Страница:
Они со связками гранат бросились под гусеницы машин. Именно это героическое самопожертвование потрясло остальных фашистских танкистов и вынудило их отступить.
Потеряв несколько своих действительно грозных машин, фашисты откатились назад и стали издали яростно обстреливать позиции суворовцев. Трижды переходили в контратаку и их соседи — отряды имени Фрунзе, Кирова и Ворошилова. Во время одной из атак пал смертью героя начальник штаба бригады Изофатов.
Каждый день приносил нам все новые сведения о геройских подвигах народных мстителей.
Постепенно стало ясно, что каратели наносят удары в нескольких направлениях. На 5 тысяч партизан бригад имени Ленина, Чапаева и «За Советскую Беларусь» навалились две пехотные дивизии и один отдельный полк общей численностью в 20 тысяч солдат и офицеров. Но и при таком абсолютном превосходстве в силах фашисты не могли одолеть партизан. Каждый завоеванный километр каратели оплачивали огромными потерями.
…Уже более двух недель длились ожесточенные схватки патриотов с карателями. Особенно трудные испытания выпали на их долю в конце апреля. Части карателей, теснившие с запада бригаду имени Суворова, предприняли психическую атаку. Свыше 150 пулеметов и более 700 автоматов беспрерывно поливали огнем позиции партизан. На них двигалось около трех тысяч озверевших от шнапса карателей. Народные мстители хладнокровно подпустили их на 50–70 метров, а затем, дружно открыв огонь из всех видов оружия, бросились в яростную контратаку. Ошеломленные гитлеровцы обратились в бегство.
И чем меньше становилась партизанская зона, тем медленнее продвигались фашисты. Однако в связи с сокращением ее площади нам все труднее становилось снабжать партизан боеприпасами, поскольку удобных посадочных площадок для самолетов становилось все меньше. Посоветовавшись, мы решили активизировать доставку боеприпасов парашютным способом. Труднее было решить проблему вывоза раненых. Несмотря на огромные трудности, авиация фронта благодаря неустанной деятельности генералов Андреева, Папивина и Дагаева и героизму рядовых летчиков только за период боев по отражению атак карателей доставила партизанам 578800 килограммов боевых грузов и вывезла в тыл сотни раненых.
Однако сдерживать натиск 60 тысяч вооруженных до зубов карателей, поддерживаемых танками и авиацией (за период боев фашистская авиация сбросила на партизан более 500 тонн бомб), становилось после трех недель непрерывных боев все труднее и труднее. К концу апреля нам стало окончательно ясно, что долго так продолжаться не может. Партизаны оказались зажатыми в железном кольце на небольшой территории северо-западнее белорусского городка Ушачи «столицы» партизанского края. Надо было разорвать кольцо фашистских войск. Обсудив на заседании Военного совета фронта все возможные варианты, мы решили предложить партизанскому командованию прорываться или в направлении болота Великий Луг, или на северо-запад в общем направлении на Шарковщину, в районе которой находились особенно густые леса.
После изучения вновь добытых сведений о расположении сил карателей объединенное партизанское командование решило нанести два удара: на запад отвлекающий, а с целью прорыва — в направлении лесов к югу от озера Шо.
Нашей авиации мы поставили задачу не только расчистить путь народным мстителям, но и оградить их от ударов с флангов и от преследования. С величайшим нетерпением ждали мы донесения о результатах боя, но ничего утешительного не узнали: фашисты, преградив путь плотной стеной танков и пехоты, отбили атаку партизан. Тогда партизанское командование решило в ночь на 4 мая прорваться на юг.
5 мая мы с облегчением вздохнули: поступило сообщение, что перед полуночью 3 мая бригады прославленных партизанских командиров Шлапакова, Куксенок и Смоленский партизанский полк Садчикова прорвали кольцо вражеских войск. Вслед за ними вырвались из окружения и ушли в леса к юго-западу от Ушачей остальные поредевшие отряды народных мстителей.
Но часть из них, пробившись к линии фропта в районе Полоцка, оказалась к концу апреля под угрозой уничтожения. Тогда с разрешения Ставки мы двинули 29 апреля навстречу партизанам 83-й стрелковый корпус 4-й ударной армии, а для того, чтобы расчистить им путь, выслали значительные силы фронтовой авиации. Так до конца в тесном взаимодействии сражались войска и партизаны.
Итоги боев и радовали, и огорчали нас. Немало партизан и мирных жителей погибло от рук карателей, некоторые отряды понесли невосполнимые потери. И все же в ходе диадцатишестидневных ожесточенных боев фашисты не смогли уничтожить бойцов Полоцко-Лепельской партизанской зоны. Народные же мстители, уничтожив почти 20 тысяч карателей и несколько десятков танков, вырвались из вражеского кольца, и вскоре снова фашистские гарнизоны и гитлеровские прислужники ощутили на себе их внезапные карающие удары. К действиям партизан мы вскоре вернемся, когда речь пойдет о наступательных операциях войск 1-го Прибалтийского фронта с целью освобождения Белоруссии, Литвы и Латвии.
Планируя военные действия на 1944 год, Советское Верховное Главнокомандование твердо знало, где, когда и какими силами оно нанесет удары. Руководство же вермахта было, естественно, в неведении об этом и поэтому считало своей главной задачей разгадать замысел советской стороны. Но это ему не удалось. Нам с помощью ряда остроумно задуманных и искусно проведенных мер дезинформации удалось ввести в заблуждение немецко-фашистское командование. Бывший ответственный офицер штаба группы армий «Центр» Гакенгольц после войны писал: «Ход зимних сражений привел к большой концентрации русских сил на территории Западной Украины. Здесь, в Восточной Галиции, восточное Львова, где с большим напряжением удалось приостановить наступление русских, и должно было, по мнению Гитлера и его советников из ОКВ и ОКХ, развернуться главное наступление русских в летнюю кампанию 1944 г… Этой точки зрения германская ставка придерживалась и позднее, когда обстановка на советско-германском фронте существенным образом изменилась. Во всяком случае, немецкое руководство, пренебрегая всеми другими участками фронта, все наличные резервы стягивало в Галицию, особенно же большинство танковых дивизий, ибо продолжало считать, что главный удар будет нанесен русскими по группе армий «Северная Уираина». [91]
Следует указать, что в итоге зимнего наступления советским войскам удалось на западном стратегическом направлении освободить около 40 районов Витебской, Могилевской, Гомельской и бывшей Полесской областей Белоруссии. Однако гитлеровцы все еще продолжали удерживать основную часть территории республики. В результате упорных зимних боев линия саветско-германского фронта приняла здесь своеобразное начертание — образовался огромный выступ, обращенный вершиной на восток. Внутри этого выступа, названного гитлеровским командованием «белорусским балконом», оборонялась сильная немецко-фашистская группа армии «Центр» в составе 3-й танковой, 4, 9 и 2-й полевых армий. Войска группы поддерживал 6-й воздушный флот. К северу от «белорусского балкона» действовала 16-я полевая армия группы армий «Север», южнее — 4-я танковая армия группы армий «Северная Украина». Всего противник имел в Белоруссии около 65 дивизий численностью более 1 миллиона 200 тысяч солдат и офицеров.
Прочное удержание «белорусского балкона», по мнению гитлеровского командования, преграждало Красной Армии кратчайшие, наиболее важные пути к Восточной Пруссии и Польше, а также позволяло наносить фланговые удары по нашим войскам в случае их наступления в обход Белоруссии с севера и юга. Кроме того, имея в этом районе развитую сеть аэродромов, немецкая авиация все еще могла угрожать Москве. Фашистская пропаганда провозгласила оборону в белорусском выступе битвой за «фатерлянд», стремясь убедить своих солдат в том, будто они здесь защищают всю Германию. Гитлер потребовал от своих генералов превратить все крупные белорусские города в крепости и удерживать их любой ценой.
Воины 1-го Прибалтийского фронта, от рядового солдата до генерала, горели желанием как можно быстрее освободить Белоруссию, исстрадавшуюся под гнетом фашистов. Не раз бойцы и командиры спрашивали нас, руководителей фронта: когда же мы ударим но врагу и освободим белорусскии народ от фашистской оккупации? Однако вое зависело в первую очередь от того, какую главную цель поставит Ставка перед советскими войсками в летнюю кампанию 1944 года.
Фашисты, конечно, догадывались, что летом 1944 года наше Верховное Главнокомандование, безусловно, предпримет новое генеральное наступ-ление. Но где? Это было для них тайной за семью печатями. Об этом не знало не только гитлеровские командование, но даже и мы, руководящие военные работники фронтового звена. Однако у нас первые догадки зародились еще в апреле. Правда, в начале месяца ничто еще не предвещало, что войскам нашего фронта в скором времени предстоит участвовать в крупнейшей наступательной операции 1944 года. Более того, все указания Верховного Главнокомандования настраивали нас на оборонительный лад. Ставка потребовала от нас создать глубокую оборону, оборудовав не менее трех рубежей на глубину до 40 километров. Особое внимание было приказано уделять инженерному оборудованию позиций и организации системы стрелкового и артиллерийского огня, а также обеспечению стыков между армиями и с соседними фронтами. Даже населенные пункты следовало приспособить к круговой обороне. Словом, все свидетельствовало о том, что в ближайшем будущем нам предстоит обороняться.
В это время из Генштаба поступила директива, требовавшая от нас вывезти все мирнее население из прифронтовой зоны. Я знал, что эта мера предшествует обычно началу подготовки к осуществлению крупной операции. Она преследовала две цепи: во-первых, предохранить жителей от возможных потерь, в случае если противник активизирует свои артиллерийские и авиационные удары в прифронтовой зоне, а во-вторых, не дать фашистской разведке забросить во фронтовой тыл своих агентов, которым, естественно, легче маскироваться среди местного населения, особенно в том случае, тогда там оседает много беженцев. Штаб фронта в короткий срок выполнил директиву: тысячи семей коренных жителей и беженцев были организованно вывезены со всем необходимым имуществом и размещены в ближайших районах. С этого времени мы со дня на день стали ждать соответствующих указаний Ставки.
В начале мая я был вызван в Москву, где меня принял генерал А. И. Антонов. Алексею Иннокентьевичу с 1943 года приходилось замещать в Генеральном штабе А. М. Василевского, поскольку начальник Генштаба в роли представителя Ставки почти постоянно находился на различных фронтах Действующей армии.
Генерал Антонов, несмотря на огромную занятость, как всегда, встретил меня приветливо и ознакомил с проектом плана Белорусской операции, как он заметил тогда, — главной наступательной операции 1944 года, получившей впоследствии условное наименование «Багратион».
По ее замыслу предусматривались ликвидация так называемого «белорусского балкона» и выход на рубеж городов Дисна (на Западной Двине), Молодечно, Столбцы, Старобин. На пути к этой цели предстояло прежде всего окружить и разгромить фланговые группировки фашистских войск в районах Витебска и Бобруйска, затем глубоким охватом обнажившихся флангов (с одновременным давлением с фронта) встречными ударами с севера и юга в общем направлении на Минск окружить и разгромить главные силы гитлеровской группы армий «Центр».
Осуществление этого замысла намечалось возложить на войска 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских фронтов. На правом крыле стратегического построения наших войск с северо-востока на Минск нацеливались войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, а с юго-востока — 1-го Белорусского фронта. В центре на Минск должен был наступать 2-й Белорусский фронт.
Общая идея замысла операции мне сразу понравилась: навалиться силами четырех фронтов на группу армий «Центр» и разгромить ее, что обеспечивало в случае успеха не только освобождение многострадальной Белоруссии, но и создание благоприятных условий для ведения дальнейших операций Красной Армии на главном стратегическом направлении.
После краткого обмена мнениями по поводу этой операции Алексей Иннокентьевич предложил мне, вернувшись на фронт, внимательно продумать, какое наиболее аффективное участие и с какими конкретными задачами могли бы войска 1-го Прибалтийского фронта принять в организации и проведении этой грандиозной операции, указав при этом, что примерно в середине мая Ставка намерена совместно с командующими войсками фронтов рассмотреть и утвердить окончательный ее замысел и план подготовки. Мы распрощались.
Поскольку Антонов особо предупредил меня о соблюдении полнейшей тайны в отношении подготовки операции, я по возвращении в штаб фронта ознакомил с полученными указаниями только члена Военного совета генерала Д. С. Леонова и начальника штаба фронта В. В. Курасова.
А 22 мая меня вместе с генералом Д. С. Леоновым снова вызвали в Москву. Нас пригласили в Генеральный штаб для ознакомления с замыслом и планом предстоящей наступательной операции, подготовленными для доклада Сталину.
В кабинете А. И. Антонова уже был командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский. Эта встреча очень обрадовала нас обоих, вызвала большое оживление и взаимные расспросы о фронтовых делах.
Когда перешли к делу, генерал А. И. Антонов объявил, что нам предстоит поочередно обсудить с Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, которые готовы принять нас, все вопросы, связанные с участием войск каждого фронта в намечаемой операции.
Первыми, в порядке установленной очередности, побывали на приеме у ближайших соратников И. В. Сталина мы с Леоновым. Маршалы нас встретили очень тепло и в непринужденной обстановке разъяснили цель встречи и вопросы, которые мы должны решить.
Георгий Константинович Жуков жестом пригласил меня к карте, на которой был графически изображен замысел операции и вытекающие из него задачи фронтов.
— Иван Христофорович, — обратился ко мне Жуков, — в соответствии с замыслом операции, который мы завтра с вашим участием будем докладывать Верховному Главнокомандующему, Первому Прибалтийскому фронту на начальном ее этапе надлежит силами четвертой ударной, шестой и одиннадцатой гвардейских и сорок третьей армий, первого танкового и третьего гвардейского кавалерийского корпусов прорвать оборону противника северо-западнее Витебска, форсировать Западную Двину и, прикрываясь со стороны Полоцка, наступать главными силами в направлении Лепель, Молодечно, а частью сил — на Сенно с целью окружения и уничтожения витебской группировки врага во взаимодействии с войсками Третьего Белорусского фронта. Вашему соседу слева будет поставлена задача после разгрома совместно с войсками Первого Прибалтийского витебской группировки и прорыва обороны противника в районе Орши направить главные усилия фронта для выхода в район Вильнюса. Как вы расцениваете такое построение операции?
Я выразил глубокое удовлетворение сутью замысла, смелыми и решительными целями этой грандиозной операции, однако в связи с тем, что наш сосед справа 2-й Прибалтийский фронт — на первом этапе операции в наступлении не участвовал, высказал опасения за свой правый фланг. Ведь войска нашего фронта привлекались не только к разгрому северного крыла группы армий «Центр», но и к глубокому охвату с северо-запада всей центральной группировки противника в Белоруссии.
— В этом случае, — сказал я, — обладающая значительной мощью вражеская группа армий «Север» может нанести сильный удар с севера по растянутому флангу и тылу нашего фронта.
— Да, угроза такого удара вполне реальна, — заметил Георгий Константинович, — Второй Прибалтийский перейдет в наступление значительно позднее. У противника в Прибалтике на некоторое время будут развязаны руки, и это надо учитывать. А что вы предлагаете?
Я уже продумал этот вопрос, поэтому без промедления ответил:
— После выполнения ближайшей задачи — окружения и разгрома витебской группировки противника — целесообразнее возложить нанесение глубокого удара в юго-западном направлении на правое крыло войск нашего соседа слева — Третьего Белорусского. Основные же наши усилия лучше направить на запад, для того чтобы во взаимодействии с правым крылом фронта Черняховского принять активное участие в разгроме третьей танковой армии группы «Центр» и одновременно отсечь южное крыло войск группы армий «Север».
Начался оживленный обмен мнениями. Всесторонне рассмотрев предложение об уточнении задачи войскам 1-го Прибалтийского фронта, маршалы Жуков и Василевский обещали поддержать его при докладе Верховному Главнокомандующему окончательного варианта замысла операции.
После предварительного обсуждения Генеральный штаб вынес на решение Верховного вариант замысла стратегической наступательной операции «Багратион», которым предусматривалось сначала разгромить фланговые группировки противника, занимавшие белорусский выступ и сконцентрированные, главным образом» в районах Витебска в Бобруйска. Это открывало для наступавших войск широкие ворота на территорию выступа. Распахнув их, войска 1-го и 3-го Белорусских фронтов должны были в последующем охватывающими ударами в общем направлении на Минск окружить минскую группировку противника и освебодить столицу Советской Белоруссии.
2-му Белорусскому фронту предстояло фронтальным наступлением в общем направлении на Могилев, Минск сковать возможно больше сил из состава группы армий «Центр» и всемерно содействовать войскам 1-го и 3-го Белорусских фронтов в окружении главных сил группы армий «Центр» восточнее Минска. 1-му Прибалтийскому фронту после разгрома витебской группировки противника ставилась задача в соответствии с моим предложением.
В связи с изменением замысла операции состав ударных группировок на 4-м и 3-м Белорусская фронтах решено было значительно усилить. Нашему соседу слева 3-му Белорусскому фронту — передавались 11-я гвардейская армия и 3-й гвардейский кавалерийский корпус, включенные первоначально в состав нашего фронта. Кроме того, он усиливался из резерва Ставки 2-м гвардейским Тацинским танковым, 3-м гвардейским механизированным корпусами и 5-й гвардейской танковой армией, которой командовал маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров.
Учитывая, что 1-й Белорусский имел в своем составе десять общевойсковых, танковую, две воздушные армии, три танковых, механизированный, три кавалерийских корпуса и Днепровскую флотилию, можно себе представить, в какие мощные клещи зажималась фашистская группа армий «Центр».
На следующий день, 23 мая, в Ставке собралось ограниченное по составу участников совещание. Кроме Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина здесь были Г. К. Жуков, А. М. Василевский, А. И. Антонов, К. К. Рокоссовский, Н. А. Булганин, В. Е. Макаров и генерал Д. С. Леонов.
Когда все уселись, Верховный закурил трубку, встал и, медленно прохаживаясь по кабинету, предложил А. И. Антонову доложить замысел и план операции. Изредка он подходил к разложенной на столе карте и пристально всматривался в конфигурацию линии фронта, задерживая внимание на стрелах, обозначавших направления главных ударов фронтов.
Поскольку по плану операции все было ясно, мы лишь еще раз высказались о нем с одобрением. Выступления командующих фронтами сводились в основном к тому, как они мыслят решать фронтовые задачи.
— Хорошо, — послышался тихий, глуховатый голос Сталина, склонившегося над картой, когда я первым доложил свое решение. — Только, по-моему, взятый вами участок прорыва великоват.
Выслушав мои объяснения, И. В. Сталин посоветовал мне по возвращении на фронт еще раз вернуться к этому вопросу, проанализировать все на местности и принять окончательное решение.
Во время обсуждения предложений командующих Верховный был немногословен. Он больше слушал, изредка задавая короткие, точно сформулированные вопросы. У него была идеальная память на цифры, фамилии, названия населенных пунктов, меткие выражения. Сталин был предельно собран, на его лице отражалась сосредоточенная строгость, взгляд чуть прищуренных глаз был всегда пристальным и несколько холодноватым.
Последним выступил К. К. Рокоссовский. Хорошо помню, что вопреки предложению Генерального штаба — нанести войсками фронта мощный удар только на одном участке прорыва — Константин Константинович весьма обоснованно решил создать две ударные группировки, которым надлежало прорвать оборону противника на двух участках, чтобы последующим наступлением в глубь обороны окружить и разгромить главную группировку противника. Это предложение командующего решительно поддержали Г. К. Жуков и А. М. Василевский, и оно было одобрено Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным.
Мне думается, что к генералу армии К. К. Рокоссовскому Верховный проявлял особую симпатию. С. К. Тимошенко рассказал мне как-то, что И. В. Сталин сравнивал Константина Константиновича с Ф. Э. Дзержинским. «Такой же, — говорил он, — честный, умный, добрый, человечный, только Феликс немного потверже и построже».
Очень внимательно Верховный Главнокомандующий выслушал и выступления Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и А. М. Василевского, высказавших ряд важных соображений по организации наиболее эффективного первого удара по врагу.
— Ну что ж, ваши предложения вам и надо решительно провести в жизнь, — сказал Сталин и объявил, что Г. К. Жуков и А. М. Василевский назначаются представителями Ставки по координации боевых действий фронтов: первый — 1-го и 2-го Белорусских, второй — 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского.
При обсуждении вопросов использования в предстоящей операции различных родов войск и их материально-технического обеспечения к работе совещания в Ставке привлекались главный маршал авиации А. А. Новиков, генерал армии А. В. Хрулев, главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, маршал инженерных войск М. П. Воробьев, маршал войск связи И. Т. Пересыпкин, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев.
Мы уезжали, окрыленные грандиозностью предстоящего наступления, охваченные горячим желанием поскорее начать подготовку войск к великой битве за Белоруссию.
Возвратившись на фронт, мы с Д. С. Леоновым тотчас же пригласили первого заместителя командующего войсками фронта генерал-полковника В. И. Кузнецова и всех остальных наших ближайших соратников. Мое сообщение о принятом Ставкой решении на проведение Белорусской наступательной операции было встречено с глубоким удовлетворением.
В общих чертах я изложил предстоящую задачу фронта и сказал, что она будет конкретно указана в директиве Ставки. Мнение всех было единодушным: немедленно, не ожидая директивы, начать подготовку к наступлению.
На следующий день я довел до командующих армиями и соответствующих начальников родов войск и служб свое предварительное решение на предстоящее наступление.
Ставка Верховного Главнокомандования приказали нам передать полосу обороны 6-й гвардейской армии 2-му Прибалтийскому франту, чтобы мы могли использовать гвардейцев на направлении главного удара. А вслед за этим поступила директива Генерального штаба, в которой нам были даны конкретные указания по обеспечению скрытности подготовки наступления.
Таким образом, еще да получения директивы на наступление подготовка к нему уже развернулась. А когда 31 мая нарочный доставил нам директиву Ставки, мы смогли приступить и к конкретному планированию операции. Этой директивой войскам фронта ставились задачи: во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом форсировать Западную Двину и овладеть районом Бешенковичи, во взаимодействии с правым крылом 3-го Белорусского фронта разгромить витебскую группировку противника и овладеть городом Витебск и в дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Лепель, прочно обеспечивая главную группировку фронта с полоцкого направления.
Для выполнения этой задачи мы располагали, как я уже сообщал выше, тремя общевойсковыми и одной воздушной армиями, отдельным стрелковым и танковым корпусами фронтового подчинения. Во главе их стояли испытанные в сражениях генералы и, я бы сказал, по-настоящему талантливые военачальники.
4-й ударной армией командовал генерал-лейтенант П. Ф. Малышев. Он обладал большой проницательностью, волей и железным упорством в достижении поставленной цели. Участвуя в боях с лета 1941 года, Малышев испытал отчаяние окружений и горечь отступления, не раз находился на волосок от гибели и даже, будучи комендантом Смоленска, едва не был но недоразумению расстрелян своими же после падения города. Но к счастью, удалось избежать этой роковой ошибки. Петр Федорович блестяще проявил свои военные способности в последующих сражениях.
Ближайшими боевыми соратниками П. Ф. Малышева были члены Военного совета этой армии генерал-майор Т. Я. Белик и полковник В. А. Кузнецов, а также начальник штаба генерал-майор А. И. Кудряшов. Политический и оперативный отделы армии возглавляли соответственно полковники С. П. Титов и С. Г. Себик.
Потеряв несколько своих действительно грозных машин, фашисты откатились назад и стали издали яростно обстреливать позиции суворовцев. Трижды переходили в контратаку и их соседи — отряды имени Фрунзе, Кирова и Ворошилова. Во время одной из атак пал смертью героя начальник штаба бригады Изофатов.
Каждый день приносил нам все новые сведения о геройских подвигах народных мстителей.
Постепенно стало ясно, что каратели наносят удары в нескольких направлениях. На 5 тысяч партизан бригад имени Ленина, Чапаева и «За Советскую Беларусь» навалились две пехотные дивизии и один отдельный полк общей численностью в 20 тысяч солдат и офицеров. Но и при таком абсолютном превосходстве в силах фашисты не могли одолеть партизан. Каждый завоеванный километр каратели оплачивали огромными потерями.
…Уже более двух недель длились ожесточенные схватки патриотов с карателями. Особенно трудные испытания выпали на их долю в конце апреля. Части карателей, теснившие с запада бригаду имени Суворова, предприняли психическую атаку. Свыше 150 пулеметов и более 700 автоматов беспрерывно поливали огнем позиции партизан. На них двигалось около трех тысяч озверевших от шнапса карателей. Народные мстители хладнокровно подпустили их на 50–70 метров, а затем, дружно открыв огонь из всех видов оружия, бросились в яростную контратаку. Ошеломленные гитлеровцы обратились в бегство.
И чем меньше становилась партизанская зона, тем медленнее продвигались фашисты. Однако в связи с сокращением ее площади нам все труднее становилось снабжать партизан боеприпасами, поскольку удобных посадочных площадок для самолетов становилось все меньше. Посоветовавшись, мы решили активизировать доставку боеприпасов парашютным способом. Труднее было решить проблему вывоза раненых. Несмотря на огромные трудности, авиация фронта благодаря неустанной деятельности генералов Андреева, Папивина и Дагаева и героизму рядовых летчиков только за период боев по отражению атак карателей доставила партизанам 578800 килограммов боевых грузов и вывезла в тыл сотни раненых.
Однако сдерживать натиск 60 тысяч вооруженных до зубов карателей, поддерживаемых танками и авиацией (за период боев фашистская авиация сбросила на партизан более 500 тонн бомб), становилось после трех недель непрерывных боев все труднее и труднее. К концу апреля нам стало окончательно ясно, что долго так продолжаться не может. Партизаны оказались зажатыми в железном кольце на небольшой территории северо-западнее белорусского городка Ушачи «столицы» партизанского края. Надо было разорвать кольцо фашистских войск. Обсудив на заседании Военного совета фронта все возможные варианты, мы решили предложить партизанскому командованию прорываться или в направлении болота Великий Луг, или на северо-запад в общем направлении на Шарковщину, в районе которой находились особенно густые леса.
После изучения вновь добытых сведений о расположении сил карателей объединенное партизанское командование решило нанести два удара: на запад отвлекающий, а с целью прорыва — в направлении лесов к югу от озера Шо.
Нашей авиации мы поставили задачу не только расчистить путь народным мстителям, но и оградить их от ударов с флангов и от преследования. С величайшим нетерпением ждали мы донесения о результатах боя, но ничего утешительного не узнали: фашисты, преградив путь плотной стеной танков и пехоты, отбили атаку партизан. Тогда партизанское командование решило в ночь на 4 мая прорваться на юг.
5 мая мы с облегчением вздохнули: поступило сообщение, что перед полуночью 3 мая бригады прославленных партизанских командиров Шлапакова, Куксенок и Смоленский партизанский полк Садчикова прорвали кольцо вражеских войск. Вслед за ними вырвались из окружения и ушли в леса к юго-западу от Ушачей остальные поредевшие отряды народных мстителей.
Но часть из них, пробившись к линии фропта в районе Полоцка, оказалась к концу апреля под угрозой уничтожения. Тогда с разрешения Ставки мы двинули 29 апреля навстречу партизанам 83-й стрелковый корпус 4-й ударной армии, а для того, чтобы расчистить им путь, выслали значительные силы фронтовой авиации. Так до конца в тесном взаимодействии сражались войска и партизаны.
Итоги боев и радовали, и огорчали нас. Немало партизан и мирных жителей погибло от рук карателей, некоторые отряды понесли невосполнимые потери. И все же в ходе диадцатишестидневных ожесточенных боев фашисты не смогли уничтожить бойцов Полоцко-Лепельской партизанской зоны. Народные же мстители, уничтожив почти 20 тысяч карателей и несколько десятков танков, вырвались из вражеского кольца, и вскоре снова фашистские гарнизоны и гитлеровские прислужники ощутили на себе их внезапные карающие удары. К действиям партизан мы вскоре вернемся, когда речь пойдет о наступательных операциях войск 1-го Прибалтийского фронта с целью освобождения Белоруссии, Литвы и Латвии.
Планируя военные действия на 1944 год, Советское Верховное Главнокомандование твердо знало, где, когда и какими силами оно нанесет удары. Руководство же вермахта было, естественно, в неведении об этом и поэтому считало своей главной задачей разгадать замысел советской стороны. Но это ему не удалось. Нам с помощью ряда остроумно задуманных и искусно проведенных мер дезинформации удалось ввести в заблуждение немецко-фашистское командование. Бывший ответственный офицер штаба группы армий «Центр» Гакенгольц после войны писал: «Ход зимних сражений привел к большой концентрации русских сил на территории Западной Украины. Здесь, в Восточной Галиции, восточное Львова, где с большим напряжением удалось приостановить наступление русских, и должно было, по мнению Гитлера и его советников из ОКВ и ОКХ, развернуться главное наступление русских в летнюю кампанию 1944 г… Этой точки зрения германская ставка придерживалась и позднее, когда обстановка на советско-германском фронте существенным образом изменилась. Во всяком случае, немецкое руководство, пренебрегая всеми другими участками фронта, все наличные резервы стягивало в Галицию, особенно же большинство танковых дивизий, ибо продолжало считать, что главный удар будет нанесен русскими по группе армий «Северная Уираина». [91]
Следует указать, что в итоге зимнего наступления советским войскам удалось на западном стратегическом направлении освободить около 40 районов Витебской, Могилевской, Гомельской и бывшей Полесской областей Белоруссии. Однако гитлеровцы все еще продолжали удерживать основную часть территории республики. В результате упорных зимних боев линия саветско-германского фронта приняла здесь своеобразное начертание — образовался огромный выступ, обращенный вершиной на восток. Внутри этого выступа, названного гитлеровским командованием «белорусским балконом», оборонялась сильная немецко-фашистская группа армии «Центр» в составе 3-й танковой, 4, 9 и 2-й полевых армий. Войска группы поддерживал 6-й воздушный флот. К северу от «белорусского балкона» действовала 16-я полевая армия группы армий «Север», южнее — 4-я танковая армия группы армий «Северная Украина». Всего противник имел в Белоруссии около 65 дивизий численностью более 1 миллиона 200 тысяч солдат и офицеров.
Прочное удержание «белорусского балкона», по мнению гитлеровского командования, преграждало Красной Армии кратчайшие, наиболее важные пути к Восточной Пруссии и Польше, а также позволяло наносить фланговые удары по нашим войскам в случае их наступления в обход Белоруссии с севера и юга. Кроме того, имея в этом районе развитую сеть аэродромов, немецкая авиация все еще могла угрожать Москве. Фашистская пропаганда провозгласила оборону в белорусском выступе битвой за «фатерлянд», стремясь убедить своих солдат в том, будто они здесь защищают всю Германию. Гитлер потребовал от своих генералов превратить все крупные белорусские города в крепости и удерживать их любой ценой.
Воины 1-го Прибалтийского фронта, от рядового солдата до генерала, горели желанием как можно быстрее освободить Белоруссию, исстрадавшуюся под гнетом фашистов. Не раз бойцы и командиры спрашивали нас, руководителей фронта: когда же мы ударим но врагу и освободим белорусскии народ от фашистской оккупации? Однако вое зависело в первую очередь от того, какую главную цель поставит Ставка перед советскими войсками в летнюю кампанию 1944 года.
Фашисты, конечно, догадывались, что летом 1944 года наше Верховное Главнокомандование, безусловно, предпримет новое генеральное наступ-ление. Но где? Это было для них тайной за семью печатями. Об этом не знало не только гитлеровские командование, но даже и мы, руководящие военные работники фронтового звена. Однако у нас первые догадки зародились еще в апреле. Правда, в начале месяца ничто еще не предвещало, что войскам нашего фронта в скором времени предстоит участвовать в крупнейшей наступательной операции 1944 года. Более того, все указания Верховного Главнокомандования настраивали нас на оборонительный лад. Ставка потребовала от нас создать глубокую оборону, оборудовав не менее трех рубежей на глубину до 40 километров. Особое внимание было приказано уделять инженерному оборудованию позиций и организации системы стрелкового и артиллерийского огня, а также обеспечению стыков между армиями и с соседними фронтами. Даже населенные пункты следовало приспособить к круговой обороне. Словом, все свидетельствовало о том, что в ближайшем будущем нам предстоит обороняться.
В это время из Генштаба поступила директива, требовавшая от нас вывезти все мирнее население из прифронтовой зоны. Я знал, что эта мера предшествует обычно началу подготовки к осуществлению крупной операции. Она преследовала две цепи: во-первых, предохранить жителей от возможных потерь, в случае если противник активизирует свои артиллерийские и авиационные удары в прифронтовой зоне, а во-вторых, не дать фашистской разведке забросить во фронтовой тыл своих агентов, которым, естественно, легче маскироваться среди местного населения, особенно в том случае, тогда там оседает много беженцев. Штаб фронта в короткий срок выполнил директиву: тысячи семей коренных жителей и беженцев были организованно вывезены со всем необходимым имуществом и размещены в ближайших районах. С этого времени мы со дня на день стали ждать соответствующих указаний Ставки.
В начале мая я был вызван в Москву, где меня принял генерал А. И. Антонов. Алексею Иннокентьевичу с 1943 года приходилось замещать в Генеральном штабе А. М. Василевского, поскольку начальник Генштаба в роли представителя Ставки почти постоянно находился на различных фронтах Действующей армии.
Генерал Антонов, несмотря на огромную занятость, как всегда, встретил меня приветливо и ознакомил с проектом плана Белорусской операции, как он заметил тогда, — главной наступательной операции 1944 года, получившей впоследствии условное наименование «Багратион».
По ее замыслу предусматривались ликвидация так называемого «белорусского балкона» и выход на рубеж городов Дисна (на Западной Двине), Молодечно, Столбцы, Старобин. На пути к этой цели предстояло прежде всего окружить и разгромить фланговые группировки фашистских войск в районах Витебска и Бобруйска, затем глубоким охватом обнажившихся флангов (с одновременным давлением с фронта) встречными ударами с севера и юга в общем направлении на Минск окружить и разгромить главные силы гитлеровской группы армий «Центр».
Осуществление этого замысла намечалось возложить на войска 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских фронтов. На правом крыле стратегического построения наших войск с северо-востока на Минск нацеливались войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, а с юго-востока — 1-го Белорусского фронта. В центре на Минск должен был наступать 2-й Белорусский фронт.
Общая идея замысла операции мне сразу понравилась: навалиться силами четырех фронтов на группу армий «Центр» и разгромить ее, что обеспечивало в случае успеха не только освобождение многострадальной Белоруссии, но и создание благоприятных условий для ведения дальнейших операций Красной Армии на главном стратегическом направлении.
После краткого обмена мнениями по поводу этой операции Алексей Иннокентьевич предложил мне, вернувшись на фронт, внимательно продумать, какое наиболее аффективное участие и с какими конкретными задачами могли бы войска 1-го Прибалтийского фронта принять в организации и проведении этой грандиозной операции, указав при этом, что примерно в середине мая Ставка намерена совместно с командующими войсками фронтов рассмотреть и утвердить окончательный ее замысел и план подготовки. Мы распрощались.
Поскольку Антонов особо предупредил меня о соблюдении полнейшей тайны в отношении подготовки операции, я по возвращении в штаб фронта ознакомил с полученными указаниями только члена Военного совета генерала Д. С. Леонова и начальника штаба фронта В. В. Курасова.
А 22 мая меня вместе с генералом Д. С. Леоновым снова вызвали в Москву. Нас пригласили в Генеральный штаб для ознакомления с замыслом и планом предстоящей наступательной операции, подготовленными для доклада Сталину.
В кабинете А. И. Антонова уже был командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский. Эта встреча очень обрадовала нас обоих, вызвала большое оживление и взаимные расспросы о фронтовых делах.
Когда перешли к делу, генерал А. И. Антонов объявил, что нам предстоит поочередно обсудить с Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, которые готовы принять нас, все вопросы, связанные с участием войск каждого фронта в намечаемой операции.
Первыми, в порядке установленной очередности, побывали на приеме у ближайших соратников И. В. Сталина мы с Леоновым. Маршалы нас встретили очень тепло и в непринужденной обстановке разъяснили цель встречи и вопросы, которые мы должны решить.
Георгий Константинович Жуков жестом пригласил меня к карте, на которой был графически изображен замысел операции и вытекающие из него задачи фронтов.
— Иван Христофорович, — обратился ко мне Жуков, — в соответствии с замыслом операции, который мы завтра с вашим участием будем докладывать Верховному Главнокомандующему, Первому Прибалтийскому фронту на начальном ее этапе надлежит силами четвертой ударной, шестой и одиннадцатой гвардейских и сорок третьей армий, первого танкового и третьего гвардейского кавалерийского корпусов прорвать оборону противника северо-западнее Витебска, форсировать Западную Двину и, прикрываясь со стороны Полоцка, наступать главными силами в направлении Лепель, Молодечно, а частью сил — на Сенно с целью окружения и уничтожения витебской группировки врага во взаимодействии с войсками Третьего Белорусского фронта. Вашему соседу слева будет поставлена задача после разгрома совместно с войсками Первого Прибалтийского витебской группировки и прорыва обороны противника в районе Орши направить главные усилия фронта для выхода в район Вильнюса. Как вы расцениваете такое построение операции?
Я выразил глубокое удовлетворение сутью замысла, смелыми и решительными целями этой грандиозной операции, однако в связи с тем, что наш сосед справа 2-й Прибалтийский фронт — на первом этапе операции в наступлении не участвовал, высказал опасения за свой правый фланг. Ведь войска нашего фронта привлекались не только к разгрому северного крыла группы армий «Центр», но и к глубокому охвату с северо-запада всей центральной группировки противника в Белоруссии.
— В этом случае, — сказал я, — обладающая значительной мощью вражеская группа армий «Север» может нанести сильный удар с севера по растянутому флангу и тылу нашего фронта.
— Да, угроза такого удара вполне реальна, — заметил Георгий Константинович, — Второй Прибалтийский перейдет в наступление значительно позднее. У противника в Прибалтике на некоторое время будут развязаны руки, и это надо учитывать. А что вы предлагаете?
Я уже продумал этот вопрос, поэтому без промедления ответил:
— После выполнения ближайшей задачи — окружения и разгрома витебской группировки противника — целесообразнее возложить нанесение глубокого удара в юго-западном направлении на правое крыло войск нашего соседа слева — Третьего Белорусского. Основные же наши усилия лучше направить на запад, для того чтобы во взаимодействии с правым крылом фронта Черняховского принять активное участие в разгроме третьей танковой армии группы «Центр» и одновременно отсечь южное крыло войск группы армий «Север».
Начался оживленный обмен мнениями. Всесторонне рассмотрев предложение об уточнении задачи войскам 1-го Прибалтийского фронта, маршалы Жуков и Василевский обещали поддержать его при докладе Верховному Главнокомандующему окончательного варианта замысла операции.
После предварительного обсуждения Генеральный штаб вынес на решение Верховного вариант замысла стратегической наступательной операции «Багратион», которым предусматривалось сначала разгромить фланговые группировки противника, занимавшие белорусский выступ и сконцентрированные, главным образом» в районах Витебска в Бобруйска. Это открывало для наступавших войск широкие ворота на территорию выступа. Распахнув их, войска 1-го и 3-го Белорусских фронтов должны были в последующем охватывающими ударами в общем направлении на Минск окружить минскую группировку противника и освебодить столицу Советской Белоруссии.
2-му Белорусскому фронту предстояло фронтальным наступлением в общем направлении на Могилев, Минск сковать возможно больше сил из состава группы армий «Центр» и всемерно содействовать войскам 1-го и 3-го Белорусских фронтов в окружении главных сил группы армий «Центр» восточнее Минска. 1-му Прибалтийскому фронту после разгрома витебской группировки противника ставилась задача в соответствии с моим предложением.
В связи с изменением замысла операции состав ударных группировок на 4-м и 3-м Белорусская фронтах решено было значительно усилить. Нашему соседу слева 3-му Белорусскому фронту — передавались 11-я гвардейская армия и 3-й гвардейский кавалерийский корпус, включенные первоначально в состав нашего фронта. Кроме того, он усиливался из резерва Ставки 2-м гвардейским Тацинским танковым, 3-м гвардейским механизированным корпусами и 5-й гвардейской танковой армией, которой командовал маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров.
Учитывая, что 1-й Белорусский имел в своем составе десять общевойсковых, танковую, две воздушные армии, три танковых, механизированный, три кавалерийских корпуса и Днепровскую флотилию, можно себе представить, в какие мощные клещи зажималась фашистская группа армий «Центр».
На следующий день, 23 мая, в Ставке собралось ограниченное по составу участников совещание. Кроме Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина здесь были Г. К. Жуков, А. М. Василевский, А. И. Антонов, К. К. Рокоссовский, Н. А. Булганин, В. Е. Макаров и генерал Д. С. Леонов.
Когда все уселись, Верховный закурил трубку, встал и, медленно прохаживаясь по кабинету, предложил А. И. Антонову доложить замысел и план операции. Изредка он подходил к разложенной на столе карте и пристально всматривался в конфигурацию линии фронта, задерживая внимание на стрелах, обозначавших направления главных ударов фронтов.
Поскольку по плану операции все было ясно, мы лишь еще раз высказались о нем с одобрением. Выступления командующих фронтами сводились в основном к тому, как они мыслят решать фронтовые задачи.
— Хорошо, — послышался тихий, глуховатый голос Сталина, склонившегося над картой, когда я первым доложил свое решение. — Только, по-моему, взятый вами участок прорыва великоват.
Выслушав мои объяснения, И. В. Сталин посоветовал мне по возвращении на фронт еще раз вернуться к этому вопросу, проанализировать все на местности и принять окончательное решение.
Во время обсуждения предложений командующих Верховный был немногословен. Он больше слушал, изредка задавая короткие, точно сформулированные вопросы. У него была идеальная память на цифры, фамилии, названия населенных пунктов, меткие выражения. Сталин был предельно собран, на его лице отражалась сосредоточенная строгость, взгляд чуть прищуренных глаз был всегда пристальным и несколько холодноватым.
Последним выступил К. К. Рокоссовский. Хорошо помню, что вопреки предложению Генерального штаба — нанести войсками фронта мощный удар только на одном участке прорыва — Константин Константинович весьма обоснованно решил создать две ударные группировки, которым надлежало прорвать оборону противника на двух участках, чтобы последующим наступлением в глубь обороны окружить и разгромить главную группировку противника. Это предложение командующего решительно поддержали Г. К. Жуков и А. М. Василевский, и оно было одобрено Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным.
Мне думается, что к генералу армии К. К. Рокоссовскому Верховный проявлял особую симпатию. С. К. Тимошенко рассказал мне как-то, что И. В. Сталин сравнивал Константина Константиновича с Ф. Э. Дзержинским. «Такой же, — говорил он, — честный, умный, добрый, человечный, только Феликс немного потверже и построже».
Очень внимательно Верховный Главнокомандующий выслушал и выступления Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и А. М. Василевского, высказавших ряд важных соображений по организации наиболее эффективного первого удара по врагу.
— Ну что ж, ваши предложения вам и надо решительно провести в жизнь, — сказал Сталин и объявил, что Г. К. Жуков и А. М. Василевский назначаются представителями Ставки по координации боевых действий фронтов: первый — 1-го и 2-го Белорусских, второй — 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского.
При обсуждении вопросов использования в предстоящей операции различных родов войск и их материально-технического обеспечения к работе совещания в Ставке привлекались главный маршал авиации А. А. Новиков, генерал армии А. В. Хрулев, главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, маршал инженерных войск М. П. Воробьев, маршал войск связи И. Т. Пересыпкин, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев.
Мы уезжали, окрыленные грандиозностью предстоящего наступления, охваченные горячим желанием поскорее начать подготовку войск к великой битве за Белоруссию.
Возвратившись на фронт, мы с Д. С. Леоновым тотчас же пригласили первого заместителя командующего войсками фронта генерал-полковника В. И. Кузнецова и всех остальных наших ближайших соратников. Мое сообщение о принятом Ставкой решении на проведение Белорусской наступательной операции было встречено с глубоким удовлетворением.
В общих чертах я изложил предстоящую задачу фронта и сказал, что она будет конкретно указана в директиве Ставки. Мнение всех было единодушным: немедленно, не ожидая директивы, начать подготовку к наступлению.
На следующий день я довел до командующих армиями и соответствующих начальников родов войск и служб свое предварительное решение на предстоящее наступление.
Ставка Верховного Главнокомандования приказали нам передать полосу обороны 6-й гвардейской армии 2-му Прибалтийскому франту, чтобы мы могли использовать гвардейцев на направлении главного удара. А вслед за этим поступила директива Генерального штаба, в которой нам были даны конкретные указания по обеспечению скрытности подготовки наступления.
Таким образом, еще да получения директивы на наступление подготовка к нему уже развернулась. А когда 31 мая нарочный доставил нам директиву Ставки, мы смогли приступить и к конкретному планированию операции. Этой директивой войскам фронта ставились задачи: во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом форсировать Западную Двину и овладеть районом Бешенковичи, во взаимодействии с правым крылом 3-го Белорусского фронта разгромить витебскую группировку противника и овладеть городом Витебск и в дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Лепель, прочно обеспечивая главную группировку фронта с полоцкого направления.
Для выполнения этой задачи мы располагали, как я уже сообщал выше, тремя общевойсковыми и одной воздушной армиями, отдельным стрелковым и танковым корпусами фронтового подчинения. Во главе их стояли испытанные в сражениях генералы и, я бы сказал, по-настоящему талантливые военачальники.
4-й ударной армией командовал генерал-лейтенант П. Ф. Малышев. Он обладал большой проницательностью, волей и железным упорством в достижении поставленной цели. Участвуя в боях с лета 1941 года, Малышев испытал отчаяние окружений и горечь отступления, не раз находился на волосок от гибели и даже, будучи комендантом Смоленска, едва не был но недоразумению расстрелян своими же после падения города. Но к счастью, удалось избежать этой роковой ошибки. Петр Федорович блестяще проявил свои военные способности в последующих сражениях.
Ближайшими боевыми соратниками П. Ф. Малышева были члены Военного совета этой армии генерал-майор Т. Я. Белик и полковник В. А. Кузнецов, а также начальник штаба генерал-майор А. И. Кудряшов. Политический и оперативный отделы армии возглавляли соответственно полковники С. П. Титов и С. Г. Себик.