Страница:
Только за два предмета на борту Форт был более-менее спокоен – за себя и за самописец, «чёрный ящик», именуемый также «последним свидетелем». Запоминающий шар был прочнее его самого. Будь весь корабль сделан из тех же сплавов, никакие вспышки не страшны. На таком корабле Форт когда-то летал – но в роли неживой управляющей вставки. Обстановка была как раз та, чтобы захотеть вернуться в ложемент кибер-пилота. Поглядели бы тогда туанцы, что умеет вытворять неразвитое существо из недоразвитой цивилизации. Неизвестно, у чьего бы борта вспышка раньше полыхнула...
Он старался не злиться, хотя очень было на что. Обстрел гражданского грузовика! Мариан в коме, выживет ли – неизвестно. Кто мог подумать, что обычный рейс так обернётся?! А всё вояки. Среди людей есть породы, как среди собак, и если пёс – бойцовый, то он страшен и в бою, и на прогулке. Муштра, дисциплина, устав и казарма – это намордник и ошейник для отборных волкодавов, которых стягивает в себя армия за любовь к насилию. Чуть ослабь поводок – получишь то, что называется «разнузданная солдатня». Форт по себе знал, как порой манит нажать спуск дегейтора. Быть сильным и не соблазниться пустить силу в ход – надо много выдержки.
В блужданиях по космосу он порой встречал туанцев. Что сказать о них? Высшая цивилизация, вот и весь портрет. По-девичьи тонкие, лицо немного сужено на клин, огромные, слегка раскосые глаза, фарфорово-гладкая кожа, на которой иногда выступают узоры. Самомнение выше крыши. Если бы пять миров Верхнего Стола не сдерживали друг друга от агрессии, ТуаТоу всех бы захватила.
Восстановилась – правда, не целиком – телеметрия. Форт тотчас сделал замеры всего, что касалось сближения с планетой. Выводы напрашивались мерзостные – дело табак, или срочно маневрируй, или запевай «Отче наш». Следом очнулась функция пилотирования, и он поспешно поставил её на режим «ручное управление», чтобы не сомневаться в работе промежуточных корректирующих устройств. Чем проще, тем надёжней. Противно зависеть от какой-нибудь детальки величиной с песчинку. Например, от той, что обеспечивает связь.
А, поздно сигналить SOS! Выручай себя сам.
– Мы приземлимся, – сказал Форт Мариану, словно они работали вместе, как всегда. – Мариан, потерпи до земли, мы тебя вылечим.
Едва он взялся за манёвр, как корабль поразила вторая вспышка.
– Траектория объекта изменена. Новая область падения – район Светлого моря в пятистах лигах к юго-западу от побережья Каоти-Манаалиу.
– Наконец-то!.. Мы уведомим правительство сеньории о возникших проблемах. Искателям туда три часа хода от морской базы. Вы убедились, что район свободен?
– Осень. Ночь. Трассы пролегают севернее и восточнее района. Курортники увидят выпадение метеоритов, и только. Будет слышен шум удара. Возникшая волна потеряет основную энергию в трёхстах лигах от эпицентра и разрушений на берегу не причинит.
– Обязательно следует предупредить район о неожиданной волне ночью.
Первым движением Форт бросился к Мариану. Спасибо, догадался закрепить его лямками, и напарника не швырнуло на переборку. Тут Форт позволил себе забыть о сдержанности и громко высказался о туанцах – кто такие они, кто их матери и чего он им желает. И нечего было Мариану заводить с ними беседы на Иколе-2! Без перевода ясно, как они к тебе относятся и кем тебя считают. Землянин, эйджи – значит, недочеловек. Они наняли человекообразных возить на Атлар инертную крупу и вовсе не обязаны выслушивать лопотание наёмников-полулюдей.
Но – второй выстрел по судну! Добить хотят?
«Зачем? мы по всем правилам уже покойники! Значит, подправляют траекторию. Если первый был случайным, то второй – умышленным. Спокойно и прицельно».
Упрощённая второпях система управления выдержала импульс. Форт быстро определился с новым курсом – ага, в море. Крест, могила, вода покрыла. Если учесть, что SOS они не передали, корабль как бы пропал без следа. Даже отчитываться не в чем.
«Ну уж нет, я так не согласен! Надо сберечь самописец, чего бы это ни стоило. Он-то докажет, что по грузовику стреляли дважды, с интервалом».
Ритм работы двигателей изменился. Плазменные планетарные движки начали разворачивать «Холтон Дрейг», а по броне корпуса уже лилось рдеющее мерцание нагрева, и балкер терял скорость, прорезая ионосферу. Форт перешёл к активному торможению, ориентируя грузовик на массив суши, проступающий из облачного марева. Телеметрия проворно рисовала на экране зубчатые гребни горных цепей, плоскости равнин, извивы речных русел. Информации об этой части планеты у Форта не было никакой – наниматели считали, что пилотам достаточно знать заход на Иколу-2. Поиск городов и дорог. Странно, населённые места не определяются. Впрочем, «Холтон Дрейг» – не корабль-разведчик, его средства поиска самые примитивные. Стоит свернуть к черте берега и перед посадкой отснять местность – так легче выбрать, куда потом идти.
В ночи над предгорьем загрохотало. Ревущие вихри плазмы били в грунт из дюз, поддерживая на весу горизонтально вытянутое громадное тело корабля, колеблющееся в тучах гари и песка.
Из днища двумя рядами выползли семь опорных платформ на слоновьих ногах. Форт в ярости застучал по сенсору, пытаясь выпустить восьмую опору, но ту намертво заклинило.
Земля тяжело вздохнула, принимая небесного гостя. Снизу послышался скрежет, и Форт вцепился в подлокотники кресла – вес судна ложится на штанги опор. Сейчас узнаем, каковы они на прочность... Появился крен на правый борт. Пока небольшой. Что дальше? Если подломятся штанги, вся глыба завалится, и корабль ударит кормой о землю...
Пронесло; «ноги» устояли.
И долго разбегалась волнами пыль, пока Форт не заглушил гравитор.
– Корабль эйджи совершил посадку в 08.21, это мы уточнили по данным автоматического слежения. К сожалению, спутник транспортной системы сообщает вне графика лишь об аварийных посадках, а о прочих – четыре раза в сутки: в 00.00, 10.00, 20.00 и 30.00. К месту приземления мы вылетели в 11.35 и были у корабля в 13.06. Шлюз открыт, экипажа на борту нет. Самописца тоже. Розыски вблизи корабля ничего не дали.
– За час человек проходит по пересечённой местности две лиги. Искать надо было в радиусе до десяти лиг!
– Этим мы и занимались. Подняли беспилотных наблюдателей. Запросили съемку района со спутника. Ничего.
– Экипаж после обстрела вообще не мог выжить! А выходит, что он пилотировал корабль и позаботился забрать «чёрный ящик», где отмечены наши... ммм... ошибочные действия. Видимо, эйджи двинулись на север, через горы, к правительской трассе Ми. Или на восток, в Семиречье. Ближайший город на западе – в двухстах лигах, им не дойти. А юг... это же Мёртвый Берег, зона 8. У них никаких шансов. Живые существа, которым надо пить, есть и отдыхать, там долго не протянут.
Блок 2
Он старался не злиться, хотя очень было на что. Обстрел гражданского грузовика! Мариан в коме, выживет ли – неизвестно. Кто мог подумать, что обычный рейс так обернётся?! А всё вояки. Среди людей есть породы, как среди собак, и если пёс – бойцовый, то он страшен и в бою, и на прогулке. Муштра, дисциплина, устав и казарма – это намордник и ошейник для отборных волкодавов, которых стягивает в себя армия за любовь к насилию. Чуть ослабь поводок – получишь то, что называется «разнузданная солдатня». Форт по себе знал, как порой манит нажать спуск дегейтора. Быть сильным и не соблазниться пустить силу в ход – надо много выдержки.
В блужданиях по космосу он порой встречал туанцев. Что сказать о них? Высшая цивилизация, вот и весь портрет. По-девичьи тонкие, лицо немного сужено на клин, огромные, слегка раскосые глаза, фарфорово-гладкая кожа, на которой иногда выступают узоры. Самомнение выше крыши. Если бы пять миров Верхнего Стола не сдерживали друг друга от агрессии, ТуаТоу всех бы захватила.
Восстановилась – правда, не целиком – телеметрия. Форт тотчас сделал замеры всего, что касалось сближения с планетой. Выводы напрашивались мерзостные – дело табак, или срочно маневрируй, или запевай «Отче наш». Следом очнулась функция пилотирования, и он поспешно поставил её на режим «ручное управление», чтобы не сомневаться в работе промежуточных корректирующих устройств. Чем проще, тем надёжней. Противно зависеть от какой-нибудь детальки величиной с песчинку. Например, от той, что обеспечивает связь.
А, поздно сигналить SOS! Выручай себя сам.
– Мы приземлимся, – сказал Форт Мариану, словно они работали вместе, как всегда. – Мариан, потерпи до земли, мы тебя вылечим.
Едва он взялся за манёвр, как корабль поразила вторая вспышка.
– Траектория объекта изменена. Новая область падения – район Светлого моря в пятистах лигах к юго-западу от побережья Каоти-Манаалиу.
– Наконец-то!.. Мы уведомим правительство сеньории о возникших проблемах. Искателям туда три часа хода от морской базы. Вы убедились, что район свободен?
– Осень. Ночь. Трассы пролегают севернее и восточнее района. Курортники увидят выпадение метеоритов, и только. Будет слышен шум удара. Возникшая волна потеряет основную энергию в трёхстах лигах от эпицентра и разрушений на берегу не причинит.
– Обязательно следует предупредить район о неожиданной волне ночью.
Первым движением Форт бросился к Мариану. Спасибо, догадался закрепить его лямками, и напарника не швырнуло на переборку. Тут Форт позволил себе забыть о сдержанности и громко высказался о туанцах – кто такие они, кто их матери и чего он им желает. И нечего было Мариану заводить с ними беседы на Иколе-2! Без перевода ясно, как они к тебе относятся и кем тебя считают. Землянин, эйджи – значит, недочеловек. Они наняли человекообразных возить на Атлар инертную крупу и вовсе не обязаны выслушивать лопотание наёмников-полулюдей.
Но – второй выстрел по судну! Добить хотят?
«Зачем? мы по всем правилам уже покойники! Значит, подправляют траекторию. Если первый был случайным, то второй – умышленным. Спокойно и прицельно».
Упрощённая второпях система управления выдержала импульс. Форт быстро определился с новым курсом – ага, в море. Крест, могила, вода покрыла. Если учесть, что SOS они не передали, корабль как бы пропал без следа. Даже отчитываться не в чем.
«Ну уж нет, я так не согласен! Надо сберечь самописец, чего бы это ни стоило. Он-то докажет, что по грузовику стреляли дважды, с интервалом».
Ритм работы двигателей изменился. Плазменные планетарные движки начали разворачивать «Холтон Дрейг», а по броне корпуса уже лилось рдеющее мерцание нагрева, и балкер терял скорость, прорезая ионосферу. Форт перешёл к активному торможению, ориентируя грузовик на массив суши, проступающий из облачного марева. Телеметрия проворно рисовала на экране зубчатые гребни горных цепей, плоскости равнин, извивы речных русел. Информации об этой части планеты у Форта не было никакой – наниматели считали, что пилотам достаточно знать заход на Иколу-2. Поиск городов и дорог. Странно, населённые места не определяются. Впрочем, «Холтон Дрейг» – не корабль-разведчик, его средства поиска самые примитивные. Стоит свернуть к черте берега и перед посадкой отснять местность – так легче выбрать, куда потом идти.
В ночи над предгорьем загрохотало. Ревущие вихри плазмы били в грунт из дюз, поддерживая на весу горизонтально вытянутое громадное тело корабля, колеблющееся в тучах гари и песка.
Из днища двумя рядами выползли семь опорных платформ на слоновьих ногах. Форт в ярости застучал по сенсору, пытаясь выпустить восьмую опору, но ту намертво заклинило.
Земля тяжело вздохнула, принимая небесного гостя. Снизу послышался скрежет, и Форт вцепился в подлокотники кресла – вес судна ложится на штанги опор. Сейчас узнаем, каковы они на прочность... Появился крен на правый борт. Пока небольшой. Что дальше? Если подломятся штанги, вся глыба завалится, и корабль ударит кормой о землю...
Пронесло; «ноги» устояли.
И долго разбегалась волнами пыль, пока Форт не заглушил гравитор.
– Корабль эйджи совершил посадку в 08.21, это мы уточнили по данным автоматического слежения. К сожалению, спутник транспортной системы сообщает вне графика лишь об аварийных посадках, а о прочих – четыре раза в сутки: в 00.00, 10.00, 20.00 и 30.00. К месту приземления мы вылетели в 11.35 и были у корабля в 13.06. Шлюз открыт, экипажа на борту нет. Самописца тоже. Розыски вблизи корабля ничего не дали.
– За час человек проходит по пересечённой местности две лиги. Искать надо было в радиусе до десяти лиг!
– Этим мы и занимались. Подняли беспилотных наблюдателей. Запросили съемку района со спутника. Ничего.
– Экипаж после обстрела вообще не мог выжить! А выходит, что он пилотировал корабль и позаботился забрать «чёрный ящик», где отмечены наши... ммм... ошибочные действия. Видимо, эйджи двинулись на север, через горы, к правительской трассе Ми. Или на восток, в Семиречье. Ближайший город на западе – в двухстах лигах, им не дойти. А юг... это же Мёртвый Берег, зона 8. У них никаких шансов. Живые существа, которым надо пить, есть и отдыхать, там долго не протянут.
Блок 2
Мариан умер. Как ни старался врач, что ни пробовал – всё впустую.
– Извините... – тихо сказал врач, боясь нарушить молчание Форта, неподвижно сидевшего с опущенной головой. – Я был бы рад помочь вашему другу...
Стоило ли извиняться? Врач хлопотал над Марианом от заката до рассвета, даже не прилёг вздремнуть. И вот солнце поднялось с сухим ветром над рыжими прибрежными холмами, жалкий посёлок ожил – а здесь, в хижине, замер даже воздух. Врач горестно поник, придавленный усталостью; бросит в жестяной стакан пилюлю, махнёт залпом пузырящуюся воду – и опять согнётся.
– Незнакомый организм, – вздыхал врач, – поймите меня правильно. Иные внутренние органы, иная биохимия... – и принял ещё стакан шипучки.
– Теперь всё равно, – вымолвил Форт, встав и привычно поправив лингвоук – автопереводчик, прикреплённый гекко-лентой к плечу.
– А что вы сделаете с телом?
– Закопаю.
Форт обрядил Мариана в скафандр и свистнул автомату: «Ко мне». Паучина сам пристроил на спину носилки, будто вновь собрался нести пострадавшего через горы. Двадцать часов без остановок прошагали, и паук нёс Мариана бережно, чтобы не допустить малейших сотрясений – а может, беда была не в тряске?.. Слишком долгий путь. Почти сутки без медицинской помощи.
При появлении из хижины звёздного пришельца в сопровождении нагруженного трупом паука-гиганта местные поторопились кто свернуть, кто скрыться, лишь бы оказаться подальше от массивного чужака с пугающе жёстким лицом. Свалилась же с неба напасть! ясно, что сверху – по номерным зонам такие не бродят. Выродок небесный... костяк тяжёлый, волосы щетиной, плоское лицо в один ровный цвет – другой бы от печали побурел, а на нём ни пятнышка не проступило.
Глазами и сканером Форт мельком отследил все перемещения вокруг. Худощавые туанцы не выглядели опасными; непохоже было, что они замышляют подлость. Грязные, боязливые, пожухшие, в бумажных кульках вместо шляп, в тряпье с трафаретными строками из кривых чёрных знаков – похоже, на плечах туанцев доживала своё упаковочная мешковина. Никакого сходства с теми нарядными спесивыми красавцами, что гордо расхаживали по Иколе-2.
В душе у Форта стало так пусто, что и желаний не было, не то чтобы о чём-то думать. «Ты не спас Мариана, – неустанно укорял его внутренний шёпот. – Ты виноват. Зачем ты пошёл на юг? Зачем не остался ждать у корабля?.. » Ветер звучал гулом отчуждения и одиночества. Можно подумать, на севере не та же выморочная безводная земля, где ни души живой, ни даже следа человека. Да, можно было выжидать, пока военные явятся к сбитому «Холтон Дрейгу» – а они рано или поздно прилетели бы. Вопрос – рано или поздно? И как бы они обошлись с уцелевшими, тем более – с чужими? Имело смысл выйти на контакт с гражданскими властями – пока прояснится, что выжившие в катастрофе неудобны для вояк, Мариан оказался бы в безопасности. Военные и штатские всегда не ладят...
«Да если б и хотел, не связался бы ни с кем, – ответил злому и горькому шёпоту Форт. – Наш аварийный передатчик здесь не услышат, а услышат – не поймут».
Он вспомнил, как вчера врач замахал руками, словно в испуге: «Нет, нет! Здесь нет радиостанции! Нет никакой связи!» Вот тебе и высшая цивилизация, «сверх-Ц», как вздыхают наши поклонники всего туанского. Сюда бы их, пускай вкушают.
Местные, широко освободив путь чужаку, следить не перестали. Любопытные, сволочи.
Форт шёл, нет-нет да и поглядывая на лицо под забралом шлема. Больше не подмигнёт, не улыбнётся. Можно восстановить его голос из архива, даже заговорить, как он, но его уже никогда не будет. Можно отыскать его родню – но что им скажешь? «Ваш сын зарыт на ТуаТоу. Я даже не знаю, как называется то место. Какой-то берег, там посёлок. Дощатый причал и осклизлые лодки. Сети развешаны на кольях для просушки. Мини-фабричка в бараке, где пластают и морозят рыбу. В общем, дыра без имени». Пусть кто-нибудь другой доложит это семье Йонащей, не я. Рассказывать будет слишком тяжело – и еще тяжелее оттого, что вернётся боль безвозвратной потери.
Автомат аккуратно снял носилки, вложил передние лапы в инструментальные отсеки и вооружился клинками-копалками. Металл заскрипел о спёкшуюся землю. Форт присмотрел подходящую каменную плиту – заложить могилу сверху. Сделать надпись? нет. Положимся на память.
Когда суставчатые лапы паука опустили камень на взрытый прямоугольник, Форт остался совершенно один – возможно, единственный землянин на тысячи километров вокруг. Если не считать, конечно, орбитального пояса КонТуа, где хватает эйджи, работающих по найму. Где-то есть федеральное посольство, консульства, но туда Форт не торопился. Чем дальше от любимой родины, тем оно спокойней. Вернее выйти на офис «Вела Акин», которая купила его и Мариана вместе с «Холтон Дрейгом». Пусть вчиняет военным иск за испорченное имущество.
– Зарыл как падаль, без благословения, – донёс поселковому голове патлатый механик морозилки. – Теперь, того и гляди, за нас примется. Слава Небу, что он без радио, а то бы враз своих выкликал, тут нам и шмак. А может, послать моторку за стражей? к завтрему здесь будут.
– Ц! – осёк голова, сам не свой, вот-вот его трепетуха схватит. – Заметит и убьёт. Видел, пушка у выродка? поди, на пол-лиги лупит. Едва мотор запустишь, он заметит – и моторку пополам. И расказнит душ пять-шесть по выбору, кого поплоше. Молчать надо! Он долго не высидит один без связи, он уйдёт.
Патлатый сокрушённо тряхнул гривой. Верняк, что звёздные – выродки. Правильный язык они забыли, лают через говорильник, и Небо в наказание им рожи сплюснуло и кожу выбелило, лишило человеческого разноцветья. Слетают на землю людей воровать, чтобы высосать. Вон, в зоне 7 колонию 7-18 дочиста обезлюдили – патруль пришёл, а там всё брошено, жрачка не доедена, и никого, всех загрузили и тю-тю. Напичкают, лимфу вытянут, а выжимки – в конвертор, гореть без огня. Страх, ужас!..
Возвращаясь, Форт сложил в уме то, что у него осталось. Лёгкий скаф пилота, автомат с запасом батарей и комплектующих, брикеты на два месяца, три укладки прецизионных инструментов, канистра с водой, лайтинг и рюкзак с вещами.
– Есть проблема, – сказал он врачу. – Спешить мне некуда, но двигаться надо. Я должен связаться с орбитой, и если этого нельзя сделать отсюда, то...
– Потерпите, – принялся увещевать врач. – Вам нет необходимости самому идти в город. Это далеко, по бездорожью... Прибудет судно за уловом, и всё решится.
– Мне как-нибудь поскорей. Нельзя ли на лодке? Я видел, у вас есть моторная лодка... мои деньги вам не нравятся, тогда я заплачу вещами.
– Смотря какими вещами, – насторожился врач. – Оружием нельзя.
– А инструментами? – Форт достал соблазнительную укладку; под слоем ламинации лежал нецелованный универсальный набор, как сладкий сон кибер-монтажника.
– Вряд ли они кому-то здесь пригодятся. Слишком компактно и тонко.
– Перепродайте.
– Некому. И не купят.
– Могу предложить вибро-резак, очень практичный.
– Что это, покажите.
Форт показал – вибер резал что ни попадя. Врач затряс руками:
– Это оружие!
«Ох, – подумал Форт, – и это называется сверх-Ц!.. Ни радио, ни черта, один мотор на лодке». Он ещё вчера обратил внимание, что освещения здесь тоже нет. Ночью врач наблюдал за Марианом при свечах, и то бегал по соседям призанять.
В лачуге врача развернулся небольшой рынок – Форт извлекал из рюкзака очередную диковину, хвалил её, демонстрировал в действии; врач приценивался, сомневался – то отложит одно, то другое. Форта подмывало предложить ему нательное белье: «Вдруг клюнет?.. Нет, коммивояжер из меня не получится». Наконец отобрали, чем можно соблазнить сверх-Ц ТуаТоу – спасательный пояс, крюк-гарпунчик с линем, таблетки для опреснения воды.
– Я поговорю с людьми, но обещать не могу, – врач в чём-то сильно сомневался. – Они вас боятся. Вы вооружены...
Кого и как он уламывал. Форт так и не узнал. Явившись обратно, врач опять схватился за пилюли и пил шипучку – Форту подумалось, что это сухой глушитель типа квадро и что врач немного опустился вдали от жизни. При первой встрече, когда от мечущихся в панике поселян ему навстречу выдвинулись трое смельчаков, он нипочём не опознал бы в нищего вида доходяге специалиста с высшим образованием. Он и сейчас не избавился от впечатления, что этот тип попал в лекари лишь благодаря инстинкту заботы о ближних и неспособности тянуть из моря сети с рыбой.
– Потерпите. Люди советуются.
– Это надолго?
– Не могу сказать.
Тени яркого дня удлинялись, ползли, отмечая ход времени. Форт вспомнил размер здешних суток – почти тридцать часов Федерации, из них половина – ночь. Стало смеркаться, в затянутых плёнкой окнах посёлка затеплились свечи, и всё яснее обозначалось, что сессия парламента перенесла прения по вопросу о чужаке на завтра.
– Вы, я полагаю, устали, – сочувствовал врач; у него самого от утомления выступили кирпичные полосы на лице. Вы не спали и не ели... Устраивайтесь, как вам удобнее, отдыхайте.
Закрыв шлем, Форт привалился к стене. Врач развернул тощую скатку – как оказалось, кровать, – закутался в длинное полотенце и умолк. Что ж, у каждой Ц свои порядки.
Спать он не мог – и завидовал живым, которые, как бы ни вымотала их жизнь, имели право раз в сутки выйти из потока и лечь на дно, забыть про всё. Его время длилось непрерывной линией событий, происходящее накапливалось, архивировалось, вписываясь в оперативную часть мозга шеренгами ссылок. И что самое обидное – ни в этом мире, ни в каком ином не было шанса вернуть нормальный сон, вкус пищи, голод, жажду, запахи, влажную теплоту поцелуя. Заснуть – недостижимая мечта. Осталось вспоминать о сне.
Ты устал; это мягкая тяжесть, сродни утомлению от любви. Все желания потухают, ты едва слышно шепчешь, сам не слыша своих слов, улыбаешься в полузабытьи...
«Бедняга Мариан», – вернулась неотвязная мысль.
Форт видел его подружку – случайно, в станционном баре, куда напарник затащил его перед рейсом. Сколько толков ходит о женском чутье; как видно, чутьё на самом деле есть – она была так печальна, словно знала, что больше не увидит своего милого. Лучше бы никогда с ней не пересекаться. Она спросит... заплачет, потом поглядит так, будто скажет: «Почему ты вернулся, а не он?»
«Потому что я не человек. Такой, каким ты меня видишь, я сошёл с конвейера. Я приспособлен к нагрузкам, которых человек не выдержит».
И обязательно добавить: «Я артон». Никому нельзя знать, кто он на самом деле.
«Так кто я или что?..»
Глядя на умирающего Мариана, он вдруг поймал себя на ощущении, что видит себя – себя в тот час семь лет назад, когда точно так же над ним суетились медики, и толку от их суеты было не больше, чем у жалкого врача из самого захудалого посёлка ТуаТоу. Редкие, глубокие вдохи, ввалившиеся глаза, помертвевшее лицо. Жизнь покидает тело. Здравствуй, костлявая.
Ни умиротворяющей церемонии прощания, ни напутствий священника – просто хрип и вытекающая кровь. Какой-то вой, провал и невесомость. Затем серое свечение и шипящие голоса: «Есть реакция на зрительный раздражитель. Есть на слуховой». Альф, первый пилот из группы Дагласов, после возмущался, едва ли не орал: «Послушайте, меня причастили и отпели! Я получил законную эвтаназию, я совершеннолетний, я имел право выбрать смерть! Вы душу у меня украли!!!»
Мариану это не грозит. И одному Богу известно, как лучше. Он, Всемогущий, мог бы проконсультироваться с Дагласами, если в Его планы входит массовое производство киборгов с человеческим рассудком: «Как вам понравилась такая ситуация, ребята? готовы ли вы порекомендовать это другим?».
Прежде Форт не задумывался о религии. Жил как все – ел, пил, исполнял несложные житейские дела. Казалось, жизнь будет длиться вечно, совершая свой круг ежедневных забот в едином, раз и навсегда установленном ритме, меняя даты на календаре и прессуя года в десятилетия, как вдруг... смерть. Глупо, жестоко, внезапно – какие-то люди, тёмные силуэты, выкрики, выстрелы, удар в грудь; он летит, сбитый с ног, всё дальше и дальше, тело становится лёгким, а сознание необычайно ясным. Суета, возня, «подняли – понесли», иглы прокалывают кожу, а ты почти ничего не чувствуешь, кроме плывущей лёгкости, и где-то в отдалении слышен спокойный голос: «Умираю... »
Так же, как Мариан. Форт снова видел в потухающих глазах бортинженера ту отстранённость, тот покой, с которым душа отправляется в последний полёт – её не дозовёшься, не вернёшь с полпути назад...
Тогда всё было иначе: был скоростной флаер, а рядом была клиника Гийома. И всё равно не успели. Разве что поймали душу, как мотылька сачком. «Отделима ли душа от тела?» Биоинженеры из клиники доказали, что отделима. Они вынули её из мозга и переселили в киборга.
«Теперь я не могу есть, пить, ощущать мир, не могу спать – и видеть сны, не могу грезить и летать. Я могу вспоминать и думать, думать обо всём, что не успел осмыслить и понять раньше. У меня появилось очень много времени: ничто не отвлекает, особенно длинными тёмными ночами, когда спит всё живое».
Можно приостановить работу субстрата, играющего роль мозга. Перейти в режим ожидания. Сновидений не будет – просто бесцветный шум, где мысли едва шевелятся и глаза, не мигая, отмечают всякое движение вокруг.
«Нет, не хочу».
Форт сидел, смотря и не видя, медленно отмеряя слова, звучащие в мозгу: «Я один, один, Мариан умер, куда я спешу, зачем, назад к своим, и опять, опять... » Привязчивая мысль – заведётся и не отпускает, пока не угомонишь её до следующей вспышки, чтобы снова...
Он прикинул: «Отключиться, что ли?» А то мысли крутятся, как колёса, без начала и конца.
И тут – свист, сначала далёкий, тоненький, но всё сильнее и сильнее, пронзительнее. Сверху – да, сверху! – на посёлок обрушился слепящий свет; врач суматошно вскочил, бросился к окну, потом к двери.
– Кто там? – спокойно осведомился Форт, не меняя позы. – Это военные?
Скорее всего, именно они. На их месте Форт тоже постарался бы обыскать все жилые места на двести-триста километров от места посадки. Не надо много ума, чтобы понять – экипаж «Холтон Дрейга» ушёл не своими ногами, а верхом на автоматах, как на конях.
– Отнюдь не армия! Это... – поспешно черпая ладонями из лохани, врач в спешке умывался – зачем? – вытирал лицо одеялом, оглядывал себя в зеркале; а, ведь у него были на скулах белые мазки уголками, как перевёриутые римские пятёрки, теперь их не стало. – Это правительская стража. Не надо её опасаться, она честная.
– Отлично. Доберусь с ней до узла связи.
– О, не знаю! – бормотал врач, растворяя очередную пилюлю. – Вы объясните им, как оказались тут... я очень, очень вас прошу...
Контрольный налёт стражи предвидеть так же невозможно, как нападение звёздных гостей. Когда хотят, тогда и явятся. Врач чувствовал близкий приход трепетухи; всякого бы в тряску кинуло, если в хижине – звёздный пришелец, а на дворе – стража. Зональный голова к звёздным жесток, его люди тоже. Не жди хорошего, если со звёздными сдружился! четыреста раз в краску вгонят, прежде чем оправдаешься.
Подойдя к окну, Форт увидел горбатый летательный аппарат, похожий чем-то на примятую с боков шляпу, – это чёрное уродство снижалось посреди посёлка, ослепляя всё кругом прожекторами; всё, кроме Форта – забрало гасило и не такие огни. Чудо хай-тэка в бидонвиль спустилось... Надо выйти. Так или иначе туанец, титул которого лингвоук перевёл как «голова селения», доложит о пришельце.
– Силы правопорядка?
«Да, да!» – угадывалось по губам врача, но звук был подавлен голосом с улицы:
– Все быстро выходите! Все кто есть, все! Построиться в круг!
Форт счёл, что выбежать и встать по стойке «смирно» ему не к чести. Заодно надо потянуть время, понаблюдать за здешними обычаями. Обычаи были строгие. Все жители посёлка, человек триста пятьдесят, живо стекались к просторному лысому месту между порядками хижин – кое-как одетые, мятые, всклокоченные. Дверь-трап в борту «шляпы» откинулась, по ступеням сошёл высокий туанец в чёрном с красными ремнями костюме и ребристой маске. Сосчитав на глаз толпу, очень похожую на федеральное манхло, Форт обратил внимание на то, что здесь нет ни детей, ни подростков. Странно. Если предположить, что раньше они прятались от чужака (вдруг, скажем, сглазит), то где они сейчас?..
– Я вижу знаки невинности! – гаркнул стражник, и Форт засомневался в переводе. Круг почти замкнулся, но он заметил, как кое-кто плюёт на ладони и стирает со щёк белые уголки. – Вы все виноваты! Не сметь на рожах рисовать бу-бу! – лингвоук запнулся о незнакомое слово.
Голова – в знак своего высокого положения он носил отрепья поприличнее и шейную табличку на верёвочке – подбежал к стражнику на полусогнутых и залебезил, тыча рукой на хижину врача.
«Мне пора», – решил Форт.
Должно быть, он забавно выделялся в кругу жмурящихся туанцев круглой безглазой башкой и фигурой в скафандре.
– Ты! Совсем обнаглел! – громыхнул усиленный мегафоном голос. – Начзоны вам сказал, что никаких семей со звёзд мы не потерпим?! Сказал или нет?!! Отвечать ясно!!!
«Кажется, меня тут принимают за другого», – мелькнуло у Форта.
– Минутку, – поднял он руку мирным жестом, – я здесь впервые...
– Он пострадал! – пряча глаза от прожекторов, крикнул врач. – У него убило сослуживца! Он у нас всего сутки! Он не...
– Бу-бу-бу! – лингвоук туго забуксовал на переводе ругани стражника. – Бу-бу! Почему не доложили тотчас?! Бу-бу вас и бу-бу! Вас давно не бу-бу! Ты, бу-бу, покажи лицо! Снять шлем!
Пожалуйста. Шлем снимать – обойдёмся; Форт поднял забрало. Если стражник ждал, что чужой сощурится, то зря; глаза Форта работали не хуже светофильтра.
– Ты, скидывай сбрую, бу-бу, – перевёл лингвоук, – и брось оружие!
Даже оружие разглядел!.. Уступки уступками, но есть Правила космических сообщений, они международно признаны, и наступать на них не позволяется.
– Я капитан, и раздеваться перед вами не обязан. По должности я имею право носить оружие. Мне надо связаться с...
События нескольких последующих мгновений гораздо лучше мог бы оценить сторонний наблюдатель. Тот, что стоял у аппарата, поднял руку, и по скафандру звёздного, по животу выше пояса, пробежало белое пламя, брызнули искры, фигура в круглом шлеме окуталась дымом. Но звёздный не упал мёртвым – более того, сам сделал правой резкое движение от пояса вперед, луч из оружия в его руке словно зачеркнул стражника; левой звёздный закрыл шлем, и его неожиданно мощный рык заставил туанцев вздрогнуть:
– Извините... – тихо сказал врач, боясь нарушить молчание Форта, неподвижно сидевшего с опущенной головой. – Я был бы рад помочь вашему другу...
Стоило ли извиняться? Врач хлопотал над Марианом от заката до рассвета, даже не прилёг вздремнуть. И вот солнце поднялось с сухим ветром над рыжими прибрежными холмами, жалкий посёлок ожил – а здесь, в хижине, замер даже воздух. Врач горестно поник, придавленный усталостью; бросит в жестяной стакан пилюлю, махнёт залпом пузырящуюся воду – и опять согнётся.
– Незнакомый организм, – вздыхал врач, – поймите меня правильно. Иные внутренние органы, иная биохимия... – и принял ещё стакан шипучки.
– Теперь всё равно, – вымолвил Форт, встав и привычно поправив лингвоук – автопереводчик, прикреплённый гекко-лентой к плечу.
– А что вы сделаете с телом?
– Закопаю.
Форт обрядил Мариана в скафандр и свистнул автомату: «Ко мне». Паучина сам пристроил на спину носилки, будто вновь собрался нести пострадавшего через горы. Двадцать часов без остановок прошагали, и паук нёс Мариана бережно, чтобы не допустить малейших сотрясений – а может, беда была не в тряске?.. Слишком долгий путь. Почти сутки без медицинской помощи.
При появлении из хижины звёздного пришельца в сопровождении нагруженного трупом паука-гиганта местные поторопились кто свернуть, кто скрыться, лишь бы оказаться подальше от массивного чужака с пугающе жёстким лицом. Свалилась же с неба напасть! ясно, что сверху – по номерным зонам такие не бродят. Выродок небесный... костяк тяжёлый, волосы щетиной, плоское лицо в один ровный цвет – другой бы от печали побурел, а на нём ни пятнышка не проступило.
Глазами и сканером Форт мельком отследил все перемещения вокруг. Худощавые туанцы не выглядели опасными; непохоже было, что они замышляют подлость. Грязные, боязливые, пожухшие, в бумажных кульках вместо шляп, в тряпье с трафаретными строками из кривых чёрных знаков – похоже, на плечах туанцев доживала своё упаковочная мешковина. Никакого сходства с теми нарядными спесивыми красавцами, что гордо расхаживали по Иколе-2.
В душе у Форта стало так пусто, что и желаний не было, не то чтобы о чём-то думать. «Ты не спас Мариана, – неустанно укорял его внутренний шёпот. – Ты виноват. Зачем ты пошёл на юг? Зачем не остался ждать у корабля?.. » Ветер звучал гулом отчуждения и одиночества. Можно подумать, на севере не та же выморочная безводная земля, где ни души живой, ни даже следа человека. Да, можно было выжидать, пока военные явятся к сбитому «Холтон Дрейгу» – а они рано или поздно прилетели бы. Вопрос – рано или поздно? И как бы они обошлись с уцелевшими, тем более – с чужими? Имело смысл выйти на контакт с гражданскими властями – пока прояснится, что выжившие в катастрофе неудобны для вояк, Мариан оказался бы в безопасности. Военные и штатские всегда не ладят...
«Да если б и хотел, не связался бы ни с кем, – ответил злому и горькому шёпоту Форт. – Наш аварийный передатчик здесь не услышат, а услышат – не поймут».
Он вспомнил, как вчера врач замахал руками, словно в испуге: «Нет, нет! Здесь нет радиостанции! Нет никакой связи!» Вот тебе и высшая цивилизация, «сверх-Ц», как вздыхают наши поклонники всего туанского. Сюда бы их, пускай вкушают.
Местные, широко освободив путь чужаку, следить не перестали. Любопытные, сволочи.
Форт шёл, нет-нет да и поглядывая на лицо под забралом шлема. Больше не подмигнёт, не улыбнётся. Можно восстановить его голос из архива, даже заговорить, как он, но его уже никогда не будет. Можно отыскать его родню – но что им скажешь? «Ваш сын зарыт на ТуаТоу. Я даже не знаю, как называется то место. Какой-то берег, там посёлок. Дощатый причал и осклизлые лодки. Сети развешаны на кольях для просушки. Мини-фабричка в бараке, где пластают и морозят рыбу. В общем, дыра без имени». Пусть кто-нибудь другой доложит это семье Йонащей, не я. Рассказывать будет слишком тяжело – и еще тяжелее оттого, что вернётся боль безвозвратной потери.
Автомат аккуратно снял носилки, вложил передние лапы в инструментальные отсеки и вооружился клинками-копалками. Металл заскрипел о спёкшуюся землю. Форт присмотрел подходящую каменную плиту – заложить могилу сверху. Сделать надпись? нет. Положимся на память.
Когда суставчатые лапы паука опустили камень на взрытый прямоугольник, Форт остался совершенно один – возможно, единственный землянин на тысячи километров вокруг. Если не считать, конечно, орбитального пояса КонТуа, где хватает эйджи, работающих по найму. Где-то есть федеральное посольство, консульства, но туда Форт не торопился. Чем дальше от любимой родины, тем оно спокойней. Вернее выйти на офис «Вела Акин», которая купила его и Мариана вместе с «Холтон Дрейгом». Пусть вчиняет военным иск за испорченное имущество.
– Зарыл как падаль, без благословения, – донёс поселковому голове патлатый механик морозилки. – Теперь, того и гляди, за нас примется. Слава Небу, что он без радио, а то бы враз своих выкликал, тут нам и шмак. А может, послать моторку за стражей? к завтрему здесь будут.
– Ц! – осёк голова, сам не свой, вот-вот его трепетуха схватит. – Заметит и убьёт. Видел, пушка у выродка? поди, на пол-лиги лупит. Едва мотор запустишь, он заметит – и моторку пополам. И расказнит душ пять-шесть по выбору, кого поплоше. Молчать надо! Он долго не высидит один без связи, он уйдёт.
Патлатый сокрушённо тряхнул гривой. Верняк, что звёздные – выродки. Правильный язык они забыли, лают через говорильник, и Небо в наказание им рожи сплюснуло и кожу выбелило, лишило человеческого разноцветья. Слетают на землю людей воровать, чтобы высосать. Вон, в зоне 7 колонию 7-18 дочиста обезлюдили – патруль пришёл, а там всё брошено, жрачка не доедена, и никого, всех загрузили и тю-тю. Напичкают, лимфу вытянут, а выжимки – в конвертор, гореть без огня. Страх, ужас!..
Возвращаясь, Форт сложил в уме то, что у него осталось. Лёгкий скаф пилота, автомат с запасом батарей и комплектующих, брикеты на два месяца, три укладки прецизионных инструментов, канистра с водой, лайтинг и рюкзак с вещами.
– Есть проблема, – сказал он врачу. – Спешить мне некуда, но двигаться надо. Я должен связаться с орбитой, и если этого нельзя сделать отсюда, то...
– Потерпите, – принялся увещевать врач. – Вам нет необходимости самому идти в город. Это далеко, по бездорожью... Прибудет судно за уловом, и всё решится.
– Мне как-нибудь поскорей. Нельзя ли на лодке? Я видел, у вас есть моторная лодка... мои деньги вам не нравятся, тогда я заплачу вещами.
– Смотря какими вещами, – насторожился врач. – Оружием нельзя.
– А инструментами? – Форт достал соблазнительную укладку; под слоем ламинации лежал нецелованный универсальный набор, как сладкий сон кибер-монтажника.
– Вряд ли они кому-то здесь пригодятся. Слишком компактно и тонко.
– Перепродайте.
– Некому. И не купят.
– Могу предложить вибро-резак, очень практичный.
– Что это, покажите.
Форт показал – вибер резал что ни попадя. Врач затряс руками:
– Это оружие!
«Ох, – подумал Форт, – и это называется сверх-Ц!.. Ни радио, ни черта, один мотор на лодке». Он ещё вчера обратил внимание, что освещения здесь тоже нет. Ночью врач наблюдал за Марианом при свечах, и то бегал по соседям призанять.
В лачуге врача развернулся небольшой рынок – Форт извлекал из рюкзака очередную диковину, хвалил её, демонстрировал в действии; врач приценивался, сомневался – то отложит одно, то другое. Форта подмывало предложить ему нательное белье: «Вдруг клюнет?.. Нет, коммивояжер из меня не получится». Наконец отобрали, чем можно соблазнить сверх-Ц ТуаТоу – спасательный пояс, крюк-гарпунчик с линем, таблетки для опреснения воды.
– Я поговорю с людьми, но обещать не могу, – врач в чём-то сильно сомневался. – Они вас боятся. Вы вооружены...
Кого и как он уламывал. Форт так и не узнал. Явившись обратно, врач опять схватился за пилюли и пил шипучку – Форту подумалось, что это сухой глушитель типа квадро и что врач немного опустился вдали от жизни. При первой встрече, когда от мечущихся в панике поселян ему навстречу выдвинулись трое смельчаков, он нипочём не опознал бы в нищего вида доходяге специалиста с высшим образованием. Он и сейчас не избавился от впечатления, что этот тип попал в лекари лишь благодаря инстинкту заботы о ближних и неспособности тянуть из моря сети с рыбой.
– Потерпите. Люди советуются.
– Это надолго?
– Не могу сказать.
Тени яркого дня удлинялись, ползли, отмечая ход времени. Форт вспомнил размер здешних суток – почти тридцать часов Федерации, из них половина – ночь. Стало смеркаться, в затянутых плёнкой окнах посёлка затеплились свечи, и всё яснее обозначалось, что сессия парламента перенесла прения по вопросу о чужаке на завтра.
– Вы, я полагаю, устали, – сочувствовал врач; у него самого от утомления выступили кирпичные полосы на лице. Вы не спали и не ели... Устраивайтесь, как вам удобнее, отдыхайте.
Закрыв шлем, Форт привалился к стене. Врач развернул тощую скатку – как оказалось, кровать, – закутался в длинное полотенце и умолк. Что ж, у каждой Ц свои порядки.
Спать он не мог – и завидовал живым, которые, как бы ни вымотала их жизнь, имели право раз в сутки выйти из потока и лечь на дно, забыть про всё. Его время длилось непрерывной линией событий, происходящее накапливалось, архивировалось, вписываясь в оперативную часть мозга шеренгами ссылок. И что самое обидное – ни в этом мире, ни в каком ином не было шанса вернуть нормальный сон, вкус пищи, голод, жажду, запахи, влажную теплоту поцелуя. Заснуть – недостижимая мечта. Осталось вспоминать о сне.
Ты устал; это мягкая тяжесть, сродни утомлению от любви. Все желания потухают, ты едва слышно шепчешь, сам не слыша своих слов, улыбаешься в полузабытьи...
«Бедняга Мариан», – вернулась неотвязная мысль.
Форт видел его подружку – случайно, в станционном баре, куда напарник затащил его перед рейсом. Сколько толков ходит о женском чутье; как видно, чутьё на самом деле есть – она была так печальна, словно знала, что больше не увидит своего милого. Лучше бы никогда с ней не пересекаться. Она спросит... заплачет, потом поглядит так, будто скажет: «Почему ты вернулся, а не он?»
«Потому что я не человек. Такой, каким ты меня видишь, я сошёл с конвейера. Я приспособлен к нагрузкам, которых человек не выдержит».
И обязательно добавить: «Я артон». Никому нельзя знать, кто он на самом деле.
«Так кто я или что?..»
Глядя на умирающего Мариана, он вдруг поймал себя на ощущении, что видит себя – себя в тот час семь лет назад, когда точно так же над ним суетились медики, и толку от их суеты было не больше, чем у жалкого врача из самого захудалого посёлка ТуаТоу. Редкие, глубокие вдохи, ввалившиеся глаза, помертвевшее лицо. Жизнь покидает тело. Здравствуй, костлявая.
Ни умиротворяющей церемонии прощания, ни напутствий священника – просто хрип и вытекающая кровь. Какой-то вой, провал и невесомость. Затем серое свечение и шипящие голоса: «Есть реакция на зрительный раздражитель. Есть на слуховой». Альф, первый пилот из группы Дагласов, после возмущался, едва ли не орал: «Послушайте, меня причастили и отпели! Я получил законную эвтаназию, я совершеннолетний, я имел право выбрать смерть! Вы душу у меня украли!!!»
Мариану это не грозит. И одному Богу известно, как лучше. Он, Всемогущий, мог бы проконсультироваться с Дагласами, если в Его планы входит массовое производство киборгов с человеческим рассудком: «Как вам понравилась такая ситуация, ребята? готовы ли вы порекомендовать это другим?».
Прежде Форт не задумывался о религии. Жил как все – ел, пил, исполнял несложные житейские дела. Казалось, жизнь будет длиться вечно, совершая свой круг ежедневных забот в едином, раз и навсегда установленном ритме, меняя даты на календаре и прессуя года в десятилетия, как вдруг... смерть. Глупо, жестоко, внезапно – какие-то люди, тёмные силуэты, выкрики, выстрелы, удар в грудь; он летит, сбитый с ног, всё дальше и дальше, тело становится лёгким, а сознание необычайно ясным. Суета, возня, «подняли – понесли», иглы прокалывают кожу, а ты почти ничего не чувствуешь, кроме плывущей лёгкости, и где-то в отдалении слышен спокойный голос: «Умираю... »
Так же, как Мариан. Форт снова видел в потухающих глазах бортинженера ту отстранённость, тот покой, с которым душа отправляется в последний полёт – её не дозовёшься, не вернёшь с полпути назад...
Тогда всё было иначе: был скоростной флаер, а рядом была клиника Гийома. И всё равно не успели. Разве что поймали душу, как мотылька сачком. «Отделима ли душа от тела?» Биоинженеры из клиники доказали, что отделима. Они вынули её из мозга и переселили в киборга.
«Теперь я не могу есть, пить, ощущать мир, не могу спать – и видеть сны, не могу грезить и летать. Я могу вспоминать и думать, думать обо всём, что не успел осмыслить и понять раньше. У меня появилось очень много времени: ничто не отвлекает, особенно длинными тёмными ночами, когда спит всё живое».
Можно приостановить работу субстрата, играющего роль мозга. Перейти в режим ожидания. Сновидений не будет – просто бесцветный шум, где мысли едва шевелятся и глаза, не мигая, отмечают всякое движение вокруг.
«Нет, не хочу».
Форт сидел, смотря и не видя, медленно отмеряя слова, звучащие в мозгу: «Я один, один, Мариан умер, куда я спешу, зачем, назад к своим, и опять, опять... » Привязчивая мысль – заведётся и не отпускает, пока не угомонишь её до следующей вспышки, чтобы снова...
Он прикинул: «Отключиться, что ли?» А то мысли крутятся, как колёса, без начала и конца.
И тут – свист, сначала далёкий, тоненький, но всё сильнее и сильнее, пронзительнее. Сверху – да, сверху! – на посёлок обрушился слепящий свет; врач суматошно вскочил, бросился к окну, потом к двери.
– Кто там? – спокойно осведомился Форт, не меняя позы. – Это военные?
Скорее всего, именно они. На их месте Форт тоже постарался бы обыскать все жилые места на двести-триста километров от места посадки. Не надо много ума, чтобы понять – экипаж «Холтон Дрейга» ушёл не своими ногами, а верхом на автоматах, как на конях.
– Отнюдь не армия! Это... – поспешно черпая ладонями из лохани, врач в спешке умывался – зачем? – вытирал лицо одеялом, оглядывал себя в зеркале; а, ведь у него были на скулах белые мазки уголками, как перевёриутые римские пятёрки, теперь их не стало. – Это правительская стража. Не надо её опасаться, она честная.
– Отлично. Доберусь с ней до узла связи.
– О, не знаю! – бормотал врач, растворяя очередную пилюлю. – Вы объясните им, как оказались тут... я очень, очень вас прошу...
Контрольный налёт стражи предвидеть так же невозможно, как нападение звёздных гостей. Когда хотят, тогда и явятся. Врач чувствовал близкий приход трепетухи; всякого бы в тряску кинуло, если в хижине – звёздный пришелец, а на дворе – стража. Зональный голова к звёздным жесток, его люди тоже. Не жди хорошего, если со звёздными сдружился! четыреста раз в краску вгонят, прежде чем оправдаешься.
Подойдя к окну, Форт увидел горбатый летательный аппарат, похожий чем-то на примятую с боков шляпу, – это чёрное уродство снижалось посреди посёлка, ослепляя всё кругом прожекторами; всё, кроме Форта – забрало гасило и не такие огни. Чудо хай-тэка в бидонвиль спустилось... Надо выйти. Так или иначе туанец, титул которого лингвоук перевёл как «голова селения», доложит о пришельце.
– Силы правопорядка?
«Да, да!» – угадывалось по губам врача, но звук был подавлен голосом с улицы:
– Все быстро выходите! Все кто есть, все! Построиться в круг!
Форт счёл, что выбежать и встать по стойке «смирно» ему не к чести. Заодно надо потянуть время, понаблюдать за здешними обычаями. Обычаи были строгие. Все жители посёлка, человек триста пятьдесят, живо стекались к просторному лысому месту между порядками хижин – кое-как одетые, мятые, всклокоченные. Дверь-трап в борту «шляпы» откинулась, по ступеням сошёл высокий туанец в чёрном с красными ремнями костюме и ребристой маске. Сосчитав на глаз толпу, очень похожую на федеральное манхло, Форт обратил внимание на то, что здесь нет ни детей, ни подростков. Странно. Если предположить, что раньше они прятались от чужака (вдруг, скажем, сглазит), то где они сейчас?..
– Я вижу знаки невинности! – гаркнул стражник, и Форт засомневался в переводе. Круг почти замкнулся, но он заметил, как кое-кто плюёт на ладони и стирает со щёк белые уголки. – Вы все виноваты! Не сметь на рожах рисовать бу-бу! – лингвоук запнулся о незнакомое слово.
Голова – в знак своего высокого положения он носил отрепья поприличнее и шейную табличку на верёвочке – подбежал к стражнику на полусогнутых и залебезил, тыча рукой на хижину врача.
«Мне пора», – решил Форт.
Должно быть, он забавно выделялся в кругу жмурящихся туанцев круглой безглазой башкой и фигурой в скафандре.
– Ты! Совсем обнаглел! – громыхнул усиленный мегафоном голос. – Начзоны вам сказал, что никаких семей со звёзд мы не потерпим?! Сказал или нет?!! Отвечать ясно!!!
«Кажется, меня тут принимают за другого», – мелькнуло у Форта.
– Минутку, – поднял он руку мирным жестом, – я здесь впервые...
– Он пострадал! – пряча глаза от прожекторов, крикнул врач. – У него убило сослуживца! Он у нас всего сутки! Он не...
– Бу-бу-бу! – лингвоук туго забуксовал на переводе ругани стражника. – Бу-бу! Почему не доложили тотчас?! Бу-бу вас и бу-бу! Вас давно не бу-бу! Ты, бу-бу, покажи лицо! Снять шлем!
Пожалуйста. Шлем снимать – обойдёмся; Форт поднял забрало. Если стражник ждал, что чужой сощурится, то зря; глаза Форта работали не хуже светофильтра.
– Ты, скидывай сбрую, бу-бу, – перевёл лингвоук, – и брось оружие!
Даже оружие разглядел!.. Уступки уступками, но есть Правила космических сообщений, они международно признаны, и наступать на них не позволяется.
– Я капитан, и раздеваться перед вами не обязан. По должности я имею право носить оружие. Мне надо связаться с...
События нескольких последующих мгновений гораздо лучше мог бы оценить сторонний наблюдатель. Тот, что стоял у аппарата, поднял руку, и по скафандру звёздного, по животу выше пояса, пробежало белое пламя, брызнули искры, фигура в круглом шлеме окуталась дымом. Но звёздный не упал мёртвым – более того, сам сделал правой резкое движение от пояса вперед, луч из оружия в его руке словно зачеркнул стражника; левой звёздный закрыл шлем, и его неожиданно мощный рык заставил туанцев вздрогнуть: