Страница:
– Все, - выдохнул Слепец так тихо, что, стой кто-нибудь рядом, он не расслышал бы слова. Потрескавшиеся губы покрыли капли крови. Слепец машинально слизнул их и медленно осел на колени. Сверху продолжал сеять мелкий дождик, теперь уже не волшебный, а самый обычный, но победивший человек, когда-то король, а ныне бродячий колдун, не замечал его. Качаясь от усталости и борясь с тошнотой, подкатившей к горлу, он в мыслях снова и снова возвращался к рассказу Клозерга. Как прозаична правда по сравнению с той красивой и восхитительно безумной сказкой, что поведал ему давным-давно Мездос! Раньше ему казалось, что это слишком дико, слишком безумно, слишком жестоко, но теперь, узнав истину, Слепец хотел вернуть все заблуждения и по-прежнему верить в борьбу двух противоположностей личности Джона Торби. Однако, жестокая реальность неотвратима: то была борьба обычных, жестоких, коварных, уродливых душой людей, которая привела к страданиям и смертям в огромных масштабах. И он, Малгори, один из самых активных участников!! Пусть будут прокляты они все! Будь проклят ты, Джон Торби, породивший мерзкое племя убийц и сам вставший у него во главе!
Капли дождя струились по щекам Слепца, и он застонал, на секунду забывшись и представив, что к нему вернулась способность плакать. Жаль, что плакать от горя… Он так стремился сюда, к этой лужайке перед загородным домом скалгерского мэра, так надеялся одержать победу! И вот, когда все сбылось, он хочет забыться и не помнить ничего из того, что узнал. Ему не нужен этот мир. Не нужна победа…
В одном из разбитых окон дома показался дерриотиец, сжимающий в руках лук. Свистнула стрела - и Слепец с размаху шлепнулся боком в грязь, пузырящуюся под дождем… Потом некоторое время рядом было тихо, только капли размеренно постукивали по земле. Как это забавно, чувствовать пробившее плоть узкое древко, что намертво прижало руку к боку. Как забавно дышать, чувствуя холодную, жалящую сталь между ребрами…
Уже в самом конце, когда удары капель о землю стали звучать громче, чем барабанный бой, и расплываться в один непрерывный шум, Слепец вдруг ясно услышал чей-то истошный вопль.
– Люди!! Тиран умер!! Тиран умер!! Счастье вернулось к нам!! Бросайте оружие, хватит смертей! Война окончена!
Тогда Слепец наконец улыбнулся, слабо, но по-настоящему счастливо. Кровь вытекла из трещин на губах, смешалась с дождем и просочилась на землю. Слепец медленно закрыл глаза и провалился в желанную, лишенную видений и воспоминаний тьму…
26.
Капли дождя струились по щекам Слепца, и он застонал, на секунду забывшись и представив, что к нему вернулась способность плакать. Жаль, что плакать от горя… Он так стремился сюда, к этой лужайке перед загородным домом скалгерского мэра, так надеялся одержать победу! И вот, когда все сбылось, он хочет забыться и не помнить ничего из того, что узнал. Ему не нужен этот мир. Не нужна победа…
В одном из разбитых окон дома показался дерриотиец, сжимающий в руках лук. Свистнула стрела - и Слепец с размаху шлепнулся боком в грязь, пузырящуюся под дождем… Потом некоторое время рядом было тихо, только капли размеренно постукивали по земле. Как это забавно, чувствовать пробившее плоть узкое древко, что намертво прижало руку к боку. Как забавно дышать, чувствуя холодную, жалящую сталь между ребрами…
Уже в самом конце, когда удары капель о землю стали звучать громче, чем барабанный бой, и расплываться в один непрерывный шум, Слепец вдруг ясно услышал чей-то истошный вопль.
– Люди!! Тиран умер!! Тиран умер!! Счастье вернулось к нам!! Бросайте оружие, хватит смертей! Война окончена!
Тогда Слепец наконец улыбнулся, слабо, но по-настоящему счастливо. Кровь вытекла из трещин на губах, смешалась с дождем и просочилась на землю. Слепец медленно закрыл глаза и провалился в желанную, лишенную видений и воспоминаний тьму…
26.
Покачиваясь в седле, Слепец разглядывал окрестности дороги, по которой двигалась его армия. Дымка нудного, мелкого, хотя и теплого дождя смазывала дали для глаза обычного человека - но не для короля Малгори. Сейчас с ним не было Талисмана воды, однако, как оказалось, можно было прекрасно обходиться без него. Слепец отлично видел кочковатый луг в ложбине меж двух приземистых холмов в тысяче шагов от дороги, и шального зайца, застывшего на нем столбиком. Зрелище множества людей, галдящих и смеющихся, с радостью подставляющих лица каплям дождя, заворожило зверя. Вряд ли испугало: эта армия никого не способна устрашить, даже пугливого зверька. Мирная армия, ее солдаты возвращаются домой с войны, на которую были согнаны силой.
Многотысячное войско таяло с каждым новым проселком, уходившим в сторону, каждой деревней, встреченной на пути. Некоторые, особо нетерпеливые всадники обгоняли растянувшуюся в походе колонну и устремлялись к своим поселениям, чтобы скорее сообщить радостные вести и обнять родных.
Однако, радость эта скоро пройдет. Самое страшное позади: жуткий колдун, ввергнувший в пучину разоров и смерти все Правобережье, убит, и без его злой воли громадная армия захватчиков тут же распалась. Те Волшебные Звери, которых не настигли мечи врагов или недавних соратников, попрятались в лесах. Скалгеру, Олгмону и Хагмону еще долго придется бороться с ними… Война нанесла всем странам и народам страшные удары: армии требовали пищи, а сами ничего не созидали. Поля стояли, заросшие дикими травами - и даже их до сих пор не косили, хотя пришла самая пора. Зимой будет очень мало провизии, ибо что могли оставшиеся в домах женщины, дети и старики? Ведь у них не было даже плугов и сох, металлические части которых пошли на изготовление оружия и доспехов для гигантского войска. Большая часть домашних животных превратилась в отвратительных монстров, так что мяса на зиму тоже не запасешь. Когда еще восстановится поголовье…
Слепец понимал, что должен бы заняться обратным процессом, вернуть Волшебным Зверям прежний облик, но у него не было ни сил, ни желания. Последнее время он был погружен в созерцательную апатию - ел без аппетита, говорил скупо, почти ничего не делал. Только когда пришла пора толпам бывших солдат отправляться по домам, король Торбии быстро собрался и выехал во главе разношерстного скопища людей.
Сейчас он осторожно вздыхал, чувствуя неудобство от повязки, сдавливающей грудь и пеленавшей левую руку. Каждый вздох рождал тихую, колющую боль, будто подмышкой сидел некий крошечный монстр, регулярно тыкающий меж ребер острым когтем. Рука, насквозь пробитая стрелой две недели назад, до сих пор не работала. Противная слабость во всем теле заставляла Слепца под конец дня буквально валиться из седла - но, несмотря на все уговоры, он отказывался пересесть в повозку. Почему? Пытался мучить сам себя за неведомые прегрешения? Или то было обыкновенное, не поддающееся объяснению упрямство? Слепец и сам не мог сказать точно. Боль постоянно напоминала ему о том дне, о последней схватке и словах Клозерга. Как же он жалел, что не убил Огневержца как можно быстрее, завел тот проклятый разговор, вытащивший на свет отвратительные подробности жизни королевской семьи. К чему было их знать, любопытный недоумок? - в который раз мысленно кричал сам себе Слепец. Отчего тебе не терпелось развеять блаженное заблуждение?
По правде сказать, теперь он чувствовал себя уже не так паршиво, как тогда, едва очнувшись в горячечном полубреду, на следующий день после победы. Иной раз он пробовал себя убедить, что лично ему нет дела до того, сколь подлыми и кровожадными были его брат и отец. Они - сами по себе, он - сам по себе. Однако, плохие мысли нет-нет, да и возвращались обратно, прогрызая его разум подленькими маленькими червячками.
Вот и сейчас, он опять бесконечно мусолит в себе вспоминания и размышления. Быть может, во всем виновата рана, лишившая его сил и ввергнувшая в уныние? Имей он силы, занялся бы сейчас разными неотложными делами и не думал, не забивал себе голову вредными мыслями.
Слепец тряхнул головой и немедленно поморщился: рана напомнила ему, кто сейчас хозяин тела. Прижав ноющую руку к больному боку, осторожно и тщательно, Малгори огляделся. За размышлениями он перестал следить за конем и тот сошел далеко на обочину, чтобы полакомиться сочным клевером. Тысячная колонна, состоящая из как попало одетых, горланящих песни и весело смеющихся людей, ползла мимо. Сотня торбианцев во главе с Таккором ушла вперед, не заметив отсутствия вождя… Непослушные мысли Слепца снова заставили его забыть об окружающем мире: он подумал о том, что ему, в отличие от большинства бывших солдат возвращаться особо некуда. Вон целая толпа крестьян, машущих руками товарищам, отделилась от колонны и направилась к деревне Камни. Там их ждут жены, дети, родители. Каждый день смотрят на пустые верхушки холмов - не появятся ли на них черные точки возвращающихся обратно мужчин? Даже дома ждут их, опустевшие и соскучившиеся по хозяйской руке. Ждут поля, ждут полные рыб реки и лесные угодья. Привычная жизнь, на время прерванная войной…
А что же ждет его, Малгори? Пустая, ставшая чужой и страшной Башня, где нет ни жены, ни детей, ни родителей? Разоренное, наполовину опустевшее королевство, которым у него нет желания управлять? В чем смысл его дальнейшего существования? Где его найти?
Слепец нахмурился и поднял лицо к небу. Дождь прекратился и в тонком слое светло-серых облаков стали появляться быстро увеличивающиеся бреши. Таково лето - только что с неба падали капли, а через час уже светит жаркое солнце и лужи на дорогах парят. Мирная картина, как и все, о чем он размышлял ранее. Беззаботные крестьяне, возвращающиеся к мирной жизни, не задумываются о скором будущем, или же они полны радужных надежд на то, что все будет хорошо.
Лишь мрачный человек, к которому вроде как перешло право владения всем этим миром, никак не оторвется от страшных дум. Он знал, что светлого будущего не будет, ибо отчетливо помнил каждый день, в который земля ходила ходуном и покрывалась трещинами. Предположения Мездоса не подтвердились: Джон Торби не разделился на две половины, а Клозерг не виноват в Миротрясениях. Или же, очутившись на небесах, среди Смотрящих Извне, он продолжает разрушать Мир, который не смог захватить? Как-то ночью Слепец пытался разглядеть среди россыпей звезд новые, яркие и злобные. Как там говорил Приставала? Герои, повелевающие странами и народами, помещаются в центре. Интересно, кто делит героев на плохих и хороших, кто определяет, достоин ли умерший смотреть на покинутую землю сверху? Как бы там ни было, новых звезд Слепец не обнаружил и потом выбросил из головы идею о том, что Клозерг мстит им после смерти. Причины Миротрясений в другом, и если их не обнаружить в скором времени, дело кончится плохо. При каждом новом катаклизме трещины в земле все длиннее, падающие с неба капли все больше. Скоро мир просто развалится на огромные куски… У Слепца была на этот счет еще одна мысль, достаточно безумная - но разве можно ее отвергать только по этой причине? Быть может, когда Джон Торби создавал Мир, тот стал неким продолжением его собственного тела, и сейчас, со смертью творца, он тоже умирает и разлагается? Здесь была одна нестыковка - Джон Торби умер два десятка лет назад. Если только он на самом деле умер… Мысли Слепца охватил ужас: он выдумывал дальше и дальше. Что, если на самом деле Творец вовсе не умер? Разве можно просто так убить Бога, как в этом похвалялся Клозерг? Вдруг отец переселился в тело Клозерга и жил там, сводя его с ума и наслаждаясь его страданиями?
С неба уже светило солнце, а Слепца сотрясали волны дрожи. Прямо перед открытыми глазами вставали видения: пронзенный мечом Джон Торби тает, как эти облака в небесах, превращается в крошечный вихрь и исчезает внутри Клозерга, сжимающего окровавленный клинок. Потом этот вихрь поднимается вверх от кучки пепла, в которую превратился старший брат, и перетекает в качающегося от усталости Малгори… Он пытался найти внутри себя следы чужого присутствия, ибо понял, что со смертью Клозерга дух Джона Торби обязательно должен был найти себе новое пристанище. Его, Малгори, разум и тело. Нет! Нет! Этого не может быть. Он должен отыскать останки отца и убедиться, что тот - просто мертвец, а не истаявший дух, витающий в воздухе и захватывающий тела!
Резко очнувшись от видений и дум, Слепец с яростью поддал пятками по бокам коня. От неожиданности тот всхрапнул и с резким прыжком, заставившим седока скрипеть зубами от боли, бросился к дороге. Свежий ветер в лицо, брызги грязи, приветственные крики людей и заливший все вокруг солнечный свет позволили Слепцу отвлечься от жутких мыслей. Он вдруг подумал, что этот прекрасный мир не может погибнуть, да и ему самому еще рано сдаваться. Странное дело - ведь он только что был беспросветно мрачен и удручен!? Будто бы пришедшее со стороны внушение заставило отринуть плохое и преисполниться светлыми чувствами. Слепец мчался вперед, в твердой уверенности, что он сможет жить дальше.
Когда он настиг Приставалу, затерявшегося в толпе торбианцев, тот очнулся от мыслей, в которые был погружен, поглядел на Слепца долгим взглядом и вдруг спросил:
– Скажи, а твой город большой?
– Что? - от неожиданности переспросил Слепец. - Мой город?… Хм… Как тебе сказать. Раньше, особенно в детстве, он казался мне огромным. Теперь, когда я сравниваю его со Скалгером - нахожу крошечным.
– Но люди-то в нем богатые живут? - продолжал выспрашивать Приставала. Слепец никак не мог взять в толк, к чему он завел этот разговор.
– Всякие есть… Даже нищих целый квартал, правда, маленький.
– А! Конкуренты, - пробормотал Морин. Почесав ухо, он снова взглянул на Слепца - хитро, из-под свесившейся на лоб грязной пряди волос. - Но ты ведь подаришь старому другу самое доходное место?
– Ты что, собираешься продолжать нищенствовать? - воскликнул Слепец. Беседа с Морином наполняла его странным чувством радости, какой-то совершенно немотивированной, ребяческой. Ему хотелось громко расхохотаться, привстать на стременах и ударить себя по ляжкам, и только постоянно колотье в боку не давало совершить подобное сумасбродство. - Что подумают люди, когда попрошайка в кабаке станет рассказывать, как он на пару с королем прошел полмира? Нет, приятель. Если уж тебе так нравится собирать денежки, сделаю тебя королевским сборщиком налогов.
Морин обрадованно хмыкнул и замолк, очевидно, размышляя о прелестях будущей работы. Путь продолжался…
Еще дважды большие группы крестьян отрывались от общей колонны и сворачивали к своим деревням. Оставшееся войско к вечеру добралось до небольшого городка, Кияса, вокруг которого расположилось на ночлег. Никто не безобразничал, хотя медовухи и пива было выпито немало. Щедрые жители отдавали еду из своих скудных запасов задаром, потому что весь городок праздновал возвращение своих мужчин.
Совсем немного осталось и до Центра Мира. Если бы не сумерки, то, взобравшись на старую сторожевую вышку, можно было увидеть самые высокие здания. Башню. Улегшись спать в доме городского головы, на мягкой постели, после обильного ужина, Слепец некоторое время ворочался. Скоро он понял, что не в силах уснуть. Не в силах ждать. Подняв весь свой отряд, он отправился в дорогу.
Небо совершенно расчистилось и звезды усеивали его от края до края, крупные, словно глаза Смотрящих Извне приблизились, желая подробнее разглядеть, что там делают люди. Их призрачный свет заливал темные поля вокруг дороги, отчего они выглядели довольно зловеще. Нигде не было видно резких теней, только кучки деревьев выделялись тут и там черными пятнами. Рядом с дорогой на лугах кружили стаи зеленоватых светляков, да где-то далеко громко ухал филин. Впереди, там, где прятался Центр Мира, толком ничего не было видно. Даже когда отряд поднялся на последний высокий холм перед тем, как достигнуть города, тот предстал перед ними смутным, огромным темным пятном. Нет огней, потому что караульные не ходят с факелами по покинутым стенам. Не видно освещенных окон, ибо они закрыты теми самыми стенами. Только совсем рядом можно было разобрать, что это человеческое поселение, а не гора, невесть откуда появившаяся посреди равнины. Зубцы угловых и приворотных башенок и массивная колонна главной Башни отчетливо рисовались на фоне звездного неба.
Полночь едва миновала, когда копыта коня Малгори выстучали быструю дробь на поверхности подъемного моста… Впрочем, судя по большому слою грязи, покрывавшему дубовые брусья, не поднимали его давным-давно. Король, а за ним остальные, миновали гулкий тамбур в стене, где негромко гудел ночной ветер. Дальше лежала пустая площадь, залитая жутким, дрожащим светом с небес. Грязь и огромные лужи покрывали некогда ухоженную мостовую, на балках, вделанных в стены, болтались на веревках обгорелые скелеты. На ветру они медленно раскачивались и поворачивались из стороны в сторону, словно предлагая живым полюбоваться на свои тонкие ребра и склоненные черепа. Скрипение веревок и легкий стук костей заполняли окрестности и, казалось, заглушали стук копыт. Разломанные телеги, кучи мусора у стен, ограничивающих площадь. Черные провалы проходов во внутренних стенах, что ведут в глубь города. И впереди - настежь распахнутые ворота королевского двора. Даже в темноте ночи были видны следы от содранных золотых и серебряных полос, словно это были шрамы на спине много раз битого кнутом преступника…
Каждый шаг коня отзывался в Слепце болью, будто его самого стегали плетью. Разглядывая это место, долгие месяцы жившее в его воспоминаниях наполненным народом, ярко освещенным солнцем и пронизанным болью, сейчас он никак не мог поверить, что вернулся обратно. Казалось, ночь обманула его и привела в какое-то совсем другое место, издевательски похожее, но в то же время полностью чужое. Вот еще один шаг, на сей раз вглубь двора. Ниша, в которой покоилась нефритовая статуя Джона Торби, была небрежно замазана глиной, которая уже потрескалась и начала выкрашиваться. Грубые столы и стулья стоят прямо у крыльца. На столешнице остатки еды на том самом столовом серебре, на котором ел когда-то Малгори. Перевернутые кубки с засохшими липкими лужами, обгрызенные кости.
У ступеней, покрытых мусором, Слепец сполз наземь, поддерживаемый Моргом и Морином. Таккор почтительно раскрыл перед ним дверь, и вернувшийся король, нерешительно ступая, зашел внутрь темного зала. Сначала он ничего не мог разглядеть, потому что "внутреннее око" давненько не давало о себе знать. Кромешная тьма не под силу глазам, пусть даже сейчас они видят необычно хорошо… Но тут воины внесли факелы, заполнив гулкий зал треском и метанием теней. Слепец снова вздрогнул: ему показалось, что вокруг запрыгали страшные чудовища, танцующие на костях погибших и безмолвно хохочущие над горем короля. Тронный зал был так же пуст и грязен, как площадь и двор. Тут и там валялись обломки мебели, остатки костров, кучи грязного тряпья, обрывки смердящих кож, грубая глиняная и оловянная посуда. Высокий подиум в дальнем конце помещения стал простой площадкой, так как главная его принадлежность, богато украшенный драгоценными металлами и камнями королевский трон, отсутствовал. Осталось только четыре отверстия для ножек. Гобелены и фрески на стенах закоптились, а местами были и вовсе попорченными. Лицо Малгори скривилось, когда он увидел, что от его любимой картины, изображавшей величественного всадника на фоне крепости с развевающимися на бастионах флагами, оторван большой клок.
– Что стало с моей Башней? Ей досталось ничуть не меньше, чем мне, - прошептал Слепец дрожащим голосом. - И где же люди? Неужели никого не осталось в живых?
Он повернулся, пытаясь разглядеть лестницы, полого поднимающиеся вверх вдоль стен, но они тонули во мраке. Будь здесь кто из обитателей, они бы уже давно вышли посмотреть, что за шум. Если только это не предатели, верой и правдой служившие захватчику. Морин и все остальные потерянно бродили по залу, пытаясь найти что-то только им ведомое. Большинство воинов столпились в дверях, не решаясь войти внутрь, будто бы их страшил сам вид поруганного королевского дома.
Вдруг дверь в стене за подиумом резко заскрипела. Из-за нее появился слабенький огонек, дрожащей на деревянной плошке - он освещал разве что сам себя, да еще выхватывал из темноты контуры несшего его человека. То была старая, толстая кухарка, имени которой Малгори не смог вспомнить. Переваливаясь и громко пыхтя, она выползла ближе к середине зала и поднесла плошку к самым подслеповато щурящимся глазам.
– Хто ето? - сонно спросила она. - Чего надо? У нас уже нечего взять, все, что было, сожрали и выпили. И женщин нет, одна я осталась.
– Протри глаза, Акселла!! - громко зашипел на нее тысячник. Шагнув вперед, он высоко поднял факел, чтобы пламя как следует осветило его самого, кухарку и Слепца.
– Э, так это ты, Таккор? - воскликнула Акселла. - Прости старую кошелку, я и так слепая, как курица, а тут еще темнотища, да и не проснулась я толком. Что же, ты вернулся один, или с королем? Слыхала я, что-то с ним случилось - разбили, что ли проклятые скалгерцы? Тут бандиты разные много раз захаживали, так говорили разное. Будто бы даже убил Клозерга какой-то вражеский колдун, в тыщу раз могучее его… Так я не верила, правда-правда!
– Помолчи, дура! - снова зашипел Таккор. Потом он спохватился и заговорил громко, почти торжественно: - Беги и буди всех тех, кто боится открыть глаза в своих затхлых кельях! Торбианское войско вернулось навсегда, и вернулось с самой настоящей победой. Злодей Клозерг в самом деле убит - и ты не поверишь, кем! Раскрой глаза пошире и смотри внимательно: вот наш настоящий король, Малгори, который обманул смерть и вернулся в родную страну!
Громко вскрикнув, старуха выронила плошку и прижала пухлые руки к пухлым щекам.
– Ваше величество! - промямлила она сквозь пальцы. - Что ж это вы такой худенький?
Слепец против воли улыбнулся словам кухарки, но пока он придумывал, какие бы мудрые слова сказать ей в ответ, Акселла неловко поклонилась, шумно развернулась и помчалась прочь, отчаянно виляя толстым задом. В зале же снова воцарилась тишина. Солдаты наконец зашли внутрь и принялись отшвыривать подальше к стенам мусор. Люди с факелами вставляли их в стенные держатели в виде рук, сделанных из чугуна.
– Вот, - пробормотал тем временем Малгори, обращаясь Приставале. - Здесь и жил глупый молодой король, поумневший только тогда, когда ему выкололи глаза.
– А почему у тебя был только один трон? - спросил Гевел, стоявший на подиуме. - Где же сидела королева?
– У меня ее не было, - ответил Малгори, и вдруг в его памяти всплыл образ тоненькой девушки, молодой и свежей, как первый весенний цветок. Нежной, умной и доброй. Где же теперь то прекрасное дитя? Цветы не живут в мусорных кучах и не переносят грязи. Слепец нерешительно шагнул к скрипучей двери, за которой исчезла кухарка, ибо возникший вопрос требовал немедленного ответа. Неужели и это воспоминание о прошлом будет безжалостно растоптано настоящим? День за днем с того страшного момента, когда огненный меч лишил Малгори зрения, когда он в последний раз видел Селию, воспоминания о ней не посещали разум Слепца. Теперь же он внезапно почувствовал страстное желание увидеть ее снова, взять за руки, погладить по белой щеке, взглянуть в чистые голубые глаза… В этот момент ему казалось, что лишь за ней он переходил Реку и бился с врагами. Ради того, чтобы опять оказаться рядом.
Однако его тут же отвлекли: один за другим, воины стали подходить к королю с просьбами разрешить им отправиться по домам. Слепец никому не отказывал, а Таккора заставил уйти сам.
– Все твои воины женаты? - удивленно спросил Морг.
– Почти что, - ответил Слепец. - Может, самые молодые еще не успели, но у них есть отцы и матери. А почему ты так поражен?
– У нас солдаты женились только под старость.
– Ну, здесь жизнь была гораздо спокойнее вашей. Это ты прозябал в непрерывных стычках с рыбаками и горными бандами.
– Ага! - старый вояка хитро сощурился. - Тогда я точно у вас останусь. Может, найдется какая вдовица подходящих размеров?
Он развел руки далеко в стороны.
– Найдется, я думаю, - с улыбкой ответил Слепец.
– А что-нибудь эдакое? - Гевел, с трудом двигая правой рукой, изобразил в воздухе несколько небольших округлостей. В этот момент скрипучая дверь за подиумом пропустила в зал несколько теней. Первым ковылял старый, дряхлый даже Мадди.
– Ваше величество, ваше величество! - жалобно повторял он, хлюпая носом и роняя с заросших седой щетиной щек слезы. Подойдя к Слепцу вплотную, он попытался поклониться, но король живо шагнул к нему и обнял за плечи.
– Не надо, старичок, не надо, - пробормотал Малгори почти таким же дрожащим и слабым голосом, как и старый слуга. Только плакать он не мог… Из дверей робко выходили другие слуги, старые и молодые. Кое-как одетые, растрепанные. Одни только женщины. Потом они расступились, пропуская еще одного старика, круглолицего и сухонького, седого, как лунь, с прозрачной кожей и высохшими руками, которые он протягивал к королю.
– Галид? - нерешительно сказал Слепец. Трудно было узнать в этом старце, стоящем на краю могилы, его учителя, до преклонных лет сохранявшего крепость тела и духа.
– Это ты! - прохрипел Галид, не сводя с Малгори взгляда слезящихся, выцветших глаз. - Я знал, что ты не мог умереть! Я знал, что ты рано или поздно вернешься и покараешь злодея!
Слепец осторожно оставил Мадди и заключил в объятия старого учителя.
– Ты сильно сдал, Галид! - потерянно пробормотал король, невидящим взглядом уставившись в темный угол. Он догадывался, что могло так подкосить крепкого старика, но спросить вслух - это было выше его сил. Впрочем, как оказалось, ничего и не требовалось спрашивать. В дверном проеме появилась еще одна девушка, нерешительно застывшая на пороге зала. Белое круглое личико и белые одежды, в темноте казавшиеся одним целым, будто это была статуя из мрамора, а не живой человек. Только глаза отличались от всего остального: голубые, огромные, они будто бы излучали мягкий свет. Свет грусти и печали, несчастья и обреченности, словно появление Слепца принесло ей страшное, ведущее к смерти предзнаменование.
Многотысячное войско таяло с каждым новым проселком, уходившим в сторону, каждой деревней, встреченной на пути. Некоторые, особо нетерпеливые всадники обгоняли растянувшуюся в походе колонну и устремлялись к своим поселениям, чтобы скорее сообщить радостные вести и обнять родных.
Однако, радость эта скоро пройдет. Самое страшное позади: жуткий колдун, ввергнувший в пучину разоров и смерти все Правобережье, убит, и без его злой воли громадная армия захватчиков тут же распалась. Те Волшебные Звери, которых не настигли мечи врагов или недавних соратников, попрятались в лесах. Скалгеру, Олгмону и Хагмону еще долго придется бороться с ними… Война нанесла всем странам и народам страшные удары: армии требовали пищи, а сами ничего не созидали. Поля стояли, заросшие дикими травами - и даже их до сих пор не косили, хотя пришла самая пора. Зимой будет очень мало провизии, ибо что могли оставшиеся в домах женщины, дети и старики? Ведь у них не было даже плугов и сох, металлические части которых пошли на изготовление оружия и доспехов для гигантского войска. Большая часть домашних животных превратилась в отвратительных монстров, так что мяса на зиму тоже не запасешь. Когда еще восстановится поголовье…
Слепец понимал, что должен бы заняться обратным процессом, вернуть Волшебным Зверям прежний облик, но у него не было ни сил, ни желания. Последнее время он был погружен в созерцательную апатию - ел без аппетита, говорил скупо, почти ничего не делал. Только когда пришла пора толпам бывших солдат отправляться по домам, король Торбии быстро собрался и выехал во главе разношерстного скопища людей.
Сейчас он осторожно вздыхал, чувствуя неудобство от повязки, сдавливающей грудь и пеленавшей левую руку. Каждый вздох рождал тихую, колющую боль, будто подмышкой сидел некий крошечный монстр, регулярно тыкающий меж ребер острым когтем. Рука, насквозь пробитая стрелой две недели назад, до сих пор не работала. Противная слабость во всем теле заставляла Слепца под конец дня буквально валиться из седла - но, несмотря на все уговоры, он отказывался пересесть в повозку. Почему? Пытался мучить сам себя за неведомые прегрешения? Или то было обыкновенное, не поддающееся объяснению упрямство? Слепец и сам не мог сказать точно. Боль постоянно напоминала ему о том дне, о последней схватке и словах Клозерга. Как же он жалел, что не убил Огневержца как можно быстрее, завел тот проклятый разговор, вытащивший на свет отвратительные подробности жизни королевской семьи. К чему было их знать, любопытный недоумок? - в который раз мысленно кричал сам себе Слепец. Отчего тебе не терпелось развеять блаженное заблуждение?
По правде сказать, теперь он чувствовал себя уже не так паршиво, как тогда, едва очнувшись в горячечном полубреду, на следующий день после победы. Иной раз он пробовал себя убедить, что лично ему нет дела до того, сколь подлыми и кровожадными были его брат и отец. Они - сами по себе, он - сам по себе. Однако, плохие мысли нет-нет, да и возвращались обратно, прогрызая его разум подленькими маленькими червячками.
Вот и сейчас, он опять бесконечно мусолит в себе вспоминания и размышления. Быть может, во всем виновата рана, лишившая его сил и ввергнувшая в уныние? Имей он силы, занялся бы сейчас разными неотложными делами и не думал, не забивал себе голову вредными мыслями.
Слепец тряхнул головой и немедленно поморщился: рана напомнила ему, кто сейчас хозяин тела. Прижав ноющую руку к больному боку, осторожно и тщательно, Малгори огляделся. За размышлениями он перестал следить за конем и тот сошел далеко на обочину, чтобы полакомиться сочным клевером. Тысячная колонна, состоящая из как попало одетых, горланящих песни и весело смеющихся людей, ползла мимо. Сотня торбианцев во главе с Таккором ушла вперед, не заметив отсутствия вождя… Непослушные мысли Слепца снова заставили его забыть об окружающем мире: он подумал о том, что ему, в отличие от большинства бывших солдат возвращаться особо некуда. Вон целая толпа крестьян, машущих руками товарищам, отделилась от колонны и направилась к деревне Камни. Там их ждут жены, дети, родители. Каждый день смотрят на пустые верхушки холмов - не появятся ли на них черные точки возвращающихся обратно мужчин? Даже дома ждут их, опустевшие и соскучившиеся по хозяйской руке. Ждут поля, ждут полные рыб реки и лесные угодья. Привычная жизнь, на время прерванная войной…
А что же ждет его, Малгори? Пустая, ставшая чужой и страшной Башня, где нет ни жены, ни детей, ни родителей? Разоренное, наполовину опустевшее королевство, которым у него нет желания управлять? В чем смысл его дальнейшего существования? Где его найти?
Слепец нахмурился и поднял лицо к небу. Дождь прекратился и в тонком слое светло-серых облаков стали появляться быстро увеличивающиеся бреши. Таково лето - только что с неба падали капли, а через час уже светит жаркое солнце и лужи на дорогах парят. Мирная картина, как и все, о чем он размышлял ранее. Беззаботные крестьяне, возвращающиеся к мирной жизни, не задумываются о скором будущем, или же они полны радужных надежд на то, что все будет хорошо.
Лишь мрачный человек, к которому вроде как перешло право владения всем этим миром, никак не оторвется от страшных дум. Он знал, что светлого будущего не будет, ибо отчетливо помнил каждый день, в который земля ходила ходуном и покрывалась трещинами. Предположения Мездоса не подтвердились: Джон Торби не разделился на две половины, а Клозерг не виноват в Миротрясениях. Или же, очутившись на небесах, среди Смотрящих Извне, он продолжает разрушать Мир, который не смог захватить? Как-то ночью Слепец пытался разглядеть среди россыпей звезд новые, яркие и злобные. Как там говорил Приставала? Герои, повелевающие странами и народами, помещаются в центре. Интересно, кто делит героев на плохих и хороших, кто определяет, достоин ли умерший смотреть на покинутую землю сверху? Как бы там ни было, новых звезд Слепец не обнаружил и потом выбросил из головы идею о том, что Клозерг мстит им после смерти. Причины Миротрясений в другом, и если их не обнаружить в скором времени, дело кончится плохо. При каждом новом катаклизме трещины в земле все длиннее, падающие с неба капли все больше. Скоро мир просто развалится на огромные куски… У Слепца была на этот счет еще одна мысль, достаточно безумная - но разве можно ее отвергать только по этой причине? Быть может, когда Джон Торби создавал Мир, тот стал неким продолжением его собственного тела, и сейчас, со смертью творца, он тоже умирает и разлагается? Здесь была одна нестыковка - Джон Торби умер два десятка лет назад. Если только он на самом деле умер… Мысли Слепца охватил ужас: он выдумывал дальше и дальше. Что, если на самом деле Творец вовсе не умер? Разве можно просто так убить Бога, как в этом похвалялся Клозерг? Вдруг отец переселился в тело Клозерга и жил там, сводя его с ума и наслаждаясь его страданиями?
С неба уже светило солнце, а Слепца сотрясали волны дрожи. Прямо перед открытыми глазами вставали видения: пронзенный мечом Джон Торби тает, как эти облака в небесах, превращается в крошечный вихрь и исчезает внутри Клозерга, сжимающего окровавленный клинок. Потом этот вихрь поднимается вверх от кучки пепла, в которую превратился старший брат, и перетекает в качающегося от усталости Малгори… Он пытался найти внутри себя следы чужого присутствия, ибо понял, что со смертью Клозерга дух Джона Торби обязательно должен был найти себе новое пристанище. Его, Малгори, разум и тело. Нет! Нет! Этого не может быть. Он должен отыскать останки отца и убедиться, что тот - просто мертвец, а не истаявший дух, витающий в воздухе и захватывающий тела!
Резко очнувшись от видений и дум, Слепец с яростью поддал пятками по бокам коня. От неожиданности тот всхрапнул и с резким прыжком, заставившим седока скрипеть зубами от боли, бросился к дороге. Свежий ветер в лицо, брызги грязи, приветственные крики людей и заливший все вокруг солнечный свет позволили Слепцу отвлечься от жутких мыслей. Он вдруг подумал, что этот прекрасный мир не может погибнуть, да и ему самому еще рано сдаваться. Странное дело - ведь он только что был беспросветно мрачен и удручен!? Будто бы пришедшее со стороны внушение заставило отринуть плохое и преисполниться светлыми чувствами. Слепец мчался вперед, в твердой уверенности, что он сможет жить дальше.
Когда он настиг Приставалу, затерявшегося в толпе торбианцев, тот очнулся от мыслей, в которые был погружен, поглядел на Слепца долгим взглядом и вдруг спросил:
– Скажи, а твой город большой?
– Что? - от неожиданности переспросил Слепец. - Мой город?… Хм… Как тебе сказать. Раньше, особенно в детстве, он казался мне огромным. Теперь, когда я сравниваю его со Скалгером - нахожу крошечным.
– Но люди-то в нем богатые живут? - продолжал выспрашивать Приставала. Слепец никак не мог взять в толк, к чему он завел этот разговор.
– Всякие есть… Даже нищих целый квартал, правда, маленький.
– А! Конкуренты, - пробормотал Морин. Почесав ухо, он снова взглянул на Слепца - хитро, из-под свесившейся на лоб грязной пряди волос. - Но ты ведь подаришь старому другу самое доходное место?
– Ты что, собираешься продолжать нищенствовать? - воскликнул Слепец. Беседа с Морином наполняла его странным чувством радости, какой-то совершенно немотивированной, ребяческой. Ему хотелось громко расхохотаться, привстать на стременах и ударить себя по ляжкам, и только постоянно колотье в боку не давало совершить подобное сумасбродство. - Что подумают люди, когда попрошайка в кабаке станет рассказывать, как он на пару с королем прошел полмира? Нет, приятель. Если уж тебе так нравится собирать денежки, сделаю тебя королевским сборщиком налогов.
Морин обрадованно хмыкнул и замолк, очевидно, размышляя о прелестях будущей работы. Путь продолжался…
Еще дважды большие группы крестьян отрывались от общей колонны и сворачивали к своим деревням. Оставшееся войско к вечеру добралось до небольшого городка, Кияса, вокруг которого расположилось на ночлег. Никто не безобразничал, хотя медовухи и пива было выпито немало. Щедрые жители отдавали еду из своих скудных запасов задаром, потому что весь городок праздновал возвращение своих мужчин.
Совсем немного осталось и до Центра Мира. Если бы не сумерки, то, взобравшись на старую сторожевую вышку, можно было увидеть самые высокие здания. Башню. Улегшись спать в доме городского головы, на мягкой постели, после обильного ужина, Слепец некоторое время ворочался. Скоро он понял, что не в силах уснуть. Не в силах ждать. Подняв весь свой отряд, он отправился в дорогу.
Небо совершенно расчистилось и звезды усеивали его от края до края, крупные, словно глаза Смотрящих Извне приблизились, желая подробнее разглядеть, что там делают люди. Их призрачный свет заливал темные поля вокруг дороги, отчего они выглядели довольно зловеще. Нигде не было видно резких теней, только кучки деревьев выделялись тут и там черными пятнами. Рядом с дорогой на лугах кружили стаи зеленоватых светляков, да где-то далеко громко ухал филин. Впереди, там, где прятался Центр Мира, толком ничего не было видно. Даже когда отряд поднялся на последний высокий холм перед тем, как достигнуть города, тот предстал перед ними смутным, огромным темным пятном. Нет огней, потому что караульные не ходят с факелами по покинутым стенам. Не видно освещенных окон, ибо они закрыты теми самыми стенами. Только совсем рядом можно было разобрать, что это человеческое поселение, а не гора, невесть откуда появившаяся посреди равнины. Зубцы угловых и приворотных башенок и массивная колонна главной Башни отчетливо рисовались на фоне звездного неба.
Полночь едва миновала, когда копыта коня Малгори выстучали быструю дробь на поверхности подъемного моста… Впрочем, судя по большому слою грязи, покрывавшему дубовые брусья, не поднимали его давным-давно. Король, а за ним остальные, миновали гулкий тамбур в стене, где негромко гудел ночной ветер. Дальше лежала пустая площадь, залитая жутким, дрожащим светом с небес. Грязь и огромные лужи покрывали некогда ухоженную мостовую, на балках, вделанных в стены, болтались на веревках обгорелые скелеты. На ветру они медленно раскачивались и поворачивались из стороны в сторону, словно предлагая живым полюбоваться на свои тонкие ребра и склоненные черепа. Скрипение веревок и легкий стук костей заполняли окрестности и, казалось, заглушали стук копыт. Разломанные телеги, кучи мусора у стен, ограничивающих площадь. Черные провалы проходов во внутренних стенах, что ведут в глубь города. И впереди - настежь распахнутые ворота королевского двора. Даже в темноте ночи были видны следы от содранных золотых и серебряных полос, словно это были шрамы на спине много раз битого кнутом преступника…
Каждый шаг коня отзывался в Слепце болью, будто его самого стегали плетью. Разглядывая это место, долгие месяцы жившее в его воспоминаниях наполненным народом, ярко освещенным солнцем и пронизанным болью, сейчас он никак не мог поверить, что вернулся обратно. Казалось, ночь обманула его и привела в какое-то совсем другое место, издевательски похожее, но в то же время полностью чужое. Вот еще один шаг, на сей раз вглубь двора. Ниша, в которой покоилась нефритовая статуя Джона Торби, была небрежно замазана глиной, которая уже потрескалась и начала выкрашиваться. Грубые столы и стулья стоят прямо у крыльца. На столешнице остатки еды на том самом столовом серебре, на котором ел когда-то Малгори. Перевернутые кубки с засохшими липкими лужами, обгрызенные кости.
У ступеней, покрытых мусором, Слепец сполз наземь, поддерживаемый Моргом и Морином. Таккор почтительно раскрыл перед ним дверь, и вернувшийся король, нерешительно ступая, зашел внутрь темного зала. Сначала он ничего не мог разглядеть, потому что "внутреннее око" давненько не давало о себе знать. Кромешная тьма не под силу глазам, пусть даже сейчас они видят необычно хорошо… Но тут воины внесли факелы, заполнив гулкий зал треском и метанием теней. Слепец снова вздрогнул: ему показалось, что вокруг запрыгали страшные чудовища, танцующие на костях погибших и безмолвно хохочущие над горем короля. Тронный зал был так же пуст и грязен, как площадь и двор. Тут и там валялись обломки мебели, остатки костров, кучи грязного тряпья, обрывки смердящих кож, грубая глиняная и оловянная посуда. Высокий подиум в дальнем конце помещения стал простой площадкой, так как главная его принадлежность, богато украшенный драгоценными металлами и камнями королевский трон, отсутствовал. Осталось только четыре отверстия для ножек. Гобелены и фрески на стенах закоптились, а местами были и вовсе попорченными. Лицо Малгори скривилось, когда он увидел, что от его любимой картины, изображавшей величественного всадника на фоне крепости с развевающимися на бастионах флагами, оторван большой клок.
– Что стало с моей Башней? Ей досталось ничуть не меньше, чем мне, - прошептал Слепец дрожащим голосом. - И где же люди? Неужели никого не осталось в живых?
Он повернулся, пытаясь разглядеть лестницы, полого поднимающиеся вверх вдоль стен, но они тонули во мраке. Будь здесь кто из обитателей, они бы уже давно вышли посмотреть, что за шум. Если только это не предатели, верой и правдой служившие захватчику. Морин и все остальные потерянно бродили по залу, пытаясь найти что-то только им ведомое. Большинство воинов столпились в дверях, не решаясь войти внутрь, будто бы их страшил сам вид поруганного королевского дома.
Вдруг дверь в стене за подиумом резко заскрипела. Из-за нее появился слабенький огонек, дрожащей на деревянной плошке - он освещал разве что сам себя, да еще выхватывал из темноты контуры несшего его человека. То была старая, толстая кухарка, имени которой Малгори не смог вспомнить. Переваливаясь и громко пыхтя, она выползла ближе к середине зала и поднесла плошку к самым подслеповато щурящимся глазам.
– Хто ето? - сонно спросила она. - Чего надо? У нас уже нечего взять, все, что было, сожрали и выпили. И женщин нет, одна я осталась.
– Протри глаза, Акселла!! - громко зашипел на нее тысячник. Шагнув вперед, он высоко поднял факел, чтобы пламя как следует осветило его самого, кухарку и Слепца.
– Э, так это ты, Таккор? - воскликнула Акселла. - Прости старую кошелку, я и так слепая, как курица, а тут еще темнотища, да и не проснулась я толком. Что же, ты вернулся один, или с королем? Слыхала я, что-то с ним случилось - разбили, что ли проклятые скалгерцы? Тут бандиты разные много раз захаживали, так говорили разное. Будто бы даже убил Клозерга какой-то вражеский колдун, в тыщу раз могучее его… Так я не верила, правда-правда!
– Помолчи, дура! - снова зашипел Таккор. Потом он спохватился и заговорил громко, почти торжественно: - Беги и буди всех тех, кто боится открыть глаза в своих затхлых кельях! Торбианское войско вернулось навсегда, и вернулось с самой настоящей победой. Злодей Клозерг в самом деле убит - и ты не поверишь, кем! Раскрой глаза пошире и смотри внимательно: вот наш настоящий король, Малгори, который обманул смерть и вернулся в родную страну!
Громко вскрикнув, старуха выронила плошку и прижала пухлые руки к пухлым щекам.
– Ваше величество! - промямлила она сквозь пальцы. - Что ж это вы такой худенький?
Слепец против воли улыбнулся словам кухарки, но пока он придумывал, какие бы мудрые слова сказать ей в ответ, Акселла неловко поклонилась, шумно развернулась и помчалась прочь, отчаянно виляя толстым задом. В зале же снова воцарилась тишина. Солдаты наконец зашли внутрь и принялись отшвыривать подальше к стенам мусор. Люди с факелами вставляли их в стенные держатели в виде рук, сделанных из чугуна.
– Вот, - пробормотал тем временем Малгори, обращаясь Приставале. - Здесь и жил глупый молодой король, поумневший только тогда, когда ему выкололи глаза.
– А почему у тебя был только один трон? - спросил Гевел, стоявший на подиуме. - Где же сидела королева?
– У меня ее не было, - ответил Малгори, и вдруг в его памяти всплыл образ тоненькой девушки, молодой и свежей, как первый весенний цветок. Нежной, умной и доброй. Где же теперь то прекрасное дитя? Цветы не живут в мусорных кучах и не переносят грязи. Слепец нерешительно шагнул к скрипучей двери, за которой исчезла кухарка, ибо возникший вопрос требовал немедленного ответа. Неужели и это воспоминание о прошлом будет безжалостно растоптано настоящим? День за днем с того страшного момента, когда огненный меч лишил Малгори зрения, когда он в последний раз видел Селию, воспоминания о ней не посещали разум Слепца. Теперь же он внезапно почувствовал страстное желание увидеть ее снова, взять за руки, погладить по белой щеке, взглянуть в чистые голубые глаза… В этот момент ему казалось, что лишь за ней он переходил Реку и бился с врагами. Ради того, чтобы опять оказаться рядом.
Однако его тут же отвлекли: один за другим, воины стали подходить к королю с просьбами разрешить им отправиться по домам. Слепец никому не отказывал, а Таккора заставил уйти сам.
– Все твои воины женаты? - удивленно спросил Морг.
– Почти что, - ответил Слепец. - Может, самые молодые еще не успели, но у них есть отцы и матери. А почему ты так поражен?
– У нас солдаты женились только под старость.
– Ну, здесь жизнь была гораздо спокойнее вашей. Это ты прозябал в непрерывных стычках с рыбаками и горными бандами.
– Ага! - старый вояка хитро сощурился. - Тогда я точно у вас останусь. Может, найдется какая вдовица подходящих размеров?
Он развел руки далеко в стороны.
– Найдется, я думаю, - с улыбкой ответил Слепец.
– А что-нибудь эдакое? - Гевел, с трудом двигая правой рукой, изобразил в воздухе несколько небольших округлостей. В этот момент скрипучая дверь за подиумом пропустила в зал несколько теней. Первым ковылял старый, дряхлый даже Мадди.
– Ваше величество, ваше величество! - жалобно повторял он, хлюпая носом и роняя с заросших седой щетиной щек слезы. Подойдя к Слепцу вплотную, он попытался поклониться, но король живо шагнул к нему и обнял за плечи.
– Не надо, старичок, не надо, - пробормотал Малгори почти таким же дрожащим и слабым голосом, как и старый слуга. Только плакать он не мог… Из дверей робко выходили другие слуги, старые и молодые. Кое-как одетые, растрепанные. Одни только женщины. Потом они расступились, пропуская еще одного старика, круглолицего и сухонького, седого, как лунь, с прозрачной кожей и высохшими руками, которые он протягивал к королю.
– Галид? - нерешительно сказал Слепец. Трудно было узнать в этом старце, стоящем на краю могилы, его учителя, до преклонных лет сохранявшего крепость тела и духа.
– Это ты! - прохрипел Галид, не сводя с Малгори взгляда слезящихся, выцветших глаз. - Я знал, что ты не мог умереть! Я знал, что ты рано или поздно вернешься и покараешь злодея!
Слепец осторожно оставил Мадди и заключил в объятия старого учителя.
– Ты сильно сдал, Галид! - потерянно пробормотал король, невидящим взглядом уставившись в темный угол. Он догадывался, что могло так подкосить крепкого старика, но спросить вслух - это было выше его сил. Впрочем, как оказалось, ничего и не требовалось спрашивать. В дверном проеме появилась еще одна девушка, нерешительно застывшая на пороге зала. Белое круглое личико и белые одежды, в темноте казавшиеся одним целым, будто это была статуя из мрамора, а не живой человек. Только глаза отличались от всего остального: голубые, огромные, они будто бы излучали мягкий свет. Свет грусти и печали, несчастья и обреченности, словно появление Слепца принесло ей страшное, ведущее к смерти предзнаменование.