Страница:
– А мне? – спросил Пятый.
– А ты перебьёшься, – отрезала Валентина.
– Снявши голову по волосам не плачут, – философски заметил Пятый. – Думаю, одна сигарета погоды не сделает.
– Ладно, кури, – сдалась Валентина. – Может, ты и прав.
– Спасибо… рыжий, дай прикуриватель.
– Держи… Валентина Николаевна, вы на той неделе зайдёте? – спросил Лин. – Просто так, посмотреть. Ладно? Они при вас себя получше вести начинают, я на это уже давно обратил внимание.
– Зайду, в пятницу, – пообещала та. – Может, разрешат хоть хлеба принести.
– Это вряд ли, – вздохнул Пятый. – Лучше не пробуйте, а то ещё доложат… потом хлопот не оберёшься…
– А им это надо? – риторически спросила Валентина.
– В прошлый раз понадобилось зачем-то, – заметил Пятый.
– И то верно, – добавил Лин. – Перебьёмся мы, Валентина Николаевна. Главное, сами придите. А мы уж как ни будь…
Все снова замолчали. Начинался дождь – пока ещё слабый, редкий. Крупные тёмные капли ложились на дорогу, на запылённом ветровом стекле появились первые тоненькие промоины. Валентина включила дворники и прикрыла окно. Дождь… кто, кроме тебя, сумеет это сделать, а, дождь?… Кто сумеет размыть и смешать с грязью соль земли? Только ты и никто иной. Вот только нужно ли это тебе?…
– Валентина Николаевна, а можно музыку включить? – спросил Лин. Та пожала плечами – мол, делай, что хочешь. Лин полез в бардачок, вытащил кассету. Поставил, немного прибавил звук.
– Хорошая песня, – заметила Валентина. – Только не про нас.
– А про нас так и вообще нету, – сказал Лин, устраиваясь поудобнее. – Если про нас песни петь, так люди потом по ночам спать не смогут.
– Это точно, – покивала Валентина. – Людям про что слушать нравится? Про любовь. Чтобы как в сказке – плохо началось, а потом хорошо кончилось…
– Ну, изредка можно и наоборот, – добавил Лин. – Про разбитое сердце и квёлые цветы. Чтоб всем стало жалко и муторно. Но ненадолго.
– Ещё можно петь про то, как жаль себя любимого, – проговорил Пятый. – Тождество… очень просто. Избитый образ, штамп, позволяющий отождествлять себя с певцом… он – как я, я – как он… впрочем, это уже и искусством назвать нельзя…
– А что же это? – спросила Валентина.
– Поделка. У нас тоже таких было предостаточно, – пожал плечами Пятый.
– Удачные иногда встречались, – примирительно сказал Лин. – Ту же “Осень” взять, к примеру…
– М-да… вкусы у тебя, рыжий, – поморщился Пятый. – Хотя… приятная вещица была, что говорить…
– Это вы про что? – не поняла Валентина.
– Да про песню одну, – пояснил Лин. – Только вы её не поймёте, она не на русском, а перевод мы не делали… как-то недосуг всё было.
Валентина горько усмехнулась и попросила:
– Может, напоёшь? Хоть мотивчик послушать…
Лин ломаться не стал, напел. Валентина похвалила, Пятый погрозил Лину кулаком – не подводи человека, дурак! и снова принялся смотреть в окно.
– Ладно, Лин, – примирительно сказал Пятый. Всё равно рано или поздно всегда приходится возвращаться. Так уж устроен мир. И ничего с этим не сделаешь.
– Ладно. Только всё равно мне сейчас муторно и плохо, – признался Лин. А мир… да Бог с ним.
Предчувствие
– Тележку наверх!… – как это привычно.
“Рабочие” покатили тележку… Как устали руки, и как болят плечи!… Скорей бы в “тим”, сколько ещё осталось?… И что с Лином? Вторые сутки пошли с того момента, как Лина отвели в девятую. Долго нет, слишком долго. Это неправильно. Только бы ничего не случилось…
– Вперёд!… А ну, шевелись, Пятый, чего тащишься!… Шестой, мать твою, пошёл, давай!… Кому говорю, глухой что ли?…
Ящик – на спину… нормально. Хорошо, что удалось подойти в первых рядах – не придётся нагибаться, чтобы достать ящик со дна тележки. Это хорошо. Осталось немного, через час поведут в “тим”. Нет, в “тим” нельзя.
– Коля, – он уже заранее сжался в ожидании удара, – что с Лином?
– Сам присмотришь, – отмахнулся тот. – Лежит в девятой.
– Когда? – спросил Пятый.
– Иди хоть сейчас… вали, чего смотришь?
– Как я открою?
– А меня не ебёт, как откроешь. Как получится… Ладно, шучу. Держи ключи.
“Слава Богу”, – подумал Пятый, а вслух спросил:
– Нам потом в лазарет?
– В девятой останетесь. Валентины нет, смоталась куда-то на выходные…
– Хорошо.
А говорят, что счастья на свет не бывает. Бывает, ещё как бывает! Смотря что вкладывать в значение слова “счастье”. Вот сейчас, к примеру. До чего же легко идти, если на плечах нет ящика. Можно так сильно не спешить, двигаться помедленнее, не торопясь. Можно даже прислониться к стене и постоять секунду-другую, подождать, когда перестанет кружиться голова…
– Пятый! Поди сюда!… – позвал Юра. Он стоял около двери в “тим”, видно, только что вышел. – Падаль выкини…
Вот же угораздило! Ладно, не впервой…
– Куда?… – только и спросил Пятый, взваливая на плечи труп “рабочего”.
– Во вторую яму. Потом зайдёшь сюда.
Пятый прошёл по коридору до шахт, бросил труп на металлический пол и нажал на кнопку. Створки пола на секунду разошлись и тут же сомкнулись. Где-то далеко внизу раздался слабый всплеск. Пятый постоял с минуту, отдыхая, затем пошёл обратно, к “тиму”.
– Пол вытри, – приказал Юра, – и поживее… ага, и вон в том углу тоже.
На полу темнели пятна совсем ещё свежей крови – скорее всего Юрка просто-напросто добил рабочего, а теперь решил спрятать следы. Валентине всё равно, что на своих бланках писать, она на такие моменты смотрит сквозь пальцы и, в принципе, правильно делает. Надсмотрщики – не сахар, если с ними испортить отношения, можно нажить себе крупные неприятности. Ладно, это к делу не относится… Вроде, всё. От запаха крови у Пятого на секунду снова закружилась голова и он привалился плечом к стене, тяжело дыша.
– Мать твою, – выругался Юра, – попробуй только мне тут…
– Всё нормально, всё в порядке, – быстро ответил Пятый. Надо держаться, иначе к Лину его просто не пустят. Сейчас нужно про всё забыть – и про голод, и про слабость. Держаться, только держаться…
– Воду вылей, – приказал Юра. Потом вдруг спросил: – А ты куда это пёрся, а? Ты же в зале должен быть.
– Отпустили посидеть с Лином, – честно ответил Пятый. – Вот ключи…
– Ладно… нальёшь ему воды… Не уноси ведро, дурак, пригодится!… В него и нальёшь. Ага, допёр, чего говорю. Пошли…
– Юра, – попросил Пятый, – если тебе не сложно, принеси нам хотя бы ещё по одному комплекту одежды. Холодно.
– Ладно, – нехотя согласился тот, – ключи отдай, я закрою. Жрать-то хочешь?
Пятый промолчал. От подобных вопросов он ждал лишь подвоха.
– Молчание – знак согласия, – констатировал Юра. Он порылся в карманах и выудил на свет Божий горсть хлебных корок. – Держи, чего смотришь… Этого покорми, он два дня не жрал ни фига. Сейчас, шмотки притащу…
Юра вернулся минут через десять, кинул на пол два балахона и закрыл дверь. Слава Богу, оставили, наконец, в покое!… Пятый подсел к Лину и тихонько потряс того за плечо.
– Рыжий, – позвал он, – это я. Просыпайся, давай… – он осторожно перевернул Лина на грудь и в ужасе уставился на покалеченную спину друга. На секунду у него потемнело в глазах от негодования и боли – как же так?! Мерзавцы чёртовы, что же вы такое творите-то? Господи… Это же соль! Она же всё тут разъест! Чья это была идея, сволочи?! Пришибу на месте! Надо как-то промыть, иначе рыжего ждёт больница и очень-очень злой Гаяровский… в гости к которому совсем не хочется…
Лин слабо шевельнулся, устраиваясь поудобнее, и Пятый облегчённо вздохнул. Подумав, он оторвал рукав от своего балахона и принялся промывать рыжему спину. Тот всё ещё молчал, но Пятый видел – не так уж всё и плохо. Он натянул на рыжего оба принесённых Юрой балахона, затем спросил:
– Лин, ты чего-нибудь хочешь?
– Спать, – прошептал тот в ответ, – ты там скоро?…
– Уже всё. Есть будешь? А тут от Юриных щедрот перепало…
– Потом, не сейчас… ложись, ты же из зала…
– Почему ты так решил?
– Я чувствую, как ты дышишь, – ответил Лин. Он подложил руку под голову и снова закрыл глаза. – Спи, сказал…
– А пить хочешь?…
– Спи. Захочу – скажу, – пообещал Лин.
– Хорошо, – Пятый вытянулся на полу рядом с Лином. Холодно, что говорить.
– Ложись ближе, – попросил Лин. – Замёрз, как собака…
– Я тоже, – Пятый придвинулся к Лину. – Только сейчас об этом подумал…
– Свет выключи…
Пятый протянул руку, нащупал выключатель (это надо было так придумать – поместить выключатель в углу, над полом) и погасил свет. Теперь – полный порядок, можно и отдохнуть. Заслуженно, по полному праву. И слава Богу.
Лена вытащила нужный ключ и открыла дверь. Она несмело сделала шаг в темноту и внезапно с огромным удивлением поняла, что нога её стоит вовсе не на полу, а на чём-то мягком. С визгом и криком: “Мама!” Лена опрометью выскочила из комнаты и прижалась спиной к противоположной стене, выставив перед собой разбрызгиватель. И тут в комнате загорелся свет.
– Не надо так кричать, – попросил тихий утомлённый голос из-за двери, – и по рукам ходить не стоит, больно всё-таки.
Лена, превозмогая страх, заглянула в комнату. Перед ней сидел на полу странноватой наружности парень, длинноволосый, в рваной рубашке без рукава, худой, как скелет, с бледным, но очень спокойным лицом и с укоризной смотрел на неё. Второй парень лежал у стены и спал.
– Вы… вы… вы кто? – наконец сумела выговорить Лена.
– Прохожий, – с сарказмом ответил парень, потирая локоть, на который наступила Лена, – откуда вы тут взялись?
– Я… это…
– Пятый, что твориться? – спросил тот, который лежал. Видимо, проснулся от шума.
– Лин, я, кажется, понял, почему в “тиме” стало вонять хлоркой. Оказывается, тут теперь для этого есть специальная девушка с баллоном…
– А надсмотрщика с АКМом, чтоб присматривал за девушкой с баллоном, ты там не видишь?
– Нет. Вы одна? – спросил сидящий у Лены.
– Одна, – ответила та.
– Слава Богу… Мы вас не видели, вы нас не видели. Всё ясно?
– Нет, – честно сказала Лена. – Вас что – тут закрыли?
– На выходные, отдохнуть. Валентина уехала. Пятница же.
– Она приехала, – сказала Лена. – Я вместе с ней…
– Почему вы молчали?
– Да откуда же мне знать, что…
– Попросите её выписать освобождение номеру седьмому, “тим” восьмой, четвёртый подземный… скажите, что…
– И номеру пятому – тоже пусть выпишет, – сказал лежащий. – Я один никуда не пойду.
– Ладно, я передам.
– Спасибо.
Лена вышла из комнаты и притворила за собой дверь.
– Заприте, – попросил изнутри тот парень, который сидел.
– Зачем? – не поняла Лена.
– Так надо.
Лена закрыла дверь на ключ, пожала плечами и пошла к лифту. Мысли путались, она не понимала, что происходит. Совсем не понимала. На предприятии номер три она работала третий месяц, уровень допуска у неё был второй. Рядом с номером уровня стояла пометка “ограниченный”. Она за всё время своей работы ни разу не видела на подземных этажах людей. Вообще никаких. Поэтому она страшно удивилась, встретив этих двоих в том помещение, которое она считала подсобкой. График, согласно которому она производила обработку помещений, был более чем странным. На каждый месяц он составлялся заново, к примеру, в этом месяце ей надлежало по средам обрабатывать комнаты третьего подземного этажа, расположенные с правой стороны коридора. Только с правой, к левой воспрещалось даже подходить. В понедельник она вообще не работала, в рабочие же дни на дезинфекцию помещений ей требовалось от силы три часа, остальное же время она маялась, сидя в медпункте, в ожидании Валентины Николаевны, которая отвозила её домой. Водить машину Лена не умела, учиться это делать боялась. Ей было двадцать лет, она только-только окончила медицинское училище, а потом благополучно провалила экзамены в институт. И тогда… ладно, об этом сейчас и вспоминать как-то не хочется. Потом.
Она поднялась в медпункт, но Валентины там не обнаружила. На столе, придавленная коробком спичек, лежала записка “Ленок, дождись меня, не уходи никуда. Я съезжу на первое, у меня кончились бланки. Вернусь к четырём часам. Попей чайку”. Лена посмотрела на часы. Только два. Что же это такое выходит? Не будут же эти, которые в подсобке, ждать столько времени? Или будут?… А может, стоит взять на себя смелость и самой?… О каком освобождении говорил тот… для номера восемь?… или семь?… “Тим” номер восемь. А что такое “тим”? Лена скинула пустой баллон с плеч, сняла респиратор, подошла к маленькому зеркальцу на стене, поправила волосы… А, ладно! Будь, что будет! В конце-то концов, не убьёт же её Валентина, если она немного поможет этим двоим? Тем более, что они Валентину знают. Лена сунула ключи в карман форменной рубашки и решительно направилась к двери.
…Внизу было темно, после света глаза с трудом привыкали к полумраку. Лена зябко поёжилась и невольно ускорила шаги. Вот она, девятая. Лена отперла дверь и позвала:
– Эй, как вас там!… Это опять я.
– Где Валентина? – черноволосый парень встал с пола и подошёл к двери.
– Уехала, – беспечно ответила Лена. – Пойдёмте поскорее, здесь так холодно…
– Девушка, вы в своём уме? – парень приподнял брови. Лена посмотрела на него немного повнимательней, глаза уже привыкли к темноте. И обнаружила, что н весь избит!
– Кто это вас так? – шепотом спросила она.
– Какая вам разница? – говоривший отступил в тень. – Я ещё раз спрашиваю: вы в своём уме? Какой у вас уровень допуска?
– Можно на “ты”, – робко предложила Лена. Ей стало не по себе.
– Хорошо, давай на “ты”, – согласился парень. – Ты свой уровень сегодня назовёшь?
– Второй, ограниченный, – ответила Лена.
– Лин, – позвал вглубь комнаты парень, – что будем делать? Это серьёзно.
– Мне плевать, – раздался слабый голос из-за двери, – делай, что хочешь…
– Замёрз сильно?
– Издеваешься? – в голосе зазвучал упрёк.
– А что будет с… как вас… то есть тебя, зовут?
– Лена, – ответила та.
– Что с Леной будет? Предположим, она нас сейчас выведет… – он помолчал минуту, подумал. – С этим её вторым уровнем… был бы хоть шестой…
– Что будет?… Да ничего не будет. Дадут восьмой и хорошую прибавку. Не убьют же…
– Ладно, – сдался говоривший. Он снова выступил на свет. – Так, что я забыл сказать?… Тот рыжий, над которым все сегодня издеваются – Лин. Я – Пятый. Ты – Лена. Так?
– Так, – согласилась та. – И что?
– То, что ты сюда попала – это уже плохо. То, что ты нас тут встретила – плохо вдвойне. Но, говорят, от судьбы не уйдёшь, поэтому мы решили…
– Это ты решил, – вставил голос из комнаты. – Ты решал, и при этом столь сильно скрипел мозгами, что я так и не смог уснуть.
– Хорошо, я решил, – вымученно согласился Пятый. – Мы подождём Валентину наверху, но учти – то, что она устроит, увидев нас вместе, описанию не поддаётся в принципе. Понятно?
– Не понятно. Совсем ничего не понятно, – ответила Лена. – Мы сегодня отсюда уйдём? Я замёрзла…
– Пошли, рыжий, – позвал Пятый, – сейчас согреешься…
– Я не могу, – голос Лина звучал неуверенно, жалко. – Помоги подняться…
Пятый зашёл внутрь и через несколько секунд появился, поддерживая Лина, который, с трудом переставляя ноги, плёлся рядом. Лена закрыла за ними дверь и, подойдя с другой стороны, подхватила Лина под правую руку. Таким порядком они прошествовали по коридору.
– Лена, лифт работает? – спросил Пятый.
– Да, – отозвалась та, – не пешком же ему… четыре этажа, всё-таки…
– Пешком… скажи лучше – волоком… Лин, ну что тебе идти неймётся? Лучше бы я тебя просто донёс, – Пятый остановился у лифта. – Лена, вызови, у меня руки заняты…
Он усадил Лина, и сам присел рядом.
– Устал? – спросил он. Лин кивнул и прикрыл глаза.
– Сил нет, – тихо, уже без бравады и сарказма ответил он. – А я ведь двое суток не был в зале… представляю, какого тебе…
– Я в порядке, – столь же тихо ответил Пятый. – Всё нормально.
– Вероятно, поэтому тебя и шатает, – с горькой усмешкой ответил Лин. – Только потому, что у тебя – всё в порядке…
– Пойдёмте, лифт приехал, – позвала Лена. Она стояла поодаль, не вмешиваясь в разговор – ей было непонятно, о чём идёт речь, а показаться бестактной она вовсе не хотела. Пятый тяжело поднялся на ноги, помог подняться Лину. Лена вошла в лифт последней. Пока клетушка кабины неспешно двигалась вверх, Лин стоял, прислонившись к стене. Лифт остановился.
– Рыжий, закрой глаза, – приказал Пятый. – Я доведу…
– Зачем? – спросила Лена.
– Четыре месяца в темноте, – объяснил Пятый, – сразу нельзя, потом плохо будет…
– Сколько месяцев? – с недоверием спросила Лена.
– Четыре… пошли, Лин.
В медпункте Пятый прежде всего уложил Лина на кушетку и, подойдя к раковине, принялся жадно пить воду. При свете Лена разглядела их обоих во всех подробностях и её разобрала оторопь – это было просто страшно. Тот, который лежал, Лин, рыжий, выглядел немного получше – возможно из-за того, что на нём была не рваная одежда. Тот, который пил… вся рубашка перепачкана засохшей кровью, изорвана. Волосы седые, у второго, впрочем, тоже… а худые какие, страсть Господня!… Они же, наверное, голодные, догадалась Лена. И спросила:
– Вы есть хотите?
– А что? – Пятый повернулся к ней.
– Так хотите? – повторила она.
– Она ещё спрашивает, – сказал Лин, садясь на кровати, – да я…
– Рыжий, это безобразие! Имей совесть. У человека и так из-за нас могут быть неприятности, а ты…
– Пятый, у меня голова от голода кружится, – сказал Лин просящим тоном, – ну не объедим мы Валентину…
– Бутерброд сделать? – спросила Лена. – Сыр есть и колбаса…
– Мне с сыром, если можно, – ответил Лин, – этому остолопу – тоже…
– Лин, хлебом обойдёшься, – Пятый закрыл воду, подошёл к столу, – не жадничай… а то…
– Пятый, сядь, – попросил Лин, – свалишься… Лена, дай ему стул, ради Бога. А то он гордый такой, что просто сил нет… вот только когда…
– Сейчас… не надо стул, всё нормально, – он говорил с раздражением, но Лена вдруг поняла, что он держится на ногах из последних сил.
– Что происходит?! – взорвалась Лена. Она подтащила Пятого к стулу и силой усадила – он почти не сопротивлялся. – Кто вы такие?! Что тут вообще твориться?!
– Всё нормально, успокойся. Я сейчас попробую тебе кое-что объяснить…
Однако объяснять он так и не начал – дверь медпункта отворилась и на пороге появилась Валентина. От удивления она на секунду потеряла дар речи, но опомнилась на удивление быстро.
– Явление Христа Народу… – проговорила она. – Вы соображаете, что делаете?
– Это не мы, – ответил за всех Лин. – Это Коля… он нас отвёл в девятую, а она туда припёрлась со своей хлоркой…
– Кто вас просил… – начала Валентина, но тут она заметила Пятого и спросила, перейдя на деловой тон: – Когда из зала?
– Часа четыре…
– Лечь немедленно! Камикадзе… Лин?
– Двое суток в девятой, – отрапортовал тот. – Спина, три ребра… а спину ещё и солью посыпали. Крупной такой, для огурцов. Чтоб солить…
– Ясно. Промыли? – Валентина уже вовсю шуровала в шкафу, вытаскивая лекарства.
– Пятый, рукавом, – Лин поморщился и сел поудобнее. – Ещё там. Нам воды оставили…
– М-да… не пись мне лось на рану… болит?
– Уже нет. Валентина Николаевна, посмотрите на Пятого, он чего-то не того, – попросил Лин. – Старается виду не подавать, а сам…
– Лена, – позвала Валентина, – ты бы помогла, что ли?… Чего стоишь?
– Хорошо… что делать-то?…
– Посмотри, чем этому дураку помочь можно, – попросила Валентина Николаевна, – а я пока с рыжим разберусь.
– Ладно, – Лена подошла к Пятому и несмело заглянул ему в глаза. – Чем тебе помочь?…
– Дай просто посидеть, если можно, – ответил тот. – Со мной всё в порядке.
– Ты его не слушай, – посоветовала Валентина, – ты посмотри, а потом мне скажешь.
– Брадикардия, – отрапортовала Лена через минуту, – прямо как по учебнику… глухие слабые тоны… Пятый, ты уверен, что всё нормально?…
– Да, – с раздражением сказал тот, – я же сказал…
– Сульфокамфокаин в шкафу, – со вздохом сказала Валентина, – три куба, потом проверю, что получилось.
– Валентина Николаевна… – начал было Пятый, но Валентина его прервала:
– Заткнись и ляг уже сегодня, наконец! – а Лин её поддержал:
– Кому говорят, придурь!… Оглох?
– Идите вы все! – не выдержав такого натиска, взорвался Пятый. – Ещё ты, рыжий, на мою голову! Я пошёл курить.
Он встал со стула, на котором до того сидел и, гордо подняв голову, вышел. Все переглянулись м Валентина сказала:
– Ну и пускай. Кретин!
– Ага, – поддержал её Лин. – Причём редкостный. Вероятно последний, остальные вымерли за ненадобностью…
– Лена, приведи его обратно, – велела Валентина, – неровен час…
– А где он?
– Да на улице небось сидит, делает вид, что курит, – Лин скривил губы в презрительной усмешке. – Ты с ним особо не говори, просто тащи обратно – и всё. Он пойдёт, не драться же ему с тобой…
Лена и Пятый вернулись минут через десять. Они, вероятно, успели уже о чём-то поговорить на улице – Лена выглядела растерянной и напуганной, Пятый же был мрачнее грозовой тучи.
– Рассказал? – спросила Валентина. Пятый кивнул. Лин возвёл очи горе и тяжко вздохнул. – Поехали?
– Куда? – спросил Пятый.
– Сначала – на первое, оформить это безобразие. Потом – ко мне домой, отдыхать. На выходные можете мне на даче вскопать пару грядок, не рассержусь… как идея?
– В принципе, ничего, – прищурился Лин. – Я вот только про грядки не совсем понял. С Пятым-то всё ясно – на сердитых воду возят. Но вот при чём тут я?
– Для комплекта, – пояснила Валентина. – Собирайся, Лена. Ты, вроде, на воскресенье домой ехать не хотела?
– Да нет, – промямлила та, – я…
– Поедешь с нами. У нас там такое озеро – закачаешься! Вечерком купаться…
– …а днём – копаться, – брезгливо сказал Лин. – Пошли, Пятый, чего расселся?
– Устал, – ответил тот, поднимаясь, – секунду подожди…
– Сейчас кто-то кому-то вставит, – загадочно сказал Лин, когда они садились в машину. – И я даже знаю кто и кому…
– И за что, – закончил Пятый. – Рыжий, подвинься, расселся, как всегда…
– Да ладно!…
– Да подвинься ты!…
– Чего ругаетесь? – спросила Валентина, возясь с сигнализацией, ни за что не желавшей отключаться.
– Лин занял оба места, – отрапортовал Пятый, – и примеряется к вашему сиденью. Что такое?
– Не вырублю никак…
– Дайте я, – Пятый несколько секунд изучающе смотрел на капот. Оголтелое бибиканье прекратилось, машина смолкла.
– Замкнуло, – ответил на немой вопрос Валентининых глаз Пятый. – Теперь порядок.
– Ну, ты даёшь. Каждый раз поражаюсь, – Валентина покачала головой. – Я ещё могу понять, когда люди руками что-то этакое умудряются вытворять, но вот чтоб не прикасаясь… да сквозь железо…
– Опять?! – Лин высунулся из машины и с возмущением уставился на Пятого. – Урод! Что ты делаешь? Тебе что – капот лень открыть?! А вы куда смотрели, Валентина Николаевна? Этот кретин…
– Я в курсе. Всё, Пятый, поиграли. Садись и поехали. Дай Бог, Лукича застанем, он и посмотрит вас заодно.
– И вправит мозги тому, кому это и впрямь требуется, – съязвил Лин.
– А ты перебьёшься, – отрезала Валентина.
– Снявши голову по волосам не плачут, – философски заметил Пятый. – Думаю, одна сигарета погоды не сделает.
– Ладно, кури, – сдалась Валентина. – Может, ты и прав.
– Спасибо… рыжий, дай прикуриватель.
– Держи… Валентина Николаевна, вы на той неделе зайдёте? – спросил Лин. – Просто так, посмотреть. Ладно? Они при вас себя получше вести начинают, я на это уже давно обратил внимание.
– Зайду, в пятницу, – пообещала та. – Может, разрешат хоть хлеба принести.
– Это вряд ли, – вздохнул Пятый. – Лучше не пробуйте, а то ещё доложат… потом хлопот не оберёшься…
– А им это надо? – риторически спросила Валентина.
– В прошлый раз понадобилось зачем-то, – заметил Пятый.
– И то верно, – добавил Лин. – Перебьёмся мы, Валентина Николаевна. Главное, сами придите. А мы уж как ни будь…
Все снова замолчали. Начинался дождь – пока ещё слабый, редкий. Крупные тёмные капли ложились на дорогу, на запылённом ветровом стекле появились первые тоненькие промоины. Валентина включила дворники и прикрыла окно. Дождь… кто, кроме тебя, сумеет это сделать, а, дождь?… Кто сумеет размыть и смешать с грязью соль земли? Только ты и никто иной. Вот только нужно ли это тебе?…
– Валентина Николаевна, а можно музыку включить? – спросил Лин. Та пожала плечами – мол, делай, что хочешь. Лин полез в бардачок, вытащил кассету. Поставил, немного прибавил звук.
– Хорошая песня, – заметила Валентина. – Только не про нас.
– А про нас так и вообще нету, – сказал Лин, устраиваясь поудобнее. – Если про нас песни петь, так люди потом по ночам спать не смогут.
– Это точно, – покивала Валентина. – Людям про что слушать нравится? Про любовь. Чтобы как в сказке – плохо началось, а потом хорошо кончилось…
– Ну, изредка можно и наоборот, – добавил Лин. – Про разбитое сердце и квёлые цветы. Чтоб всем стало жалко и муторно. Но ненадолго.
– Ещё можно петь про то, как жаль себя любимого, – проговорил Пятый. – Тождество… очень просто. Избитый образ, штамп, позволяющий отождествлять себя с певцом… он – как я, я – как он… впрочем, это уже и искусством назвать нельзя…
– А что же это? – спросила Валентина.
– Поделка. У нас тоже таких было предостаточно, – пожал плечами Пятый.
– Удачные иногда встречались, – примирительно сказал Лин. – Ту же “Осень” взять, к примеру…
– М-да… вкусы у тебя, рыжий, – поморщился Пятый. – Хотя… приятная вещица была, что говорить…
– Это вы про что? – не поняла Валентина.
– Да про песню одну, – пояснил Лин. – Только вы её не поймёте, она не на русском, а перевод мы не делали… как-то недосуг всё было.
Валентина горько усмехнулась и попросила:
– Может, напоёшь? Хоть мотивчик послушать…
Лин ломаться не стал, напел. Валентина похвалила, Пятый погрозил Лину кулаком – не подводи человека, дурак! и снова принялся смотреть в окно.
– Ладно, Лин, – примирительно сказал Пятый. Всё равно рано или поздно всегда приходится возвращаться. Так уж устроен мир. И ничего с этим не сделаешь.
– Ладно. Только всё равно мне сейчас муторно и плохо, – признался Лин. А мир… да Бог с ним.
Предчувствие
Лена
Бесконечность, которую разрезают пополам рельсы… Они словно делят серый прямоугольник пола на две равные части, эти блестящие под лампами рельсы. Бесконечен путь вверх, бесконечен вниз. Только шаги и дыхание, всего лишь простые понятные звуки, способны хоть как-то изменить то, что начинает казаться бесконечностью в кубе. Твои шаги и дыхание.– Тележку наверх!… – как это привычно.
“Рабочие” покатили тележку… Как устали руки, и как болят плечи!… Скорей бы в “тим”, сколько ещё осталось?… И что с Лином? Вторые сутки пошли с того момента, как Лина отвели в девятую. Долго нет, слишком долго. Это неправильно. Только бы ничего не случилось…
– Вперёд!… А ну, шевелись, Пятый, чего тащишься!… Шестой, мать твою, пошёл, давай!… Кому говорю, глухой что ли?…
Ящик – на спину… нормально. Хорошо, что удалось подойти в первых рядах – не придётся нагибаться, чтобы достать ящик со дна тележки. Это хорошо. Осталось немного, через час поведут в “тим”. Нет, в “тим” нельзя.
– Коля, – он уже заранее сжался в ожидании удара, – что с Лином?
– Сам присмотришь, – отмахнулся тот. – Лежит в девятой.
– Когда? – спросил Пятый.
– Иди хоть сейчас… вали, чего смотришь?
– Как я открою?
– А меня не ебёт, как откроешь. Как получится… Ладно, шучу. Держи ключи.
“Слава Богу”, – подумал Пятый, а вслух спросил:
– Нам потом в лазарет?
– В девятой останетесь. Валентины нет, смоталась куда-то на выходные…
– Хорошо.
А говорят, что счастья на свет не бывает. Бывает, ещё как бывает! Смотря что вкладывать в значение слова “счастье”. Вот сейчас, к примеру. До чего же легко идти, если на плечах нет ящика. Можно так сильно не спешить, двигаться помедленнее, не торопясь. Можно даже прислониться к стене и постоять секунду-другую, подождать, когда перестанет кружиться голова…
– Пятый! Поди сюда!… – позвал Юра. Он стоял около двери в “тим”, видно, только что вышел. – Падаль выкини…
Вот же угораздило! Ладно, не впервой…
– Куда?… – только и спросил Пятый, взваливая на плечи труп “рабочего”.
– Во вторую яму. Потом зайдёшь сюда.
Пятый прошёл по коридору до шахт, бросил труп на металлический пол и нажал на кнопку. Створки пола на секунду разошлись и тут же сомкнулись. Где-то далеко внизу раздался слабый всплеск. Пятый постоял с минуту, отдыхая, затем пошёл обратно, к “тиму”.
– Пол вытри, – приказал Юра, – и поживее… ага, и вон в том углу тоже.
На полу темнели пятна совсем ещё свежей крови – скорее всего Юрка просто-напросто добил рабочего, а теперь решил спрятать следы. Валентине всё равно, что на своих бланках писать, она на такие моменты смотрит сквозь пальцы и, в принципе, правильно делает. Надсмотрщики – не сахар, если с ними испортить отношения, можно нажить себе крупные неприятности. Ладно, это к делу не относится… Вроде, всё. От запаха крови у Пятого на секунду снова закружилась голова и он привалился плечом к стене, тяжело дыша.
– Мать твою, – выругался Юра, – попробуй только мне тут…
– Всё нормально, всё в порядке, – быстро ответил Пятый. Надо держаться, иначе к Лину его просто не пустят. Сейчас нужно про всё забыть – и про голод, и про слабость. Держаться, только держаться…
– Воду вылей, – приказал Юра. Потом вдруг спросил: – А ты куда это пёрся, а? Ты же в зале должен быть.
– Отпустили посидеть с Лином, – честно ответил Пятый. – Вот ключи…
– Ладно… нальёшь ему воды… Не уноси ведро, дурак, пригодится!… В него и нальёшь. Ага, допёр, чего говорю. Пошли…
* * *
Лин лежал у дальней стены, на спине, прикрыв рукой глаза. Он, похоже, спал. В “девятой”, как всегда, было холодно, и Пятый заранее поёжился, представляя, какие весёлые сутки им предстоят. Как нарочно, аккурат под субботу… и они слишком слабы, чтобы сбежать. Не получится, как не старайся…– Юра, – попросил Пятый, – если тебе не сложно, принеси нам хотя бы ещё по одному комплекту одежды. Холодно.
– Ладно, – нехотя согласился тот, – ключи отдай, я закрою. Жрать-то хочешь?
Пятый промолчал. От подобных вопросов он ждал лишь подвоха.
– Молчание – знак согласия, – констатировал Юра. Он порылся в карманах и выудил на свет Божий горсть хлебных корок. – Держи, чего смотришь… Этого покорми, он два дня не жрал ни фига. Сейчас, шмотки притащу…
Юра вернулся минут через десять, кинул на пол два балахона и закрыл дверь. Слава Богу, оставили, наконец, в покое!… Пятый подсел к Лину и тихонько потряс того за плечо.
– Рыжий, – позвал он, – это я. Просыпайся, давай… – он осторожно перевернул Лина на грудь и в ужасе уставился на покалеченную спину друга. На секунду у него потемнело в глазах от негодования и боли – как же так?! Мерзавцы чёртовы, что же вы такое творите-то? Господи… Это же соль! Она же всё тут разъест! Чья это была идея, сволочи?! Пришибу на месте! Надо как-то промыть, иначе рыжего ждёт больница и очень-очень злой Гаяровский… в гости к которому совсем не хочется…
Лин слабо шевельнулся, устраиваясь поудобнее, и Пятый облегчённо вздохнул. Подумав, он оторвал рукав от своего балахона и принялся промывать рыжему спину. Тот всё ещё молчал, но Пятый видел – не так уж всё и плохо. Он натянул на рыжего оба принесённых Юрой балахона, затем спросил:
– Лин, ты чего-нибудь хочешь?
– Спать, – прошептал тот в ответ, – ты там скоро?…
– Уже всё. Есть будешь? А тут от Юриных щедрот перепало…
– Потом, не сейчас… ложись, ты же из зала…
– Почему ты так решил?
– Я чувствую, как ты дышишь, – ответил Лин. Он подложил руку под голову и снова закрыл глаза. – Спи, сказал…
– А пить хочешь?…
– Спи. Захочу – скажу, – пообещал Лин.
– Хорошо, – Пятый вытянулся на полу рядом с Лином. Холодно, что говорить.
– Ложись ближе, – попросил Лин. – Замёрз, как собака…
– Я тоже, – Пятый придвинулся к Лину. – Только сейчас об этом подумал…
– Свет выключи…
Пятый протянул руку, нащупал выключатель (это надо было так придумать – поместить выключатель в углу, над полом) и погасил свет. Теперь – полный порядок, можно и отдохнуть. Заслуженно, по полному праву. И слава Богу.
* * *
Лена завершала свой обход с баллоном хлорки за спиной и намордником респиратора на лице. Оставался самый неприятный этаж – четвёртый, нижний. По идее, должно быть полегче – баллон почти что пустой, ерунда в нём осталась… ан нет. Страшный этаж, мрачный, тёмный, да и запах на нём – почти как в анатомичке, смертью пахнет… и ещё чем-то гадостным, вроде бы кислотой. Лена невольно ускоряла шаги, стремясь поскорее закончить с обработкой и вернуться наверх – к свету летнего дня, на воздух. “Кто может здесь работать? – недоумевала она. – Тут и часа не выдержишь… сбежишь”. Оставалось пролить хлоркой комнату номер девять. С этой комнатой у Лены были сплошные загадки – она за два месяца работы не сумела найти выключатель и потому разбрызгивала состав наугад, от души надеясь, что её начальница об этом не узнает. Спросить, где находится проклятый выключатель, Лена постеснялась. “Странная какая-то работа, – в который уж раз думала она, – и график… если это вообще можно назвать графиком”.Лена вытащила нужный ключ и открыла дверь. Она несмело сделала шаг в темноту и внезапно с огромным удивлением поняла, что нога её стоит вовсе не на полу, а на чём-то мягком. С визгом и криком: “Мама!” Лена опрометью выскочила из комнаты и прижалась спиной к противоположной стене, выставив перед собой разбрызгиватель. И тут в комнате загорелся свет.
– Не надо так кричать, – попросил тихий утомлённый голос из-за двери, – и по рукам ходить не стоит, больно всё-таки.
Лена, превозмогая страх, заглянула в комнату. Перед ней сидел на полу странноватой наружности парень, длинноволосый, в рваной рубашке без рукава, худой, как скелет, с бледным, но очень спокойным лицом и с укоризной смотрел на неё. Второй парень лежал у стены и спал.
– Вы… вы… вы кто? – наконец сумела выговорить Лена.
– Прохожий, – с сарказмом ответил парень, потирая локоть, на который наступила Лена, – откуда вы тут взялись?
– Я… это…
– Пятый, что твориться? – спросил тот, который лежал. Видимо, проснулся от шума.
– Лин, я, кажется, понял, почему в “тиме” стало вонять хлоркой. Оказывается, тут теперь для этого есть специальная девушка с баллоном…
– А надсмотрщика с АКМом, чтоб присматривал за девушкой с баллоном, ты там не видишь?
– Нет. Вы одна? – спросил сидящий у Лены.
– Одна, – ответила та.
– Слава Богу… Мы вас не видели, вы нас не видели. Всё ясно?
– Нет, – честно сказала Лена. – Вас что – тут закрыли?
– На выходные, отдохнуть. Валентина уехала. Пятница же.
– Она приехала, – сказала Лена. – Я вместе с ней…
– Почему вы молчали?
– Да откуда же мне знать, что…
– Попросите её выписать освобождение номеру седьмому, “тим” восьмой, четвёртый подземный… скажите, что…
– И номеру пятому – тоже пусть выпишет, – сказал лежащий. – Я один никуда не пойду.
– Ладно, я передам.
– Спасибо.
Лена вышла из комнаты и притворила за собой дверь.
– Заприте, – попросил изнутри тот парень, который сидел.
– Зачем? – не поняла Лена.
– Так надо.
Лена закрыла дверь на ключ, пожала плечами и пошла к лифту. Мысли путались, она не понимала, что происходит. Совсем не понимала. На предприятии номер три она работала третий месяц, уровень допуска у неё был второй. Рядом с номером уровня стояла пометка “ограниченный”. Она за всё время своей работы ни разу не видела на подземных этажах людей. Вообще никаких. Поэтому она страшно удивилась, встретив этих двоих в том помещение, которое она считала подсобкой. График, согласно которому она производила обработку помещений, был более чем странным. На каждый месяц он составлялся заново, к примеру, в этом месяце ей надлежало по средам обрабатывать комнаты третьего подземного этажа, расположенные с правой стороны коридора. Только с правой, к левой воспрещалось даже подходить. В понедельник она вообще не работала, в рабочие же дни на дезинфекцию помещений ей требовалось от силы три часа, остальное же время она маялась, сидя в медпункте, в ожидании Валентины Николаевны, которая отвозила её домой. Водить машину Лена не умела, учиться это делать боялась. Ей было двадцать лет, она только-только окончила медицинское училище, а потом благополучно провалила экзамены в институт. И тогда… ладно, об этом сейчас и вспоминать как-то не хочется. Потом.
Она поднялась в медпункт, но Валентины там не обнаружила. На столе, придавленная коробком спичек, лежала записка “Ленок, дождись меня, не уходи никуда. Я съезжу на первое, у меня кончились бланки. Вернусь к четырём часам. Попей чайку”. Лена посмотрела на часы. Только два. Что же это такое выходит? Не будут же эти, которые в подсобке, ждать столько времени? Или будут?… А может, стоит взять на себя смелость и самой?… О каком освобождении говорил тот… для номера восемь?… или семь?… “Тим” номер восемь. А что такое “тим”? Лена скинула пустой баллон с плеч, сняла респиратор, подошла к маленькому зеркальцу на стене, поправила волосы… А, ладно! Будь, что будет! В конце-то концов, не убьёт же её Валентина, если она немного поможет этим двоим? Тем более, что они Валентину знают. Лена сунула ключи в карман форменной рубашки и решительно направилась к двери.
…Внизу было темно, после света глаза с трудом привыкали к полумраку. Лена зябко поёжилась и невольно ускорила шаги. Вот она, девятая. Лена отперла дверь и позвала:
– Эй, как вас там!… Это опять я.
– Где Валентина? – черноволосый парень встал с пола и подошёл к двери.
– Уехала, – беспечно ответила Лена. – Пойдёмте поскорее, здесь так холодно…
– Девушка, вы в своём уме? – парень приподнял брови. Лена посмотрела на него немного повнимательней, глаза уже привыкли к темноте. И обнаружила, что н весь избит!
– Кто это вас так? – шепотом спросила она.
– Какая вам разница? – говоривший отступил в тень. – Я ещё раз спрашиваю: вы в своём уме? Какой у вас уровень допуска?
– Можно на “ты”, – робко предложила Лена. Ей стало не по себе.
– Хорошо, давай на “ты”, – согласился парень. – Ты свой уровень сегодня назовёшь?
– Второй, ограниченный, – ответила Лена.
– Лин, – позвал вглубь комнаты парень, – что будем делать? Это серьёзно.
– Мне плевать, – раздался слабый голос из-за двери, – делай, что хочешь…
– Замёрз сильно?
– Издеваешься? – в голосе зазвучал упрёк.
– А что будет с… как вас… то есть тебя, зовут?
– Лена, – ответила та.
– Что с Леной будет? Предположим, она нас сейчас выведет… – он помолчал минуту, подумал. – С этим её вторым уровнем… был бы хоть шестой…
– Что будет?… Да ничего не будет. Дадут восьмой и хорошую прибавку. Не убьют же…
– Ладно, – сдался говоривший. Он снова выступил на свет. – Так, что я забыл сказать?… Тот рыжий, над которым все сегодня издеваются – Лин. Я – Пятый. Ты – Лена. Так?
– Так, – согласилась та. – И что?
– То, что ты сюда попала – это уже плохо. То, что ты нас тут встретила – плохо вдвойне. Но, говорят, от судьбы не уйдёшь, поэтому мы решили…
– Это ты решил, – вставил голос из комнаты. – Ты решал, и при этом столь сильно скрипел мозгами, что я так и не смог уснуть.
– Хорошо, я решил, – вымученно согласился Пятый. – Мы подождём Валентину наверху, но учти – то, что она устроит, увидев нас вместе, описанию не поддаётся в принципе. Понятно?
– Не понятно. Совсем ничего не понятно, – ответила Лена. – Мы сегодня отсюда уйдём? Я замёрзла…
– Пошли, рыжий, – позвал Пятый, – сейчас согреешься…
– Я не могу, – голос Лина звучал неуверенно, жалко. – Помоги подняться…
Пятый зашёл внутрь и через несколько секунд появился, поддерживая Лина, который, с трудом переставляя ноги, плёлся рядом. Лена закрыла за ними дверь и, подойдя с другой стороны, подхватила Лина под правую руку. Таким порядком они прошествовали по коридору.
– Лена, лифт работает? – спросил Пятый.
– Да, – отозвалась та, – не пешком же ему… четыре этажа, всё-таки…
– Пешком… скажи лучше – волоком… Лин, ну что тебе идти неймётся? Лучше бы я тебя просто донёс, – Пятый остановился у лифта. – Лена, вызови, у меня руки заняты…
Он усадил Лина, и сам присел рядом.
– Устал? – спросил он. Лин кивнул и прикрыл глаза.
– Сил нет, – тихо, уже без бравады и сарказма ответил он. – А я ведь двое суток не был в зале… представляю, какого тебе…
– Я в порядке, – столь же тихо ответил Пятый. – Всё нормально.
– Вероятно, поэтому тебя и шатает, – с горькой усмешкой ответил Лин. – Только потому, что у тебя – всё в порядке…
– Пойдёмте, лифт приехал, – позвала Лена. Она стояла поодаль, не вмешиваясь в разговор – ей было непонятно, о чём идёт речь, а показаться бестактной она вовсе не хотела. Пятый тяжело поднялся на ноги, помог подняться Лину. Лена вошла в лифт последней. Пока клетушка кабины неспешно двигалась вверх, Лин стоял, прислонившись к стене. Лифт остановился.
– Рыжий, закрой глаза, – приказал Пятый. – Я доведу…
– Зачем? – спросила Лена.
– Четыре месяца в темноте, – объяснил Пятый, – сразу нельзя, потом плохо будет…
– Сколько месяцев? – с недоверием спросила Лена.
– Четыре… пошли, Лин.
В медпункте Пятый прежде всего уложил Лина на кушетку и, подойдя к раковине, принялся жадно пить воду. При свете Лена разглядела их обоих во всех подробностях и её разобрала оторопь – это было просто страшно. Тот, который лежал, Лин, рыжий, выглядел немного получше – возможно из-за того, что на нём была не рваная одежда. Тот, который пил… вся рубашка перепачкана засохшей кровью, изорвана. Волосы седые, у второго, впрочем, тоже… а худые какие, страсть Господня!… Они же, наверное, голодные, догадалась Лена. И спросила:
– Вы есть хотите?
– А что? – Пятый повернулся к ней.
– Так хотите? – повторила она.
– Она ещё спрашивает, – сказал Лин, садясь на кровати, – да я…
– Рыжий, это безобразие! Имей совесть. У человека и так из-за нас могут быть неприятности, а ты…
– Пятый, у меня голова от голода кружится, – сказал Лин просящим тоном, – ну не объедим мы Валентину…
– Бутерброд сделать? – спросила Лена. – Сыр есть и колбаса…
– Мне с сыром, если можно, – ответил Лин, – этому остолопу – тоже…
– Лин, хлебом обойдёшься, – Пятый закрыл воду, подошёл к столу, – не жадничай… а то…
– Пятый, сядь, – попросил Лин, – свалишься… Лена, дай ему стул, ради Бога. А то он гордый такой, что просто сил нет… вот только когда…
– Сейчас… не надо стул, всё нормально, – он говорил с раздражением, но Лена вдруг поняла, что он держится на ногах из последних сил.
– Что происходит?! – взорвалась Лена. Она подтащила Пятого к стулу и силой усадила – он почти не сопротивлялся. – Кто вы такие?! Что тут вообще твориться?!
– Всё нормально, успокойся. Я сейчас попробую тебе кое-что объяснить…
Однако объяснять он так и не начал – дверь медпункта отворилась и на пороге появилась Валентина. От удивления она на секунду потеряла дар речи, но опомнилась на удивление быстро.
– Явление Христа Народу… – проговорила она. – Вы соображаете, что делаете?
– Это не мы, – ответил за всех Лин. – Это Коля… он нас отвёл в девятую, а она туда припёрлась со своей хлоркой…
– Кто вас просил… – начала Валентина, но тут она заметила Пятого и спросила, перейдя на деловой тон: – Когда из зала?
– Часа четыре…
– Лечь немедленно! Камикадзе… Лин?
– Двое суток в девятой, – отрапортовал тот. – Спина, три ребра… а спину ещё и солью посыпали. Крупной такой, для огурцов. Чтоб солить…
– Ясно. Промыли? – Валентина уже вовсю шуровала в шкафу, вытаскивая лекарства.
– Пятый, рукавом, – Лин поморщился и сел поудобнее. – Ещё там. Нам воды оставили…
– М-да… не пись мне лось на рану… болит?
– Уже нет. Валентина Николаевна, посмотрите на Пятого, он чего-то не того, – попросил Лин. – Старается виду не подавать, а сам…
– Лена, – позвала Валентина, – ты бы помогла, что ли?… Чего стоишь?
– Хорошо… что делать-то?…
– Посмотри, чем этому дураку помочь можно, – попросила Валентина Николаевна, – а я пока с рыжим разберусь.
– Ладно, – Лена подошла к Пятому и несмело заглянул ему в глаза. – Чем тебе помочь?…
– Дай просто посидеть, если можно, – ответил тот. – Со мной всё в порядке.
– Ты его не слушай, – посоветовала Валентина, – ты посмотри, а потом мне скажешь.
– Брадикардия, – отрапортовала Лена через минуту, – прямо как по учебнику… глухие слабые тоны… Пятый, ты уверен, что всё нормально?…
– Да, – с раздражением сказал тот, – я же сказал…
– Сульфокамфокаин в шкафу, – со вздохом сказала Валентина, – три куба, потом проверю, что получилось.
– Валентина Николаевна… – начал было Пятый, но Валентина его прервала:
– Заткнись и ляг уже сегодня, наконец! – а Лин её поддержал:
– Кому говорят, придурь!… Оглох?
– Идите вы все! – не выдержав такого натиска, взорвался Пятый. – Ещё ты, рыжий, на мою голову! Я пошёл курить.
Он встал со стула, на котором до того сидел и, гордо подняв голову, вышел. Все переглянулись м Валентина сказала:
– Ну и пускай. Кретин!
– Ага, – поддержал её Лин. – Причём редкостный. Вероятно последний, остальные вымерли за ненадобностью…
– Лена, приведи его обратно, – велела Валентина, – неровен час…
– А где он?
– Да на улице небось сидит, делает вид, что курит, – Лин скривил губы в презрительной усмешке. – Ты с ним особо не говори, просто тащи обратно – и всё. Он пойдёт, не драться же ему с тобой…
Лена и Пятый вернулись минут через десять. Они, вероятно, успели уже о чём-то поговорить на улице – Лена выглядела растерянной и напуганной, Пятый же был мрачнее грозовой тучи.
– Рассказал? – спросила Валентина. Пятый кивнул. Лин возвёл очи горе и тяжко вздохнул. – Поехали?
– Куда? – спросил Пятый.
– Сначала – на первое, оформить это безобразие. Потом – ко мне домой, отдыхать. На выходные можете мне на даче вскопать пару грядок, не рассержусь… как идея?
– В принципе, ничего, – прищурился Лин. – Я вот только про грядки не совсем понял. С Пятым-то всё ясно – на сердитых воду возят. Но вот при чём тут я?
– Для комплекта, – пояснила Валентина. – Собирайся, Лена. Ты, вроде, на воскресенье домой ехать не хотела?
– Да нет, – промямлила та, – я…
– Поедешь с нами. У нас там такое озеро – закачаешься! Вечерком купаться…
– …а днём – копаться, – брезгливо сказал Лин. – Пошли, Пятый, чего расселся?
– Устал, – ответил тот, поднимаясь, – секунду подожди…
– Сейчас кто-то кому-то вставит, – загадочно сказал Лин, когда они садились в машину. – И я даже знаю кто и кому…
– И за что, – закончил Пятый. – Рыжий, подвинься, расселся, как всегда…
– Да ладно!…
– Да подвинься ты!…
– Чего ругаетесь? – спросила Валентина, возясь с сигнализацией, ни за что не желавшей отключаться.
– Лин занял оба места, – отрапортовал Пятый, – и примеряется к вашему сиденью. Что такое?
– Не вырублю никак…
– Дайте я, – Пятый несколько секунд изучающе смотрел на капот. Оголтелое бибиканье прекратилось, машина смолкла.
– Замкнуло, – ответил на немой вопрос Валентининых глаз Пятый. – Теперь порядок.
– Ну, ты даёшь. Каждый раз поражаюсь, – Валентина покачала головой. – Я ещё могу понять, когда люди руками что-то этакое умудряются вытворять, но вот чтоб не прикасаясь… да сквозь железо…
– Опять?! – Лин высунулся из машины и с возмущением уставился на Пятого. – Урод! Что ты делаешь? Тебе что – капот лень открыть?! А вы куда смотрели, Валентина Николаевна? Этот кретин…
– Я в курсе. Всё, Пятый, поиграли. Садись и поехали. Дай Бог, Лукича застанем, он и посмотрит вас заодно.
– И вправит мозги тому, кому это и впрямь требуется, – съязвил Лин.