Белецкая Екатерина. История с продолжением

   Часам к десяти вечера он вышел на дорогу. До Москвы было километров тридцать. Если идти всю ночь и следующее утро, может, и можно дойти – с его-то темпами. Устал, ноги не несут. Пятый спал на ходу, сам того не замечая.
   – Подвезти? – раздался голос за его спиной. Тихий шум мотора не вывел Пятого из оцепенения.
   – Денег нет, – не оборачиваясь пробормотал он, продолжая идти.
   – Ну, я так не играю! – громко сказал Лин, проехал немного вперёд и остановил “Жигули” прямо под носом Пятого.
   – Это ты, что ли?! – несказанно удивился тот.
   – Залезай, – предложил Лин. Пятый последовал его совету.
   – Чья машина-то? – спросил он. – Я и рассмотреть не успел. Где ты её взял?…
   – У Валентины одолжил, – отозвался Лин. – Я уже полбака сжёг – тебя искал. Всё шоссе проехал туда и обратно раза четыре… Ты как? Устал?
   – Немного…
   – Тогда полежи, откинь сиденье.
   – Потом. Куда мы едем?
   – К Валентине домой, – Лин вытащил из пачки сигарету, прикурил. – И зачем ты смылся, скажи на милость? В тебя попали?
   – Не попали, а оцарапали. Лин, тут у тебя попить ничего нету?…
   – Термос с чаем – на заднем сиденье. Валентина положила… Как ты там эту неделю выдержал без меня?
   – Измочалили всего, ни спал, ни ел… Чуть не поймали.
   – Тебя же Валентина просила – либо там, либо – в подвал. Она приехала – ей сказали, что ты смылся. Она – подвал. Там тебя тоже нет. Ну, дала мне тачку и велела искать. Мог бы там остаться…
   – Не мог я там остаться, – с отчаянием проговорил Пятый. – останься я там, мы бы с тобой не разговаривали сейчас.
   – Ладно, ладно, – примирительно сказал Лин. – Я не хотел тебя расстраивать. Просто я подумал, что всем было бы лучше… всё, молчу! Признаю, был не прав. Рука болит?
   – Нет, почти что не болит. Спать только хочется…
   – Ну так и спи.
   – Если я усну, тебе придётся нести меня к Валентине на руках, – предупредил Пятый.
   – Не волнуйся, донесу. Спи, сказал. – Лин выкинул за окно окурок. – Слушай, может руку тебе хоть перекисью обработаем? А то присохнет…
   – Неохота, рыжий. Ну её! Потом, дома.
   – Не хочешь – как хочешь, – заметил Лин. – Слушай, если ты сейчас же не ляжешь – я тебя вырублю, так и знай!
   Пятый откинул сиденье и прилёг. Он закрыл глаза, но сон не шёл. Не покидало ощущение необъяснимого беспокойства, что что-то не так, что-то неправильно…
 

* * *

   – Лена, сколько там?
   – Немного понижено, но не сильно. Норма.
   – А температура?
   – Пока не мерила, боюсь разбудить…
   – Хватит с ним миндальничать, распустила! Ставь градусник. У меня времени нету, а она тут, понимаешь, разводит тонкости…
   – Хорошо.
   – Он уже не спит, ты не видишь, что ли? Так, пока я не забыла! В восемь вечера поставишь глюкозу, пусть покапает. Если он станет ныть – не слушай. – Валентина задумалась. – Да, ты за сегодня ему уже сколько уколов сделала?
   – Пять, – Лена загибала пальцы, считая про себя, – нет, уже шесть…
   – Ничего себе! – Валентина возмутилась. – Ещё шести вечера нет! Ты своей жалостью ему сердце губишь, ты это понимаешь? Он у меня получает максимум семь уколов в сутки, и ничего. Даже показатели лучше. Больно, конечно, не спорю. Он просто знает – если тебя просить, ты не откажешь… Ладно. Сегодня – ещё две дозы – и всё. Я тебе оставлю две ампулы – во избежание эксцессов с его стороны.
   – Не могу я смотреть, как он мучается.
   – А кто может? Только вот ты приучаешь его к тому, что бороться не надо. А это зря. Он вполне мог бы выжить… Всё, Ленок, я поехала. Юра приедет за тобой?
   – Да, около часа обещал быть. Вам ключи нужны?
   – Оставь. От кабинета понадобятся завтра… надо заехать, забрать кое что… И не слушай ты его, он же тебя изведёт вконец…
   Когда Валентина ушла, Лена закрыла за ней дверь и вернулась в комнату. Пятый несчастными глазами смотрел на неё.
   – Лена, – спросил он, – почему она так сделала?
   – Она тебя жалеет. По крайней мере она так говорит.
   – Хочется верить… но почему она не хочет понять, что я умираю?…
   – Не надо. Она права – ты не хочешь бороться. Не будем про это, Пятый, хорошо? У нас две ампулы на восемь часов. Делать буду через четыре часа, тогда одна ампула будет сделана за два часа до приезда Валентины. Согласен?
   – Я на всё согласен, – прошептал Пятый. Взгляд его потух. – Мне всё равно…
 

* * *

   Жара. Духота. Горячее влажное тепло, поднимающееся от земли…
   – Парит, – произнёс рыжий.
   Они пробирались через непролазные заросли, поминутно спотыкаясь, отмахиваясь от комаров. Лин то и дело чертыхался, Пятый шёл молча.
   Наконец, им надоело плестись, постоянно отводя руками ветки и отцепляя колючие кусты от одежды. Рыжий выбрал место, где кустарник рос не так густо, и они сели на землю.
   – Дождь скоро будет, – заметил Пятый, – надо куда-нибудь выбраться, а то намокнем. А ночи холодные…
   – Надо, надо, – проворчал Лин. – Много ты понимаешь… Ну где ты тут от дождя спрячешься?
   Небо затягивали тяжёлые тёмные низкие тучи. Внезапно налетел порыв ветра.
   – Лин, пошли, – попросил Пятый, – надо хоть дерево какое-нибудь найти.
   Им повезло. Ещё до начала дождя они успели войти в лес. Кустарник кончился и, войдя под кроны деревьев, они пошли гораздо быстрее. Погоня давно отстала, видимо, блуждала по орешнику. Отойдя на порядочное расстояние, Лин и Пятый нашли место, которое им подходило – яму от корней поваленного бурей дерева. Они наскоро набросали сверху веток. Укрытие было готово. И вовремя. Как только они забрались под импровизированную крышу, начался ливень. Да какой! С неба обрушивались потоки воды, казалось, что небо и земля смешались…
   – Не завидую я Юре и компании, – пробормотал Лин.
   – Ты скоро и за нас радоваться перестанешь, – сказал Пятый. – Я больше чем уверен, что эта яма наполняется во время дождя водой.
   – Но мы же крышу сделали, – возразил Лин.
   – Ты иногда скажешь, – скептически заметил Пятый, – крыша у нас ещё та…
   – Да ладно тебе, – отмахнулся Лин, – дождь скоро кончится. – Он облокотился о стенку ямы. – Вот только куда мы с тобой дальше пойдём?…
   – На север, – ответил Пятый, подумав, – там шоссе, километров через семь. А оттуда до города – рукой подать. Доберёмся.
   – Слушай, а не поспать ли нам до вечера? – предложил Лин.
   – И идти ночью?… Хотя… почему бы и нет?… Только вот дойдём мы в темноте?…
   – Дойдём, – успокоил его Лин, – куда мы денемся.
   В яме постепенно становилось холодно, на землю наползали вечерние тени, дождь прекратился, сырая земля остывала. С неподвижных ветвей иногда падали тяжёлые редкие капли.
   К вечеру они проснулись. Лин зябко поёжился и выглянул из ямы.
   – Холодно тут, – заметил он. – Ты уверен, что нам надо идти?
   – Ты есть хочешь? Если нет, мы можем тут просидеть хоть неделю.
   – Тогда пошли. Авось утром у нас будет, что пожевать…
   Лин выбрался из ямы и помог вылезти Пятому. Часа через два они вышли на шоссе. До города было ещё порядочно, они шли молча, экономили силы. Дорога, едва освещённая августовскими звёздами, смутно чернела под ногами.
   Неожиданно Лин обернулся к Пятому…
 

* * *

   …и всё изменилось. Они находились в комнате, в той самой комнате, где он умирал здесь и сейчас. Пятый лежал на своей собственной кровати, на которой он провёл последние пять с половиной месяцев, Лин же стоял у окна и неподвижно смотрел в ночь. Что-то здесь было неестественно, неправильно…
   – Лин! – позвал Пятый.
   – Да? – откликнулся тот, оборачиваясь и тут только Пятый понял, что произошло. Лин был мёртв. Как Пятый сумел это определить, он не смог бы объяснить и себе самому, но уверенность, страшная уверенность, не оставляла, она, напротив, только крепла с каждой секундой. Лицо, голос…
   – Почему ты здесь? – спросил Пятый. – Ты же умер…
   – Да, – отозвался Лин. – И ты тоже скоро умрёшь. Не бойся, это не страшно…
   После его слов по комнате разлился холод. Раздался резкий неприятный звук, хлопнуло окно. Ветер. И тишина.
   Лин опустил глаза. Пятый последовал взглядом за ним и увидел на груди того множество ран от пуль из которых сочилась свежая алая кровь.
   – Не переживай за меня и приходи, – Лин присел к Пятому на кровать и взял того за руку. Пятый поразился – до чего же руки Лина были холодны. “Это не Лин, – вдруг подумалось ему, – он не может быть таким. Не верю…” Он закрыл глаза, а открыв, увидел нечто, поразившее его. Его кровать стояла теперь на скале, пусто и серой, а вокруг было небо, чёрное, холодное, усыпанное звёздами. Незнакомыми, чужими, огромными звёздами.
   Пятый оглянулся и вдруг увидел по правую руку от себя Арта.
   – Арти, это был Лин? – спросил он.
   – Как ты сам думаешь, мог бы он испугать тебя?…
   – Нет…
   – Значит, это был кто-то еще. Держись. Осталось не так уж долго. Жди.
   Небо начало вращаться, оно двигалось всё быстрее и быстрее. Всё закружилось и вскоре стало неразличимым, затем сознание его заволокло серой дымкой и всё исчезло…
 

* * *

   Пробуждение было нереальным. Словно он поднимался наверх сквозь мутную грязную воду, медленно, неимоверно медленно… Открыть глаза оказалось делом непосильным, поэтому он лежал и пытался слушать, что происходит вокруг. Внимание его привлекли голоса, доносившиеся с кухни – там спросили. Он прислушался.
   – …и это не так! Вы всё видите сами, просто принимать не желаете. Пять с половиной месяцев прошло, почти полгода, а…
   – Да, ничего не зажило, но только потому, что кое-кто здесь поддаётся на его провокации! – Валентина почти кричала. – Этот негодяй решил, что ему пора отчаливать, а вы ему в этом помогаете. Не выжить помогаете, а умереть. И это очень плохо, Лена…
   – А что вы мне прикажете делать? Смотреть, как он сходит с ума от боли? Вот просто так стоять и смотреть, как это делаете вы? Он в праве решать за себя, сами говорили…
   – Это не есть принятие решения, это культивация самых слабых и тёмных сторон человеческой натуры! Никто, Лена, пойми, никто не в праве принимать подобные решения. Ни мы определяем, жить нам или умереть. А он взял на себя слишком много, милая моя. И вместо того, чтобы пристыдить его за это и постараться вытащить, ты его убиваешь своей бабской жалостью. Больно! Подумаешь!… Он же мужик, мог бы и потереть…
   – Вы забыли, что врач говорил, тогда, ещё в больнице?…
   – Мало ли кто что говорил, – отмахнулась Валентина. Пятый услышал, что в голосе её зазвучали нотки отчаяния. Она, видимо, встала, скрипнул стул. – И что вы хотите? Вы же не просто так затеяли этот разговор…
   – Во-первых, поднять дозу.
   – Сколько?
   – Двенадцать уколов в сутки.
   – Что ещё?
   – Не вести с ним этих ваших разговоров, вы знаете, про что. После них он спать перестаёт… и так мучается, а вам всё мало.
   – Что ещё? – голос Валентины звучал теперь глухо и безжизненно.
   – Всё, – сказала Лена. Она словно стыдилась собственной смелости.
   – А тебе не страшно? – едва слышно, почти шёпотом, произнесла Валентина.
   Лена промолчала. Судя по звукам, на кухне был ещё и Юра, но он не принимал участия в разговоре. Но Пятый превосходно знал, что Юра во всём всегда согласен с Леной. Не легко приходится Валентине, ой как не легко. Пятый думал, кто же из них искренен, кто из них действительно хочет помочь ему. И вдруг понял – никто. Открытие это словно окатило его ледяной водой. Ведь кто он этим людям? Не родственник, не друг… так, случайно встреченный, и почему-то вызвавший если не жалость, то сочувствие, человек. Он не нужен им, он только мешает. Валентине – жить той жизнью, которой она привыкла, Лене и Юре – пожениться и наплодить кучу детишек в отдельно взятом двухкомнатном шалаше. Он, чужак, приблуда, не вписывался в эту картину. Он – посторонний фактор, который только портит жизнь, и так не лёгкую, этим людям. Он – обуза, свалившаяся на плечи тех, кто имел неосторожность подставить ему плечо. “Почему я не погиб тогда? Что мне помешало? Почему я не умер раньше? Зачем я вообще родился? – думал он. – Флюктуация несчастий ходячая… урод… что натворил… Господи, прости меня, если сможешь… столько людей, столько жизней искалечить, и даже не понять этого… безмозглый кретин… не хочу, не могу, не буду… надо что-то делать… что я могу сделать?… умереть, уйти, скорее… как?…” Вошла Лена. Пятый поспешно прикрыл глаза – испугался, что она поймёт, что сумеет прочесть в его мыслях. Он притворялся спящим ещё несколько минут, выжидал. Лена тихо всхлипнула. Пятый решился.
   – Лена, – позвал он. Та обернулась и спросила:
   – Проснулся?
   – Да, только что. Почему ты плачешь?…
   – Мы поспорили, – прошептала та.
   – О чём? – спросил он, молясь про себя: “солги, не дай мне узнать эту правду, которую я понял, от тебя самой… я же люблю тебя…”
   – Так, просто, – Лена утёрла глаза, попыталась улыбнуться. – Дежурства не поделили.
   – Не ври, – неожиданно для себя сказал он. – У тебя не выходит. Давай расставим все точки над “и”. Я не проживу долго, Лена, и ты об этом знаешь. Очень скоро твоя жизнь войдёт в нормальную колею… вы поженитесь, как и хотели… ты постараешься забыть про то, что я вообще был рядом, – страшная душевная боль жгла его изнутри, как огонь, сердце заходилось, – но пока этого ещё не произошло, я хотел бы попросить… об одном одолжении… Не веди больше разговоров на эту тему ни с кем – ни с Валентиной, ни Юрой, ни со мной. И потом, это было не твоё решение, а моё. Не бери на себя столько ответственности, это груз не для тебя…
   – Ты слышал?…
   – Мне не нужно было это слышать, Лена. Я и так всё превосходно понимаю… за то, что ты поняла меня – спасибо. И прости меня, если сможешь.
   – За что?
   – Я отнял кусок твоей жизни. Вместо того, чтобы выйти замуж, ты сидишь рядом с умирающим придурком и тратишь на него своё время и свои силы.
   – Прекрати.
   – Нет, это ещё не всё.
   – Прекрати, я сказала!
   – Нет. Мало того, что я – идиот, я ещё и сволочь, каких мало, – его затрясло от собственной откровенности, – по моей вине погибли люди, Лена. Много людей…
   – Прекрати!!!
   – И Лин тоже умер из-за того, что я…
   Лена вылетела из комнаты, при этом так саданув дверью, что та едва не слетела с петель.
   Опять один. Сколько боли! Боль душевная – это гораздо хуже, чем боль телесная. “Что я натворил? – подумал он с раскаянием. – Теперь Лену обидел… Нет бы сдержаться…”.
   Через полчаса Лена снова вошла в комнату. Глаза её были сухими и блестели, как два драгоценных камушка. Она села на стул возле кровати и сказала:
   – Мы тут подумали и решили, что… чтобы тебе не было больно… делать двенадцать уколов в сутки. И ещё мы решили…
   – Прости, Лена, – Пятый изо всех сил стиснул зубы, и, секунду помолчав, продолжил, – я сорвался…
   – Это я поняла. Валентина сказала, да и ты повторил, на счёт ответственности за свои решения и поступки. Пятый! Я всегда была против того, что ты сделал… всегда, но раз уж ты взял на себя смелость поступить так, то я подумала, что у тебя могли быть для этого достаточно веские основания. Вот я и…
   – Лена… друг ты мой единственный… спасибо… – на глаза навернулись слёзы, – я не знаю, как тебя…
   – Сейчас больно? – каменное выражение на её лице таяло – Лена не умела злиться, просто по натуре своей она была такова. – Сделать?
   – Пока терпимо… я могу пока так…
   – Не надо. Зачем? Я хочу помочь тебе, и это единственное, что я смогла придумать.
   Он не ответил. Всё, что можно, он уже сказал. И даже что нельзя было говорить – тоже.
 

* * *

   Пули взрывали сухую землю у его ног, выстрелы не смолкали. Он бежал так быстро, как только умел, но они в секунду догнали его на “Жигулях”. Выскочив на проспект, он огляделся. Лина не было. Это был конец. Ему на секунду стало жарко, он вздрогнул. “Живым не дамся” – пронеслось в голове. Он хотел перебежать на другую сторону дороги, но проклятые “Жигули” в считанные секунды оказались возле него. Из них выскочило несколько человек; он хотел перескочить через капот, но они прижали его к машине, началась драка. Он дрался отчаянно, но силы его были на исходе. Неожиданно рядом с первой машиной затормозила вторая, из неё выскочил Лин… Последним усилием расшвыряв своих врагов, Пятый отскочил в сторону и крикнул, задыхаясь:
   – Думаете, возьмёте? Не выйдет!
   …Автобус он заметил уже давно. Обыкновенный жёлтый “Икарус”. Первой мыслью его было: “Бедный рыжий…” а затем – множество мыслей, в одно мгновенье – что Арти не простит ему этой смерти, что сейчас будет очень больно, и что иначе произойти уже не может.
   Автобус надвигался неимоверно быстро и был уже совсем близко. Пятый разглядел искажённое ужасом, бледное лицо шофёра, а за его спиной, на стенке кабины – фотографию молодой красивой женщины с печальными глазами и неразборчивую надпись внизу.
   Удар был страшен. Последнее, что Пятый услышал, был хруст ломающихся костей, его костей. Он почувствовал жуткую боль, рванувшуюся из его существа – и мир провалился в темноту. Потом мир на секунду всплыл и Пятый, сквозь заливающую глаза кровь, увидел Лина. Пятый попытался сказать ему, что уходит, что просит прощения, не замечая, что говорит не по-русски. А потом…
   Он не помнил, что было потом. Ему не рассказали. Дни, проведённые в больнице, он помнил смутно, но вот время, пока он жил, или существовал, дома у Лены… Они отпечатались в памяти, словно выжженные раскалённым железом и он мог сказать, что было в тот или иной день, и не ошибиться ни на йоту. Это было страшно – так, с такой предельной ясностью, помнить свои последние дни. Реальность и сон смешались в какой-то непередаваемый, непрерывный кошмар и он временами не мог понять – спит ли он сейчас? Или нет?… Боль, укол, сон… до бесконечности…
   Жить оставалось совсем немного. Он это знал и раньше. Теперь это поняли те, кто, не совсем по своей воле, правда, находились рядом с ним. Смерти он не боялся. Единственным стимулом к жизни был материал, который необходимо было переправить на Окист. Он ждал. Просто ждал.
 

* * *

   Беспокойство не оставляло его весь долгий день. Он на автомате перетаскивал ящики, ставил на тормоз тележку, руководил погрузкой – а сам всё время прислушивался к тому, что происходило в коридоре. Беспокойство. Нет, не страх, а тревога и ощущение того, что сегодня что-то может произойти. И даже не только может, а уже происходит. Во время получасового отдыха Пятый успел спросить Лина – не чувствует ли тот такой же тревоги, но Лин в ответ лишь устало пожал плечами.
   На исходе пятнадцатого часа он услышал в коридоре какую-то возню, потом – вскрикнула Лена, и он понял. С размаху швырнув свой ящик под ноги Коле, он рванул в коридор. Пятому показалось, что он уже заранее знал, что там можно будет увидеть.
   Трое надсмотрщиков зажали Ленку в угол, один уже начал срывать с неё одежду. Лена больше не кричала, она старалась как-то оттолкнуть от себя пьяного Сергея, но это было тщетно – силы оказались слишком уж неравными. У Пятого всё на секунду помутилось перед глазами. Он бегом бросился к надсмотрщикам, сбил с ног Кирилла, со всей силы рубанул ладонью по шее Диме. Схватил Сергея за воротник рубашки, развернул к себе лицом.
   – Ты что делаешь, сволочь?! – крикнул тот, но тут же получил удар по лицу, да такой, что отлетел к противоположной стене.
   Лена стояла очень прямо, приживая к груди порванную рубашку. Лицо её испуганно вытянулось, глаза налились слезами, губы дрожали.
   – Беги! – крикнул ей Пятый. Он уже слышал, как открываются двери залов, и надсмотрщики, заинтересовавшиеся шумом и криками в коридоре, идут к ним. – Вон отсюда, скорее!
   – Но…
   – Вон! Быстро, Лена! Там, наверху, есть такая красная кнопка, блокиратор. Её нужно нажать, поняла! Да беги же ты, дура!…
   – Пятый, а ты…
   – Скорее!
   В коридор выскочил Лин. Он мгновенно сообразил, что произошло, подбежал к Лене, схватил её за руку, потянул за собой.
   – Рыжий, выведи её, быстро! Они сейчас все тут будут! Я задержу…
   И Лена послушалась. Она побежала вслед за Лином вверх по лестнице. Когда они поднялись, Лена подскочила к щиту, что был на стене, и со всей силы надавила на большую красную кнопку. Внизу дружно лязгнули автоматические замки.
   – Ты что сделала? – омертвевшими губами спросил Лин, подходя к ней вплотную. – Зачем?
   – Он сказал… – всхлипнула Лена.
   – О, Боже… Теперь мы три часа не сможем попасть вниз, пока не сработает отбой… Ой, Лена, что же ты наделала!… – Лин подошёл к закрывшейся двери и с размаху стукнул по ней кулаком. – Надеюсь, его за эти три часа убить не успеют… Пойдём, скажем Валентине.
 

* * *

   Валентина отреагировала на происшедшее так, как и следовало ожидать.
   – Я так и знала, что этим кончится. Лена, нельзя слушать всё, что тебе говорят, но что уж теперь… Лин, он со сколькими там успел поссориться?
   – Положил троих. Да, по-моему, он и дальше собирался драться… чтобы дать нам время выйти.
   – Андрей, естественно, там. Лучше некуда. Ладно, ждём. Лин, как смена?
   – Так себе, – подумав, ответил тот.
   – Понятно. Проверьте пока, что там у меня в чемодане есть, чего нет, а я схожу, позвоню, про это всё дело расскажу. Пусть Лукич решает, что дальше.
 

* * *

   Спускались вниз чуть ли не бегом. Лене показалось, что она за эти три часа сойдёт с ума – так ей было страшно. Она уже представляла себе самое худшее, то, чего боялась больше всего. Валентина и Лин её скепсиса в полной мере не разделяли, хотя тоже опасались. Но другого.
   – Убить – это они вряд ли смогут, а вот покалечить – запросто, – сказала Валентина, пока они быстро шли к нужному залу. – И народу много сегодня, как нарочно… Коля, где Пятый? – спросила она, заходя в зал.
   – Его в девятую увели, – ответил тот. Отошёл от тележки, на которую “рабочие” только что закончили укладывать грузы. – Только ходить не советую.
   – Почему? – спросила Валентина.
   – Убьют, – пожал плечами тот. – В смысле не вас, а его.
   – Ладно, разберёмся, – процедила сквозь зубы Валентина.
   – Дело ваше, – ответил Коля и снова повернулся к рабочим. – Чего встали, заслушались?… Отпускай, немочь херова!…
 

* * *

   У входа в девятую стояла давешняя тройка – Дима, Сергей и Кирилл. Стояли и улыбались. Нехорошо, злорадно, гаденько. Лена при виде их замедлила шаг, и они стали улыбаться ещё шире. С явной издёвкой.
   – Вы туда не ходите, Валентина Николаевна, – предупредил Сергей. – Нечего вам там делать.
   – Это почему? – спросила Валентина, останавливаясь на пороге.
   – А там нехорошо, – ответил Дима. – Место плохое. Крюки, верёвки…
   Двое надсмотрщиков заржали. Валентина и Лин переглянулись в недоумении. Лин на секунду зажмурился, сосредоточился.
   – Если он и там, то с ним что-то сделали, – тихо сказал Лин через секунду. – Я его не слышу.
   – Пошли, – приказала Валентина. Как только она взялась за ручку двери, надсмотрщики быстро двинулись по коридору прочь от девятой. Валентина потянула дверь на себя и…
   …всё произошло в мгновение ока. Валентине в тот момент и в голову не пришло, что тонкий шнурок, завязанный вокруг ручки двери, может быть привязан к тонкой палочке, которая кое-как поддерживала два стокилограммовых ящика, стоявших частью на спинках стульев, а частью – на ней самой. И тем более, что ящики будут обвязаны верёвкой. И что кто-то проденет эту верёвку через крюк на стене и, сделав на ней петлю, накинет её на шею Пятого…
   Валентина сориентировалась моментально.
   – Лин, подними его выше, не давай верёвке натягиваться! – крикнула она. – Я сейчас, у меня был скальпель… Господи, да где он?… Слава Богу, нашла… Лена, помоги мне его держать, Лин повыше, ему проще… Режь верёвку, рыжий, быстрее… только бы шея цела осталась! Кладите, аккуратно… вот так…
   Лин упал на колени рядом с другом и стал стаскивать у того с шеи обрезки верёвки. Лена отступила на шаг, из глаз у неё покатились слёзы. До сих пор у неё в голове стоял этот голос: “Беги!… Скорее!…”, и теперь она поняла, что она-то успела, а вот он…
   – Так, пульс есть, – Валентина стаскивала с себя форменную куртку, наспех сооружая из неё валик и засовывая этот валик Пятому под плечи. – Рыжий, проверь, он дышит?
   – Нет, – голос Лина звенел от напряжения. – Что делать?
   – Посмотри, проходимость сохранилась?
   – Искусственное начинать?
   – Один раз вдохни, я слежу… есть, делай. Лена, три куба камфары набери, и иглу длинную… потом рыдать будешь, надо работать! Ладно, я сама… ты пока сними с него рубашку и обработай поле…
   – Что вы?… – не поняла Лена.
   – Ничего, камфару внутрисердечно, – Валентина встряхнула ампулу, сгоняя воздух, отломила наконечник. – Ты так и будешь стоять, как памятник сама себе? Возьми спирт и протри! Что, это так трудно?…
   – Простите… Лин, подвинься, я не вижу…
   – Извини, ничем не могу помочь… двигайся сама… Вы там скоро? – он на секунду оторвался, поднял голову. – Я долго не смогу…
   – Ещё неизвестно, поможет ли, – заметила Валентина. – Лин, вытащи валик. Не трогай его, а то промахнусь ещё на фиг, тут и так темно, как… всё, нормально… продолжай, Лин, я тут ещё кое-чего попробую… не начал дышать сам?
   – Не знаю…
   – Подожди секунду, я посмотрю. Нет, не дышит… Лена!
   – Что? – спросила та.
   – За кислородом наверх, быстро! Одна нога здесь, другая там!
   Лена умчалась. Валентина вытащила из своей сумки коробку с лекарствами и принялась искать стимулятор.
   – Лин, тебя сменить? – спросила она спустя минуту.
   – Пока не надо… я скажу, когда… Что это?…
   – Но-шпа, надо снять спазм, – ответила та. – Давай, дружок, дыши, ты же можешь… Лин, раздень его, я до вены так не достану, через рукав.