Айлс Грег. Смерть как сон

   Если бы этот вопрос не задал Кайсер, его задала бы я. Собственно, ради этого я и пришла сюда.
   – Несмотря на то что между убийством Вингейта и похищением в магазине "У Дориньяка" прошло всего два часа, – начал Бакстер, – я все же кинул сразу пять агентов на отработку "самолетной версии". Они подняли все регистрационные записи в аэропортах и опросили множество пассажиров, которые находились в воздухе в тот вечер на линии между Нью-Йорком и Новым Орлеаном.
   – И что?
   – Спустя час после смерти Вингейта некто заплатил наличными за билет на рейс из Нью-Йорка в Атланту. В Атланте он пересел на другой самолет – прошу заметить, платил опять наличными – и вылетел в Батон-Руж.
   – Личность установили? – спросила я.
   Бакстер бросил взгляд на Ленца. Тот откинулся на спинку дивана и, покачивая ногой, менторским тоном сообщил:
   – Нет, документы оказались фальшивые. Если этот человек – убийца Вингейта, рискнем предположить, что он находился в Нью-Йорке в тот момент, когда вы летели к Вингейту из Гонконга. Убив его, он сразу же вернулся в Новый Орлеан, чтобы предупредить своего подельника. Он мог прибыть сюда спустя всего шесть часов после похищения женщины на автостоянке. Возможно, из нее тоже планировали создать очередную "Спящую". Но события в Гонконге и Нью-Йорке изменили этот план – несчастную убили и подбросили в сточную канаву.
   Бакстер долго молчал, а потом произнес:
   – Да, это возможный вариант. Во всяком случае, в нем есть логика. Но мы должны четко понимать – кто бы ни был этот человек, он мог убить Вингейта в Нью-Йорке и, прилетев в Новый Орлеан, принимать какие-то решения в отношении последней жертвы, но не мог ее похитить самолично. Он прибыл в город спустя несколько часов после похищения. Вопрос: кто пришел на автостоянку и похитил ее? Художник?
   В кабинете повисла недолгая пауза.
   – Описание внешности этого авиапассажира у нас есть? – спросил Кайсер.
   – Весьма общее. На вид тридцать пять – сорок лет. Крепкий. Черты лица тяжелые, грубоватые. Одет обычно, как все. Не исключено, что именно этот человек сделал нашей Джордан ручкой на пожаре.
   – Нейлоновая шапочка?
   – Да. Но это еще не все. – Бакстер обвел всех строгим взглядом, призывая ко вниманию. – Линда Напп, девчонка Гейнса, которая рассорилась с ним на ваших глазах и которую мы забрали из дома... вернулась к Гейнсу час назад. Поначалу полицейские, приставленные к ней в качестве телохранителей, пытались ее отговорить, но она послала их к чертовой матери. А еще сказала, что подтвердит любое алиби Гейнса. Какой бы день мы ни назвали, она скажет, что они пьянствовали или занимались любовью дома. Вот так, друзья мои.
   Я живо вспомнила дикую сцену, разыгравшуюся на моих глазах в убогом жилище Гейнса. Как страстно эта Линда ненавидела своего дружка-уголовника в ту минуту, как радовалась, что полиция вытащила ее оттуда... А теперь, выходит, передумала. Вернулась. И готова отстаивать невиновность человека, который каждый божий день лупит ее почем зря и издевается над ней. Я уже сталкивалась с похожими ситуациями. Они меня неизменно ставили в тупик. Я никогда не понимала подобных людей...
   – Первое похищение произошло полтора года назад. Гейнс и Линда тогда уже были вместе?
   – Нет, – ответил Бакстер. – Но на первые несколько похищений этот мерзавец тоже нашел себе алиби, назвав имя предшественницы Напп, которая может подтвердить его непричастность к преступлениям. Мы сейчас пытаемся ее разыскать, и кстати, пока безуспешно. Согласно сохранившимся записям о банковских операциях, Роджер Уитон и Фрэнк Смит находились в Новом Орлеане во все дни, когда здесь совершались похищения. Гейнса и Лаво мы через банк отследить не можем, поскольку у них нет кредитных карт. Обоих уже допросила полиция, но твердого алиби у них нет. Ни по одной из означенных дат. Почти все похищения, смею напомнить, совершались в середине недели между десятью вечера и шестью утра.
   – А вот Смит... – произнес Ленц задумчиво. – Неужели он не назвал ни одного из своих любовников, который мог бы подтвердить его алиби хотя бы на какой-то из случаев?
   – Никаких имен он полиции не называл, – ответил Бакстер. – Может, просто не хочет впутывать своих дружков в эти дела.
   – Ну да, не все же готовы открыто признаться, что они гомики! – воскликнул Боулс.
   – А Хуан? – спросила я, вспомнив смуглого мальчика. – Слуга Фрэнка?
   – С ним отдельная история, – отозвался Бакстер. – Он пытался улизнуть, но был задержан. Похоже, нелегальный иммигрант. Из Сальвадора.
   Теперь я поняла, почему при нашей встрече его лицо показалось мне знакомым. Я много времени провела в Эль-Сальвадоре и повидала там много таких мальчишек.
   – Что еще у нас есть? – спросил Кайсер. – Нам удалось разыскать бывших однополчан Уитона по Вьетнаму? Сокамерников Гейнса?
   – У меня тут два списка, – показал Бакстер. – Кстати, я хотел именно тебе предложить поболтать с ветеранами и зэками.
   Пока они совещались и планировали дальнейшие действия, я задумчиво хмурилась, пытаясь понять, что меня беспокоит. Эксперты говорят, что никто из этой четверки не мог быть автором "Спящих женщин"... А собольи щетинки привели именно к ним... Что-то в этом есть. А что именно? Я изо всех сил пыталась собрать воедино ускользающие неясные мысли. Наконец они смилостивились надо мной, оформившись в невероятную догадку.
   – Есть и третий вариант, – тихо объявила я.
   Ответом были четыре пары обратившихся на меня глаз.
   – А именно? – напряженно спросил Кайсер.
   – Что, если кто-то из этой четверки действительно похищает и убивает женщин, но просто... не знает об этом?
   Бакстер и Кайсер молчали, потрясенные моей гипотезой, и не скрывали этого, а доктор Ленц как-то загадочно улыбался.
   – Вы меня слышите?
   – Что навело вас на эту мысль, дорогая? – осведомился Ленц.
   – Еще Шерлок Холмс говорил: после того как ты отбросил все заведомо невозможные варианты, последний оставшийся и будет истиной. Какой бы невероятной она ни казалась на первый взгляд.
   – С чего вы взяли, что мы уже отбросили все заведомо невозможные варианты? – буркнул Бакстер. – Ничего подобного!
   – Во всяком случае, с имеющимися пока ничего путного не выходит, – сказал Кайсер. И оглянулся на Ленца: – Артур, по-твоему, в словах Джордан что-то есть?
   Психолог неопределенно пожал плечами.
   – Джордан говорит о синдроме раздвоения личности. В жизни такое встречается исключительно редко. Гораздо реже, чем в голливудских фильмах и детективных романах.
   – За все годы работы в Квонтико я ни разу не сталкивался с подобными случаями, – заметил Кайсер.
   – Чем вызывается этот синдром? Или с ним рождаются? – спросил Бакстер.
   – Он является следствием тяжелых нервных переживаний и стрессов, пережитых в детском возрасте и связанных с жестоким обращением или сексуальными домогательствами со стороны взрослых, – сказал Ленц. – Это и только это вызывает в психике человека изменения, которые приводят к появлению у него сего замечательного синдрома.
   – Что нам известно в этой связи о наших подозреваемых? – спросила я и тут же вспомнила Талию. – Лаво говорила мне, что в детстве подвергалась сексуальному насилию со стороны близких родственников.
   – Жаль, что остальные ничего похожего не рассказывали, – вздохнул Бакстер. – Детство Уитона вообще покрыто мраком. Стандартная биография и кое-какие, весьма скупые, сведения, которые он сам пожелал сообщить о себе в разных интервью. Разумеется, ни о чем подобном он не вспоминал. Впрочем, есть одна примечательная деталь. Установлено, что его мать ушла из дома, когда ему было тринадцать или четырнадцать. Причины неизвестны. Подробностей никаких. Если предположить, что отец издевался над матерью, логично допустить, что он издевался и над детьми. И если она ушла из дома, то почему не забрала с собой детей?
   – Надо спросить об этом Уитона, – предложил Кайсер.
   – А что Леон? – спросила я. – Мне и без всякой стандартной биографии ясно, что его детство было далеко не безоблачным.
   – Действительно, – заметил Ленц. – Он немало времени провел в тюрьме для малолетних преступников, а это суровая школа, доложу я вам. Но синдром раздвоения личности зарождается в гораздо более раннем возрасте. А получив первый срок, Гейнс уже был вполне сформировавшимся человеком.
   Я посмотрела на Бакстера.
   – Мне кажется, вы говорили, что его отец сидел за совращение малолетней. Четырнадцатилетней девочки.
   – Все точно, – кивнул он. – Думаю, надо копнуть этот пласт прошлого поглубже.
   – А Фрэнк Смит? – произнес Кайсер. – Что нам известно о его детстве?
   – Он родился и вырос в весьма состоятельной семье, – заметил Ленц. – Даже если и подвергался там насилию, выяснить это не представляется возможным. В таких семьях умеют хранить тайны. Я постараюсь разыскать их семейного врача, но особых иллюзий, честно говоря, не питаю.
   На некоторое время в кабинете воцарилось молчание, каждый напряженно обдумывал неожиданно возникшую версию. А потом у Боулса на столе заверещал телефон. Инспектор снял трубку и тут же подозвал к аппарату Бакстера. Тот задал пару вопросов, несколько раз поддакнул, потом, не прощаясь, положил трубку и вернулся к нам. На лице его гуляла странная усмешка.
   – Что там? – спросил Кайсер.
   – Хуан только что сообщил полиции, что Роджер Уитон частенько навещал Фрэнка по вечерам и дважды оставался на ночь.
   Кайсер присвистнул.
   – Ничего себе...
   – И еще! – уже не скрывая возбуждения, воскликнул Бакстер. – Хуан слышал, как они ругались. Да так, что стены дрожали!
   Я тщетно пыталась сопоставить услышанное с образами людей, которых успела узнать лично. Зато доктора Ленца буквально распирало от эмоций.
   – Боюсь, нам с ними придется повидаться еще разок, – проговорил он внешне спокойно.
   – Это как пить дать! – согласился Бакстер. – Но под каким предлогом и как нам вести разговор?
   Ленц неопределенно скривился.
   – Позвольте мне самой поговорить с Фрэнком? – предложила я, заранее готовая к возражениям и к тому, чтобы решительно отмести их все.
   Бакстер взглянул на меня как на назойливую муху.
   – Одной? Как с Лаво? – спросил он.
   – Да, тем более что он меня приглашал, – сказала я. – Уверяю вас, это наш самый верный шанс выудить у него хоть какие-то сведения об этих ссорах.
   – Ну что ж... Во всяком случае, с Лаво этот трюк сработал. Она ей доверилась, – задумчиво проговорил Кайсер. – Я поддерживаю идею Джордан.
   Бакстер поморщился и посмотрел на Ленца. Тот пожал плечами.
   – Понимаю, Дэниел, тебе эта затея не нравится, но Джордан, пожалуй, действительно справится лучше. Во всяком случае, Фрэнк был с ней искренне любезен. Не то что с нами. Пожалуй, это действительно наш самый верный шанс.
   Бакстер вздохнул и ожесточенно потер коленку.
   – Стало быть, Джордан, вам и карты в руки.
   – А мы с Артуром возьмем на себя Уитона, – заметил Кайсер. – Необходимо попросить телефонистов забить их линии помехами. И домашние и сотовые. Мне не понравилось, что в тот раз Уитон успел подготовить Фрэнка ко встрече с нами. Больше рисковать нельзя.
   – Логично, – проговорил Бакстер. – Начальству сейчас доложим об этом?
   – А почему нет? Пока они нам не мешали. В конце концов, мы все пашем ради одной цели.
   – И про синдром раздвоения личности тоже доложим? – усмехнулся Ленц.
   – Вот уж нет, – проворчал Бакстер. – Это пока наши фантазии, над которыми лишь посмеются. Так что держите язык за зубами. До тех пор по крайней мере, пока у нас не появятся какие-то доказательства. – Он обернулся ко мне. – И Шерлока Холмса выбросьте из головы.
   Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ.
   – Так, мы все решили? Ничего не упустили?
   Кайсер поднял руку, совсем как в школе.
   – Что там с нашим всемогущим "Аргусом"? Ты говорил утром, что ему усложнили программу. Он выдал хоть одно более или менее человеческое лицо с ранних картин серии?
   – "Аргус" потихоньку приноравливается, – заметил Бакстер, словно оправдывая разведывательный дешифратор. – Но пока никого из новых жертв не опознал.
   – Кто там на клавишах?
   – Пара толковых ребят, которых я взял в аренду из контрразведки. Они спецы именно по этой части. Двадцать лет работы за плечами.
   – Я хочу лично просматривать все, что отныне будет выдавать "Аргус", – сказал Кайсер. – В последние два месяца я столько раз смотрел в лица жертв, что теперь знаю их все наизусть. Каждую черточку.
   Он виновато посмотрел на меня и тут же отвел глаза.
   – Патрик, попросишь? – обратился Бакстер к инспектору.
   Тот кивнул.
   – Будешь получать копии по электронной почте прямо из Вашингтона. Но имей в виду: ты потратишь на всю эту макулатуру кучу времени.
   Бакстер сверился с часами.
   – Пора. Кстати, Джордан, моя просьба соблюдать свое инкогнито остается в силе. Она сейчас даже актуальнее, чем раньше.
   – Хорошо, я согласна. Вернусь в гостиницу, закажу в номер ужин и лягу спать. Шторы задвину.
   – А вот этот Марк... Муж вашей сестры... Он будет держать язык за зубами?
   – Уверена.
   Бакстер подмигнул мне.
   – Я уже распорядился, чтобы Венди выделили номер по соседству с вашим. Если что, достаточно просто крикнуть, и она будет у вас через три секунды.
   Я кивнула. Венди – это, конечно, лучше, чем совершенно незнакомый телохранитель. С одной стороны. А с другой...
   Бакстер собрал бумаги в стопку и решительно направился к двери. Остальные потянулись за ним, как игроки футбольной команды за своим капитаном. Даже инспектор Боулс, который вообще-то был тут полновластным хозяином. Кайсер подождал меня на пороге.
   – Так, значит, ляжете спать пораньше? – спросил он.
   – Да, лягу рано. – Я выдержала паузу. А когда Бакстер, Боулс и Ленц отошли подальше, добавила: – Но необязательно спать. Если что, вы знаете, где меня найти.
   Он коснулся моей руки, чуть сжал ее и бросился догонять своих. Я проводила его глазами, а потом пошла к лифту, где меня уже поджидала Венди.

18

   Я все-таки заснула и далеко не сразу услышала звонок. Телевизор, настроенный на киношный Эйч-би-о, все еще работал. Зажмурившись от яркого света, льющегося с экрана, я потянулась к телефонному аппарату.
   – Да?
   – Я внизу.
   Я живо представила себе его лицо.
   – А сколько сейчас времени?
   – Далеко за полночь.
   – Ого... Это вы так долго заседали?
   – Полиция провозилась с нашими подозреваемыми, и нас заставили прослушать все записи.
   Я надавила на висок, чтобы быстрее проснуться.
   – А дождь все идет?
   – Уже нет. Вы спали?
   – Дремала.
   – Ну... может быть, лучше поспать?
   В первую секунду я готова была с ним согласиться. Но мне что-то помешало.
   – Не хочу. Поднимайтесь. Номер комнаты помните?
   – Еще как помню.
   – Не захватите мне баночку колы внизу? Мне без кофеина сейчас не обойтись.
   – Обычную или диет-колу?
   – А вы сами как думаете?
   – Обычную, конечно.
   – Правильно.
   – Сделаю.
   Я повесила трубку и пулей метнулась в ванную. Голова гудела, напоминая о пережитых в последние дни стрессах и нескончаемой череде драматических событий. Не включая свет, я наскоро почистила зубы и ополоснула прохладной водой лицо. Несколько секунд напряженно вглядывалась в собственное отражение, мучительно соображая, стоит ли потратить время хотя бы на легкий макияж, но в итоге отказалась от этой идеи. Если я не понравлюсь ему такая, какая есть, придется как-нибудь обойтись в этой жизни без него.
   Впрочем, с ночной сорочкой – сплошь в идиотских кружевцах и бантиках – необходимо было что-то делать. Уж как я ненавидела все эти девчачьи клубы Юга, которыми мне постоянно тыкала в нос Джейн, а выглядела сейчас, как самый примерный из членов. Когда девушка из ФБР, прикупившая мне целый гардероб казенных вещей, хвасталась своими приобретениями и я увидела, как бережно она извлекает из целлофанового пакета это кружевное страшилище, то сначала решила, что она хочет надо мной тонко посмеяться. Конечно, я ошиблась. Скорее всего точно такая же ночная сорочка висела у девушки в домашнем шкафу. Ну, как бы то ни было, я быстро ее сбросила и облачилась в джинсы и футболку.
   Кайсер постучал в дверь еле слышно, памятуя о близком соседстве бдительной Венди. Я сначала предусмотрительно глянула на ночного гостя в "глазок" и только потом отперла дверь номера. Он вошел, улыбнулся и продемонстрировал две банки колы. Одну из них тут же откупорил и протянул мне.
   – Спасибо, Джон. – Я сделала большой глоток, обжегший мне гортань. – Устали?
   – Не то слово.
   – Что-нибудь прояснилось за вечер?
   Он чуть поморщился.
   – Да не особенно.
   – Как вы думаете, Уитон и Фрэнк – любовники?
   – Не представляю, что еще могли бы означать эти их ночные посиделки.
   – Ну почему... Может, они спорят об искусстве.
   – Интуиция подсказывает мне, что высокие материи здесь ни при чем.
   – Честно говоря, моя интуиция подсказывает мне то же самое. Послушайте, мне показалось, что на допросах Ленц постоянно гнет какую-то свою линию, игнорируя вопросы, которые задаете вы. Почему?
   – Увольняясь из ФБР, он тешил себя иллюзиями, что его будут долго помнить. И ошибся. И обиделся. Сейчас он хочет всем доказать – а прежде всего самому себе, – что нынешнее поколение агентов ФБР в подметки не годится старым зубрам вроде него.
   – Кстати, когда я высказала гипотезу о раздвоении личности, он не удивился. Словно и сам об этом думал.
   – Он сделал вид, что не удивился, – веско заметил Кайсер.
   – А что вы скажете по этому поводу?
   – Мне ваша гипотеза не по душе. Трудно представить психически больного человека – а это ведь разновидность тяжелого психического заболевания, – который похищает женщин одну за другой, не оставляя ни малейших следов, да еще и рисует как Рембрандт. Какая-то фантастика, вы уж меня простите... Впрочем, гипотезу надо проверить. Обязательно. А для начала мы попробуем выяснить, кто из них троих подвергался сексуальному насилию в детстве. Талия уже сама все рассказала. – Он наконец сделал хороший глоток из своей банки и вдруг усмехнулся: – Мы что, так и будем говорить о делах ночь напролет?
   – Согласна, давайте закругляться.
   Я отошла к окну и отдернула занавески. С четырнадцатого этажа открывался неплохой вид на озеро. Не лучше, чем из окна инспектора Боулса, просто другой. Ночью озеро казалось морем пролитой нефти, разрезанной тонким жалом подсвеченного моста, уходившего на север и терявшегося вдали. Я вернулась от окна и присела на краешек постели. Кайсер тем временем скинул пиджак, бросил на спинку стула и сел напротив меня – в двух шагах. Я невольно разглядывала опоясывавшую его оружейную сбрую, увенчанную небольшой кобурой.
   – Так о чем поговорим? – спросил он.
   – О чем вы сейчас думаете? – поинтересовалась я в ответ.
   – О вас. О тебе, – улыбнулся он.
   – Почему ты думаешь обо мне?
   Он покачал головой.
   – Кабы знать... Есть такая примета: если ты что-то потерял, то лишь выбившись из сил в поисках пропажи и плюнув на все, внезапно ее обнаружишь.
   – Знаю такую. Но бывает, что когда ты находишь эту вещь, она тебе уже не нужна.
   – Это нужно всем.
   – Ты прав. – Я почувствовала, что краснею, голова приятно кружилась, по всему телу разлилось тепло, будто я пила коньяк, а не колу. Я была готова к следующему шагу, и все же что-то меня еще удерживало. Я вновь отхлебнула из банки. – Я уже рассказывала тебе, как печально складываются мои отношения с мужчинами... которые искренне уверены, что хотят меня... а при ближайшем рассмотрении все выходит по-другому.
   – Я помню.
   – Теперь жду подобной откровенности и от тебя. Мне кажется, ты верный человек. И меня удивляет, что вы расстались с женой. Почему это случилось?
   Он вздохнул и отставил колу, словно боялся ненароком выронить банку.
   – Дело не в том, что я тогда с головой закопался в работу... Хотя именно закопался. Если бы я был врачом или инженером на ночных дежурствах, она бы не возражала. Тут другое... То, что я каждый день вижу по работе, не расскажешь дома за ужином. Знаете, такие тихие уютные вечера в семейном кругу, столь ценные для пресловутых нормальных людей? Жена была из таких. Я – другой. Когда у меня стало слишком много работы, мы утратили общий язык. Я приходил домой после восемнадцатичасовой гонки за детоубийцей, а она стояла посреди гостиной и, заламывая руки, сокрушалась, что занавески не подходят по цвету ковру. Я пытался намекать на обозначившиеся в наших отношениях сложности. Бесполезно. Однажды все выложил начистоту. Она оказалась к этому не готова. Да и кто оказался бы готов? Потрясение было таким сильным, что включившийся в ее мозгу защитный механизм немедленно вычеркнул все это из памяти. И меня в том числе.
   – Ты обижен на нее?
   – Нет. У нее сработал инстинкт самосохранения. Страшные вещи происходят в нашем мире, Джордан. Лучше не знать о них. Здоровее будешь. Ничего не видеть и не слышать. Потому что только дашь слабину, и вот они уже у тебя в мозгу и никогда – никогда – их оттуда уже не вытрясешь. Да что я тебе объясняю, ты сама все знаешь лучше меня. Тоже всякого повидала...
   – Я тебя хорошо понимаю. Особенно про тихие семейные вечера. Я о них много мечтала. А в какой-то момент трезво спросила себя: а будет ли в твоей жизни хоть один? Тяжело увязать в сознании семейную идиллию с моими фотографиями. Хотя на них изображена лишь сотая доля того, что мне пришлось увидеть.
   Кайсер поймал мой взгляд, и я чуть не прослезилась. Давно не видела в чьих-то глазах, устремленных на меня, столько тепла и сочувствия. Мы молча смотрели друг на друга, пауза затягивалась.
   – И вот мы тут... – наконец пробормотал он. – Два бракованных товара.
   Женщина не ложится в постель без причины. Не скажу, что он вскружил мне голову. Или возбудил до крайности, Но у нас установился контакт. Настолько редкая вещь для меня, что я уж и не верила в его возможность. И контакт этот установился еще в нашу первую встречу – когда мы ехали на моем "мустанге" вдоль кромки озера, а он смотрел на небо... И мне хотелось, страшно хотелось усилить этот контакт, чтобы уже никогда не потерять. И еще одно... Работа у Джона Кайсера, действительно, врагу не пожелаешь. Он столько в жизни повидал разного... и тем не менее остался нормальным человеком. Не обозленным, не дерганым, не одержимым жаждой мести... Это большая редкость.
   Я никогда не искала у мужчин защиты. А тут вдруг поняла, что, пока я буду с Кайсером, он меня в обиду не даст.
   – Но мы не допустим, чтобы нас уценили... – эхом отозвалась я.
   – Ты хочешь детей? – спросил он.
   И я вдруг сразу вспомнила своих племяшек. И их отца, который все испортил...
   – Хочу.
   – Сколько тебе? Сорок?
   – Ага. Времени остается все меньше.
   – Ты хотела бы все устроить, как Джоди Фостер? Найти донора и...
   – Ну нет. Тут мы с Джоди не совпадаем. А тебе хочется детей?
   – Еще как, – улыбнулся он и вдруг подмигнул мне.
   – Сколько?
   – По одному в год за пять-шесть лет.
   У меня екнуло сердце.
   – Стало быть, я в конкурсе не участвую...
   – Шучу. Двоих хватит за глаза.
   – Двоих? Ну... это еще можно попробовать.
   Мы снова помолчали.
   – Слушай, Джордан, сколько можно болтать?
   – Следствие стресса. Чего-чего, а этого добра нам обоим хватает. Кстати, не мной подмечено, что стресс сближает людей. Порой даже сильно сближает. Правда, ненадолго... Когда стресс уходит, уходит и порожденная им близость. Как думаешь, это наш с тобой случай?
   – Ни в коей мере. Я переживал стрессы и раньше. И гораздо более сильные, да простит меня твоя сестра. Но не лез с горя под первую же попавшуюся юбку.
   – Это добавляет тебе очков в моих глазах... – Я напряженно смотрела на него, пытаясь угадать, как он отреагирует на мои следующие слова: – Может, нам стоит провести эту ночь вместе? Раз уж начали... А утром, если мы еще сможем смотреть в глаза друг другу, будет видно...
   Он не выдержал и рассмеялся.
   – Господи, Джордан! Ты сама это предложила, я ушам своим не верю!
   – Я не в том возрасте, чтобы ждать милостей от природы, – сказала я и вдруг покраснела. Фантазия услужливо подбросила мне картинку: агент Венди Трэвис в соседнем номере прижала к уху стакан и приставила его к стене, как стетоскоп, жадно ловя каждый звук, доносившийся из нашей комнаты. – Но предупреждаю: если тебе просто хочется развеяться, лучше постучи в соседнюю дверь. Не прогадаешь.
   Его улыбка исчезла.
   – Куда мне было надо, я уже постучал.
   Не поднимаясь с кровати, я подалась к нему навстречу.
   – Мы сумасшедшие...
   – Нет, мы нормальнее многих.
   – Ты уверен? – Я провела пальцем по его губам. – Тогда чего же мы медлим?
   – Я думаю...
   – О чем?
   – Чем пахнут твои волосы. – Он коснулся моих волос, и мне не хотелось, чтобы он убирал руку. – И каковы твои губы на вкус...
   – Подозреваю, что это не все вопросы, на которые ты хотел бы получить ответ.
   – Ты угадана... Знаешь, если этот бесконечный разговор расценить как прелюдию... то мы с тобой довольно бестолковые ловеласы.
   – Мы не бестолковые, но не такие, как все.
   – А какие?
   – Немного странные... Слушай, хватит слов. Пожалуйста, обними и поцелуй меня.
   Он взял меня за руки и потянул с постели. Я ждала поцелуя, но его все не было. Он привлек меня к себе, и я почувствовала, что прелюдии – какими бы они ни были – закончились. Моя кожа горела, и по ней пробегали мурашки. Мне хотелось взять его руку и положить себе на грудь, но он уже сам сделал это. И не просто положил, а чуть сжал. Как хорошо... Как хорошо, что он догадался прийти ко мне... Как хорошо, что я услышала его звонок...