Страница:
Рейчел секунду-другую задумчиво смотрела на бегущие полукругом каменные скамьи.
– Ничего себе "нехитрая история"!.. Сумасшедшая история, безумная история! – Глаза Рейчел горели во тьме. – Вы сказали, что за девятнадцать месяцев уже пройдено почти полпути. Значит, все-таки остаются еще какие-то серьезные проблемы?
– Нужно построить суперкомпьютер, способный вместить нейрослепок мозга целиком. Хотя человеческий мозг работает относительно медленно, в нем поразительно много одновременно функционирующих частей. Примерно сто триллионов потенциальных связей, которые способны действовать разом. И эти сто триллионов – далеко не все, это только для обработки данных. Но даже эти сто триллионов связей пожирают тысячу двести терабайт компьютерной памяти.
Рейчел пожала плечами.
– Для меня эти терабайты – пустой звук.
– Полная подшивка "Уолл-стрит джорнал" за шесть миллионов лет.
Вот теперь Рейчел открыла рот от удивления.
– Когда проект «Тринити» только-только раскручивали, ни один суперкомпьютер на планете не имел такой вместительности. Интернет как единое целое был сравним по объему, но это не слишком надежно связанная и плохо управляемая россыпь компьютеров.
– А теперь?
– "Ай-Би-Эм" строит суперкомпьютер под названием "Блю Джин", который будет способен конкурировать с мозгом по объему обрабатываемой информации, но и он не сможет делать вещи, доступные пятилетнему ребенку.
– "Тринити" – что-то совсем другое?
– Ничего общего. Хотя бы потому, что "Блю Джин" – это махина: пятнадцать метров в длину, пятнадцать в ширину, тонны холодного воздуха для охлаждения. «Тринити» будет величиной с «фольксваген-жук». И Годин считает, что это не предел. Он любит повторять: человеческий мозг весит три фунта и использует только десять ватт электричества. Как он говорит, решение большой проблемы должно быть и внешне красиво. Элегантно.
Рейчел обвела рассеянным взглядом каменный амфитеатр. Похоже, она пыталась мысленно представить будущее, которое так властно врывалось в настоящее.
– И как близко «Тринити» к завершению?
– В нашей лаборатории уже есть опытный образец. Сто двадцать триллионов связей и фактически неограниченная память.
– Работает?
– Нет.
– Почему?
– Да потому что мало загрузить нейрослепок в компьютер. С ним надо как-то общаться. Человеческий мозг взаимодействует с миром через биологическое тело с пятью чувствами. А теперь вообразите ваш мозг, вложенный в металлическую коробку. Какой от него толк, даже если он при этом «живой»? Он глух, слеп и парализован. Дрожащая масса неизбывного ужаса, и ничего больше. Впрочем, нет, это и дрожать не способно – нечему дрожать. И я скажу так: слава Богу, что нейрослепок не имеет контакта с миром. Если эта штуковина получит возможность слышать, и видеть, и действовать – кто предскажет последствия!
Рейчел тут же полюбопытствовала:
– А что плохого, собственно, может сделать "Тринити"?
– Ну, вспомните хотя бы "Космическую Одиссею 2001"! Бортовой разумный компьютер казался самым надежным в мире. А в итоге истребил всех членов команды космического корабля. Теперь вообразите еще более «разумного» электронного психа, имеющего доступ в Интернет!
– Ну и что?
– Стоит одному компьютеру типа «Тринити» войти в Интернет – и все промышленно развитые страны мгновенно станут его заложницами. Он в состоянии обрубить все правительственные коммуникации, парализовать банки и биржу, нарушить движение поездов, сделать воздушное движение неуправляемым, взять под свой контроль ядерные ракеты, системы ПВО… Словом, он может всех поставить на колени и требовать что угодно.
Рейчел в замешательстве покачала головой.
– Но что нужно… мозгу в металлическом ящике – без рук, без ног и так далее?
– Будто вы не знаете, что нужно всякому разумному существу. И в особенности если у него ни рук, ни ног и так далее, но при этом есть все человеческие качества.
– Власть?
– Совершенно верно.
Тут я вздрогнул, потому что зазвонил мой сотовый. На экранчике светилось имя звонящего: Эндрю Филдинг.
– Лу Ли? Что-то произошло?
– Ничто не произошло, – раздался в ответ голос Лу Ли. – Я волноваться о Майя. Я слышать снаружи шум. Пожалуйста, возвращаться, профессор Дэвид.
Болонка прекратила что-то вынюхивать возле себя и, склонив набок голову, прислушивалась, словно догадалась, что звонит ее хозяйка.
– Хорошо, мы возвращаемся. Прямо сейчас.
– С ней все в порядке? – озабоченно спросила Рейчел, как только я отнял сотовый от уха.
– Да. Просто хочет, чтоб мы побыстрее вернулись. Но мы сперва немного подождем.
– Чего?
– АНБ, вне сомнения, прослушивает мой телефон. И теперь они знают, что мы пойдем к дому. Если их люди здесь, в лесу, то и они двинутся к дому. И мы их услышим.
Рейчел с тревогой уставилась на стену, которая отделяла нас от леса.
– Вы думаете, мы тут не одни?
– Ну вот, – сказал я с усмешкой, – теперь вы боитесь, что за деревьями действительно может кто-то оказаться.
Она вскочила со скамьи, напряженно вглядываясь в дверь, через которую мы вошли в театр. Было нетрудно вообразить, что за ней нас в темноте поджидают.
– Вы сказали, Филдинга убили, потому что вы с ним были против продолжения проекта. А в чем конкретно выражалось ваше сопротивление?
– Мы не просто сопротивлялись. Мы добились того, что проект остановили. Точнее, приостановили. Что будет теперь, после гибели Филдинга, можно только гадать. Активно боролся прежде всего Филдинг, но без моего прямого обращения к президенту вряд ли удалось бы достичь такого результата. Это сродни попытке затормозить работу над атомной бомбой во время Второй мировой войны – почти безнадежное дело. Практически все участники проекта смотрели на меня и Филдинга как на предателей.
– Почему вы так настойчиво боролись за сворачивание проекта?
– Не знаю, чем руководствовался Филдинг. Он, оберегая меня, говорил мне не все. Но мои мотивы просты. Шесть месяцев назад мы впервые опробовали супертомограф – тот самый, на котором видна каждая молекула мозга. С животными все прошло гладко, никаких проблем. Затем наступил черед шести ученых из узкого кружка самых посвященных. Я был одним из добровольцев. В течение недели после томографии у нас появились странные неврологические нарушения. У каждого свои. По мнению Филдинга, это побочное действие магнитно-резонансной томографии.
– МРТ не имеет побочных действий! – возмущенно возразила Рейчел.
– Больничные аппараты совершенно безвредны – это правда. Наша-то машина мощнее их в энное количество раз! На суперпроводниках, с повышенными возможностями пульсации…
Майя вдруг насторожилась и беспокойно зарычала. Я прислушался. В лесу вроде бы ни звука. Но что мои уши против собачьих!.. Я сунул диктофон в карман, взял в левую руку Майю, вынул револьвер, и мы с Рейчел вышли из Амфитеатра через тот же служебный вход, через который вошли.
В лесу, после освещенного луной театра под открытым небом, темнота казалась особенно густой.
– Идите прямо за мной и не отставайте, – шепнул я Рейчел, подныривая под разлапистую низкую ветку.
– Вы кого-нибудь слышали?
– Нет.
Не будь со мной Рейчел, я бы двинулся к дому не торопясь, бесшумно и со всякими уловками. Но теперь выбирать не приходилось: скорость – наш единственный козырь. Я стремительно шагал то по тропинке, то через подлесок, спрямляя путь и не обращая внимания на шум, который мы производили. Я старался предупредить Рейчел о каждой ветке, которая могла хлестнуть ее, но пару раз она все-таки вскрикнула от боли. Однако держалась молодцом: хоть и спотыкалась, но от меня не отставала. Вскоре мы увидели дом. Лу Ли поджидала нас у задней двери – в прямоугольнике света из комнаты. У меня тревожно сжалось сердце: такая легкая цель для снайпера!
Как только мы с Рейчел добежали до дома, я втащил обеих женщин в комнату, проворно закрыл стеклянную дверь и выключил свет. Майя лаяла от счастья и прыгала вокруг хозяйки.
Через плечо я шепнул Рейчел: "Вызовите такси", – и она пошла к телефону в другую комнату.
С мокрыми от слез глазами Лу Ли взяла собачку на руки, словно ей вернули отнятое дитя. Я сочувственно коснулся локтя китаянки, но Майя вдруг сердито облаяла меня, и я отдернул руку.
– Хотел бы остаться у вас до утра, чтоб вам спокойней было, – тихо сказал я, – но это будет выглядеть крайне подозрительно. Завтра с утра я пойду на работу как ни в чем не бывало и постараюсь найти ответы на кое-какие вопросы – поэтому мое поведение сейчас должно выглядеть настолько нормальным, насколько это возможно. Вы понимаете?
– Да.
– Я заберу с собой коробку с игрушкой Эндрю. Будет досадно, если ее здесь найдут. Хорошо?
Лу Ли закивала, ласково поглаживая болонку.
– Перед отъездом я на минуту загоню свою машину в гараж – так никто не узнает, что именно я вынес из дома. Если вас спросят, что мы с Рейчел у вас делали, – говорите, что, мол, приезжали выразить соболезнования по поводу смерти супруга. Если эти типы каким-то образом слышали обрывки нашего разговора, в объяснения не вступайте – играйте роль тронувшейся от горя вдовы.
– Что такое "тронувшейся"?
– Ну, пораженная печалью. Ничего не понимающая от горя.
В ответ она со стоической грустью улыбнулась.
– Лу Ли не надо это играть. Лу Ли это чувствовать.
Я порывисто обнял ее, крепко прижал к себе: мужайтесь! Потом наклонился к ее уху и почти неслышно прошептал:
– В письме, что Энди послал мне через "Федерал экспресс", было немного белого порошка. Очень похожего на песок. Я принес пакетики с порошком сюда. Они сейчас на кушетке. Вы знаете, что это за вещество?
Лу Ли метнула взгляд на кушетку. Белые пакеты были отчетливо видны в полумраке.
– Нет. Я это белое ничего не знать.
– Это вы бросили письмо в почтовый ящик?
– Да. Как вы догадаться?
– Не имеет значения.
Не мог же я объяснить Лу Ли, что в своем последнем сне я был в голове ее покойного мужа – в его предсмертные минуты. Тут меня вдруг потянуло вон из этого дома – устал.
– Рейчел, что с такси?
– Вот-вот будет, – отозвалась она.
– Идите, пожалуйста, в гараж, – попросил я Лу Ли. – Я вам посигналю, и вы откроете мне дверь. Когда машина будет внутри, дверь закройте.
– О'кей.
Лу Ли молча выскользнула из комнаты.
Я взял свои пакетики с кушетки, и мы с Рейчел перешли в темную гостиную, широкие окна которой выходили на улицу. В ожидании такси мы сели на диван у окна.
– Такси – для меня? – шепотом спросила Рейчел.
– Да.
– Но мой автомобиль остался возле вашего дома.
– Не думаю, что вам охота ночью возвращаться к моему дому. Можете, конечно, забрать машину утром. Но я бы на вашем месте предпочел переждать, у моего дома не появляться и ехать в клинику на такси.
– Я слышала, вы сказали Лу Ли, что с утра пойдете на работу…
– Если президент не позвонит до утра, то да.
– Чего ради? Если они убили Филдинга, им ничего не стоит и вас убить!
Ее взволнованный вопрос доставил мне своего рода извращенное удовольствие.
– Похоже, вы уже совсем освоились внутри моего бреда.
Губы Рейчел напряженно подрагивали. Я понял, что ей не до шуток, она всерьез напугана.
– Ладно, извините. Пожелай они меня убить, я был бы давно трупом. Если меня захотят убрать сегодня ночью – их воля, ничто им не помешает. Но я думаю, их останавливает страх перед реакцией президента. Если я доживу до завтрашнего утра, то смогу спокойно идти на работу – там моя жизнь не в меньшей и не в большей опасности, чем дома.
Рейчел вздыхала, потирая виски косточками пальцев.
– Не знаю, как будут развиваться события, – шептал я дальше. – Если вас начнут допрашивать, старайтесь говорить побольше правды, чтобы не запутаться. Вы приехали ко мне, потому что я пропустил три сеанса. Мне позвонила вдова только что умершего друга. У нее в Америке ни одной родной души, поэтому вы вызвались ехать со мной, – чтобы по-женски утешить ее. Мы немного успокоили вдову и пошли в лес выгулять болонку. Вот и все, что вам известно.
Рейчел вглядывалась в мое лицо в тусклом свете луны и далеких уличных фонарей.
– Я не этого ожидала, – сказала она.
– Знаю. Вы всерьез полагали, что я душевнобольной.
Она совсем по-девичьи закусила губу.
– Да, я и впрямь думала, что вы не совсем здоровы. Хотя в глубине души надеялась, что не права. Но теперь я перепугана до смерти. В психиатрических проблемах я кое-что понимаю. То, что происходит, к психиатрии не имеет никакого отношения.
Я привлек ее к себе и быстро зашептал ей в ухо:
– Умоляю вас побыстрее забыть все, что здесь было. Вспомните лишь в том случае, если со мной случится что-либо нехорошее. Тогда поднимайте крик до самых небес. И в этом будет ваша надежда на спасение. – Я отпустил Рейчел и немного отодвинулся от нее. – В ваш больничный кабинет я никогда не вернусь.
Она смотрела на меня так, словно я сказал: "Мы с вами никогда больше не увидимся". Что, собственно говоря, и было моим внутренним ощущением в тот момент.
– Дэвид…
– А вот и ваше такси.
Я встал и удостоверился, что к дому подъехало именно такси. Все нормально. Огонек на крыше. Впрочем, что им стоит организовать такси со своим водителем…
У Рейчел был совершенно растерянный вид.
– Ну, не волнуйтесь вы так, – сказал я. – Со мной все будет в порядке. Вы мне очень помогли.
– Ни черта я для вас не сделала, – с горечью промолвила Рейчел.
Я потянул ее в простенок, чтобы нас не было видно через окно, вынул из диктофона микрокассету и сунул ей в руку.
– Хотите мне помочь, вот возможность. Ладно, идемте. А впрочем, я хотел бы попросить вас еще об одном.
– Не стесняйтесь, говорите.
Я показал ей пакеты.
– Может ли кто-нибудь в вашем Дьюке исследовать этот порошок – на инфекцию или на ядовитость?
– Конечно. У нас есть ребята, которые этим зарабатывают на жизнь.
Я снял чехольчик с одной из думок на диване, вложил в него пакетики с белым порошком и свернул.
– Только с предельной осторожностью, – попросил я, передавая ей сверток.
– Или я не медик?
Я пожал ей руку.
– Спасибо. Теперь можете идти.
Она вдруг встала на цыпочки и коротко, но нежно поцеловала меня в губы.
– Будьте осторожны. Умоляю вас, будьте осторожны!
Пока я приходил в себя от удивления, Рейчел быстро сунула сверток под блузку и выскользнула в прихожую. Через мгновение я услышал, как за ней захлопнулась парадная дверь.
Из окна я проследил за отъездом такси. Потом вышел к своей «акуре» и проделал все, о чем мы договорились с Лу Ли.
В закрытом гараже Лу Ли открыла дверь со стороны пассажира и положила на сиденье завернутую в полотенце закопченную картонную коробку Филдинга с его «игрушкой». Я подался в сторону маленькой китаянки, схватил ее за запястье и заглянул в глаза.
– Скажите мне правду, Лу Ли, – произнес я едва слышным шепотом. – Вы знаете конечную цель проекта "Тринити"?
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. Потом она кивнула.
– Никогда и никому об этом не говорите. Никогда и никому.
– Лу Ли из Китая, Дэвид. Лу Ли знать, что случаться с длинный язык.
Мне вдруг вспомнилась ее жалкая фигурка в прямоугольнике света, когда она поджидала нас с Рейчел на заднем дворе: цель в ожидании убийцы.
– Слушайте, – сказал я внезапно. – Не могу я оставить вас одну. Поехали со мной. Прямо сейчас. Берите Майю и едем. Со мной не пропадете.
Лу Ли печально улыбнулась.
– Вы хороший человек. Как Эндрю. Только вы не волноваться. Лу Ли уже принять свои меры.
Я опешил. Какие собственные меры могла принять эта женщина? У меня даже никаких догадок не возникало. Я был уверен, что в Штатах она практически никого не знает. И уж тем более никого из высокопоставленных лиц, которые в этом случае хоть какая-то защита.
– Что за меры вы имеете в виду?
Лу Ли только головой покачала.
– Дэвид лучше не знать. О'кей? Я буду быть хорошо.
Как ни странно, я ей поверил. Открытие, что Лу Ли не такая уж беспомощная и потерянная вдова, какой она кажется, побудило меня задать еще один вопрос:
– В письме Эндрю сказано: если с ним что-нибудь случится, я должен вспомнить про его карманные часы. Что такого особенного в этих часах?
Лу Ли долго-долго смотрела мне в глаза, потом вдруг решилась:
– Не часы. Берелок.
– Брелок?
– Да, берелок.
Я закрыл глаза и представил себе золотые часы Филдинга. Жестоко исцарапанная драгоценная семейная реликвия. Часы на цепочке – такие прежде носили в жилетном кармане. А на конце цепочки – камушек-кристалл в форме сердечка.
– Камень на цепочке? – спросил я.
Лу Ли радостно улыбнулась.
– Дэвид умный человек. Дэвид будет понимать.
Глава 9
Глава 10
– Ничего себе "нехитрая история"!.. Сумасшедшая история, безумная история! – Глаза Рейчел горели во тьме. – Вы сказали, что за девятнадцать месяцев уже пройдено почти полпути. Значит, все-таки остаются еще какие-то серьезные проблемы?
– Нужно построить суперкомпьютер, способный вместить нейрослепок мозга целиком. Хотя человеческий мозг работает относительно медленно, в нем поразительно много одновременно функционирующих частей. Примерно сто триллионов потенциальных связей, которые способны действовать разом. И эти сто триллионов – далеко не все, это только для обработки данных. Но даже эти сто триллионов связей пожирают тысячу двести терабайт компьютерной памяти.
Рейчел пожала плечами.
– Для меня эти терабайты – пустой звук.
– Полная подшивка "Уолл-стрит джорнал" за шесть миллионов лет.
Вот теперь Рейчел открыла рот от удивления.
– Когда проект «Тринити» только-только раскручивали, ни один суперкомпьютер на планете не имел такой вместительности. Интернет как единое целое был сравним по объему, но это не слишком надежно связанная и плохо управляемая россыпь компьютеров.
– А теперь?
– "Ай-Би-Эм" строит суперкомпьютер под названием "Блю Джин", который будет способен конкурировать с мозгом по объему обрабатываемой информации, но и он не сможет делать вещи, доступные пятилетнему ребенку.
– "Тринити" – что-то совсем другое?
– Ничего общего. Хотя бы потому, что "Блю Джин" – это махина: пятнадцать метров в длину, пятнадцать в ширину, тонны холодного воздуха для охлаждения. «Тринити» будет величиной с «фольксваген-жук». И Годин считает, что это не предел. Он любит повторять: человеческий мозг весит три фунта и использует только десять ватт электричества. Как он говорит, решение большой проблемы должно быть и внешне красиво. Элегантно.
Рейчел обвела рассеянным взглядом каменный амфитеатр. Похоже, она пыталась мысленно представить будущее, которое так властно врывалось в настоящее.
– И как близко «Тринити» к завершению?
– В нашей лаборатории уже есть опытный образец. Сто двадцать триллионов связей и фактически неограниченная память.
– Работает?
– Нет.
– Почему?
– Да потому что мало загрузить нейрослепок в компьютер. С ним надо как-то общаться. Человеческий мозг взаимодействует с миром через биологическое тело с пятью чувствами. А теперь вообразите ваш мозг, вложенный в металлическую коробку. Какой от него толк, даже если он при этом «живой»? Он глух, слеп и парализован. Дрожащая масса неизбывного ужаса, и ничего больше. Впрочем, нет, это и дрожать не способно – нечему дрожать. И я скажу так: слава Богу, что нейрослепок не имеет контакта с миром. Если эта штуковина получит возможность слышать, и видеть, и действовать – кто предскажет последствия!
Рейчел тут же полюбопытствовала:
– А что плохого, собственно, может сделать "Тринити"?
– Ну, вспомните хотя бы "Космическую Одиссею 2001"! Бортовой разумный компьютер казался самым надежным в мире. А в итоге истребил всех членов команды космического корабля. Теперь вообразите еще более «разумного» электронного психа, имеющего доступ в Интернет!
– Ну и что?
– Стоит одному компьютеру типа «Тринити» войти в Интернет – и все промышленно развитые страны мгновенно станут его заложницами. Он в состоянии обрубить все правительственные коммуникации, парализовать банки и биржу, нарушить движение поездов, сделать воздушное движение неуправляемым, взять под свой контроль ядерные ракеты, системы ПВО… Словом, он может всех поставить на колени и требовать что угодно.
Рейчел в замешательстве покачала головой.
– Но что нужно… мозгу в металлическом ящике – без рук, без ног и так далее?
– Будто вы не знаете, что нужно всякому разумному существу. И в особенности если у него ни рук, ни ног и так далее, но при этом есть все человеческие качества.
– Власть?
– Совершенно верно.
Тут я вздрогнул, потому что зазвонил мой сотовый. На экранчике светилось имя звонящего: Эндрю Филдинг.
– Лу Ли? Что-то произошло?
– Ничто не произошло, – раздался в ответ голос Лу Ли. – Я волноваться о Майя. Я слышать снаружи шум. Пожалуйста, возвращаться, профессор Дэвид.
Болонка прекратила что-то вынюхивать возле себя и, склонив набок голову, прислушивалась, словно догадалась, что звонит ее хозяйка.
– Хорошо, мы возвращаемся. Прямо сейчас.
– С ней все в порядке? – озабоченно спросила Рейчел, как только я отнял сотовый от уха.
– Да. Просто хочет, чтоб мы побыстрее вернулись. Но мы сперва немного подождем.
– Чего?
– АНБ, вне сомнения, прослушивает мой телефон. И теперь они знают, что мы пойдем к дому. Если их люди здесь, в лесу, то и они двинутся к дому. И мы их услышим.
Рейчел с тревогой уставилась на стену, которая отделяла нас от леса.
– Вы думаете, мы тут не одни?
– Ну вот, – сказал я с усмешкой, – теперь вы боитесь, что за деревьями действительно может кто-то оказаться.
Она вскочила со скамьи, напряженно вглядываясь в дверь, через которую мы вошли в театр. Было нетрудно вообразить, что за ней нас в темноте поджидают.
– Вы сказали, Филдинга убили, потому что вы с ним были против продолжения проекта. А в чем конкретно выражалось ваше сопротивление?
– Мы не просто сопротивлялись. Мы добились того, что проект остановили. Точнее, приостановили. Что будет теперь, после гибели Филдинга, можно только гадать. Активно боролся прежде всего Филдинг, но без моего прямого обращения к президенту вряд ли удалось бы достичь такого результата. Это сродни попытке затормозить работу над атомной бомбой во время Второй мировой войны – почти безнадежное дело. Практически все участники проекта смотрели на меня и Филдинга как на предателей.
– Почему вы так настойчиво боролись за сворачивание проекта?
– Не знаю, чем руководствовался Филдинг. Он, оберегая меня, говорил мне не все. Но мои мотивы просты. Шесть месяцев назад мы впервые опробовали супертомограф – тот самый, на котором видна каждая молекула мозга. С животными все прошло гладко, никаких проблем. Затем наступил черед шести ученых из узкого кружка самых посвященных. Я был одним из добровольцев. В течение недели после томографии у нас появились странные неврологические нарушения. У каждого свои. По мнению Филдинга, это побочное действие магнитно-резонансной томографии.
– МРТ не имеет побочных действий! – возмущенно возразила Рейчел.
– Больничные аппараты совершенно безвредны – это правда. Наша-то машина мощнее их в энное количество раз! На суперпроводниках, с повышенными возможностями пульсации…
Майя вдруг насторожилась и беспокойно зарычала. Я прислушался. В лесу вроде бы ни звука. Но что мои уши против собачьих!.. Я сунул диктофон в карман, взял в левую руку Майю, вынул револьвер, и мы с Рейчел вышли из Амфитеатра через тот же служебный вход, через который вошли.
В лесу, после освещенного луной театра под открытым небом, темнота казалась особенно густой.
– Идите прямо за мной и не отставайте, – шепнул я Рейчел, подныривая под разлапистую низкую ветку.
– Вы кого-нибудь слышали?
– Нет.
Не будь со мной Рейчел, я бы двинулся к дому не торопясь, бесшумно и со всякими уловками. Но теперь выбирать не приходилось: скорость – наш единственный козырь. Я стремительно шагал то по тропинке, то через подлесок, спрямляя путь и не обращая внимания на шум, который мы производили. Я старался предупредить Рейчел о каждой ветке, которая могла хлестнуть ее, но пару раз она все-таки вскрикнула от боли. Однако держалась молодцом: хоть и спотыкалась, но от меня не отставала. Вскоре мы увидели дом. Лу Ли поджидала нас у задней двери – в прямоугольнике света из комнаты. У меня тревожно сжалось сердце: такая легкая цель для снайпера!
Как только мы с Рейчел добежали до дома, я втащил обеих женщин в комнату, проворно закрыл стеклянную дверь и выключил свет. Майя лаяла от счастья и прыгала вокруг хозяйки.
Через плечо я шепнул Рейчел: "Вызовите такси", – и она пошла к телефону в другую комнату.
С мокрыми от слез глазами Лу Ли взяла собачку на руки, словно ей вернули отнятое дитя. Я сочувственно коснулся локтя китаянки, но Майя вдруг сердито облаяла меня, и я отдернул руку.
– Хотел бы остаться у вас до утра, чтоб вам спокойней было, – тихо сказал я, – но это будет выглядеть крайне подозрительно. Завтра с утра я пойду на работу как ни в чем не бывало и постараюсь найти ответы на кое-какие вопросы – поэтому мое поведение сейчас должно выглядеть настолько нормальным, насколько это возможно. Вы понимаете?
– Да.
– Я заберу с собой коробку с игрушкой Эндрю. Будет досадно, если ее здесь найдут. Хорошо?
Лу Ли закивала, ласково поглаживая болонку.
– Перед отъездом я на минуту загоню свою машину в гараж – так никто не узнает, что именно я вынес из дома. Если вас спросят, что мы с Рейчел у вас делали, – говорите, что, мол, приезжали выразить соболезнования по поводу смерти супруга. Если эти типы каким-то образом слышали обрывки нашего разговора, в объяснения не вступайте – играйте роль тронувшейся от горя вдовы.
– Что такое "тронувшейся"?
– Ну, пораженная печалью. Ничего не понимающая от горя.
В ответ она со стоической грустью улыбнулась.
– Лу Ли не надо это играть. Лу Ли это чувствовать.
Я порывисто обнял ее, крепко прижал к себе: мужайтесь! Потом наклонился к ее уху и почти неслышно прошептал:
– В письме, что Энди послал мне через "Федерал экспресс", было немного белого порошка. Очень похожего на песок. Я принес пакетики с порошком сюда. Они сейчас на кушетке. Вы знаете, что это за вещество?
Лу Ли метнула взгляд на кушетку. Белые пакеты были отчетливо видны в полумраке.
– Нет. Я это белое ничего не знать.
– Это вы бросили письмо в почтовый ящик?
– Да. Как вы догадаться?
– Не имеет значения.
Не мог же я объяснить Лу Ли, что в своем последнем сне я был в голове ее покойного мужа – в его предсмертные минуты. Тут меня вдруг потянуло вон из этого дома – устал.
– Рейчел, что с такси?
– Вот-вот будет, – отозвалась она.
– Идите, пожалуйста, в гараж, – попросил я Лу Ли. – Я вам посигналю, и вы откроете мне дверь. Когда машина будет внутри, дверь закройте.
– О'кей.
Лу Ли молча выскользнула из комнаты.
Я взял свои пакетики с кушетки, и мы с Рейчел перешли в темную гостиную, широкие окна которой выходили на улицу. В ожидании такси мы сели на диван у окна.
– Такси – для меня? – шепотом спросила Рейчел.
– Да.
– Но мой автомобиль остался возле вашего дома.
– Не думаю, что вам охота ночью возвращаться к моему дому. Можете, конечно, забрать машину утром. Но я бы на вашем месте предпочел переждать, у моего дома не появляться и ехать в клинику на такси.
– Я слышала, вы сказали Лу Ли, что с утра пойдете на работу…
– Если президент не позвонит до утра, то да.
– Чего ради? Если они убили Филдинга, им ничего не стоит и вас убить!
Ее взволнованный вопрос доставил мне своего рода извращенное удовольствие.
– Похоже, вы уже совсем освоились внутри моего бреда.
Губы Рейчел напряженно подрагивали. Я понял, что ей не до шуток, она всерьез напугана.
– Ладно, извините. Пожелай они меня убить, я был бы давно трупом. Если меня захотят убрать сегодня ночью – их воля, ничто им не помешает. Но я думаю, их останавливает страх перед реакцией президента. Если я доживу до завтрашнего утра, то смогу спокойно идти на работу – там моя жизнь не в меньшей и не в большей опасности, чем дома.
Рейчел вздыхала, потирая виски косточками пальцев.
– Не знаю, как будут развиваться события, – шептал я дальше. – Если вас начнут допрашивать, старайтесь говорить побольше правды, чтобы не запутаться. Вы приехали ко мне, потому что я пропустил три сеанса. Мне позвонила вдова только что умершего друга. У нее в Америке ни одной родной души, поэтому вы вызвались ехать со мной, – чтобы по-женски утешить ее. Мы немного успокоили вдову и пошли в лес выгулять болонку. Вот и все, что вам известно.
Рейчел вглядывалась в мое лицо в тусклом свете луны и далеких уличных фонарей.
– Я не этого ожидала, – сказала она.
– Знаю. Вы всерьез полагали, что я душевнобольной.
Она совсем по-девичьи закусила губу.
– Да, я и впрямь думала, что вы не совсем здоровы. Хотя в глубине души надеялась, что не права. Но теперь я перепугана до смерти. В психиатрических проблемах я кое-что понимаю. То, что происходит, к психиатрии не имеет никакого отношения.
Я привлек ее к себе и быстро зашептал ей в ухо:
– Умоляю вас побыстрее забыть все, что здесь было. Вспомните лишь в том случае, если со мной случится что-либо нехорошее. Тогда поднимайте крик до самых небес. И в этом будет ваша надежда на спасение. – Я отпустил Рейчел и немного отодвинулся от нее. – В ваш больничный кабинет я никогда не вернусь.
Она смотрела на меня так, словно я сказал: "Мы с вами никогда больше не увидимся". Что, собственно говоря, и было моим внутренним ощущением в тот момент.
– Дэвид…
– А вот и ваше такси.
Я встал и удостоверился, что к дому подъехало именно такси. Все нормально. Огонек на крыше. Впрочем, что им стоит организовать такси со своим водителем…
У Рейчел был совершенно растерянный вид.
– Ну, не волнуйтесь вы так, – сказал я. – Со мной все будет в порядке. Вы мне очень помогли.
– Ни черта я для вас не сделала, – с горечью промолвила Рейчел.
Я потянул ее в простенок, чтобы нас не было видно через окно, вынул из диктофона микрокассету и сунул ей в руку.
– Хотите мне помочь, вот возможность. Ладно, идемте. А впрочем, я хотел бы попросить вас еще об одном.
– Не стесняйтесь, говорите.
Я показал ей пакеты.
– Может ли кто-нибудь в вашем Дьюке исследовать этот порошок – на инфекцию или на ядовитость?
– Конечно. У нас есть ребята, которые этим зарабатывают на жизнь.
Я снял чехольчик с одной из думок на диване, вложил в него пакетики с белым порошком и свернул.
– Только с предельной осторожностью, – попросил я, передавая ей сверток.
– Или я не медик?
Я пожал ей руку.
– Спасибо. Теперь можете идти.
Она вдруг встала на цыпочки и коротко, но нежно поцеловала меня в губы.
– Будьте осторожны. Умоляю вас, будьте осторожны!
Пока я приходил в себя от удивления, Рейчел быстро сунула сверток под блузку и выскользнула в прихожую. Через мгновение я услышал, как за ней захлопнулась парадная дверь.
Из окна я проследил за отъездом такси. Потом вышел к своей «акуре» и проделал все, о чем мы договорились с Лу Ли.
В закрытом гараже Лу Ли открыла дверь со стороны пассажира и положила на сиденье завернутую в полотенце закопченную картонную коробку Филдинга с его «игрушкой». Я подался в сторону маленькой китаянки, схватил ее за запястье и заглянул в глаза.
– Скажите мне правду, Лу Ли, – произнес я едва слышным шепотом. – Вы знаете конечную цель проекта "Тринити"?
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. Потом она кивнула.
– Никогда и никому об этом не говорите. Никогда и никому.
– Лу Ли из Китая, Дэвид. Лу Ли знать, что случаться с длинный язык.
Мне вдруг вспомнилась ее жалкая фигурка в прямоугольнике света, когда она поджидала нас с Рейчел на заднем дворе: цель в ожидании убийцы.
– Слушайте, – сказал я внезапно. – Не могу я оставить вас одну. Поехали со мной. Прямо сейчас. Берите Майю и едем. Со мной не пропадете.
Лу Ли печально улыбнулась.
– Вы хороший человек. Как Эндрю. Только вы не волноваться. Лу Ли уже принять свои меры.
Я опешил. Какие собственные меры могла принять эта женщина? У меня даже никаких догадок не возникало. Я был уверен, что в Штатах она практически никого не знает. И уж тем более никого из высокопоставленных лиц, которые в этом случае хоть какая-то защита.
– Что за меры вы имеете в виду?
Лу Ли только головой покачала.
– Дэвид лучше не знать. О'кей? Я буду быть хорошо.
Как ни странно, я ей поверил. Открытие, что Лу Ли не такая уж беспомощная и потерянная вдова, какой она кажется, побудило меня задать еще один вопрос:
– В письме Эндрю сказано: если с ним что-нибудь случится, я должен вспомнить про его карманные часы. Что такого особенного в этих часах?
Лу Ли долго-долго смотрела мне в глаза, потом вдруг решилась:
– Не часы. Берелок.
– Брелок?
– Да, берелок.
Я закрыл глаза и представил себе золотые часы Филдинга. Жестоко исцарапанная драгоценная семейная реликвия. Часы на цепочке – такие прежде носили в жилетном кармане. А на конце цепочки – камушек-кристалл в форме сердечка.
– Камень на цепочке? – спросил я.
Лу Ли радостно улыбнулась.
– Дэвид умный человек. Дэвид будет понимать.
Глава 9
Гели Бауэр расхаживала между рядами аппаратуры в подвальном центре безопасности и орала в головной телефон на Джона Скоу. Прежде она никогда не теряла самообладание в разговоре с ним, но теперь, без влиятельной поддержки Година, она обнаружила, что Скоу может быть диким упрямцем, от которого кто угодно на стену полезет.
– Вы что, оглохли? Или вы не врубаетесь в то, что происходит?
Скоу отвечал ей невозмутимо и свысока:
– Вы сказали мне буквально следующее: профессор Теннант и профессор Вайс посетили скорбящую вдову профессора Филдинга и выгуляли ее собаку. Профессор Вайс поцеловала профессора Теннанта, перед тем как уехать к себе домой в такси.
Гели закрыла глаза и попыталась справиться с душившей ее яростью.
– Теннант перед отъездом загнал свою машину в гараж Филдинга и закрыл дверь. Вне сомнения, он что-то забрал из дома – и не хотел, чтобы мы узнали, что именно.
– Вполне вероятно, – согласился Скоу. – Но вы же сами доложили – теперь они разъехались по домам. В чем проблема?
– Мы ни черта не слышали, вот в чем проблема! Они блокировали все микрофоны – точно так же, как в доме Теннанта! И Вайс бросила свой «сааб» возле дома Теннанта, хотя было бы естественней, если в Теннант подбросил ее до своего дома и она уехала оттуда на собственном автомобиле. Вместо этого она вызвала такси. С какой стати? Не исключено, что Теннант планирует бегство. Не исключено, что он намерен предать гласности содержание проекта «Тринити». А может, он хочет сделать и то, и другое: удрать и связаться с прессой.
– Ваша паранойя ему еще и не такое припишет.
– Риттер подслушал часть их разговора. Эта парочка обсуждала неприятные побочные действия магнитно-резонансной томографии.
– Ерунда! Побочные эффекты Супер-МРТ – этический конек Теннанта, он всем про это уши прожужжал. Плевать. С главными вещами это никак не связано.
– Но прежде они добрых десять минут о чем-то говорили – и мы не в курсе о чем. И Риттеру кажется, что в руке Теннанта он видел диктофон.
Скоу с досадой вздохнул.
– Что же, по-вашему, необходимо сделать?
– Обоих немедленно ликвидировать.
Аэнбэшник так и ахнул.
– Я не ослышался?
– Сами знаете, что не ослышались. Мы вынуждены предположить, что Вайс имеет исчерпывающую информацию о проекте «Тринити» и знает о подозрениях Теннанта относительно причины смерти профессора Филдинга.
– Профессор Вайс – никак не связанная с проектом законопослушная гражданка.
– Не хотите ликвидировать – разрешите мне допросить их… с пристрастием.
Ответом было долгое-предолгое молчание. Наконец Скоу сухо осведомился:
– Кто-либо из наших следует за такси с профессором Вайс?
– Риттер, мой лучший агент. Может запросто организовать несчастный случай.
Голос Скоу разом изменился, в нем появился металл:
– А теперь внимательно слушайте меня, Гели. Пусть ваш агент допасет профессора Вайс до ее дома и свернет слежку. При этом она его вообще не должна заметить. И чтоб он не смел и дыхнуть в ее сторону!
– Что-о-о?
– Я приказываю отозвать вашего пса. Далее. Вашей команде следовать за профессором Теннантом до его дома, оставить стандартного дежурного – и отдыхать.
У Гели дух захватило от возмущения.
– Под угрозой безопасность всего проекта! Налицо грубые нарушения секретности. Пустим дело на самотек – потеряем контроль над ситуацией… если мы его уже не потеряли!
– Мисс Бауэр, завтра президент Соединенных Штатов может пригласить Дэвида Теннанта в Овальный кабинет. Вы эту вероятность хорошо прочувствовали? Не исключено, что президент уже беседовал с Теннантом. Поэтому вам, милочка, следует немедленно успокоиться. Любым способом. Примите транквилизатор. Или трахнитесь. Не люблю быть грубым, но приходится. И последнее… Я тут в уютном кругу семьи. Поэтому беспокоить меня разрешаю лишь в том случае, если Теннант выйдет на связь с президентом – или кого-нибудь пристрелит на улице.
– Официально заявляю вам, что я категорически против такого легкомысленного решения.
– Ну и ладно.
– Я хочу поговорить с Годином.
– Это невозможно. Сейчас он вне пределов досягаемости.
– Где он?
– В Маунтин-Вью, разбирается с кризисной ситуацией.
– Он же был тут, в городе, еще во время ленча!
– Питер купил «Гольфстрим-5», чтобы летать, а не любоваться.
Гели слышала, как где-то далеко визгливо ссорятся сыновья Скоу, что-то бубнит телевизор.
– Боюсь, я не могу принять вашу оценку ситуации. Я не вправе игнорировать мои обязанности лишь потому, что вам не хватает мужества принять решение, необходимое для защиты проекта "Тринити".
– Вы совсем рехнулись? Сегодня вечером я дважды беседовал с Питером. Я отлично знаю, чего он хочет и чего он не хочет. Если вы сейчас позволите себе самовольные действия, даже ваш отец не спасет вашу задницу.
Если Гели прежде просто не любила Скоу, то теперь она его ненавидела.
Отключив связь, она тупо уставилась на экран компьютера, на котором по-прежнему высвечивался список личных вещей Филдинга. "Клык кобры". Какого дьявола этот нобелевский придурок держал у себя в кабинете клык кобры?
Надо было, как она и собиралась, сходить в камеру хранения и еще раз без спешки перебрать его личные вещи, но перепалка со Скоу настолько выбила ее из колеи, что Гели решила отложить на потом это нудное дело.
Она и прежде работала, имея самое приблизительное представление о сути проекта «Тринити». В армии ее научили не задавать вопросов. Там можно двадцать четыре часа в сутки охранять здание и не знать, что в нем – ядерные боеголовки или ящики с нижним бельем. Однако теперь у нее появилось неприятное ощущение, что она не знает слишком многого. Казалось, стержневая тайна «Тринити» держала мертвой хваткой всех и вся. Но вот критическая ситуация – а Гели приходится сидеть сложа руки. Когда надо срочно переговорить с Годином, он вдруг пропал с концами!
Загнанная в тупик, Бауэр связалась с Риттером и приказала ему снять слежку за Рейчел Вайс. Молчаливый молодой немец сейчас пригодится ей здесь, в центре безопасности. Скоу велел успокоиться? Что ж, она последует его совету. А способ быстро успокоиться Гели знала только один: перестать отдавать команды и на несколько минут подчинить себя мужчине.
– Вы что, оглохли? Или вы не врубаетесь в то, что происходит?
Скоу отвечал ей невозмутимо и свысока:
– Вы сказали мне буквально следующее: профессор Теннант и профессор Вайс посетили скорбящую вдову профессора Филдинга и выгуляли ее собаку. Профессор Вайс поцеловала профессора Теннанта, перед тем как уехать к себе домой в такси.
Гели закрыла глаза и попыталась справиться с душившей ее яростью.
– Теннант перед отъездом загнал свою машину в гараж Филдинга и закрыл дверь. Вне сомнения, он что-то забрал из дома – и не хотел, чтобы мы узнали, что именно.
– Вполне вероятно, – согласился Скоу. – Но вы же сами доложили – теперь они разъехались по домам. В чем проблема?
– Мы ни черта не слышали, вот в чем проблема! Они блокировали все микрофоны – точно так же, как в доме Теннанта! И Вайс бросила свой «сааб» возле дома Теннанта, хотя было бы естественней, если в Теннант подбросил ее до своего дома и она уехала оттуда на собственном автомобиле. Вместо этого она вызвала такси. С какой стати? Не исключено, что Теннант планирует бегство. Не исключено, что он намерен предать гласности содержание проекта «Тринити». А может, он хочет сделать и то, и другое: удрать и связаться с прессой.
– Ваша паранойя ему еще и не такое припишет.
– Риттер подслушал часть их разговора. Эта парочка обсуждала неприятные побочные действия магнитно-резонансной томографии.
– Ерунда! Побочные эффекты Супер-МРТ – этический конек Теннанта, он всем про это уши прожужжал. Плевать. С главными вещами это никак не связано.
– Но прежде они добрых десять минут о чем-то говорили – и мы не в курсе о чем. И Риттеру кажется, что в руке Теннанта он видел диктофон.
Скоу с досадой вздохнул.
– Что же, по-вашему, необходимо сделать?
– Обоих немедленно ликвидировать.
Аэнбэшник так и ахнул.
– Я не ослышался?
– Сами знаете, что не ослышались. Мы вынуждены предположить, что Вайс имеет исчерпывающую информацию о проекте «Тринити» и знает о подозрениях Теннанта относительно причины смерти профессора Филдинга.
– Профессор Вайс – никак не связанная с проектом законопослушная гражданка.
– Не хотите ликвидировать – разрешите мне допросить их… с пристрастием.
Ответом было долгое-предолгое молчание. Наконец Скоу сухо осведомился:
– Кто-либо из наших следует за такси с профессором Вайс?
– Риттер, мой лучший агент. Может запросто организовать несчастный случай.
Голос Скоу разом изменился, в нем появился металл:
– А теперь внимательно слушайте меня, Гели. Пусть ваш агент допасет профессора Вайс до ее дома и свернет слежку. При этом она его вообще не должна заметить. И чтоб он не смел и дыхнуть в ее сторону!
– Что-о-о?
– Я приказываю отозвать вашего пса. Далее. Вашей команде следовать за профессором Теннантом до его дома, оставить стандартного дежурного – и отдыхать.
У Гели дух захватило от возмущения.
– Под угрозой безопасность всего проекта! Налицо грубые нарушения секретности. Пустим дело на самотек – потеряем контроль над ситуацией… если мы его уже не потеряли!
– Мисс Бауэр, завтра президент Соединенных Штатов может пригласить Дэвида Теннанта в Овальный кабинет. Вы эту вероятность хорошо прочувствовали? Не исключено, что президент уже беседовал с Теннантом. Поэтому вам, милочка, следует немедленно успокоиться. Любым способом. Примите транквилизатор. Или трахнитесь. Не люблю быть грубым, но приходится. И последнее… Я тут в уютном кругу семьи. Поэтому беспокоить меня разрешаю лишь в том случае, если Теннант выйдет на связь с президентом – или кого-нибудь пристрелит на улице.
– Официально заявляю вам, что я категорически против такого легкомысленного решения.
– Ну и ладно.
– Я хочу поговорить с Годином.
– Это невозможно. Сейчас он вне пределов досягаемости.
– Где он?
– В Маунтин-Вью, разбирается с кризисной ситуацией.
– Он же был тут, в городе, еще во время ленча!
– Питер купил «Гольфстрим-5», чтобы летать, а не любоваться.
Гели слышала, как где-то далеко визгливо ссорятся сыновья Скоу, что-то бубнит телевизор.
– Боюсь, я не могу принять вашу оценку ситуации. Я не вправе игнорировать мои обязанности лишь потому, что вам не хватает мужества принять решение, необходимое для защиты проекта "Тринити".
– Вы совсем рехнулись? Сегодня вечером я дважды беседовал с Питером. Я отлично знаю, чего он хочет и чего он не хочет. Если вы сейчас позволите себе самовольные действия, даже ваш отец не спасет вашу задницу.
Если Гели прежде просто не любила Скоу, то теперь она его ненавидела.
Отключив связь, она тупо уставилась на экран компьютера, на котором по-прежнему высвечивался список личных вещей Филдинга. "Клык кобры". Какого дьявола этот нобелевский придурок держал у себя в кабинете клык кобры?
Надо было, как она и собиралась, сходить в камеру хранения и еще раз без спешки перебрать его личные вещи, но перепалка со Скоу настолько выбила ее из колеи, что Гели решила отложить на потом это нудное дело.
Она и прежде работала, имея самое приблизительное представление о сути проекта «Тринити». В армии ее научили не задавать вопросов. Там можно двадцать четыре часа в сутки охранять здание и не знать, что в нем – ядерные боеголовки или ящики с нижним бельем. Однако теперь у нее появилось неприятное ощущение, что она не знает слишком многого. Казалось, стержневая тайна «Тринити» держала мертвой хваткой всех и вся. Но вот критическая ситуация – а Гели приходится сидеть сложа руки. Когда надо срочно переговорить с Годином, он вдруг пропал с концами!
Загнанная в тупик, Бауэр связалась с Риттером и приказала ему снять слежку за Рейчел Вайс. Молчаливый молодой немец сейчас пригодится ей здесь, в центре безопасности. Скоу велел успокоиться? Что ж, она последует его совету. А способ быстро успокоиться Гели знала только один: перестать отдавать команды и на несколько минут подчинить себя мужчине.
Глава 10
Живительный сон без снов… Но, проснувшись, я тут же вспомнил мертвого Филдинга на полу его кабинета – и сердце дико заколотилось. Солнце било через щель между занавесками. Ночь пережил, слава Богу. Я хлопнул радиобудильник по макушке и заткнул его пронзительные вопли.
Президент так и не позвонил. Я проверил автоответчик – на случай если я спал слишком крепко. Ни одного сообщения. Стараясь гнать мрачные мысли, на которые наводило молчание президента, я позвонил Лу Ли. Автоответчик. Все еще голосом Эндрю. И шутливым тоном. Я быстро повесил трубку. Будем надеяться, что смекалистая вдова Филдинга к настоящему моменту уже по меньшей мере в сотне миль от Чапел-Хилла. Я зашел в ванную, щелкнул за собой замком и начал торопливо бриться.
Вчера, когда я вернулся от Лу Ли, возле моего дома стоял автомобиль наблюдения. Как только я подъехал, аэнбэшники тут же смылись. Забрав из машины все компрометирующие вещи, я зашел в дом и позвонил Рейчел. Все в порядке, она добралась без приключений. Два часа я лежал одетый на кровати с открытыми глазами, мучительно прислушиваясь: вломятся или не вломятся? Размышлял я и о карманных часах Филдинга. Тусклое исцарапанное золото корпуса, желтый циферблат с римскими цифрами… "Не часы, – сказала Лу Ли. – Брелок". Как-то я поинтересовался у Филдинга, что это за кристалл на конце цепочки. Тот ответил: подарил тибетский монах из окрестностей Лхасы – мол, камушек гарантирует безупречную память. Филдинг почему-то очень смеялся, рассказывая это. Тогда смысл шутки до меня не дошел. Теперь я его вдруг понял.
Президент так и не позвонил. Я проверил автоответчик – на случай если я спал слишком крепко. Ни одного сообщения. Стараясь гнать мрачные мысли, на которые наводило молчание президента, я позвонил Лу Ли. Автоответчик. Все еще голосом Эндрю. И шутливым тоном. Я быстро повесил трубку. Будем надеяться, что смекалистая вдова Филдинга к настоящему моменту уже по меньшей мере в сотне миль от Чапел-Хилла. Я зашел в ванную, щелкнул за собой замком и начал торопливо бриться.
Вчера, когда я вернулся от Лу Ли, возле моего дома стоял автомобиль наблюдения. Как только я подъехал, аэнбэшники тут же смылись. Забрав из машины все компрометирующие вещи, я зашел в дом и позвонил Рейчел. Все в порядке, она добралась без приключений. Два часа я лежал одетый на кровати с открытыми глазами, мучительно прислушиваясь: вломятся или не вломятся? Размышлял я и о карманных часах Филдинга. Тусклое исцарапанное золото корпуса, желтый циферблат с римскими цифрами… "Не часы, – сказала Лу Ли. – Брелок". Как-то я поинтересовался у Филдинга, что это за кристалл на конце цепочки. Тот ответил: подарил тибетский монах из окрестностей Лхасы – мол, камушек гарантирует безупречную память. Филдинг почему-то очень смеялся, рассказывая это. Тогда смысл шутки до меня не дошел. Теперь я его вдруг понял.