Айлс Грег. Смерть как сон

   – На пару слов, – бросил он ей.
   Венди молча поднялась и пошла за ним. Я не слышала их короткого разговора. Видела лишь, что Beнди слушает внимательно и напряженно. Затем Кайсер вернулся ко мне, а Венди отошла в дальний конец бара.
   – Как-то некрасиво получилось, – заметила я. – Что вы ей сказали?
   – Что мне нужно поговорить с вами в отсутствие Ленца.
   – А-а... Надеюсь, вы в курсе, что она вами всерьез увлечена?
   – Я никогда этого не поощрял.
   – А ей от этого легче?
   Кайсер поджал губы и принялся внимательно изучать меню.
   – Она славная девочка, не размазня. Переживет, никуда не денется, – пробормотал он наконец и поднял на меня глаза, в которых как будто таилось нечто большее, чем он сейчас сказал. Я отметила, что под глазами у него пролегли четкие тени. Это от усталости...
   – Ну хорошо, – сдалась я. – Итак, о чем речь?
   – Кстати, это всего второе наше свидание, – заметил он. – Может быть, дела подождут?
   Я не заметила улыбки на его лице, но поняла, что это у него такие шутки, и усмехнулась:
   – Перестаньте. Для чего мы все-таки уединились?
   – Как я уже сказал, мне нужно с вами поболтать. Без свидетелей. Без Ленца и Бакстера, если уж на то пошло. У меня такое ощущение, что мы идем по чужой лыжне. Человек, с которым мы пытаемся соревноваться, бежит впереди нас. Далеко впереди.
   Я заглянула ему в глаза и увидела в их глубине настоящую тревогу.
   – Так, поняла. На чем основано ваше предположение?
   – Трудно объяснить. Наитие. Мне вся эта ситуация очень не нравится. И я чувствую, что нужно что-то срочно делать.
   – Что именно?
   – Ну, для начала... хотя бы что-нибудь заказать.
   Кайсер поднял руку, и к нашему столику мгновенно подскочил официант. Мы добавили к уже сделанному заказу еще один омлет, апельсиновый сок и кофе с молоком. Как хорошо чувствовать себя дома! Машинально оглядевшись, я наткнулась взглядом на Венди, которая сидела в отдалении и старательно смотрела в другую сторону.
   – А если Бакстер узнает, что мы тут с вами шушукаемся как заговорщики?
   – Бакстер не узнает.
   – Нет, но если бы узнал? Ему бы это вряд ли понравилось, не так ли?
   – С чего вы взяли? Он мне доверяет. До известной степени. Впрочем, ему, конечно, не понравилось бы то, что я сейчас скажу.
   – Интересно...
   – Вам приходилось когда-нибудь таскать с собой оружие?
   – И не раз.
   – Автоматическое или револьвер?
   – И то и другое.
   – Я хотел бы одолжить вам пистолет. Что скажете?
   – А что сказал бы на это Бакстер?
   – Он был бы против и спустил бы на меня всех собак из департамента внутренних расследований.
   – Так зачем вы идете на это?
   – Вы в опасности, Джордан. Если наш приятель захочет добраться до вас, он завалит Венди прежде, чем вы обе успеете почуять неладное. А когда Венди выйдет из игры, вы останетесь с ним один на один. В этой ситуации пистолет в кармане окажется нелишним.
   – И я убью его?
   – А вы сумеете?
   – Если он на моих глазах застрелит Венди? Можете не сомневаться!
   – А если по-другому? Если он просто оглушит Венди и попытается затащить вас в свою машину? Вы будете стрелять?
   Мне вдруг стало неуютно, словно Кайсер предсказывал то, что случится на самом деле.
   – Я сделаю все, чтобы спастись.
   Кайсер буравил меня глазами как на допросе.
   – Вам когда-нибудь приходилось стрелять в человека?
   – В меня стреляли. И знаете, Джон, давайте оставим эту тему.
   – У вас, судя по всему, была интересная работа.
   – Не соскучишься.
   – А что случилось? В какой-то момент перегорели пробки?
   Я скосила глаза в сторону Венди. Та сидела к нам спиной, а лицом к двери. Славная девочка... Она нравилась мне все больше. В ее жизни событий, пожалуй, поменьше, но она отдается своей работе со страстью, какая была во мне самой лишь в молодости...
   – Именно.
   – И поэтому вы решили на время переквалифицироваться в метеофотографа?
   – Да.
   – Это от безысходности или просто подвернулся случай воплотить давнюю мечту?
   – Второе. – Я подняла на него глаза. – Впрочем, не уверена, что довела бы начатое до конца, даже не случись того происшествия в Гонконге. Я ждала от этой книги большего, если честно.
   – Чего именно?
   – Сама не знаю.
   Принесли наш заказ, но мы продолжали смотреть друг на друга.
   – Можно личный вопрос? – спросил он.
   – Попробуйте.
   – Вы когда-нибудь были замужем?
   – Ни разу. Вас это удивляет?
   – Пожалуй. В Америке не много найдется привлекательных женщин, которые ухитрились дожить до сорока и ни разу не побывать в роли жены.
   – Другими словами, в чем моя проблема? Вы это хотели спросить?
   Кайсер рассмеялся.
   – Угадали.
   – А вы в самом деле полагаете, что я могла бы составить счастье мужчины?
   – Я в самом деле так полагаю.
   – Ну что ж, ваше мнение разделяли многие. Но на меня удобно любоваться издалека.
   – А вблизи?
   – Вблизи я не такая, как все.
   – Что с вами не так?
   – Вообразите ситуацию. Я знакомлюсь с парнем. Симпатичным, успешным, независимым. Пусть он будет частным врачом. Или журналистом. Или брокером на бирже. А лучше голливудским актером. Впрочем, не важно. Он влюбляется в меня, ему кажется, что он жить без меня не может. Еще бы! Я не самая страшная из женщин. К тому же моя профессия фотографа многим почему-то представляется чем-то гламурным, богемным. Мы начинаем встречаться. Он хвастается мной перед своими друзьями. Взаимное влечение все нарастает. Наконец мы становимся любовниками.
   – Дальше происходит что-то не то?
   – Вот именно! Через месяц, а то и через неделю, меня отправляют в командировку. В Афганистан, в Боснию, в Египет. И не на конкурс "Мисс Вселенная". Я знаю, что буду вынуждена целый месяц рыть землю носом. И хорошо, если только месяц. А у моего парня тем временем заключается выгодная сделка и он хочет, чтобы на званом ужине я выгодно оттеняла его в глазах делового партнера. Или Американская киноакадемия раздает очередных "Оскаров" и он волнуется, его надо поддержать, побыть с ним.
   – И что же?
   – Я выбираю командировку. Не колеблясь. Собираю шмотки – и в аэропорт. И тогда парень наконец сознает, с кем связался. И линяет, пока все не зашло слишком далеко. Я его понимаю.
   – Почему обязательно линяет?
   – Потому что во всех мужчинах есть ген превосходства.
   – Чего-чего?
   – Вы слышали. Им необходимо быть выше. Необходимо, чтобы женщина им принадлежала. Когда они влюбляются и дают волю своим фантазиям, то это их фантазии, а не мои. И реальность часто их разрушает. Одним не нравится, что у меня заработок выше. Другим – что я уделяю своей работе больше внимания, чем их пирушкам и друзьям. Третьим – сам факт наличия у меня собственного мнения, которое я всегда отстаиваю. Не отстаиваю даже, а просто следую ему, невзирая ни на что. Вы поймите, Джон, я вам не жалуюсь на свою горькую судьбу – просто объясняю.
   – Я зарабатываю шестьдесят восемь тысяч в год, – обронил вдруг Кайсер. – Мне известно, что ваш доход существенно выше.
   – Откуда вам это может быть известно?
   – Я видел вашу налоговую декларацию.
   – Что?!
   – Мы перетрясли всю вашу жизнь точно так же, как делаем это сейчас с жизнью Уитона со товарищи. Пусть вас это не шокирует, нам необходимо было исключить вас из числа подозреваемых.
   – Великолепно...
   – Итак, продолжим. Я не считаю, что ваша работа ценнее и привлекательнее моей. А если вы сами считаете иначе, меня это ни в коей мере не задевает. – Он наконец взял в руки вилку и ковырнул омлет. – Верите?
   – Верю.
   – И я знаю, что не являюсь для вас пупом земли.
   – Вот уж тут вы правы.
   – Меня это тоже не беспокоит.
   Я внимательно слежу за тем, как он сдабривает свой омлет острым соусом. Взгляд его непроницаем.
   – Послушайте, Джон, к чему вы клоните?
   – Вы знаете.
   – М-да... Даже не представляю, что и ответить.
   Он улыбнулся:
   – Собственно, я не за этим сюда приходил. Впрочем, даже рад, что сказал. И еще... Мне очень жаль, что вы оказались втянутой в это дело... Что с вашей сестрой...
   – Не надо меня жалеть, – перебила я. – Беда с Джейн в очередной раз доказывает, что мир наш шаток и ничего нельзя откладывать на завтра. Поскольку если отложишь, то до завтра можешь и не дожить.
   – Это верно. Я познал справедливость данного утверждения еще во Вьетнаме. Другое дело, что, пока все в жизни идет хорошо и размеренно, ты не можешь заставить себя думать о внезапном конце. Повседневные дела, текучка, жизнь большого города – ты растворяешься в этом, и у тебя нет времени чуть-чуть притормозить и задуматься о том, что может ждать тебя за поворотом. Тебя просто несет вперед как щепку. И на глазах твоих шоры.
   – Насчет шор хорошо понимаю. Я много лет рассматривала мир через объектив.
   – И как?
   – Нормально. История с Джейн выбила меня из колеи, но я по крайней мере получила возможность оглядеться. В какой-то момент даже расслабилась. А потом наткнулась в Гонконге на те картины и у меня снова появилась цель. На все остальное наплевать.
   – Еще личный вопрос можно?
   – Валяйте.
   – Ленц говорил мне, что у вас были сложные взаимоотношения с сестрой. И тем не менее вы помогаете в расследовании гораздо больше, чем родственники других жертв. Чего вы хотите на самом деле? Просто найти сестру? Или узнать всю правду о похищениях?
   "Хороший вопрос, черт бы тебя побрал".
   – Я Ленцу тогда не все рассказала. Да, у нас с Джейн были проблемы. Особенно в детстве и юности. Но три года назад со мной стряслась беда. Однажды у меня появились боли, я обратилась к врачу, и тот не долго думая госпитализировал меня в онкологический центр.
   – Что заподозрили?
   – Рак яичников. Хорошо еще, что это случилось со мной в Сан-Франциско, а не в одной из командировок. Впрочем, никого из друзей в городе все равно не было. Я осталась одна. И мне было страшно.
   Я сделала паузу, пытаясь справиться с першением в горле.
   – Как-то ночью я вдруг проснулась как от толчка и увидела стоявшую над постелью Джейн. Она держала меня за руку. Я подумала, что это сон или галлюцинация. Но тут она заговорила. Сказала, что минувшим вечером – как раз когда меня забирали в больницу – вдруг испытала неясное беспокойство. А потом и боль. И перед ее мысленным взором всплыло мое лицо. Она позвонила мне домой и нарвалась на автоответчик, потом связалась с агентом, и тот сообщил, что я в больнице. Джейн не думала ни минуты, оставила детей на Марка и купила билет на первый же рейс до Сан-Франциско. Знаете... она провела со мной четверо суток. Спала на стуле у моей кровати. Провожала меня на все анализы и процедуры, ругалась с докторами и няньками, боролась с моей депрессией. За все это время она не отошла от меня ни на шаг.
   – После всего, что я услышал о ваших взаимоотношениях от Ленца...
   – Нет, Ленцу я тоже рассказывала правду. Не могу сказать, что после этого мы с Джейн стали жить душа в душу. Но этот поступок показал – мы действительно родные сестры. И когда плохо одной, плохо и другой. Она мне рассказывала потом, что, повзрослев, смогла оценить все мои юношеские жертвы – то, что я единственная в семье зарабатывала деньги и оплачивала счета. "Я понимаю теперь, что ты хотела мне только добра, а я не ценила", – сказала мне тогда Джейн. – Я заметила, что бесцельно вожу вилкой по краю тарелки, нарочно стараясь не задевать омлет. – Хорошо быть независимым, когда ты молод и ни в ком не нуждаешься. Во всяком случае, тебе кажется, что ты ни в ком не нуждаешься. Но со временем приоритеты меняются. Ты вспоминаешь, что есть еще и семья, и это важно. Вот пришло время, Джейн тоже вспомнила.
   – Вы говорите о ней в прошедшем времени.
   – Не цепляйтесь к словам. Я не знаю, в каком времени о ней говорить. Знаю лишь, что должна ее найти. Все выяснить. Мы – сестры. Я люблю ее. Вы понимаете меня?
   Кайсер перегнулся через стол и накрыл ладонью мои дрожащие пальцы.
   – Понимаю, Джордан.
   – Спасибо.
   – А вам когда-нибудь хотелось завести собственную семью? Остепениться, нарожать детишек, ну и так далее...
   – Все женщины так или иначе хотят этого.
   – А вы?
   – Скажем так, я все явственнее ощущаю течение времени. Вчера я навещала своих племяшек и испытала такое чувство... Даже не знаю, как объяснить...
   Он быстро глянул в противоположный конец зала.
   – Венди передала нам, что этот визит закончился не совсем удачно. Что там случилось?
   – Я готова раздеться перед вами, ребята, но не догола, уж извините. Есть вещи, о которых меня не надо спрашивать.
   – Венди обязана докладывать обо всех происшествиях и обо всех своих подозрениях. Ее работа – защищать вас.
   – Для того чтобы меня защитить, вовсе не обязательно рыться в моем белье. – Я сделала два больших глотка из кофейной чашки, пытаясь унять рвущееся наружу возмущение. – Кстати, хотелось бы знать, что вы там про меня накопали? Не удивлюсь, если вы в курсе, какой у меня размер бюстгальтера.
   – Я не в курсе, – абсолютно серьезно ответил Кайсер. – Хотя и...
   – Хотели бы узнать?
   Он скользнул взглядом – вот наглец – по моей груди.
   – Как сказать... Не отказался бы.
   – Прямо сейчас или со временем? – продолжала провоцировать я, вдруг поймав себя на мысли, что раздражение исчезло без следа.
   – Ну что вы, конечно, со временем.
   – И сколько вам потребуется?
   – Часа четыре. Если нам никто не будет мешать.
   – Боюсь, сегодня нам такого шанса не представится.
   – Боюсь, что завтра тоже. – Он снова глянул в сторону Венди. Та из последних сил старалась смотреть куда угодно, только не на нас. – Увы. В этот самый момент наши встречаются в оперативном отделе. Я сейчас прямо туда. И даже не знаю, когда удастся вырваться.
   – Кстати, вы говорили де Беку, что не можете опознать жертв на ранних картинах серии, где сюжеты наиболее абстрактны.
   – Так и есть, – кивнул Кайсер. – У нас одиннадцать жертв и девятнадцать картин. И две проблемы. Первая: скорее всего число жертв действительно превышает известное нам. Поди отыщи их в папках об убийствах и похищениях, ранее отвергнутых нами из-за несходства почерка преступления. Кто знает, может, это были проститутки или нелегальные иммигрантки и никто не заявил об их пропаже. И вторая: возможно, у нас есть какие-то тела, но мы не можем опознать их, потому что не в силах понять, кто изображен на ранних картинах. Мы с детективами из округа Джефферсон подняли весь архив по убийствам за три года. Но пока все без толку. Материалов куча, результата – ноль.
   – Сколько жертв вы уже опознали по картинам?
   – Шесть из одиннадцати. Еще двух опознали с вероятностью в девяносто процентов. С остальными – я имею в виду картины – у нас ничего не выходит. Изображения слишком абстрактны. По ним ничего не поймешь. Даже наши эксперты разводят руками.
   – Кто сейчас работает с картинами?
   – Университет Аризоны. Мы с ними давно сотрудничаем, и они нас всегда выручали. У них много мудреных устройств для раскадровки, увеличения изображений и так далее. Они профессиональные реставраторы, могут восстановить любую мозаику по крупицам.
   – И не получается?
   – Нет, не получается.
   – Может, в этом деле вам нужны вовсе не реставраторы. Ведь проблема не в том, что изображения испорчены, они просто абстрактны. Порождены сознанием человека, который писал эти картины. Возможно, психически больного человека.
   Кайсер внимательно взглянул на меня.
   – Допустим, и что вы предлагаете?
   – Я знаю некоторых фотографов, имеющих дело исключительно с цифровыми технологиями. Так вот один из них, имени называть не буду, как-то рассказывал о чудо-машине, созданной по заказу правительства. То ли для нужд ЦРУ, то ли для Агентства национальной безопасности. Не в том суть. Эта машина предназначена для расшифровки данных аэрофотосъемки из космоса. Ее задача – извлекать структурные изображения из видимого невооруженным глазом хаоса. Фотограф в детали не вдавался, да, признаюсь, меня эта тема тогда не особенно заинтересовала. Что запомнила, то и передаю.
   – Интересно. Когда состоялся этот разговор?
   – Два или три года назад.
   – У этой чудо-машины есть название?
   – В то время она называлась "Аргус". Помните древних греков? Аргус в их мифологии – многоглазый великан, который по приказу Геры стерег возлюбленную Зевса Ио.
   – Ну да, что-то припоминаю. Я передам Бакстеру. Он свяжется с кем надо и наведет справки.
   – Хорошо. Надеюсь, вам это поможет. По такому случаю, может, оплатите мой завтрак?
   – Пожалуй. За счет ФБР. – Кайсер вдруг снова перегнулся через стол и взял мои руки в свои. Мне было приятно это прикосновение. – Послушайте, Джордан, у меня такое чувство...
   Я вежливо высвободилась.
   – У меня такое же чувство, но я не хочу торопить события. Вы слышите, у меня такое же чувство, Джон.
   Он неопределенно хмыкнул.
   – Хорошо, будь по-вашему.
   Мы доели свой завтрак в молчании, то и дело украдкой взглядывая друг на друга и в сторону Венди. Рассчитавшись, он проводил меня к моей телохранительнице и поблагодарил ее за долготерпение. Кайсер держался подчеркнуто отстраненно, и Венди, кажется, купилась на это. Вот так и все мы: видим только то, что хотим видеть. До тех пор пока жизнь не подбрасывает нам то, что видеть решительно не хочется. А приходится.
   Мы все вместе вышли на улицу. Кайсер попрощался и пешком отправился в штаб-квартиру ФБР, а мы с Венди вновь поехали к ней. Она не пыталась завести разговор, и я была ей благодарна за это. Я действительно симпатизировала девушке, но, возможно, именно поэтому твердо решила переехать завтра в отель.

13

   Я сижу, вся скрючившись, в тесном фургончике ФБР, припаркованном на узкой улочке на территории студенческого городка. Вокруг все утопает в зелени и цветах. А ведь на дворе конец октября. Величественные дубы еще и не думают сбрасывать листву, пальмы тихонько шелестят на свежем речном ветру, а в глаза бьет сочная зелень обласканных южным солнцем лужаек. В двадцати ярдах от нас высится галерея Уолденберга – старый кирпичный особняк, приютивший выставочный комплекс и кафедру современного искусства колледжа Ньюкомб, входившего в состав университета.
   Тридцать секунд назад Джон Кайсер и Артур Ленц, наскоро набросав план предстоящего допроса, скрылись за дверями парадного входа. У доктора Ленца под пиджаком был спрятан передатчик, который он ежеминутно проверял, бормоча себе под нос ничего не значащие слова.
   – Артур никогда не доверял технике, – фыркнул Бакстер, сидевший рядом со мной. Вдоль его левой скулы ко рту тянулся тонкий репортерский микрофон. – Кстати, я поспрашивал кое-кого о той машинке, про которую вы рассказывали Джону. Об "Аргусе". Она на самом деле существует. Агентство воздушной разведки действительно расшифровывает с ее помощью снимки, сделанные со спутников. Мы уже загрузили в ее чрево цифровые фотографии "Спящих женщин".
   – И как?
   Бакстер подмигнул мне: мол, не унывай.
   – Пока что "Аргус" не в восторге от нового задания. Выплевывает физиономии, которые смахивают на рисунки Пикассо. Но у машины много разных настроек. Мы еще повоюем.
   – Надеюсь.
   – Мне удалось выбить вам броню в "Даблтри". У вас будет номер с чудесным видом на озеро и штаб-квартиру ФБР. Но учтите, вы там на правах туристки. Никому не говорите, что имеете к нам какое-то отношение.
   – Отлично, спасибо.
   На улице всего девять утра и дует ветерок, а в фургончике невыносимо душно. Салон сплошь заставлен электроникой, повернуться негде, дышать тоже нечем, крошечный вентилятор – одно название.
   Словно прочитав мои мысли, Бакстер изрек:
   – Раньше, когда в ФБР не принимали женщин, было проще. Мы просто раздевались до трусов, и все дела.
   – Можете меня не стесняться. Я и сама разденусь, если просижу здесь еще полчаса.
   Бакстер рассмеялся. По его просьбе я надела сегодня юбку и туфли на высоких каблуках. Согласно замыслу, я должна была выглядеть максимально женственно. Якобы это поможет подозреваемым быстрее потерять бдительность и раскрыться. Рано утром Бакстер отправил в магазин одну из своих подчиненных, предварительно выяснив у меня все нужные размеры. Магазин, конечно, был еще закрыт, но, как известно, запертые двери никогда не являлись для ФБР помехой. Хуже было другое. Из-за примерок я пропустила большую часть утреннего совещания.
   – Уитона предупредили о нашем визите?
   – Да, за час. Я попросил ректора заглянуть к нему. Он молодец – ректор, я имею в виду; все сделал как надо. Прекрасно понимает, что, если в деле об убийствах и похищениях окажется замешан кто-то из сотрудников университета, это послужит всему заведению не самой лучшей рекламой. Поэтому он попросил Уитона оказать нам всяческую помощь и ни на что не обижаться. Про собольи кисти и "Спящих женщин" он ему не говорил. Сказал лишь, что у нас появилась некая ниточка, которая ведет к дверям кафедры современного искусства.
   – И что Уитон?
   – Ответил, что не возражает, но не станет ради нас надолго отвлекаться от работы. У него очень плотный график, где все расписано буквально по минутам. Что ж, мы не против.
   – Проверка связи, – раздался в фургончике приглушенный голос Ленца. – Мы входим.
   Бакстер убедился, что запись включена.
   – Давайте вперед.
   Ленц постучал в какую-то дверь, и мы услышали, как она открылась.
   – Это еще что? – прозвучал изумленный шепот Кайсера.
   – Картина, – ответил Ленц. – Вперед и направо. Видишь проход?
   Бакстер оглянулся на меня.
   – Мы решили запустить вас как можно раньше, Джордан. Пока Уитона еще можно будет застать врасплох.
   – Роджер Уитон? – услышали мы Кайсера.
   Последовала пауза, затем сочный мужской голос произнес:
   – Да. А вы, надо полагать, представители ФБР?
   – Специальный агент Джон Кайсер. А это доктор Артур Ленц. Психолог-криминалист и судебный психиатр.
   – Любопытно. Что ж, рад знакомству. Чем могу служить?
   – У нас есть несколько вопросов, мистер Уитон. Думаю, мы не задержим вас надолго.
   – Прекрасно, мне нужно работать.
   – Это воистину произведение искусства, – с чувством проговорил Ленц. – Пожалуй, лучшее из созданного вами.
   – Очень на это надеюсь, – кротко отозвался Уитон. – Это моя последняя.
   – Последняя "Поляна"?
   – Да.
   – Что ж, она послужит достойнейшим завершением впечатляющего цикла.
   – Благодарю вас.
   – А почему, кстати, последняя?
   Вновь повисла пауза, после которой Уитон отозвался с искренней печалью в голосе:
   – Я не очень молод и не очень здоров. Хочется успеть попробовать еще что-то. Если не возражаете, приступим? Ректор, честно говоря, весьма заинтриговал меня, сообщив о вашем визите.
   – Мистер Уитон. – Это опять голос Кайсера. – В течение последних полутора лет в Новом Орлеане и окрестностях без вести пропали одиннадцать женщин. Вы слышали об этом?
   – Как не слышать! У нас в университете дважды в неделю полиция проводит семинары по безопасности для студенток. Листовки развешаны на каждом углу.
   – Хорошо. Мы расследуем это дело, и именно поэтому мы здесь. Видите ли, некоторые из жертв внезапно, так сказать, объявились.
   – Я читал в газетах, что полиция обнаружила тело женщины, похищенной с автостоянки близ магазина "У Дориньяка". Но там было написано, что это похищение скорее всего никак не связано с остальными.
   Кайсер доверительно сообщил:
   – Надеюсь, вы понимаете, что иной раз мы просим газетчиков писать то, что нам надо. В оперативных целях.
   После очередной паузы Уитон ответил:
   – Да, конечно. Так вы говорили, что некоторые жертвы объявились. Каким образом? Вернулись домой или вы обнаружили их тела?
   – Не совсем. Мы обнаружили картины, на которых они были изображены.
   – Картины?! В каком смысле?
   – В прямом. На этих картинах женщины изображены обнаженными и на первый взгляд спящими. А возможно, что и мертвыми.
   – Боже правый... И вы пришли, чтобы поговорить со мной об этом?
   – Да.
   – Но почему со мной? Вы нашли эти картины у нас в университете?
   – Нет, в Гонконге.
   – В Гонконге?! Прошу прощения, джентльмены, я не совсем понимаю...
   Я коснулась руки Бакстера.
   – Мне казалось, что допрос должен был вести Ленц. Об этом был уговор.
   – Артур сам предложил Джону начать. Джон ведет разговор, а Ленц встрянет в нужный момент с нужным вопросом. Он знает что делает.
   – Мистер Уитон, – продолжал тем временем Кайсер, – мы провели экспертизу картин, не искусствоведческую, а криминалистическую, и обнаружили на холстах щетинки от кисточек. Весьма редких – собольих.
   – Вы что же, хотите обойти всех художников, которые работают этими кистями? Боюсь, это займет у вас слишком много времени.
   – Согласен, это было бы не под силу даже нам. Но речь идет не просто о собольих кистях, а об очень редкой их разновидности. Они производятся во всем мире только на одной небольшой фабрике в северном Китае. И в США есть лишь один их импортер, реализующий товар весьма малыми партиями. Избранным клиентам.
   – И Туланский университет – один из таких клиентов, не так ли? Теперь понимаю. Ну что ж, я действительно заказываю эти кисти. И в этом нет ничего удивительного.