Страница:
— Обычно так и есть. Но сегодня у меня деловая встреча. У вас есть ко мне вопросы?
— Мое имя Джэнит Ролз. Я пою, мистер Брэдли, — выпалила она одним духом. — Надеюсь, вы позволите спеть для вас?
— Уже поздно, — перебил я ее. — Приходите завтра утром, мисс, на свежую голову. Вам предстоит нелегкий экзамен. Поэтому нужно использовать все шансы. А вы приходите за двадцать минут до закрытия, когда люди мысленно уже дома, и это не пойдет вам на пользу, — сам себе я казался опытным психологом. — Увидимся завтра.
— Мне очень жаль, мистер Брэдли, что я явилась так поздно, — она сделала несколько шагов к двери, потом обернулась. — Мистер Брэдли, завтра утром у меня, наверное, никак не получится зайти сюда.
Я не стал спрашивать почему. Возможно, была уважительная причина. Могло быть очень неудобным время. Всем своим видом девушка напоминала тощего котенка, одни только глаза. При блеклом свете, струившемся из коридора, ее фигурка казалась воспоминанием из далекого прошлого. Вдруг меня охватила дрожь. И тогда стало отчетливо ясно, что она — вылитая копия моей жены двадцатипятилетней давности. Четверть века назад я бы уже давно умчался домой. Сегодня вечером меня совершенно не тянуло туда. Иногда ловлю себя на мысли, что работаю больше, чем нужно, лишь бы подольше не появляться в опостылевшем домашнем уюте.
Девушка была очень молода и по-своему красива, а моя жена с ее холодным мясом, с ее мистером Брэдли, противный серый снег, закоченевшие люди, съежившиеся от пронизывающего ветра, ужасно портили настроение.
Поэтому я предложил:
— Мисс Ролз, не предоставите ли вы старику, которому так не хватает простого человеческого счастья, не предоставите ли вы ему радость отужинать вместе?
Она оценивающе посмотрела на меня, и губы ее чуть дрогнули в теплой улыбке.
— Мне вовсе не кажется, будто вы старик. По-моему, седина придает вам значительность, и внешность у вас приятная, и мне нравится мысль поужинать вместе.
— Большущий бифштекс, салат и запеченная картошка. Устраивает?
Девушка кивнула и радостно улыбнулась. Я отвел ее в одно местечко с низкими обитыми кожей уютными креслами, где на стене висело чучело оленьей головы и где водились приличные напитки и можно было сытно и вкусно поесть.
Моя спутница набросилась на бифштекс, как стая пираний. Глядеть на нее было сплошным удовольствием. Мы выпили кофе, и она рассказала немного о себе. Родилась в небольшом городке в Новой Англии, отец — шофер, сюда ее привело желание научиться петь и выступать в театре. Ее прежний наставник обнадежил, что у нее хороший голос, и вот она пришла ко мне.
— Утром обязательно прослушаю вас.
— Я понимаю, что навязываюсь вам, но нельзя ли сделать это сейчас?
Дома меня никто не ждал. Почему бы и нет?
— Хорошо, — немного подумав, согласился я, и мы отправились обратно в офис.
Я аккомпанировал ей, голос у нее соответствовал стандартам тех еще музыкальных колледжей средней паршивости. Не могло быть и речи, чтобы зарабатывать на жизнь подобным пением. Слишком плохо, это огорчило, потому что девушка понравилась мне. Тогда вспомнился содержатель салона, обязанный мне кое-чем. Иногда ему нужна была девушка, играющая на пианино медленную музыку, шумовой фон, на который никто не обращал внимания.
Моя новая знакомая не умела играть.
Пришлось сказать, что мне жаль, но…
— Спасибо вам за все, — сказала она. Потом нерешительно взглянула на меня. — Мистер Брэдли, а ничего, если я останусь здесь на ночь?
— Как это? Здесь, в офисе? — изумился я.
— Знаете, единственное, что побудило обратиться к вам так настойчиво, это то, что если бы вам понравилось мое пение, то я взяла бы у вас аванс и смогла бы снять номер в гостинице,
В ответ на предложенную мною купюру в двадцать пять долларов она быстро проговорила:
— Нет, спасибо, мистер Брэдли.
— Это в долг.
— Не надо, спасибо, — голос ее дрогнул, и я с удивлением заметил блеснувшую в ее глазах слезинку.
— Мне только надо провести где-нибудь ночь.
Ее гордость была непоколебима.
— Вы замерзнете здесь. Отопление отключают, и по ночам очень холодно.
— Ничего страшного. Пускай.
— Так, оставайтесь пока здесь.
Я вышел на улицу, купил калорифер и вернулся с ним в офис.
— Никому не открывайте. Вы девушка, а защитить вас будет некому.
— Огромное вам спасибо, мистер Брэдли. Не беспокойтесь. Я ничего не украду.
— Берите, что хотите, стол, скоросшиватель, календарь страховой компании. Сделаете одолжение. Оставьте только пепельницы. Я свистнул их из отеля, и они мне очень нравятся.
— Вы меня просто околдовали, мистер Брэдли, — раздался звонкий смех.
Да, что-то в ней было, в этой мисс Ролз.
Двадцать пять лет назад, десять лет назад я был тигром. А сейчас только и сказал:
— Спокойной ночи, — и сам пошел домой спать.
Вернувшаяся домой жена разбудила меня.
— Что с тобой? Улыбаешься и смеешься во сне.
— Не завидуй моему счастью. Мне снилась девушка, молодая и красивая, которая спит на диване в моем офисе.
— Так она к тебе и придет. Не болтай, как старый дурак. Самые идиоты — это старые маразматики, — послышались в ответ безжизненные слова моей супруги.
Я снова заснул.
Утром оказалось, что мисс Ролз произвела генеральную уборку. Пол был подметен, а, закоптелые окна вновь заблестели первозданной чистотой. Лицо девушки осветила улыбка.
— Ну как, нравится?
Я подошел к телефону и заказал завтрак из буфета внизу. Вскоре принесли крепкий кофе и свежие пирожные.
Мисс Ролз сообщила, что мне необходима секретарша.
— Я всегда обходился один. Мне ни к чему секретарша.
— Я умею печатать. Могу отвечать по телефону. Буду стараться изо всех сил. Я пригожусь. Вам нужен здесь умелый помощник.
— Такая симпатичная девушка, как вы, да меня жена на части разорвет.
— Нет, не разорвет.
А ведь было заманчиво иметь рядом мисс Ролз.
— О’кэй. Попробуем пока.
Девушка засмеялась:
— Я люблю вас, мистер Брэдли.
Ее детская несдержанность была заразительной.
— Ну-ну, следите за собой, мисс Ролз.
Мне уже стало ясно, что отпустить ее — выше всяких сил.
В конце дня оказалось, что она идеально подходила для роли секретарши в моем бизнесе. С меня сразу свалился целый ворох забот. Новая секретарша отвечала на письма, телефонные звонки, говорила тем, кого мне не хотелось слышать, что мистера Брэдли нет.
В конце недели даже было странно, как я умудрялся обходиться без нее. С ее приходом в моей жизни появились давно забытая радость и уют. Девушка заставила меня почувствовать себя на двадцать лет моложе. Ее присутствие обернулось моим воскрешением к новой жизни.
Ее любовь к Дину Конраду явилась как гром среди ясного неба. Он являлся одним из моих важнейших клиентов, классный певец и изрядная дрянь.
На свете гораздо больше девчонок типа Джэнит Ролз, нежели фруктов, вроде Дина Конрада, но последние никогда не упускают возможности охмурить ничего не подозревающих девочек. Что хорошего можно было сказать о нем? Среди его дружков насчитывалось немало гангстеров, чем Дин Конрад лишь гордился. К женщинам у него всегда было презрительное отношение, они находились у него на положении рабынь, вынужденных мириться с грубостью и унижениями. Его замашки нельзя назвать иначе, как скотские, и он не считал ниже своего достоинства обобрать и выгнать очередную подружку. Иной раз я удивлялся сам себе, за каким чертом вытаскиваю его изо всяких передряг, стоил ли он того. Со всем этим, популярность певца росла год от года.
Театральный агент, который часто беседует со своими клиентами о высокой морали и скромном поведении, вскоре узнает, что остался без клиентов. Тем не менее, после того, как он первый раз встретился с моей секретаршей, я усадил ее и в общих чертах обрисовал ее потенциального любовника.
Ролз поблагодарила меня, сказав пару теплых слов о моих очаровательно-старомодных взглядах на жизнь, но она, видите ли, считает себя достаточно взрослой, чтобы самой побеспокоиться о себе. Тем более, что Дин — истинный джентльмен. При каждом упоминании имени Дина глаза ее теплели и ярко блестели.
Спустя три месяца она уже крепко сидела у него на крючке, поверив в лживые обещания о женитьбе. Тут я не выдержал и намекнул ему, что мисс Ролз заслуживает в жизни большего.
Дин Конрад ответил со смехом:
— Брэдли, они все заслуживают большего. Мисс Ролз собирается расторгнуть с тобой контракт. Мне предстоит турне по стране, и я собираюсь взять ее с собой в качестве личной секретарши. — Его глазки хитро сощурились. — Мне очень нужна личная секретарша.
— Все, что тебе нужно, — это ты сам.
Он одарил меня одной из своих обаятельных улыбочек.
— Твоя беда в том, Брэдли, что ты отстал от времени. А что, если я скажу ей «гуд бай» после турне? Ну и подумаешь. Ей нужно учиться жизни, а я первоклассный учитель. И потом, ты так говоришь, будто ей предлагается пойти и повеситься. Пораскинь мозгами, Брэдли.
— Ты первоклассный обманщик.
— Как только вы пожелаете расторгнуть наш контракт… Теперь слушай: все, что я делаю, — мои проблемы. Ты живи сам по себе, и я буду жить сам по себе.
Когда я вернулся в офис, перевалило за пять, и Джэнит там не было. На столе лежала записка, что мне звонил Квенк.
Я тяжело плюхнулся в кресло, а из головы не выходили Дин Конрад и Джэнит. Эта сволочь играл с ней в кошки-мышки, и пойманной мышкой предстояло стать Джэнит. Мой взгляд упал на листок с именем Квенка, и меня вдруг осенило. Идея была сверхсумасшедшая, но могла сработать. Позвонив Квенку, я набрал номер телефона Дина Конрада и извинился за вмешательство не в свои дела. Пусть извинит старика.
— Забудем об этом.
Потом я попросил сделать небольшое одолжение.
— У Квенка? — переспросил Конрад. — Хочешь послать меня спеть в местечко под названием «Блю Рум Квенка»? Никогда не слышал о таком, и к тому же ты знаешь, я никогда не работаю за такие деньги, которые могут предложить в подобных заведениях.
— Послушай, я обязан этому парню. Все, что требуется, скатать туда, показаться на сцене, спеть пару песен, и можно уезжать. Всего делов-то. Не стал бы беспокоить тебя, не будь это для меня так важно. Я уже обещал, что тебя там увидят.
— О’кэй, — донесся голос Конрада.
Разговор происходил во вторник. У Квенка Конрад появился в пятницу. В субботу утром мне позвонили из полиции, прося заехать. Там уже ждал лейтенант Сэм Пичард, который сообщил о несчастном случае. В «Блю Рум Квенка» все сидячие места были заняты, ожидалось выступление Дина Конрада. Когда популярный певец начал исполнять вторую песню, его встретил шквал свиста со всех сторон. Собственно, именно это побудило артиста сцепиться с одним из свистунов и стукнуть его по голове бутылкой виски, оставив на полу бездыханное тело.
Инцидент так возбудил какого-то бородача в толпе, что тот бросил на сцену хлопушку, вслед за которой полетели хлопушки уже отовсюду. Некто воспользовался всеобщей неразберихой и выпустил пулю, прикончившую Дина Конрада. В панике народ ломанулся к выходу, и полиции, прибывшей на место, никого, не удалось задержать. Ни один свидетель не явился в полицейский участок. Лейтенант сомневался, что придет хоть один.
— Это большая утрата, мистер Брэдли. Моя жена сходила по нему с ума.
— Да, многие не раз всплакнут.
— Представляю, каково вам, — сочувственно проговорил лейтенант.
— Нет, вы даже вообразить не сможете, — откликнулся я, и полицейский понимающе кивнул.
В офисе меня ожидал Квенк.
— Примите соболезнования о случившемся, мистер Брэдли.
— Кто мог предсказать, что так получится. Определенно, такое событие не делает чести вашему заведению.
— Вот уж точно, — вздохнул Квенк. — Конечно, внутри всегда чуть затемнено и многого не увидеть, но я заметил парня, выпустившего пулю. Он не из наших завсегдатаев. Но того парня с бородой могли заставить стрелять. Моим конкурентам известно, как у нас проходят вечеринки, они могли нанять его. Никто не видел его с оружием в руках., но наверняка стрелял он. В одном уверен — никогда не видел его раньше.
Здесь-то как раз Квенк и ошибался. Сколько раз он видел меня на работе, правда без черной бороды, парика и фальшивых бровей. Всей этой маскировки, нацепленной, чтобы убрать из жизни Дженит мерзавца Дина Конрада.
— Жаль, что так случилось, — пробормотал я.
— И мне. Он, наверное, был вашим лучшим и самым важным клиентом. — Квенк дружески похлопал меня по руке.
— Спасибо, — я через силу улыбнулся. — Переживу как-нибудь. — И вышел.
Скоро то же самое скажет и Дженит.
(Перевод М.Ларюнина)
Ли Хофман
Звук и цвет головизора были почти полностью убраны. Надоевшую игру красок на экране сменили мягкие пастельные тона, музыка едва слышалась. Окна, установленные на «полупрозрачность», пропускали нежное тепло сумерек. Кондиционер наполнял комнату чистым и свежим воздухом. Мир был тихим, теплым и уютным.
Уинстон Адамсон, удобно устроившись в любимом кресле, потягивал свежий овощной коктейль, время от времени поглядывая на дочурку. Приятно было просто так вот сидеть и смотреть на нее.
Она стояла около коврика, на котором лежала Тэмми с котятами, и не сводила с них любопытных глазенок. Котят было пять. Мяукающие пушистые комочки, копошащиеся около матери. Это были первые котята Тэмми. Даже со своего места Уинстон мог слышать ее тихое довольное мурлыкание.
Лоретта была уже третьим ребенком Tea и Уинстона. До нее у четы Адамсонов были еще двое. Он вдруг вспомнил о них. Джимми и Бет. Обоих теперь не было в живых. Но была Лоретта. Те же сияющие глазенки, маленький пухлый ротик, нетерпеливые ручонки, постоянное любопытство… Наслаждение, которое он получал, глядя на нее, было тем же самым.
«Прелестные дети, — с гордостью сказал он себе. — Как жаль, что они не могут всегда оставаться такими милыми, маленькими, льнущими к родителям».
Какое-то смутное недовольство царапнуло душу. Словно по белому провели коричневую черту. Его старший. Боб, был полон идиотских идей об изменении мира. Разрушить равновесие?
Черт побери, для чего?
Но, сформулировав вопрос, Уинстон сразу же выбросил его из головы. Он не собирался искать ответ. Он вообще не любил вопросов. И редко задавал их себе. На большинство из них ответ был найден уже давным-давно. Они еще и не всплыли в голове, эти вопросы, а ответ уже был. Пусть все, что может существовать безбедно, существует. Пусть все идет, как идет. В кресле было уютно. Дом был уютен. Мир был уютен. Уинстону было хорошо. Непонятно, почему кто-то мог чувствовать какой-то дискомфорт.
Вот старшая дочь, Нэнси, была здравомыслящим человеком. Она, похоже, ни о чем, кроме парней, и не думала. Пройдет несколько лет, и она выйдет замуж, у нее появятся свои дети. Ему было приятно думать о ней.
Лоретта взглянула на него. Они встретились глазами, и она заулыбалась. Он знал, что со временем забудет ее улыбку, как забыл улыбку Джимми. И Бет. Но он еще не стар. Появятся новые дети, новые улыбки.
Звякнул колокольчик над входной дверью. Должно быть, вернулась Tea. Едва она вошла, Лоретта со всех ног бросилась к ней. Tea быстро чмокнула ее и повернулась к зеркалу. Автоматически зажегся свет. Tea осторожно, стараясь не испортить прическу, сняла шляпку.
Лоретта снова вернулась в угол, где крошечные пушистые комочки сосали силу из матери. Tea сказала:
— Я подтвердила наши имена в списке, но могут пройти годы, прежде чем что-нибудь изменится.
— Скверно, — пробормотал Уинстон, пожав плечами. — Лучше бы она осталась.
Tea кивнула, но было заметно, что голова ее занята другим.
— Видел бы ты этих людей в Департаменте Жизни. Некоторые из них буквально вымаливали разрешение. В прямом смысле слова вымаливали. — Она со вздохом уселась в любимое кресло. Одна женщина даже плакала. На людях. Честное слово, это все-таки унизительно. И не то, чтобы она не знала…
Сама мысль о том, что можно увидеть кого-то плачущим, была неприятна. Уинстон поспешил избавиться от нее. Он вовсе не хотел все это слушать. Но Tea, казалось, находила какое-то удовольствие, рассказывая о происшедшем со всеми омерзительными подробностями. Он сидел, стараясь не вслушиваться в обрушившийся на него поток слов.
Образ публично плачущей женщины застрял у него в голове, вызывая чувство внутреннего негодования. Эта женщина просто не имела права так поступать. Ведь она же знала, как обстоят дела. Все это знают.
Все было так просто, так логично, так разумно. Есть предел тому — количеству населения, которое может безбедно существовать. Этот предел достигнут много лет тому назад. Какое-то время, в век Революции Эмоционалистов, был хаос. Но когда весь этот ужас немного улегся, разумным, здравомыслящим людям удалось взять верх. Обратясь к здравому смыслу и разуму, люди стали искать решение — и нашли его.
Право на жизнь давалось каждому. Оно включало в себя право на воспроизводство. Место одного человека должен занять один же. Каждая супружеская пара может иметь двоих детей. Очень просто. Один вместо одного.
Поскольку не каждый человек был способен иметь детей, право того, кто умирал бездетным, могло быть передано, что позволяло некоторым парам получить разрешение на третьего ребенка. Количество людей на планете поддерживалось постоянным.
Но дети были такими… ну… милыми, что ли…
Логично это было или нет, но люди хотели детей. Они хотели ласкать милых крошек, учить их ходить, наслаждаться безоглядной, не ведающей сомнений любовью самых маленьких. Поэтому никаких официальных попыток ограничить количество маленьких детей не предпринималось.
В конце концов, маленькие дети занимают так мало места, и приходящаяся на них доля ресурсов планеты тоже невелика. Другое дело, когда они вырастут, достигнут пятилетнего возраста, коща, как считается, ребенок становится личностью и начинает воспринимать окружающее его общество как целое.
Пять Лоретте должно было исполниться завтра.
— Я взяла облатку и заказала машину, — сказала Tea.
Уинстон кивнул. Взглянув на дочь, он сказал:
— Пора спать, зайчонок.
— Уже?
— Уже.
— А можно я еще немного посмотрю на Тэмминых деток?
— Нет.
Она надулась, но капризничать не стала.
— Обними-ка папу, — сказал он.
Она подбежала к нему и обхватила ручонками за шею. Он ощутил тепло ее тельца и вспомнил Джимми и Бет.
— Пойдем в кроватку, — Tea взяла ее за руку.
Лоретта, заливаясь колокольчиком, принялась распевать что-то про Тэмми и ее котят.
Tea открыла дверь в детскую.
— Не забудь выпить молоко, — напомнил Уинстон.
Лоретта кивнула. Дверь закрылась.
Он откинулся в кресле, потягивая коктейль и ни о чем не думая. Он сидел в покое и уюте, почти не слыша тихой музыки и мурлыканья Тэмми.
Когда Tea вернулась, он спросил:
— Ты дала ей облатку?
Tea кивнула, молча прошла мимо него и скрылась в спальне.
Он встал. Без всякой на то причины вошел в детскую. Лоретта спала, свернувшись калачиком. Кудель взъерошенных волос, тихое, спокойное личико в тусклом свете ночника. Маленькие розовые губы. Длинные светлые ресницы. Крошечное ушко правильной формы, полускрытое волосами. Простынка слегка шевелилась в такт дыханию.
На его глазах это движение замерло.
Он повернулся к двери. Подборщики будут с минуты на минуту. Они позаботятся обо всем, как и в прошлые два раза. Все так просто.
Он вышел в гостиную. Тэмми все мурлыкала. Окружающая тишина казалась слишком глубокой, а мурлыканье — слишком громким. Он посмотрел на копошащиеся, сосущие Тэмми комочки ее плоти, на их постоянно движущиеся маленькие лапки.
И неожиданно, без всякой, казалось бы, причины, из глаз Уинстона хлынули слезы.
(Перевод А.Молокина)
Томас Шерред
В первую неделю была только одна смерть. Во вторую — четыре, в третью — девятнадцать.
Большинство были застрелены из пистолетов, винтовок или дробовиков. Четверо скончались от ножевых ран, двое попали под мясницкий топор, одного прикончили обеденной вилкой, воткнув ее в позвоночник и проковыряв его аж до спинного мозга. Кривотолки вызвало не применение вилки как таковой, а тот не вызывающий сомнений факт, что кто-то спокойно взял другую вилку и закончил трапезу.
Мэр сказал:
— Этому надо положить конец.
Губернатор сказал:
— Это необходимо остановить.
Президент через своего секретаря по охране здоровья и благополучия высказался в том же духе.
Комиссар полиции и судебный адвокат высказались в том смысле, что ни один камень не должен остаться неперевернутым, и ФБР ответило, что этот вопрос находится в компетенции местных властей.
Никто никогда толком не знал, кто состоял в комитете или стоял за его спиной, но его заявление — каждый пункт занимал две страницы — выглядело вполне солидно и обещало оплату наличными. В пределах города смерть кого-либо в процессе вооруженного грабежа оценивалась в десять тысяч и смерть при попытке прекратить таковой — в сто тысяч долларов.
Заявление было сделано явно не в интересах простого народа, об этом говорила агрессивность его основных пунктов.
Провинциальная газетенка, промышлявшая, в основном, рекламными объявлениями, опубликовав текст заявления, спохватилась и обещала больше ничего подобного не печатать.
Но эпидемия убийств продолжалась в течение нескольких недель, охватив площадь в несколько квадратных миль. Города многолюдны, и более двух миллионов долларов были выплачены без лишних разговоров.
Иногда это делалось ночью, тайком, хотя внутреннее финансовое управление никакой доход не считает грязным. Дело осложнилось, когда трое полицейских в разных частях города были настолько неосторожны, что позволили разглядеть каким-то незнакомцам, а может, просто зевакам их спрятанные в кобуру револьверы. Служители закона слишком торопливо полезли во внутренний карман за служебными удостоверениями, за чем последовала свалка, в результате которой все трое были убиты. Дальнейшие беспорядки были предупреждены появлением в толпе множества полицейских нашивок и массовыми арестами.
В июле с наступлением темноты пешеходы ходили с большими сигнальными огнями и в деловых кварталах предпочитали не делать резких движений. На первых порах в группы по охране порядка нанимались трясущиеся от старости мужчины и женщины, которые играли роль приманок-ловушек в определенных районах города. Позднее, по мере накопления опыта, тяжело вооруженные, смертельно опасные граждане старшего поколения вели себя как противолодочные крейсера на свободной охоте, а хрупкие женщины часами торчали на автобусных остановках или расхаживали по автостоянкам взад-вперед с тяжелыми сумками.
За перегородками в бакалейных лавках, за занавесками в химчистках сидела и бездельничала вольнонаемная охрана, дежурящая круглосуточно или же неполный день, а иногда только по ночам.
К сентябрю было убито еще четыреста человек. Судебные реестры пестрели процессами по запланированным убийствам, тогда как и вооруженный и невооруженный грабеж практически перестали существовать. Полиции запрещалось принимать вознаграждение, но яхты, летние коттеджи, автомобили, отпуск на Гавайах можно было оплатить из ночных доходов. Никто не смел сопротивляться арестам.
Затем система вознаграждений вышла за пределы штата, где начала свое существование. Было установлено, что последние одиннадцать сообщений из четырнадцати поступили из небольшого магазина на центральной улице, владелец которого переехал в Виннипег. Умершие в числе первых четырех человек, среди них два брата, пытались ограбить находящийся за пределами штата банк. Их легкие полуботинки никак не сочетались с охотничьим снаряжением, поэтому управляющий банком и два кассира насторожились.
Вооруженный и невооруженный грабеж изжил себя, унеся около трехсот, видимо, действительно виновных человек.
Несмотря на успехи в борьбе с преступностью, губернатор в конце концов воззвал о помощи к федерации, ссылаясь на то, что вся законодательная система терпит крах. Официальные лица трех соседних штатов и Канады также были заинтересованы в выполнении этой отчаянной просьбы. Ряд конференций руководящих лиц кончились безрезультатно.
Внезапно три соседних штата один за другим создали свои собственные рабочие комитеты, совершенно не связанные с первым. Затем подобные организации были созданы и в других городах, а потом и в других штатах.
Сумма заработанных и выплаченных в виде вознаграждений денег составила примерно полмиллиарда долларов, прежде чем цель была все-таки достигнута. Система вознаграждений распространилась повсеместно к востоку и западу от Миссисипи.
В самом центре Нью-Йорка можно было увидеть детей, играющих в Центральном парке даже в глубокие сумерки.
Проанализировав все слухи, не доверяя копиям сообщений, объективно подсчитав окончившиеся смертельным исходом нападения невооруженных претендентов на дармовые сто тысяч долларов, установили, что в последующие три года число жертв будет меньше, чем число погибших в автомобильных катастрофах в 1934 году.
— Мое имя Джэнит Ролз. Я пою, мистер Брэдли, — выпалила она одним духом. — Надеюсь, вы позволите спеть для вас?
— Уже поздно, — перебил я ее. — Приходите завтра утром, мисс, на свежую голову. Вам предстоит нелегкий экзамен. Поэтому нужно использовать все шансы. А вы приходите за двадцать минут до закрытия, когда люди мысленно уже дома, и это не пойдет вам на пользу, — сам себе я казался опытным психологом. — Увидимся завтра.
— Мне очень жаль, мистер Брэдли, что я явилась так поздно, — она сделала несколько шагов к двери, потом обернулась. — Мистер Брэдли, завтра утром у меня, наверное, никак не получится зайти сюда.
Я не стал спрашивать почему. Возможно, была уважительная причина. Могло быть очень неудобным время. Всем своим видом девушка напоминала тощего котенка, одни только глаза. При блеклом свете, струившемся из коридора, ее фигурка казалась воспоминанием из далекого прошлого. Вдруг меня охватила дрожь. И тогда стало отчетливо ясно, что она — вылитая копия моей жены двадцатипятилетней давности. Четверть века назад я бы уже давно умчался домой. Сегодня вечером меня совершенно не тянуло туда. Иногда ловлю себя на мысли, что работаю больше, чем нужно, лишь бы подольше не появляться в опостылевшем домашнем уюте.
Девушка была очень молода и по-своему красива, а моя жена с ее холодным мясом, с ее мистером Брэдли, противный серый снег, закоченевшие люди, съежившиеся от пронизывающего ветра, ужасно портили настроение.
Поэтому я предложил:
— Мисс Ролз, не предоставите ли вы старику, которому так не хватает простого человеческого счастья, не предоставите ли вы ему радость отужинать вместе?
Она оценивающе посмотрела на меня, и губы ее чуть дрогнули в теплой улыбке.
— Мне вовсе не кажется, будто вы старик. По-моему, седина придает вам значительность, и внешность у вас приятная, и мне нравится мысль поужинать вместе.
— Большущий бифштекс, салат и запеченная картошка. Устраивает?
Девушка кивнула и радостно улыбнулась. Я отвел ее в одно местечко с низкими обитыми кожей уютными креслами, где на стене висело чучело оленьей головы и где водились приличные напитки и можно было сытно и вкусно поесть.
Моя спутница набросилась на бифштекс, как стая пираний. Глядеть на нее было сплошным удовольствием. Мы выпили кофе, и она рассказала немного о себе. Родилась в небольшом городке в Новой Англии, отец — шофер, сюда ее привело желание научиться петь и выступать в театре. Ее прежний наставник обнадежил, что у нее хороший голос, и вот она пришла ко мне.
— Утром обязательно прослушаю вас.
— Я понимаю, что навязываюсь вам, но нельзя ли сделать это сейчас?
Дома меня никто не ждал. Почему бы и нет?
— Хорошо, — немного подумав, согласился я, и мы отправились обратно в офис.
Я аккомпанировал ей, голос у нее соответствовал стандартам тех еще музыкальных колледжей средней паршивости. Не могло быть и речи, чтобы зарабатывать на жизнь подобным пением. Слишком плохо, это огорчило, потому что девушка понравилась мне. Тогда вспомнился содержатель салона, обязанный мне кое-чем. Иногда ему нужна была девушка, играющая на пианино медленную музыку, шумовой фон, на который никто не обращал внимания.
Моя новая знакомая не умела играть.
Пришлось сказать, что мне жаль, но…
— Спасибо вам за все, — сказала она. Потом нерешительно взглянула на меня. — Мистер Брэдли, а ничего, если я останусь здесь на ночь?
— Как это? Здесь, в офисе? — изумился я.
— Знаете, единственное, что побудило обратиться к вам так настойчиво, это то, что если бы вам понравилось мое пение, то я взяла бы у вас аванс и смогла бы снять номер в гостинице,
В ответ на предложенную мною купюру в двадцать пять долларов она быстро проговорила:
— Нет, спасибо, мистер Брэдли.
— Это в долг.
— Не надо, спасибо, — голос ее дрогнул, и я с удивлением заметил блеснувшую в ее глазах слезинку.
— Мне только надо провести где-нибудь ночь.
Ее гордость была непоколебима.
— Вы замерзнете здесь. Отопление отключают, и по ночам очень холодно.
— Ничего страшного. Пускай.
— Так, оставайтесь пока здесь.
Я вышел на улицу, купил калорифер и вернулся с ним в офис.
— Никому не открывайте. Вы девушка, а защитить вас будет некому.
— Огромное вам спасибо, мистер Брэдли. Не беспокойтесь. Я ничего не украду.
— Берите, что хотите, стол, скоросшиватель, календарь страховой компании. Сделаете одолжение. Оставьте только пепельницы. Я свистнул их из отеля, и они мне очень нравятся.
— Вы меня просто околдовали, мистер Брэдли, — раздался звонкий смех.
Да, что-то в ней было, в этой мисс Ролз.
Двадцать пять лет назад, десять лет назад я был тигром. А сейчас только и сказал:
— Спокойной ночи, — и сам пошел домой спать.
Вернувшаяся домой жена разбудила меня.
— Что с тобой? Улыбаешься и смеешься во сне.
— Не завидуй моему счастью. Мне снилась девушка, молодая и красивая, которая спит на диване в моем офисе.
— Так она к тебе и придет. Не болтай, как старый дурак. Самые идиоты — это старые маразматики, — послышались в ответ безжизненные слова моей супруги.
Я снова заснул.
Утром оказалось, что мисс Ролз произвела генеральную уборку. Пол был подметен, а, закоптелые окна вновь заблестели первозданной чистотой. Лицо девушки осветила улыбка.
— Ну как, нравится?
Я подошел к телефону и заказал завтрак из буфета внизу. Вскоре принесли крепкий кофе и свежие пирожные.
Мисс Ролз сообщила, что мне необходима секретарша.
— Я всегда обходился один. Мне ни к чему секретарша.
— Я умею печатать. Могу отвечать по телефону. Буду стараться изо всех сил. Я пригожусь. Вам нужен здесь умелый помощник.
— Такая симпатичная девушка, как вы, да меня жена на части разорвет.
— Нет, не разорвет.
А ведь было заманчиво иметь рядом мисс Ролз.
— О’кэй. Попробуем пока.
Девушка засмеялась:
— Я люблю вас, мистер Брэдли.
Ее детская несдержанность была заразительной.
— Ну-ну, следите за собой, мисс Ролз.
Мне уже стало ясно, что отпустить ее — выше всяких сил.
В конце дня оказалось, что она идеально подходила для роли секретарши в моем бизнесе. С меня сразу свалился целый ворох забот. Новая секретарша отвечала на письма, телефонные звонки, говорила тем, кого мне не хотелось слышать, что мистера Брэдли нет.
В конце недели даже было странно, как я умудрялся обходиться без нее. С ее приходом в моей жизни появились давно забытая радость и уют. Девушка заставила меня почувствовать себя на двадцать лет моложе. Ее присутствие обернулось моим воскрешением к новой жизни.
Ее любовь к Дину Конраду явилась как гром среди ясного неба. Он являлся одним из моих важнейших клиентов, классный певец и изрядная дрянь.
На свете гораздо больше девчонок типа Джэнит Ролз, нежели фруктов, вроде Дина Конрада, но последние никогда не упускают возможности охмурить ничего не подозревающих девочек. Что хорошего можно было сказать о нем? Среди его дружков насчитывалось немало гангстеров, чем Дин Конрад лишь гордился. К женщинам у него всегда было презрительное отношение, они находились у него на положении рабынь, вынужденных мириться с грубостью и унижениями. Его замашки нельзя назвать иначе, как скотские, и он не считал ниже своего достоинства обобрать и выгнать очередную подружку. Иной раз я удивлялся сам себе, за каким чертом вытаскиваю его изо всяких передряг, стоил ли он того. Со всем этим, популярность певца росла год от года.
Театральный агент, который часто беседует со своими клиентами о высокой морали и скромном поведении, вскоре узнает, что остался без клиентов. Тем не менее, после того, как он первый раз встретился с моей секретаршей, я усадил ее и в общих чертах обрисовал ее потенциального любовника.
Ролз поблагодарила меня, сказав пару теплых слов о моих очаровательно-старомодных взглядах на жизнь, но она, видите ли, считает себя достаточно взрослой, чтобы самой побеспокоиться о себе. Тем более, что Дин — истинный джентльмен. При каждом упоминании имени Дина глаза ее теплели и ярко блестели.
Спустя три месяца она уже крепко сидела у него на крючке, поверив в лживые обещания о женитьбе. Тут я не выдержал и намекнул ему, что мисс Ролз заслуживает в жизни большего.
Дин Конрад ответил со смехом:
— Брэдли, они все заслуживают большего. Мисс Ролз собирается расторгнуть с тобой контракт. Мне предстоит турне по стране, и я собираюсь взять ее с собой в качестве личной секретарши. — Его глазки хитро сощурились. — Мне очень нужна личная секретарша.
— Все, что тебе нужно, — это ты сам.
Он одарил меня одной из своих обаятельных улыбочек.
— Твоя беда в том, Брэдли, что ты отстал от времени. А что, если я скажу ей «гуд бай» после турне? Ну и подумаешь. Ей нужно учиться жизни, а я первоклассный учитель. И потом, ты так говоришь, будто ей предлагается пойти и повеситься. Пораскинь мозгами, Брэдли.
— Ты первоклассный обманщик.
— Как только вы пожелаете расторгнуть наш контракт… Теперь слушай: все, что я делаю, — мои проблемы. Ты живи сам по себе, и я буду жить сам по себе.
Когда я вернулся в офис, перевалило за пять, и Джэнит там не было. На столе лежала записка, что мне звонил Квенк.
Я тяжело плюхнулся в кресло, а из головы не выходили Дин Конрад и Джэнит. Эта сволочь играл с ней в кошки-мышки, и пойманной мышкой предстояло стать Джэнит. Мой взгляд упал на листок с именем Квенка, и меня вдруг осенило. Идея была сверхсумасшедшая, но могла сработать. Позвонив Квенку, я набрал номер телефона Дина Конрада и извинился за вмешательство не в свои дела. Пусть извинит старика.
— Забудем об этом.
Потом я попросил сделать небольшое одолжение.
— У Квенка? — переспросил Конрад. — Хочешь послать меня спеть в местечко под названием «Блю Рум Квенка»? Никогда не слышал о таком, и к тому же ты знаешь, я никогда не работаю за такие деньги, которые могут предложить в подобных заведениях.
— Послушай, я обязан этому парню. Все, что требуется, скатать туда, показаться на сцене, спеть пару песен, и можно уезжать. Всего делов-то. Не стал бы беспокоить тебя, не будь это для меня так важно. Я уже обещал, что тебя там увидят.
— О’кэй, — донесся голос Конрада.
Разговор происходил во вторник. У Квенка Конрад появился в пятницу. В субботу утром мне позвонили из полиции, прося заехать. Там уже ждал лейтенант Сэм Пичард, который сообщил о несчастном случае. В «Блю Рум Квенка» все сидячие места были заняты, ожидалось выступление Дина Конрада. Когда популярный певец начал исполнять вторую песню, его встретил шквал свиста со всех сторон. Собственно, именно это побудило артиста сцепиться с одним из свистунов и стукнуть его по голове бутылкой виски, оставив на полу бездыханное тело.
Инцидент так возбудил какого-то бородача в толпе, что тот бросил на сцену хлопушку, вслед за которой полетели хлопушки уже отовсюду. Некто воспользовался всеобщей неразберихой и выпустил пулю, прикончившую Дина Конрада. В панике народ ломанулся к выходу, и полиции, прибывшей на место, никого, не удалось задержать. Ни один свидетель не явился в полицейский участок. Лейтенант сомневался, что придет хоть один.
— Это большая утрата, мистер Брэдли. Моя жена сходила по нему с ума.
— Да, многие не раз всплакнут.
— Представляю, каково вам, — сочувственно проговорил лейтенант.
— Нет, вы даже вообразить не сможете, — откликнулся я, и полицейский понимающе кивнул.
В офисе меня ожидал Квенк.
— Примите соболезнования о случившемся, мистер Брэдли.
— Кто мог предсказать, что так получится. Определенно, такое событие не делает чести вашему заведению.
— Вот уж точно, — вздохнул Квенк. — Конечно, внутри всегда чуть затемнено и многого не увидеть, но я заметил парня, выпустившего пулю. Он не из наших завсегдатаев. Но того парня с бородой могли заставить стрелять. Моим конкурентам известно, как у нас проходят вечеринки, они могли нанять его. Никто не видел его с оружием в руках., но наверняка стрелял он. В одном уверен — никогда не видел его раньше.
Здесь-то как раз Квенк и ошибался. Сколько раз он видел меня на работе, правда без черной бороды, парика и фальшивых бровей. Всей этой маскировки, нацепленной, чтобы убрать из жизни Дженит мерзавца Дина Конрада.
— Жаль, что так случилось, — пробормотал я.
— И мне. Он, наверное, был вашим лучшим и самым важным клиентом. — Квенк дружески похлопал меня по руке.
— Спасибо, — я через силу улыбнулся. — Переживу как-нибудь. — И вышел.
Скоро то же самое скажет и Дженит.
(Перевод М.Ларюнина)
Ли Хофман
ТИХИЙ ВЕЧЕР
Уинстон Адамсон, удобно устроившись в любимом кресле, потягивал свежий овощной коктейль, время от времени поглядывая на дочурку. Приятно было просто так вот сидеть и смотреть на нее.
Она стояла около коврика, на котором лежала Тэмми с котятами, и не сводила с них любопытных глазенок. Котят было пять. Мяукающие пушистые комочки, копошащиеся около матери. Это были первые котята Тэмми. Даже со своего места Уинстон мог слышать ее тихое довольное мурлыкание.
Лоретта была уже третьим ребенком Tea и Уинстона. До нее у четы Адамсонов были еще двое. Он вдруг вспомнил о них. Джимми и Бет. Обоих теперь не было в живых. Но была Лоретта. Те же сияющие глазенки, маленький пухлый ротик, нетерпеливые ручонки, постоянное любопытство… Наслаждение, которое он получал, глядя на нее, было тем же самым.
«Прелестные дети, — с гордостью сказал он себе. — Как жаль, что они не могут всегда оставаться такими милыми, маленькими, льнущими к родителям».
Какое-то смутное недовольство царапнуло душу. Словно по белому провели коричневую черту. Его старший. Боб, был полон идиотских идей об изменении мира. Разрушить равновесие?
Черт побери, для чего?
Но, сформулировав вопрос, Уинстон сразу же выбросил его из головы. Он не собирался искать ответ. Он вообще не любил вопросов. И редко задавал их себе. На большинство из них ответ был найден уже давным-давно. Они еще и не всплыли в голове, эти вопросы, а ответ уже был. Пусть все, что может существовать безбедно, существует. Пусть все идет, как идет. В кресле было уютно. Дом был уютен. Мир был уютен. Уинстону было хорошо. Непонятно, почему кто-то мог чувствовать какой-то дискомфорт.
Вот старшая дочь, Нэнси, была здравомыслящим человеком. Она, похоже, ни о чем, кроме парней, и не думала. Пройдет несколько лет, и она выйдет замуж, у нее появятся свои дети. Ему было приятно думать о ней.
Лоретта взглянула на него. Они встретились глазами, и она заулыбалась. Он знал, что со временем забудет ее улыбку, как забыл улыбку Джимми. И Бет. Но он еще не стар. Появятся новые дети, новые улыбки.
Звякнул колокольчик над входной дверью. Должно быть, вернулась Tea. Едва она вошла, Лоретта со всех ног бросилась к ней. Tea быстро чмокнула ее и повернулась к зеркалу. Автоматически зажегся свет. Tea осторожно, стараясь не испортить прическу, сняла шляпку.
Лоретта снова вернулась в угол, где крошечные пушистые комочки сосали силу из матери. Tea сказала:
— Я подтвердила наши имена в списке, но могут пройти годы, прежде чем что-нибудь изменится.
— Скверно, — пробормотал Уинстон, пожав плечами. — Лучше бы она осталась.
Tea кивнула, но было заметно, что голова ее занята другим.
— Видел бы ты этих людей в Департаменте Жизни. Некоторые из них буквально вымаливали разрешение. В прямом смысле слова вымаливали. — Она со вздохом уселась в любимое кресло. Одна женщина даже плакала. На людях. Честное слово, это все-таки унизительно. И не то, чтобы она не знала…
Сама мысль о том, что можно увидеть кого-то плачущим, была неприятна. Уинстон поспешил избавиться от нее. Он вовсе не хотел все это слушать. Но Tea, казалось, находила какое-то удовольствие, рассказывая о происшедшем со всеми омерзительными подробностями. Он сидел, стараясь не вслушиваться в обрушившийся на него поток слов.
Образ публично плачущей женщины застрял у него в голове, вызывая чувство внутреннего негодования. Эта женщина просто не имела права так поступать. Ведь она же знала, как обстоят дела. Все это знают.
Все было так просто, так логично, так разумно. Есть предел тому — количеству населения, которое может безбедно существовать. Этот предел достигнут много лет тому назад. Какое-то время, в век Революции Эмоционалистов, был хаос. Но когда весь этот ужас немного улегся, разумным, здравомыслящим людям удалось взять верх. Обратясь к здравому смыслу и разуму, люди стали искать решение — и нашли его.
Право на жизнь давалось каждому. Оно включало в себя право на воспроизводство. Место одного человека должен занять один же. Каждая супружеская пара может иметь двоих детей. Очень просто. Один вместо одного.
Поскольку не каждый человек был способен иметь детей, право того, кто умирал бездетным, могло быть передано, что позволяло некоторым парам получить разрешение на третьего ребенка. Количество людей на планете поддерживалось постоянным.
Но дети были такими… ну… милыми, что ли…
Логично это было или нет, но люди хотели детей. Они хотели ласкать милых крошек, учить их ходить, наслаждаться безоглядной, не ведающей сомнений любовью самых маленьких. Поэтому никаких официальных попыток ограничить количество маленьких детей не предпринималось.
В конце концов, маленькие дети занимают так мало места, и приходящаяся на них доля ресурсов планеты тоже невелика. Другое дело, когда они вырастут, достигнут пятилетнего возраста, коща, как считается, ребенок становится личностью и начинает воспринимать окружающее его общество как целое.
Пять Лоретте должно было исполниться завтра.
— Я взяла облатку и заказала машину, — сказала Tea.
Уинстон кивнул. Взглянув на дочь, он сказал:
— Пора спать, зайчонок.
— Уже?
— Уже.
— А можно я еще немного посмотрю на Тэмминых деток?
— Нет.
Она надулась, но капризничать не стала.
— Обними-ка папу, — сказал он.
Она подбежала к нему и обхватила ручонками за шею. Он ощутил тепло ее тельца и вспомнил Джимми и Бет.
— Пойдем в кроватку, — Tea взяла ее за руку.
Лоретта, заливаясь колокольчиком, принялась распевать что-то про Тэмми и ее котят.
Tea открыла дверь в детскую.
— Не забудь выпить молоко, — напомнил Уинстон.
Лоретта кивнула. Дверь закрылась.
Он откинулся в кресле, потягивая коктейль и ни о чем не думая. Он сидел в покое и уюте, почти не слыша тихой музыки и мурлыканья Тэмми.
Когда Tea вернулась, он спросил:
— Ты дала ей облатку?
Tea кивнула, молча прошла мимо него и скрылась в спальне.
Он встал. Без всякой на то причины вошел в детскую. Лоретта спала, свернувшись калачиком. Кудель взъерошенных волос, тихое, спокойное личико в тусклом свете ночника. Маленькие розовые губы. Длинные светлые ресницы. Крошечное ушко правильной формы, полускрытое волосами. Простынка слегка шевелилась в такт дыханию.
На его глазах это движение замерло.
Он повернулся к двери. Подборщики будут с минуты на минуту. Они позаботятся обо всем, как и в прошлые два раза. Все так просто.
Он вышел в гостиную. Тэмми все мурлыкала. Окружающая тишина казалась слишком глубокой, а мурлыканье — слишком громким. Он посмотрел на копошащиеся, сосущие Тэмми комочки ее плоти, на их постоянно движущиеся маленькие лапки.
И неожиданно, без всякой, казалось бы, причины, из глаз Уинстона хлынули слезы.
(Перевод А.Молокина)
Томас Шерред
ЩЕДРОСТЬ
Большинство были застрелены из пистолетов, винтовок или дробовиков. Четверо скончались от ножевых ран, двое попали под мясницкий топор, одного прикончили обеденной вилкой, воткнув ее в позвоночник и проковыряв его аж до спинного мозга. Кривотолки вызвало не применение вилки как таковой, а тот не вызывающий сомнений факт, что кто-то спокойно взял другую вилку и закончил трапезу.
Мэр сказал:
— Этому надо положить конец.
Губернатор сказал:
— Это необходимо остановить.
Президент через своего секретаря по охране здоровья и благополучия высказался в том же духе.
Комиссар полиции и судебный адвокат высказались в том смысле, что ни один камень не должен остаться неперевернутым, и ФБР ответило, что этот вопрос находится в компетенции местных властей.
Никто никогда толком не знал, кто состоял в комитете или стоял за его спиной, но его заявление — каждый пункт занимал две страницы — выглядело вполне солидно и обещало оплату наличными. В пределах города смерть кого-либо в процессе вооруженного грабежа оценивалась в десять тысяч и смерть при попытке прекратить таковой — в сто тысяч долларов.
Заявление было сделано явно не в интересах простого народа, об этом говорила агрессивность его основных пунктов.
Провинциальная газетенка, промышлявшая, в основном, рекламными объявлениями, опубликовав текст заявления, спохватилась и обещала больше ничего подобного не печатать.
Но эпидемия убийств продолжалась в течение нескольких недель, охватив площадь в несколько квадратных миль. Города многолюдны, и более двух миллионов долларов были выплачены без лишних разговоров.
Иногда это делалось ночью, тайком, хотя внутреннее финансовое управление никакой доход не считает грязным. Дело осложнилось, когда трое полицейских в разных частях города были настолько неосторожны, что позволили разглядеть каким-то незнакомцам, а может, просто зевакам их спрятанные в кобуру револьверы. Служители закона слишком торопливо полезли во внутренний карман за служебными удостоверениями, за чем последовала свалка, в результате которой все трое были убиты. Дальнейшие беспорядки были предупреждены появлением в толпе множества полицейских нашивок и массовыми арестами.
В июле с наступлением темноты пешеходы ходили с большими сигнальными огнями и в деловых кварталах предпочитали не делать резких движений. На первых порах в группы по охране порядка нанимались трясущиеся от старости мужчины и женщины, которые играли роль приманок-ловушек в определенных районах города. Позднее, по мере накопления опыта, тяжело вооруженные, смертельно опасные граждане старшего поколения вели себя как противолодочные крейсера на свободной охоте, а хрупкие женщины часами торчали на автобусных остановках или расхаживали по автостоянкам взад-вперед с тяжелыми сумками.
За перегородками в бакалейных лавках, за занавесками в химчистках сидела и бездельничала вольнонаемная охрана, дежурящая круглосуточно или же неполный день, а иногда только по ночам.
К сентябрю было убито еще четыреста человек. Судебные реестры пестрели процессами по запланированным убийствам, тогда как и вооруженный и невооруженный грабеж практически перестали существовать. Полиции запрещалось принимать вознаграждение, но яхты, летние коттеджи, автомобили, отпуск на Гавайах можно было оплатить из ночных доходов. Никто не смел сопротивляться арестам.
Затем система вознаграждений вышла за пределы штата, где начала свое существование. Было установлено, что последние одиннадцать сообщений из четырнадцати поступили из небольшого магазина на центральной улице, владелец которого переехал в Виннипег. Умершие в числе первых четырех человек, среди них два брата, пытались ограбить находящийся за пределами штата банк. Их легкие полуботинки никак не сочетались с охотничьим снаряжением, поэтому управляющий банком и два кассира насторожились.
Вооруженный и невооруженный грабеж изжил себя, унеся около трехсот, видимо, действительно виновных человек.
Несмотря на успехи в борьбе с преступностью, губернатор в конце концов воззвал о помощи к федерации, ссылаясь на то, что вся законодательная система терпит крах. Официальные лица трех соседних штатов и Канады также были заинтересованы в выполнении этой отчаянной просьбы. Ряд конференций руководящих лиц кончились безрезультатно.
Внезапно три соседних штата один за другим создали свои собственные рабочие комитеты, совершенно не связанные с первым. Затем подобные организации были созданы и в других городах, а потом и в других штатах.
Сумма заработанных и выплаченных в виде вознаграждений денег составила примерно полмиллиарда долларов, прежде чем цель была все-таки достигнута. Система вознаграждений распространилась повсеместно к востоку и западу от Миссисипи.
В самом центре Нью-Йорка можно было увидеть детей, играющих в Центральном парке даже в глубокие сумерки.
Проанализировав все слухи, не доверяя копиям сообщений, объективно подсчитав окончившиеся смертельным исходом нападения невооруженных претендентов на дармовые сто тысяч долларов, установили, что в последующие три года число жертв будет меньше, чем число погибших в автомобильных катастрофах в 1934 году.