– Можно вас перебить, сэр?
   Годин посмотрел на нее извиняющимися глазами.
   – Прости, Гели, заболтался старик. Так легче справляться с болью.
   – Нет, мне интересно. Но я хочу вам кое-что сказать.
   – Да?
   – Не доверяйте Джону Скоу. Это он приказал Рави Нара убить вас. Скоу считает, что проект «Тринити» потерпит неудачу, и планирует всех собак навесить на вас.
   Годин слабо улыбнулся.
   – Знаю. И уверен, что твой отец тоже участвует в заговоре против меня.
   – Почему же вы ничего не предпринимаете?
   – Как только компьютер преодолеет порог тринитизации, все мои враги будут бессильны против меня. А до тех пор я уповаю на твою защиту.
   – Но если вы не доверяете им, почему вы не замените их другими людьми?
   – Этих я знаю как облупленных, и они предсказуемы. Нетрудно предугадать, в какой именно момент они предадут и почему. Алчность любого рода делает человека предсказуемым. Увы, человек и по сию пору живет грубыми инстинктами.
   – А как насчет меня? Почему вы так безоглядно доверяете мне? Потому что платите по-царски?
   – Нет. Я наблюдаю за тобой вот уже два года. Знаю, что ты ненавидишь отца, и знаю почему. Знаю, что ты делала в Ираке. Ты никогда не уклонялась от трудной или грязной работы и никогда не предавала честь мундира – в отличие от твоего отца. Мне известно и то, что ты меня уважаешь и мной восхищаешься. Мы с тобой родственные души, ты и я. У меня нет дочери, а у тебя, в определенном смысле, нет отца. И мой инстинкт подсказывает мне, что если генерал Бауэр явится сюда, чтобы убить меня, ты без колебания остановишь его пулей.
   Гели спросила себя: так ли это?
   Ответа она не знала.
   – Зачем же вы наняли нас обоих – зная, что мы как кошка и собака?
   – Когда Хорст впервые рассказал мне о тебе, я решил, что он мечтает поправить ваши отношения. И хотел этому посодействовать. Я был не прав. Твой отец не хочет мира.
   Рука Гели рванулась к пистолету: дверь герметичной Шкатулки начала с шипением открываться. В помещение вошел Джон Скоу – ни пылинки на дорогом костюме, ни один волос не выбивается из аккуратной прически. Он нисколько не напоминал затравленного человека, который не ведает, что с ним завтра станет.
   – Привет, Гели. Опусти пушку, свои.
   Синие глаза Година впились в аэнбэшника.
   – Обыщи его, Гели.
   Гели грубо толкнула Скоу к стене и проверила с ног до головы.
   – Чистый.
   – Приятно, – сказал Скоу. – А можно теперь тебя пощупать?
   Гели задавалась вопросом, что Скоу затевает. Раз он осмелился сюда явиться, значит, он уже заручился поддержкой на самом верху.
   – Привет, Питер, – повернулся Скоу к Годину. – Наши дела осложнились еще больше. Теннант вышел на прессу.
   Лицо Година исказилось судорогой. Сейчас, когда боль немного отпустила, Гели видела, что Годин опять владеет всеми мышцами лица – паралич оказался временным. Прожигая Скоу энергичным взглядом, он приказал:
   – Рассказывайте подробно, что натворил Теннант.
   – Он убежал из больницы «Хадасса» и с компьютера в какой-то иерусалимской забегаловке разослал по электронной почте обращение к разным органам печати и научным институтам во всем мире. Он рассказал все, что ему известно о «Тринити», а также о смерти Филдинга и об охоте за ним самим. Словом, ни о чем не умолчал, вывалил на общественное обозрение все полностью.
   Годин устало прикрыл глаза.
   – Теннант выболтал подробности технологии?
   – Ровно столько, сколько нужно, чтобы все ему поверили. Но даже этой общей информации достаточно странам типа Японии, чтобы развернуть соответствующий проект и года за три построить собственный «Тринити». Хуже того, Теннант сообщил, где находится наша тайная лаборатория. Я понятия не имею, как он узнал о Белых Песках. Скорее всего, от Филдинга.
   Годин глубоко вздохнул.
   – Упустил я Теннанта в свое время, моя вина! Нужно было больше с ним беседовать по душам, заранее перетянуть на свою сторону… Да, тут я сплоховал.
   Скоу подошел ближе к кровати. Гели держала руку на пистолете. Даже от безоружного Скоу можно было ожидать любого сюрприза.
   – Мы в крайне затруднительном положении, Питер. Вот что я советую…
   – Мне твои советы до одного места! – пробормотал Годин, пытаясь приподняться на кровати. – Ты на меня с самого начала смотрел как на дурачка, которым можно вертеть по своему усмотрению. Скоро убедишься, насколько ты был не прав!
   Годин дотянулся до одного из телефонов на прикроватной тумбочке и нажал на его единственную кнопку.
   – Кому вы звоните? – все еще самоуверенно спросил Скоу.
   – Сейчас узнаешь. Алло, это Питер Годин. Я должен поговорить с президентом. Неотложный вопрос национальной безопасности. А-а, код… Семь-три-четыре-девять-четыре-ноль-два. Да, жду.
   Скоу побледнел.
   – Питер…
   – Заткнись.
   Годин взглядом приказал Гели удвоить бдительность и затем произнес энергичным и властным голосом:
   – Господин президент, это Питер Годин беспокоит.
   Гели повидала на своем веку командиров разных рангов, да и ее отец был прирожденным начальником. Но впервые она слышала такую величаво-спокойную интонацию. Годин говорил с президентом как с равным.
   "Здравствуйте, господин президент, вас беспокоит Альберт Эйнштейн двадцать первого века".
   Годин несколько секунд выслушивал президента, затем начал детально аргументировать, зачем ему понадобилась вторая, тайная лаборатория в Белых Песках. По его словам, более чем год назад служба безопасности доложила ему, что в Северной Каролине кто-то саботирует проект «Тринити» и, возможно, продает тайны иностранной разведке. Обратиться за помощью к ФБР или ЦРУ означало расширить круг посвященных и увеличить риск утечки информации. Да и само расследование отвлекло бы ученых и замедлило темп работ. Поэтому Годин использовал собственные деньги и связи для создания второй лаборатории. Тогда же он доверил поиск вредителя Джону Скоу, но теперь он выяснил, что сам Скоу давно замешан в темных делах.
   Президент задал еще несколько вопросов, на которые Годин отвечал так же уверенно и без запинки. Насколько ему известно, Эндрю Филдинг умер от обычного инсульта, хотя преднамеренное убийство не исключено. А Дэвид Теннант, психическое здоровье которого было уже подорвано неврологическими последствиями суперсканирования, после смерти друга окончательно потерял контроль над собой. Будет сделано все возможное, чтобы помочь Теннанту вернуться в норму…
   Упреждая дальнейшие расспросы, Годин сообщил президенту, что не пройдет двенадцати часов, как «Тринити» заработает. Судя по всему, компьютер даже превзойдет все ожидания – и в военном отношении, и как прорыв в сфере создания искусственного интеллекта.
   Это резко изменило тон беседы.
   Филдинг, Теннант и подпольная лаборатория в Белых Песках – все становилось несущественным и отступало на второй план, раз Годин передавал в руки президенту невообразимую власть над миром, а заодно и бессмертную славу государственного мужа, благодаря мудрости и отваге которого стратегически важный проект был доведен до победного конца.
   Завершая беседу, Годин разговаривал с президентом уже не как с равным, а даже немного свысока. Правда, напоследок ему пришлось выслушать что-то неприятное – его лицо явно напряглось.
   – Да, сэр, конечно. Я понимаю. Ваш приказ будет выполнен незамедлительно.
   Повесив трубку, он насмешливо уставился на Скоу.
   – Что, поражены? Я с президентами на дружеской ноге давно, начиная с Линдона Джонсона.
   – Что Мэттьюс сказал в конце? – хрипло спросил Скоу.
   – Просил временно остановить работу – в целях успокоения растревоженной американской общественности.
   – Боится средств массовой информации.
   – Да. Ивэн Маккаскелл уже вылетел к нам. Они спешно сколачивают чрезвычайную комиссию по надзору. А позже подключится сенатский комитет по делам разведки.
   – Что вы намерены делать? – спросил Скоу. – Действительно остановите работы?
   Годин отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Глядя на предателя-аэнбэшника с нескрываемой ненавистью, Годин сказал Гели:
   – Если эта гнида хоть что-то предпримет без моего разрешения, раздави его как вредное насекомое.
   Кровь отлила от лица Скоу.
   – А теперь, – сказал Годин, обращаясь к Скоу, – иди к посадочной полосе. Генерал Бауэр вот-вот прибудет. Встречай дружка.
   Мороз продрал Гели по спине. "Вот-вот прибудет"!
   – Гели, поведение твоего отца нетрудно просчитать, – сказал Годин. – Как только Теннант оповестил весь мир о «Тринити», Хорст тут же запаниковал. И уже через пять минут продал меня: позвонил в Белый дом и начал клясться и божиться, что участок в Белых Песках я выпросил у него под ложным предлогом, что он ни сном ни духом не знал о «Тринити» и так далее. Сейчас, естественно, он метнется сюда, чтобы взять лабораторию под свой контроль. А может, сам президент приказал ему с помощью военной силы гарантировать прекращение работ.
   – Что передать генералу? – спросил Скоу.
   – Что любая попытка воспрепятствовать работе опытного образца «Тринити» приведет к возмездию в невообразимом масштабе.
   Скоу прищурился.
   – Вы что имеете в виду, Питер?
   – Просто напомни генералу то, что ему известно из долгого опыта общения со мной.
   – А именно?
   – Что я никогда не блефую!
   Скоу посмотрел в глаза Гели, потом на дуло ее поднятого пистолета.
   – Пошел вон, – прохрипел Годин.
   Скоу повернулся и вышел из Шкатулки.
   – Зачем вы его отпустили? – возмутилась Гели. – Давайте я хотя бы запру этого гада в его кабинете!
   – Нет, теперь он нам навредить не может.
   – В одиночку – да. А в союзе с моим отцом?
   Годин только криво усмехнулся, словно хотел сказать, что время мелких беспокойств закончено.
   – Соедините меня с Левиным во Вместилище.
   Гели поднесла трубку к уху старика.
   – Левин? Слушайте внимательно. Час пробил.
   Чуткие уши Гели слышали голос в трубке.
   – Вы уверены, сэр? Нейрослепок Филдинга пока что на восьмидесяти одном проценте.
   – Мой нейрослепок закончит дело и справится с последними трудностями, – сказал Годин.
   Левин в трубке молчал. Затем взволнованно спросил:
   – Конец, да?
   Серые губы повиновались Годину с трудом.
   – Не совсем. Но думаю, вот так мы с тобой говорим в последний раз. Готовься к незваным гостям.
   – Мы готовы. Я слышал разговоры солдат снаружи. Они говорят, скоро прибудет генерал Бауэр, чтобы все взять под свой контроль.
   Годин закашлялся.
   – Помни, Зак… для меня отныне нет конца. Мой конец – мое начало!
   – Было большой честью работать с вами, сэр. И как только вы достигнете состояния «Тринити», я снова буду рад служить вам не за страх, а за совесть.
   Годин закрыл глаза.
   – До скорого свидания, мой друг.
   Вешая трубку, Гели прикидывала, как скоро появится ее отец. До форта Уачука всего лишь триста миль…
   Тут она вздрогнула – рука Година коснулась ее запястья.
   – Ты понимаешь, что происходит?
   – Да, сэр. Левин выгружает нейрослепок Филдинга и загружает в компьютер вас. Примерно через час вы станете компьютером «Тринити». Или наоборот.
   Годин устало кивнул. События последних минут окончательно утомили его. Дышать ему становилось все труднее.
   – Питер, но что это вам даст? – взволнованно спросила Гели. – Даже если «Тринити» будет работать безупречно, достаточно щелкнуть выключателем – и все, вы проиграли. А если к выключателю не подойти, достаточно перерубить электрокабель.
   – Скоу, вероятно, сейчас именно этим и занят: ищет выключатель или место, где можно перерубить кабель. Но у него ничего не выйдет.
   – Мой отец прилетит с солдатами и всей необходимой техникой. Против него вам не выстоять.
   Годин лежал с закрытыми глазами, однако в его шепоте звучала неодолимая сила:
   – Не беспокойся. Возможно, тебе не придется стрелять в американских солдат.
   Внутри у Гели все кипело. Старик попросту не понимает, что такое современная армия. Железобетонное Вместилище кажется ему надежным. Но Хорсту Бауэру доводилось за секунду уничтожать цели куда круче!
   – Эх, пожить бы еще, чтоб досмотреть спектакль до конца! – пробормотал Годин. – Гели, держи оружие наготове.
   Она села на пол, привалилась спиной к стене и нацелила «вальтер» на прозрачную дверь.

Глава 36

   Иерусалим
   Стоило мне назваться у входа в штаб-квартиру МОССАДа, как нас с Рейчел буквально затащили внутрь. Тщательно обыскали, деньги и документы конфисковали, потом заперли нас в белой комнате, где были только деревянный стол и три привинченных к полу стула.
   Через пару минут вошел офицер в штатском и спросил, зачем мы к ним пришли. Я сказал, что буду говорить только с высшим руководством. Офицер настаивал на ответе, но я упрямо молчал. Офицер вышел и запер дверь за собой. Минут сорок нас никто не тревожил.
   За все это время Рейчел не сказала ни слова. Было очевидно, что тут кругом микрофоны, которые фиксируют любой шорох. Хотя я торопился в Нью-Мексико, на меня вдруг снизошел покой. Я знал, что мне делать, и чувствовал, что все должно получиться; теперь можно временно расслабиться. Рейчел, казалось, угадала мое настроение и положила свою руку на мою, чтобы моя энергия и мой покой перетекли в нее.
   Наконец дверь открылась, и вошел невысокого роста мужчина с седым ежиком, на вид лет пятидесяти. Одет он был странно для большого начальника – в запыленном комбинезоне цвета хаки и видавших виды грязных армейских высоких ботинках. Однако поразительно цепкие глаза и уверенные движения выдавали человека, облеченного немалой властью и привыкшего командовать.
   – Дэвид Теннант, – сказал он, справляясь с данными в своей папке. – Врач, писатель – и в розыске как террорист, который грозится убить президента США. В последнюю неделю вы в Америке своего рода звезда. Чем обязан честью?
   – Вы принадлежите к руководству МОССАДа?
   – Я глава организации, генерал-майор Авнер Кински.
   – Я думал, вы сейчас в Тель-Авиве.
   – Я прямо из Вифлеема. Там этим утром был взрыв. Очередной террорист-самоубийца.
   – Мои соболезнования.
   – Спасибо. – Кински улыбнулся одними губами. – Ну, так зачем же вы к нам явились?
   – Мне нужна ваша помощь.
   – В каком деле?
   – Я хочу вернуться в США. Тайно и как можно быстрее.
   Мой ответ его ошарашил. Хотя было очевидно, что генерал не из тех, кого можно чем-то удивить.
   – Почему вы хотите вернуться в Соединенные Штаты? Вас там ожидает довольно холодный прием.
   – Зачем – это мое дело.
   Руководитель МОССАДа откинулся на спинку стула, почти насмешливо щурясь на меня.
   – Куда именно вы желаете попасть?
   – Белые Пески, Нью-Мексико.
   – Занятно. Вы в курсе, что правительство моей страны попросили взять вас под стражу?
   – Да, догадаться было нетрудно.
   – Мое правительство, как правило, сотрудничает с руководством США.
   – "Как правило" не означает «всегда». Особенно если дело касается новых видов оружия и передовых технологий.
   Генерал хмыкнул и наклонился вперед, с вызовом глядя мне в глаза.
   – Вы улизнули от "Шин Бет" в больнице «Хадасса», а затем добровольно пришли сюда, прямо в мои руки. Почему?
   – Я был уверен, что вы мне поможете.
   Кински покачал головой.
   – Слишком петлистый путь к цели. Что вы делали в промежутке между бегством из больницы и явкой сюда?
   – Об этом вы узнаете немного позже.
   – Хотел бы знать прямо сейчас.
   – Увы.
   – Скажите-ка мне вот что, профессор… Вы действительно намерены убить американского президента?
   – Похож я на убийцу?
   Кински пожал плечами.
   – Я всяких убийц повидал. И ни у одного не написано на лице, что он убийца. Женщины. Мальчики. Улыбчивые подростки. Немощные старики. А у вас однозначный вид фанатика.
   – Тем не менее я по натуре не убийца.
   – И все-таки убивали, видно по вашим глазам.
   – В порядке самозащиты.
   Глава МОССАДа закурил сигарету и глубоко затянулся.
   – Ладно, мы отклонились от главного. Почему вы думаете, что я помогу вам тайно вылететь в Америку?
   – У меня есть нечто для вас очень и очень ценное.
   Темные глаза заинтересованно сузились.
   – Подались в бизнесмены?
   – Просто знаю, как делаются дела в этом не лучшем из миров.
   Наклонившись к генералу, я продолжал:
   – В США существует секретный военный проект под кодовым названием «Тринити». Работы над ним ведутся уже в течение двух лет и в самые ближайшие часы завершатся созданием оружия такой мощи, какого земля еще не знала. В обозримом будущем вряд ли в ваши руки попадет человек, которому известно об этом оружии больше, чем мне.
   Израильтянин задумчиво поводил нижней челюстью.
   – Вы не очень удивились – стало быть, про «Тринити» уже кое-что знаете. Тем лучше. Я один из шести человек, которые имели доступ к каждой детали рабочего процесса, начиная с первого дня работ. Надзирать за проектом я был назначен лично президентом. Таким образом, есть два варианта ваших действий. Вы можете держать меня у себя и пытками выудить из меня всю информацию. Но довольно много людей знают, что я в Израиле, в том числе и президент. Поэтому заварится нехорошая каша. Второй вариант: вы поможете мне добраться до Белых Песков, а на борт самолета посадите любых ученых, и я расскажу им все, что знаю про «Тринити». – Я откинулся на спинку стула. – Ну, как вам мое предложение?
   Кински выпустил облачко дыма изо рта. Вид у него был невозмутимый, но я понимал, что мои слова должны были произвести сильное впечатление.
   – Характеристики оружия?
   – Искусственный интеллект. «Тринити» превратит ваши новейшие из новейших суперкомпьютеров в бесполезную груду металлолома. Они будут все равно что бипланы рядом со сверхзвуковым лайнером. К тому же «Тринити» способен молниеносно взламывать любые шифры. И это только начало. Возможности «Тринити» чудовищны и безграничны. Вот почему я так спешу, генерал.
   Кински сделал еще затяжку, затем встал и сказал с одобрительной улыбкой:
   – Отчаянный вы малый, профессор Теннант!
   – Ну так что?
   – Считайте, что билет на самолет у вас в кармане.
* * *
   Белые Пески
   Стрельба у Вместилища началась еще за пять минут до того, как приземлился самолет генерала Бауэра. Кровь быстрее побежала по жилам Гели. Она была в своей стихии. Если ждешь неизбежного боя – большое облегчение, когда он наконец начинается. В каждом выстреле Гели слышала упоительную ярость стрелявшего. В одиноких хлопках есть вялость, только в настоящем сражении оружие наливается правильным звуком.
   Годин резко очнулся и нажал кнопку, поднимающую изголовье кровати.
   – Ваш отец, похоже, приказал своим солдатам занять Вместилище еще до его прилета.
   Гели прикидывала, что делать, если группа захвата ворвется в больничный ангар. Как в одиночку защитить Година?
   – Ваш технический персонал вооружен? – спросила она.
   – Разумеется.
   – Против обученной группы под выверенным и решительным командованием они долго не продержатся.
   – О, Гели, тут тебя ожидает приятный сюрприз!
   – Сэр, я знаю, о чем говорю. Если…
   – Который час? – перебил ее Годин. – Как долго я спал? Левин звонил?
   – Вы спали не очень долго, и никто не звонил. Ваш нейрослепок загружен более часа назад. Кстати, почему загрузка занимает столько времени?
   – Сперва нужно сохранить и выгрузить предыдущий нейрослепок, затем новая, только что загруженная модель проходит период привыкания – так сказать, акклиматизации в компьютерном состоянии. Это похоже на постепенное возвращение в сознание после инсульта. Мозг должен свыкнуться, что у него больше нет тела.
   – Время в каждом случае одинаковое?
   – Нейрослепок Теннанта «психовал» и не мог освоиться с новым состоянием больше часа. Филдинг успокоился и занялся делом уже через тридцать девять минут. Но следует добавить, что в то время система функционировала только на пятьдесят процентов.
   Телефон зазвонил. Это был Левин. Он тяжело дышал, в трубке были слышны крики и выстрелы вдалеке. Выслушав доклад главного инженера, Годин сказал:
   – Спасибо, Зак. Удачи тебе.
   Пока Гели вешала трубку, Годин сообщил ей с довольной улыбкой:
   – Мой нейрослепок полностью освоился в компьютере и теперь решает последние проблемы – в том же лихом темпе, что и нейрослепок Филдинга!
   – И когда, по-вашему, он доведет дело до конца?
   Телефон зазвонил опять. На сей раз это был Джон Скоу. Годин отказался говорить с ним.
   – Гели, – жестким голосом сказал Скоу, – транспортный самолет твоего отца только что приземлился. Генерал обеспечен серьезной огневой мощью. Перестрелка, которую ты слышала пару минут назад, лишь прелюдия. Если кто-нибудь не убедит Година одуматься и отдать приказ Левину и прочим сдаться, то Вместилище будет разрушено до основания вместе с компьютером. Генерала Бауэра в этой ситуации материальный ущерб не пугает.
   – Я передам ваше сообщение.
   Она повесила трубку. Годин выжидательно смотрел на нее.
   – Скоу говорит, что мой отец взорвет Вместилище, если вы не прикажете техперсоналу уйти оттуда подобру-поздорову.
   Лицо старика передернулось болезненной судорогой.
   – Уверен, он не сделает этого до разговора со мной.
   – Что ему известно про "Тринити"?
   – Я ему сказал, что работаю над созданием искусственного интеллекта. Без подробностей. Но, зная меня не первый год, он прекрасно понял, что я и на этот раз не пустяками занят. А детали его, собственно, и не интересовали; довольно того, что я платил бешеные деньги за приют на подвластной ему территории.
   – Чтобы не слететь со своего поста, мой отец на что угодно пойдет. Если президент дал приказ блокировать работу компьютера, а единственный способ сделать это – сровнять Вместилище с землей, генерал и секунды не будет колебаться. Сколько людей при этом погибнет, ему наплевать. Поверьте, я его знаю.
   Дверь Шкатулки стала с шипением открываться. За ней стоял Хорст Бауэр. Гели, сжимая «вальтер» в обеих ладонях, целилась в собственного отца.
   – Не сомневался, что наши с тобой отношения приведут к чему-то в этом роде, – криво улыбаясь, сказал генерал Бауэр. – Дай мне хоть войти. Побеседуем.
   Годин кивком разрешил впустить генерала.
   В пятьдесят пять ее отец мало отличался от себя тридцатилетнего. Поджарый, мускулистый, без единого седого волоса в белокурых волосах, серые колючие глаза, взгляд которых мог поставить на место любого, невзирая на чин и ранг. Сейчас на генерале был парадный костюм со всеми регалиями – не иначе как после аудиенции у руководителя президентской администрации, подумала Гели.
   Генерал Бауэр подошел к кровати и, встретившись глазами с Годином, сказал:
   – Сэр, президент велел вам остановить все работы. Если вы приказали персоналу подчиниться президенту, то довожу до вашего сведения: они не только игнорировали ваш приказ, но и оказали вооруженное сопротивление моим солдатам. Они забаррикадировались во Вместилище и ведут огонь по моим ребятам. У меня уже двое убитых и пятеро раненых. Если же они ведут себя так с вашего ведома, то я требую: прикажите людям сложить оружие и покинуть бункер. В случае отказа подчиниться – с вашей или с их стороны – я буду вынужден применить силу.
   Годин молча смотрел на генерала Бауэра. Гели чувствовала, что ее отец говорит исключительно для микрофонов. Годин, вне сомнения, тоже это понимал. Глазами генерал говорил ученому совсем другое.
   – Профессор Годин, ваше состояние позволяет вам понимать мои слова?
   Возможно, генерал и в самом деле полагал, что Годин не в себе и уже не контролирует ситуацию. Тому, кто видел Година в подобном состоянии впервые, было трудно преодолеть шок и понять, что в этом жалком теле все еще живет могучий дух.
   – Мой персонал, – произнес Годин после длинной паузы, – получил приказ продолжать работу во что бы то ни стало, не реагируя на телефонные звонки. Даже мои. Им запрещено снимать трубку.
   – В этом случае я вывезу вас наружу, к Вместилищу, – сказал генерал, – и команду прекратить сопротивление вы отдадите по мегафону.
   Годин слабо улыбнулся, словно он наслаждался этой сложной игрой со своим тайным сотрудником.
   – Генерал, да будет вам известно, Вместилище непроницаемо для звука извне. У него железобетонные стены, собственная система водоснабжения и вентиляции плюс собственные электрогенераторы. Оно полностью автономно.
   – Ваш бункер с компьютером я могу превратить в пыль за пару секунд! – отрезал Бауэр. – Как раз сейчас мои саперы закладывают взрывчатку. Это пока что мягкий вариант. Президент не хочет уничтожения компьютера; но если вы откажетесь сотрудничать, у меня не останется выбора, и я без колебания уничтожу Вместилище одной ракетой.
   Угроза, казалось, подействовала на Година.
   – Я жду звонка от главного инженера проекта, – сказал он. – Посмотрим, что я смогу сделать.
   Генерал покосился на Гели, которая по-прежнему держала его под прицелом, вздохнул и сел на стул у кровати.
   – Слушайте, Питер, что вы тут построили, а?
   – Самый мощный из когда-либо существовавших компьютеров.
   – Стало быть, в своем обращении к общественности профессор Теннант ничего не преувеличил?
   – Тут что ни скажи – все мало!