Наконец он наклонился к моим губам и коснулся их легким поцелуем. Сердце пропустило удар, а затем застучало быстрее. Я знала, что именно так и отреагирую на его поцелуй. Как славно, что предчувствия меня не обманули.
   – Сколько у нас времени? – шепнула я.
   – Вся ночь.
   – Волшебно...
   Губы мои раскрылись, и в нашем новом поцелуе была уже настоящая страсть.
   – Джордан, я...
   – Не говори ничего. Лучше я скажу, раз начала...
   – Я слушаю.
   – Давай немедленно займемся любовью!
   Он улыбнулся и подхватил меня на руки. Совсем как в ковбойских фильмах. Я думала, что он меня уложит на постель, но он понес меня в ванную.
   – После душа я буду гораздо меньше походить на грязное животное и понравлюсь тебе больше, – пробормотал он.
   – Только не после душа, а во время... – отозвалась я.
   Он посадил меня на край ванны и включил воду.
   – Черт, забыл снять...
   Джон ловко расстегнул свою оружейную сбрую, и на полочку легла кобура с маленьким револьвером. Вид огнестрельного оружия несколько меня отрезвил, поэтому я четко расслышала его следующие слова:
   – Кстати, это тебе. "Смит-вессон" тридцать восьмого калибра. Легкий как перышко. Ты умеешь пользоваться оружием?
   – Умею.
   – Нет, здесь ему не место, отнесу в комнату.
   Он бросил пистолет на журнальный столик около постели и быстро вернулся.
   – Знаешь, чем меня всегда подкупали американские гостиницы? – спросила я.
   – Чем?
   – Можно пользоваться водой без ограничений. Сколько ее ни льется, вся твоя. Ты только представь – принимать душ два часа кряду!
   – Когда-нибудь приходилось?
   – И неоднократно, можешь мне поверить. Когда я возвращаюсь в Штаты с какого-нибудь Ближнего Востока, то откупориваю бутылку белого вина и лежу в ванне, пока не окоченею. Однажды даже заснула.
   – Что ж... Позволь мне рассмотреть тебя, прежде чем ты превратишься в сосульку.
   Он стянул с меня майку и скинул рубашку. На сей раз я впилась в него поцелуем первая. Прервав его через полминуты, он шепнул:
   – Вода готова.
   Я быстро сняла джинсы, наслаждаясь собственным бесстыдством, и ступила в ванну. За спиной раздался прерывистый вздох. Я обернулась.
   – Ты очень красивая, Джордан...
   Я видела по его лицу, что это не просто комплимент.
   – Это потому что я с тобой.
   Он быстро разделся и присоединился ко мне. Я была в душе всего пару часов назад, но испытала такое удовольствие от соприкосновения с потоками горячей воды, словно только что вернулась из очередной командировки. Все тело пронзали иголочки, голова сладко кружилась, рядом со мной был желанный мужчина и держал меня в своих объятиях... Смеясь, мы неторопливо намыливали друг друга. Сначала спины... Потом повернулись друг к другу лицом, и стало гораздо интереснее...
   Я обняла его за талию и прижала к себе, ощущая его желание...
   – У меня давно этого не было, – шепнула я.
   – У меня, наверное, дольше.
   – Значит, Венди была права.
   – Венди?!
   – Она говорила, что за тобой увиваются все женщины, но ты не обращаешь на них внимания.
   – А знаешь, что мне нравится в американских гостиницах?
   – И что же?
   – Здесь высокий душ, и мне не приходится сгибаться в три погибели.
   – Значит, ты не любишь кланяться... Как же ты будешь целовать меня? Я имею в виду не губы, а все, что ниже?
   Он рассмеялся и, склонившись, прикоснулся нежным поцелуем к моей левой груди. Едва я почувствовала его влажный язык на своем соске, как все тело будто прошибло током. Решив не оставаться в долгу, я провела ладонью по его напрягшемуся члену и чуть сжала головку.
   – Тебе сладко?
   Ответом был приглушенный стон.
   – Это только начало...
   Он медленно исследовал мое тело поцелуями, одной рукой обнимая за талию, а другой скользя от груди вниз по животу... Я закрыла глаза, отдавшись его ласкам и чувствуя нарастающее возбуждение. Он провел языком по моему плечу, шее, подбородку, и наши губы вновь слились в поцелуе...
   Резкий дребезжащий звук мгновенно отрезвил нас.
   – Что это было? – тихо спросил он. – Пожарная тревога?
   – Всего лишь телефон.
   – Кто может звонить сюда среди ночи?
   – Ставлю пять долларов на Венди.
   Звонок, искаженный шумом льющейся воды, не унимался. Кайсер еще несколько секунд молча ждал, словно умоляя его заткнуться. Потом поморщился:
   – Похоже, тебе придется снять трубку, черт бы его побрал, кто бы это ни был!
   Я отдернула занавеску, наскоро вытерла руки полотенцем и, перегнувшись, сняла трубку.
   – Да?
   – Джордан, это Дэниел Бакстер.
   – Бакстер, – одними губами сообщила я Джону и рывком перекрыла воду. – Что-то случилось?
   – Слушайте, э-э... Джон там рядом?
   – Секунду, только выключу телевизор! – Я закрыла трубку ладонью. – Он хочет поговорить с тобой.
   – Наверное, у меня отрубился сотовый.
   – Или мы его не услышали. В любом случае Бакстер знал, где тебя искать.
   Джон пожал плечами.
   – Он не такой тупой, каким кажется.
   – Хочешь, я скажу, что тебя нет?
   Он покачал головой и взял у меня трубку.
   – Слушаю, босс.
   С каждой секундой Кайсер хмурился все сильнее. На лбу пролегла глубокая морщина.
   – Когда? – коротко спросил он. И в эту минуту я поняла, что наступившую ночь нам не суждено провести вместе. По крайней мере в постели. Потому что случилось нечто ужасное. – Хорошо, я выезжаю. Да. Я оставлю с ней Венди.
   Он повесил трубку и задумчиво глянул на меня.
   – Ну что? Что? – спросила я нетерпеливо, борясь со страхом. – Они нашли тела? Они нашли Джейн?
   – Нет. – Он сжал мои руки. – Талия Лаво исчезла. Дэниел полагает, что ее могли похитить.
   К горлу подкатил комок.
   – Талия?! – растерянно пролепетала я. – Но она же находилась под наблюдением.
   – Она скрылась. Сделала это намеренно и весьма изящно.
   – Что?!
   – Он не распространялся о подробностях по телефону. Мне придется сейчас туда поехать. Черт возьми, почему он выбрал именно ее?
   Мысль лихорадочно заработала в поисках объяснений, но тут я осознала только что оброненные слова Джона.
   – Тебе придется поехать?! Оставишь со мной Венди?!
   Я боялась услышать ответ. Знала: если он сейчас сухо и спокойно начнет объяснять, что не возьмет меня на совещание, поскольку я там буду нежелательным гостем для кого-то из присутствующих, что для меня и для него будет спокойнее, если я останусь здесь под надежной охраной... Если он так скажет, все будет кончено. Губы и грудь – все. Точка.
   Словно прочитав мои мысли, он после секундного колебания бросил:
   – Хорошо, одевайся.
   Но мы не шелохнулись. Так и стояли в ванне друг против друга. С нас стекала вода, и становилось прохладно. Звонок Бакстера оказался важным. Но оттого не менее неуместным. Я понимала, что может пройти еще бог знает сколько времени, прежде чем мы вновь останемся одни.
   – Ты как? – тихо спросил он, коснувшись ладонью моей щеки.
   – Не знаю. А ты? Ты в состоянии все отложить... до лучших времен?
   Он кивнул, но я знала – в душе ему так же обидно, как и мне.
   – У нас есть минута?
   Он опять кивнул.
   – Тогда не шевелись.
   На полочке у раковины лежали гостиничные одноразовые пакетики с жидким мылом, шампунем, бальзамом и лосьоном для тела. Я взяла лосьон.
   – Это не в моих правилах, – шепнула я. – Но ты мне потом за это заплатишь.
   Я взяла его напрягшийся член в ладонь, и с его губ сорвался прерывистый вздох. А через несколько секунд он уже забыл о Бакстере. А я вдруг вспомнила Талию... несчастную и красивую, то ли лесбиянку, то ли нет... Мне стало жалко ее и страшно. В юности она вынуждена была бежать из родных мест, спасаясь от самого ужасного из насилий – семейного. А теперь, возможно, оказалась в руках человека, лишенного жалости... Не оставляющего следов... И вряд ли мы с ней увидимся снова...
   Оперативный штаб ФБР, в котором мне до сих пор не доводилось бывать, являлся сердцем всего расследования. Он был огромен – как минимум три тысячи квадратных футов – и весь заставлен одинаковыми рабочими столами, будто финансовая биржа. Повсюду были компьютеры и телефонные аппараты, причем на некоторых виднелись красные таблички: НЕ ЗАЩИЩЕН ОТ ПРОСЛУШИВАНИЯ.
   Джон оставил Венди за дверью, а меня завел внутрь. В дороге мы едва ли перекинулись с ней парой слов. Джон пытался было разговорить девушку – не получилось. Я поймала себя на том, что мне ее жалко. Впрочем, Венди по крайней мере в безопасности, а вот Талия...
   Едва мы переступили порог зала, как на нас обернулись два десятка озабоченных лиц. Никто не проронил ни звука, но во взглядах читался невысказанный вопрос: "Какого черта она тут делает?" Впрочем, у каждого было много своей работы и мне не пришлось идти между рядами, как приговоренному солдату сквозь строй.
   На дальней стене зала размещались большие экраны. Ну в точности как на бирже. Или в Центре управления полетами. На каждом из них были изображены дома четверых наших подозреваемых и еще университетская галерея. Я подошла поближе и увидела одинокую машину, проследовавшую мимо особняка Фрэнка Смита. Господи, я-то думала, что это фотографии, а это была видеосъемка в режиме реального времени! Слева от экранов я увидела часы со множеством циферблатов. Своего рода хронограф расследования, который фиксировал время любого события, связанного с нашим делом, будь то перемещения подозреваемых, их телефонные звонки и так далее. Да, кто бы мог подумать, что похищение одинокой и никому не нужной женщины привлечет к себе столько внимания... У меня на секунду возникло ощущение, будто я нахожусь в штабе Большого Брата из оруэлловского "1984".
   – Так вот, значит, как это выглядит, – пробормотала я. – А где Бакстер и Ленц?
   – Вот он я, собственной персоной, – услышала я за спиной знакомый голос.
   – И я, – прозвучал следом голос Ленца.
   Оба сидели за мониторами компьютеров. У Бакстера был вид человека, который не спал как минимум трое суток кряду и был застигнут мной в процессе установления этого рекорда, достойного быть увековеченным в Книге рекордов Гиннесса. Темные тени под глазами превратились в еще более темные мешки. Кожа отливала тюремной бледностью. Когда мы подошли, он бросил на Джона недовольный взгляд, но вслух мое присутствие в зале не оспорил. Доктор Ленц выглядел совсем иначе. Он был в другом костюме и явно успел подремать пару-тройку часов. Не удивлюсь, если он плотно отужинал в роскошном ресторане "Виндзор корт".
   – Как ей удалось уйти? – спросил Джон.
   – А я сейчас покажу, – хмуро бросил Бакстер.
   Он подошел к оператору, обслуживавшему один из экранов, и перекинулся с ним парой слов. Тот кивнул. Экран погас, затем вспыхнул вновь. Мы увидели многоквартирный дом, в котором снимала жилье Талия. Съемка велась ночью, и видно было плохо. Дождь еще шел. Дверь подъезда хлопнула, показалась одинокая женщина в широкополой шляпе и с зонтом. Она сразу же направилась к белому "ниссану сентра", припаркованному у обочины дороги.
   – Это Эн Дигс, – сообщил Бакстер, – ее соседка по этажу.
   Машина резко тронулась с места, но, проехав несколько метров, вдруг опять прижалась к тротуару. Эн Дигс вышла из нее и торопливо направилась обратно к подъезду, словно неожиданно вспомнила, что позабыла дома нечто нужное. Не прошло и минуты, как она вновь появилась, села в машину и благополучно уехала.
   – А вот это была уже Талия Лаво... – мрачно сообщил Бакстер.
   – Она подговорила соседку? Невероятно! – прошептал Джон.
   – Лаво ждала в подъезде. Им даже не пришлось меняться одеждой. Достаточно было передать лишь шляпу и зонтик. В итоге Лаво сбежала, а Дигс еще какое-то время посидела в ее квартире и посмотрела телевизор.
   – Но зачем? Зачем она так поступила? – воскликнула я.
   Снова обернулось несколько людей. Очевидно, в этом зале было не принято повышать голос.
   – Накануне вечером Лаво позвонила одной своей подружке из университета и договорилась встретиться в одиннадцать. Подружка живет на Лейк-авеню, на границе Нового Орлеана и округа Джефферсон. Когда Лаво не объявилась и к полуночи, подружка позвонила в полицию, а те уже нам.
   – Подружка рассказала, что ждала Лаво на чай. Эдакие женские посиделки, – заметил Ленц. – Но одним чаем, боюсь, дело у них не ограничилось бы. Полагаю, Лаво обманула нас специально, чтобы прикрыть свою подружку.
   – Не обязательно, – возразил Джон. – Лаво могла быть связной у художника. Визит Джордан и ее вопросы могли напугать Талию до такой степени, что она наплевала на осторожность. Она могла нарочно договориться о свидании с той женщиной, чтобы это выглядело ее прикрытием и мы подумали, будто ее похитили.
   Бакстер хотел что-то сказать, но я его опередила:
   – Пока вы не возьмете в свою команду хотя бы одну женщину, так и будете пугать друг друга детскими страшилками и не видеть очевидного!
   – Не понял? – удивился Ленц.
   – Как все мужчины, вы склонны раздувать из мухи слона. Заработались, черт бы вас побрал, и городите всякую чушь! Я возвращаюсь в отель. А вам говорю: пока вы городите свои версии – одна бредовее другой, – вы Талию Лаво не найдете.
   – Джон, – сказал Бакстер, – это не догадки Артура, а утверждение. Лаво обманула нас ради того только, чтобы прикрыть свою подружку. У них были серьезные отношения, и довольно длительные. Нам удалось выяснить, что эта подружка тщательно скрывала свою сексуальную ориентацию. И только страх за Лаво заставил ее открыться. Она, кстати, обеспечит Талию железным алиби не только на день похищения женщины с автостоянки перед магазином "У Дориньяка", но еще по крайней мере на пять других дат.
   Слезы внезапно выступили у меня на глазах, и предательски задрожал подбородок. Я зажмурилась, пытаясь справиться с собой.
   – Хорошо, прости... – тихо проговорил Джон. – Я всегда готов предполагать худшее. Это многолетняя привычка, от которой мне уже не избавиться.
   – А ты постарайся...
   Бакстер и Ленц молча наблюдали за этой сценой, пораженные толи моими слезами, то ли словами, обращенными к Кайсеру...
   – Хорошо, – проговорил он.
   – Я, пожалуй, пойду.
   Голос Бакстера настиг меня у самых дверей:
   – А что бы вы сделали, Джордан? На нашем месте?
   Я будто запнулась. Обернулась к ним, но назад не пошла.
   – Предположила бы самое очевидное. Один из наших подозреваемых преследует Талию с самого начала. Наш визит выбил его из колеи, заставил сорваться. Он теперь знает, что его разоблачение – лишь вопрос времени. Понимает, что терять ему нечего. И решает на прощание исполнить свои давние желания в отношении Талии.
   – Мы следим за всеми троими, – возразил Ленц. – Круглосуточно.
   – За Талией вы тоже следили.
   Бакстер вздохнул.
   – Фрэнк Смит находился в ресторане в тот момент, когда Талия вышла из подъезда. И еще долго там просидел. Это не он.
   – Уитон? Гейнс?
   – Гейнс заперся в своей хибаре на Фререт-стрит. Кстати, наши эксперты облазили весь его фургон сверху донизу и ничего не нашли. Ни крови, ни волос – ничего. Такое ощущение, что фургон только что привезли из химчистки.
   Джон прищелкнул языком, словно говоря: "Это свидетельствует не в его пользу".
   – А Уитон? – спросила я.
   – Уитон дни напролет проводит со своей картиной, безвылазно торчит в университетской галерее.
   – Кстати, а как с моей теорией естественного освещения? Вы уже провели аэрофотосъемку всех подходящих садов и двориков в городе?
   – У нас возникли с этим объективные сложности, – покачал головой Бакстер. – Площадь города превышает двести квадратных миль. Домик художника или убийцы может находиться где угодно. Его могли оформить на подставных лиц. Даже если мы найдем подходящий сад, нам вряд ли удастся повесить его на одного из наших подозреваемых.
   – Художник не станет уезжать далеко всякий раз, когда ему захочется написать новую картину из серии. Человеку несвойственно взваливать на себя лишний труд и неудобства. Отвести подозрения от собственного жилья – это да. Но забираться слишком уж далеко от него – вряд ли.
   – А ведь верно! – подал голос долго молчавший Ленц. – Браво, Джордан.
   – Уитон и Гейнс живут поблизости от университета. Фрэнк Смит – на окраине Французского квартала. Почему бы не провести аэрофотосъемку этих мест и прилегающих окрестностей? И захватить попутно проспект Садов. Получив на руки гору снимков, мы их отсортируем, выделив неприметные, обнесенные стенами дворики и сады, где художник вполне мог бы создать все эти картины, не испытывая недостатка в естественном свете.
   – Гляньте на Новый Орлеан с вертолета, – посоветовал мне Бакстер. – Хоть разок. Здесь такая буйная растительность, что вы и половины города не рассмотрите из-за густых крон.
   – Господи, тогда обзаведитесь планами архитектурной застройки города! – воскликнула я. – Перетрясите все бумаги о собственности! Наверняка обнаружится ниточка, которая приведет нас к одному из подозреваемых!
   Бакстер окинул суровым взглядом зал, и несколько любопытных голов мгновенно спрятались за мониторами компьютеров.
   – Все делается, Джордан, не надо так волноваться, – проговорил он негромко. – Еще бы выяснить, какого черта Уитон наведывался к Фрэнку Смиту по вечерам...
   – Завтра мы это узнаем, – сказал Джон уверенно. – А пока расходимся?
   Я видела по его глазам, что он хочет вернуться в отель вместе со мной. И готова была простить его сумасбродную версию в отношении Талии Лаво. Но у Бакстера имелись свои планы.
   – Джон, возьмешь на себя руководство вертолетами, которые ведут аэрофотосъемку. Если приступишь прямо сейчас, утром уже получишь первые снимки.
   Джон не стал спорить с Бакстером, хотя понимал, что тот вполне мог найти для этой работы другого человека. Он лишь устало кивнул, глянул на меня и виновато пожал плечами.
   – Когда мы снова пойдем к Смиту и Уитону? – спросила я.
   – Мы встречаемся здесь в восемь утра, – отозвался Бакстер. – Агент Трэвис отвезет вас, мисс Гласс.
   Он уже не называл ее "Венди" в моем присутствии. Бакстер, старая лиса, явно почувствовал, что между мной и Джоном что-то произошло.
   – В восемь так в восемь...
   Мне вдруг захотелось чмокнуть Джона в щеку на виду у всех. И стоило трудов удержаться. Возможно, он был к этому не готов.
   – Если хотите чего-то добиться аэрофотосъемкой, – небрежно бросила я Бакстеру, – задействуйте для начала термокамеры. Кирпич и камень гораздо холоднее листвы. Так вы отсеете зерна от плевел. А утром снимите все то же самое в инфракрасном свете, чтобы насытить данные термосъемки деталями. В девять двадцать солнце поднимется над горизонтом примерно на тридцать градусов, а облачный покров будет еще не так мешать. Это наилучшее время для чистовой съемки.
   Они, пораженные, переглянулись.
   – Спокойной ночи, ребята, – помахала я им рукой и скрылась за дверью, где меня поджидала Венди.

19

   Утром, едва выглянуло солнце, над Новым Орлеаном, накануне обмытым обильным дождем, поднялся туман. Воздух стоял тяжелый и влажный, на лицах даже легко одетых людей выступал пот. Я проснулась от звука надрывавшегося телефона. Сняв трубку, узнала, что доктор Ленц все-таки хочет, чтобы я присутствовала при втором допросе Роджера Уитона. Я ума не могла приложить, с чего вдруг, но, разумеется, сразу согласилась. У парадного крыльца штаб-квартиры толпились журналисты. В утренних теленовостях шериф округа Джефферсон сообщил общественности, что его ведомство в тесном сотрудничестве с ФБР выявило ряд лиц, подозреваемых в причастности к непрекращающимся похищениям женщин в Новом Орлеане. Попутно он рассказал о последнем случае – с Талией Лаво, – и в городе поднялась очередная волна паники.
   На сей раз мы отправились для разговора с Уитоном не в университетскую галерею, а припарковались на Одюбон-плейс – по соседству со студенческими общежитиями, – где Роджер Уитон жил со времени приезда в Новый Орлеан. Одюбон-плейс считалась почти столь же престижным местом, что и Сен-Шарль-авеню, с которой пересекалась. Все дома здесь имели длинные подъездные аллеи с будками и массивные железные ворота. Роджер Уитон занимал особнячок какого-то именитого профессора, уехавшего работать за рубеж. Выглядел он внушительно, а принимая во внимание его расположение, тянул как минимум на два миллиона долларов. Но это здесь. В Сан-Франциско точно такой же дом стоил бы уже девять.
   Мы с Джоном и Ленцем приблизились к крыльцу. Но прежде чем успели позвонить, дверь распахнулась и на открытую веранду вышел Роджер Уитон собственной персоной.
   – Час назад я видел по телевизору новости. Насчет Талии – это правда?
   – Правда, – подтвердил Джон. – Мы можем войти?
   – Разумеется.
   Уитон провел нас через просторный холл в роскошно обставленную гостиную. Его длинные космы и домашний халат как-то не вязались с окружающей обстановкой. И только белые перчатки, пожалуй, соответствовали ей. Он походил в них на богатея, который вчера поздно ночью вернулся с бала и догадался стянуть с себя смокинг, но, позабыв про перчатки, так в них и заснул. Впрочем, мы-то знали, что в случае с Уитоном перчатки не украшение, а суровая необходимость... этакая невесомая броня, оберегающая его сверхчувствительные руки от дуновения даже слабенького прохладного ветерка. Мы с Джоном опустились на диван напротив художника, а Ленц придвинул к себе стул.
   – Здравствуйте, господа, – наконец поприветствовал нас Уитон. Лицо его было усталым и печальным. Но тут он обратил внимание на меня, и взгляд его потеплел: – Будете фотографировать?
   – С вами работать – одно удовольствие.
   – Просто мы возвращались с места происшествия... это не имеет отношения к нашему делу... И нам с Джоном было неловко оставить агента Трэвис ждать нас в машине.
   Агента Трэвис?! Выходит, сегодня я агент Венди Трэвис?.. А кстати, какого черта Ленц меня сюда позвал? Неужели моя первая очная ставка с Уитоном его не удовлетворила?
   – Господа, позвольте вопрос, – медленно, словно тщательно подбирая слова, проговорил Уитон. – У вас действительно есть основания полагать, что Талию похитил тот же самый человек, на совести которого и все прочие жертвы?
   – Мы так думаем, – уклончиво ответил Джон.
   Уитон вздохнул и устало смежил веки.
   – Вчера я рассердился не на шутку. Вы и полиция весьма бесцеремонно вторглись в мою частную жизнь. Что касается полицейских, то они доставили мне особенно много неудобств и к тому же не утруждали себя вежливым обращением. Но все это меркнет на фоне... Чем я могу вам помочь, господа?
   Джон глянул на Ленца, и тот пошел в атаку.
   – Мистер Уитон, до нас дошли сведения, что вы бывали частым гостем у одного из ваших аспирантов. А конкретно – у Фрэнка Смита.
   Художник поджал губы. Этого вопроса он явно не ожидал.
   – Это Фрэнк вам рассказал?
   Ленц предпочел уйти от ответа.
   – Нам также стало известно, что все эти визиты заканчивались шумными ссорами между вами. Будьте любезны, просветите нас относительно целей этих визитов и причин, приводивших к ссорам.
   Уитон покачал головой и демонстративно отвернулся. Его желание помочь следствию мгновенно испарилось. По крайней мере отступило на второй план перед охватившим его раздражением.
   – Увольте меня от ответа на этот вопрос.
   Джон и Ленц переглянулись.
   – Могу лишь заверить, что наши встречи с Фрэнком никакого отношения к сути вашего расследования не имеют и иметь не могут, – добавил Уитон. – Я ничего не стану доказывать. Прошу поверить мне на слово. Даю вам слово джентльмена.
   Я вполне допускала, что подозреваемые довольно часто отказывались сотрудничать с ФБР, но вряд ли кто-то делал это с такой подкупающей искренностью и изяществом. После этих слов мне казалось почти неприличным возражать Уинтону. Но Ленц явно придерживался иного мнения.
   – Боюсь, что в данных обстоятельствах, – проговорил он, внимательно разглядывая свои туфли, – одного вашего слова будет недостаточно.
   Уитон смерил Ленца таким взглядом, что мне невольно вспомнилось его боевое вьетнамское прошлое.
   – Я понимаю, что вы интересуетесь не из праздного любопытства. И тем не менее на поставленный вопрос отвечать не стану, – тихо отозвался он.
   Джон посмотрел на меня так, словно взывал о помощи, но я решительно не представляла, как заставить Уитона откровенничать.
   – Мистер Уитон, – невозмутимо продолжал Ленц, по-прежнему не глядя на собеседника. – Поверьте, мне очень неприятно изводить столь уважаемого человека бестактными вопросами. Но также прошу понять – этого требует ситуация. И торжественно обещаю, что все сказанное вами не будет подлежать разглашению.
   Ленц лгал. Уитон молчал.
   – Я психолог, – со значением продолжал Ленц, словно одно это утверждение способно было взломать защиту Уитона. – Не знаю, что вы скрываете от нас и чего ради вы это скрываете. Но уверяю, вам... нечего стыдиться.
   Уитон вдруг поднял на меня печальный взгляд и тихо спросил:
   – Почему вы здесь?
   – Я фотограф, мистер Уитон. Но не работаю в ФБР. И меня зовут вовсе не агент Трэвис. Моя родная сестра стала одной из жертв похитителя. Она пропала без вести в прошлом году. И с тех пор я пытаюсь разыскать ее.
   На лице Уитона отразились попеременно изумление, шок и сострадание.