Страница:
— Но ведь перед нами укрепленный район, настоящая современная крепость! Разве ее возьмешь без подготовки?!
Я пояснил, что наступать будем не на крепость, а против войск, обороняющихся северо-западное в юго-западнее Кенигсберга. По нашему убеждению, полная изоляция гарнизона Кенигсберга лишит его надежды на спасение и максимально ослабит его стойкость в обороне.
Вскоре подъехали командующие 43-й и 39-й армиями. Генерал Белобородов ворвался радостный и, как всегда, оживленный. Некрупный ростом, но крепко сбитый, он энергично передвигался по комнате, а звонкий голос Афанасия Павлантьевича буквально заполнял ее. Чувствовалось, что он, как и я, искренне рад нашей встрече, тому, что мы вновь будем воевать вместе.
— Очень доволен я, товарищ командующий, — сказал Белобородов, улыбаясь, что победу нам, видимо, посчастливится встретить вместе!
Я ответил, что разделяю его радость, но, чтобы ускорить встречу с победой, нам придется немало потрудиться.
— Будем стараться, как всегда! — заверил командарм. Вошедший вслед за Белобородовым командующий 39-й армией И. И. Людников скромно задержался у двери. Когда я двинулся к нему, Иван Ильич сделал несколько энергичных шагов навстречу и, молча сжав мою руку в своей сильной, жилистой ладони, негромко сказал:
— С благополучным прибытием, товарищ командующий!
Я был убежден, что мне повезло: легче руководить войсками, когда знаешь основной командный состав.
У нас состоялся подробный разговор по существу стоящих перед ними задач. Все командующие единодушно заявили, что штурмовать Кенигсберг в таком составе дело явно бесперспективное, хотя бы потому, что в армиях слишком мало сил. Оказалось, в частности, что в 39-й, в которую входили 5,11, 13-й гвардейские, 94-й и 113-й стрелковые корпуса, насчитывалось всего-навсего 52 тысячи человек, 550 орудий и 1097 ручных пулеметов. Еще меньше сил было в 43-й. В ее 54, 90 и 103-м стрелковых корпусах и армейских частях насчитывалось всего 27 тысяч человек, то есть по численности — две-три дивизии, 348 орудии, 172 станковых пулемета и 500 ручных пулеметов.
Больше всего обескураживало почти полное отсутствие танков, без которых нечего было и думать о преодолении мощной обороны врага, тем более что, как мы полагали, он имел немало танков. Как впоследствии выяснилось, в группе «Земланд» их насчитывалось более 250.
Ставка, требуя продолжать наступление, не могла выделить нам нужные для этого силы, так как шесть общевойсковых армий и одну танковую пришлось сосредоточить в составе 3-го Белорусского фронта, которому предстояло разгромить мощную хейльсбергскую группировку.
12 февраля я подписал приказ о вступлении в командование войсками 1-го Прибалтийского фронта нового состава. А в следующие два дня мы объехали все армии и окончательно убедились, что создать ударную группировку для наступления очень трудно. 43-я и 39-я армии растянули свои дивизии на Земландском полуострове, охватывая Кенигсберг с северо-запада, востока и юго-востока, а 11-я гвардейская блокировала гарнизон Кенигсберга с юга и запада. На долю генерала К. Н. Галицкого выпала довольно сложная роль, так как его армия могла подвергнуться ударам со стороны Кенигсберга и хейльсбергской группировки, если враг предпримет прорыв блокады гарнизона. Нам пришлось поручить пятидесятитысячной армии Галицкого «держать за горло» стотридцатитысячный гарнизон Кенигсберга, а часть сил 39-й и 43-й армий было решено направить на уничтожение почти равной им по численности группы войск, оборонявших западную часть Земландского полуострова.
14 февраля я отдал приказ: генералу К. Н. Галицкому сменить силами своих войск три стрелковые дивизии армии И. И. Людникова на фронте река Прегель, Штибенген и сковать гарнизон Кенигсберга с запада, юга и востока; генералу И. И. Людникову ударом в направлении на Крагау, Таффкен главными силами прорваться на побережье моря в районе Фишхаузен (Приморск), Циммербуде, а частью сил — к крепости-порту Пиллау (Балтийск); генералу А. П. Белобородову создать ударную группировку и, наступая в направлении Норгау, Гермау, выйти на побережье Балтийского моря правее 39-й армии.
К 19 февраля ударные группировки должны были закончить подготовку к наступлению. Времени оставалось мало. И началась привычная кипучая работа: разведка, передислокация войск с целью создания компактных группировок для осуществления прорыва, боевое и материально-техническое обеспечение наступления и масса других мероприятий. Очень трудно оказалось обеспечить скрытность подготовки: местность на подступах к полуострову сравнительно открытая, да и враг развил бурную деятельность, чтобы разгадать наши намерения.
Весь день 18 февраля я провел у Ивана Ильича Людникова. Положение его 39-й армии было особенно трудным. Правым ударным флангом она должна была наступать, а ее центр и левый фланг сами находились под угрозой удара с двух сторон — из Кенигсберга и с Земландского полуострова. Однако создать необходимые резервы на угрожаемых направлениях из-за недостатка сил мы не могли — все, что можно было, стягивалось к участку прорыва.
С мыслью о том, где взять силы для оказания помощи 39-й, я к вечеру возвратился на командный пункт и сразу же пригласил к себе В. В. Курасова, чтобы обсудить с ним эту проблему. Я настолько хорошо изучил своего начальника штаба, что по выражению его лица понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. Так оно и было, Владимир Васильевич, устало опустившись на стул, с болью в голосе сказал:
— Сегодня погиб Иван Данилович…
Война не щадила никого… Черняховский был уже третьим командующим фронтом, которого постигла такая печальная участь. Я был настолько ошеломлен этой трагической вестью, что надолго замолчал, живо вспоминая свою последнюю встречу с генералом Черняховским, его красивое, необыкновенно выразительное лицо, проникновенный взгляд, энергичные жесты, звучный голос.
Оправившись от потрясения, я спросил Курасова об обстоятельствах гибели.
— В районе Мельзака от осколка снаряда, — ответил oн. — Подробности пока не известны.
Впоследствии выяснилось, что, когда Черняховский ехал на командный пункт 3-й армии генерала А. В. Горбатова, осколок разорвавшегося неподалеку снаряда пробил навылет его грудь. Спустя три четверти часа Иван Данилович скончался.
Настоятельная необходимость изыскания сил и средств для укрепления левого фланга 39-й армии отвлекла нас от горестных мыслей, вызванных гибелью И. Д. Черняховского. Мы наметили тогда ряд мер для упрочения положения соединений И. И. Людникова, но утром убедились, что противник, получив солидные подкрепления людьми и танками, успел все же упредить нас. В 9 часов позвонил Иван Ильич.
— Полчаса назад, — начал он без предисловий, даже не поздоровавшись, что свидетельствовало о его сильном волнении, — противник начал мощный артиллерийский обстрел боевых порядков левофланговых дивизий. В нем участвуют более сотни артиллерийских и минометных батарей. Огонь ведется одновременно и с полуострова, и из Кенигсберга. Противник определенно попытается деблокировать гарнизон города и восстановить с ним связь по суше. Готовимся к отражению атаки. Прошу помочь авиацией…
Обещав командарму немедленно послать самолеты, я потребовал от него перебросить к угрожаемому участку все, что можно. Людников заявил, что усилить левый фланг он может только за счет ослабления ударной группировки, которую готовит для наступления. Пришлось согласиться и на это, чтобы не допустить объединения изолированных друг от друга группировок врага на Земландском полуострове и в Кенигсберге. Командующий 3-й воздушной армией получил задачу ударами бомбардировочной и штурмовой авиации воспрепятствовать наступлению противника.
В одиннадцатом часу командарм 39-й доложил, что час назад более трех пехотных полков при поддержке 60 танков начали атаку из Кенигсберга и свыше трех пехотных дивизий при поддержке сотни танков — с Земландского полуострова. Когда мы подсчитали соотношение сил, то оказалось, что враг в полосе своего наступления имеет больше людей, чем обороняющиеся, и абсолютно превосходит их в танках. Несмотря на большие потери, понесенные от нашей авиации, гитлеровцам все же удалось вклиниться в расположение 39-й армии и захватить ряд населенных пунктов. Обе ударные группировки врага продолжали медленно сближаться. Только решительные меры могли сорвать замысел Рендулича.
Я передал в подчинение Людникова 54-й стрелковый корпус 43-й армии и приказал ему подготовить контрудар, чтобы восстановить положение. Одновременно генералу Папивину была поставлена задача всеми своими силами поддержать контрудар. В ходе его подготовки нам стало известно о назначении командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Значит, Ставка считает разгром восточнопрусской группировки врага одной из первостепенных и неотложных задач. Я искренне радовался этой вести, так как за многие месяцы совместной с Александром Михайловичем работы в Прибалтике сердечно привязался к этому мудрому, многоопытному и тактичному человеку.
Как мы ни торопились с нанесением контрудара, фашистские дивизии, наступавшие из Кенигсберга и с полуострова навстречу друг другу, успели соединиться и сразу же создали фронтом на северо-восток барьер из танков. Поэтому удар 54-го стрелкового корпуса натолкнулся на прочную оборону, опиравшуюся на эту стальную стену. И фашистам удалось сохранить связь между обеими группировками войск по суше.
Всесторонне проанализировав сложившуюся обстановку, мы пришли к убеждению, что вновь отсечь гарнизон Кенигсберга от главных сил группы «Земланд» без значительного усиления наших войск вряд ли удастся. Было вместе с тем понятно, что из-за явного превосходства врага в пехоте и артиллерии и особенно в танках отпадает и возможность в ближайшем времени успешного штурма такой первоклассной крепости, какой был Кенигсберг с его мощными фортами и многочисленным гарнизоном. К тому же и наступление 3-го Белорусского фронта против хейльсбергской группировки проходило, как говорится, со скрипом и не сулило скорой победы. При такой ситуации невольно напрашивалось два решения: либо усилить наш фронт значительным количеством резервов и создать этим реальные предпосылки для успешного выполнения поставленной задачи, либо объединить руководство войсками двух фронтов для последовательного разгрома всех сил противника, противостоявших их войскам, по частям.
Руководствуясь этими соображениями, я позвонил 21 февраля в Москву. Генерал А. И. Антонов выслушал меня и сообщил, что вопрос уже обсуждался в Генеральном штабе и Ставке и что после доклада об этом Верховному Главнокомандующему принято решение объединить руководство войсками двух фронтов, с тем чтобы можно было маневрировать силами и средствами с целью сосредоточения их сначала для разгрома хейльсбергской группировки, а затем для штурма Кенигсберга, после чего завершить боевые действия в Восточной Пруссии ликвидацией противника в западней чести Земландского полуострова.
В ночь да 22 февраля мы получили директиву Ставки, согласно которой 1-й Прибалтийский фронт упразднялся а его армии, получившие наименование Земландской группы войск, включались в состав 3-го Белорусского фронта. Я был назначен командующим этой группой войск и одновременно заместителем командующего войсками 3-го Белорусского фронта.
Поскольку в директиве ничего не говорилось о дальнейших задачах войск Земландской группы, утром 22 февраля я поспешил к маршалу А. М. Василевскому. Я застал его на КП фронта целиком поглощенным изучением обстановки. Однако принял он меня со свойственной ему доброжелательностью, внимательно выслушал мой доклад о сложившейся в районе Кенигсберга обстановке и о боевом составе подчиненных мне армий. Я еще раз убедился в способности А. М. Василевского мгновенно схватывать существо оперативной ситуации. Всего сутки миновали, как маршал вступил в командование войсками, однако он уже успел увидеть главную причину резко замедлившихся темпов наступления в Восточной Пруссии. Выслушав меня Александр Михайлович сказал:
— Не следует забывать азбучную истину оперативного искусства — быть везде сильнее противника невозможно. Для этого надо обладать значительным общим превосходством в силах. Но это уже к военному искусству отношения не имеет. Наша задача — при общем незначительном превосходстве добиться подавляющего превосходства на тех направлениях, где мы собираемся разделаться с противником в первую очередь. А это значит, что мы должны уничтожить группу армий «Север» по частям: сначала навалимся на главную группировку в Хейльсбергском укрепленном районе, а затем — на группировки, засевшие на Земландском полуострове и в Кенигсберге. — Подумав несколько мгновений, А. М. Василевский добавил: — Я полагаю, что после разгрома врага в районе Хейльсберга мы сосредоточимся на Кенигсберге. После падения этой крепости противнику трудно будет удержаться и на Земландском полуострове. Такой именно план я и предложу товарищу Сталину. Если Верховный одобрит его, то придется сделать оперативную паузу, чтобы сначала сосредоточить все, что можно, против хейльсбергской группировки, хорошенько подготовить удар и осуществить его в стремительном темпе.
Воспользовавшись паузой, я попросил маршала уточнить дальнейшие задачи войск Земландской группы.
— Вы торопитесь, Иван Христофорович, — улыбнулся А. М. Василевский. — Какие же новые задачи я могу поставить, если ваши армии мне пока не подчинены? Ведь они пойдут в мое подчинение только с двадцать четвертого февраля… — И уже серьезным тоном он решительно добавил:- Пока приводите войска в порядок, накапливайте боеприпасы, укрепляйте занимаемые рубежи, а двадцать пятого я объявлю свое окончательное решение.
Как я и ожидал, Ставка согласилась с предложениями командующего фронтом: сосредоточить основные усилия фронта на разгроме группировки противника, прижатой к морю к юго-западу от Кенигсберга, а остальные его силы блокировать, пока не настанет и их черед. В связи с этим А. М. Василевский отдал мне приказ перейти на всем фронте к обороне, а значительную часть нашей артиллерии и авиации привлечь к участию в наступлении в районе Хейльсберга.
26 февраля я подписал директиву о переходе 39-й и 43-й армий к обороне. Генералам И. И. Людникову и А. П. Белобородову было приказано вести активную разведку, организовать инженерное оборудование местности, подготовить огневые позиции артиллерии и минометов, отрыть траншеи с блиндажами, укрытиями, дзотами, а также прикрыть их полосой проволочных и минных заграждений.
Вспоминая тот ущерб, который был нанесен войскам 39-й вражескими танками, особый упор мы делали на оборудование противотанковых опорных пунктов. В корпусах и дивизиях было решено создать сильные общевойсковые и противотанковые резервы. Словом, делалось все, чтобы лишить гитлеровцев малейшего шанса на успех в их вылазках против наших армий. А ожидать этого следовало, поскольку нетрудно было предположить, что сильная группировка фашистских войск, блокированных на Земландском полуострове и в Кенигсберге, попытается помочь войскам 4-й армии, когда главные силы нашего фронта обрушатся на нее.
И потекли дни, заполненные поездками по частям, хлопотами по укрытию войск, мероприятиями по дезинформации вражеского командования. Нам было крайне выгодно, чтобы оно приняло наши перегруппировки за подготовку к наступлению, поэтому мы намеренно открыто демонстрировали «концентрацию» войск в отдельных районах. Таким образом, после непрерывных ожесточенных боев в Восточной Пруссии установилось временное затишье. А. М. Василевский, осуществляя свой замысел, в глубокой тайне готовил новый мощный удар по району Хейльсберга. Все, что можно было, маршал забрал у нас для участия в наступлении. В первых числах марта он, вызвав меня на свой командный пункт, сказал:
— Надо, Иван Христофорович, и вашим войскам принять посильное участие в разгроме хейльсбергской группировки.
— Но ведь армиям уже отдан приказ перейти к обороне, — недоуменно заметил я. — Значит, этот приказ отменяется и нам снова надо начинать готовить наступательную операцию?
— Решение о переходе к прочной обороне остается в силе, — успокоил меня маршал, — но вот на левом фланге армии Галицкого вы должны провести частную операцию против левого фланга хейльсбергской группировки, чтобы сковать имеющиеся там резервы. Даже это, несомненно, будет содействовать общему успеху. Словом, продумайте и доложите мне, какие силы от одиннадцатой гвардейской можно будет привлечь к участию в наступлении.
Посоветовавшись с генералом К. Н. Галицким, мы решили выделить для участия в наступлении 36-й гвардейский стрелковый корпус. Я доложил о наших возможностях А. М. Василевскому, и он 4 марта издал директиву, предписывающую этому корпусу разгромить бранденбургскую группировку фашистов, овладеть городом Бранденбург, одноименным с находящимся в собственно Германии и лежащим на побережье к юго-западу от Кенигсберга. Ответственность за подготовку и проведение этой операции я возложил на генерала К. Н. Галицкого и командира корпуса генерал-лейтенанта П. К. Кошевого. [119]Но я ни на минуту не забывал, что эта частная операция является лишь краткой прелюдией к предстоящему штурму Кенигсберга, над замыслом которого мы уже глубоко задумывались. Прежде всего нам надо было определить состав сил, необходимых для непосредственного участия в этом штурме. Поскольку с юга и юго-востока Кенигсберг охватывали соединения 11-й гвардейской армии, ее участие в штурме было само собой разумеющимся. С северо-востока и северо-запада город блокировала 39-я армия. Я был настроен предоставить и ей возможность участвовать в штурме, зная, что Иван Ильич Людников мечтает об этом, стремясь взять реванш за последнюю неудачу, когда его дивизии не сумели удержать коммуникации, связывающие кенигсбергскую и земландскую группировки врага. Но сил этих двух армий для штурма крепости со стотридцатитысячным гарнизоном было мало. 43-ю к участию в штурме в тогдашних условиях привлечь было невозможно. Она сковывала фашистские войска на Земландском полуострове.
7 марта определилась и третья армия, которую можно было привлечь к штурму крепости. А. М. Василевский сообщил мне о своем решении вывести из боя 50-ю и передать ее в состав Земландской группы войск. При этом он попросил подумать, на каком участке внешнего обвода Кенигсберга ввести ее в дело. Я и В. В. Курасов недолго размышляли над этим. Зная, что армия, только что вышедшая из боя, весьма ослаблена, я без колебаний решил ввести ее корпуса между 39-й и 11-й гвардейской, которым, по нашим предварительным наметкам, предстояло нанести основные рассекающие удары по Кенигсбергу с северо-запада и юга. На долю новой армии выпадала роль связующего звена между этими объединениями. Главная ее задача — совместно с 39-й армией основными силами нанести удар с северо-запада, а частью сил сковывать противостоящего врага с востока, не позволяя ему перебрасывать силы и средства против главных ударов группировок.
Общие соображения по замыслу штурма, который был условно назван операцией «Земланд», мы с Курасовым доложили А. М. Василевскому. Несмотря на большую занятость подготовкой удара по хейльсбергской группировке, он нашел время для разработки замысла и плана штурма Кенигсберга. Выслушав наши предложения по группировке сил, маршал неожиданно для меня предложил на направлении главного удара поставить 43-ю армию. Меня несколько удивило такое решение: ведь 39-я уже находилась на северо-западных подступах к Кенигсбергу, а 43-ю нужно было перебрасывать с правого крыла фронта в центр. Я, естественно, выразил сомнение, обоснованна ли такая перегруппировка. Ведь 39-я армия хорошо проявила себя во всех предыдущих наступательных операциях. Об И. И. Людникове, насколько я знал, А. М. Василевский был самого высокого мнения. Так в чем же дело?
— При подготовке штурма, — разъяснил маршал, — мы должны учитывать малейшие психологические нюансы. Вы помните, что произошло девятнадцатого февраля?
Я понял, что Александр Михайлович напоминает о досадной неудаче 39-й армии, войска которой не смогли помешать гарнизону Кенигсберга соединиться с группировкой войск на Земландском полуострове, и подтвердил:
— Да, конечно, помню.
— Думаю, что и в тридцать девятой эту неудачу не забыли. И конечно, нужно учесть, что доля неуверенности в своих боевых возможностях после этого в армии осталась. Войскам сорок третьей подобную неудачу, к счастью, пережить не пришлось. Вот почему я решил главную роль в штурме Кенигсберга наряду с одиннадцатой гвардейской предоставить ей. Имейте в виду, Иван Христофорович, что по мере разгрома хейльсбергской группировки противника я буду иметь возможность передать в состав вашей группы одну-две армии со средствами их усиления. Первой такой армией, вероятнее всего, будет вторая гвардейская генерала Чанчибадзе, которую необходимо выдвинуть на правое крыло ваших войск, что существенно облегчит смену и сосредоточение соединений и частей сорок третьей для штурма Кенигсберга с северо-запада.
Я, конечно, тут же согласился с таким решением.
Прощаясь, маршал порадовал меня сообщением, что к обеспечению штурма Кенигсберга он рассчитывает привлечь всю авиацию, действующую в Восточной Пруссии: 1-ю и 3-ю воздушные армии, военно-воздушные силы Балтийского флота, соединения 18-й воздушной армии. [120]В целом это составляло почти две с половиной тысячи самолетов! Кроме того, Александр Михайлович сказал мне, что в разрушении фортов крепости участие примет сверхмощная артиллерия РГК, вплоть до 305-миллиметрового калибра.
Так в первой декаде марта началась кропотливая работа Военного совета и штаба Земландской группы войск по подготовке штурма Кенигсберга. Все основные заботы по решению этой нелегкой задачи легли на нас, поскольку А. М. Василевский и его штаб в марте были целиком заняты операцией по ликвидации группировки врага в районе Хейльсберга. Объем работы по подготовке новой операции по сравнению с прежними был значительно большим. К тому же нам предстояло решить ряд проблем, которые прежде не возникали, так как за всю войну нам еще не приходилось осуществлять штурм такого крупного города-крепости, каким являлся Кенигсберг, и удержанию которого Гитлер придавал особое значение. Одним из самых сложных был вопрос подготовки войск, поскольку им предстояло прорывать оборону, насыщенную такими инженерными сооружениями, как форты, многочисленные доты, крупные и особо прочные здания, приспособленные к обороне, всевозможные хитроумные препятствия для боевой техники и пехоты. Немалые трудности надо было преодолеть и при обучении командного состава. В городе трудно ориентироваться, есть постоянная опасность столкновения между своими же войсками, сложно поддерживать взаимодействие между наступающими частями и поддерживающими их средствами. Для того чтобы войска уверенно и со знанием дела шли на штурм крепостных укреплений, необходимо было построить подобные им сооружения в нашем тылу и на них практически тренировать части и соединения.
Для лучшей ориентировки командного состава усилиями операторов, топографов и инженеров был создан макет (в масштабе 1: 3000), на котором подробнейшим образом была обозначена вся система оборонительных и крепостных сооружений как на внешнем, так и внутреннем обводе города, с указанием группировки войск противника, системы огня из всех видов оружия, обозначением противопехотных и противотанковых заграждений и наиболее подготовленных к обороне городских кварталов и отдельных крупных зданий. Особенно четко были показаны крепостные форты. Кроме того, был подготовлен и размножен в нужном количестве план города с единой нумерацией кварталов и всех важных объектов. Макет обеспечивал такое четкое и рельефное зрительное восприятие Кенигсберга, что я 9 и 10 марта с удовольствием знакомил на нем командующих армиями, командиров корпусов и дивизий с задачами войск в предстоящем штурме.
Иногда создавалось такое впечатление, будто мы и в самом деле шагаем по предместьям и по улицам города и внимательно разглядываем места, где скоро должны во что бы то ни стало проложить себе дорогу наши войска.
Хотя эта крепость строилась задолго до этой войны и несколько устарела, но гитлеровское командование за последние годы модернизировало ее, а город тщательно подготовило к отражению штурма. Оборона Кенигсберга состояла из трех рубежей. Костяком первого из них, оборудованного в 6–8 километрах от центра города, являлись 15 старинных, необычайно прочных фортов. Чтобы не быть голословным, забегая вперед, скажу, что по фортам № 5 и № 5а было выпущено по 500–600 снарядов из наших самых мощных орудий (203- и 280-миллиметровых), но разрушить их так и не удалось. Между фортами были построены доты и другие железобетонные оборонительные сооружения. И все это было связано несколькими линиями траншей. Подступы к первому рубежу прикрывались системой противотанковых и противопехотных заграждений: противотанковым рвом, минными полями и проволочными заборами. Правда, на макете противотанковый ров выглядел безобидной канавкой, но в действительности же она, эта «канавка», была шириной 10 и глубиной 3 метра, с кирпичными стенами, и могла стать могилой как для танков, так и для пехоты, поскольку была заполнена водой. Каждый форт — это выступающее вперед и развернутое по фронту шестиугольное сооружение (360Х180 м), окруженное противотанковым рвом и земляным валом и имеющее четыре капонира: один — впереди, два — по бокам и один — с тыла. Они соединены между собой подземными ходами сообщения — потернами, трехметровые стены капониров сложены из кирпича и скрыты под толщей земли. В центре форта — трехэтажное кирпичное сооружение, укрытое толстым слоем земли, на котором успели вырасти большие деревья.
Я пояснил, что наступать будем не на крепость, а против войск, обороняющихся северо-западное в юго-западнее Кенигсберга. По нашему убеждению, полная изоляция гарнизона Кенигсберга лишит его надежды на спасение и максимально ослабит его стойкость в обороне.
Вскоре подъехали командующие 43-й и 39-й армиями. Генерал Белобородов ворвался радостный и, как всегда, оживленный. Некрупный ростом, но крепко сбитый, он энергично передвигался по комнате, а звонкий голос Афанасия Павлантьевича буквально заполнял ее. Чувствовалось, что он, как и я, искренне рад нашей встрече, тому, что мы вновь будем воевать вместе.
— Очень доволен я, товарищ командующий, — сказал Белобородов, улыбаясь, что победу нам, видимо, посчастливится встретить вместе!
Я ответил, что разделяю его радость, но, чтобы ускорить встречу с победой, нам придется немало потрудиться.
— Будем стараться, как всегда! — заверил командарм. Вошедший вслед за Белобородовым командующий 39-й армией И. И. Людников скромно задержался у двери. Когда я двинулся к нему, Иван Ильич сделал несколько энергичных шагов навстречу и, молча сжав мою руку в своей сильной, жилистой ладони, негромко сказал:
— С благополучным прибытием, товарищ командующий!
Я был убежден, что мне повезло: легче руководить войсками, когда знаешь основной командный состав.
У нас состоялся подробный разговор по существу стоящих перед ними задач. Все командующие единодушно заявили, что штурмовать Кенигсберг в таком составе дело явно бесперспективное, хотя бы потому, что в армиях слишком мало сил. Оказалось, в частности, что в 39-й, в которую входили 5,11, 13-й гвардейские, 94-й и 113-й стрелковые корпуса, насчитывалось всего-навсего 52 тысячи человек, 550 орудий и 1097 ручных пулеметов. Еще меньше сил было в 43-й. В ее 54, 90 и 103-м стрелковых корпусах и армейских частях насчитывалось всего 27 тысяч человек, то есть по численности — две-три дивизии, 348 орудии, 172 станковых пулемета и 500 ручных пулеметов.
Больше всего обескураживало почти полное отсутствие танков, без которых нечего было и думать о преодолении мощной обороны врага, тем более что, как мы полагали, он имел немало танков. Как впоследствии выяснилось, в группе «Земланд» их насчитывалось более 250.
Ставка, требуя продолжать наступление, не могла выделить нам нужные для этого силы, так как шесть общевойсковых армий и одну танковую пришлось сосредоточить в составе 3-го Белорусского фронта, которому предстояло разгромить мощную хейльсбергскую группировку.
12 февраля я подписал приказ о вступлении в командование войсками 1-го Прибалтийского фронта нового состава. А в следующие два дня мы объехали все армии и окончательно убедились, что создать ударную группировку для наступления очень трудно. 43-я и 39-я армии растянули свои дивизии на Земландском полуострове, охватывая Кенигсберг с северо-запада, востока и юго-востока, а 11-я гвардейская блокировала гарнизон Кенигсберга с юга и запада. На долю генерала К. Н. Галицкого выпала довольно сложная роль, так как его армия могла подвергнуться ударам со стороны Кенигсберга и хейльсбергской группировки, если враг предпримет прорыв блокады гарнизона. Нам пришлось поручить пятидесятитысячной армии Галицкого «держать за горло» стотридцатитысячный гарнизон Кенигсберга, а часть сил 39-й и 43-й армий было решено направить на уничтожение почти равной им по численности группы войск, оборонявших западную часть Земландского полуострова.
14 февраля я отдал приказ: генералу К. Н. Галицкому сменить силами своих войск три стрелковые дивизии армии И. И. Людникова на фронте река Прегель, Штибенген и сковать гарнизон Кенигсберга с запада, юга и востока; генералу И. И. Людникову ударом в направлении на Крагау, Таффкен главными силами прорваться на побережье моря в районе Фишхаузен (Приморск), Циммербуде, а частью сил — к крепости-порту Пиллау (Балтийск); генералу А. П. Белобородову создать ударную группировку и, наступая в направлении Норгау, Гермау, выйти на побережье Балтийского моря правее 39-й армии.
К 19 февраля ударные группировки должны были закончить подготовку к наступлению. Времени оставалось мало. И началась привычная кипучая работа: разведка, передислокация войск с целью создания компактных группировок для осуществления прорыва, боевое и материально-техническое обеспечение наступления и масса других мероприятий. Очень трудно оказалось обеспечить скрытность подготовки: местность на подступах к полуострову сравнительно открытая, да и враг развил бурную деятельность, чтобы разгадать наши намерения.
Весь день 18 февраля я провел у Ивана Ильича Людникова. Положение его 39-й армии было особенно трудным. Правым ударным флангом она должна была наступать, а ее центр и левый фланг сами находились под угрозой удара с двух сторон — из Кенигсберга и с Земландского полуострова. Однако создать необходимые резервы на угрожаемых направлениях из-за недостатка сил мы не могли — все, что можно было, стягивалось к участку прорыва.
С мыслью о том, где взять силы для оказания помощи 39-й, я к вечеру возвратился на командный пункт и сразу же пригласил к себе В. В. Курасова, чтобы обсудить с ним эту проблему. Я настолько хорошо изучил своего начальника штаба, что по выражению его лица понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. Так оно и было, Владимир Васильевич, устало опустившись на стул, с болью в голосе сказал:
— Сегодня погиб Иван Данилович…
Война не щадила никого… Черняховский был уже третьим командующим фронтом, которого постигла такая печальная участь. Я был настолько ошеломлен этой трагической вестью, что надолго замолчал, живо вспоминая свою последнюю встречу с генералом Черняховским, его красивое, необыкновенно выразительное лицо, проникновенный взгляд, энергичные жесты, звучный голос.
Оправившись от потрясения, я спросил Курасова об обстоятельствах гибели.
— В районе Мельзака от осколка снаряда, — ответил oн. — Подробности пока не известны.
Впоследствии выяснилось, что, когда Черняховский ехал на командный пункт 3-й армии генерала А. В. Горбатова, осколок разорвавшегося неподалеку снаряда пробил навылет его грудь. Спустя три четверти часа Иван Данилович скончался.
Настоятельная необходимость изыскания сил и средств для укрепления левого фланга 39-й армии отвлекла нас от горестных мыслей, вызванных гибелью И. Д. Черняховского. Мы наметили тогда ряд мер для упрочения положения соединений И. И. Людникова, но утром убедились, что противник, получив солидные подкрепления людьми и танками, успел все же упредить нас. В 9 часов позвонил Иван Ильич.
— Полчаса назад, — начал он без предисловий, даже не поздоровавшись, что свидетельствовало о его сильном волнении, — противник начал мощный артиллерийский обстрел боевых порядков левофланговых дивизий. В нем участвуют более сотни артиллерийских и минометных батарей. Огонь ведется одновременно и с полуострова, и из Кенигсберга. Противник определенно попытается деблокировать гарнизон города и восстановить с ним связь по суше. Готовимся к отражению атаки. Прошу помочь авиацией…
Обещав командарму немедленно послать самолеты, я потребовал от него перебросить к угрожаемому участку все, что можно. Людников заявил, что усилить левый фланг он может только за счет ослабления ударной группировки, которую готовит для наступления. Пришлось согласиться и на это, чтобы не допустить объединения изолированных друг от друга группировок врага на Земландском полуострове и в Кенигсберге. Командующий 3-й воздушной армией получил задачу ударами бомбардировочной и штурмовой авиации воспрепятствовать наступлению противника.
В одиннадцатом часу командарм 39-й доложил, что час назад более трех пехотных полков при поддержке 60 танков начали атаку из Кенигсберга и свыше трех пехотных дивизий при поддержке сотни танков — с Земландского полуострова. Когда мы подсчитали соотношение сил, то оказалось, что враг в полосе своего наступления имеет больше людей, чем обороняющиеся, и абсолютно превосходит их в танках. Несмотря на большие потери, понесенные от нашей авиации, гитлеровцам все же удалось вклиниться в расположение 39-й армии и захватить ряд населенных пунктов. Обе ударные группировки врага продолжали медленно сближаться. Только решительные меры могли сорвать замысел Рендулича.
Я передал в подчинение Людникова 54-й стрелковый корпус 43-й армии и приказал ему подготовить контрудар, чтобы восстановить положение. Одновременно генералу Папивину была поставлена задача всеми своими силами поддержать контрудар. В ходе его подготовки нам стало известно о назначении командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Значит, Ставка считает разгром восточнопрусской группировки врага одной из первостепенных и неотложных задач. Я искренне радовался этой вести, так как за многие месяцы совместной с Александром Михайловичем работы в Прибалтике сердечно привязался к этому мудрому, многоопытному и тактичному человеку.
Как мы ни торопились с нанесением контрудара, фашистские дивизии, наступавшие из Кенигсберга и с полуострова навстречу друг другу, успели соединиться и сразу же создали фронтом на северо-восток барьер из танков. Поэтому удар 54-го стрелкового корпуса натолкнулся на прочную оборону, опиравшуюся на эту стальную стену. И фашистам удалось сохранить связь между обеими группировками войск по суше.
Всесторонне проанализировав сложившуюся обстановку, мы пришли к убеждению, что вновь отсечь гарнизон Кенигсберга от главных сил группы «Земланд» без значительного усиления наших войск вряд ли удастся. Было вместе с тем понятно, что из-за явного превосходства врага в пехоте и артиллерии и особенно в танках отпадает и возможность в ближайшем времени успешного штурма такой первоклассной крепости, какой был Кенигсберг с его мощными фортами и многочисленным гарнизоном. К тому же и наступление 3-го Белорусского фронта против хейльсбергской группировки проходило, как говорится, со скрипом и не сулило скорой победы. При такой ситуации невольно напрашивалось два решения: либо усилить наш фронт значительным количеством резервов и создать этим реальные предпосылки для успешного выполнения поставленной задачи, либо объединить руководство войсками двух фронтов для последовательного разгрома всех сил противника, противостоявших их войскам, по частям.
Руководствуясь этими соображениями, я позвонил 21 февраля в Москву. Генерал А. И. Антонов выслушал меня и сообщил, что вопрос уже обсуждался в Генеральном штабе и Ставке и что после доклада об этом Верховному Главнокомандующему принято решение объединить руководство войсками двух фронтов, с тем чтобы можно было маневрировать силами и средствами с целью сосредоточения их сначала для разгрома хейльсбергской группировки, а затем для штурма Кенигсберга, после чего завершить боевые действия в Восточной Пруссии ликвидацией противника в западней чести Земландского полуострова.
В ночь да 22 февраля мы получили директиву Ставки, согласно которой 1-й Прибалтийский фронт упразднялся а его армии, получившие наименование Земландской группы войск, включались в состав 3-го Белорусского фронта. Я был назначен командующим этой группой войск и одновременно заместителем командующего войсками 3-го Белорусского фронта.
Поскольку в директиве ничего не говорилось о дальнейших задачах войск Земландской группы, утром 22 февраля я поспешил к маршалу А. М. Василевскому. Я застал его на КП фронта целиком поглощенным изучением обстановки. Однако принял он меня со свойственной ему доброжелательностью, внимательно выслушал мой доклад о сложившейся в районе Кенигсберга обстановке и о боевом составе подчиненных мне армий. Я еще раз убедился в способности А. М. Василевского мгновенно схватывать существо оперативной ситуации. Всего сутки миновали, как маршал вступил в командование войсками, однако он уже успел увидеть главную причину резко замедлившихся темпов наступления в Восточной Пруссии. Выслушав меня Александр Михайлович сказал:
— Не следует забывать азбучную истину оперативного искусства — быть везде сильнее противника невозможно. Для этого надо обладать значительным общим превосходством в силах. Но это уже к военному искусству отношения не имеет. Наша задача — при общем незначительном превосходстве добиться подавляющего превосходства на тех направлениях, где мы собираемся разделаться с противником в первую очередь. А это значит, что мы должны уничтожить группу армий «Север» по частям: сначала навалимся на главную группировку в Хейльсбергском укрепленном районе, а затем — на группировки, засевшие на Земландском полуострове и в Кенигсберге. — Подумав несколько мгновений, А. М. Василевский добавил: — Я полагаю, что после разгрома врага в районе Хейльсберга мы сосредоточимся на Кенигсберге. После падения этой крепости противнику трудно будет удержаться и на Земландском полуострове. Такой именно план я и предложу товарищу Сталину. Если Верховный одобрит его, то придется сделать оперативную паузу, чтобы сначала сосредоточить все, что можно, против хейльсбергской группировки, хорошенько подготовить удар и осуществить его в стремительном темпе.
Воспользовавшись паузой, я попросил маршала уточнить дальнейшие задачи войск Земландской группы.
— Вы торопитесь, Иван Христофорович, — улыбнулся А. М. Василевский. — Какие же новые задачи я могу поставить, если ваши армии мне пока не подчинены? Ведь они пойдут в мое подчинение только с двадцать четвертого февраля… — И уже серьезным тоном он решительно добавил:- Пока приводите войска в порядок, накапливайте боеприпасы, укрепляйте занимаемые рубежи, а двадцать пятого я объявлю свое окончательное решение.
Как я и ожидал, Ставка согласилась с предложениями командующего фронтом: сосредоточить основные усилия фронта на разгроме группировки противника, прижатой к морю к юго-западу от Кенигсберга, а остальные его силы блокировать, пока не настанет и их черед. В связи с этим А. М. Василевский отдал мне приказ перейти на всем фронте к обороне, а значительную часть нашей артиллерии и авиации привлечь к участию в наступлении в районе Хейльсберга.
26 февраля я подписал директиву о переходе 39-й и 43-й армий к обороне. Генералам И. И. Людникову и А. П. Белобородову было приказано вести активную разведку, организовать инженерное оборудование местности, подготовить огневые позиции артиллерии и минометов, отрыть траншеи с блиндажами, укрытиями, дзотами, а также прикрыть их полосой проволочных и минных заграждений.
Вспоминая тот ущерб, который был нанесен войскам 39-й вражескими танками, особый упор мы делали на оборудование противотанковых опорных пунктов. В корпусах и дивизиях было решено создать сильные общевойсковые и противотанковые резервы. Словом, делалось все, чтобы лишить гитлеровцев малейшего шанса на успех в их вылазках против наших армий. А ожидать этого следовало, поскольку нетрудно было предположить, что сильная группировка фашистских войск, блокированных на Земландском полуострове и в Кенигсберге, попытается помочь войскам 4-й армии, когда главные силы нашего фронта обрушатся на нее.
И потекли дни, заполненные поездками по частям, хлопотами по укрытию войск, мероприятиями по дезинформации вражеского командования. Нам было крайне выгодно, чтобы оно приняло наши перегруппировки за подготовку к наступлению, поэтому мы намеренно открыто демонстрировали «концентрацию» войск в отдельных районах. Таким образом, после непрерывных ожесточенных боев в Восточной Пруссии установилось временное затишье. А. М. Василевский, осуществляя свой замысел, в глубокой тайне готовил новый мощный удар по району Хейльсберга. Все, что можно было, маршал забрал у нас для участия в наступлении. В первых числах марта он, вызвав меня на свой командный пункт, сказал:
— Надо, Иван Христофорович, и вашим войскам принять посильное участие в разгроме хейльсбергской группировки.
— Но ведь армиям уже отдан приказ перейти к обороне, — недоуменно заметил я. — Значит, этот приказ отменяется и нам снова надо начинать готовить наступательную операцию?
— Решение о переходе к прочной обороне остается в силе, — успокоил меня маршал, — но вот на левом фланге армии Галицкого вы должны провести частную операцию против левого фланга хейльсбергской группировки, чтобы сковать имеющиеся там резервы. Даже это, несомненно, будет содействовать общему успеху. Словом, продумайте и доложите мне, какие силы от одиннадцатой гвардейской можно будет привлечь к участию в наступлении.
Посоветовавшись с генералом К. Н. Галицким, мы решили выделить для участия в наступлении 36-й гвардейский стрелковый корпус. Я доложил о наших возможностях А. М. Василевскому, и он 4 марта издал директиву, предписывающую этому корпусу разгромить бранденбургскую группировку фашистов, овладеть городом Бранденбург, одноименным с находящимся в собственно Германии и лежащим на побережье к юго-западу от Кенигсберга. Ответственность за подготовку и проведение этой операции я возложил на генерала К. Н. Галицкого и командира корпуса генерал-лейтенанта П. К. Кошевого. [119]Но я ни на минуту не забывал, что эта частная операция является лишь краткой прелюдией к предстоящему штурму Кенигсберга, над замыслом которого мы уже глубоко задумывались. Прежде всего нам надо было определить состав сил, необходимых для непосредственного участия в этом штурме. Поскольку с юга и юго-востока Кенигсберг охватывали соединения 11-й гвардейской армии, ее участие в штурме было само собой разумеющимся. С северо-востока и северо-запада город блокировала 39-я армия. Я был настроен предоставить и ей возможность участвовать в штурме, зная, что Иван Ильич Людников мечтает об этом, стремясь взять реванш за последнюю неудачу, когда его дивизии не сумели удержать коммуникации, связывающие кенигсбергскую и земландскую группировки врага. Но сил этих двух армий для штурма крепости со стотридцатитысячным гарнизоном было мало. 43-ю к участию в штурме в тогдашних условиях привлечь было невозможно. Она сковывала фашистские войска на Земландском полуострове.
7 марта определилась и третья армия, которую можно было привлечь к штурму крепости. А. М. Василевский сообщил мне о своем решении вывести из боя 50-ю и передать ее в состав Земландской группы войск. При этом он попросил подумать, на каком участке внешнего обвода Кенигсберга ввести ее в дело. Я и В. В. Курасов недолго размышляли над этим. Зная, что армия, только что вышедшая из боя, весьма ослаблена, я без колебаний решил ввести ее корпуса между 39-й и 11-й гвардейской, которым, по нашим предварительным наметкам, предстояло нанести основные рассекающие удары по Кенигсбергу с северо-запада и юга. На долю новой армии выпадала роль связующего звена между этими объединениями. Главная ее задача — совместно с 39-й армией основными силами нанести удар с северо-запада, а частью сил сковывать противостоящего врага с востока, не позволяя ему перебрасывать силы и средства против главных ударов группировок.
Общие соображения по замыслу штурма, который был условно назван операцией «Земланд», мы с Курасовым доложили А. М. Василевскому. Несмотря на большую занятость подготовкой удара по хейльсбергской группировке, он нашел время для разработки замысла и плана штурма Кенигсберга. Выслушав наши предложения по группировке сил, маршал неожиданно для меня предложил на направлении главного удара поставить 43-ю армию. Меня несколько удивило такое решение: ведь 39-я уже находилась на северо-западных подступах к Кенигсбергу, а 43-ю нужно было перебрасывать с правого крыла фронта в центр. Я, естественно, выразил сомнение, обоснованна ли такая перегруппировка. Ведь 39-я армия хорошо проявила себя во всех предыдущих наступательных операциях. Об И. И. Людникове, насколько я знал, А. М. Василевский был самого высокого мнения. Так в чем же дело?
— При подготовке штурма, — разъяснил маршал, — мы должны учитывать малейшие психологические нюансы. Вы помните, что произошло девятнадцатого февраля?
Я понял, что Александр Михайлович напоминает о досадной неудаче 39-й армии, войска которой не смогли помешать гарнизону Кенигсберга соединиться с группировкой войск на Земландском полуострове, и подтвердил:
— Да, конечно, помню.
— Думаю, что и в тридцать девятой эту неудачу не забыли. И конечно, нужно учесть, что доля неуверенности в своих боевых возможностях после этого в армии осталась. Войскам сорок третьей подобную неудачу, к счастью, пережить не пришлось. Вот почему я решил главную роль в штурме Кенигсберга наряду с одиннадцатой гвардейской предоставить ей. Имейте в виду, Иван Христофорович, что по мере разгрома хейльсбергской группировки противника я буду иметь возможность передать в состав вашей группы одну-две армии со средствами их усиления. Первой такой армией, вероятнее всего, будет вторая гвардейская генерала Чанчибадзе, которую необходимо выдвинуть на правое крыло ваших войск, что существенно облегчит смену и сосредоточение соединений и частей сорок третьей для штурма Кенигсберга с северо-запада.
Я, конечно, тут же согласился с таким решением.
Прощаясь, маршал порадовал меня сообщением, что к обеспечению штурма Кенигсберга он рассчитывает привлечь всю авиацию, действующую в Восточной Пруссии: 1-ю и 3-ю воздушные армии, военно-воздушные силы Балтийского флота, соединения 18-й воздушной армии. [120]В целом это составляло почти две с половиной тысячи самолетов! Кроме того, Александр Михайлович сказал мне, что в разрушении фортов крепости участие примет сверхмощная артиллерия РГК, вплоть до 305-миллиметрового калибра.
Так в первой декаде марта началась кропотливая работа Военного совета и штаба Земландской группы войск по подготовке штурма Кенигсберга. Все основные заботы по решению этой нелегкой задачи легли на нас, поскольку А. М. Василевский и его штаб в марте были целиком заняты операцией по ликвидации группировки врага в районе Хейльсберга. Объем работы по подготовке новой операции по сравнению с прежними был значительно большим. К тому же нам предстояло решить ряд проблем, которые прежде не возникали, так как за всю войну нам еще не приходилось осуществлять штурм такого крупного города-крепости, каким являлся Кенигсберг, и удержанию которого Гитлер придавал особое значение. Одним из самых сложных был вопрос подготовки войск, поскольку им предстояло прорывать оборону, насыщенную такими инженерными сооружениями, как форты, многочисленные доты, крупные и особо прочные здания, приспособленные к обороне, всевозможные хитроумные препятствия для боевой техники и пехоты. Немалые трудности надо было преодолеть и при обучении командного состава. В городе трудно ориентироваться, есть постоянная опасность столкновения между своими же войсками, сложно поддерживать взаимодействие между наступающими частями и поддерживающими их средствами. Для того чтобы войска уверенно и со знанием дела шли на штурм крепостных укреплений, необходимо было построить подобные им сооружения в нашем тылу и на них практически тренировать части и соединения.
Для лучшей ориентировки командного состава усилиями операторов, топографов и инженеров был создан макет (в масштабе 1: 3000), на котором подробнейшим образом была обозначена вся система оборонительных и крепостных сооружений как на внешнем, так и внутреннем обводе города, с указанием группировки войск противника, системы огня из всех видов оружия, обозначением противопехотных и противотанковых заграждений и наиболее подготовленных к обороне городских кварталов и отдельных крупных зданий. Особенно четко были показаны крепостные форты. Кроме того, был подготовлен и размножен в нужном количестве план города с единой нумерацией кварталов и всех важных объектов. Макет обеспечивал такое четкое и рельефное зрительное восприятие Кенигсберга, что я 9 и 10 марта с удовольствием знакомил на нем командующих армиями, командиров корпусов и дивизий с задачами войск в предстоящем штурме.
Иногда создавалось такое впечатление, будто мы и в самом деле шагаем по предместьям и по улицам города и внимательно разглядываем места, где скоро должны во что бы то ни стало проложить себе дорогу наши войска.
Хотя эта крепость строилась задолго до этой войны и несколько устарела, но гитлеровское командование за последние годы модернизировало ее, а город тщательно подготовило к отражению штурма. Оборона Кенигсберга состояла из трех рубежей. Костяком первого из них, оборудованного в 6–8 километрах от центра города, являлись 15 старинных, необычайно прочных фортов. Чтобы не быть голословным, забегая вперед, скажу, что по фортам № 5 и № 5а было выпущено по 500–600 снарядов из наших самых мощных орудий (203- и 280-миллиметровых), но разрушить их так и не удалось. Между фортами были построены доты и другие железобетонные оборонительные сооружения. И все это было связано несколькими линиями траншей. Подступы к первому рубежу прикрывались системой противотанковых и противопехотных заграждений: противотанковым рвом, минными полями и проволочными заборами. Правда, на макете противотанковый ров выглядел безобидной канавкой, но в действительности же она, эта «канавка», была шириной 10 и глубиной 3 метра, с кирпичными стенами, и могла стать могилой как для танков, так и для пехоты, поскольку была заполнена водой. Каждый форт — это выступающее вперед и развернутое по фронту шестиугольное сооружение (360Х180 м), окруженное противотанковым рвом и земляным валом и имеющее четыре капонира: один — впереди, два — по бокам и один — с тыла. Они соединены между собой подземными ходами сообщения — потернами, трехметровые стены капониров сложены из кирпича и скрыты под толщей земли. В центре форта — трехэтажное кирпичное сооружение, укрытое толстым слоем земли, на котором успели вырасти большие деревья.