильное!
   Гели сделала паузу, задумчиво поигрывая шприцем в руке.
   – Любопытно, какой побочный эффект вылезет у меня? Нарколепсия, эпилепсия? Нет, спасибо, не нуждаюсь. Синдром Туретта?^[14] Брр, упаси Господи! Расстройство краткосрочной памяти? Это еще ничего, я и так забывчива. Но чемпион всех последствий – гиперсексуальность, как у тебя. Мне в самый раз.
   Рави дернул головой. Это только со стороны гиперсексуальность кажется забавной. Как любая обсессия, компульсивное, то есть неподконтрольное, половое влечение способно довести человека до полного отчаяния и самоубийства. Он убедился в этом на собственном печальном опыте.
   Гели улыбнулась.
   – Мне нравилось наблюдать за тобой через камеры безопасности. По пять раз на день бегал в ванную комнату мастурбировать. Несколько раз я слышала, как ты выстанывал мое имя. Быть героиней твоих фантазий!.. О, я была тронута до слез.
   Рави скрипнул зубами. Ладно, тварь, посмотрим, кто посмеется последним. Возможно, Скоу в конце концов решит ликвидировать и Гели Бауэр – уж очень много знает.
   Рави искал способы еще потянуть время. Но Гели вдруг шагнула к нему и изо всей силы ударила его в грудь.
   Он тяжело рухнул на спину, ударившись затылком о пол. Пока он приходил в себя, Гели опустилась на колени рядом с ним и приставила к его горлу шприц…
   От неминуемой смерти невролога спас только заполошный голос из репродуктора. Он был нужен Годину. А значит, временно в безопасности.
   У Година возникли серьезные проблемы с языком. Он почти не мог глотать и кричал от жутких пронзающих болей в лицевых мышцах. Это были классические последствия разросшейся глиомы, против которых невозможно что-либо сделать. Оставалось глушить боль наркотиками. Через час мышцы языка стали опять подчиняться Годину, однако левая половина лица была почти парализована.
   Пока Рави симулировал активность, чтобы Гели не вернулась к мысли убить его, зазвонил сотовый телефон Година. Старик был слишком слаб для разговора, поэтому отвечала Гели. Звонили из Белого дома. Гели приложила трубку к уху Година. Слыша только одного собеседника, Рави не все понимал, но сообразил, что в развитии событий произошел некий непредвиденный поворот.
   – Нет, Ивэн, все замечательно, – нагло лгал Годин. – Чувствую себя отлично, на здоровье не жалуюсь. Могу только гадать, зачем Скоу распространяет такие дурацкие слухи.
   Затем он долго слушал и наконец сказал:
   – Если Филдинг действительно умер не от инсульта, то я полагаю, что все вопросы надо обращать к Скоу. Он никогда не ладил с Филдингом, и он же затеял охоту на Теннанта. Кстати, насчет профессора Теннанта не волнуйтесь. Я немедленно пошлю Рави Нара на реактивном самолете нашей компании. В этом типе комы он разбирается лучше всех. Возможно, он вообще единственный, кто способен справиться с подобной проблемой.
   "Пошлю Рави Нара"… куда? Да хоть к черту на рога, подумалось Рави, только бы подальше от Гели Бауэр.
   – Да, как только будут новости по проекту, я сразу же дам вам знать… Всего доброго, Ивэн.
   Гели отняла трубку от уха Година.
   Старик уставился на Рави.
   – Летишь в Иерусалим, – сказал он едва внятно.
   С Ивэном он заставлял себя, чудовищным напряжением воли, говорить нормальным голосом.
   Рави удивленно заморгал.
   – Зачем мне в Израиль?
   – Теннант лежит в коме в больнице «Хадасса». Профессор Вайс там же, рядом с ним. Она только что звонила в Белый дом, просила помочь. Я заверил Ивэна Маккаскелла, что ты единственный врач в мире, способный вернуть Теннанта к жизни.
   – С какой стати вам помогать Теннанту? – удивленно спросил Рави. – Пусть себе подыхает. Да и Маккаскеллу какое дело? В новостях говорят, что Теннант планирует покушение на президента!
   Годин мучительно сглотнул.
   – Президенты научены теленовостям не верить. И ты забыл, что именно Мэттьюс навязал мне Теннанта. Теннант – человек президента. Президент желает выслушать его версию всей этой истории.
   – Понятно, – сказал Рави, хотя мало что понимал. – И что прикажете делать в Иерусалиме?
   – Убей Теннанта.
   Рави устало закрыл глаза. Убей этого, убей того… Каким образом он, мирный ученый, впутался во всю эту мерзость и стал киллером на побегушках?
   – Теннант в альфа-коме, – продолжал Годин. – Иначе говоря, живой труп. Его нужно только чуточку подтолкнуть к могиле, чтобы он ненароком не заблудился.
   – Питер, я не профессиональный убийца. Я не могу явиться в израильскую больницу и…
   – Почему нет? Ты же собирался убить меня, чем Теннант лучше?
   – Я никогда не имел намерения навредить вам…
   Правую сторону годинского лица свело судорогой.
   – Боль вернулась? – участливо спросил Рави.
   – Заткнись, пес поганый! Вот твой шанс искупить вину. И спасти свою шкуру.
   Рави покосился на безмолвную Гели. Что угодно, только не чуланчик с ней наедине!
   – Хорошо, сделаю, как вы хотите. Но что, если я не смогу – при всем своем желании? Что, если в «Хадасса» у меня по каким-то причинам не будет физической возможности…
   – Не робей, тебя подстрахуют.
   – Ясно. Когда лететь?
   – Через десять минут чтоб были в воздухе. Мой «Гольфстрим» заправлен и готов. Только сначала забеги в административный корпус. Там тебя ждет телефон.
   Телефонный звонок? От кого?
   – Хорошо, Питер.
   Рави пошел к двери, но остаток врачебной совести заставил его остановиться.
   – А как же вы без меня?
   – Доктор Кейз не даст мне сдохнуть раньше, чем будет достигнут порог тринитизации.
   Годин сделал прощальное движение рукой.
   – Не переживай. Возможно, Теннант умрет еще до твоего прилета.

* * *

   Иерусалим
   Рейчел сидела у телефона и молилась, чтоб ответный звонок из Вашингтона раздался побыстрее.
   Если в отделении неврологии появится свободное место, то Дэвида перевезут туда, теперь это уже не страшно. Они все равно засветились. Но будет ли толк?
   Рейчел хотела сбегать в палату посмотреть на экран элекгроэнцефалографа, но тут телефон наконец зазвонил.
   – Да, слушаю.
   Однозначно американский голос произнес:
   – Вы профессор Рейчел Вайс?
   – Да.
   – Это Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента.
   Рейчел от волнения прикрыла глаза.
   – Я узнала ваш голос.
   – Профессор Вайс, я звоню с целью заверить вас в том, что президент в высшей степени озабочен критическим состоянием здоровья профессора Теннанта. Мы не имеем полной ясности относительно истинных причин, которые привели к событиям последних дней, однако полны решимости доискаться до правды. Президент наконец вернулся в Соединенные Штаты, и я гарантирую вам, что профессор Теннант будет выслушан со всем возможным беспристрастием.
   Психическое напряжение, которое копилось в ней с того момента, как Дэвид застрелил вооруженного типа в своем доме и они начали безумный бег по стране, который закончился за тысячи миль от родины, – это напряжение вдруг прорвалось. Рейчел больше не могла сдерживаться и разрыдалась.
   – Успокойтесь, профессор Вайс, – сказал Маккаскелл. – Надеюсь, худшее для вас позади.
   – Не знаю, не знаю. Но за звонок спасибо. Огромное спасибо. Там происходит нечто ужасное, профессор Теннант пытался предупредить президента.
   – Ну, будет плакать, возьмите себя в руки. Я знаю, что профессору Теннанту очень плохо, и уже сделал нужный звонок. Мне обещали, что профессор Нара без промедления вылетит в Иерусалим на частном самолете. Кроме того, мне было сказано, что он светило первой величины и лучше кого бы то ни было справится с проблемой профессора Теннанта.
   Рейчел вся напряглась при упоминании Рави Нара. В трубке что-то затрещало, словно связь временно отключилась. Затем раздался голос Маккаскелла:
   – Профессор Нара, можете говорить.
   В трубке раздался второй, более высокий мужской голос.
   – Алло, профессор Вайс? Это Рави Нара. Вы меня слышите?
   – Да.
   – Насколько я понимаю, профессор Теннант в альфа-коме. Это верно?
   – Не совсем. Несколько раз прибор в течение нескольких минут показывал тета– и бета-волны. Теперь лишь альфа-волны, без всплесков. Боюсь прекращения дыхания.
   – Не бойтесь. Дело в том, что я сам оказался в альфа-коме после суперсканирования. Вы ведь знаете про Супер-МРТ?
   – Да.
   – Я пробыл тогда в коме тридцать два часа и пробудился самостоятельно. И никаких отрицательных последствий! Поэтому я ожидаю, что Дэвид весьма скоро очнется. Это может произойти в любую минуту.
   Уверенность в голосе Рави Нара окрыляла. Как-никак лауреат Нобелевской премии! Известен всему медицинскому миру! Было трудно спорить с ним – особенно если его слова вселяли надежду.
   – Профессор Нара, не знаю, что и сказать.
   – Я лечу к вам, – продолжал Нара. – Мне сообщили, что по приказу президента Дэвида переведут в более безопасное место, где его жизни ничто и никто не будет угрожать. Буду в Иерусалиме через четырнадцать часов.
   – Счастливого пути!
   – Дэвид скорее всего к тому времени уже очнется. Если нет – не паникуйте, все образуется. Потихоньку-полегоньку, шаг за шагом, мы его вытащим, обещаю. Договорились?
   У Рейчел было радостное ощущение, что черная полоса в ее жизни вот-вот закончится.
   – Договорились! Я безмерно вам благодарна. Жду вас с нетерпением!
   – Буду рад познакомиться, профессор Вайс. Всего доброго.
   В трубке щелкнуло, но Маккаскелл на связи остался.
   – Ну, сразу почувствовали себя лучше, профессор Вайс?
   – Не знаю, как вас и благодарить!
   – Надеюсь, у вас будет возможность поблагодарить меня лично. Я перезвоню в ближайшее время.
   Рейчел повесила трубку и глубоко вдохнула. Затем вытерла глаза бумажной салфеткой, встала и пошла в палату Дэвида.
   Открыв дверь, она увидела, что Дэвид сидит на кровати. Его глаза были широко открыты – из них катились слезы.

Глава 34

   Я смотрел на мир глазами только-только родившегося – ослепленный внезапным режущим светом. Пока я, мигая, привыкал к действительности вне темноты, мое тело заявило о своем существовании острым чувством голода и потребностью немедленно опорожнить мочевой пузырь. Я осмотрелся.
   Больничная палата. На своем веку я повидал сотни подобных комнат.
   "Пить! – подумал я. – Полцарства за глоток воды!"
   В соседней комнате говорила женщина:
   – Не знаю, как вас и благодарить!
   Ее голос показался мне знакомым. Я стал прислушиваться, но больше ни одного слова не услышал.
   Дверь справа от меня открылась. На пороге стояла красивая молодая женщина. Я напрягся и вспомнил: Рейчел.
   Рейчел!
   Увидев меня, она окаменела, потом радостно вскрикнула и кинулась ко мне.
   – Дэвид, ты меня слышишь?
   Ее голос молотом ударил по ушам. Защищаясь, я выставил вперед ладонь, и Рейчел замерла.
   – Ты находился в коме. Тебя не было… – тут она посмотрела на часы, – пятнадцать часов! И почти все это время альфа-кома! Только изредка тета– и бета-волны. Мы с врачом думали, что твой мозг уже умер. – Рейчел показала рукой на мое лицо. – Почему ты плачешь?
   Я поднес пальцы к глазам. Действительно слезы.
   – Сам не знаю. Может быть, резкий свет.
   Что в палате очень мягкое освещение, почти полумрак, мне стало очевидно только теперь, когда глаза привыкли к свету.
   – Ты что-нибудь помнишь? С тобой в церкви случилось что-то вроде эпилептического припадка.