Блейк Дженнифер. Обольщение по-королевски

   Анджелина быстро взглянула на нее.
   — О нет, мадам, вы слишком спешите. Вопрос о свадьбе еще вовсе не решен.
   На долю секунды на лице матери Андре промелькнуло облегчение. Но она тут же скрыла свои истинные чувства под маской светской вежливости и изобразила на лице озабоченность.
   — Но Андре сказал мне, что все именно так и будет, и честно говоря, после того, как он мне кое-что поведал о случившемся с вами, я считаю — так действительно будет лучше для вас.
   — Андре слишком много берет на себя.
   — Вы не должны винить моего сына за то, только безграничная любовь к вам заставила его довериться мне и попросить моей помощи. Он всегда знал, чего он хочет и всегда умел добиться этого.
   — Не сомневаюсь, что так оно и есть, — проговорила Анджелина и кривая усмешка тронула ее губы, — но я не могу позволить ему распоряжаться моей жизнью так, как его это устраивает.
   Выражение лица Элен Делакруа было холодным и настороженным, когда она снова взглянула на Анджелину.
   — Но у вас же нет другого выхода, дорогая. Надеюсь, вы это хорошо понимаете? Я сделала для вас все от меня зависящее, но боюсь, что без вступления в законный брак — причем как можно скорее — вам придется влачить жалкое существование.
   — Но здесь уже ничего не поправишь.
   Мадам Делакруа долго молча глядела на Анджелину, потом пожала полными плечами.
   — Решайте эти вопросы сами с Андре, я не буду вмешиваться, но хочу вас предостеречь, вам будет не так-то просто заставить Андре отказаться от своих намерений. И все-таки не можете же вы расхаживать голой по дому, вне зависимости от того собираетесь вы или нет выходить на люди. Неужели вы не хотите даже взглянуть на то, что я принесла для вас?
   Ее тон был таким ласковым, а ее слова такими убедительными, что отказываться было бы просто глупо и неучтиво. Горничная, стройная негритянка, с ослепительной улыбкой и в чепце, почти столь же пышно украшенном, как и чепец ее госпожи, подошла к кровати и положила на нее целую охапку шелка, бархата, атласа и кружев разных цветов. Анджелина была поражена обилием и роскошью этой одежды.
   — Но зачем же так много? — воскликнула она.
   — К сожалению, вы правы, — отозвалась Элен с печальной улыбкой, — в этом сезоне я немного перестаралась. Эти наряды были сшиты в Париже по прошлогодним меркам, но они мне теперь тесны, при всем моем желании я не могу надеть их. Что же касается Сиси, то она даже глядеть не хочет на эти платья. А вам они нравятся?
   — А Сиси тоже здесь? — не ответив на вопрос, поинтересовалась Анджелина.
   Сиси была сестрой Андре, и хорошей приятельницей Анджелины, правда, моложе нее годом или двумя.
   — Нет. Эта девчонка доставляет мне одни неприятности. За две недели до нашего отъезда в город, она вдруг слегла в постель, подхватив ветряную оспу. Ну и страху же мы натерпелись, переживая за нее. Но, слава Богу, болезнь ее протекала в легкой форме. Однако она вынуждена была остаться со своим отцом на плантации и ждать, пока заживут язвочки и ранки. Боюсь, что она сможет воспользоваться своей ложей в опере только в следующем году. Но вернемся к выбору наряда для вас. Примерьте-ка вот это платье из светло-зеленого шелка. Думаю, вы будете в нем очаровательны, что же касается размера, то достаточно сделать выточки здесь и здесь, и все будет в порядке.
   Подобное утверждение звучало слишком оптимистично, но через двадцать четыре часа Анджелина смогла все же выйти из комнаты, одевшись с царственной простотой в светло-зеленое шелковое платье, имевшее завышенную линию талии и вырез «сердечком», переходящий сзади в стоячий воротничок, отороченный такими же кружевами, как и рукава, а сверху она надела коричневый дамский сюртучок. Ее волосы были подрезаны спереди по моде и ниспадали на лоб и вокруг лица изящными завитками. Замшевые туфельки Анджелины имели коричневые бантики. В одну из спальных комнат Элен Делакруа посадила специально приглашенную швею, чтобы подогнать под фигуру Анджелины еще несколько нарядов, на чем настояла упрямая Элен. Один из них был насыщенного синего цвета, другой розовый с бархатным беретом, украшенным перьями, а третий — из желтого фая в полоску с воротником из тонкого тюля. Анджелине сказали, что Элен находится в кабинете. Там она по своему обыкновению отвечала на письма и проверяла хозяйственные счета. Анджелина постучала в дверь и вошла шурша широкими юбками.
   Мадам Делакруа вскинула на нее взгляд, оторвавшись от письменного стала и обмакивая гусиное перо в чернильницу из полированного оникса. Андре, стоявший здесь же, за спиной матери, тоже бросил взгляд на вошедшую Анджелину, и его лицо расплылось в улыбке.
   — Очаровательно! — воскликнула Элен. — Не правда ли, Андре?
   — Великолепно, — ответил он хрипловатым голосом и откашлялся, так как у него, по-видимому, перехватило дыхание.
   — Благодарю вас, — сказала Анджелина им обоим довольно бодро, обретая вновь свое былое равновесие. — Могу я поинтересоваться, чем вы занимаетесь, склонившись вместе над письменным столом?
   — Да, вы имеете право узнать это, — Элен бросила быстрый взгляд на сына. — Потому что дело касается вас, моя дорогая. Я предполагала спросить вашего разрешения, прежде чем послание будет отправлено, но решила потом посоветоваться сначала с Андре относительно некоторых формулировок. Видите ли, я пишу письмо мадам де Бюи с сообщением о вашем благополучном возвращении.
   — Как это мило с вашей стороны, но боюсь это бесполезное занятие.
   — То же самое сказал мне и Андре. Но мне не позволяет совесть оставить вашу тетю в полном неведении.
   Может быть, мадам Делакруа, надеялась, что тетя приедет за Анджелиной, и сама мадам таким образом сбудет девушку с рук, прежде чем та уступит настояниям Андре? Анджелина не могла винить мать Андре за это, хотя и чувствовала себя задетой за живое, потому что помнила то время, когда Элен полностью одобряла их предполагаемый брак.
   — Поступайте, как вы считаете нужным, — ответила она.
   — Дорогая, не глядите на меня так! — воскликнула пожилая дама. — Я совсем не удивлюсь, если через неделю Берта де Бюи явится сюда собственной персоной. Вот увидите!
   Но этого не произошло. И как будто бы для того, чтобы отвлечь Анджелину от неприятных мыслей о безразличии к ней ее родственницы, мадам Делакруа устроила несколько совместных прогулок по магазинам, расположенным вдоль улицы Вье-Карре, по одну сторону которой жили испаноязычные горожане, а по другую франкоязычные. Женщины купили носовые платочки и духи, вуали, чтобы закрыть лица от беспощадного весеннего солнца, нижнее белье, а также специальные коренья, которые придавали одежде приятный аромат и использовались как средство против моли и плесени. А затем мадам Делакруа взяла свою карету, и они отправились в другую часть города, известную жителям под названием Фобур Сент-Мари, где жили англоязычные горожане, вынужденные строить свои дома, возведенные, как правило, в греческом и романском стиле, на некотором расстоянии от избегавших селиться рядом с ними американцев французского и испанского происхождения. Они гуляли по набережной и по площади, на которой стояла церковь Святого Людовика. Элен раскланивалась со знакомыми и время от времени останавливалась поговорить и представить свою молодую гостью. Делала она это в спокойной невозмутимой манере, как будто не замечая изумленных взглядов и неожиданных заиканий.
   В воскресенье вечером они посетили Орлеанский театр, где парижская дива с вокальными данными, пожалуй, столь же впечатляющими, как и ее вздымающаяся белая грудь, пела партию Розины в постановке новой комической оперы Россини «Севильский цирюльник», которую привезла гастролирующая труппа.
   В антракте к ним в ложу заглянули две пожилые леди аристократического вида, которые не сводили глаз с Анджелины, разглядывая ее с большим интересом, чем прелести заезжей дивы во время спектакля. Они поболтали пару минут о том, о сем, задав Анджелине несколько незначительных вопросов, при чем было заметно, что ничто не укрылось от их внимательных глаз, они примечали все: внешний вид, манеры и настроение Анджелины. Снисходительно приняв приглашение нанести завтра своей дорогой подруге Элен визит, они откланялись.
   — Ах, дорогая, — мадам Делакруа откинулась в кресле, издав счастливый вздох, — теперь нам остается только ждать. В Новом Орлеане нет более важных персон, чем две эти дамы, в прошлом они были камеристками самой Марии Антуанетты! Если они примут вас, все будет хорошо. Если нет, мы пропали.
   Анджелине не очень-то хотелось быть выставленной на обозрение этих дам, как лошадь на базаре или рабыня на невольничьем рынке. Однако на следующее утро она надела платье из розового шелка и направилась в залу, где мадам Делакруа уже развлекала двух величественных пожилых дам.
   Их черные глазки блестели, как бусинки, на белых холеных лицах. Элен, наливавшая в это время апельсиновую воду из серебряного графина, указала Анджелине на кресло рядом с важными посетительницами. Горничная в это время внесла поднос с маленькими пирожными, покрытыми сверху нугой и миндалем, и засахаренные цветы фиалок, темно-пурпурные, поблескивающие прозрачным сахаром.
   Анджелина была сильно не в духе, она чувствовала себя не в своей тарелке, очень скованно и поэтому ничего не говорила, односложно отвечая на сыплющиеся на нее подчас очень острые вопросы и замечания. Как не старалась мадам Делакруа, морща лоб и кивая головой, подбодрить ее, ничего не помогало. Тогда хозяйка дома предприняла героическую попытку отвлечь внимание гостей от Анджелины и начала рассказывать им о столкновении на Миссисипи плоскодонки и парохода с гребным колесом — одного из немногих, начавших недавно ходить по реке. Дамы выслушали ее, не перебивая, с ледяным выражением глаз, и как только она кончила, снова бросились в атаку на Анджелину. Их вопросы были на первый взгляд бесхитростны и неназойливы, но они подталкивали Анджелину к откровенности с ними и поощряли ее довериться им.
   Возможно, она знала понаслышке великолепный собор в столице Рутении — несомненно принц упоминал о нем в разговоре с ней? Мать принца была из хорошего дома, представительница рода Виттельсбахов из Мюнхена, правящей фамилии в Баварии. Говорят, что в невесты к Максимилиану предназначалась его кузина из той же мюнхенской королевской семьи. Интересно, станет ли эта же девушка невестой Рольфа? Знает ли об этом что-нибудь Анджелина? Нет? Как странно…
   Дамы были явно заинтригованы, на какие темы она говорила с принцем. Вкусы и пристрастия представителей королевского рода наверняка очень необычны, не как у других людей, не так ли?
   Анджелина еле сдерживалась, чтобы не нагрубить дамам, ей не хотелось ставить в неловкое положение мадам Делакруа. Но у нее уже кончалось терпение придерживаться дипломатического такта, и Анджелине было совершенно безразлично, насколько важно для нее поощрение и расположенность этих дам.
   — Скажите честно, мадемуазель Фортин, как вы находите умение принца вести беседу? Или, может быть, вы с ним не проводили время в праздных разговорах?
   На мгновение в ушах Анджелины раздался плавный медлительный голос принца.
   — Его речь, — произнесла она медленно, — редко была банальной и злой. Другими словами, он никогда не строил из праздной беседы ловушку для неосторожного неопытного человека. Если он хотел о чем-то узнать, он спрашивал об этом прямо, и если его не удовлетворял ответ, он или искал другой способ заставить человека заговорить или умолкал.
   Это был недвусмысленный намек. В комнате воцарилась напряженная тишина. Та дама, что была постарше, отвернулась с оскорбленным выражением на застывшем лице. Ее сестра оцепенела, ее глазки беспокойно забегали.
   В этот момент дверь распахнулась и мажордом, которого мадам Делакруа привезла с собой из Сент-Мартин-вилля, и который в свое время на званом вечере объявлял гостям о прибытии принца и его свиты, вошел в комнату и поклонялся.
   — Прошу прощения, мадам, но только что прибыл принц.
   — О! — тихо воскликнула Элен, ей вовсе не надо было спрашивать, какой принц. — Я… думаю, его лучше впустить.
   — В этом нет необходимости, — сказал Рольф, стремительно входя в залу. — Я подумал, что вы в любом случае примете меня, и надеюсь, вы простите мне как мою самонадеянность, так и бесцеремонное вторжение.
   В этот момент, быстро обведя глазами комнату и убедившись, что Анджелина здесь, Рольф заметно побледнел. Затем его взгляд почтительно обратился к хозяйке дома и двум пожилым дамам, оценивающе окинув их с ног до головы. Рольф склонился над рукой Элен Делакруа, коснувшись упавшей со лба золотой прядью кончиков ее пальцев. На нем был безукоризненно белый мундир, а короткий теплый френч, расшитый золотыми шнурами, был наброшен на одно плечо.
   Анджелина чувствовала, как громко стучит ее сердце, пульсируя где-то в горле, а кровь отливает от лица и тут же снова приливает жаркой душной волной. Она сложила руки на коленях, пытаясь унять их дрожь, зная, что все взгляды устремлены сейчас на нее.
   Рольф выпрямился и повернулся к гостьям.
   — Могу я просить вас представить меня этим знатным леди?
   Элен поспешила выполнить его просьбу, ее голос звучал несколько прерывисто от нахлынувшего волнения, когда она рекомендовала пожилых дам, как бывших придворных французского королевского дома, камеристок, еле избежавших якобинского террора.
   — Я понимаю, — сказал Рольф с улыбкой сочувствия на губах, припав в учтивом поклоне сначала к руке одной, а затем другой дамы. — Вопреки поговорке, внешность о многом говорит, она не всегда обманчива. Страх, конечно, можно победить, не так ли? Но есть такие иллюзии, как порядок, безопасность, доверие, потеряв которые человек уже не может снова обрести их в себе. И эта потеря постоянно дает о себе знать.
   — Это именно то, что я всегда говорила! — сказала старшая из дам и от удовольствия ее дряблые белые щеки слегка порозовели. — Люди, вынужденные эмигрировать из своей страны, узнают друг друга в любом обществе. Есть что-то особое в выражении их глаз.
   — Или в лицах, зеркалах нашей души, отражение которых меняет и пережитый нами ужас и пережитое наслаждение?
   — Не знаю — не знаю, Ваше Высочество! — казалось, если бы у пожилой дамы был сейчас в руках веер, каким пользовались лет пятьдесят назад при французском дворе, она без сомнения начала бы кокетливо обмахиваться им. Анджелина наблюдала с растущим беспокойством, как Рольф уселся между сестрами, и скоро те уже смеялись и болтали, перебивая друг Друга, словно девочки, рассказывая ему о своем поспешном отъезде из Парижа в телеге под грудой капусты, и их пальцы, дотрагивались время от времени до рукава принца, словно дамы хотели удостовериться, что он здесь, рядом с ними. Все были очарованы им. А Рольф тем временем с ловкостью и изяществом завсегдатая гостиных вовлек в общую оживленную беседу Элен и Анджелину, перекидываясь с ними остроумными репликами. Вскоре обе леди, казалось, начали переглядываться, посылая друг другу одобрительные и удовлетворенные взгляды.
   Во время одной из пауз в их беседе Рольф взглянул на Элен.
   — Я надеялся застать сегодня утром вашего сына дома.
   — Андре ушел совсем недавно к своему портному, ему необходимо кое-что заказать. Хотите я пошлю за ним слугу?
   — Спасибо, не стоит. Я навещу его в другой раз, если — как я надеюсь — мадемуазель Фортин даст мне ту информацию, за которой я собственно пришел. Не могли бы мы поговорить с ней с глазу на глаз?
   — Как… Ваше Высочество, я… не… — с трудом произнесла мадам Делакруа, заикаясь и запинаясь. Она не знала, что делать: с одной стороны она не могла отказать такой вежливой и безобидной просьбе, а с другой стороны она не могла пойти на грубое нарушение правил светских приличий, которые требовали от нее ни в коем случае не допускать свидания молодой девушки, находящейся под ее покровительством, с посторонним мужчиной.
   — Вы должны признать, Ваше Высочество, — вмешалась старшая из сестер, — что мадам Делакруа не имеет права выполнить вашу просьбу. Боюсь, это было бы слишком неприлично.
   — И все же я настоятельно прошу учесть тот факт, что мы близко знакомы с юной леди. Это может служить основанием для исключения из правил.
   ѕ Ну, конечно, мы знаем обо всем, — пожилая леди пожала костлявыми плечиками, обтянутыми черным шелком, поверх которого лежал большой кружевной воротник. — Однако соблюдение внешних приличий превыше всего, вы меня понимаете?
   — Может быть, в этом случае, — настаивал Рольф все еще спокойным тоном, но между его темно-золотистыми бровями уже залегла хмурая складка, — для меня, как для представителя королевского рода будет сделано исключение?
   — Ах, Ваше Высочество, чего только не вытворяли принцы крови на моих глазах в садах Тюильри в то время, когда вас еще на свете не было, а ваша душа парила в небесах легкокрылым херувимом в сонме ангелов. Так что, когда вы говорите о каких бы то ни было королевских прерогативах, меня это не удивляет и не шокирует. Но, к сожалению, здесь не Франция — и не Рутения.
   Анджелина прекрасно понимала, что вопрос об Андре был задан Рольфом просто так. И у нее не было никакого желания говорить с принцем, она с недоверием отнеслась к его наигранной изысканной вежливости и спокойному тону выказанной им просьбы. И еще меньше ей хотелось оставаться с ним наедине. Она тихонько кашлянула и проговорила напряженным голосом:
   — Может быть, мы могли бы просто отойти в другой угол залы на несколько минут?
   Рольфа это не устраивало, однако он вряд ли мог предпринять что-то еще в такой ситуации и поэтому покорно пошел вслед за Анджелиной к окну, занавешенному бархатом и кружевами, на которые снаружи падала тень мраморной нимфы, возвышавшейся на пьедестале над задним двориком дома Делакруа.
   Когда Анджелина повернулась, ее встретил темно-синий взгляд принца.
   — Похищение, предательство родных и ядовитые сплетни. Встреча со мной доставила тебе много горя и страданий.
   Этого она не ожидала услышать.
   — Это не имеет никакого значения. Неужели ты находишь…
   — Нет, это имеет значение! — резко перебил он ее, подчеркивая каждое слово. — Это лишает тебя права сделать свободный выбор и обрекает на унизительную участь парии без всякой вины с твоей стороны. Скажи мне, ты решила простить мне все, навсегда уйдя от меня? Чтобы все забыть? Я предпочел бы, чтобы ты винила и ругала меня, но осталась со мной.
   — И что дальше? — спросила она. — Ты предоставишь мне место в своем обозе? И я буду обречена таскаться за тобой с одного бивуака на другой? Постоянно ожидая, вернешься ты или нет с очередного дела, будь то поединок или перестрелка, и кому я достанусь, если ты вдруг по какой-нибудь причине не вернешься или просто забудешь, где именно меня оставил?
   Это было четкое изложение ее позиции, ее взгляда на вещи, высказанного с той долей откровенности, которую она могла себе позволить. То, что он прекрасно понял ее, было видно по его вдруг сузившимся глазам.
   — Но у тебя есть мои обязательства.
   — Обязательства на словах?
   — А какими они могут быть еще? Закон и Церковь освящают их своим авторитетом, но не могут дать главного, что таится в их основе.
   Анджелина отвернулась и взглянула в окно, выходящее во внутренний дворик. Из дома вышла служанка, взобралась на высокую табуретку и достала, окунув полую тыкву в большой глиняный резервуар, стоящий под водостоком у крыла дома, где располагалась кухня, свежей воды. Затем она снова вошла в дом.
   — Андре предложил мне выйти за него замуж, — сказала Анджелина. Прошла минута, прежде чем он откликнулся:
   — Как это благородно с его стороны.
   — Ты не должен смеяться над ним!
   — Как ни странно, я вовсе не смеюсь. Я просто отдаю ему должное. И ты согласилась?
   — Я… я еще не ответила ему, — сказала она сдавленным голосом.
   — Ну что же, решение напрашивается само собой. Он человек твоего круга, твой земляк, довольно состоятельный, способный обеспечить тебе благополучную жизнь, трезвенник, умница, предан тебе душой и телом. Он будет хорошо заботиться о тебе.
   — Да, действительно, образец совершенства, — произнесла Анджелина бесцветным голосом.
   — А что, если несмотря на все это, я бы сказал тебе: едем со мной?
   Его спокойный, глубокий голос с легким иностранным акцентом, казалось, затронул потаенные струны в душе Анджелины, как, впрочем, и сами его слова. Ее охватило непреодолимое желание повернуться и броситься в его объятия, забыть о своей неустроенной будущности и отдаться на волю тем ветрам, которые правят судьбою самого Рольфа. Однако благоразумие и странный безотчетный страх внушали ей осторожность.
   — Куда? Ты-то сам хоть знаешь это?
   — Сейчас во французскую дипломатическую миссию, а потом — в Рутению.
   — Ты нашел Клэр? — она, наконец, повернулась к нему, прямо держа спину и сложив руки на груди.
   — Мы потеряли ее след в Начиточисе, но у нас есть проверенные сведения о том, что она и ее новый любовник сели на пароход, намереваясь добраться сюда, в Новый Орлеан.
   — И поэтому ты сразу сел на готовое к отплытию судно, кинувшись вслед за нею? Неудивительно, что ты был так поражен, увидев меня здесь, — в серо-зеленых глазах Анджелины читалась насмешка над его тревогой относительно ее нынешнего непримиримого настроения.
   — Вообще-то надо признаться, я был немало ошарашен, обнаружив тебя здесь разодетую в шелка с выражением отчаянного одиночества в глазах и привеченную в доме почти на правах родной дочери. А так ничего неожиданного для меня в твоем присутствии здесь не было. Мы, моя свита и я, направили свои стопы сразу же после того, как расстались с твоим другом Джимом Боуи, в оскверненный лагерь Мак-Каллафа. Нам сказали, что ты появлялась там на пепелище, но тебя снова увезли на крупе удалого темно-гнедого скакуна, полуживую и едва ли что-то соображающую.
   — В последнем повинны твои снотворные порошки. Это та мошенническая уловка, которую мне придется простить Андре, если я когда-нибудь стану его женой.
   Рольф умолк и его синие глаза насторожились.
   — Теперь понятно. Это была вовсе не спасательная акция, а еще одно похищение.
   — Но непохожее на первое, и его мотивы были более благородны.
   — Что и оказало на тебя самое благоприятное впечатление? Интересно, огорчит ли тебя тот факт, что Делакруа может в скором времени получить хороший урок как себя вести от одного почетного члена военного союза?
   Когда смысл сказанного дошел до сознания Анджелины, она побледнела, как стена.
   — Ты не посмеешь… — начала она; но, конечно же, он посмеет, и посмеет без всяких колебаний и угрызении совести. Она сглотнула слюну, в горле у нее все пересохло.
   — Но это же будет лицемерием с твоей стороны, — попыталась она еще раз переубедить его.
   — Зато даст моей душе полное удовлетворение, — возразил Рольф с легкой улыбкой на устах.
   — Ты не имеешь права выступать в качестве моего защитника!
   — Что за странное высказывание, Анджелина, и неверное по своей сути.
   Она протянула руку и дотронулась холодными пальцами до его теплой руки.
   — Обещай мне, что ты не… причинишь вреда Андре. Если ты вызовешь его на дуэль, это только укрепит дурную молву обо мне.
   — Так это единственное, что тебя по-настоящему тревожит? — его голос звучал теперь совершенно серьезно, даже сурово.
   — Я должна думать о своей репутации, поскольку ты совершенно не принимаешь такие вещи в расчет, — ответила она, убирая руку, в досаде на его упрямство.
   — Я воочию убедился, что ты права, сегодня утром и почувствовал бремя ответственности за тебя. Остается только решить вопрос, каким образом восстановить твое доброе имя в глазах общества — хочешь, я возьму тебя под свое высокое покровительство? Вообще ты оказала бы мне неоценимую услугу, если бы сказала, чего именно хочешь от меня. Впрочем, не надо, не говори. Такое знание может стать помехой на моем пути. Пожалуйста, я сам сделаю то, что считаю наилучшим. Наилучшим, по крайней мере, для одного из нас.
   Его синий твердый, даже жесткий взгляд не внушал ей успокоения. Но у Анджелины не было возможности задать вопрос, что именно он имеет в виду и собирается предпринять. К ним уже подходила Элен, делая шутливые замечания по поводу затянувшейся беседы и ревности, которую испытывают ее гости.
   — Простите меня, мадам Делакруа, — сказал Рольф, поворачиваясь к ней и, предложив руку Анджелине, направился вместе с ней к хозяйке дома. — К сожалению, я не могу больше задерживаться у вас. Когда я прошлым вечером прибыл во Французскую дипломатическую миссию, там меня ждала груда корреспонденции, которая требовала моего незамедлительного внимания, но из-за отсутствия надежного адреса скапливалась в миссии. Теперь же я должен срочно разобрать свою почту.
   — Это так огорчительно! — воскликнула Элен. — Мы рассчитывали на ваш более длительный визит.