Страница:
– Да, именно так. Волшебники и короли у нас - зачастую едины в двух лицах. Их власть держится на колдовстве, хотя и солдаты у них тоже есть.
– На каждую деревню - свой король?
– Нет, конечно. Самый могучий колдун в округе - правитель страны. Он раздает наделы колдунам послабее, а у тех под крылышком держатся совсем слабенькие, хилые колдунишки, заправляющие деревнями. А еще есть странники, которых выгнали из вотчин более сильные соперники или сменившие милость на гнев покровители. Бывают и такие, что ушли по своей воле - из желания попутешествовать… - за разговором они вдвоем миновали поляну, на которой стоял дом Халлиги, и углубились в лес. Игрун носился рядом, периодически подбегая к Слепцу и тыкая мокрым носом в его изуродованные ладони, но внимания от него так и не мог добиться. Иные мысли занимали человека: ведь он опять покидал уютное и безопасное гнездышко, в котором мог бы достаточно безбедно влачить свое убогое существование. Правильно ли он поступает? Не была ли встреча Халлиги подарком судьбы, давшей ему второй шанс после опрометчивого отказа от благосклонности Реки? Тогда он сполна глотнул "свободы", быть может, следовало принять тот урок и остановиться? Сидеть в тихой гавани на своей утлой лодке, и не соваться в поджидающие шторма?
Точного ответа Слепец не знал. Он мог только обратится к своим чувствам, в надежде, что они его не обманут. И сердце звало его в дорогу - оно не могло примириться с жизнью тихого, опекаемого и охраняемого от невзгод калеки. Очевидно, это по-прежнему было сердце короля…
Закончив копаться в себе, Слепец глубоко вдохнул чистый воздух, наполненный запахом смолы и нагретых солнцем трав. Он выбросил из головы сомнения, закопал в глубинах сознания страхи и отогнал прочь думы о будущем. Остался только жаркий летний день, умиротворенный лес по сторонам и Халлига, мерно шагающая впереди. Ах да, и еще веселый Игрун! Слепец сосредоточился, пытаясь узнать местность, которой они шли.
Для того, чтобы идти быстрее, Халлига заставила его положить руку на свое плечо. В другое время Слепец стал бы отнекиваться, ибо чувствовал в себе способность идти самостоятельно, но сейчас он быстро понял - следовать за поводырем есть лучший вариант. Тропинка, по которой они шли, беспрестанно поворачивала из стороны в сторону. Корни деревьев, вылезавшие на нее, все время пытались поставить подножку незрячему человеку, и только предупреждения Халлиги и ее плечо спасали Слепца от падений. Раз или два дорогу перегораживали замшелые колоды, по поверхности которых скользила неверная нога. Судя по всему, этой тропой пользовались весьма и весьма редко… Ветки подступающих вплотную друг к другу деревьев и кустов впивались в одежды и норовили шлепнуть по лицу, а солнце гладило своими лучами лоб и щеки считанные разы. Путь сквозь самую дремучую чащобу! - подумал Слепец. - я сюда не ходил ни разу, натыкаясь на густые заросли. Сомневаюсь, что смог бы найти тайную тропку даже с глазами… Он не успел задуматься над тем, отчего же Халлига так не любит ходить в деревню, как услышал тихое бульканье и журчание. Стало быть, они вышли на берег небольшой речушки или ручья. Узкое русло, темная, быстро бегущая вода и нависающие над ней ветви ракит. Берега покрыты перекосившимися или совсем упавшими деревьями с мертвыми, будто скорчившимися в смертных судорогах ветвями и черными стволами. Обрывы спускаются отвесно прямо в бурлящую, покрытую маленькими воронками воду, а наверху они густо заросли колючими кустами черной смородины. Слепец представил себе эту картину так живо и четко, словно бы всю жизнь провел на берегах подобных лесных речек. Кто знает, может быть, его глупая фантазия выдумала вовсе не то, что было на самом деле? Вдруг это чистый, крохотный ручей, бегущий по камням от бьющего из-под валуна родника?
– Где мы идем? - хрипло спросил Слепец, внутренне сжавшись от нехорошего предчувствия. Если он ошибается, то грош цена его дурацкому "внутреннему оку".
– По берегу речки, - задумчиво ответила Халлига. - Будь осторожен, у нее крутые склоны и глубокое, вязкое дно.
Значит, все-таки это правда!! Слепец запрокинул голову, словно собирался издать радостный вопль, но промолчал, только широко улыбнулся. Значит есть нечто необычное в мироощущении слепого человека, нечто, делающее его хоть немного ближе к тем, кто не лишен зрения. Вдруг в сознании всплыло детское воспоминание: нищий с суковатым посохом и белыми глазами идет сквозь базарную толпу. Помнится, тогда его удивило, как этот калека ухитряется избегать столкновений при таком скоплении народа? Оказывается, все просто - у него есть особое чутье! Наверное, у разных людей оно развивается по разному, у кого быстрее, у кого медленнее, у кого сильнее, у кого слабее. Главное в том, что он сам попал в число первых… Теперь уже не может быть никаких сомнений в том, что он в силах путешествовать!
Занятый радостными мыслями Слепец не сразу заметил изменений в лесу вокруг себя. Листья и ветви стали громче шуметь на ветру, щебет птиц и щелканье белок оставались за спиной, а солнце все чаще прикасалось к лицу теплыми лучами. Очевидно, они вышли к деревне? Какая же она? Некоторое время Слепец не мог вызвать ни одного видения. Потом вдруг рядом возникла преграда, вдоль которой Халлига повела его налево. Он протянул руку и нащупал плотный ряд высоких и толстых стволов. Наверняка, наверху каждое бревно заострено, а с той стороны на земле воткнуты колья. Ничего не скажешь, гостеприимная деревня! Чего они боятся в лесу, в котором без страха живет одинокая женщина? Хотя, эта изгородь должна защищать поселян не от диких зверей, а от гораздо более опасных врагов. Может, от неведомых чудищ, а может - от людей, которые пострашнее будут, чем чудища. У бедной отшельницы взять нечего, а с большой деревни, с зажиточных крестьян пожива выйдет хорошей, так что не стоит удивляться предусмотрительности Гордецов. К тому же, если прозвище это оправдано, врагов у них должно быть сколько угодно.
Через несколько десятков шагов Халлига увлекла Слепца вправо и остановилась. Судя по раздавшемуся стуку и дрожанию плеча, на которое опиралась рука, женщина требовательно колотила в обитые металлом ворота деревянной колотушкой. Некоторое время они стояли в ожидании, в гнетущей, враждебной тишине. Слепец не мог видеть этого места, представить его пока не получалось, однако почувствовать себя незваным и нежеланным гостем он смог в полной мере. Халлига тоже не оставалась равнодушной - она вертелась и часто дышала, явно взволнованная предстоящей встречей с местными жителями. Наконец, в воротах со скрипом отворилось маленькое оконце.
– Я пришла к Раумрау! - слишком громко и четко сказала Халлига сторожу. - Пускай выйдет.
Сдается мне, подумал Слепец, моя провожатая боится, как бы не послали ее куда подальше! Вот тебе и на, пришли помощи просить в таком мрачном местечке!
Словно прочитав мысли спутника, женщина повернулась к нему лицом. Чуть помедлив, она пробормотала:
– Не очень они вежливы, эти Гордецы. Потому и залезли в такую глушь, что не любят и не умеют с людьми разговаривать. Но Раумрау должен нам помочь.
– Почему ты так думаешь? - спросил Слепец с изрядной долей сомнения в голосе.
– Я знаю… Вернее, надеюсь, что он захочет помогать мне. Понимаешь, он сам не из этой деревни. Он пришел сюда… - договорить она не успела, потому что снова раздался скрип, на этот раз намного более громкий. Створка ворот приоткрылась, уронив на руку Слепца, лежавшую на плече Халлиги, луч солнечного света.
– Давненько ты не приходила, - пробормотал кто-то, очевидно, тот самый Раумрау. Судя по его манерам, он быстро научился у Гордецов враждебности и нелюбезности. От него резко пахло потом, дымом и еще чем-то непонятным. "Внутреннее око" внезапно дало о себе знать, и Слепец представил себе согнутого тяжелой работой, но еще очень сильного мужчину лет пятидесяти, заросшего до самых глаз густой черной бородой с редкими сединами.
– Здравствуй, - тихо и грустно сказала ему Халлига. Что-то странное было в ее интонациях, но что именно, Слепец не понимал. - Рау, как ты изменился! Работа в кузнице сделала тебя черным с ног до головы… Я боюсь, что и душа тоже почернела!
– Какое тебе дело до моей души? Какое тебе дело до того, как я выгляжу? Оставаться вечно молодым и прекрасным, как ты, я не могу! - в словах кузнеца явно слышалась боль и укор, словно Халлига была виновата в том, что он стареет, а она - нет. Слепец вдруг понял, кем был этот мужчина!
– Не надо начинать все сначала, умоляю тебя! - со слезами в голосе воскликнула женщина. - Разве ты не понимаешь, как больно ранит это меня саму?! Зачем бередить старые раны?
– Тогда почему ты пришла? - тихо спросил Раумрау и вздохнул, так протяжно и тяжело, как вздыхают мехи в кузне.
– Я пришла просить о помощи…
– Нет. Мы не помогаем волшебникам.
– Ах, Рау!! - Халлига всхлипнула, не в силах говорить дальше. Слепец не выдержал, решив вмешаться в их беседу.
– О чем ты говоришь! - воскликнул он. - Какая же она волшебница? Просто обычная женщина… Только очень несчастная.
Голос Раумрау изменился - он повернул закопченное лицо к новому собеседнику и сказал резко и зло:
– Твои слова - это просто слова. Мои же слова отражают Истину. За тридцать лет, что я знаю эту женщину, она не изменилась ни капельки. Ее щеки все так же упруги и розовы, как тогда, ее грудь по-прежнему высока, а тело стройное и сильное. За то же самое время я покрылся морщинами и сединой, мышцы мои стали дрябнуть, глаза ослабели…
Раумрау говорил тихо и медленно, и каждое слово его было наполнено горечью и обидой. Любовь, погибшая в жестоком разочаровании, но оставившая свои следы на всю жизнь, вот что это! - подумал Слепец. То самое, чего боялась Халлига, когда против своей воли согласилась с его решением уйти. Она страшится повторения, ибо ей тоже доставляют боль воспоминания о прошлом…
– Ты хочешь отомстить мне за то, в чем я не виновата! - закричала она сквозь слезы. - Жалеешь сам себя и не хочешь понять, что все твои обиды надуманы! Ты ведь знаешь, кто дал мне вечную молодость, и почему? Мездос!
– Да, Мездос, твой дружок. Проклятый всеми паук, сосущий соки из всего нашего мира. Он хорошо отблагодарил тебя, так ступай и наслаждайся дальше его даром! Я не желаю тебя видеть больше. Никогда! - слова клокотали в горле Раумрау, но Слепец ясно слышал, что он пытается яростью заглушить собственное чувство вины перед Халлигой. Кузнец прекрасно понимал, что права женщина, а не он сам. В своем глупом упрямстве он стал походить на устраивающего сцену ревности обманутого любовника.
– Какие злые, какие далекие от истины слова! - устало пробормотала Халлига. - Никто не знает его, или же не хочет знать. На самом деле он добр и мудр, а вы злобствуете от зависти, оттого, что Мездос намного выше и величественнее ваших никчемных душонок!
– Что ж ты пришла просить у эдаких ничтожеств? - прошипел Раумрау, теперь рассердившийся не на шутку. Слепцу подумалось, что сейчас их вытолкают взашей - и в чем-то будут правы. Зря Халлига произнесла последнюю фразу, если только на самом деле надеялась добиться помощи. Она и сама это поняла, потому что разом сменила тон и заговорила просяще, смиренно.
– Ты не понял меня, Рау! Я вовсе не хотела оскорблять тебя или кого еще, называть столь обидным словом. Просто я не могу слушать, когда кто-то по незнанию или по обиде напрасно ругает достойного человека…
– Мне нет дела до того, чего ты на самом деле хотела. Я и так достаточно слышал и видел, потому и говорю тебе еще раз: уходи прочь, здесь ты не получишь помощи! Не вынуждай меня применять силу, - Раумрау говорил гораздо тише, в голосе не осталось только что звеневшей ярости. Он был словно костер, только что горевший ярко, но внезапно залитый ведром воды и оставивший вместо пламени умирающую струйку дыма.
– Послушай меня, упрямец! - почти ласково сказала Халлига, подаваясь вперед, чтобы проникнуть за ворота. - Я ведь пришла просить не за себя, а за вот этого несчастного слепого человека, лишенного к тому же пальцев на руках. Он не может оставаться здесь, а я не могу провожать его в дороге. Понимаешь? Он не колдун и даже совсем наоборот: суровые ветры жизни забросили его к нам с того берега Реки!
– Что? - недоверчиво пробурчал Раумрау, в первый раз за весь разговор проявив некую заинтересованность в беседе. - Что за чушь ты несешь?
Слепец хотел вступить в разговор, чтобы поведать кузнецу свою удивительную историю, но теплые пальцы Халлиги коснулись его изуродованных кистей и легонько сжали их.
– Помнишь, два дня назад случилось нечто страшное - небо потрескалось, и задул такой ураганный ветер, что молодые деревья на вершинах холмов едва не вывернуло с корнями? Этот человек шел по дороге с той стороны Мира, перебираясь из города в город со своей семьей. Но порыв ветра поднял его в воздух, как птицу, перенес через Реку и опустил прямо в стожок сена, что я накосила для своих коз!
– Небывальщина! - пробормотал Раумрау, наверняка, пристально разглядывая пришельца. Глаза у кузнеца скорее всего черные, глубоко посаженные, подумал Слепец, с интересом слушая сочиненную Халлигой сказку.
– Конечно, небывальщина! Но скажи тогда, как мог очутиться посреди леса этот человек, который ложку-то держать не может? Единственная дорога идет через вашу деревню, а с остальных сторон мой лес окружают болота. Если его не принесло ветром, то как иначе он мог очутиться здесь?
– Колдуны летают по небесам не хуже ласточек, - снова недоверчиво забормотал Раумрау. - И этот тоже мог перелететь сюда…
– Без глаз? - ехидно спросила Халлига, теряя терпение. - Да коли так, он уже улетел бы назад тем же самым путем, что прилетел. И не стал просить помощи у таких грубиянов, как вы.
– Ладно уж, - запыхтел Раумрау, немного обиженный, но не рассердившийся. - Мы, конечно, гостеприимством да лаской не отличаемся, но уж раз он такой убогий, пускай заходит. Поглядим.
– А я? - в голосе Халлиги послышалась боязнь быть отправленной домой. - Я его вылечила, я сшила ему одежду. Он мне - как родной.
Не боится ревности? - подумал Слепец, но тут же понял, что зря обольщался на свой счет. Даже если Раумрау постарел и поседел, он был здоровым и полноценным мужчиной, который такого убогого, как Слепец, никогда не посчитает соперником. Человек без глаз и пальцев - это вроде уже и не человек вовсе, а так, говорящее полено…
– Ладно уж, заходите оба, - вздохнул кузнец. Он тяжело шагнул назад, освобождая проход. - Но только ты не надейся ни на что больше! Как только поможем калеке - пойдешь туда, откуда пришла!
– Хорошо! - воскликнула Халлига.
Когда они вдвоем попали наконец внутрь деревни, Слепец снова почувствовал, как меняется все вокруг него. Сначала это был полный жизни, солнца и радости лес, потом мрачный и страшноватый берег черной лесной речки, а теперь настороженный и недоверчивый поселок людей, не желающих знаться с остальными миром. Ему грезились вросшие в землю дома, сложенные из могучих кедровых стволов, проконопаченные бурым мхом стены. Узкие окна походили на бойницы и прорублены они были высоко, у самых крыш, крытых листами позеленевшей меди. Пустые улицы, ни людей, ни скотины, даже собаки молчат. И только дым из труб, щекочет ноздри запахом сгоревших смолистых поленьев, говорит о том, что деревня обитаема. Они шли по улицам, как проникшие во враждебный лагерь лазутчики, провожаемые настороженными взглядами и бьющим из окошек подозрением. С чем пришли? Уж не с добром, поди?
Однако, первая волна отчужденности и замкнутости схлынула, и очень скоро Слепец услышал крик петуха, ленивое брехание собак и мычание коров. От этого ему стало немного легче…
Шли они недолго, остановившись рядом с излучающим жар строением. Даже с улицы было слышно, как гудит внутри огонь, раздуваемый мерным дыханием мехов. Здесь Раумрау велел Слепцу сесть на топчан и принялся мять его кисти.
– Да, отделали тебя, паря! - хмыкнул он. В голосе не было прежней холодности, на смену ей пришли интерес и азарт. Кажется, кузнец хотел победить недуг, и думал, что ему это удастся.
– Ну и что скажешь, Рау? Ты можешь ему помочь? - с надеждой спросила Халлига. Ей было неведомо то, что Слепец почувствовал по скупым словам.
– Я, конечно, не волшебник, - неторопливо начал кузнец. - Да и обработали его на славу… Но кое-что и мы, простой люд, можем.
Твердые, мозолистые и сильные пальцы пошевелили суставы изуродованных рук - очевидно, чтобы проверить подвижность остатков фаланг. Хмыкнув, Раумрау бесцеремонно стал тыкать острыми ногтями между пальцев, вернее, между их остатков.
– Да… - пробормотал он как бы про себя. - Кто ж это тебя так?
– Враги, - просто ответил Слепец, и улыбнулся. Раумрау, должно быть, поглядел на него, надолго застыв без слов. Однако, в конце концов он не стал обижаться на этого странного убогого человека, пришедшего к нему за помощью, но не желающего ничего рассказывать.
– Враги, говоришь, - сказал он наконец, и снова хмыкнул. - Уж я бы сильно удивился, коли бы друзья. Хотя, кто вас там знает, на том-то берегу!
Слепец опять улыбнулся, подумав, что и на этом берегу про его родной мир наверняка рассказывают много страшных и странных небылиц. Люди везде одинаковы. Раумрау тем временем продолжил разглядывать руки Слепца.
– Так вот, говорю, хорошо тебя отделали, парнишка! Срезали почти начисто, да так ровно… Будто бы лекарь потом тебе культяшки зашивал.
– Было такое, - подтвердил Слепец. Кузнец крякнул, довольный собственной догадливостью.
– "Пеньков" тебе даже почти не оставили, вот что нехорошо. Так бы можно было колпачки какие спаять, да надеть… А тут - не, не выйдет…
– Значит, ты не сможешь помочь? - уныло заключила Халлига. Раумрау поднял руку к голове, распространив вокруг себя ядреный запах пота, и с хрустом почесал затылок.
– Что ж я вас тащил бы сюда, милая моя? - с издевкой спросил он. - Сказал бы сразу, что не в силах помогать, да отправил восвояси… Тут дело такое: есть у меня задумка, да сомневаюсь я, выйдет ли трюк? Тем летом у нас один мужик, Елуник, рубил себе дрова пьяный, да и срубил на одной руке сразу три пальца. Так я ему в огрызки вбил два крюка бронзовых, и он теперь с ними больно ловко управляется.
– Вот и ладно! - теперь Халлига взбодрилась, но Раумрау быстро осадил ее.
– Погоди, баба! У этого твоего калеки руки тонкие да хрупкие, а у Елуника - каждый палец что сучок сосновый были. Толстые да крепкие… А ну как у этого кости раскрошатся, да ничего не выйдет? Последнего лишится. К тому ж, больно это. Очень больно. Елуник по первости радовался, что я ему крюков этих понаделал, а потом болеть они у него стали. Как непогода какая, дождь там, или буран зимою - так ему руку будто в тиски защемляет. Ревет он медведем, да еще зенки зальет и бежит ко мне с тем самым топором… Хорошо меня здоровьем маманя с папаней не обидели - дам ему пару затрещин, да до дома унесу. Это я все к чему - коли даже по три крюка вбить в каждую руку, да ежели они держаться станут, то в непогодные дни полезет твой калека на стену, и нас с тобой не раз и не два словом хулительным вспомнит.
– Не бойся, кузнец! - гордо сказал Слепец, вспомнив вдруг, что был когда-то королем. - Если я решусь, то это будет моя воля на все: на удачу и неудачу, на боль и страдания.
– А я чего? Я только предупредить чтоб. Рассказал все, без утайки, а ты, правда что, решай, надо оно тебе, или так обойдешься.
– Боль будет сильной и частой, - задумчиво сказала Халлига.
– Но зато я смогу держать в руках палку и ложку, - ответил Слепец.
– Это не сразу, - заявил кузнец. - Покуда научишься, снег ляжет. Да и на что тебе крюки на руках, коли даже глаз нету? Не стоящее дело. Сидеть тебе надо дома, да никуда не соваться.
– Это уж мне решать, - отрезал Слепец. Халлига и кузнец смолчали, соглашаясь с его словами. Слепец глубоко вздохнул, прислушиваясь к своим ощущениям и перебирая мысли. Может статься, что Раумрау прав, и вся затея с приделыванием на место пальцев металлических крюков ничего не даст ему, кроме новых страданий. Но, с другой стороны, если он сумеет ими как следует пользоваться, то это намного облегчит жизнь. Рискнуть или нет? Пускай кузнец и назвал руки Слепца "тонкими и хрупкими", сам он так не считал. Если получится вбить в остатки пальцев крюки, вопрос будет в том, сможет ли он ими пользоваться при отсутствии глаз? Мертвый металл не поможет нащупать ложку или ухватить как следует тот же топор. Но, с другой стороны, у него ведь есть внутреннее око, которое уже не раз проявило себя! Быть может, оно поможет и в освоении новых "рук".
– Скажи мне, Раумрау, - задумчиво спросил Слепец. - У тебя густая борода?
Тот не ответил, опешив от неожиданности и нелогичности вопроса. За него ответила Халлига, не менее сбитая с толку, но не потерявшая дара речи.
– Зачем тебе это??! Хотя, борода у Рау такая, что половина супа из ложки на ней остается, до рта не доходит…
Слепец удовлетворенно кивнул, в очередной раз услыхав подтверждение своей вновь обретенной, чудесной способности. Он глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть в холодную воду, и твердо произнес:
– Я согласен, кузнец!
Может быть, потом он будет жалеть об этом решении, может, будет проклинать этот час, себя, Раумрау и Халлигу, но по здравому размышлению, отказываться от возможности, пусть даже опасной, нельзя. Он должен попробовать, если хочет жить хотя бы подобием настоящей жизни, а не влачить жалкое существование. А уж коли не получится… Собственные страдания всегда легко оборвать, даже слепому калеке. Нож можно зажать в изуродованные культи, нащупать острием ложбинку между ребрами, там, где стучит сердце, и упасть на стену. Это никогда не поздно сделать.
– Ну что ж, тогда начнем! - сказал кузнец. - А ты, женщина, ступай к себе домой. Ты здесь больше не нужна.
– Подождите! - воскликнула Халлига. - Ты, Рау, иди, а он пойдет следом, когда мы простимся.
Некоторое время Раумрау пыхтел рядом. Без сомнения, он сверлил Слепца взглядом и пытался понять, как это женщина собирается прощаться с ним? Потом он тяжело пошел прочь, недовольно бурча при этом. Халлига быстро положила горячие ладони на щеки Слепца и стала их ласково гладить.
– Когда ты сможешь идти, отправляйся на восток, вдоль большой речки, окруженной заливными лугами. Там легкий путь. Там ты дойдешь до населенных мест, и сможешь рассчитывать на помощь. Помни, цель твоя - Замок-гора, в котором обитает колдун по имени Мездос. Назови ему мое имя и он не откажет, я уверена.
– Трудно мне, безглазому, будет найти верную дорогу, если все вокруг любят Мездоса так же, как твой друг Раумрау, - грустно сказал Слепец. Халлига невесело рассмеялась.
– Твой путь будет таким сложным и опасным, что эта беда - самая меньшая из всех возможных, мой милый. Тебе бы добраться до Великого Тракта, пересекающего весь обитаемый мир с юга на север. Он проходит мимо замка Мездоса. Так что главное - не найти дорогу, а преодолеть ее… - Халлига быстро поцеловала Слепца в обе щеки, прижимаясь к его лицу своим, мокрым от слез. - Прощай. Я буду постоянно думать о тебе и желать удачи.
Она нашарила на его одеждах карман и что-то сунула туда. Слепец протянул туда свою культю и нащупал шуршащий куль из грубой холстины.
– Это трава, утоляющая боль. Если Раумрау сумеет дать тебе новые пальцы, вместе с ними ты обретешь постоянные мучения - в точности, как он сам говорил. Заваривай траву и пей отвар, или жуй ее, если не найдешь кипятка. Это мой последний подарок тебе.
Халлига поцеловала его еще раз, потом оторвала руки и сделала два трудных шага назад. На Слепца снова нашло прозрение: он видел женщину, так много для него сделавшую, видел самим своим разумом. Растрепанная, заплаканная, с глазами, заполненными болью и страхом - но не за себя, а за несчастного калеку, которого она не могла оставить у себя под крылом. Халлига закрыла лицо ладонями, потом резко повернулась к воротам, у которых ждал ее хмурый сторож.
– Прощай, добрая женщина!!! - закричал ей во след Слепец, что было силы. Ему казалось, еще немного - и он сам расплачется, но он просто не мог этого сделать. Огненный меч палача сжег все слезы Слепца вместе с глазами…
10.
– На каждую деревню - свой король?
– Нет, конечно. Самый могучий колдун в округе - правитель страны. Он раздает наделы колдунам послабее, а у тех под крылышком держатся совсем слабенькие, хилые колдунишки, заправляющие деревнями. А еще есть странники, которых выгнали из вотчин более сильные соперники или сменившие милость на гнев покровители. Бывают и такие, что ушли по своей воле - из желания попутешествовать… - за разговором они вдвоем миновали поляну, на которой стоял дом Халлиги, и углубились в лес. Игрун носился рядом, периодически подбегая к Слепцу и тыкая мокрым носом в его изуродованные ладони, но внимания от него так и не мог добиться. Иные мысли занимали человека: ведь он опять покидал уютное и безопасное гнездышко, в котором мог бы достаточно безбедно влачить свое убогое существование. Правильно ли он поступает? Не была ли встреча Халлиги подарком судьбы, давшей ему второй шанс после опрометчивого отказа от благосклонности Реки? Тогда он сполна глотнул "свободы", быть может, следовало принять тот урок и остановиться? Сидеть в тихой гавани на своей утлой лодке, и не соваться в поджидающие шторма?
Точного ответа Слепец не знал. Он мог только обратится к своим чувствам, в надежде, что они его не обманут. И сердце звало его в дорогу - оно не могло примириться с жизнью тихого, опекаемого и охраняемого от невзгод калеки. Очевидно, это по-прежнему было сердце короля…
Закончив копаться в себе, Слепец глубоко вдохнул чистый воздух, наполненный запахом смолы и нагретых солнцем трав. Он выбросил из головы сомнения, закопал в глубинах сознания страхи и отогнал прочь думы о будущем. Остался только жаркий летний день, умиротворенный лес по сторонам и Халлига, мерно шагающая впереди. Ах да, и еще веселый Игрун! Слепец сосредоточился, пытаясь узнать местность, которой они шли.
Для того, чтобы идти быстрее, Халлига заставила его положить руку на свое плечо. В другое время Слепец стал бы отнекиваться, ибо чувствовал в себе способность идти самостоятельно, но сейчас он быстро понял - следовать за поводырем есть лучший вариант. Тропинка, по которой они шли, беспрестанно поворачивала из стороны в сторону. Корни деревьев, вылезавшие на нее, все время пытались поставить подножку незрячему человеку, и только предупреждения Халлиги и ее плечо спасали Слепца от падений. Раз или два дорогу перегораживали замшелые колоды, по поверхности которых скользила неверная нога. Судя по всему, этой тропой пользовались весьма и весьма редко… Ветки подступающих вплотную друг к другу деревьев и кустов впивались в одежды и норовили шлепнуть по лицу, а солнце гладило своими лучами лоб и щеки считанные разы. Путь сквозь самую дремучую чащобу! - подумал Слепец. - я сюда не ходил ни разу, натыкаясь на густые заросли. Сомневаюсь, что смог бы найти тайную тропку даже с глазами… Он не успел задуматься над тем, отчего же Халлига так не любит ходить в деревню, как услышал тихое бульканье и журчание. Стало быть, они вышли на берег небольшой речушки или ручья. Узкое русло, темная, быстро бегущая вода и нависающие над ней ветви ракит. Берега покрыты перекосившимися или совсем упавшими деревьями с мертвыми, будто скорчившимися в смертных судорогах ветвями и черными стволами. Обрывы спускаются отвесно прямо в бурлящую, покрытую маленькими воронками воду, а наверху они густо заросли колючими кустами черной смородины. Слепец представил себе эту картину так живо и четко, словно бы всю жизнь провел на берегах подобных лесных речек. Кто знает, может быть, его глупая фантазия выдумала вовсе не то, что было на самом деле? Вдруг это чистый, крохотный ручей, бегущий по камням от бьющего из-под валуна родника?
– Где мы идем? - хрипло спросил Слепец, внутренне сжавшись от нехорошего предчувствия. Если он ошибается, то грош цена его дурацкому "внутреннему оку".
– По берегу речки, - задумчиво ответила Халлига. - Будь осторожен, у нее крутые склоны и глубокое, вязкое дно.
Значит, все-таки это правда!! Слепец запрокинул голову, словно собирался издать радостный вопль, но промолчал, только широко улыбнулся. Значит есть нечто необычное в мироощущении слепого человека, нечто, делающее его хоть немного ближе к тем, кто не лишен зрения. Вдруг в сознании всплыло детское воспоминание: нищий с суковатым посохом и белыми глазами идет сквозь базарную толпу. Помнится, тогда его удивило, как этот калека ухитряется избегать столкновений при таком скоплении народа? Оказывается, все просто - у него есть особое чутье! Наверное, у разных людей оно развивается по разному, у кого быстрее, у кого медленнее, у кого сильнее, у кого слабее. Главное в том, что он сам попал в число первых… Теперь уже не может быть никаких сомнений в том, что он в силах путешествовать!
Занятый радостными мыслями Слепец не сразу заметил изменений в лесу вокруг себя. Листья и ветви стали громче шуметь на ветру, щебет птиц и щелканье белок оставались за спиной, а солнце все чаще прикасалось к лицу теплыми лучами. Очевидно, они вышли к деревне? Какая же она? Некоторое время Слепец не мог вызвать ни одного видения. Потом вдруг рядом возникла преграда, вдоль которой Халлига повела его налево. Он протянул руку и нащупал плотный ряд высоких и толстых стволов. Наверняка, наверху каждое бревно заострено, а с той стороны на земле воткнуты колья. Ничего не скажешь, гостеприимная деревня! Чего они боятся в лесу, в котором без страха живет одинокая женщина? Хотя, эта изгородь должна защищать поселян не от диких зверей, а от гораздо более опасных врагов. Может, от неведомых чудищ, а может - от людей, которые пострашнее будут, чем чудища. У бедной отшельницы взять нечего, а с большой деревни, с зажиточных крестьян пожива выйдет хорошей, так что не стоит удивляться предусмотрительности Гордецов. К тому же, если прозвище это оправдано, врагов у них должно быть сколько угодно.
Через несколько десятков шагов Халлига увлекла Слепца вправо и остановилась. Судя по раздавшемуся стуку и дрожанию плеча, на которое опиралась рука, женщина требовательно колотила в обитые металлом ворота деревянной колотушкой. Некоторое время они стояли в ожидании, в гнетущей, враждебной тишине. Слепец не мог видеть этого места, представить его пока не получалось, однако почувствовать себя незваным и нежеланным гостем он смог в полной мере. Халлига тоже не оставалась равнодушной - она вертелась и часто дышала, явно взволнованная предстоящей встречей с местными жителями. Наконец, в воротах со скрипом отворилось маленькое оконце.
– Я пришла к Раумрау! - слишком громко и четко сказала Халлига сторожу. - Пускай выйдет.
Сдается мне, подумал Слепец, моя провожатая боится, как бы не послали ее куда подальше! Вот тебе и на, пришли помощи просить в таком мрачном местечке!
Словно прочитав мысли спутника, женщина повернулась к нему лицом. Чуть помедлив, она пробормотала:
– Не очень они вежливы, эти Гордецы. Потому и залезли в такую глушь, что не любят и не умеют с людьми разговаривать. Но Раумрау должен нам помочь.
– Почему ты так думаешь? - спросил Слепец с изрядной долей сомнения в голосе.
– Я знаю… Вернее, надеюсь, что он захочет помогать мне. Понимаешь, он сам не из этой деревни. Он пришел сюда… - договорить она не успела, потому что снова раздался скрип, на этот раз намного более громкий. Створка ворот приоткрылась, уронив на руку Слепца, лежавшую на плече Халлиги, луч солнечного света.
– Давненько ты не приходила, - пробормотал кто-то, очевидно, тот самый Раумрау. Судя по его манерам, он быстро научился у Гордецов враждебности и нелюбезности. От него резко пахло потом, дымом и еще чем-то непонятным. "Внутреннее око" внезапно дало о себе знать, и Слепец представил себе согнутого тяжелой работой, но еще очень сильного мужчину лет пятидесяти, заросшего до самых глаз густой черной бородой с редкими сединами.
– Здравствуй, - тихо и грустно сказала ему Халлига. Что-то странное было в ее интонациях, но что именно, Слепец не понимал. - Рау, как ты изменился! Работа в кузнице сделала тебя черным с ног до головы… Я боюсь, что и душа тоже почернела!
– Какое тебе дело до моей души? Какое тебе дело до того, как я выгляжу? Оставаться вечно молодым и прекрасным, как ты, я не могу! - в словах кузнеца явно слышалась боль и укор, словно Халлига была виновата в том, что он стареет, а она - нет. Слепец вдруг понял, кем был этот мужчина!
– Не надо начинать все сначала, умоляю тебя! - со слезами в голосе воскликнула женщина. - Разве ты не понимаешь, как больно ранит это меня саму?! Зачем бередить старые раны?
– Тогда почему ты пришла? - тихо спросил Раумрау и вздохнул, так протяжно и тяжело, как вздыхают мехи в кузне.
– Я пришла просить о помощи…
– Нет. Мы не помогаем волшебникам.
– Ах, Рау!! - Халлига всхлипнула, не в силах говорить дальше. Слепец не выдержал, решив вмешаться в их беседу.
– О чем ты говоришь! - воскликнул он. - Какая же она волшебница? Просто обычная женщина… Только очень несчастная.
Голос Раумрау изменился - он повернул закопченное лицо к новому собеседнику и сказал резко и зло:
– Твои слова - это просто слова. Мои же слова отражают Истину. За тридцать лет, что я знаю эту женщину, она не изменилась ни капельки. Ее щеки все так же упруги и розовы, как тогда, ее грудь по-прежнему высока, а тело стройное и сильное. За то же самое время я покрылся морщинами и сединой, мышцы мои стали дрябнуть, глаза ослабели…
Раумрау говорил тихо и медленно, и каждое слово его было наполнено горечью и обидой. Любовь, погибшая в жестоком разочаровании, но оставившая свои следы на всю жизнь, вот что это! - подумал Слепец. То самое, чего боялась Халлига, когда против своей воли согласилась с его решением уйти. Она страшится повторения, ибо ей тоже доставляют боль воспоминания о прошлом…
– Ты хочешь отомстить мне за то, в чем я не виновата! - закричала она сквозь слезы. - Жалеешь сам себя и не хочешь понять, что все твои обиды надуманы! Ты ведь знаешь, кто дал мне вечную молодость, и почему? Мездос!
– Да, Мездос, твой дружок. Проклятый всеми паук, сосущий соки из всего нашего мира. Он хорошо отблагодарил тебя, так ступай и наслаждайся дальше его даром! Я не желаю тебя видеть больше. Никогда! - слова клокотали в горле Раумрау, но Слепец ясно слышал, что он пытается яростью заглушить собственное чувство вины перед Халлигой. Кузнец прекрасно понимал, что права женщина, а не он сам. В своем глупом упрямстве он стал походить на устраивающего сцену ревности обманутого любовника.
– Какие злые, какие далекие от истины слова! - устало пробормотала Халлига. - Никто не знает его, или же не хочет знать. На самом деле он добр и мудр, а вы злобствуете от зависти, оттого, что Мездос намного выше и величественнее ваших никчемных душонок!
– Что ж ты пришла просить у эдаких ничтожеств? - прошипел Раумрау, теперь рассердившийся не на шутку. Слепцу подумалось, что сейчас их вытолкают взашей - и в чем-то будут правы. Зря Халлига произнесла последнюю фразу, если только на самом деле надеялась добиться помощи. Она и сама это поняла, потому что разом сменила тон и заговорила просяще, смиренно.
– Ты не понял меня, Рау! Я вовсе не хотела оскорблять тебя или кого еще, называть столь обидным словом. Просто я не могу слушать, когда кто-то по незнанию или по обиде напрасно ругает достойного человека…
– Мне нет дела до того, чего ты на самом деле хотела. Я и так достаточно слышал и видел, потому и говорю тебе еще раз: уходи прочь, здесь ты не получишь помощи! Не вынуждай меня применять силу, - Раумрау говорил гораздо тише, в голосе не осталось только что звеневшей ярости. Он был словно костер, только что горевший ярко, но внезапно залитый ведром воды и оставивший вместо пламени умирающую струйку дыма.
– Послушай меня, упрямец! - почти ласково сказала Халлига, подаваясь вперед, чтобы проникнуть за ворота. - Я ведь пришла просить не за себя, а за вот этого несчастного слепого человека, лишенного к тому же пальцев на руках. Он не может оставаться здесь, а я не могу провожать его в дороге. Понимаешь? Он не колдун и даже совсем наоборот: суровые ветры жизни забросили его к нам с того берега Реки!
– Что? - недоверчиво пробурчал Раумрау, в первый раз за весь разговор проявив некую заинтересованность в беседе. - Что за чушь ты несешь?
Слепец хотел вступить в разговор, чтобы поведать кузнецу свою удивительную историю, но теплые пальцы Халлиги коснулись его изуродованных кистей и легонько сжали их.
– Помнишь, два дня назад случилось нечто страшное - небо потрескалось, и задул такой ураганный ветер, что молодые деревья на вершинах холмов едва не вывернуло с корнями? Этот человек шел по дороге с той стороны Мира, перебираясь из города в город со своей семьей. Но порыв ветра поднял его в воздух, как птицу, перенес через Реку и опустил прямо в стожок сена, что я накосила для своих коз!
– Небывальщина! - пробормотал Раумрау, наверняка, пристально разглядывая пришельца. Глаза у кузнеца скорее всего черные, глубоко посаженные, подумал Слепец, с интересом слушая сочиненную Халлигой сказку.
– Конечно, небывальщина! Но скажи тогда, как мог очутиться посреди леса этот человек, который ложку-то держать не может? Единственная дорога идет через вашу деревню, а с остальных сторон мой лес окружают болота. Если его не принесло ветром, то как иначе он мог очутиться здесь?
– Колдуны летают по небесам не хуже ласточек, - снова недоверчиво забормотал Раумрау. - И этот тоже мог перелететь сюда…
– Без глаз? - ехидно спросила Халлига, теряя терпение. - Да коли так, он уже улетел бы назад тем же самым путем, что прилетел. И не стал просить помощи у таких грубиянов, как вы.
– Ладно уж, - запыхтел Раумрау, немного обиженный, но не рассердившийся. - Мы, конечно, гостеприимством да лаской не отличаемся, но уж раз он такой убогий, пускай заходит. Поглядим.
– А я? - в голосе Халлиги послышалась боязнь быть отправленной домой. - Я его вылечила, я сшила ему одежду. Он мне - как родной.
Не боится ревности? - подумал Слепец, но тут же понял, что зря обольщался на свой счет. Даже если Раумрау постарел и поседел, он был здоровым и полноценным мужчиной, который такого убогого, как Слепец, никогда не посчитает соперником. Человек без глаз и пальцев - это вроде уже и не человек вовсе, а так, говорящее полено…
– Ладно уж, заходите оба, - вздохнул кузнец. Он тяжело шагнул назад, освобождая проход. - Но только ты не надейся ни на что больше! Как только поможем калеке - пойдешь туда, откуда пришла!
– Хорошо! - воскликнула Халлига.
Когда они вдвоем попали наконец внутрь деревни, Слепец снова почувствовал, как меняется все вокруг него. Сначала это был полный жизни, солнца и радости лес, потом мрачный и страшноватый берег черной лесной речки, а теперь настороженный и недоверчивый поселок людей, не желающих знаться с остальными миром. Ему грезились вросшие в землю дома, сложенные из могучих кедровых стволов, проконопаченные бурым мхом стены. Узкие окна походили на бойницы и прорублены они были высоко, у самых крыш, крытых листами позеленевшей меди. Пустые улицы, ни людей, ни скотины, даже собаки молчат. И только дым из труб, щекочет ноздри запахом сгоревших смолистых поленьев, говорит о том, что деревня обитаема. Они шли по улицам, как проникшие во враждебный лагерь лазутчики, провожаемые настороженными взглядами и бьющим из окошек подозрением. С чем пришли? Уж не с добром, поди?
Однако, первая волна отчужденности и замкнутости схлынула, и очень скоро Слепец услышал крик петуха, ленивое брехание собак и мычание коров. От этого ему стало немного легче…
Шли они недолго, остановившись рядом с излучающим жар строением. Даже с улицы было слышно, как гудит внутри огонь, раздуваемый мерным дыханием мехов. Здесь Раумрау велел Слепцу сесть на топчан и принялся мять его кисти.
– Да, отделали тебя, паря! - хмыкнул он. В голосе не было прежней холодности, на смену ей пришли интерес и азарт. Кажется, кузнец хотел победить недуг, и думал, что ему это удастся.
– Ну и что скажешь, Рау? Ты можешь ему помочь? - с надеждой спросила Халлига. Ей было неведомо то, что Слепец почувствовал по скупым словам.
– Я, конечно, не волшебник, - неторопливо начал кузнец. - Да и обработали его на славу… Но кое-что и мы, простой люд, можем.
Твердые, мозолистые и сильные пальцы пошевелили суставы изуродованных рук - очевидно, чтобы проверить подвижность остатков фаланг. Хмыкнув, Раумрау бесцеремонно стал тыкать острыми ногтями между пальцев, вернее, между их остатков.
– Да… - пробормотал он как бы про себя. - Кто ж это тебя так?
– Враги, - просто ответил Слепец, и улыбнулся. Раумрау, должно быть, поглядел на него, надолго застыв без слов. Однако, в конце концов он не стал обижаться на этого странного убогого человека, пришедшего к нему за помощью, но не желающего ничего рассказывать.
– Враги, говоришь, - сказал он наконец, и снова хмыкнул. - Уж я бы сильно удивился, коли бы друзья. Хотя, кто вас там знает, на том-то берегу!
Слепец опять улыбнулся, подумав, что и на этом берегу про его родной мир наверняка рассказывают много страшных и странных небылиц. Люди везде одинаковы. Раумрау тем временем продолжил разглядывать руки Слепца.
– Так вот, говорю, хорошо тебя отделали, парнишка! Срезали почти начисто, да так ровно… Будто бы лекарь потом тебе культяшки зашивал.
– Было такое, - подтвердил Слепец. Кузнец крякнул, довольный собственной догадливостью.
– "Пеньков" тебе даже почти не оставили, вот что нехорошо. Так бы можно было колпачки какие спаять, да надеть… А тут - не, не выйдет…
– Значит, ты не сможешь помочь? - уныло заключила Халлига. Раумрау поднял руку к голове, распространив вокруг себя ядреный запах пота, и с хрустом почесал затылок.
– Что ж я вас тащил бы сюда, милая моя? - с издевкой спросил он. - Сказал бы сразу, что не в силах помогать, да отправил восвояси… Тут дело такое: есть у меня задумка, да сомневаюсь я, выйдет ли трюк? Тем летом у нас один мужик, Елуник, рубил себе дрова пьяный, да и срубил на одной руке сразу три пальца. Так я ему в огрызки вбил два крюка бронзовых, и он теперь с ними больно ловко управляется.
– Вот и ладно! - теперь Халлига взбодрилась, но Раумрау быстро осадил ее.
– Погоди, баба! У этого твоего калеки руки тонкие да хрупкие, а у Елуника - каждый палец что сучок сосновый были. Толстые да крепкие… А ну как у этого кости раскрошатся, да ничего не выйдет? Последнего лишится. К тому ж, больно это. Очень больно. Елуник по первости радовался, что я ему крюков этих понаделал, а потом болеть они у него стали. Как непогода какая, дождь там, или буран зимою - так ему руку будто в тиски защемляет. Ревет он медведем, да еще зенки зальет и бежит ко мне с тем самым топором… Хорошо меня здоровьем маманя с папаней не обидели - дам ему пару затрещин, да до дома унесу. Это я все к чему - коли даже по три крюка вбить в каждую руку, да ежели они держаться станут, то в непогодные дни полезет твой калека на стену, и нас с тобой не раз и не два словом хулительным вспомнит.
– Не бойся, кузнец! - гордо сказал Слепец, вспомнив вдруг, что был когда-то королем. - Если я решусь, то это будет моя воля на все: на удачу и неудачу, на боль и страдания.
– А я чего? Я только предупредить чтоб. Рассказал все, без утайки, а ты, правда что, решай, надо оно тебе, или так обойдешься.
– Боль будет сильной и частой, - задумчиво сказала Халлига.
– Но зато я смогу держать в руках палку и ложку, - ответил Слепец.
– Это не сразу, - заявил кузнец. - Покуда научишься, снег ляжет. Да и на что тебе крюки на руках, коли даже глаз нету? Не стоящее дело. Сидеть тебе надо дома, да никуда не соваться.
– Это уж мне решать, - отрезал Слепец. Халлига и кузнец смолчали, соглашаясь с его словами. Слепец глубоко вздохнул, прислушиваясь к своим ощущениям и перебирая мысли. Может статься, что Раумрау прав, и вся затея с приделыванием на место пальцев металлических крюков ничего не даст ему, кроме новых страданий. Но, с другой стороны, если он сумеет ими как следует пользоваться, то это намного облегчит жизнь. Рискнуть или нет? Пускай кузнец и назвал руки Слепца "тонкими и хрупкими", сам он так не считал. Если получится вбить в остатки пальцев крюки, вопрос будет в том, сможет ли он ими пользоваться при отсутствии глаз? Мертвый металл не поможет нащупать ложку или ухватить как следует тот же топор. Но, с другой стороны, у него ведь есть внутреннее око, которое уже не раз проявило себя! Быть может, оно поможет и в освоении новых "рук".
– Скажи мне, Раумрау, - задумчиво спросил Слепец. - У тебя густая борода?
Тот не ответил, опешив от неожиданности и нелогичности вопроса. За него ответила Халлига, не менее сбитая с толку, но не потерявшая дара речи.
– Зачем тебе это??! Хотя, борода у Рау такая, что половина супа из ложки на ней остается, до рта не доходит…
Слепец удовлетворенно кивнул, в очередной раз услыхав подтверждение своей вновь обретенной, чудесной способности. Он глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть в холодную воду, и твердо произнес:
– Я согласен, кузнец!
Может быть, потом он будет жалеть об этом решении, может, будет проклинать этот час, себя, Раумрау и Халлигу, но по здравому размышлению, отказываться от возможности, пусть даже опасной, нельзя. Он должен попробовать, если хочет жить хотя бы подобием настоящей жизни, а не влачить жалкое существование. А уж коли не получится… Собственные страдания всегда легко оборвать, даже слепому калеке. Нож можно зажать в изуродованные культи, нащупать острием ложбинку между ребрами, там, где стучит сердце, и упасть на стену. Это никогда не поздно сделать.
– Ну что ж, тогда начнем! - сказал кузнец. - А ты, женщина, ступай к себе домой. Ты здесь больше не нужна.
– Подождите! - воскликнула Халлига. - Ты, Рау, иди, а он пойдет следом, когда мы простимся.
Некоторое время Раумрау пыхтел рядом. Без сомнения, он сверлил Слепца взглядом и пытался понять, как это женщина собирается прощаться с ним? Потом он тяжело пошел прочь, недовольно бурча при этом. Халлига быстро положила горячие ладони на щеки Слепца и стала их ласково гладить.
– Когда ты сможешь идти, отправляйся на восток, вдоль большой речки, окруженной заливными лугами. Там легкий путь. Там ты дойдешь до населенных мест, и сможешь рассчитывать на помощь. Помни, цель твоя - Замок-гора, в котором обитает колдун по имени Мездос. Назови ему мое имя и он не откажет, я уверена.
– Трудно мне, безглазому, будет найти верную дорогу, если все вокруг любят Мездоса так же, как твой друг Раумрау, - грустно сказал Слепец. Халлига невесело рассмеялась.
– Твой путь будет таким сложным и опасным, что эта беда - самая меньшая из всех возможных, мой милый. Тебе бы добраться до Великого Тракта, пересекающего весь обитаемый мир с юга на север. Он проходит мимо замка Мездоса. Так что главное - не найти дорогу, а преодолеть ее… - Халлига быстро поцеловала Слепца в обе щеки, прижимаясь к его лицу своим, мокрым от слез. - Прощай. Я буду постоянно думать о тебе и желать удачи.
Она нашарила на его одеждах карман и что-то сунула туда. Слепец протянул туда свою культю и нащупал шуршащий куль из грубой холстины.
– Это трава, утоляющая боль. Если Раумрау сумеет дать тебе новые пальцы, вместе с ними ты обретешь постоянные мучения - в точности, как он сам говорил. Заваривай траву и пей отвар, или жуй ее, если не найдешь кипятка. Это мой последний подарок тебе.
Халлига поцеловала его еще раз, потом оторвала руки и сделала два трудных шага назад. На Слепца снова нашло прозрение: он видел женщину, так много для него сделавшую, видел самим своим разумом. Растрепанная, заплаканная, с глазами, заполненными болью и страхом - но не за себя, а за несчастного калеку, которого она не могла оставить у себя под крылом. Халлига закрыла лицо ладонями, потом резко повернулась к воротам, у которых ждал ее хмурый сторож.
– Прощай, добрая женщина!!! - закричал ей во след Слепец, что было силы. Ему казалось, еще немного - и он сам расплачется, но он просто не мог этого сделать. Огненный меч палача сжег все слезы Слепца вместе с глазами…
10.
Мало-помалу, пока Слепец дожидался ушедшего куда-то Раумрау, деревня перестала казаться ему мрачным обиталищем нелюдимых и злых людей. Даже дома с окнами-бойницами и высоченными фундаментами утратили вид неприступных крепостей, потому что рядом с каждым теснились наполненные живностью сараюшки, всяческие амбары и открытые загоны. Появились ребятишки, многочисленные и не желающие спокойно, без криков и игр сидеть на месте. Совсем такие же, какие жили в Центре Мира. Женщины, полоскавшие белье в ручье, судачили между собой, совершенно не обращая внимания на изуродованного чужака, сидящего рядом с кузней на завалинке.
Раумрау пришел довольно скоро. Он не стал тратить времени на дурацкое гостеприимство в виде обеда, приглашения в свой дом и знакомства с семьей. Взяв пришельца за руку, он довольно грубо затащил его в раскаленное нутро кузницы. Жар бросился в лицо и мгновенно пропитал потом все тело, хотя Слепец ясно слышал, что огонь лишь легко потрескивает, а не бушует во всю силу. Меха молчали, только подмастерье лениво постукивал молотом по наковальне.
– Хажеу! - рявкнул кузнец. - Выйди, подыши воздухом, а не то станешь прокопченным, как та свиная ляжка.
Хажеу бросил молот, глухо бухнувший на земляном полу и недовольно проворчал:
– Кого это ты с собой притащил? Неужели нового ученика? - и сразу сам рассмеялся собственной шутке. Судя по голосу, ученик был ненамного младше учителя, и особого почтения к Раумрау не испытывал.
Раумрау пришел довольно скоро. Он не стал тратить времени на дурацкое гостеприимство в виде обеда, приглашения в свой дом и знакомства с семьей. Взяв пришельца за руку, он довольно грубо затащил его в раскаленное нутро кузницы. Жар бросился в лицо и мгновенно пропитал потом все тело, хотя Слепец ясно слышал, что огонь лишь легко потрескивает, а не бушует во всю силу. Меха молчали, только подмастерье лениво постукивал молотом по наковальне.
– Хажеу! - рявкнул кузнец. - Выйди, подыши воздухом, а не то станешь прокопченным, как та свиная ляжка.
Хажеу бросил молот, глухо бухнувший на земляном полу и недовольно проворчал:
– Кого это ты с собой притащил? Неужели нового ученика? - и сразу сам рассмеялся собственной шутке. Судя по голосу, ученик был ненамного младше учителя, и особого почтения к Раумрау не испытывал.