Страница:
Московского народного фронта".
На трибуне с прекрасной радиофикацией, динамиками на всех столбах и слышимостью абсолютно отовсюду, сменяются наши Звезды-89 – депутаты съезда, что должен собраться через несколько дней: Ельцин,
Сахаров, Гавриил Попов, Юрий Афанасьев, Карякин, Станкевич, Гдлян,
Иванов… Каждое их слово ловится на лету, почти каждая законченная фраза встречается подлинной вакханалией. Бурные рукоплескания или крики "по-зо-о-ор" сменяются морем поднятых кулаков и знаков виктория. За ним следуют многоминутные скандирования: Ель-цин!!!
Ель-цин!!! Ель-цин!!! Са-ха-ров!!! Са-ха-ров!! Са-ха-ров!!!
Вот к микрофону подходит Юрий Карякин: Вы знаете, кто вы такие? – спрашивает он в упор. – Вот вы все здесь собравшиеся, знаете, кто вы? Вы – накипь! Да-да! Вы – накипь! Накипь перестройки! Именно так назвал вас вчера секретарь МГК КПСС тов. Месяц, которого вы только что демократически прокатили на первых в нашей истории демократических выборах! И вот теперь он обвиняет демократию в антидемократичности! Он обвиняет отвергнувший его народ в антинародности!!!
– По-зо-о-о-о-р!!!" несется по площади посреди взметенных кулаков. А стоящие недалеко от меня ДС-овцы полощут российское небо трехцветными знаменами…
У микрофона парень лет тридцати в камуфляжной куртке и тельняшке:
Товарищи! Привет вам от воинов Заполярья! Мы с вами! Мы только что прокатили на выборах командующего Северным флотом, виновного в трагической гибели подлодки "Комсомолец"!
– Ур-а-а-а-а!!! – несется в ответ.
– Мы только что прокатили командующего Балтийским флотом!
– Ур-а-а-а-а-а!!!.
– Товарищи! Всю свою жизнь я мечтал стать морским пехотинцем и стал им. Но сейчас я лейтенант морской пехоты в отставке. Я подал в отставку, когда морская пехота, призванная защищать священные рубежи нашей Родины, была секретным приказом переведена в разряд войск спец назначения и стала натравливаться против собственного народа!
– По-зо-о-о-о-р!!! – вопят триста тысяч глоток.
– Я призываю всех военнослужащих Советской Армии, внутренних войск и войск спецназа! Я призываю нашу советскую милицию: никогда не идите против народа!!! Помните, в Тбилиси милиция защищала народ.
Тбилисская милиция доказала, что она имеет право называться народной! Да здравствует московская народная милиция!!!
И снова буря аплодисментов, криков и поднятых кулаков. В десяти метрах от меня мент с выражением английского констебля из документальной хроники программы "Время" бесстрастно колышет продетую в руку резиновую дубинку, прямо под огромным рукописным плакатом: "Вечный позор палачам Тбилиси!"…
… Представь себе огромную площадь между высоченной насыпью окружной железной дороги и высоким стальным забором стадиона Ленина.
Вся насыпь – в желтых одуванчиках, за изгородью – море яблонь в цвету, над головами – море знамен. А по другую сторону насыпи вдоль стены Новодевичьего монастыря прекрасно видимая всем, кто идет на митинг, длинная зловещая колонна темно-зеленых армейских грузовиков, а в них те самые рубахи-парни, "герои" Тбилиси. Мы же здесь, как в ловушке: с одной стороны одуванчики железнодорожной насыпи, а с другой – яблони за стальной оградой… Немножко картавый и заикающийся голос Сахарова: "Товагищи! Нас здесь слишком много, нас целых тгиста тысяч! Мы – сила!" И какое-то пьянящее душу ощущение братства, локтя соседа. Мы вместе! Мы – народ! Мы едины!!!
Объявляется минута молчания в память жертв 9-го апреля в Тбилиси, и триста тысяч замирают. Приспускаются флаги. Где-то справа от нас разрозненные голоса запевают: "Вы жертвою пали в борьбе роковой".
Толпа подхватывает. Но, увы, слов, оказывается, никто не знает, и после нескольких минут весьма выразительного мычания песня затухает.
Под шквал аплодисментов слово представляется человеку номер один весны 89, следователю по особо важным делам, депутату Съезда, герою анти-мафия Тельману Гдляну. Минут пять ему просто не дают говорить, ибо все триста тысяч скандируют, потрясая раздвинутыми в "виктории" пальцами: Тель-ман Гддян! . Тель-мая Гдлян! Тель-ман Гдлян!!!
Недалеко от нас качается над головами рукописный лозунг:
"Предлагаем Центральному телевидению организовать ежевечернюю независимую программу Взгдлян" А чуть дальше: "Дело Гдляна – Иванова к сожалению не ново. Тех, кто правду узнает, наша власть не признает!" Тут же достаю записную книжку и начинаю записывать тексты плакатов. Есть очень забавные, например: "К сведению членов КПСС: спасение утопий – дело рук самих утопистов". Особенно красноречивыми лозунги стали 28-го мая, уже после нескольких дней съезда надежд и разочарований, после афанасьевских определений
"сталинско-брежневский Верховный совет" и "агрессивно послушное большинство". Вот как отреагировала на это Независимая Республика
Лужники. Огромный рисованный плакат: Сталин с усами и Брежнев в бровях пожимают друг другу руки и подпись: "Хорошо поработали!"
Рядом же – просто, без затей: "Новый Верховный совет – это ещё пять лет застоя. Антиперестроечное большинство съезда – это не народные депутаты. Народ – за прогрессивное меньшинство". И ещё: "Поздравляем
И.В.Сталина и Л.И. Брежнева со славной победой, избранием достойного
Верховного совета!"
А вот лозунги завершающего дня 12 июня, уже после съезда, во время последнего лужниковского трехсот тысячника. "Избиратель не зевай! Аппарат ведет в Китай! Если хочешь жить подольше, повтори, что было в Польше!" Или: "Русский бунт! Не приведи Бог! Но сталинщина приведет!" А вот ещё: "Стыдитесь депутат Горбачев! На
Сахарова нельзя орать, он наша совесть! На совесть не орут!"
На такой ноте независимая Республика Лужники прекратила своё существование, и свобода слова переехала на Арбат. Увы, Арбат весны
89-го года достойно описать я не в состоянии, тут нужен талант
Гоголя. Чего только нет вечерами на Арбате, сорочинская ярмарка отдыхает! Художники, барды, поэты, пропагандисты всех неформальных политических течений, национальных народных фронтов, проповедники всех мировых религий. И всё это кричит, поет, митингует, размахивает лозунгами: "Крым татарам!", "Свободу украинской католической церкви!" "Свободу сексу!"
Прямо напротив ресторана "Прага" группа московских ребят с бритыми наголо головами в желтых простынях, закатив глаза, играет на каких-то экзотических инструментах и, переминаясь с ноги на ногу, поет: "Ария Кришна. Рама Кришна, Кришна рама!" Тут же рядом некая до предела экзальтированная дама читает свои стихи, где КГБ рифмуется с еб твою мать, а в двух шагах от неё два гитариста наяривают какие-то порно баллады собственного сочинения. Ещё дальше – забор ремонтируемого дома весь обклеен плакатами: "Ликвидируем позорный некрополь на Красной площади", и тут же – подписной лист. С наслаждением ставлю свою загогулину и полный адрес. Еще через десять шагов парень повесил на шею плакат и тоже собирает подписи: "Палача
Тбилиси генерала Родионова вон из Верховного совета!" Естественно, опять подходим подписаться (теперь у нас это – хобби, кто больше подпишется) и видим, что плакат грубо исчиркан фломастером. Кто это вас так? – спрашиваю. "Память", конечно, – отвечает, – кто же ещё.
Вот, кстати, кто так шумел в предсъездовский период и вдруг как-то приумолк, особенно в центре. Даже отказались от российского трехцветного знамени и изобрели свое. На красном фоне – желтый щит, а на нем святой Георгий поражает гидру мирового сионизма.
Идем дальше по Арбату и видим кустаря продающего свои поделки: копилки из раскрашенной глины в виде бюста Леонида Ильича в медалях и бровях со щелью для монет на месте галстука. Тут же у него продаются лихо сработанные маски товарищей Сталина и Брежнева. Время от времени кустарь в рекламных целях напяливает то одну, то другую, и народ визжит от хохота. Через два шага бородатый евангелистский проповедник с горящими глазами, подняв над головой Библию, проповедует Слово Божие. И кстати необычайно красиво проповедует.
Мы постояли в толпе, его окружающей, всего минут пятнадцать, и я успел пустить весьма искреннюю слезу.
Лужники, Арбат, съезд, пресса, Ленинградское и центральное телевидение. Ах, Боря, Боря, как легко и просто катилась жизнь всего каких-то лет пять тому назад! Я попивал дешевую водочку, почитывал
Труайа, презентованного тобой Мишеля Деона, в сотый раз перечитывал
Достоевского, Гоголя, Булгакова, и вдруг одна за одной обрушились на нас эпохи: винных очередей, гласности, а сейчас вот эпоха митингов и свободы слова! Уже два года как не держал в руках ни одной толстой книги в твердой обложке, все только газеты, да журналы. А последние месяцы и их не почитаешь. Время вырывает меня из столь уютно належанного дивана и тащит в центр, а там листовки, флаги, речи, лозунги… Когда же пить, когда философствовать на кухне? Когда перечитывать классику?
Шучу, конечно, дурака валяю, Борис Петрович. Ведь каждый Божий день благодарю Господа, что сподобил меня оказаться в этом месте и времени! Сколь ущербны, убоги и закомплексованы были мы в тот самый
"великий исторический период" строительства коммунизьма, кухонных споров, перечитывания классики и водочной дешевизны! Как сами себя презирали, как комплексовались перед любым западником! Да я только что, впервые за 50 лет почувствовал себя Человеком, Гражданином!
Почувствовал себя если ещё и не ровней французу, штатнику или канадцу, то хотя бы в сопоставимых пропорциях ниже. Беднее главным образом. Материально беднее. И упавшим, вернее свалившимся в яму.
Впрочем, ямы эти в немалой степени – их заслуга. Наши деды на
Стоходе шли в самоубийственные атаки на кинжальный огонь австрийских пулеметов, положили там ради верности союзникам весь цвет российской императорской гвардии и все ради того, чтобы спасти французских солдат на Марне. А через четыре года эти самые солдаты победившей
Франции устроили в Одессе волынку, бардак, потребовали возвращения домой, невмешательства в резню и геноцид нашего народа.
Русской армии, вышедшей на оперативный простор в Северную Таврию весной и летом 1920 года прислали два десятка танков из тех тысяч, что пускали под пресс в Англии и Франции после окончания Великой войны. А ножниц для разрезания колючей проволоки на Каховском плацдарме не дали вообще. Ножниц, которых пылилось несметное количество. И эти мальчики: юнкера, гимназисты, прапорщики рвали колючку голыми руками, ибо знали: за ней рождается Гулаг! Знали и шли, пока хватало сил. Вот только один пример рассказанный матерью моего друга Юры Кравцова. В то время ей было 13 лет. Она стояла на улице Феодосии, а мимо шел юнкер с винтовкой и букетом фиалок.
Увидел её, протянул фиалки и сказал, улыбнувшись: "Примите, мадмуазель". Вздохнул и добавил: "А нас опять побили". И пошел дальше. Она посмотрела, как он уходит, и увидела на мостовой кровавые следы. У юнкера с фиалками сапоги были без подошв, и он шел в кровь содранными ступнями! И дарил цветы гимназисткам…
…Я знаю, Боря, совсем не вяжется весь этот текст с выраженным мной в прошлый наш телефонный разговор таким настырным желание смыться на несколько лет в Канаду и заделаться там ложкомойником.
Что делать! Устал я, осточертело всё, осточертела нищета, безнадега
(свободой и митингами сыт не будешь), осточертели очереди, беспробудное хамство и талоны. Талоны на чай, на мыло, на утюги, на сахар, на черт те знает, что ещё! Ведь хочу-то отсутствовать всего несколько лет, заработать хоть чуть-чуть долларов, убирая говно.
(После десяти лет работы в издательстве АПН, после переводов на португальский язык речей товарищей Брежнева, Андропова, Черненко,
Кунаева, Романова и прочая ни одна говноуборка не покажется грязной работой, ни одна!!!) Заработать долларишек, накупить видяшек, сдать их в комок на Шаболовке и получить чемодан резаной бумаги под названием рубли, за которую я здесь всю жизнь так горблюсь. А там переехать в Петербург (Надька полностью за), найти что-нибудь спокойное, почитывать, просто жить и тратить содержимое чемодана…
… А вчера на Арбате группа старичков-ветеранов носила два портрета: Брежнева в орденах и медалях и тов. Горбачева в талонах. И везде, где ни пройдут – шквал аплодисментов. Мы с Надежей тоже похлопали, хотя и знали, что это – сталинисты. Вообще, в странное время мы живем. Такое опущение, что вдруг все сразу получили доступ в спецхран, но взамен поменяли рубли на талоны. В магазинах – фантастическая пустота, как в гражданскую войну. Правда, водки снова навалом и без очереди. Однако, вин не встретишь днем с огнем, поскольку виноградники-то все повыкорчевыли! С пивом тоже большая напряженка. Впрочем, понять-то их можно: технология изготовления не в пример дороже водочной, а цена – копейки. Вот и выгоднее гнать водяру, ну а народ… хрен с ним с народом. У них-то пиво есть! Так было всегда, так есть и так какое-то время ещё будет. Да, они перебздели после Чернобыля, поняли, что все взорвемся к едрени-фени, и допустили со страху гласность, Арбат, Пушкинскую, Лужники. Даже до их ублюдочных мозгов дошло: надо выпустить пар, дать людям выговориться. Пусть пиздят, пусть сотрясают воздух. Рычаги-то у нас, что пожелаем, то и сделаем! Весь съезд прошел под этим лозунгом.
Выступали вереницей транслируемые на всю страну радикалы, предлагали радикальные варианты, вплоть до захоронения праха Ленина, согласно его завещанию, рядом с матерью в Петербурге. Предлагали передать здания КГБ на Лубянке музею сталинского террора и библиотекам. Предлагали отменить шестую статью Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС.
Кстати, в Лужниках и на Арбате (как же это я забыл тебе рассказать) самым распространенным плакатом была крест-накрест перечеркнутая цифра 6. Предлагали разрешить многопартийность и все виды собственности. А затем были голосования, и всё топилось, всё давило так называемое "агрессивно послушное большинство.
Так было и так будет ещё какое-то время, может даже весьма долгое. А я устал, Боря, и хочу пожить там, где наш советский Макар своих колхозных телят по счастью ещё не гонял. Хочу пожить с моей бабой в тихом беспроблемном Квебеке и очень надеюсь, что твоя квебекская приятельница Мари-Франс, благодаря тебе, нам поможет.
Объясни ей, что мы не мечтаем об их гражданстве, а хотим лишь подхалтурить где угодно 2-3 годика. Мы согласны на любую работу, лишь бы платили деньгами, а не талонами на водку. И при этом, чтобы была нормальная русская зима, да понятный и близкий французский язык.
Боря, я миллион раз читал, что они принимают и турок и пакистанцев и югославов как иностранных рабочих. Чем мы хуже? Тем более, что через несколько месяцев будет опубликован закон о загранпаспортах, и мы получим те же свободы, что и у жителей Верхней
Вольты. То есть, свободу выезжать и въезжать в собственную страну, когда пожелаем. Уже пол Москвы бредит уборкой американского говна, и очень боюсь, что на всех не хватит. Придется действовать по принципу: кто смел, тот и съел (говно). Скажи ей, что у меня мечта сделать карьеру швейцара или уборщика в какой-нибудь приличной (или даже неприличной, хрен с ним) квебекской гостинице. Ну это – мечта, а в принципе мы готовы на что угодно. Надька, например, очень любит детей, и с удовольствием стала бы беби ситтер. Совсем недавно читали в "Известиях", что в Канаде тоже проблема найти санитарок в приюты престарелых. Так она пойдет с радостью, лишь бы взяли. Объясни ей всё это, пожалуйста
Вот проблема: как мы с тобой свяжемся? Я купил авиабилет (их сейчас продают без загранпаспорта и виз) только на 3 декабря, ибо ближе совершенно ничего не было! По моим расчетам получу паспорт где-то около первого августа. Тогда на следующий же день начну поездки в аэропорт, ибо, имея на руках все документы, могу теоретически улететь первым же рейсом, где после регистрации окажутся свободные места, а они не могут не быть. Я для начала решил лететь один. А как устроюсь, и начну бабки зарабатывать, так и
Надёжу вызову. Сначала лечу в Торонто к Алисе (надеюсь, ты её еще помнишь?) Там, наверное, побуду с ней месяцок, тем более, что она хочет меня повозить по Америке. Это будет туризм. А как только он закончится, я бы переехал в Монреаль и там бы устроился на работу, ибо в Квебеке я с языком, как рыба в воде. Потому мне так и хочется связаться с твоей приятельницей, поскольку кроме нее у меня там – абсолютно никаких зацепок. Ну да, поживем – увидим.
Когда ^ ты получишь это письмо, звякни, пожалуйста, сюда, хотя бы скажи что, по словам Мари-Франс, может меня ждать. Ведь я вроде того человека, который решил прыгнуть в воду, о которой ничегошеньки не знает – не только глубины, ни того, можно ли вообще в неё прыгать.
В общем, обнимаю и ещё раз прошу, строго не суди. А, главное, не бойся, что я, по твоей протекции в швейцары попавший, вдруг там запью и всю ливрею им заблюю. Не алкоголик я, а всего лишь бытовик.
А ведь бытовики, сам знаешь, хотят – пьют, а хотят – завязывают. Вот и я завяжу, как только хоть куда-нибудь ангажируюсь, как там у них говорят. А пока не ангажирован, то имею право ещё по одной!
Монреаль, 24 марта 2001. Третий час утра
Вот такие, Александр Лазаревич, письма писал я весной 1989 года в
Перово, когда станция Мир кружилась над улицами Плеханова, Лазо,
Кусковской и Зеленым проспектом, а мы все были поражены какой-то глобальной наивностью по любому поводу, не только относительно возможностей загранпоездок и заработков. Главная, всеохватывающая наивность царила тогда именно на наших форумах, которые я описываю со столь визгливым восторгом. Интересно, что бы со мной случилось 12 лет тому назад, если бы я крикнул толпе в Лужниках: "Граждане не верьте этим типам на трибуне! Половина из них – дешевые краснобаи, наивные идиоты, которые скоро исчезнут в никуда, а другая половина сознательно врет, хитро вами манипулирует, чтобы прорваться к кормушке власти, набить собственные карманы и разворовать всю страну!" Думаю, толпа меня просто бы растерзала за такое святотатство. Правда, в те времена подобные мысли даже близко не могли бы прийти в мою голову, ибо уж слишком силен был наш всеобщий гипноз. Впрочем, скорее всего, решившие все прибрать к рукам и придумавшие перестройку кукловоды вовсе не торчали на митингах, а сидели в высоких кабинетах Лубянки и Старой площади, имен своих не раскрывая. А те горлопаны на трибунах все были искренни, действительно хотели стать честными и свободными, как хотел того я сам. Но потом, к сожалению, жизненные ситуации у них так неудачно для собственной совести складывались, что не украсть, остаться честным было слишком уж накладно. Поскольку бывшее общенародное, а ныне бесхозное добро само в карман просилось, так что нашему человеку упускать такой случай было бы непростительно глупо. Они и не упустили.
Возьмем, к примеру, меня самого. Разве испытывал я когда-либо ярко выраженное желание красть общенародное добро, набивать им собственные карманы? Да никогда в жизни! Стремлений таких, ни ярко, ни смутно выраженных, у меня отроду не было. Значит, я сам никогда его не крал? Никогда не приписывал, не покрывал бумажками пропитое, не клал казенные денежки в карман? Да как бы ни так, хрена-с два! За десять лет работы в АПН четырежды ситуация неудачно складывалась для моей совести. Ибо я четыре раза сопровождал в поездках по Союзу иностранных корреспондентов: португальца, ангольца, еще раз португальца и бразильца. Поездки были большие, по несколько городов и в самые разные концы Союза. Причем, нас всегда только двое было, и за все платил я: гостиница, питание, билеты, всё-всё.
Мне же каждый раз, еще перед встречей клиента в аэропорту, в нашей АПН-овской бухгалтерии выдавали весьма крупные суммы, которые я в пути безбожно пропивал. Если журналист оказывался пьющим, то вместе с ним, а если не очень, то сам по себе. Причем, сам по себе чаще. А потом так же безбожно списывал их, скажем, на такси, которых отроду ни в одном городе не брал. В моих же отчетах получалось, что мы из тачек просто не вылезали. То есть казнокрадство было чистой воды. А ведь я (еще раз подчеркиваю) вовсе к нему не стремился. Само в карман прыгало, глупо было упускать. Возможно, точно так же происходило и со светочами победившей русской демократии. Они, мол, и не хотели, да шанс такой проморгать было совершенно невозможно.
Люди-то, ведь, наши, не немцы там какие-нибудь! Так что не мне их судить, да уличать в преднамеренной лжи с высокой Лужниковской трибуны.
Тем более, что я и сам лгал всю жизнь и везде. Например, пишу
Меклерам в Нью-Йорк с такой гордостью, что точно решил уволиться, а не сообщаю почему. Словом не обмолвился, что уже получил от Алисы приглашение и собираюсь ехать в Канаду. Вроде бы (сейчас уж не помню) хотел им сделать сюрприз. А, может, сглазить боялся. Но, ведь как всё обставил-то благородно! Мол, увольняюсь, по идеологическим соображениям. Смотрите на меня, какой я, бля, герой! Пишу, что счастлив жить в это время (и ведь искренне же, блин, пишу!) А сам уже бегаю по инстанциям, оформляю загранпаспорт и считаю дни, когда сяду в самолет. И тоже совершенно искренне. Ну и урод же я, Господи!
…
… А какая огромная произошла во мне за эти прожитые годы переоценка ценностей! Например, сегодня, когда перечитывал мою запись в дневнике, сделанную 20 лет тому назад, уже никакого отвращения ни к кому и ни к чему не испытывал. Наоборот, ностальгически вздыхал и бормотал про себя: "Эх, что за славное было времечко! Вот бы в него вернуться-то!" А люди, провозглашающие здравицы в честь Леонида Ильича, так вообще казались такими милыми.
Ну, кричат "Ура", ну и что? Кому мешают? А я их матом крою! Не прав я был, совсем не прав. Пусть простят меня те, кто узнают себя в
"хуях", Леонида Ильича славящих.
Точно также хочется покаяться перед участниками программы "Время" тех далеких лет. На доступных мне ныне телеканалах я их, увы, не вижу, а коли б увидал, то прослезился бы и сказал: Здравствуйте вы, мои родные! Простите меня грешного, что так вас материл. Молодой я был, дурак, больше, мол, не повторится. Как же мудро сказал, вернее, спел, великий Брассанс: Ils sont toujours jolis
les temps passИs, une fois, qu'ils
cassent leur pipe! Что в приблизительном переводе означает: Прошедшие времена всегда прекрасны, как только они уходят навсегда
Но больше всего при чтении выдержек из собственного дневника, удивляла меня мысль, что некогда действительно существовала советская власть, а мы все жили целиком при ней и под ней. Надо же, всего только 10 лет, как её не стало, и уже она сама ощущается некой ирреальностью, наваждением, а всякие там пленумы политбюро, политсеминары, парткомы, месткомы, выездные комиссии, характеристики, треугольники звучат как атрибуты фантастической антиутопии. Начал тут недавно перечитывать "Дети Арбата" и поймал себя на мысли, что читаю сей текст с таким же чувством, с каким читал когда-то в Алжире "1984 год" Орвелла. А, главное, само отсутствие Софьи Власьевны мук сладострастья больше не вызывает, как оно происходило в знаменитом стишке: "Я проснулся в пять часов в муках сладострастья. Есть резинка от трусов, нет советской власти".
С каким, помнится, вожделением шептали мы его когда-то друг другу на ухо.
А ведь и верно, через несколько месяцев будет десятая годовщина её исчезновения. Увы, те великие дни я мог наблюдать только по телевизору, ибо жил уже здесь, на подворье Зарубежной Церкви, а в ночь с 18 на 19 августа находился в гостях у супругов
Десятниковых: Вована и Нинки, из Воронежа. Люди они были к алкоголю, ну очень большую страсть питающие, и я с ними так укушался, что не помню, как добрался домой на подворье. Смутно вспоминаются какие-то такси, какие-то дворы, где мы с Вованом сидели под утро на земле и что-то пили с горла.
Утром же отец Серафим меня разбудил и говорит: Олег, мы все в храм уехали, ты на подворье один остаешься. Посему подходи к телефону и говори, что братия вернется в час дня, к трапезе.
Я спустился вниз к себе в наборный цех, как называл комнату, где стоял компьютер, на котором работал. Голова у меня была совершенно квадратная и трещала по всем швам. Вдруг раздаётся телефонный звонок, и некая дама, представившаяся журналисткой газеты Девуар, спрашивает у меня по-французски, как, мол, Русская Зарубежная
Церковь относится к тому, что произошло минувшей ночью? (Именно так и был вопрос сформулирован)
Я, конечно, тут же отчаянно струхнул и начал соображать, что это такого мы с Вованом вчера ночью наворотили, что уже газеты интересуются?
И отвечаю, еле языком шевеля: Помилуйте, мадам, мол, какие такие события? Никаких, мол, событий не было. Всё чин-чинарём, культурно посидели и культурно разошлись. Всё, мол, мадам, culturellement, блин.
А баба эта, как заведенная: "В несколько словах, как вы относитесь к событиям прошедшей ночи?" Я же решил стоять до конца, мол, мадам, никаких событий не было, мол, всё это, говоря языком
Зощенко, "ваши смешные фантазии". В конце концов, баба плюнула и трубку повесила. Я вышел в трапезную, а там на столе лежит свежая местная газета с непритязательным названием The Gazette. И на всю первую страницу огромный заголовок: Gorby ousted! Coup d'etat in
Moscow. Горбачева прогнали! В Москве – государственный переворот.
Не хрена себе, – думаю, – чо деется-то, а? И побежал за пивом…
… Хотел уже проститься с тобой и пойти спать, но бутыль
Абсолюта не пускает. Она у меня литровая, а я её едва только ополовинил. Во всяком случае уровень жидкости прошел строчку It
has been produced at the famous и застрял на строчке old distilleries near Atus Так что глупо спать идти, тем более, что – ни в одном глазу! Да и сама дата к беседе зовет, еще бухнуть предлагает. До чего же сладостно пить водку перед рассветом. Душа словно парит над предутренними снами земли и зовет вспоминать. Так что поехали, Александр Лазаревич, прямиком в давно прошедшее, в плюсквамперфект!…
На трибуне с прекрасной радиофикацией, динамиками на всех столбах и слышимостью абсолютно отовсюду, сменяются наши Звезды-89 – депутаты съезда, что должен собраться через несколько дней: Ельцин,
Сахаров, Гавриил Попов, Юрий Афанасьев, Карякин, Станкевич, Гдлян,
Иванов… Каждое их слово ловится на лету, почти каждая законченная фраза встречается подлинной вакханалией. Бурные рукоплескания или крики "по-зо-о-ор" сменяются морем поднятых кулаков и знаков виктория. За ним следуют многоминутные скандирования: Ель-цин!!!
Ель-цин!!! Ель-цин!!! Са-ха-ров!!! Са-ха-ров!! Са-ха-ров!!!
Вот к микрофону подходит Юрий Карякин: Вы знаете, кто вы такие? – спрашивает он в упор. – Вот вы все здесь собравшиеся, знаете, кто вы? Вы – накипь! Да-да! Вы – накипь! Накипь перестройки! Именно так назвал вас вчера секретарь МГК КПСС тов. Месяц, которого вы только что демократически прокатили на первых в нашей истории демократических выборах! И вот теперь он обвиняет демократию в антидемократичности! Он обвиняет отвергнувший его народ в антинародности!!!
– По-зо-о-о-о-р!!!" несется по площади посреди взметенных кулаков. А стоящие недалеко от меня ДС-овцы полощут российское небо трехцветными знаменами…
У микрофона парень лет тридцати в камуфляжной куртке и тельняшке:
Товарищи! Привет вам от воинов Заполярья! Мы с вами! Мы только что прокатили на выборах командующего Северным флотом, виновного в трагической гибели подлодки "Комсомолец"!
– Ур-а-а-а-а!!! – несется в ответ.
– Мы только что прокатили командующего Балтийским флотом!
– Ур-а-а-а-а-а!!!.
– Товарищи! Всю свою жизнь я мечтал стать морским пехотинцем и стал им. Но сейчас я лейтенант морской пехоты в отставке. Я подал в отставку, когда морская пехота, призванная защищать священные рубежи нашей Родины, была секретным приказом переведена в разряд войск спец назначения и стала натравливаться против собственного народа!
– По-зо-о-о-о-р!!! – вопят триста тысяч глоток.
– Я призываю всех военнослужащих Советской Армии, внутренних войск и войск спецназа! Я призываю нашу советскую милицию: никогда не идите против народа!!! Помните, в Тбилиси милиция защищала народ.
Тбилисская милиция доказала, что она имеет право называться народной! Да здравствует московская народная милиция!!!
И снова буря аплодисментов, криков и поднятых кулаков. В десяти метрах от меня мент с выражением английского констебля из документальной хроники программы "Время" бесстрастно колышет продетую в руку резиновую дубинку, прямо под огромным рукописным плакатом: "Вечный позор палачам Тбилиси!"…
… Представь себе огромную площадь между высоченной насыпью окружной железной дороги и высоким стальным забором стадиона Ленина.
Вся насыпь – в желтых одуванчиках, за изгородью – море яблонь в цвету, над головами – море знамен. А по другую сторону насыпи вдоль стены Новодевичьего монастыря прекрасно видимая всем, кто идет на митинг, длинная зловещая колонна темно-зеленых армейских грузовиков, а в них те самые рубахи-парни, "герои" Тбилиси. Мы же здесь, как в ловушке: с одной стороны одуванчики железнодорожной насыпи, а с другой – яблони за стальной оградой… Немножко картавый и заикающийся голос Сахарова: "Товагищи! Нас здесь слишком много, нас целых тгиста тысяч! Мы – сила!" И какое-то пьянящее душу ощущение братства, локтя соседа. Мы вместе! Мы – народ! Мы едины!!!
Объявляется минута молчания в память жертв 9-го апреля в Тбилиси, и триста тысяч замирают. Приспускаются флаги. Где-то справа от нас разрозненные голоса запевают: "Вы жертвою пали в борьбе роковой".
Толпа подхватывает. Но, увы, слов, оказывается, никто не знает, и после нескольких минут весьма выразительного мычания песня затухает.
Под шквал аплодисментов слово представляется человеку номер один весны 89, следователю по особо важным делам, депутату Съезда, герою анти-мафия Тельману Гдляну. Минут пять ему просто не дают говорить, ибо все триста тысяч скандируют, потрясая раздвинутыми в "виктории" пальцами: Тель-ман Гддян! . Тель-мая Гдлян! Тель-ман Гдлян!!!
Недалеко от нас качается над головами рукописный лозунг:
"Предлагаем Центральному телевидению организовать ежевечернюю независимую программу Взгдлян" А чуть дальше: "Дело Гдляна – Иванова к сожалению не ново. Тех, кто правду узнает, наша власть не признает!" Тут же достаю записную книжку и начинаю записывать тексты плакатов. Есть очень забавные, например: "К сведению членов КПСС: спасение утопий – дело рук самих утопистов". Особенно красноречивыми лозунги стали 28-го мая, уже после нескольких дней съезда надежд и разочарований, после афанасьевских определений
"сталинско-брежневский Верховный совет" и "агрессивно послушное большинство". Вот как отреагировала на это Независимая Республика
Лужники. Огромный рисованный плакат: Сталин с усами и Брежнев в бровях пожимают друг другу руки и подпись: "Хорошо поработали!"
Рядом же – просто, без затей: "Новый Верховный совет – это ещё пять лет застоя. Антиперестроечное большинство съезда – это не народные депутаты. Народ – за прогрессивное меньшинство". И ещё: "Поздравляем
И.В.Сталина и Л.И. Брежнева со славной победой, избранием достойного
Верховного совета!"
А вот лозунги завершающего дня 12 июня, уже после съезда, во время последнего лужниковского трехсот тысячника. "Избиратель не зевай! Аппарат ведет в Китай! Если хочешь жить подольше, повтори, что было в Польше!" Или: "Русский бунт! Не приведи Бог! Но сталинщина приведет!" А вот ещё: "Стыдитесь депутат Горбачев! На
Сахарова нельзя орать, он наша совесть! На совесть не орут!"
На такой ноте независимая Республика Лужники прекратила своё существование, и свобода слова переехала на Арбат. Увы, Арбат весны
89-го года достойно описать я не в состоянии, тут нужен талант
Гоголя. Чего только нет вечерами на Арбате, сорочинская ярмарка отдыхает! Художники, барды, поэты, пропагандисты всех неформальных политических течений, национальных народных фронтов, проповедники всех мировых религий. И всё это кричит, поет, митингует, размахивает лозунгами: "Крым татарам!", "Свободу украинской католической церкви!" "Свободу сексу!"
Прямо напротив ресторана "Прага" группа московских ребят с бритыми наголо головами в желтых простынях, закатив глаза, играет на каких-то экзотических инструментах и, переминаясь с ноги на ногу, поет: "Ария Кришна. Рама Кришна, Кришна рама!" Тут же рядом некая до предела экзальтированная дама читает свои стихи, где КГБ рифмуется с еб твою мать, а в двух шагах от неё два гитариста наяривают какие-то порно баллады собственного сочинения. Ещё дальше – забор ремонтируемого дома весь обклеен плакатами: "Ликвидируем позорный некрополь на Красной площади", и тут же – подписной лист. С наслаждением ставлю свою загогулину и полный адрес. Еще через десять шагов парень повесил на шею плакат и тоже собирает подписи: "Палача
Тбилиси генерала Родионова вон из Верховного совета!" Естественно, опять подходим подписаться (теперь у нас это – хобби, кто больше подпишется) и видим, что плакат грубо исчиркан фломастером. Кто это вас так? – спрашиваю. "Память", конечно, – отвечает, – кто же ещё.
Вот, кстати, кто так шумел в предсъездовский период и вдруг как-то приумолк, особенно в центре. Даже отказались от российского трехцветного знамени и изобрели свое. На красном фоне – желтый щит, а на нем святой Георгий поражает гидру мирового сионизма.
Идем дальше по Арбату и видим кустаря продающего свои поделки: копилки из раскрашенной глины в виде бюста Леонида Ильича в медалях и бровях со щелью для монет на месте галстука. Тут же у него продаются лихо сработанные маски товарищей Сталина и Брежнева. Время от времени кустарь в рекламных целях напяливает то одну, то другую, и народ визжит от хохота. Через два шага бородатый евангелистский проповедник с горящими глазами, подняв над головой Библию, проповедует Слово Божие. И кстати необычайно красиво проповедует.
Мы постояли в толпе, его окружающей, всего минут пятнадцать, и я успел пустить весьма искреннюю слезу.
Лужники, Арбат, съезд, пресса, Ленинградское и центральное телевидение. Ах, Боря, Боря, как легко и просто катилась жизнь всего каких-то лет пять тому назад! Я попивал дешевую водочку, почитывал
Труайа, презентованного тобой Мишеля Деона, в сотый раз перечитывал
Достоевского, Гоголя, Булгакова, и вдруг одна за одной обрушились на нас эпохи: винных очередей, гласности, а сейчас вот эпоха митингов и свободы слова! Уже два года как не держал в руках ни одной толстой книги в твердой обложке, все только газеты, да журналы. А последние месяцы и их не почитаешь. Время вырывает меня из столь уютно належанного дивана и тащит в центр, а там листовки, флаги, речи, лозунги… Когда же пить, когда философствовать на кухне? Когда перечитывать классику?
Шучу, конечно, дурака валяю, Борис Петрович. Ведь каждый Божий день благодарю Господа, что сподобил меня оказаться в этом месте и времени! Сколь ущербны, убоги и закомплексованы были мы в тот самый
"великий исторический период" строительства коммунизьма, кухонных споров, перечитывания классики и водочной дешевизны! Как сами себя презирали, как комплексовались перед любым западником! Да я только что, впервые за 50 лет почувствовал себя Человеком, Гражданином!
Почувствовал себя если ещё и не ровней французу, штатнику или канадцу, то хотя бы в сопоставимых пропорциях ниже. Беднее главным образом. Материально беднее. И упавшим, вернее свалившимся в яму.
Впрочем, ямы эти в немалой степени – их заслуга. Наши деды на
Стоходе шли в самоубийственные атаки на кинжальный огонь австрийских пулеметов, положили там ради верности союзникам весь цвет российской императорской гвардии и все ради того, чтобы спасти французских солдат на Марне. А через четыре года эти самые солдаты победившей
Франции устроили в Одессе волынку, бардак, потребовали возвращения домой, невмешательства в резню и геноцид нашего народа.
Русской армии, вышедшей на оперативный простор в Северную Таврию весной и летом 1920 года прислали два десятка танков из тех тысяч, что пускали под пресс в Англии и Франции после окончания Великой войны. А ножниц для разрезания колючей проволоки на Каховском плацдарме не дали вообще. Ножниц, которых пылилось несметное количество. И эти мальчики: юнкера, гимназисты, прапорщики рвали колючку голыми руками, ибо знали: за ней рождается Гулаг! Знали и шли, пока хватало сил. Вот только один пример рассказанный матерью моего друга Юры Кравцова. В то время ей было 13 лет. Она стояла на улице Феодосии, а мимо шел юнкер с винтовкой и букетом фиалок.
Увидел её, протянул фиалки и сказал, улыбнувшись: "Примите, мадмуазель". Вздохнул и добавил: "А нас опять побили". И пошел дальше. Она посмотрела, как он уходит, и увидела на мостовой кровавые следы. У юнкера с фиалками сапоги были без подошв, и он шел в кровь содранными ступнями! И дарил цветы гимназисткам…
…Я знаю, Боря, совсем не вяжется весь этот текст с выраженным мной в прошлый наш телефонный разговор таким настырным желание смыться на несколько лет в Канаду и заделаться там ложкомойником.
Что делать! Устал я, осточертело всё, осточертела нищета, безнадега
(свободой и митингами сыт не будешь), осточертели очереди, беспробудное хамство и талоны. Талоны на чай, на мыло, на утюги, на сахар, на черт те знает, что ещё! Ведь хочу-то отсутствовать всего несколько лет, заработать хоть чуть-чуть долларов, убирая говно.
(После десяти лет работы в издательстве АПН, после переводов на португальский язык речей товарищей Брежнева, Андропова, Черненко,
Кунаева, Романова и прочая ни одна говноуборка не покажется грязной работой, ни одна!!!) Заработать долларишек, накупить видяшек, сдать их в комок на Шаболовке и получить чемодан резаной бумаги под названием рубли, за которую я здесь всю жизнь так горблюсь. А там переехать в Петербург (Надька полностью за), найти что-нибудь спокойное, почитывать, просто жить и тратить содержимое чемодана…
… А вчера на Арбате группа старичков-ветеранов носила два портрета: Брежнева в орденах и медалях и тов. Горбачева в талонах. И везде, где ни пройдут – шквал аплодисментов. Мы с Надежей тоже похлопали, хотя и знали, что это – сталинисты. Вообще, в странное время мы живем. Такое опущение, что вдруг все сразу получили доступ в спецхран, но взамен поменяли рубли на талоны. В магазинах – фантастическая пустота, как в гражданскую войну. Правда, водки снова навалом и без очереди. Однако, вин не встретишь днем с огнем, поскольку виноградники-то все повыкорчевыли! С пивом тоже большая напряженка. Впрочем, понять-то их можно: технология изготовления не в пример дороже водочной, а цена – копейки. Вот и выгоднее гнать водяру, ну а народ… хрен с ним с народом. У них-то пиво есть! Так было всегда, так есть и так какое-то время ещё будет. Да, они перебздели после Чернобыля, поняли, что все взорвемся к едрени-фени, и допустили со страху гласность, Арбат, Пушкинскую, Лужники. Даже до их ублюдочных мозгов дошло: надо выпустить пар, дать людям выговориться. Пусть пиздят, пусть сотрясают воздух. Рычаги-то у нас, что пожелаем, то и сделаем! Весь съезд прошел под этим лозунгом.
Выступали вереницей транслируемые на всю страну радикалы, предлагали радикальные варианты, вплоть до захоронения праха Ленина, согласно его завещанию, рядом с матерью в Петербурге. Предлагали передать здания КГБ на Лубянке музею сталинского террора и библиотекам. Предлагали отменить шестую статью Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС.
Кстати, в Лужниках и на Арбате (как же это я забыл тебе рассказать) самым распространенным плакатом была крест-накрест перечеркнутая цифра 6. Предлагали разрешить многопартийность и все виды собственности. А затем были голосования, и всё топилось, всё давило так называемое "агрессивно послушное большинство.
Так было и так будет ещё какое-то время, может даже весьма долгое. А я устал, Боря, и хочу пожить там, где наш советский Макар своих колхозных телят по счастью ещё не гонял. Хочу пожить с моей бабой в тихом беспроблемном Квебеке и очень надеюсь, что твоя квебекская приятельница Мари-Франс, благодаря тебе, нам поможет.
Объясни ей, что мы не мечтаем об их гражданстве, а хотим лишь подхалтурить где угодно 2-3 годика. Мы согласны на любую работу, лишь бы платили деньгами, а не талонами на водку. И при этом, чтобы была нормальная русская зима, да понятный и близкий французский язык.
Боря, я миллион раз читал, что они принимают и турок и пакистанцев и югославов как иностранных рабочих. Чем мы хуже? Тем более, что через несколько месяцев будет опубликован закон о загранпаспортах, и мы получим те же свободы, что и у жителей Верхней
Вольты. То есть, свободу выезжать и въезжать в собственную страну, когда пожелаем. Уже пол Москвы бредит уборкой американского говна, и очень боюсь, что на всех не хватит. Придется действовать по принципу: кто смел, тот и съел (говно). Скажи ей, что у меня мечта сделать карьеру швейцара или уборщика в какой-нибудь приличной (или даже неприличной, хрен с ним) квебекской гостинице. Ну это – мечта, а в принципе мы готовы на что угодно. Надька, например, очень любит детей, и с удовольствием стала бы беби ситтер. Совсем недавно читали в "Известиях", что в Канаде тоже проблема найти санитарок в приюты престарелых. Так она пойдет с радостью, лишь бы взяли. Объясни ей всё это, пожалуйста
Вот проблема: как мы с тобой свяжемся? Я купил авиабилет (их сейчас продают без загранпаспорта и виз) только на 3 декабря, ибо ближе совершенно ничего не было! По моим расчетам получу паспорт где-то около первого августа. Тогда на следующий же день начну поездки в аэропорт, ибо, имея на руках все документы, могу теоретически улететь первым же рейсом, где после регистрации окажутся свободные места, а они не могут не быть. Я для начала решил лететь один. А как устроюсь, и начну бабки зарабатывать, так и
Надёжу вызову. Сначала лечу в Торонто к Алисе (надеюсь, ты её еще помнишь?) Там, наверное, побуду с ней месяцок, тем более, что она хочет меня повозить по Америке. Это будет туризм. А как только он закончится, я бы переехал в Монреаль и там бы устроился на работу, ибо в Квебеке я с языком, как рыба в воде. Потому мне так и хочется связаться с твоей приятельницей, поскольку кроме нее у меня там – абсолютно никаких зацепок. Ну да, поживем – увидим.
Когда ^ ты получишь это письмо, звякни, пожалуйста, сюда, хотя бы скажи что, по словам Мари-Франс, может меня ждать. Ведь я вроде того человека, который решил прыгнуть в воду, о которой ничегошеньки не знает – не только глубины, ни того, можно ли вообще в неё прыгать.
В общем, обнимаю и ещё раз прошу, строго не суди. А, главное, не бойся, что я, по твоей протекции в швейцары попавший, вдруг там запью и всю ливрею им заблюю. Не алкоголик я, а всего лишь бытовик.
А ведь бытовики, сам знаешь, хотят – пьют, а хотят – завязывают. Вот и я завяжу, как только хоть куда-нибудь ангажируюсь, как там у них говорят. А пока не ангажирован, то имею право ещё по одной!
Монреаль, 24 марта 2001. Третий час утра
Вот такие, Александр Лазаревич, письма писал я весной 1989 года в
Перово, когда станция Мир кружилась над улицами Плеханова, Лазо,
Кусковской и Зеленым проспектом, а мы все были поражены какой-то глобальной наивностью по любому поводу, не только относительно возможностей загранпоездок и заработков. Главная, всеохватывающая наивность царила тогда именно на наших форумах, которые я описываю со столь визгливым восторгом. Интересно, что бы со мной случилось 12 лет тому назад, если бы я крикнул толпе в Лужниках: "Граждане не верьте этим типам на трибуне! Половина из них – дешевые краснобаи, наивные идиоты, которые скоро исчезнут в никуда, а другая половина сознательно врет, хитро вами манипулирует, чтобы прорваться к кормушке власти, набить собственные карманы и разворовать всю страну!" Думаю, толпа меня просто бы растерзала за такое святотатство. Правда, в те времена подобные мысли даже близко не могли бы прийти в мою голову, ибо уж слишком силен был наш всеобщий гипноз. Впрочем, скорее всего, решившие все прибрать к рукам и придумавшие перестройку кукловоды вовсе не торчали на митингах, а сидели в высоких кабинетах Лубянки и Старой площади, имен своих не раскрывая. А те горлопаны на трибунах все были искренни, действительно хотели стать честными и свободными, как хотел того я сам. Но потом, к сожалению, жизненные ситуации у них так неудачно для собственной совести складывались, что не украсть, остаться честным было слишком уж накладно. Поскольку бывшее общенародное, а ныне бесхозное добро само в карман просилось, так что нашему человеку упускать такой случай было бы непростительно глупо. Они и не упустили.
Возьмем, к примеру, меня самого. Разве испытывал я когда-либо ярко выраженное желание красть общенародное добро, набивать им собственные карманы? Да никогда в жизни! Стремлений таких, ни ярко, ни смутно выраженных, у меня отроду не было. Значит, я сам никогда его не крал? Никогда не приписывал, не покрывал бумажками пропитое, не клал казенные денежки в карман? Да как бы ни так, хрена-с два! За десять лет работы в АПН четырежды ситуация неудачно складывалась для моей совести. Ибо я четыре раза сопровождал в поездках по Союзу иностранных корреспондентов: португальца, ангольца, еще раз португальца и бразильца. Поездки были большие, по несколько городов и в самые разные концы Союза. Причем, нас всегда только двое было, и за все платил я: гостиница, питание, билеты, всё-всё.
Мне же каждый раз, еще перед встречей клиента в аэропорту, в нашей АПН-овской бухгалтерии выдавали весьма крупные суммы, которые я в пути безбожно пропивал. Если журналист оказывался пьющим, то вместе с ним, а если не очень, то сам по себе. Причем, сам по себе чаще. А потом так же безбожно списывал их, скажем, на такси, которых отроду ни в одном городе не брал. В моих же отчетах получалось, что мы из тачек просто не вылезали. То есть казнокрадство было чистой воды. А ведь я (еще раз подчеркиваю) вовсе к нему не стремился. Само в карман прыгало, глупо было упускать. Возможно, точно так же происходило и со светочами победившей русской демократии. Они, мол, и не хотели, да шанс такой проморгать было совершенно невозможно.
Люди-то, ведь, наши, не немцы там какие-нибудь! Так что не мне их судить, да уличать в преднамеренной лжи с высокой Лужниковской трибуны.
Тем более, что я и сам лгал всю жизнь и везде. Например, пишу
Меклерам в Нью-Йорк с такой гордостью, что точно решил уволиться, а не сообщаю почему. Словом не обмолвился, что уже получил от Алисы приглашение и собираюсь ехать в Канаду. Вроде бы (сейчас уж не помню) хотел им сделать сюрприз. А, может, сглазить боялся. Но, ведь как всё обставил-то благородно! Мол, увольняюсь, по идеологическим соображениям. Смотрите на меня, какой я, бля, герой! Пишу, что счастлив жить в это время (и ведь искренне же, блин, пишу!) А сам уже бегаю по инстанциям, оформляю загранпаспорт и считаю дни, когда сяду в самолет. И тоже совершенно искренне. Ну и урод же я, Господи!
…
… А какая огромная произошла во мне за эти прожитые годы переоценка ценностей! Например, сегодня, когда перечитывал мою запись в дневнике, сделанную 20 лет тому назад, уже никакого отвращения ни к кому и ни к чему не испытывал. Наоборот, ностальгически вздыхал и бормотал про себя: "Эх, что за славное было времечко! Вот бы в него вернуться-то!" А люди, провозглашающие здравицы в честь Леонида Ильича, так вообще казались такими милыми.
Ну, кричат "Ура", ну и что? Кому мешают? А я их матом крою! Не прав я был, совсем не прав. Пусть простят меня те, кто узнают себя в
"хуях", Леонида Ильича славящих.
Точно также хочется покаяться перед участниками программы "Время" тех далеких лет. На доступных мне ныне телеканалах я их, увы, не вижу, а коли б увидал, то прослезился бы и сказал: Здравствуйте вы, мои родные! Простите меня грешного, что так вас материл. Молодой я был, дурак, больше, мол, не повторится. Как же мудро сказал, вернее, спел, великий Брассанс: Ils sont toujours jolis
les temps passИs, une fois, qu'ils
cassent leur pipe! Что в приблизительном переводе означает: Прошедшие времена всегда прекрасны, как только они уходят навсегда
Но больше всего при чтении выдержек из собственного дневника, удивляла меня мысль, что некогда действительно существовала советская власть, а мы все жили целиком при ней и под ней. Надо же, всего только 10 лет, как её не стало, и уже она сама ощущается некой ирреальностью, наваждением, а всякие там пленумы политбюро, политсеминары, парткомы, месткомы, выездные комиссии, характеристики, треугольники звучат как атрибуты фантастической антиутопии. Начал тут недавно перечитывать "Дети Арбата" и поймал себя на мысли, что читаю сей текст с таким же чувством, с каким читал когда-то в Алжире "1984 год" Орвелла. А, главное, само отсутствие Софьи Власьевны мук сладострастья больше не вызывает, как оно происходило в знаменитом стишке: "Я проснулся в пять часов в муках сладострастья. Есть резинка от трусов, нет советской власти".
С каким, помнится, вожделением шептали мы его когда-то друг другу на ухо.
А ведь и верно, через несколько месяцев будет десятая годовщина её исчезновения. Увы, те великие дни я мог наблюдать только по телевизору, ибо жил уже здесь, на подворье Зарубежной Церкви, а в ночь с 18 на 19 августа находился в гостях у супругов
Десятниковых: Вована и Нинки, из Воронежа. Люди они были к алкоголю, ну очень большую страсть питающие, и я с ними так укушался, что не помню, как добрался домой на подворье. Смутно вспоминаются какие-то такси, какие-то дворы, где мы с Вованом сидели под утро на земле и что-то пили с горла.
Утром же отец Серафим меня разбудил и говорит: Олег, мы все в храм уехали, ты на подворье один остаешься. Посему подходи к телефону и говори, что братия вернется в час дня, к трапезе.
Я спустился вниз к себе в наборный цех, как называл комнату, где стоял компьютер, на котором работал. Голова у меня была совершенно квадратная и трещала по всем швам. Вдруг раздаётся телефонный звонок, и некая дама, представившаяся журналисткой газеты Девуар, спрашивает у меня по-французски, как, мол, Русская Зарубежная
Церковь относится к тому, что произошло минувшей ночью? (Именно так и был вопрос сформулирован)
Я, конечно, тут же отчаянно струхнул и начал соображать, что это такого мы с Вованом вчера ночью наворотили, что уже газеты интересуются?
И отвечаю, еле языком шевеля: Помилуйте, мадам, мол, какие такие события? Никаких, мол, событий не было. Всё чин-чинарём, культурно посидели и культурно разошлись. Всё, мол, мадам, culturellement, блин.
А баба эта, как заведенная: "В несколько словах, как вы относитесь к событиям прошедшей ночи?" Я же решил стоять до конца, мол, мадам, никаких событий не было, мол, всё это, говоря языком
Зощенко, "ваши смешные фантазии". В конце концов, баба плюнула и трубку повесила. Я вышел в трапезную, а там на столе лежит свежая местная газета с непритязательным названием The Gazette. И на всю первую страницу огромный заголовок: Gorby ousted! Coup d'etat in
Moscow. Горбачева прогнали! В Москве – государственный переворот.
Не хрена себе, – думаю, – чо деется-то, а? И побежал за пивом…
… Хотел уже проститься с тобой и пойти спать, но бутыль
Абсолюта не пускает. Она у меня литровая, а я её едва только ополовинил. Во всяком случае уровень жидкости прошел строчку It
has been produced at the famous и застрял на строчке old distilleries near Atus Так что глупо спать идти, тем более, что – ни в одном глазу! Да и сама дата к беседе зовет, еще бухнуть предлагает. До чего же сладостно пить водку перед рассветом. Душа словно парит над предутренними снами земли и зовет вспоминать. Так что поехали, Александр Лазаревич, прямиком в давно прошедшее, в плюсквамперфект!…