Страница:
Во второй половине дня узнал я наконец истинную причину задержки танковой армии. Из письменного объяснения генерала В. Т. Вольского я понял, что эта задержка явилась следствием просчета при подготовке тылового обеспечения наступления. Начальник тыла и штаб армии, планируя подвоз горючего и боеприпасов в корпуса, не предусмотрели, что в результате ежедневных дождей дороги так развезет, что колесные машины будут продвигаться вперед черепашьим темпом. В результате танковые корпуса, ушедшие далеко вперед, оказались без горючего. Генерал Вольский обещал принять необходимые меры, чтобы ускорить подвоз топлива и боеприпасов. Я все же решил силами авиаторов помочь танковой армии. Генерал Н. Ф. Папивин немедленно мобилизовал все свои транспортные самолеты на подвоз горючего и боеприпасов. В конце дня генерал Вольский после продолжительного молчания появился на проводе. Он доложил, что все необходимое доставлено в бригады и с утра 10 октября армия возобновит движение к морю.
…Вечером прояснилась причина затянувшегося молчания командующего 4-й ударной. Оказалось, он наводил порядок в полосе наступления 83-го стрелкового корпуса генерала Н. Л. Солдатова. В этот день я еще раз убедился, что общий успех на фронте иногда приводит к притуплению бдительности. Отступающий противник кое-кому начинает казаться безнадежно слабым. За такое пренебрежение приходилось порой расплачиваться кровью. В этот день была наказана беспечность подразделений 119-й стрелковой дивизии, которые, с ходу овладев станцией Векшняй, не закрепились на достигнутом рубеже.
Воспользовавшись этим, многочисленные группы фашистских автоматчиков при поддержке 37 танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров внезапно атаковали нашу пехоту, занявшую станцию, и окружили ее.
Все расчеты противотанковых орудий погибли. Фашистские танки с десантом пехоты двинулись в тыл 119-й стрелковой дивизии. На их пути оказались огневые позиции 3-го артдивизиона 349-го артполка, которым командовал подполковник Егоров. Когда танки ворвались на НП командира дивизиона майора Н. Г. Минаева, он по радио вызвал огонь на себя. На наблюдательном пункте бушевал огненный смерч. Часть танков была подбита, десант сметен с лица земли. Уцелевшие машины противника поспешно покинули поле боя. И вот прямое попадание очередного снаряда в наблюдательный пункт отважного офицера. Перестал звучать в эфире его голос, но артиллеристы продолжали стрельбу по указанным им координатам.
Танки пытались проскочить на другом участке, но повсюду их встречал меткий огонь. В конце концов гитлеровцам удалось прорваться к наблюдательным пунктам командира полка подполковника Егорова, командиров дивизионов майора Гусева и старшего лейтенанта Сантнанеева. И все трое без колебаний сосредоточили огонь своих орудий на себя. Враг, неся потери, снова вынужден был отступить.
Один из танков пытался раздавить командира полка полковника Егорова, спокойно подававшего команды дивизионам по радио. Каких-нибудь 10 метров было между ним и танком, когда полковой разведчик старший сержант Петр Никифорович Шилов, крикнув: «Братцы, бей фашистскую сволочь!» — бросился под танк с противотанковыми гранатами в руках. Ценой своей жизни ои спас командира полка и находившихся с ним офицеров. Н. Г. Минаев и П. Н. Шилов были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.
В результате мер, принятых командиром корпуса и командармом, положение дивизии упрочилось. Но эта внезапная вылазка стоила немалых жертв. Много бойцов и командиров было потеряно. В числе офицеров, вызвавших огонь своих батарей на себя и павших героями на поле боя, был упомянут и капитан Герасимов. Так было записано в полковом журнале боевых действии, так и сообщили впоследствии семье. В одной из моих статей говорилось об этом боевом эпизоде. Как же я был удивлен и обрадован, когда вскоре после этого сам капитан Герасимов прислал взволнованное письмо, в котором сообщил, что тогда взрывной волной его взметнуло в воздух и он потерял сознание. Очнулся офицер уже в плену, а через несколько месяцев был освобожден нашими войсками.
…Ритм сражения подсказывал, что противник на направлении главного удара наших войск сильно деморализован. Это было особенно заметно по пленным, которых с каждым днем становилось все больше. Они выглядели небывало растерянными и явно испуганными, охотно давали показания и все чаще произносили ставшую сакраментальной фразу «Гитлер капут!». Как были они не похожи на тех, кого мне довелось увидеть в первые дни войны на Украине!
Дороги отступления фашистских войск выглядели сплошным кладбищем боевой техники: танков, орудий, автомашин. И всюду трупы… Ужасающая картина даже для глаз бывалых воинов, повидавших многое за годы войны. Это было поистине суровое возмездие фашистам за содеянные преступления!
Впоследствии стало известно, что в эти тяжелые для оккупировавших Латвию и Литву гитлеровцев дни генерал Шернер вынужден был обратиться к Гитлеру с просьбой о помощи. Но фюреру было не до него: советские армии все ближе подходили к границам рейха, и ему приходилось прибегать к новым «тотальным» мобилизациям, которые втягивали в армию даже инвалидов и несовершеннолетних.
В этой обстановке Шернеру оставалось лишь предпринимать самые отчаянные меры. И он бросал все новые и новые дивизии навстречу армиям П. Ф. Малышева и II. М. Чистякова, пытаясь яростными контратаками остановить их продвижение. Если 8 октября в них участвовало около 200 танков, на следующий день это число удвоилось.
Мы были убеждены, что Шернер теперь не будет держаться за Ригу, чтобы сосредоточить побольше сил против нашего фронта. И действительно, не имея возможности одновременно противодействовать войскам, наступавшим на Лиепаю, и удерживать район Риги, Шернер, как выяснилось впоследствии, 9 октября настоятельно просил Гитлера разрешить оставить Ригу и отвести группу армий «Север» на Курляндский полуостров. Гитлер тогда отказал, видимо надеясь, что Шернеру удастся остановить войска 1-го Прибалтийского фронта и удержать за собой Ригу и ее первоклассный порт. Мы об этом, конечно, не знали, но чувствовали, что от успеха наших ударов на Клайпеду и Лиепаю во многом зависит и исход боев за Ригу и старались ускорить прорыв на Балтийском побережье.
Шестой депь наступления — 10 октября — стал решающим. Утром вся переправившаяся через реку Миния армейская артиллерия и фронтовая группа гвардейских минометов, которую вывел туда генерал-майор Юрий Павлович Бажанов, нанесли сокрушительный огневой удар по обороне противника. Под прикрытием огня артиллерии и ударов авиации корпуса 5-й гвардейской танковой армии смяли пехоту и противотанковые орудия и устремились на Клайпеду и Кретингу. Бригады 29-го танкового корпуса совместно с 1-м гвардейским мотоциклетным полком успешно продвигались на Кретингу. Вокруг этого города фашисты создали наиболее мощный узел сопротивления. Командир 29-го танкового корпуса генерал К. М. Малахов не стал атаковать его в лоб. Он направил 32-ю танковую бригаду полковника С. Г. Колесников а в обход Кретинги с севера, а 31-ю танковую бригаду подполковника А. И. Поколова — с юга. С фронта противника сковала 25-я танковая бригада полковника И. В. Полукарова. Успешно преодолев с ходу заболоченные речушки Акмене и Даете, бригады Колесникова и Поколова прорвались в тыл засевшему в Кретинге врагу. Это и решило исход боя: фашисты в страхе покинули город и при попытке пробиться к Паланге были разгромлены.
Угроза окружения фашистов в Кретинге помешала им расправиться с заключенными концлагеря. Из донесений генерала Вольского мы узнали, что на небольшой территории, густо опутанной проволочными заграждениями, находились многие тысячи умирающих от каторжного труда и голода узников. Я распорядился, чтобы начальник тыла фронта немедленно организовал нормальное размещение, питание и медицинскую помощь этим спасенным от смерти людям.
Сложнее была обстановка в полосе наступления 3-го гвардейского танкового корпуса, бригады которого атаковали мощные укрепления на северо-восточных подступах к Клайпеде. Они сразу же натолкнулись здесь на сильную оборону, опиравшуюся на прочные инженерные сооружения и плотный огонь противотанковых орудий. И все же танкисты хотя и медленно, но продвигались вперед, отражая беспрерывные контратаки подразделений моторизованной дивизии СС «Великая Германия». В ходе ожесточенного боя был захвачен Пликкен.
Отрадные донесения в этот день поступали и от генерала Я. Г. Крейзера, который почти через каждые два часа сообщал о выходе на новый рубеж и об очищении новых населенных пунктов от фашистов. И все же первым, как мы и ожидали, о прорыве к морю доложил генерал В. Т. Вольский. Во второй половине дня 10 октября между мною и командармом состоялся любопытный разговор.
— Товарищ командующий! Бригады Долганова и Поколова и гвардейцы мотоциклетного полка первыми прорвались к морю и овладели Палангой и Каркельбеком! — радостно сообщил Василий Тимофеевич. — Посылаем вам фляжку балтийской воды в подарок.
— Спасибо! Но фляжки нам маловато, — ответил я. — Подавай все море!
— Приезжайте, товарищ командующий! — подхватил шутку Вольский. — Море будет в вашем распоряжении…
— А как Шернер на это посмотрит?
— Это от него уже не зависит: что с воза упало, то пропало, — уже серьезно заверил командарм. — Дорога на юг ему закрыта…
Я попросил передать поздравления командиру 29-го танкового корпуса генерал-майору К. М. Малахову, командирам бригад и всем воинам корпуса с выходом к Балтийскому морю. Как потом выяснилось, первыми вымыли морской водой свои потемневшие от порохового дыма лица танкисты лейтенанта Судакова из 31-й танковой бригады и мотоциклисты лейтенанта Коробочки из 1-го гвардейского мотоциклетного полка. Им-то и выпала честь наполнить флягу балтийской водой. А вскоре офицер, прилетевший от генерала Вольского, вручил нам эту флягу. Доложив А. М. Василевскому о прорыве к морю, я передал подарок танкистов ему, а он обещал при первой оказии послать ее И. В. Сталину в подтверждение нашего сообщения о прорыве к морю.
Под вечер позвонил генерал Крейзер и со сдержанной гордостью доложил, что его дивизии прорвались к морю южнее озера Папес-Эзерс. Я приказал командарму принять от 5-й гвардейской танковой армии побережье к югу от Паланги, не останавливая наступления в общем направлении на порт Лиепая.
Войска 43-й армии в этот день с нарастающим упорством пробивались к Клайпеде, сокрушая вражескую оборону на ее подступах. Резко замедлившийся темп продвижения дивизий 43-й армии А. П. Белобородова свидетельствовал о том, что город хорошо подготовлен к обороне. Предполагая, что враг поспешит увести свои войска из Клайпеды по железной и шоссейным дорогам, связывающим этот порт с Тильзитом (Советск), я потребовал от генералов А. П. Белобородова и П. Г. Чанчибадзе к исходу дня перерезать эти коммуникации. Как выяснилось впоследствии, первыми прорвались на важные магистрали подразделения 249-го стрелкового полка 16-й Литовской стрелковой дивизии, которым по-прежнему командовал подполковник Федор Константинович Лысенко. Таким образом, войска 2-й гвардейской армии тоже вступили в пределы Мемельской (Клайпедской) области.
Подводя итоги шестого дня наступления, мы донесли в Ставку, что освободили еще 400 населенных пунктов, захватили 248 автомашин, 45 исправных танков, 15 самолетов, 17 паровозов и несколько складов с военным имуществом.
Противник потерял убитыми около 2,5 тысячи солдат и офицеров…
В этот день к нам доставили «Правду» за 9 октября, в которой была опубликована статья «Блистательная победа наших войск в Прибалтике». Политуправление фронта немедленно размножило статью и разослало в армии. Политработники и командиры провели беседы с бойцами. Они говорили о значении проводимой нашим фронтом наступательной операции, о тактике наступающих войск при прорыве обороны и развитии успеха, о предполагаемых действиях группы армий «Север», которая оказалась в ловушке, и о дальнейших задачах войск Прибалтийских фронтов.
С 11 октября темп продвижения наступавших войск снизился до 10–12 километров в сутки. Это свидетельствовало о нараставшем сопротивлении врага. Каждый день начальник разведки полковник А. А. Хлебов докладывал о появлении перед фронтом наступавших войск все новых и новых гитлеровских дивизий. Хотя наступление 1-го Прибалтийского фронта продолжалось до 20 октября, но главная цель, которая стояла перед нами, была достигнута к концу седьмого дня боев: более чем полумиллионная фашистская армада оказалась отрезанной от Восточной Пруссии. За 7 дней войска 1-го Прибалтийского продвинулись более чем на 130 километров, освободив свыше 1280 тысяч квадратных километров территории и 3100 населенных пунктов. Таким образом, они успешно выполнили основную задачу, поставленную перед ними Ставкой Верховного Главнокомандования в Мемельской наступательной операции.
…Так во второй раз группа армий «Север», была отсечена от Германии, и на этот раз окончательно. Однако мы понимали, что Гитлер и его приспешники не смирятся о этим и пустятся на все ухищрения, чтобы исправить положение.
Вот почему мы с Маршалом Советского Союза А. М. Василевским единодушно решили немедленно вывести 5-ю гвардейскую танковую армию в резерв, чтобы иметь в своих руках мощный кулак для парирования возможных ударов по нашим войскам, прорвавшимся к берегам Балтийского моря. Одновременно были приняты все меры, чтобы установить группировку сил противника, противостоявших нашему фронту.
Вот как, по итоговым данным всех видов нашей разведки, выглядел противник. Перед дивизиями 4-й ударной армии в первом эшелоне оборонялись 12-я, 7-я танковые дивизии, 11-я моторизованная дивизия СС «Нордланд», 44-я бригада штурмовых орудий, 5-я бригада «Медера» и 201-я охранная дивизия. Войскам 6-й гвардейской армии противостояли 4, 5, 14-я танковые и 61-я пехотная дивизии, 303-я бригада штурмовых орудий. Правофланговым дивизиям 51-й армии, наступавшим на Лиепаю вдоль Балтийского побережья, противостояли 23-я и 122-я пехотные дивизии. Подступы к Клайпеде с яростным ожесточением обороняли 58-я пехотная, 391-я охранная дивизии, моторизованная дивизия СС «Великая Германия», танковая бригада «Гросс» и пять отдельных охранных полков. Наступление 2-й гвардейской армии сдерживали соединения 9-го армейского корпуса.
Сил у врага было немало. Но нас интересовали не только его войска, находившиеся в первой линии: с ними можно было расправиться. А вот какие силы будут стоять за ними и чем располагает Гитлер в Восточной Пруссии? На эти вопросы начальник разведки фронта не мог дать над пока определенного ответа. Но мы учитывали, что Шернер, располагая крупной группировкой войск, оказавшейся отрезанной от Восточной Пруссии, конечно, не преминет организовать мощный удар из Курляндии, чтобы прорваться в Восточную Пруссию. А Гитлер, вероятно, оттуда попытается организовать какими-то солидными силами встречный удар. К отражению такого маневра мы должны были быть готовыми.
Тогда еще не было известно о решении Гитлера начать отвод главных сил группы армий «Север» из Рижского района в Курляндию. Однако с началом прорыва войск 1-го Прибалтийского фронта на Клайпеду отступление немецко-фашистских войск теперь уже обозначилось не только в Эстонии, но и в Латвии. Соединения 16-й и 18-й немецких армий спешили проскочить опасный рижский коридор. Теперь, когда они оказались отрезанными от Восточной Пруссии, им надо было спешить из района Риги в Курляндию, чтобы оттуда попытаться пробить себе путь в «фатерлянд». Поэтому мы со дня на день ждали сообщения об освобождении Риги. А это означало бы, что вскоре Шернер сможет выставить против наших 4-й ударной, 6-й гвардейской и 51-й армий много новых дивизий.
В эти дни мы уже привыкли к медленному продвижению 4-й ударной армии, поэтому доклады генерала П. Ф. Малышева воспринимали спокойно, но когда и остальные командармы стали измерять продвижение своих дивизий считанными километрами, то это со всей очевидностью показало нам, что устанавливается равновесие, а значит, потребуются поиски новых методов разгрома противника. К тому же армиям все больше и больше приходилось растягивать свои силы по фронту.
В связи с тем что 39-й армии предстояло вскоре принять участие в наступательной операции 3-го Белорусского фронта с целью прорыва сильно укрепленной обороны врага южнее Немана и вторжения в пределы Восточной Пруссии на кенигсбергском направлении, Ставка приказала 1-му Прибалтийскому фронту сменить войска этой армии на участке от Таураге до Юрбаркаса. В результате мы, фактически, лишились на левом крыле фронта целой общевойсковой армии с ее средствами усиления и авиационной поддержки. Пришлось потребовать от командующего 43-й армией А. П. Белобородова занять полосу наступления 54-го стрелкового корпуса 2-й гвардейской армии, а ей в свою очередь растянуть фронт на восток до Юрбаркаса.
Между тем уже 12 октября войска П. Г. Чанчибадзе подверглись первым атакам из Восточной Пруссии. В 11 часов 30 минут он доложил, что час назад крупные силы пехоты при поддержке танков обрушились на 16-ю Литовскую стрелковую дивизию. Как потом выяснилось, командующий 3-й танковой армией собрал части 551-й пехотной дивизии, подразделения офицерской школы и части танковой дивизии СС «Герман Геринг», переброшенной Гитлером из-под Варшавы, и сосредоточенно двинул их на узком участке фронта против 249-го стрелкового полка 16-й Литовской дивизии. Сначала фашистское командование пыталось нащупать у нас слабое место. Главный удар пришелся по 2-му и 3-му стрелковым батальонам. Дважды атаковала фашистская пехота при поддержке до 12 танков позиции 2-го стрелкового батальона, но ей удалось лишь незначительно потеснить его. Атака же на 3-й стрелковый батальон вообще окончилась для фашистов полным провалом. Пехотный полк при поддержке 20 танков двинулся на позиции подразделения. Уверенные в своем превосходстве, фашисты шли спокойно, словно победа была уже у них в кармане.
Командир литовского батальона майор Вольфас Виленскис, расставив на переднем крае обороны почти все пулеметы и часть стрелков, со своими главными силами устремился в тыл атакующим. Внезапное появление там советских солдат вызвало у гитлеровцев панику. Они бросились назад и столкнулись с бойцами Виленскиса, которые, уничтожив в рукопашной схватке около сотни фашистов, рассеяли атакующих. Увидев, что в помощь удиравшим фашистам развернулось около двух пехотных рот противника, майор Виленскис лег за пулемет и снайперским огнем отбил их атаку. Оправившись от испуга, гитлеровцы предприняли еще две атаки, но успеха так и не добились.
Генерал П. Г. Чанчибадзе правильно оценил вылазку противника как начало атак подошедших резервов. Он потребовал от командира 16-й Литовской дивизии полковника Урбшаса подготовиться к отражению нового, более мощного натиска. Поэтому 13 октября довольно сильный удар двух полков пехоты и 50 танков на стыке 249-го и 167-го стрелковых полков 16-й Литовской стрелковой дивизии не был неожиданным. И все же частям дивизии выпала трудная задача. Четырежды противник при поддержке танков обрушивался на батальоны 249-го полка. Дважды бой заканчивался ожесточенной рукопашной схваткой. Четвертая атака гитлеровцев была особенно яростной. Фашистские солдаты, обезумевшие от шнапса и вида многочисленных трупов своих сообщников по разбою, прорвались почти к самым окопам подразделений нашего полка. И в этот решающий миг над бруствером поднялся во весь рост подполковник Лысенко. Метнув гранату и стреляя на ходу из автомата, он бросился навстречу врагу. Воины-литовцы вслед за командиром в одно мгновение взметнулись над окопами, обогнали подполковника, прикрыли его и сшиблись с приблизившимися фашистами. Рукопашная схватка длилась около часа. Никто не хотел признать себя побежденным. Но то ли гитлеровцы постепенно трезвели, то ли они просто не выдержали — сначала лишь раненые фашисты покидали поле боя, затем одиночки выскакивали из гущи дерущихся и устремлялись в тыл, а потом настал тот момент, когда немцы стали все заметнее пятиться и вдруг, словно по команде, в панике бросились назад.
Федор Константинович Лысенко за геройство, проявленное в этом бою, был удостоен звания Героя Советского Союза. Были награждены и многие его подчиненные.
..А тем временем наш прорыв к морю все-таки вынудил Гитлера отказаться от решения удержать район Риги за собой. Как впоследствии выяснилось, узнав о падении Паланги и выходе советских войск к морю севернее и южнее Клайпеды, фюрер разрешил своему любимцу Шернеру с вечера 12 октября отвести войска из района Риги на Курляндский полуостров. Но Шернер не успел организовать отвод, так как атаки 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов вынудили оккупантов под угрозой окружения улизнуть из района латвийской столицы. В этот день Андрей Иванович Еременко, постоянно державший меня в курсе событий на подступах к Риге, поспешил поделиться со мной радостью: войска его правого соседа — 3-го Прибалтийского фронта — очистили правобережную часть города от фашистов, а его армии стремятся отрезать пути отхода противника к западу от столицы Советской Латвии — Риги.
В связи с отступлением из Риги войска группы армий «Север» словно сматывались в плотный клубок на Курляндском полуострове. Я подумал, что разматывать его будет нелегко. Мне тогда казалось, что в создавшейся обстановке необходимо было всеми наличными силами 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов без каких-либо перегруппировок и паузы в наступлении перейти к решительному преследованию не всегда организованно отступавших из Рижского укрепрайона главных сил группы армий «Север», не допустить их беспрепятственного отхода. Необходимо было нанести им поражение, поскольку в Курляндии гитлеровцы могли спастись от наших ударов, перейдя к жесткой обороне в благоприятных условиях лесисто-болотистой местности. Важно было максимально использовать относительно сухое время для решительного наступления, чтобы еще до тяжелой, характерной для Прибалтики распутицы всеми силами и средствами, которыми располагали Прибалтийские фронты и Балтийский флот, расправиться с основными силами курляндской группировки врага.
16 октября, после овладения Ригой, 3-й Прибалтийский фронт был упразднен. При этом две его армии выключились из наступательных действий: 67-я, действовавшая на правом крыле 3-го Прибалтийского фронта, была передана Ленинградскому фронту и получила пассивную задачу по противодесантной обороне побережья Рижского залива, а 54-я выводилась в резерв Ставки. 1-я ударная армия передавалась А. И. Еременко, 61-я — 1-му Прибалтийскому фронту. Однако фактически войска армии П. А. Белова пришли к нам лишь спустя две недели, в самый разгар осенней распутицы, когда вести наступательные действия стало практически невозможно. Эта реорганизация потребовала перегруппировки войск 2-го Прибалтийского фронта. И решением Ставки начало общего наступления против курляндской группировки было перенесено на 27 октября.
Читатель также, вероятно, не забыл и того, что 39-я армия 3-го Белорусского фронта была устранена от дальнейшего участия в незавершенной еще Мемельской операции.
Все это в совокупности облегчило немецко-фашистскому командованию отвод рижской группировкп в Курляндию и переход здесь силами 36–38 дивизии (в том числе 7–8 танковых и моторизованных) к жесткой обороне на фронте от юго-восточных подступов к Лиепае и до Тукумса, протяжением всего в 210 километров, имея при этом на весьма благоприятной для обороны местности очень высокую оперативную плотность — около 6 километров фронта на одну дивизию.
В связи с этим темпы нашего наступления вскоре резко снизились. На каждую атаку немецко-фашистские войска, имея крупные резервы, отвечали сильными контрударами. Каждый километр доставался нам лишь в итоге ожесточенных схваток. Однако в эти неблагоприятные для наступления осенние дни напряженные бои не прекращались ни на один час.
Должен сказать, что, как у руководящего состава Прибалтийских фронтов, так и в Генеральном штабе, Ставке, возникло убеждение, что гитлеровское командование, учитывая сложившуюся к тому времени на советско-герман-ском фронте обстановку, обязательно постарается как можно быстрее эвакуировать войска группы армий «Север» из Курляндии в Германию, чтобы использовать их для обороны «фатерлянда». Такое мнение было вполне логичным, ибо Гитлеру и его ближайшему окружению, безусловно, было бы весьма выгодно заполучить более трех десятков дивизий группы армий «Север» для попыток остановить советское наступление у границ Германии.
Однако желания руководства фашистского рейха не совпадали с его реальными возможностями. Как выяснилось после войны, гитлеровское командование испытывало серьезные затруднения с морским транспортом. При наличном тоннаже флота для вывоза войск и техники из Курляндии потребовалось бы не менее полугода времени. Об этом тогда нам не было известно. Все мы в тот момент были заняты одной мыслью — попытаться возможно скорее разгромить курляндскую группировку немецко-фашистских войск, не допуская их эвакуации морем. Именно поэтому, в частности, нам пришлось временно отказаться от штурма Клайпеды, поскольку с ходу взять ее войскам 43-й армии не удалось. Орешек оказался слишком крепким. Мы явно недооценили мощную оборону этого балтийского порта, превращенного немцами за долгие годы оккупации в настоящую крепость, располагающую несколькими позициями, каждая из которых включала в себя три линии траншей, соединенных между собой сетью ходов сообщения, множество дотов, бетонированных пулеметных площадок. И все это находилось под прикрытием сплошной линии инженерных заграждений. Действительно, без специальной тщательной подготовки и сосредоточения необходимой группировки войск, инженерных, артиллерийских и авиационных сил такую оборону прорвать было невозможно. Но сосредоточить такие силы и средства мы не могли в связи с нашим наступлением против блокированных в Курляндии войск группы армий «Север».
…Вечером прояснилась причина затянувшегося молчания командующего 4-й ударной. Оказалось, он наводил порядок в полосе наступления 83-го стрелкового корпуса генерала Н. Л. Солдатова. В этот день я еще раз убедился, что общий успех на фронте иногда приводит к притуплению бдительности. Отступающий противник кое-кому начинает казаться безнадежно слабым. За такое пренебрежение приходилось порой расплачиваться кровью. В этот день была наказана беспечность подразделений 119-й стрелковой дивизии, которые, с ходу овладев станцией Векшняй, не закрепились на достигнутом рубеже.
Воспользовавшись этим, многочисленные группы фашистских автоматчиков при поддержке 37 танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров внезапно атаковали нашу пехоту, занявшую станцию, и окружили ее.
Все расчеты противотанковых орудий погибли. Фашистские танки с десантом пехоты двинулись в тыл 119-й стрелковой дивизии. На их пути оказались огневые позиции 3-го артдивизиона 349-го артполка, которым командовал подполковник Егоров. Когда танки ворвались на НП командира дивизиона майора Н. Г. Минаева, он по радио вызвал огонь на себя. На наблюдательном пункте бушевал огненный смерч. Часть танков была подбита, десант сметен с лица земли. Уцелевшие машины противника поспешно покинули поле боя. И вот прямое попадание очередного снаряда в наблюдательный пункт отважного офицера. Перестал звучать в эфире его голос, но артиллеристы продолжали стрельбу по указанным им координатам.
Танки пытались проскочить на другом участке, но повсюду их встречал меткий огонь. В конце концов гитлеровцам удалось прорваться к наблюдательным пунктам командира полка подполковника Егорова, командиров дивизионов майора Гусева и старшего лейтенанта Сантнанеева. И все трое без колебаний сосредоточили огонь своих орудий на себя. Враг, неся потери, снова вынужден был отступить.
Один из танков пытался раздавить командира полка полковника Егорова, спокойно подававшего команды дивизионам по радио. Каких-нибудь 10 метров было между ним и танком, когда полковой разведчик старший сержант Петр Никифорович Шилов, крикнув: «Братцы, бей фашистскую сволочь!» — бросился под танк с противотанковыми гранатами в руках. Ценой своей жизни ои спас командира полка и находившихся с ним офицеров. Н. Г. Минаев и П. Н. Шилов были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.
В результате мер, принятых командиром корпуса и командармом, положение дивизии упрочилось. Но эта внезапная вылазка стоила немалых жертв. Много бойцов и командиров было потеряно. В числе офицеров, вызвавших огонь своих батарей на себя и павших героями на поле боя, был упомянут и капитан Герасимов. Так было записано в полковом журнале боевых действии, так и сообщили впоследствии семье. В одной из моих статей говорилось об этом боевом эпизоде. Как же я был удивлен и обрадован, когда вскоре после этого сам капитан Герасимов прислал взволнованное письмо, в котором сообщил, что тогда взрывной волной его взметнуло в воздух и он потерял сознание. Очнулся офицер уже в плену, а через несколько месяцев был освобожден нашими войсками.
…Ритм сражения подсказывал, что противник на направлении главного удара наших войск сильно деморализован. Это было особенно заметно по пленным, которых с каждым днем становилось все больше. Они выглядели небывало растерянными и явно испуганными, охотно давали показания и все чаще произносили ставшую сакраментальной фразу «Гитлер капут!». Как были они не похожи на тех, кого мне довелось увидеть в первые дни войны на Украине!
Дороги отступления фашистских войск выглядели сплошным кладбищем боевой техники: танков, орудий, автомашин. И всюду трупы… Ужасающая картина даже для глаз бывалых воинов, повидавших многое за годы войны. Это было поистине суровое возмездие фашистам за содеянные преступления!
Впоследствии стало известно, что в эти тяжелые для оккупировавших Латвию и Литву гитлеровцев дни генерал Шернер вынужден был обратиться к Гитлеру с просьбой о помощи. Но фюреру было не до него: советские армии все ближе подходили к границам рейха, и ему приходилось прибегать к новым «тотальным» мобилизациям, которые втягивали в армию даже инвалидов и несовершеннолетних.
В этой обстановке Шернеру оставалось лишь предпринимать самые отчаянные меры. И он бросал все новые и новые дивизии навстречу армиям П. Ф. Малышева и II. М. Чистякова, пытаясь яростными контратаками остановить их продвижение. Если 8 октября в них участвовало около 200 танков, на следующий день это число удвоилось.
Мы были убеждены, что Шернер теперь не будет держаться за Ригу, чтобы сосредоточить побольше сил против нашего фронта. И действительно, не имея возможности одновременно противодействовать войскам, наступавшим на Лиепаю, и удерживать район Риги, Шернер, как выяснилось впоследствии, 9 октября настоятельно просил Гитлера разрешить оставить Ригу и отвести группу армий «Север» на Курляндский полуостров. Гитлер тогда отказал, видимо надеясь, что Шернеру удастся остановить войска 1-го Прибалтийского фронта и удержать за собой Ригу и ее первоклассный порт. Мы об этом, конечно, не знали, но чувствовали, что от успеха наших ударов на Клайпеду и Лиепаю во многом зависит и исход боев за Ригу и старались ускорить прорыв на Балтийском побережье.
Шестой депь наступления — 10 октября — стал решающим. Утром вся переправившаяся через реку Миния армейская артиллерия и фронтовая группа гвардейских минометов, которую вывел туда генерал-майор Юрий Павлович Бажанов, нанесли сокрушительный огневой удар по обороне противника. Под прикрытием огня артиллерии и ударов авиации корпуса 5-й гвардейской танковой армии смяли пехоту и противотанковые орудия и устремились на Клайпеду и Кретингу. Бригады 29-го танкового корпуса совместно с 1-м гвардейским мотоциклетным полком успешно продвигались на Кретингу. Вокруг этого города фашисты создали наиболее мощный узел сопротивления. Командир 29-го танкового корпуса генерал К. М. Малахов не стал атаковать его в лоб. Он направил 32-ю танковую бригаду полковника С. Г. Колесников а в обход Кретинги с севера, а 31-ю танковую бригаду подполковника А. И. Поколова — с юга. С фронта противника сковала 25-я танковая бригада полковника И. В. Полукарова. Успешно преодолев с ходу заболоченные речушки Акмене и Даете, бригады Колесникова и Поколова прорвались в тыл засевшему в Кретинге врагу. Это и решило исход боя: фашисты в страхе покинули город и при попытке пробиться к Паланге были разгромлены.
Угроза окружения фашистов в Кретинге помешала им расправиться с заключенными концлагеря. Из донесений генерала Вольского мы узнали, что на небольшой территории, густо опутанной проволочными заграждениями, находились многие тысячи умирающих от каторжного труда и голода узников. Я распорядился, чтобы начальник тыла фронта немедленно организовал нормальное размещение, питание и медицинскую помощь этим спасенным от смерти людям.
Сложнее была обстановка в полосе наступления 3-го гвардейского танкового корпуса, бригады которого атаковали мощные укрепления на северо-восточных подступах к Клайпеде. Они сразу же натолкнулись здесь на сильную оборону, опиравшуюся на прочные инженерные сооружения и плотный огонь противотанковых орудий. И все же танкисты хотя и медленно, но продвигались вперед, отражая беспрерывные контратаки подразделений моторизованной дивизии СС «Великая Германия». В ходе ожесточенного боя был захвачен Пликкен.
Отрадные донесения в этот день поступали и от генерала Я. Г. Крейзера, который почти через каждые два часа сообщал о выходе на новый рубеж и об очищении новых населенных пунктов от фашистов. И все же первым, как мы и ожидали, о прорыве к морю доложил генерал В. Т. Вольский. Во второй половине дня 10 октября между мною и командармом состоялся любопытный разговор.
— Товарищ командующий! Бригады Долганова и Поколова и гвардейцы мотоциклетного полка первыми прорвались к морю и овладели Палангой и Каркельбеком! — радостно сообщил Василий Тимофеевич. — Посылаем вам фляжку балтийской воды в подарок.
— Спасибо! Но фляжки нам маловато, — ответил я. — Подавай все море!
— Приезжайте, товарищ командующий! — подхватил шутку Вольский. — Море будет в вашем распоряжении…
— А как Шернер на это посмотрит?
— Это от него уже не зависит: что с воза упало, то пропало, — уже серьезно заверил командарм. — Дорога на юг ему закрыта…
Я попросил передать поздравления командиру 29-го танкового корпуса генерал-майору К. М. Малахову, командирам бригад и всем воинам корпуса с выходом к Балтийскому морю. Как потом выяснилось, первыми вымыли морской водой свои потемневшие от порохового дыма лица танкисты лейтенанта Судакова из 31-й танковой бригады и мотоциклисты лейтенанта Коробочки из 1-го гвардейского мотоциклетного полка. Им-то и выпала честь наполнить флягу балтийской водой. А вскоре офицер, прилетевший от генерала Вольского, вручил нам эту флягу. Доложив А. М. Василевскому о прорыве к морю, я передал подарок танкистов ему, а он обещал при первой оказии послать ее И. В. Сталину в подтверждение нашего сообщения о прорыве к морю.
Под вечер позвонил генерал Крейзер и со сдержанной гордостью доложил, что его дивизии прорвались к морю южнее озера Папес-Эзерс. Я приказал командарму принять от 5-й гвардейской танковой армии побережье к югу от Паланги, не останавливая наступления в общем направлении на порт Лиепая.
Войска 43-й армии в этот день с нарастающим упорством пробивались к Клайпеде, сокрушая вражескую оборону на ее подступах. Резко замедлившийся темп продвижения дивизий 43-й армии А. П. Белобородова свидетельствовал о том, что город хорошо подготовлен к обороне. Предполагая, что враг поспешит увести свои войска из Клайпеды по железной и шоссейным дорогам, связывающим этот порт с Тильзитом (Советск), я потребовал от генералов А. П. Белобородова и П. Г. Чанчибадзе к исходу дня перерезать эти коммуникации. Как выяснилось впоследствии, первыми прорвались на важные магистрали подразделения 249-го стрелкового полка 16-й Литовской стрелковой дивизии, которым по-прежнему командовал подполковник Федор Константинович Лысенко. Таким образом, войска 2-й гвардейской армии тоже вступили в пределы Мемельской (Клайпедской) области.
Подводя итоги шестого дня наступления, мы донесли в Ставку, что освободили еще 400 населенных пунктов, захватили 248 автомашин, 45 исправных танков, 15 самолетов, 17 паровозов и несколько складов с военным имуществом.
Противник потерял убитыми около 2,5 тысячи солдат и офицеров…
В этот день к нам доставили «Правду» за 9 октября, в которой была опубликована статья «Блистательная победа наших войск в Прибалтике». Политуправление фронта немедленно размножило статью и разослало в армии. Политработники и командиры провели беседы с бойцами. Они говорили о значении проводимой нашим фронтом наступательной операции, о тактике наступающих войск при прорыве обороны и развитии успеха, о предполагаемых действиях группы армий «Север», которая оказалась в ловушке, и о дальнейших задачах войск Прибалтийских фронтов.
С 11 октября темп продвижения наступавших войск снизился до 10–12 километров в сутки. Это свидетельствовало о нараставшем сопротивлении врага. Каждый день начальник разведки полковник А. А. Хлебов докладывал о появлении перед фронтом наступавших войск все новых и новых гитлеровских дивизий. Хотя наступление 1-го Прибалтийского фронта продолжалось до 20 октября, но главная цель, которая стояла перед нами, была достигнута к концу седьмого дня боев: более чем полумиллионная фашистская армада оказалась отрезанной от Восточной Пруссии. За 7 дней войска 1-го Прибалтийского продвинулись более чем на 130 километров, освободив свыше 1280 тысяч квадратных километров территории и 3100 населенных пунктов. Таким образом, они успешно выполнили основную задачу, поставленную перед ними Ставкой Верховного Главнокомандования в Мемельской наступательной операции.
…Так во второй раз группа армий «Север», была отсечена от Германии, и на этот раз окончательно. Однако мы понимали, что Гитлер и его приспешники не смирятся о этим и пустятся на все ухищрения, чтобы исправить положение.
Вот почему мы с Маршалом Советского Союза А. М. Василевским единодушно решили немедленно вывести 5-ю гвардейскую танковую армию в резерв, чтобы иметь в своих руках мощный кулак для парирования возможных ударов по нашим войскам, прорвавшимся к берегам Балтийского моря. Одновременно были приняты все меры, чтобы установить группировку сил противника, противостоявших нашему фронту.
Вот как, по итоговым данным всех видов нашей разведки, выглядел противник. Перед дивизиями 4-й ударной армии в первом эшелоне оборонялись 12-я, 7-я танковые дивизии, 11-я моторизованная дивизия СС «Нордланд», 44-я бригада штурмовых орудий, 5-я бригада «Медера» и 201-я охранная дивизия. Войскам 6-й гвардейской армии противостояли 4, 5, 14-я танковые и 61-я пехотная дивизии, 303-я бригада штурмовых орудий. Правофланговым дивизиям 51-й армии, наступавшим на Лиепаю вдоль Балтийского побережья, противостояли 23-я и 122-я пехотные дивизии. Подступы к Клайпеде с яростным ожесточением обороняли 58-я пехотная, 391-я охранная дивизии, моторизованная дивизия СС «Великая Германия», танковая бригада «Гросс» и пять отдельных охранных полков. Наступление 2-й гвардейской армии сдерживали соединения 9-го армейского корпуса.
Сил у врага было немало. Но нас интересовали не только его войска, находившиеся в первой линии: с ними можно было расправиться. А вот какие силы будут стоять за ними и чем располагает Гитлер в Восточной Пруссии? На эти вопросы начальник разведки фронта не мог дать над пока определенного ответа. Но мы учитывали, что Шернер, располагая крупной группировкой войск, оказавшейся отрезанной от Восточной Пруссии, конечно, не преминет организовать мощный удар из Курляндии, чтобы прорваться в Восточную Пруссию. А Гитлер, вероятно, оттуда попытается организовать какими-то солидными силами встречный удар. К отражению такого маневра мы должны были быть готовыми.
Тогда еще не было известно о решении Гитлера начать отвод главных сил группы армий «Север» из Рижского района в Курляндию. Однако с началом прорыва войск 1-го Прибалтийского фронта на Клайпеду отступление немецко-фашистских войск теперь уже обозначилось не только в Эстонии, но и в Латвии. Соединения 16-й и 18-й немецких армий спешили проскочить опасный рижский коридор. Теперь, когда они оказались отрезанными от Восточной Пруссии, им надо было спешить из района Риги в Курляндию, чтобы оттуда попытаться пробить себе путь в «фатерлянд». Поэтому мы со дня на день ждали сообщения об освобождении Риги. А это означало бы, что вскоре Шернер сможет выставить против наших 4-й ударной, 6-й гвардейской и 51-й армий много новых дивизий.
В эти дни мы уже привыкли к медленному продвижению 4-й ударной армии, поэтому доклады генерала П. Ф. Малышева воспринимали спокойно, но когда и остальные командармы стали измерять продвижение своих дивизий считанными километрами, то это со всей очевидностью показало нам, что устанавливается равновесие, а значит, потребуются поиски новых методов разгрома противника. К тому же армиям все больше и больше приходилось растягивать свои силы по фронту.
В связи с тем что 39-й армии предстояло вскоре принять участие в наступательной операции 3-го Белорусского фронта с целью прорыва сильно укрепленной обороны врага южнее Немана и вторжения в пределы Восточной Пруссии на кенигсбергском направлении, Ставка приказала 1-му Прибалтийскому фронту сменить войска этой армии на участке от Таураге до Юрбаркаса. В результате мы, фактически, лишились на левом крыле фронта целой общевойсковой армии с ее средствами усиления и авиационной поддержки. Пришлось потребовать от командующего 43-й армией А. П. Белобородова занять полосу наступления 54-го стрелкового корпуса 2-й гвардейской армии, а ей в свою очередь растянуть фронт на восток до Юрбаркаса.
Между тем уже 12 октября войска П. Г. Чанчибадзе подверглись первым атакам из Восточной Пруссии. В 11 часов 30 минут он доложил, что час назад крупные силы пехоты при поддержке танков обрушились на 16-ю Литовскую стрелковую дивизию. Как потом выяснилось, командующий 3-й танковой армией собрал части 551-й пехотной дивизии, подразделения офицерской школы и части танковой дивизии СС «Герман Геринг», переброшенной Гитлером из-под Варшавы, и сосредоточенно двинул их на узком участке фронта против 249-го стрелкового полка 16-й Литовской дивизии. Сначала фашистское командование пыталось нащупать у нас слабое место. Главный удар пришелся по 2-му и 3-му стрелковым батальонам. Дважды атаковала фашистская пехота при поддержке до 12 танков позиции 2-го стрелкового батальона, но ей удалось лишь незначительно потеснить его. Атака же на 3-й стрелковый батальон вообще окончилась для фашистов полным провалом. Пехотный полк при поддержке 20 танков двинулся на позиции подразделения. Уверенные в своем превосходстве, фашисты шли спокойно, словно победа была уже у них в кармане.
Командир литовского батальона майор Вольфас Виленскис, расставив на переднем крае обороны почти все пулеметы и часть стрелков, со своими главными силами устремился в тыл атакующим. Внезапное появление там советских солдат вызвало у гитлеровцев панику. Они бросились назад и столкнулись с бойцами Виленскиса, которые, уничтожив в рукопашной схватке около сотни фашистов, рассеяли атакующих. Увидев, что в помощь удиравшим фашистам развернулось около двух пехотных рот противника, майор Виленскис лег за пулемет и снайперским огнем отбил их атаку. Оправившись от испуга, гитлеровцы предприняли еще две атаки, но успеха так и не добились.
Генерал П. Г. Чанчибадзе правильно оценил вылазку противника как начало атак подошедших резервов. Он потребовал от командира 16-й Литовской дивизии полковника Урбшаса подготовиться к отражению нового, более мощного натиска. Поэтому 13 октября довольно сильный удар двух полков пехоты и 50 танков на стыке 249-го и 167-го стрелковых полков 16-й Литовской стрелковой дивизии не был неожиданным. И все же частям дивизии выпала трудная задача. Четырежды противник при поддержке танков обрушивался на батальоны 249-го полка. Дважды бой заканчивался ожесточенной рукопашной схваткой. Четвертая атака гитлеровцев была особенно яростной. Фашистские солдаты, обезумевшие от шнапса и вида многочисленных трупов своих сообщников по разбою, прорвались почти к самым окопам подразделений нашего полка. И в этот решающий миг над бруствером поднялся во весь рост подполковник Лысенко. Метнув гранату и стреляя на ходу из автомата, он бросился навстречу врагу. Воины-литовцы вслед за командиром в одно мгновение взметнулись над окопами, обогнали подполковника, прикрыли его и сшиблись с приблизившимися фашистами. Рукопашная схватка длилась около часа. Никто не хотел признать себя побежденным. Но то ли гитлеровцы постепенно трезвели, то ли они просто не выдержали — сначала лишь раненые фашисты покидали поле боя, затем одиночки выскакивали из гущи дерущихся и устремлялись в тыл, а потом настал тот момент, когда немцы стали все заметнее пятиться и вдруг, словно по команде, в панике бросились назад.
Федор Константинович Лысенко за геройство, проявленное в этом бою, был удостоен звания Героя Советского Союза. Были награждены и многие его подчиненные.
..А тем временем наш прорыв к морю все-таки вынудил Гитлера отказаться от решения удержать район Риги за собой. Как впоследствии выяснилось, узнав о падении Паланги и выходе советских войск к морю севернее и южнее Клайпеды, фюрер разрешил своему любимцу Шернеру с вечера 12 октября отвести войска из района Риги на Курляндский полуостров. Но Шернер не успел организовать отвод, так как атаки 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов вынудили оккупантов под угрозой окружения улизнуть из района латвийской столицы. В этот день Андрей Иванович Еременко, постоянно державший меня в курсе событий на подступах к Риге, поспешил поделиться со мной радостью: войска его правого соседа — 3-го Прибалтийского фронта — очистили правобережную часть города от фашистов, а его армии стремятся отрезать пути отхода противника к западу от столицы Советской Латвии — Риги.
В связи с отступлением из Риги войска группы армий «Север» словно сматывались в плотный клубок на Курляндском полуострове. Я подумал, что разматывать его будет нелегко. Мне тогда казалось, что в создавшейся обстановке необходимо было всеми наличными силами 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов без каких-либо перегруппировок и паузы в наступлении перейти к решительному преследованию не всегда организованно отступавших из Рижского укрепрайона главных сил группы армий «Север», не допустить их беспрепятственного отхода. Необходимо было нанести им поражение, поскольку в Курляндии гитлеровцы могли спастись от наших ударов, перейдя к жесткой обороне в благоприятных условиях лесисто-болотистой местности. Важно было максимально использовать относительно сухое время для решительного наступления, чтобы еще до тяжелой, характерной для Прибалтики распутицы всеми силами и средствами, которыми располагали Прибалтийские фронты и Балтийский флот, расправиться с основными силами курляндской группировки врага.
16 октября, после овладения Ригой, 3-й Прибалтийский фронт был упразднен. При этом две его армии выключились из наступательных действий: 67-я, действовавшая на правом крыле 3-го Прибалтийского фронта, была передана Ленинградскому фронту и получила пассивную задачу по противодесантной обороне побережья Рижского залива, а 54-я выводилась в резерв Ставки. 1-я ударная армия передавалась А. И. Еременко, 61-я — 1-му Прибалтийскому фронту. Однако фактически войска армии П. А. Белова пришли к нам лишь спустя две недели, в самый разгар осенней распутицы, когда вести наступательные действия стало практически невозможно. Эта реорганизация потребовала перегруппировки войск 2-го Прибалтийского фронта. И решением Ставки начало общего наступления против курляндской группировки было перенесено на 27 октября.
Читатель также, вероятно, не забыл и того, что 39-я армия 3-го Белорусского фронта была устранена от дальнейшего участия в незавершенной еще Мемельской операции.
Все это в совокупности облегчило немецко-фашистскому командованию отвод рижской группировкп в Курляндию и переход здесь силами 36–38 дивизии (в том числе 7–8 танковых и моторизованных) к жесткой обороне на фронте от юго-восточных подступов к Лиепае и до Тукумса, протяжением всего в 210 километров, имея при этом на весьма благоприятной для обороны местности очень высокую оперативную плотность — около 6 километров фронта на одну дивизию.
В связи с этим темпы нашего наступления вскоре резко снизились. На каждую атаку немецко-фашистские войска, имея крупные резервы, отвечали сильными контрударами. Каждый километр доставался нам лишь в итоге ожесточенных схваток. Однако в эти неблагоприятные для наступления осенние дни напряженные бои не прекращались ни на один час.
Должен сказать, что, как у руководящего состава Прибалтийских фронтов, так и в Генеральном штабе, Ставке, возникло убеждение, что гитлеровское командование, учитывая сложившуюся к тому времени на советско-герман-ском фронте обстановку, обязательно постарается как можно быстрее эвакуировать войска группы армий «Север» из Курляндии в Германию, чтобы использовать их для обороны «фатерлянда». Такое мнение было вполне логичным, ибо Гитлеру и его ближайшему окружению, безусловно, было бы весьма выгодно заполучить более трех десятков дивизий группы армий «Север» для попыток остановить советское наступление у границ Германии.
Однако желания руководства фашистского рейха не совпадали с его реальными возможностями. Как выяснилось после войны, гитлеровское командование испытывало серьезные затруднения с морским транспортом. При наличном тоннаже флота для вывоза войск и техники из Курляндии потребовалось бы не менее полугода времени. Об этом тогда нам не было известно. Все мы в тот момент были заняты одной мыслью — попытаться возможно скорее разгромить курляндскую группировку немецко-фашистских войск, не допуская их эвакуации морем. Именно поэтому, в частности, нам пришлось временно отказаться от штурма Клайпеды, поскольку с ходу взять ее войскам 43-й армии не удалось. Орешек оказался слишком крепким. Мы явно недооценили мощную оборону этого балтийского порта, превращенного немцами за долгие годы оккупации в настоящую крепость, располагающую несколькими позициями, каждая из которых включала в себя три линии траншей, соединенных между собой сетью ходов сообщения, множество дотов, бетонированных пулеметных площадок. И все это находилось под прикрытием сплошной линии инженерных заграждений. Действительно, без специальной тщательной подготовки и сосредоточения необходимой группировки войск, инженерных, артиллерийских и авиационных сил такую оборону прорвать было невозможно. Но сосредоточить такие силы и средства мы не могли в связи с нашим наступлением против блокированных в Курляндии войск группы армий «Север».