Страница:
Однако, как бы он не таился, женщина всегда понимала, вернувшись со двора или из леса, что ее искалеченный постоялец упрямо пытается заново обучиться ходить. В конце концов она смирилась с этим - может, наконец заметила, что не так уж и немощен этот мужчина с крепким телом, холеными руками и гордым лицом. Постепенно Халлига стала помогать ему, а не тащить в постель и накрывать одеялом. Дверь на улицу днем больше не закрывалась: хозяйка навесила в проеме полотняную занавеску, и теперь Слепец мог без лишних усилий выйти во двор. Там, к своему великому огорчению, он немедленно подтвердил догадку об отсутствии у себя какого бы то ни было чутья, врезавшись в собачью будку и полетев кувырком. Пес Игрун с испуганным лаем помчался прочь, Халлига, громко причитая, кинулась на помощь. С грустной улыбкой на разбитых губах Слепцу пришлось с трудом взять в руки палку и начать медленное, кропотливое изучение вновь открывшейся для него территории. Через пару дней он запомнил расположение хлевов и сараюшек, запомнил всякую мало-мальски значимую для него кочку, даже выучил, сколько шагов в какую сторону надо пройти от двери дома, чтобы уткнуться в забор. Это была трудная и кропотливая работа, но без нее он сошел бы с ума. Как-то незаметно он стал выходить за ворота, следовать за лаем пса, который словно понимал, что человеку необходим его голос. Не нужно пальцев и глаз, чтобы выгнать из хлева блеющих овец - тем более с таким умным и ловким помощником, как Игрун. Не нужно пальцев и глаз, чтобы перенести из сарая в дом большие ведра с зерном и овощами, нужно просто повесить их на сгибы локтей, а потом не торопиться и ступать осторожно. Проще простого отнести в охапке дров… Так он хоть немного разнообразил свое погруженное во тьму бытие и старался уверить самого себя, что не стал для Халлиги такой уж сильной обузой.
Работа для самой женщины находилась всегда. Она никогда не сидела на месте, если только не приходило время подкрепиться. По большей части, ее занятия оставались загадкой для выросшего в городе, во дворце человека. Сам он и представить не мог, что за заботы у людей, живущих в лесу, наедине с природой? А спрашивать и отвлекать женщину не хотелось.
Все чаще и чаще Слепец стал уходить в лес и бродить там до той самой поры, когда рядом раздавался звонкий лай, звавший его домой и указывающий дорогу. Бродя среди деревьев, бывший король изучал самого себя. Кем стал он теперь? Чего лишился вместе с отнятыми органами? Возвращаясь назад, к прошлым дням, он в который уже раз осознавал, что жил не так, как следовало бы. С трудом припоминая собственные мысли и настроения, он удивлялся, ибо казалось, будто все это принадлежало другому. Плата за осознание столь простой истины - того, что жизнь его была устроена неподобающим образом - была весьма высокой, но наверное, подобное озарение того стоило? Слепец слушал щебет птиц, шелест деревьев и журчание ручья, размышляя, какой может быть цена за право слышать это все? Ведь раньше он не понимал прелести легкого прикосновения травы, не замечал, как тепло и уютно ложе из стеблей и листьев на ромашковом лугу… Очевидно, в конце концов он должен возблагодарить того страшного человека с седой бородой… Клусси, кажется так? Он позволил ему повернуться к миру другой, своей лучшей стороной, взяв за это сущий пустяк. Взяв то, что ему и не нужно для новой жизни!! Теперь он снова воспрянул духом, ощутив в себе особый дар - дар быть НЕЗРЯЧИМ. Сначала возникали сомнения, вроде тех, в доме. Он мог запомнить, где стоит стул и стол, мог даже точно зафиксировать в памяти все ямки во дворе, но невозможно помнить положение всех деревьев в лесу… Слепец уверился в том, что он действительно может обходиться без глаз. Недостающую информацию ему давали запахи и звуки, а также нечто необъяснимое, становившееся с каждым днем все более могучим помощником. Каждое дерево негромко поскрипывало даже при самом легком ветре, и он мог на слух обогнуть его. Сначала безветренные дни прибавляли шишек и синяков, но в один прекрасный тихий день Слепец прошел две сотни шагов в полной тиши. Только крики птиц и посвистывание бурундуков, а уж они-то не подсказчики! Когда он вдруг понял всю важность случившегося, то некоторое время стоял, будто бы вслушиваясь в себя, пытаясь найти внутри нечто необычное. Может быть, чуждое? Кто знает, что происходит с обыкновенным человеком в этой волшебной стране? Но ничто не дало подсказки. Да и никакого волшебства вокруг себя он не ощущал, если честно сказать - ни сейчас, ни в прошедшие дни. Наверное, это и был особый дар, сплав всех его оставшихся, обострившихся чувств с чем-то неведомым, для чего нет слова в человеческом языке. Остановившись на таком выводе, как на единственно верном, Слепец решил провести последнее испытание: он попробовал самостоятельно найти дорогу обратно к дому. Для чистоты эксперимента ему пришлось основательно побродить по лесу, заблудиться, так сказать. Затем он застыл, и почти сразу был поражен непонятным ощущением. Он ЗНАЛ. Никто - и сам Слепец в первую очередь - не смог бы объяснить природу этого знания, и даже точно указать симптомы его проявления. Словно бы дом Халлиги только что был виден ему прямо сквозь лес, или он стал птицей, взлетевшей ввысь, с которой разглядел все вокруг…
В тот день Слепец возвратился домой, не пытаясь нащупывать препятствия вытянутой рукой. Он без помех прошел сквозь ворота и сразу попал в дверной проем. Ложки, чугунки и ведра чудесным образом находились именно там, куда он протягивал изувеченные руки. Он вдруг представил себе расположение окружающих предметов, так ясно, будто видел их уже не раз, изо дня в день. Будто он… будто он и сейчас ВИДЕЛ их!! Все складывалось так, словно фантазия рисовала для погруженного во тьму разума очертания окружающего мира, придуманного по какому-то сверхъестественному наущению, а настоящий, реальный мир чудесным образом совпадал с нарисованным до мельчайших деталей. Это сравнение несколько напугало Слепца. А если на самом деле ничего этого нет? Если все вокруг - просто бред угасающего разума, а тело сейчас лежит в гнилом подвале, или на берегу Реки, и прощается с жизнью? Кто может с уверенностью сказать, какие картины в это время всплывают в мозгу умирающего? Однако, поразмыслив, Слепец отбросил подобную идею. Виденья, возникающие в мозгу, должны быть сродни снам, а те в том или ином смысле отличаются от реальности. И, кроме того, долгие видения должны длиться много часов… Если б все, что произошло - от встречи с Рекой до жизни в доме Халлиги - было сном, то умирающий Слепец должен был видеть его на протяжении нескольких дней. Гниющее тело не выдержит и пары. Значит, все вокруг вполне реально.
Однако, потрясающее открытие, которое он сделал, не совершило переворота в его мире. Дом, двор, даже близлежащий лес уже не приносили Слепцу удовлетворения. Он хотел чего-то большего, и боялся только одного: "пальцы фантазии" не смогут заменить настоящие, так, как сделало его новое зрение. Поэтому некоторое время после того памятного дня жизнь текла размеренно и буднично, неторопливо и счастливо. Или почти счастливо…
Еще в один из первых дней, когда Халлига заботливо укладывала Слепца в постель, он попросил разрешения "посмотреть на нее своими ладонями". Женщина смутилась и даже отошла от кровати, но потом вернулась.
Он начал с волос, собранных в жесткий пучок, чтобы не мешали в работе. Однако на ощупь они были тонкими и нежными, а выбившиеся из плотной укладки волоски щекотали тонкую кожу шрамов на руках… Слепец провел по бархатистой коже лба, осторожно коснулся век с пушистыми ресницами, тонких крыльев носа, трепещущих от его прикосновений, и мягких губ. Они приоткрылись, словно пытаясь поцеловать ладонь, но, задрожав, не решились на это. Слепец погладил круглый подбородок и скользнул к тоненькой шее. Жилка билась на ней, похожая на попавшую в ловушку крохотную пичугу. Дальше Слепец на секунду застыл в нерешительности. Он не видел лица Халлиги, по выражению которого мог бы выбрать, как поступать дальше… Но нужны ли глаза, чтобы отгадать желания женщины? Она прижималась к нему все теснее за то время, пока он "рассматривал" лицо, и теперь дышала тяжело и неровно. Дыхание рвется из груди ТАК либо тогда, когда женщина готова разрыдаться, либо когда она чего-то ждет от мужчины. Не просто ждет - хочет… Не нужно быть зрячим, чтобы понять, какой именно случай имел место здесь.
И Слепец опустил свои исковерканные руки на груди Халлиги - упругие, вздымающиеся, с твердыми сосками. Вслед за тем они не смогли уже больше сидеть друг напротив друга. Высшие силы сплели их в одно целое, кипевшее бешеным чувством и стремлением отдать другому как можно больше и взять себе взамен не меньше…
В последующие дни, едва ли не каждый вечер, они вновь отдавались друг другу, и каждый раз Слепец поражался той силе, с которой эта женщина любила его. Тем не менее, он вскоре засомневался, была ли это любовь? Просто сдерживаемые и не удовлетворяемые в течение долгого времени желания плоти вырывались наружу с бешеной страстью, так он стал считать позже, ибо как только они сделались любовниками, Халлига словно стала бояться его. Она по-прежнему заботилась о нем, но едва ли не в каждом слове ее таилась непонятная грусть и отчужденность. Сразу после того, как он, обессиленный страстью, откидывался на подушку, женщина выскальзывала и растворялась в непреодолимой для него тьме. Даже стараясь изо всех сил, он не мог уловить звуков ее дыхания, не слышал ни малейшего движения. Сначала такое поведение удивляло Слепца, но он имел более чем достаточный опыт отношений с противоположным полом. Вскоре он решил, что Халлига, отдавшись чувствам и первобытным желаниям, преступила какой-то собственный запрет, быть может, нарушила клятву верности какой-то давно минувшей любви. Потом он попытался спросить ее об этом, однако в ответ на вопрос "что с тобой?" получил лишь холодное "ничего" и одиночество в течение остатка дня. Даже ночью Халлига не пришла к нему, и он едва ли не впервые в одиночестве ложился спать. На следующий день она вела себя так, словно ничего не произошло. Слепец посчитал нужным забыть свой не увенчавшийся успехом допрос. Какое-то время они жили по-прежнему, пока в один прекрасный день уже сама Халлига не завела так быстро законченный тогда разговор о причине ее отчужденности.
9.
Работа для самой женщины находилась всегда. Она никогда не сидела на месте, если только не приходило время подкрепиться. По большей части, ее занятия оставались загадкой для выросшего в городе, во дворце человека. Сам он и представить не мог, что за заботы у людей, живущих в лесу, наедине с природой? А спрашивать и отвлекать женщину не хотелось.
Все чаще и чаще Слепец стал уходить в лес и бродить там до той самой поры, когда рядом раздавался звонкий лай, звавший его домой и указывающий дорогу. Бродя среди деревьев, бывший король изучал самого себя. Кем стал он теперь? Чего лишился вместе с отнятыми органами? Возвращаясь назад, к прошлым дням, он в который уже раз осознавал, что жил не так, как следовало бы. С трудом припоминая собственные мысли и настроения, он удивлялся, ибо казалось, будто все это принадлежало другому. Плата за осознание столь простой истины - того, что жизнь его была устроена неподобающим образом - была весьма высокой, но наверное, подобное озарение того стоило? Слепец слушал щебет птиц, шелест деревьев и журчание ручья, размышляя, какой может быть цена за право слышать это все? Ведь раньше он не понимал прелести легкого прикосновения травы, не замечал, как тепло и уютно ложе из стеблей и листьев на ромашковом лугу… Очевидно, в конце концов он должен возблагодарить того страшного человека с седой бородой… Клусси, кажется так? Он позволил ему повернуться к миру другой, своей лучшей стороной, взяв за это сущий пустяк. Взяв то, что ему и не нужно для новой жизни!! Теперь он снова воспрянул духом, ощутив в себе особый дар - дар быть НЕЗРЯЧИМ. Сначала возникали сомнения, вроде тех, в доме. Он мог запомнить, где стоит стул и стол, мог даже точно зафиксировать в памяти все ямки во дворе, но невозможно помнить положение всех деревьев в лесу… Слепец уверился в том, что он действительно может обходиться без глаз. Недостающую информацию ему давали запахи и звуки, а также нечто необъяснимое, становившееся с каждым днем все более могучим помощником. Каждое дерево негромко поскрипывало даже при самом легком ветре, и он мог на слух обогнуть его. Сначала безветренные дни прибавляли шишек и синяков, но в один прекрасный тихий день Слепец прошел две сотни шагов в полной тиши. Только крики птиц и посвистывание бурундуков, а уж они-то не подсказчики! Когда он вдруг понял всю важность случившегося, то некоторое время стоял, будто бы вслушиваясь в себя, пытаясь найти внутри нечто необычное. Может быть, чуждое? Кто знает, что происходит с обыкновенным человеком в этой волшебной стране? Но ничто не дало подсказки. Да и никакого волшебства вокруг себя он не ощущал, если честно сказать - ни сейчас, ни в прошедшие дни. Наверное, это и был особый дар, сплав всех его оставшихся, обострившихся чувств с чем-то неведомым, для чего нет слова в человеческом языке. Остановившись на таком выводе, как на единственно верном, Слепец решил провести последнее испытание: он попробовал самостоятельно найти дорогу обратно к дому. Для чистоты эксперимента ему пришлось основательно побродить по лесу, заблудиться, так сказать. Затем он застыл, и почти сразу был поражен непонятным ощущением. Он ЗНАЛ. Никто - и сам Слепец в первую очередь - не смог бы объяснить природу этого знания, и даже точно указать симптомы его проявления. Словно бы дом Халлиги только что был виден ему прямо сквозь лес, или он стал птицей, взлетевшей ввысь, с которой разглядел все вокруг…
В тот день Слепец возвратился домой, не пытаясь нащупывать препятствия вытянутой рукой. Он без помех прошел сквозь ворота и сразу попал в дверной проем. Ложки, чугунки и ведра чудесным образом находились именно там, куда он протягивал изувеченные руки. Он вдруг представил себе расположение окружающих предметов, так ясно, будто видел их уже не раз, изо дня в день. Будто он… будто он и сейчас ВИДЕЛ их!! Все складывалось так, словно фантазия рисовала для погруженного во тьму разума очертания окружающего мира, придуманного по какому-то сверхъестественному наущению, а настоящий, реальный мир чудесным образом совпадал с нарисованным до мельчайших деталей. Это сравнение несколько напугало Слепца. А если на самом деле ничего этого нет? Если все вокруг - просто бред угасающего разума, а тело сейчас лежит в гнилом подвале, или на берегу Реки, и прощается с жизнью? Кто может с уверенностью сказать, какие картины в это время всплывают в мозгу умирающего? Однако, поразмыслив, Слепец отбросил подобную идею. Виденья, возникающие в мозгу, должны быть сродни снам, а те в том или ином смысле отличаются от реальности. И, кроме того, долгие видения должны длиться много часов… Если б все, что произошло - от встречи с Рекой до жизни в доме Халлиги - было сном, то умирающий Слепец должен был видеть его на протяжении нескольких дней. Гниющее тело не выдержит и пары. Значит, все вокруг вполне реально.
Однако, потрясающее открытие, которое он сделал, не совершило переворота в его мире. Дом, двор, даже близлежащий лес уже не приносили Слепцу удовлетворения. Он хотел чего-то большего, и боялся только одного: "пальцы фантазии" не смогут заменить настоящие, так, как сделало его новое зрение. Поэтому некоторое время после того памятного дня жизнь текла размеренно и буднично, неторопливо и счастливо. Или почти счастливо…
Еще в один из первых дней, когда Халлига заботливо укладывала Слепца в постель, он попросил разрешения "посмотреть на нее своими ладонями". Женщина смутилась и даже отошла от кровати, но потом вернулась.
Он начал с волос, собранных в жесткий пучок, чтобы не мешали в работе. Однако на ощупь они были тонкими и нежными, а выбившиеся из плотной укладки волоски щекотали тонкую кожу шрамов на руках… Слепец провел по бархатистой коже лба, осторожно коснулся век с пушистыми ресницами, тонких крыльев носа, трепещущих от его прикосновений, и мягких губ. Они приоткрылись, словно пытаясь поцеловать ладонь, но, задрожав, не решились на это. Слепец погладил круглый подбородок и скользнул к тоненькой шее. Жилка билась на ней, похожая на попавшую в ловушку крохотную пичугу. Дальше Слепец на секунду застыл в нерешительности. Он не видел лица Халлиги, по выражению которого мог бы выбрать, как поступать дальше… Но нужны ли глаза, чтобы отгадать желания женщины? Она прижималась к нему все теснее за то время, пока он "рассматривал" лицо, и теперь дышала тяжело и неровно. Дыхание рвется из груди ТАК либо тогда, когда женщина готова разрыдаться, либо когда она чего-то ждет от мужчины. Не просто ждет - хочет… Не нужно быть зрячим, чтобы понять, какой именно случай имел место здесь.
И Слепец опустил свои исковерканные руки на груди Халлиги - упругие, вздымающиеся, с твердыми сосками. Вслед за тем они не смогли уже больше сидеть друг напротив друга. Высшие силы сплели их в одно целое, кипевшее бешеным чувством и стремлением отдать другому как можно больше и взять себе взамен не меньше…
В последующие дни, едва ли не каждый вечер, они вновь отдавались друг другу, и каждый раз Слепец поражался той силе, с которой эта женщина любила его. Тем не менее, он вскоре засомневался, была ли это любовь? Просто сдерживаемые и не удовлетворяемые в течение долгого времени желания плоти вырывались наружу с бешеной страстью, так он стал считать позже, ибо как только они сделались любовниками, Халлига словно стала бояться его. Она по-прежнему заботилась о нем, но едва ли не в каждом слове ее таилась непонятная грусть и отчужденность. Сразу после того, как он, обессиленный страстью, откидывался на подушку, женщина выскальзывала и растворялась в непреодолимой для него тьме. Даже стараясь изо всех сил, он не мог уловить звуков ее дыхания, не слышал ни малейшего движения. Сначала такое поведение удивляло Слепца, но он имел более чем достаточный опыт отношений с противоположным полом. Вскоре он решил, что Халлига, отдавшись чувствам и первобытным желаниям, преступила какой-то собственный запрет, быть может, нарушила клятву верности какой-то давно минувшей любви. Потом он попытался спросить ее об этом, однако в ответ на вопрос "что с тобой?" получил лишь холодное "ничего" и одиночество в течение остатка дня. Даже ночью Халлига не пришла к нему, и он едва ли не впервые в одиночестве ложился спать. На следующий день она вела себя так, словно ничего не произошло. Слепец посчитал нужным забыть свой не увенчавшийся успехом допрос. Какое-то время они жили по-прежнему, пока в один прекрасный день уже сама Халлига не завела так быстро законченный тогда разговор о причине ее отчужденности.
9.
Этот день, вернее, эта ночь, стала переломной. Слепец давно уже подумывал о том, каковой видится ему его жизнь, хотя бы в пределах этого года? Однако, до поры, до времени он не хотел ничего решать и выдумывать. Одно было ясно с самого начала: он не сможет жить здесь всю жизнь, точно так же, как он не мог провести остаток своих дней в объятиях Реки.
Когда Халлига, вместо того, чтобы исчезнуть в ночи, вдруг разрыдалась и упала Слепцу на грудь, судорожно сжимая его предплечья, он почти не удивился. Когда-нибудь это должно было случиться.
– Я… не могу так больше!! - простонала женщина, сотрясаясь от тщетно удерживаемых приступов плача.
– Что случилось? - спросил Слепец, осторожно водя руками по ее спине.
– Как то раз… ты спросил - что с тобой, помнишь? - Халлига всхлипнула, и замолкла. Слепец не мог ее видеть, но был точно уверен, что сейчас она смотрит ему в лицо, быть может, освещенное светом луны, или лучины.
– Конечно помню. Ты ведь не думала, что мне нравятся наши с тобой отношения? Сначала, когда я только пришел - голый, израненный, совершенно тебе незнакомый, ты была гораздо приветливей. И вопрос, что же такое стряслось, когда мы… перестали быть друг другу совсем чужими, постоянно вертелся в мозгу. Наверное, ты захотела ответить?
– Да! Я не могу больше терпеть это… - прошептала Халлига на ухо Слепцу. Она крепко обняла его и прижала мокрое от слез лицо почти к самому его уху, так что он отчетливо ощущал прерывистое и жаркое дыхание. - Много лет назад, так много, что я уже не помню, сколько, я оказала большую услугу одному волшебнику. Это был очень могучий колдун… хотя нет, тогда он не был еще так велик, как сейчас. Теперь сильнее его нет во всем мире, и в своем Замке-Горе он вызывает страх одних, зависть других и уважение третьих.
– Огромная черная гора треугольной формы далеко на западе - это он? - спросил Слепец, против воли прерывая рассказ Халлиги. Внезапные воспоминания нахлынули и сами заставили открыть рот. Слепец отчетливо вспомнил себя, кажется, отстоящего от него нынешнего лет на двадцать, смотрящего в туманную даль, из которой зловеще вздымалась синеватая, нереальная громада, пугающая и манящая к себе.
– Да, это он. Но тогда, когда мы встретились, он жил в другом месте и был гоним. Я спасла его, и в ответ он одарил меня вечной молодостью. Сначала я невообразимо радовалась этому дару - как же, предмет желаний каждой женщины, как ты сам сказал. Но постепенно все оказывалось не так хорошо. Мой муж, которого я отчаянно любила, с каждым годом относился ко мне все холоднее и холоднее. Он не мог вынести, что старел, а я оставалась прежней… Кроме того, у нас не было детей - не знаю, виновато ли в этом колдовство, но я думаю, что так оно и было. В один страшный день, напившись и избив как следует, любимый муж выгнал меня на улицу, почти что голую и босую. Каждый в нашем городе знал, кто я, и теперь тыкал пальцем. У меня никого не было - ни отца, ни матери, ни сестер, ни братьев. Мне некуда было пойти. Некоторые не удовлетворялись тем, что я внезапно превратилась в бездомную нищенку, они требовали казнить меня как злую колдунью и даже придумывали разные преступления, которые я якобы совершила. Несколько толстосумов предлагали мне стать любовницей у них на содержании. Ты не представляешь, насколько отчаявшейся была я тогда! Казалось, что есть только один выход - броситься на дно речки… Но я смогла побороть это желание, и решила, что должна начать жить с начала. С бродячими торговцами, которым было все равно, ведьма ли ты, или кто еще - лишь бы был какой-то прок - я уехала прочь. Долго скиталась по дорогам, зарабатывая на жизнь шитьем, собиранием трав и кое-чем похуже… До тех пор, пока не очутилась здесь, в этих краях. Тут мне ненадолго показалось, что я все-таки настигла свое счастье. Один крестьянин, молодой, красивый и не по-деревенски благородный, влюбился в меня и позвал замуж. Я тоже почувствовала его необычность и вскоре полюбила его… Мы уехали из его деревни и поселились здесь, посреди леса. Как нам не было трудно, любовь пересилила все. Каждая досочка, каждое бревнышко в стенах уложены его руками. Я помогала, как могла… Мы были счастливы - до тех пор, пока я не заметила вдруг, что история повторяется. Когда он звал меня замуж, я честно предупредила о своем даре… или скорее, проклятии. Он ответил, мол для него подобный пустяк ничего не значит, но потом оказалось, что это было преувеличение. Сначала, пока моя вечная молодость не была заметна, он и не вспоминал о ней. Но вот в его волосах появился первый седой волос… вот морщин на лице стало появляться все больше и больше, вот стали хуже видеть его зоркие глаза - а я оставалась прежней - тут я увидела, как изменился его взгляд. И все поняла. Конец был близок… И вскоре после двадцатилетия нашей свадьбы он покинул меня… - новые рыдания прорвались сквозь слова и прервали рассказ. Халлига безвольно уронила голову на подушку, а Слепец нежно гладил ее дрожащее плечо.
– И теперь ты все время думаешь о том, что когда-нибудь я тоже уйду из твоей жизни, как они? - спросил он.
– Да! Да! Да! - с жаром воскликнула Халлига. В ее голосе, надрывном и тихом, слышалось яростное желание услышать в ответ "ты ошиблась". Но Слепец промолчал, чувствуя себя ужасно неудобно. Перед ним стоял выбор: солгать и успокоить, или нанести женщине душевную рану, сказав правду. Однако, его молчание само по себе оказалось слишком красноречивым. Объятия Халлиги ослабли и она сползла прочь от щеки Слепца, к которой только что прижималась.
– Я рад бы остаться, но знаю, что не смогу жить здесь вечно. Увы, мне и сейчас не сидится, хотя как раз я мог составить тебе прекрасную пару. Ведь я никогда не увижу твоей вечной молодости на фоне собственного увядания.
– Я знала это, - рыдания постепенно сошли на нет. Рука Халлиги вдруг скользнула по груди Слепца и принялась гладить его щеку. - Но куда же ты пойдешь, ведь приближается зима!
– Если судьба велит погибнуть, то это может случиться и летом. Даже здесь, в твоем безопасном гнездышке.
– Все мужчины одинаковы. Вы не любите быть зависимыми, даже если при этом некуда деваться. Ты готов идти на смерть посреди заснеженной дороги, только бы не чувствовать себя обязанным женщине.
– Нет, вовсе нет. Не знаю, что гонит меня в дорогу - разум подсказывает, что гораздо благоразумнее было бы остаться. И в гостях у Реки, и у тебя. Но я уверен, что жизнь моя продолжится только в движении. Если я останусь на месте, то превращусь в толстое, брюзгливое чудовище, одинаково противное себе и окружающим. Поэтому я уйду.
– Хорошо. Наверное, так будет лучше… А мне, видно, не узнать счастья в жизни.
– Не бывает счастья длиной в вечность - как твоя жизнь. Ты ведь сама рассказывала, что знавала радостные годы с обоими своими мужьями. Так с каждым случается: то радость, то горе.
– Ах, не стоит меня учить… Все это я и сама знаю, вот только сердце болит, - Халлига прижалась лицом к груди Слепца и тихонько всхлипнула. Он водил рукой по ее растрепанным, пушистым и пышным волосам, думая, что же он, по сути дела мальчишка, пусть и рано состаренный жизнью, может сказать в утешение этой женщине?
– Я пойду к тому колдуну, что дал тебе вечную молодость, и попрошу взять ее обратно - взамен на счастье, - внезапно вымолвил он. Халлига поцеловала его в щеку.
– Спасибо. А заодно проси у него для себя новых глаз и пальцев. Он кажется грозным и даже злым, но в душе его таится доброта - нужно только разбудить ее. Быть может, когда ты упомянешь мое имя, он примет тебя ласковее?
– Отчего же ты сама не навестила его и не сказала, как тяготишься подарком?
– Дареному коню в зубы не смотрят - слышал такую поговорку? Я не могла быть неблагодарной.
– Но если он так велик и добр, то понял бы!
– Неважно. Я не хотела.
Халлига заворочалась, и Слепец подумал, что она, как всегда, собралась уходить, но на сей раз женщина просто поудобнее устроилась у него под боком. В эту ночь они впервые проспали вместе до самого утра.
– Небо! - воскликнула Халлига, прижимаясь к Слепцу всем телом. Вторя ей, где-то рядом жалобно завыл Игрун. - Небо покрылось багровыми трещинами!!
Слепец поднял вверх лицо, будто хотел увидеть катаклизм своими пустыми глазницами, и попытался направить разум туда, чтобы таинственным внутренним оком постигнуть причины случившегося - но тщетно. Он только смог представить себе, как от голубого небосвода откалываются огромные пласты, точно так, как отваливались кусочки эмали от старой фибулы, которой он играл в детстве. Обнажившееся пространство было багровым и сочилось крупными каплями, похожими на черную кровь…
– Что-то плохое случилось… - пробормотал он, сморщившись в ожидании продолжения. Однако, ни дрожь земли, ни порывы ветра не повторялись. - Или, может быть, в ваших краях такое бывает часто?
– Нет, похожего я не видала ни разу… А уж помню я гораздо более давние времена, чем хотелось бы.
– Расскажи, расскажи мне подробнее, что ты видела? От неба откалывались куски и рушились на землю?
– Нет, - женщина казалась донельзя испуганной и удивленной в то же самое время. - Просто его вдруг избороздили редкие багровые трещины, но теперь они растаяли…
Слепец рассеяно гладил Халлигу по щеке, а та не разжимала объятий - видно, напугалась не на шутку. Быть может, сейчас она станет просить его остаться? Но в голову Слепца вдруг пришла мысль, которая обязывала выйти в путь немедленно.
– Если такого раньше не было ни разу, то быть может, подобное страшное явление вызвано другим необычным случаем? Я имею в виду мое появление на этом берегу, - Слепец отстранил женщину от себя и прижал культи к ее плечам. Будь у него пальцы, он обязательно крепко сжал бы их от избытка чувств. - Ты понимаешь? Ведь не зря же Страна Волшебников отделена от нашего берега Рекой! Ну, или наоборот. Быть может, мое появление здесь вызвало гнев Смотрящих Извне и они решили наказать за это весь наш мир?
– Я не знаю… Я ведь простая женщина, хоть и вечно молодая.
– А твой колдун… он достаточно мудр?
– Вряд ли под солнцем найдется кто-нибудь мудрее его, - в голосе Халлиги послышались нотки, которых Слепец прежде ни разу не слышал. Наверное, так звучит обожание, смешанное с горечью, которую вызывают некоторые воспоминания.
– Тогда мне следует немедленно отправиться к нему и спросить совета! Хотя нет, подожди, ни к чему проделывать сложный и далекий путь!! Я просто направлюсь обратно на берег Реки. Она должна помнить меня, и во имя нарушенного равновесия перенесет обратно, в Торбию! Вот только расстались мы с ней далеко не дружески… Наверное, все-таки мне придется идти к твоему мудрецу.
– А что дальше!? - всхлипнула Халлига. - Ты собрался вернуться в руки к тем людям, которые изуродовали тебя!! Кто знает, что придет в их головы теперь? Как ты будешь сопротивляться, как будешь бороться за свою жизнь, человек без пальцев?
Женщина прижала свои мокрые, холодные ладони к щекам Слепца и принялась целовать его, быстро, беспорядочно…
– Не знаю, не знаю… Боюсь, к тому же, что для восстановления равновесия придется избавиться от того колдуна, что захватил мое королевство - отправить его обратно, на ваш берег, по крайней мере. Вот уж, действительно задача! Но я попробую. Не сидеть же здесь, и не ждать, когда небо разлетится на кусочки, и один из них пришибет нас!
Халлига тяжело вздохнула, и ее руки бессильно опустились. Слепец физически ощущал исходящее от нее горе и безнадежность. Ему даже чудилось, что в окружающей его тьме он видит силуэт сгорбленной, растрепанной женщины…
– Хорошо. Хорошо. Мы оба знаем, что нам следует расстаться, и оба знаем, что никогда не встретимся больше. Значит, для меня ты все равно как умрешь, неважно, в какую сторону направившись. Я смогу в одинаковой степени надеяться, что ты преодолел Реку, и далекий путь до Замка-горы. И плакать, представляя тебя поглощенным Великим Слизнем или убитым ради развлечения каким-нибудь прохожим разбойником. Лучше уж так, чем из года в год видеть, как ты стареешь, а я остаюсь прежней… - она взяла Слепца за руку и потянула в дом. - Идем, я должна сшить тебе на дорогу одежду.
Два дня ушло на создание нового костюма, который пришлось шить от начала до конца, так как все время, проведенное у Халлиги, Слепец ходил в старой одежде ее последнего мужа. Заштопанная полотняная рубаха, тонкие штаны и стоптанные кожаные башмаки не годились для дальнего путешествия. Халлига сшила ему куртку из толстой телячьей кожи, плотные шерстяные шаровары и войлочную шапку на случай холодной погоды. Из дальнего сундука, обладавшего ужасно скрипучей крышкой, на свет появились прекрасные сапоги из мягкой замши, удобные и в то же время прочные, с шнуровкой от ступней до самых колен. Слепец долго удивлялся, когда оказалось, что они ему в пору - словно шились специально для его ноги. Это было важно, ибо вряд ли он смог бы без посторонней помощи снимать их, а значит, предстояло провести обутым большую часть пути.
На третье утро, после бессонной ночи расставания, Халлига вывела его за забор и заперла ворота. Слепец стоял, недоумевая, пока слушал ее возню с запором.
– Ты что, надумала отправится со мной?
– Я еще не отпустила тебя. Куда же идти такому калеке, который даже кусок хлеба толком не сможет поднести ко рту? Провожу тебя в одно место, а там, может быть, помогут.
– Это куда же?
– В деревню Гордецов.
– Экое название!
– Очень хорошее название. Что тебе в нем не понравилось?
– Больше похоже на презрительную кличку.
– Не знаю… Может, это слово на разных берегах имеет несколько различающиеся значения?
– Все может быть. Отчего же их так прозвали, ты не знаешь?
– Наверное, потому что они живут сами по себе - у них нет покровителя, они не любят колдунов. Поэтому и забрались в эту глухомань, где до них не добраться просто так. Где жить так трудно, что никто сюда не лезет. Они живут, борясь с природой обычными, человеческими силами.
– Ага, а остальные, значит, кормят волшебников, чтобы те в нужное время подгоняли тучки на их поля или изгоняли волков, нападающих на стада?
Когда Халлига, вместо того, чтобы исчезнуть в ночи, вдруг разрыдалась и упала Слепцу на грудь, судорожно сжимая его предплечья, он почти не удивился. Когда-нибудь это должно было случиться.
– Я… не могу так больше!! - простонала женщина, сотрясаясь от тщетно удерживаемых приступов плача.
– Что случилось? - спросил Слепец, осторожно водя руками по ее спине.
– Как то раз… ты спросил - что с тобой, помнишь? - Халлига всхлипнула, и замолкла. Слепец не мог ее видеть, но был точно уверен, что сейчас она смотрит ему в лицо, быть может, освещенное светом луны, или лучины.
– Конечно помню. Ты ведь не думала, что мне нравятся наши с тобой отношения? Сначала, когда я только пришел - голый, израненный, совершенно тебе незнакомый, ты была гораздо приветливей. И вопрос, что же такое стряслось, когда мы… перестали быть друг другу совсем чужими, постоянно вертелся в мозгу. Наверное, ты захотела ответить?
– Да! Я не могу больше терпеть это… - прошептала Халлига на ухо Слепцу. Она крепко обняла его и прижала мокрое от слез лицо почти к самому его уху, так что он отчетливо ощущал прерывистое и жаркое дыхание. - Много лет назад, так много, что я уже не помню, сколько, я оказала большую услугу одному волшебнику. Это был очень могучий колдун… хотя нет, тогда он не был еще так велик, как сейчас. Теперь сильнее его нет во всем мире, и в своем Замке-Горе он вызывает страх одних, зависть других и уважение третьих.
– Огромная черная гора треугольной формы далеко на западе - это он? - спросил Слепец, против воли прерывая рассказ Халлиги. Внезапные воспоминания нахлынули и сами заставили открыть рот. Слепец отчетливо вспомнил себя, кажется, отстоящего от него нынешнего лет на двадцать, смотрящего в туманную даль, из которой зловеще вздымалась синеватая, нереальная громада, пугающая и манящая к себе.
– Да, это он. Но тогда, когда мы встретились, он жил в другом месте и был гоним. Я спасла его, и в ответ он одарил меня вечной молодостью. Сначала я невообразимо радовалась этому дару - как же, предмет желаний каждой женщины, как ты сам сказал. Но постепенно все оказывалось не так хорошо. Мой муж, которого я отчаянно любила, с каждым годом относился ко мне все холоднее и холоднее. Он не мог вынести, что старел, а я оставалась прежней… Кроме того, у нас не было детей - не знаю, виновато ли в этом колдовство, но я думаю, что так оно и было. В один страшный день, напившись и избив как следует, любимый муж выгнал меня на улицу, почти что голую и босую. Каждый в нашем городе знал, кто я, и теперь тыкал пальцем. У меня никого не было - ни отца, ни матери, ни сестер, ни братьев. Мне некуда было пойти. Некоторые не удовлетворялись тем, что я внезапно превратилась в бездомную нищенку, они требовали казнить меня как злую колдунью и даже придумывали разные преступления, которые я якобы совершила. Несколько толстосумов предлагали мне стать любовницей у них на содержании. Ты не представляешь, насколько отчаявшейся была я тогда! Казалось, что есть только один выход - броситься на дно речки… Но я смогла побороть это желание, и решила, что должна начать жить с начала. С бродячими торговцами, которым было все равно, ведьма ли ты, или кто еще - лишь бы был какой-то прок - я уехала прочь. Долго скиталась по дорогам, зарабатывая на жизнь шитьем, собиранием трав и кое-чем похуже… До тех пор, пока не очутилась здесь, в этих краях. Тут мне ненадолго показалось, что я все-таки настигла свое счастье. Один крестьянин, молодой, красивый и не по-деревенски благородный, влюбился в меня и позвал замуж. Я тоже почувствовала его необычность и вскоре полюбила его… Мы уехали из его деревни и поселились здесь, посреди леса. Как нам не было трудно, любовь пересилила все. Каждая досочка, каждое бревнышко в стенах уложены его руками. Я помогала, как могла… Мы были счастливы - до тех пор, пока я не заметила вдруг, что история повторяется. Когда он звал меня замуж, я честно предупредила о своем даре… или скорее, проклятии. Он ответил, мол для него подобный пустяк ничего не значит, но потом оказалось, что это было преувеличение. Сначала, пока моя вечная молодость не была заметна, он и не вспоминал о ней. Но вот в его волосах появился первый седой волос… вот морщин на лице стало появляться все больше и больше, вот стали хуже видеть его зоркие глаза - а я оставалась прежней - тут я увидела, как изменился его взгляд. И все поняла. Конец был близок… И вскоре после двадцатилетия нашей свадьбы он покинул меня… - новые рыдания прорвались сквозь слова и прервали рассказ. Халлига безвольно уронила голову на подушку, а Слепец нежно гладил ее дрожащее плечо.
– И теперь ты все время думаешь о том, что когда-нибудь я тоже уйду из твоей жизни, как они? - спросил он.
– Да! Да! Да! - с жаром воскликнула Халлига. В ее голосе, надрывном и тихом, слышалось яростное желание услышать в ответ "ты ошиблась". Но Слепец промолчал, чувствуя себя ужасно неудобно. Перед ним стоял выбор: солгать и успокоить, или нанести женщине душевную рану, сказав правду. Однако, его молчание само по себе оказалось слишком красноречивым. Объятия Халлиги ослабли и она сползла прочь от щеки Слепца, к которой только что прижималась.
– Я рад бы остаться, но знаю, что не смогу жить здесь вечно. Увы, мне и сейчас не сидится, хотя как раз я мог составить тебе прекрасную пару. Ведь я никогда не увижу твоей вечной молодости на фоне собственного увядания.
– Я знала это, - рыдания постепенно сошли на нет. Рука Халлиги вдруг скользнула по груди Слепца и принялась гладить его щеку. - Но куда же ты пойдешь, ведь приближается зима!
– Если судьба велит погибнуть, то это может случиться и летом. Даже здесь, в твоем безопасном гнездышке.
– Все мужчины одинаковы. Вы не любите быть зависимыми, даже если при этом некуда деваться. Ты готов идти на смерть посреди заснеженной дороги, только бы не чувствовать себя обязанным женщине.
– Нет, вовсе нет. Не знаю, что гонит меня в дорогу - разум подсказывает, что гораздо благоразумнее было бы остаться. И в гостях у Реки, и у тебя. Но я уверен, что жизнь моя продолжится только в движении. Если я останусь на месте, то превращусь в толстое, брюзгливое чудовище, одинаково противное себе и окружающим. Поэтому я уйду.
– Хорошо. Наверное, так будет лучше… А мне, видно, не узнать счастья в жизни.
– Не бывает счастья длиной в вечность - как твоя жизнь. Ты ведь сама рассказывала, что знавала радостные годы с обоими своими мужьями. Так с каждым случается: то радость, то горе.
– Ах, не стоит меня учить… Все это я и сама знаю, вот только сердце болит, - Халлига прижалась лицом к груди Слепца и тихонько всхлипнула. Он водил рукой по ее растрепанным, пушистым и пышным волосам, думая, что же он, по сути дела мальчишка, пусть и рано состаренный жизнью, может сказать в утешение этой женщине?
– Я пойду к тому колдуну, что дал тебе вечную молодость, и попрошу взять ее обратно - взамен на счастье, - внезапно вымолвил он. Халлига поцеловала его в щеку.
– Спасибо. А заодно проси у него для себя новых глаз и пальцев. Он кажется грозным и даже злым, но в душе его таится доброта - нужно только разбудить ее. Быть может, когда ты упомянешь мое имя, он примет тебя ласковее?
– Отчего же ты сама не навестила его и не сказала, как тяготишься подарком?
– Дареному коню в зубы не смотрят - слышал такую поговорку? Я не могла быть неблагодарной.
– Но если он так велик и добр, то понял бы!
– Неважно. Я не хотела.
Халлига заворочалась, и Слепец подумал, что она, как всегда, собралась уходить, но на сей раз женщина просто поудобнее устроилась у него под боком. В эту ночь они впервые проспали вместе до самого утра.
*****
Следующее утро оказалось настолько необычным, что оба уверились в судьбоносности своего ночного разговора и правильности принятого решения. Они вместе вышли на двор, обнимая друг друга, словно только что условились не разлучаться всю жизнь, и стояли, вдыхая прохладный воздух. Но вдруг земля задрожала, как огромный конь, внезапно схлопотавший кнута. Ветер, разом задувший с яростью бури, донес отзвуки далекого, но страшного рева.– Небо! - воскликнула Халлига, прижимаясь к Слепцу всем телом. Вторя ей, где-то рядом жалобно завыл Игрун. - Небо покрылось багровыми трещинами!!
Слепец поднял вверх лицо, будто хотел увидеть катаклизм своими пустыми глазницами, и попытался направить разум туда, чтобы таинственным внутренним оком постигнуть причины случившегося - но тщетно. Он только смог представить себе, как от голубого небосвода откалываются огромные пласты, точно так, как отваливались кусочки эмали от старой фибулы, которой он играл в детстве. Обнажившееся пространство было багровым и сочилось крупными каплями, похожими на черную кровь…
– Что-то плохое случилось… - пробормотал он, сморщившись в ожидании продолжения. Однако, ни дрожь земли, ни порывы ветра не повторялись. - Или, может быть, в ваших краях такое бывает часто?
– Нет, похожего я не видала ни разу… А уж помню я гораздо более давние времена, чем хотелось бы.
– Расскажи, расскажи мне подробнее, что ты видела? От неба откалывались куски и рушились на землю?
– Нет, - женщина казалась донельзя испуганной и удивленной в то же самое время. - Просто его вдруг избороздили редкие багровые трещины, но теперь они растаяли…
Слепец рассеяно гладил Халлигу по щеке, а та не разжимала объятий - видно, напугалась не на шутку. Быть может, сейчас она станет просить его остаться? Но в голову Слепца вдруг пришла мысль, которая обязывала выйти в путь немедленно.
– Если такого раньше не было ни разу, то быть может, подобное страшное явление вызвано другим необычным случаем? Я имею в виду мое появление на этом берегу, - Слепец отстранил женщину от себя и прижал культи к ее плечам. Будь у него пальцы, он обязательно крепко сжал бы их от избытка чувств. - Ты понимаешь? Ведь не зря же Страна Волшебников отделена от нашего берега Рекой! Ну, или наоборот. Быть может, мое появление здесь вызвало гнев Смотрящих Извне и они решили наказать за это весь наш мир?
– Я не знаю… Я ведь простая женщина, хоть и вечно молодая.
– А твой колдун… он достаточно мудр?
– Вряд ли под солнцем найдется кто-нибудь мудрее его, - в голосе Халлиги послышались нотки, которых Слепец прежде ни разу не слышал. Наверное, так звучит обожание, смешанное с горечью, которую вызывают некоторые воспоминания.
– Тогда мне следует немедленно отправиться к нему и спросить совета! Хотя нет, подожди, ни к чему проделывать сложный и далекий путь!! Я просто направлюсь обратно на берег Реки. Она должна помнить меня, и во имя нарушенного равновесия перенесет обратно, в Торбию! Вот только расстались мы с ней далеко не дружески… Наверное, все-таки мне придется идти к твоему мудрецу.
– А что дальше!? - всхлипнула Халлига. - Ты собрался вернуться в руки к тем людям, которые изуродовали тебя!! Кто знает, что придет в их головы теперь? Как ты будешь сопротивляться, как будешь бороться за свою жизнь, человек без пальцев?
Женщина прижала свои мокрые, холодные ладони к щекам Слепца и принялась целовать его, быстро, беспорядочно…
– Не знаю, не знаю… Боюсь, к тому же, что для восстановления равновесия придется избавиться от того колдуна, что захватил мое королевство - отправить его обратно, на ваш берег, по крайней мере. Вот уж, действительно задача! Но я попробую. Не сидеть же здесь, и не ждать, когда небо разлетится на кусочки, и один из них пришибет нас!
Халлига тяжело вздохнула, и ее руки бессильно опустились. Слепец физически ощущал исходящее от нее горе и безнадежность. Ему даже чудилось, что в окружающей его тьме он видит силуэт сгорбленной, растрепанной женщины…
– Хорошо. Хорошо. Мы оба знаем, что нам следует расстаться, и оба знаем, что никогда не встретимся больше. Значит, для меня ты все равно как умрешь, неважно, в какую сторону направившись. Я смогу в одинаковой степени надеяться, что ты преодолел Реку, и далекий путь до Замка-горы. И плакать, представляя тебя поглощенным Великим Слизнем или убитым ради развлечения каким-нибудь прохожим разбойником. Лучше уж так, чем из года в год видеть, как ты стареешь, а я остаюсь прежней… - она взяла Слепца за руку и потянула в дом. - Идем, я должна сшить тебе на дорогу одежду.
Два дня ушло на создание нового костюма, который пришлось шить от начала до конца, так как все время, проведенное у Халлиги, Слепец ходил в старой одежде ее последнего мужа. Заштопанная полотняная рубаха, тонкие штаны и стоптанные кожаные башмаки не годились для дальнего путешествия. Халлига сшила ему куртку из толстой телячьей кожи, плотные шерстяные шаровары и войлочную шапку на случай холодной погоды. Из дальнего сундука, обладавшего ужасно скрипучей крышкой, на свет появились прекрасные сапоги из мягкой замши, удобные и в то же время прочные, с шнуровкой от ступней до самых колен. Слепец долго удивлялся, когда оказалось, что они ему в пору - словно шились специально для его ноги. Это было важно, ибо вряд ли он смог бы без посторонней помощи снимать их, а значит, предстояло провести обутым большую часть пути.
На третье утро, после бессонной ночи расставания, Халлига вывела его за забор и заперла ворота. Слепец стоял, недоумевая, пока слушал ее возню с запором.
– Ты что, надумала отправится со мной?
– Я еще не отпустила тебя. Куда же идти такому калеке, который даже кусок хлеба толком не сможет поднести ко рту? Провожу тебя в одно место, а там, может быть, помогут.
– Это куда же?
– В деревню Гордецов.
– Экое название!
– Очень хорошее название. Что тебе в нем не понравилось?
– Больше похоже на презрительную кличку.
– Не знаю… Может, это слово на разных берегах имеет несколько различающиеся значения?
– Все может быть. Отчего же их так прозвали, ты не знаешь?
– Наверное, потому что они живут сами по себе - у них нет покровителя, они не любят колдунов. Поэтому и забрались в эту глухомань, где до них не добраться просто так. Где жить так трудно, что никто сюда не лезет. Они живут, борясь с природой обычными, человеческими силами.
– Ага, а остальные, значит, кормят волшебников, чтобы те в нужное время подгоняли тучки на их поля или изгоняли волков, нападающих на стада?