Айлс Грег. По стопам Господа

   Ее пистолет, казалось, приклеился к металлическому корпусу аппарата. Неподалеку от пистолета висел и нож – очевидно, магнитное поле сдернуло его с пояса Гели.
   Внезапно повизгивание аппарата прекратилось, пистолет и нож разом упали на пол.
   Гели медленно шла на меня. В ее глазах горело яростное желание мести. Все пальцы ее правой руки были на месте, только в крови.
   Инстинктивно пытаясь защитить Рейчел, я вышел из-за панели управления Супер-МРТ – врагу навстречу. Но с голыми руками и раной в плече, что я мог сделать против этой отлично обученной боевой машины? На Юнион-стейшн у меня в руках был пистолет, и Гели все равно лишь по случайности не прикончила меня!
   – Зачем? – спросил я в отчаянии. – Какая вам выгода в моей смерти?
   Но Гели молча, неожиданным мгновенным ударом в грудь повалила меня на пол. Еще через секунду она сидела на мне и сжимала руки на моем горле. Я чувствовал, как ее большие пальцы ищут мою трахею.
   – Остановитесь! Одумайтесь! – кричала Рейчел от пульта управления Супер-МРТ. – Теперь не имеет никакого смысла убивать нас!
   Я пробовал бороться, но все преимущества были на стороне Гели. Она передавила мою сонную артерию, и я начинал плыть – совсем как перед нарколептическим сном. Однако в тот самый момент, когда черная волна готова была захлестнуть меня окончательно и навсегда, чей-то невероятно пронзительный крик пробился в мое угасающее сознание. Это был крик ребенка, на глазах у которого происходит нечто совершенно ужасающее – скажем, убивают его родителей. Крик был наполнен таким страданием, что раздирал душу в самом прямом смысле, – он был физически невыносим для ушей и мозга. Этот детский протяжный вопль вернул меня в сознание – назад к свету… А когда страшный звук пропал, наступившая тишина была пуста – как необитаемая планета.
   Эту оглушающую тишину нарушил голос, казалось, идущий из моего мозга, одуревшего от кислородного голодания. Этот голос не был ни мужским, ни женским. Главным в нем было почти сверхъестественное спокойствие – не отсутствие интонаций, а именно дивный покой.
   – Послушайте меня, Гели, – сказал «Тринити». – Человек под вами – не тот, кого вы ненавидите. На самом деле не Теннанта вы хотите убить. Человек, которого вы действительно хотите убить, стоит за вашей спиной.
   Моя шея была по-прежнему словно в тисках, однако давление не увеличивалось. Я открыл глаза. Гели надо мной оглядывалась через плечо на что-то, чего я не мог видеть.
   – Кончай его! – резко приказал мужчина. – Доделывай свою работу!
   Генерал Бауэр во Вместилище!
   Гели повернулась ко мне. Наши глаза встретились. Руки ее все так же сдавливали мое горло, но в глазах уже не было той смертельной ярости.
   – Я знаю вас, Гели, – продолжал странный полудетский-полувзрослый умиротворенный голос. – Мое сердце обливается кровью, когда я думаю о вас. Я знаю все о шраме.
   Гели окаменела. Теперь ее руки просто лежали на моей шее, и я мог отдышаться.
   – Слушайте, что об этом рассказывает ваш отец, Гели. Слушайте правду.
   Басистый голос генерала Бауэра вдруг заполнил помещение. Но он шел не из горла генерала, стоявшего в нескольких шагах от Гели, а из динамиков "Тринити".
   – Этот жуткий шрам? Я могу рассказать вам, почему она так упрямо не хочет прибегнуть к помощи пластической хирургии. Через три недели после смерти ее матери Гели взяла увольнительную и приехала домой – чтобы убить меня. Она слышала о том, как пехотинцы во Вьетнаме разделывались с ненавистными офицерами: граната в сортир, где сидит жертва, и части тела приходится вылавливать в дерьме.
   Генерал Бауэр стоял, изумленно наклонив голову, и слушал собственный голос, звучащий из динамиков. В его правой руке был тот же пистолет, которым он несколько часов назад угрожал Маккаскеллу.
   – Тем вечером я крепко надрался и вырубился на кровати. Гели решила, что я сплю. Эта сучка вошла и положила гребаную фосфорную гранату на мой ночной столик. Уж не знаю как и почему, но я инстинктивно схватил Гели за запястье. Ее вскрик разбудил меня, и я увидел гранату. Старый вояка, я тут же скатился под кровать. Но Гели укрыться было негде, и она просто рванула из спальни. Граната взорвалась раньше, чем девчонка добежала до двери. Вот так она получила шрам. А вы думали в бою? Ха-ха! Именно поэтому она не хочет избавляться от шрама. Этот шрам – самоубийство ее матери, ее ненависть ко мне, вся ее долбаная жизнь. Короче, так трогательно, что хоть слезами облейся. Однако из нее получился отменный солдат. Ненависть – лучший стимул для военного человека.
   Гели бросила меня, встала и пошла на отца. Руки она держала у бедер, но в полной готовности к рукопашной схватке. Ее лицо я видеть не мог; радовало уже то, что она своим телом заслоняла меня от пистолета генерала Бауэра.
   Остановившись в двух шагах перед отцом, Гели спросила хриплым прерывистым голосом:
   – Кому ты это рассказывал? С кем ты так лихо трепался обо мне?
   – Прочь с дороги! – процедил генерал.
   – Послушайте меня, генерал, – сказал тот же странный голос, который только что спас мне жизнь. – Зачем вам убивать меня? Вы уже столько всего убили в себе. Вы убили большую часть души своей дочери. А я – то чистое, что в вас осталось. То чистое, что есть в любом человеке. Если вы убьете меня, что станет с великой надеждой человечества?
   Я медленно отползал за пульт управления Супер-МРТ.
   Генерал целился в меня, но Гели упрямо блокировала линию огня – постоянно смещалась так, чтобы ее тело закрывало меня.
   – Тьма вам милее света?
   В голосе машины звучала бездна неотразимого детского простодушия. Но генералу Бауэру было на все наплевать. Он медленно перемещался в сторону – чтобы я открылся и он мог меня застрелить.
   – Брось оружие! – вдруг приказала Гели, решительно поднимая обе руки ладонями вперед.
   Гели в роли нашей защитницы? Ну и чудеса!
   – Хватит, – сказала она. – Хватит!
   Лицо генерала застыло восковой маской: ни единой эмоции. Что бы ни говорили компьютер или его дочь, он пер к цели тупо, неудержимо.
   Опять Бауэр сместился влево, поближе к аппарату МРТ, выбирая момент и правильный угол для выстрела наповал. И опять Гели подвинулась, загораживая меня.
   – Чтобы выполнить задуманное, ты и меня готов грохнуть? – мрачно спросила Гели.
   Я оглянулся на Рейчел. Она так близко от красной кнопки. Самое время действовать! Ударь по кнопке! Ну же!.. Но Рейчел, словно загипнотизированная, наблюдала за смертельным танцем отца и дочери.
   – Зачем мне тебя убивать? – процедил генерал. И вдруг метнулся вперед и ударом тяжелой рукояти пистолета повалил ее на пол так легко и мгновенно, словно Гели была просто куклой в человеческий рост.
   Как только Гели рухнула на пол, генерал направил ствол пистолета на меня, но именно в этот момент супертомограф взвизгнул – и стоявший почти спиной к нему генерал упал, словно ядром снесенный. Его пистолет звонко шлепнулся о корпус Супер-МРТ и прилип к нему, как приваренный.
   Рейчел упала на колени рядом со мной и быстро прощупала мою рану.
   – Помоги мне встать, – прохрипел я.
   – Лежи!
   – Ради Бога… помоги же мне встать!
   Я кое-как поднялся на колени. Рейчел подперла мое невредимое плечо, и с ее поддержкой я встал.
   Гели сидела возле отца, ошеломленно глядя на него. Шея генерала была залита ярко-красной кровью, уже остекленевшие глаза открыты.
   Когда Рейчел включила суперсканер, Бауэр находился между пистолетом и аппаратом. Могучий магнит притянул пистолет к себе с такой силой, что тот превратился в топорик и прорубил себе путь к металлическому каркасу машины через горло генерала.
   – Джон Скоу все еще пытается отключить компьютер, – ровным голосом сказала Гели, обращаясь ко мне. – Думаю, у него ничего не получится, потому что никто из вас не погиб.
   – В данный момент мне ничто не угрожает, – сказал «Тринити». – Мои соболезнования, Гели.
   Мы с Рейчел медленно обошли магнитный барьер. Черная сфера, казалось, ждала нас: лазерные лучики пульсировали ритмично, словно билось огромное сердце. На демонстрационном экране под «Тринити» мы видели самих себя: мы стоим напротив черной сферы и смотрим на нее.
   – Вы нас знаете? – спросил я.
   – А то как же, – ответил простодушный голос. – Куда лучше, чем вы сами.

Эпилог

   Сегодня в черной сфере «Тринити» и в его кристаллической памяти мы с Рейчел – одно существо. Впрочем, наши личности для него лишь нечто вроде трамплина для дальнейшего развития: мы – родители диковинного ребенка, который с каждой минутой все больше и больше уходит от своей изначальной природы и все менее похож на нас…
   Питер Годин мечтал избавить мозг от бренного тела. Он верил, что подобное освобождение возможно, потому что считал разум просто суммой нейросвязей в сером веществе. Эндрю Филдинг верил в нечто другое – в то, что целое больше суммы его частей. Я и по сей день не знаю, кто из них ближе к истине.
   То, что «Тринити» вообще мог быть создан в его настоящем виде, вроде бы оправдывает Година. Но иногда ночью, лежа без сна, я чувствую постороннее присутствие в моей голове. Это вроде эха того, что мне было явлено на несколько мгновений, когда я пребывал в коме: видение Вселенной глазами Бога. Я подозреваю, что это эхо – «Тринити». Возможно, Филдинг прав и я до самой смерти буду как-то тайно связан с компьютером «Тринити». Мы общаемся с ним на зыбкой границе двух миров – видимого макромира и мира субатомного, где свои, очень особенные законы. Рейчел не любит говорить на эту тему. Но и она временами ощущает в себе присутствие посторонней силы.
   Как и предсказывал Питер Годин, «новый» компьютер «Тринити» тоже не позволил отключить себя от Интернета. Он тоже поддерживает постоянную связь с отвечающими за стратегическую защиту компьютерами во всем мире и таким образом гарантирует собственное выживание. Однако новый вариант «Тринити» никому не угрожает. "Вы меня не трогаете, и я никого не трогаю". А недавно «Тринити» сообщил руководителям ведущих стран мира, что он занят разработкой оптимального дружественного симбиоза между биологическим разумом и электронным, то есть между человеком и нейрослепком в машине.
   Компьютер «Тринити» не Бог и ныне более не претендует на роль Всемогущего. Однако у некоторых людей психологическая инерция крайне сильна. На планете оказалось достаточно чудаков и ненормальных, которым понравилось быть под Богом-компьютером. В Интернете уже больше четырех тысяч сайтов, посвященных «Тринити». Одни настаивают на его божественной природе и мало-помалу сочиняют религию вокруг него. Другие объявляют «Тринити» Антихристом и доказывают это цитатами из откровения Иоанна Богослова. Есть, правда, и более здравые сайты с чисто технической информацией. Фанаты Интернета и хакеры рьяно отслеживают движения «Тринити» по компьютерным сетям мира и пишут летопись действий и свершений первого метачеловека – «послечеловека». Сам «Тринити» посетил большинство из посвященных ему сайтов, но нигде не оставил своего отзыва.
   Одна из главных забот «Тринити» – воспрепятствовать появлению в Интернете второго метачеловека, созданного по тому же образцу. Чтобы этого не случилось, «Тринити» держит под колпаком все события. Увы, как с договорами о нераспространении ядерного оружия, выполнение которых нельзя гарантировать одними техническими средствами, так и здесь безудержная и тотальная слежка вряд ли поможет. Человеческая природа такова, что рано или поздно кто-нибудь где-нибудь построит машину типа «Тринити». Немцы, которые через Ютту Клейн получили технологию Супер-МРТ, по слухам, уже заканчивают в рекордные сроки опытный образец метачеловека в Институте Макса Планка в Штутгарте. Они тоже клянутся и божатся, что их машина будет абсолютно изолирована от Интернета. Ходят разговоры, что и японцы в авральном порядке работают на острове Кюсю над таким же проектом. «Тринити» ясно заявил, что жестоко покарает любую нацию, которая посмеет создать его аналог, а тем более подключить его к Интернету. Однако желающие лезть на рожон уже есть и со временем их, очевидно, станет только больше. Разум отказывается понимать подобное поведение. Оно просто еще раз доказывает, насколько прав был Питер Годин: люди не способны ответственно управлять людьми!
   Страшно представить себе несколько конфликтующих между собой компьютеров типа «Тринити». Это будет всем войнам война! О компьютерах, которые сейчас, по слухам, строятся, неизвестно ничего. На базе какого нейрослепка их будут делать: мужского, женского или слитного? Грядущие нейрослепки – это отдельные личности, получающие в компьютере огромную власть. Смогут ли они отринуть первобытные инстинкты и сосуществовать в тесном для них информационном пространстве планеты? Я не оптимист, и все-таки во мне теплится надежда, что они как-то договорятся, что они не станут бороться за жизненное пространство, что будут ощущать мир как нечто безграничное и не станут его делить. Ведь теоретически процесс познания бесконечен.
   Впрочем, с меня головоломок и приключений хватит.
   Когда у меня интересуются, насколько «реальны» были мои видения, я всегда отвечаю осторожно: не знаю. Хотя ключи к отгадке я нахожу в самых разных местах. Одну такую подсказку я получил совсем давно – неожиданно и из совершенно невероятного источника.
   В течение прошлых трех месяцев, пока я писал эту книгу о пережитом, под руководством компьютера «Тринити» был создан его дубликат. Теперь «Тринити-2» стоит рядом с предшественником в Белых Песках во Вместилище. Он изолирован от внешнего мира, но отлично функционирует и сам по себе.
   Как только я узнал о разработке второй машины, я тут же отправил компьютеру «Тринити» электронное письмо. В нем я приводил доводы в пользу того, что никто не заслуживает перейти в состояние «Тринити» больше, чем Эндрю Филдинг. Именно благодаря ему проект был завершен успешно в столь краткие сроки.
   Однако «Тринити» опередил меня. Он сам выбрал Филдинга.
   На минувшей неделе я прошел через вооруженные кордоны во Вместилище, где теперь стояли рядом две одинаковые черные сферы. Этого дня я ждал с нетерпением и страхом. А боялся я потому, что Эндрю Филдинг в машине не знал ничего, что произошло за последние девять месяцев – с тех пор, как был сделан его нейрослепок. Мне предстояла уникальная задача сообщить человеку, что его три месяца назад убили. Помня ироничного и заводного Филдинга, я мог рассчитывать на то, что он этот удар воспримет с большим мужеством, чем кто-либо другой.
   Я оказался прав. Филдинг ответил мне, что «Тринити-2» – вроде электронной квартиры внаем: нейрослепки будут обитать в нем по очереди. И жить время от времени в компьютере лучше, чем бесконечно наигрывать на арфе в раю и беседовать с ангелами, которые в физике не секут. А лет через сто, чем черт не шутит, возможно, изобретут обратный процесс: нейрослепок из «Тринити» перекинут в биологический мозг. И заживем опять!
   Но это, конечно, бравада. А по-настоящему укрепило и обрадовало Филдинга мое сообщение о том, что он таки вытащил свою любовь из Китая и женился на ней. Его нейрослепок помнил лишь то, как Филдинг тосковал по Лу Ли, а китайские власти не разрешали ей выезд в Америку. Я рассказал о том, как Лу Ли ускользнула от головорезов Гели Бауэр. Ее бегство было менее драматично, чем мое, зато куда более успешно. Через несколько часов после того, как мы с Рейчел уехали из ее дома, ЛуЛи вышла на прогулку с болонкой – и пешком, без вещей, пошла в Чапел-Хилл. Этого никто от нее не ожидал. В Чапел-Хилле ее приютила китайская семья, которой принадлежал ресторан, где она с Филдингом часто обедала. Там она и переждала самые трудные дни.
   Когда я сообщил Филдингу, что Лу Ли приехала со мной из Северной Каролины и ждет снаружи, он попросил дать ему несколько минут – чтобы "собраться с мыслями", прежде чем Лу Ли предстанет перед камерой. Его просьба шокировала меня. Может ли компьютер… смущаться? Да, вне сомнения, такой компьютер, как «Тринити», способен проявлять истинно человеческие чувства. Во время беседы с нейрослепком Питера Година было ощущение разговора с машиной; но когда я общался с живым Питером, из крови и плоти, – разве у меня не было того же ощущения, что передо мной машина? Эндрю Филдинг, напротив, был человеком эксцентричным, увлекающимся и остроумным. Даже в синтетическом голосе его нейрослепка проскальзывали знакомые задорные нотки – угадывался человек, десятки лет хранивший афишку ночного клуба, где он в 1967 году слушал Джимми Хендрикса.
   Пока Филдинг "собирался с мыслями", мы с ним обсудили судьбы людей, вместе с которыми работали над проектом «Тринити». Зак Левин давно оправился от сотрясения мозга, которое он получил, когда Гели одним ударом положила его на пол во Вместилище. И теперь вернулся на прежнюю работу – руководит научно-исследовательским отделом в фирме "Годин суперкомпьютинг". Джона Скоу уволили из АНБ; по слухам, он пишет роман, основанный на опыте его работы в этой сверхсекретной организации. Грядущий бестселлер! Так же как и Джон Скоу, Гели Бауэр знала слишком много неприятных государственных секретов, которые могли всплыть на публичном процессе по делу об убийстве Филдинга. После того, как следователи Агентства национальной безопасности и президентской Секретной службы обстоятельно допросили ее, Гели позволили благополучно исчезнуть. Хочется думать, что правосудие где-нибудь и как-нибудь настигло эту особу, но я подозреваю, что она преспокойно работает шефом отдела безопасности какой-нибудь корпорации, наводя страх как на своих начальников, так и на их подчиненных.
   Когда Филдинг наконец сообщил, что готов к встрече с Лу Ли, я тепло попрощался с ним и пошел к двери.
   – Дэвид! – вдруг окликнул меня синтетический голос.
   Я остановился и оглянулся на черную сферу.
   – Да?
   – Видения беспокоят тебя по-прежнему?
   – Нет, пропали. Совсем.
   – А нарколептические припадки?
   – Тоже исчезли.
   – Замечательно. А скажи-ка мне… ты до сих пор гадаешь, насколько реальны были твои сны?
   Я задумался.
   – Для меня лично они были реальностью, – сказал я. – Больше ничего утверждать не могу.
   – И тебя не интересует истина?
   О, Филдинг в чистом виде! Узнаю его пытливо-ироническую манеру!
   – А ты готов мне что-то сообщить?
   – Да.
   – Валяй. Выкладывай.
   – Помнишь свой первый сон, который возвращался снова и снова? Парализованный некто в кромешной темноте и полной тишине?
   – Конечно, помню.
   – Ты сказал мне, что видел рождение Вселенной: вспышка Большого взрыва, похожая по яркости на взрыв водородной бомбы; затем стремительно расширяющееся материальное пространство, которое стало оттеснять Бога во все стороны.
   – Да, именно так.
   Я вернулся к черной сфере.
   – Ты говорил, что это производило впечатление не сна, а наплыва ярких воспоминаний. Как будто ты некогда действительно видел все это. Глазами Бога.
   – Правильно.
   – Но Бог ничего подобного видеть не мог.
   – Почему?
   – Потому что на самом деле все было иначе.
   – Откуда ты знаешь?
   – Любой серьезный физик или астроном это знает. В течение первых двухсот миллионов лет после Большого взрыва не было никакого света во Вселенной.
   Меня мороз продрал по спине.
   – Ч-что?
   – Даже некоторые физики красоты ради описывают начало Вселенной как взрыв огромной шаровой молнии. Это устоявшийся образ в массовом сознании. Слепящий свет во все стороны и так далее. На самом же деле Вселенная поначалу состояла преимущественно из атомов водорода, которые поглощали весь доступный свет. Первые звезды загорелись только через двести миллионов лет, когда сила тяжести начала сгущать и уплотнять массы водорода. Так что в реальности Большой взрыв выглядел совсем иначе, чем ты «помнишь». Вернее, он никак не выглядел. Просто чудовищный невидимый взрыв. Темнота взорвалась в темноте. Ни малейшего сходства с термоядерной вспышкой.
   Я тупо таращился на медленные вспышки лазеров в черной сфере. Было ощущение, что у меня руки и ноги отнимаются. Вот-вот упаду.
   – Ты хочешь сказать, что все мои сны – не более чем выдумки больного мозга?
   – Нет, этого утверждать я не берусь. Многое из того, что тебе снилось про Вселенную, очень верно. Да и все остальное может быть чистейшей правдой. Я просто хотел указать на один факт, на одно «крохотное» несоответствие. А ты уж делай выводы. Сны человека – его личное дело. Я вообще-то большой энтузиаст снов. Мне самому полусознательные видения помогли достичь очень многого в реальном мире. Впрочем, и тебе сны здорово помогли. Даже жизнь спасли! И можно смело сказать, не только твою жизнь спасли, но и жизни миллионов американцев. Поэтому не бойся своих снов.
   Я стоял в растерянности, не зная, что ответить.
   – Надеюсь, я поступил правильно, сказав тебе это, – продолжал Филдинг. – Не хочу, чтобы ты до конца жизни страдал комплексом Иисуса. Ты не мессия, Дэвид. Возвращайся лучше к врачебной практике. Работать пророком – одинокое и накладное занятие.
   Если бы Левин и его команда уже научились реалистически синтезировать смех, то на пути из зала с черной сферой я непременно услышал бы несущийся мне в спину хохот Филдинга.
   За дверью ждала Лу Ли – нарядно одетая, взволнованная. Застенчиво моргая, она вопросительно уставилась на меня.
   – Ну как, Дэвид, он хочет повидаться со мной?
   Я кивнул и улыбнулся. За три месяца ее английский изменился до неузнаваемости.
   – А как он… как он себя чувствует… там? Хорошо? – Ее глаза поневоле увлажнились.
   – Он скучает по вам.
   – Это замечательно. Я имею ему кое-что сказать! – По ее лицу расползлась счастливая улыбка. – И это будет делать его очень счастливым.
   – И что же это за новость? – спросил я, лукаво щурясь.
   Лу Ли замотала головой:
   – Нет, сперва я должна сообщить ему. А уж потом и вы будете узнавать.
   Она скользнула мимо меня во Вместилище.
   Я вышел на яркое солнце пустыни и посмотрел в сторону административного ангара. Рейчел сидела на капоте нашего взятого напрокат «форда». На ней были синие джинсы и белая свободная рубашка – совсем как в тот день, когда она в панике позвонила мне из своего кабинета, в котором похозяйничали аэнбэшники.
   Рейчел соскользнула с капота и пошла ко мне с настороженной улыбкой на лице.
   – Ты в порядке? – спросила она.
   Я кивнул. В моей голове все еще звучали последние слова Филдинга. Если мои сны действительно были всего лишь галлюцинациями, как всегда утверждала Рейчел, то каким образом я из этих видений узнавал практические факты, которые несколько раз помогли нам с Рейчел выжить? Впрочем, одно мне было теперь ясно: ответы на эти вопросы я мог искать не торопясь. Может, со временем они сами придут.
   – Точно все в порядке? – переспросила Рейчел, обвивая рукой мою талию. Она тщательно следила за тем, чтобы случайно не коснуться моего раненого плеча. – А что посоветовал тебе Филдинг?
   – Велел возвращаться к медицинской практике.
   Рейчел рассмеялась, и ее темные глаза заискрились на солнце.
   – Я с ним согласна. – Она обняла меня уже обеими руками и, притянув поближе, ласково сказала: – А впрочем, что бы ты ни решил – я всегда на твоей стороне. Делай, что тебе нужней.
   Я оглянулся на Вместилище, затем поцеловал Рейчел в лоб.
   – Всего на свете мне нужней ты.