Бояндин Константин Юрьевич. Ступени из пепла

   — Понятно, Саванти, — кивнула я. — Что мне делать? Скажите, хоть кто-нибудь.
   — Выспись, Светлая, — Реа. — Будет очень тяжело. Ты должна выдержать.
   Саванти поднялся.
   — Думаю, за вами пришлют, — он глянул на часы. — Уже рассвет. Не выпускай ее никуда, Реа. И… я бы избавился от пистолета. Впрочем, решайте сами.
   И ушел.
   — «Будет дергаться, усыпи», — пробормотала я. Тигрица засмеялась.
   — Злопамятная! Королева, как можно!
   — Я хочу спать, Реа. Только… без сновидений. Сможешь?
   — Постараюсь, — она присела передо мной, поблескивая клыками. Сосредоточена, но глаза продолжают улыбаться. — Закрой глаза. Ни о чем не думай. — Положила мне пальцы на шею.
   — Только не уходи, — попросила я, уже проваливаясь в сладкую бездонную черноту.

Глава 11. ДОЗНАНИЕ

   Снов не было. Холод и тревога — были. Я открыла глаза. Меня вытолкнуло из сна — рывком. Тигрица, видимо, позаботилась обо мне — я спала не в одежде. Комната не моя; несомненно, я в гостях у Реа-Тарин. Тихо как…
   Тигрица возникла бесшумно. Все в том же праздничном костюме. Прижала палец к губам, указала мне — идем. Я двинулась вслед за ней. Безропотно поднималась по железным лесенкам, протискивалась в узкие щели. Что такое? Мы куда-то убегаем?
   Не сразу осознала, что почти полностью раздета. Холодно… Одежда (моя! интересно, кто сходил за ней ко мне в апартаменты?) лежала на стуле; рядом тихо ворчали два массивных железных шкафа. Кондиционеры.
   Реа помогла мне одеться. Я чувствовала знакомую неприятную слабость, которую, правда, можно пока подавить чем-нибудь тонизирующим. Страшно хочу есть. Бедная Реа… если это была твоя комната, несколько дней там тебе не отдыхать. Мне пора пить мои таблетки…
   Подготовительная фаза.
   Тигрица выглядела очень плохо. Темные круги под глазами. Губы чуть-чуть подрагивали. Несколько раз облизнула кончики клыков.
   — Май, — произнесла она тихо и сделала знак, чтобы я приблизилась. — Он приехал за тобой.
   — Кто? — я не сразу осознала, о ком она. Потом осознала.
   — Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Май. Времени очень мало. Как только они обнаружат, что ты проснулась, мы не сможем говорить. Слушай меня, пожалуйста. Она смотрела в пол.
   — Изотопный анализ подтвердил, что ампулы — из нашего хранилища.
   Я почувствовала дрожь. Опустилась на стул. Тигрица присела рядом, прямо на пол.
   — Теперь у Генерального развязаны руки. Ему нужна кровь, ему нужны головы — с наркотиками бьются всеми силами, любая жестокость оправдана. Но ему нужна и ты, Май.
   Я молчала.
   — Что бы он ни придумал, Май, он не сможет вынести тебе обвинительного приговора. Может подбрасывать сколько угодно наркотиков, создавать улики — Ее Светлость не подпишет указа о твоей казни. Она выслала охрану для тебя — хотя, конечно, это всего лишь люди с оружием. У тебя в крови нет нертфеллина, следовательно — ты неуязвима. Если хочешь есть, постарайся наесться и напиться здесь, у меня. Не принимай ни глотка, ничего, если рядом будет Генеральный или его представители.
   Я кивнула.
   — Мы согласимся со всем, с чем нас вынудят, — Тигрица склонила голову еще ниже. — Саванти, я, все остальные, кому мы можем доверять. Генеральный хочет уничтожить тебя. Не физически. Как Светлую. Но мы хотим, Май, чтобы ты осталась. Осталась жить. Понимаешь? Что бы мы ни сделали, что бы ни сказали. Ни слова! Мы не имеем значения. Лас не имеет значения. Молчи! Даже Дени не имеет значения. По всем по ним, по живым и мертвым, пройдутся грязными ногами. Исключений не будет. Он захочет, чтобы ты поддалась, попыталась нас как-то защитить. У тебя нет шансов помочь нам, Май. Ты — за себя.
   — Нет, Реа, — возразила я спокойно. — Есть вещи…
   — Есть вещи, о которых ты еще не знаешь, Май. Саванти сказал мне, что ты… впервые проснулась вчера утром. Я верю. Ты меня не могла вспомнить, но я тебя помню! Май, я не верю в то, что ты умеешь исцелять, что ты творишь какие-то чудеса. Я верю в тебя. Ты должна выжить, Май. Любой ценой.
   Я закрыла лицо руками.
   — Май, твою диадему можно только надеть. Снять ее нельзя. Молчи! Я не верю в чудеса! Я верю, что люди, что один человек может быть важнее чего угодно.
   Я не открывала глаз. А когда открыла, увидела… Тигрицу, преклонившую колено и протягивающую мне кинжал. Церемониальное оружие Метуар.
   — Vergh an fase, Tahe—tari Zuona, — Реа запрокинула голову и закрыла глаза.
   Если бы она принесла клятву смерти вчера, мы бы, вероятно, вместе посмеялись. Сейчас…
   Я приняла кинжал и прикоснулась кончиком клинка к ее щекам, к горлу, ко лбу.
   — Es za Tuan, Rea-Tarin.
   Тигрица вернула кинжал в ножны, под костюмом.
   — Верь мне, Май.
   — Я верю… Реа.
   Она кивнула. Ни искорки усмешки. Тут я и увидела подлинную Метуар, а не играющую и насмешливую Тигрицу.
   — Идем, тебе нужно поесть.
   Когда мы спустились в спальню, в дверь вежливо постучали. Я открыла ее, Реа осталась стоять в стороне, глядя в пол.
   Капитан специальных войск Министерства юстиции. Весь раззолоченный. Главный «Жук», как их называют за их спинами.
   — Тахе-те Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон? — он был и вежлив, и учтив. Действительно, не притворно!
   — К вашим услугам, — мне кланяться не обязательно. В конце концов, это — солдат.
   — Его Превосходительство таха-тиа Ноар-Мане Аттва, Генеральный и Чрезвычайный Прокурор Южного Союза Государств Шеам, просит вас присутствовать при завершении следственных операций в связи с небезызвестными вам печальными и возмутительными событиями.
   — Не смею отказываться. Однако просила бы у вас четверть часа на то, чтобы привести себя в должный вид.
   Капитан кивнул. Четверо других «жуков» сделали шаг вперед, встав по обе стороны от двери.
   — Я доложу, чтобы вас ждали. Вас сопроводят, тахе-те.
   Я закрыла дверь.
   — Идем, котенок, — Тигрица указала рукой. — Тебе нужно поесть.

* * *

   Идти было долго. Огромное все-таки здание, этот Университет! Мы шли и шли… никого. Ни охраны, никого. Солнце за окном плыло поверх плавящихся облаков… казалось заболевшим. О чем я думала, пока шла? Ни о чем. Тигрица шла следом. Разумеется, ее предупредили, что разговаривать со мной не дозволено.
   Зал Заседаний Ученого Общества. Пусто сегодня, безрадостно. Генеральный Прокурор оказался высоким, седовласым человеком с глубоко посаженными глазами, очень светлым лицом и едва заметными бровями. Неожиданно длинное лицо, тонкие губы. В руке он держал прокурорский жезл — символ верховного правосудия.
   Ну и мундир, конечно. Не такой изукрашенный, как у его Главного «Жука», но сразу становилось видно, кто тут повелевает.
   «Жуки» эскорта отошли чуть в сторону. Тут я заметила советника Ее Светлости по вопросам правосудия и дюжину рослых, одетых в архаично выглядящую форму солдат. Специальная охрана Ее Светлости. В руках — не какие-нибудь алебарды, а «Барракуды», штурмовые ружья. Горят синие огоньки у раструбов — готовы немедленно защищать меня. «Всего лишь люди с оружием». Советник улыбнулся мне. И все. Тоже не смеет как-то ободрять.
   Я поклонилась Генеральному, не меняя выражения лица — безразличие.
   Рядом, у стола, со множеством каких-то бумаг, Саванти. Тигрица стоит шагах в пяти от него.
   — Рад лицезреть вас, тахе-те, — Генеральный словно очнулся. — Был бы еще более рад, если бы не пришлось лицезреть вас при таких неприятных обстоятельствах.
   Я молчала. И была абсолютно спокойна. Сама не знаю, как мне это удавалось.
   — Ваше присутствие здесь чисто формально, тахе-те. Мы достигли полного взаимопонимания с руководством вашего государства и теми, кто имеет отношение к инциденту. Разумеется, виновные будут строго наказаны. Посему я зачитаю вам постановление, которое будет исполнено в ближайшем будущем.
   Я слушала его, не слыша. Вредоносное… смертельно опасное… тлетворное… пособничество… яд и зараза… Отстраняется… лишается степеней… приговаривается ко штрафу…
   — От вас требуется согласиться с этим, тахе-те, — чуть наклонил голову Генеральный. — Разумеется, у вас есть выбор.
   Разумеется, есть. Отказаться. Объявить, что высказанное — неправда, спровоцировать новое дознание и поиск новых улик. А их найдут. И когда найдут, я буду считаться вне юрисдикции Союза. Конечно, меня не убьют… прямо здесь же. Генеральный проявит снисхождение. Со мной просто случится несчастный случай. Я кивнула.
   — Я соглашаюсь, Ваше Превосходительство.
   Тут в дверь вошел, низко поклонившись всем, кто-то в мундире сотрудника Министерства юстиции. Что-то протянул Генеральному. Тот принял бумаги, вчитался, помрачнел.
   — К моему величайшему сожалению, были обнаружены документы, свидетельствующие, что ампулы с наркотиком, использованные для совершения противозаконных действий, были не похищены из особого хранилища опасных препаратов Университета, но — частично — получены официально и — частично же — оформлены, как использованные для проведения дозволенных законом действий.
   Я вздрогнула. Саванти сохранял полное спокойствие. Реа-Тарин — тоже.
   — Я жду от руководства медицинского и научного центра объяснений. И немедленно.
   Советник Ее Светлости сделал шаг ко мне. Молча.
   Пауза тянулась. Все ясно. Получены «частично» официально — значит, есть «подлинные» документы за подписью Реа или Саванти. Впрочем, они будут подлинными. Любая экспертиза подтвердит. Просто потому что после эти документы вряд ли пройдут повторную экспертизу.
   Реа-Тарин сделала шаг вперед.
   — Я принимаю на себя полную и осознанную ответственность за это, — произнесла она. — Прошу Ваше Превосходительство о положенном мне, — добавила она. Прокурор кивнул, сохраняя жесткое выражение лица. Суров закон, но это — закон, читалось в его глазах.
   Я похолодела. Тигрица только что вынесла себе смертный приговор. Завтра к полудню ее уже не будет в живых
   Один из «жуков» извлек «ярмо» — специальные наручники и… шлем — для заключенных женского пола.
   Саванти остолбенел.
   Тигрица медленно подошла ко мне (Прокурор не сводил с нас взгляда). Встала, глядя мне в глаза. Наклонилась, чуть коснувшись щекой моей щеки. Едва слышно шепнула.
   — Прощай, Светлая… Спасибо за прекрасный сон. Выпрямилась. Отошла и, глядя спокойно на Генерального, протянула руки, склонила голову.
   — Нет! — Саванти сделал шаг в ее сторону. — Ты отстранена! Ваше Превосходительство, — он повернулся. — Я принимаю на себя полную и осознанную ответственность за это.
   — Учитывая обстоятельства дела, — еще один «жук» направился к Саванти, покорно склонившему голову и протягивающему руки. — Я не могу отклонить предполагаемого обвинения и в адрес вашего заместителя, таха-те Маэр. Увести, — кивнул он «жукам». Повернулся ко мне.
   — Приношу еще раз извинения, тахе-те Майтенаринн. Следствие окончено.
   Что-то поднималось во мне… поднималось… Дени… будет упомянут как распространитель и торговец, его родственники окажутся в немилости; возможно — будут казнены. Лас проведет день у позорного столба, будет заклеймена и выслана — о, все каналы мира покажут эти кадры. Саванти и Реа завтра покинут этот мир, их имена смешают с грязью. Реа не позволит себе дожить до казни, но что с того?
   — Стойте! — воскликнула я. Прокурор вопросительно взглянул мне в глаза. Тигрица попыталась что-то сказать, но ей попросту заткнули рот ладонью. В «ярме» особо не посопротивляешься.
   — Вы хотите оспорить заключение?
   — Да! — мысли летели, как сумасшедшие. Я не могу.,. Я не могу так!
   — Май! — Тигрица сумела упасть так, чтобы рот ее освободился, хотя бы ненадолго. — Нет! Не надо!! Он умрет напрасно! Все умрут.
   Ее скрутили и, вслед за Саванти, увели.
   — Я требую привести сюда всех сотрудников медицинского центра, — объявила я, стараясь подавить страшную дрожь. — Я знаю, кто виновен в происходящем. Я смогу указать его.
   — Тахе-те желает провести церемонию дознания сама? — наклонил голову Генеральный. Ни тени усмешки. Ни следа презрения. Великолепный актер.
   — Да, — мне стало спокойно. Совершенно неожиданно. — Это мое право.
   — Да будет так, — Прокурор дал знак.

* * *

   Советник Ее Светлости беседовал со мной. Разумеется, в присутствии представителей Его Превосходительства.
   — Я должен ознакомить Вас, тахе-те, с тонкостями церемонии, — он был само спокойствие. — Прежде всего, вам действительно предоставляются, на время проведения церемонии, все полномочия и привилегии Генерального Прокурора. Вот материалы следствия, — много-много пухлых папок. Будто записывающих «журналов» и терминалов доступа еще не изобрели! — Вы не ограничены временем, вы можете требовать от тех, кто отвечает перед вами, чтобы они произносили только правду. Никто не смеет препятствовать отправлению вами правосудия.
   Однако, тахе-те, вы не имеете права опираться на факты, противоречащие материалам дела. Вы не смеете требовать признания, любое ваше действие, опирающееся на повелительную интонацию, может быть поводом для прекращения церемонии.
   Учитывая особенности вашей физиологии, тахе-те, вам также запрещается появляться перед допрашиваемыми и свидетелями без традиционных фильтров — вы понимаете меня, конечно же.
   Для того чтобы исключить любое давление на вас, или попытку тахе-те обойти рамки церемонии, все будет записываться несколькими съемочными группами, в том числе специальными архивными группами Министерства юстиции Союза и Отдела юстиции Ее Светлости.
   Вам запрещается консультироваться иначе как с юридическими материалами. Вам запрещается покидать пределы этой комнаты. Разумеется, совершение необходимых физически неизбежных отправлений будет дозволено, и для этого вы сможете покинуть помещение, но в сопровождении и при наблюдении полномочных лиц одного с вами пола…
   …Он говорил и говорил. Я сидела и запоминала. Голова была ясной, все было хорошо… если бы не слабость мышц и пропавшее «зрение». Вот так все и кончается, Май. А как прекрасно все было вчера. Пусть. Дойду до конца.
   Потом я долгое время сидела и листала материалы. Путано, очень путано. Бумаги, отчеты, свидетельства, протоколы допросов, фото— и голо-изображения, много, много, много…
   …Когда я подняла голову, захлопнула папку, свидетели, пресса, все прочие были готовы. Ждали, когда я встану. Среди репортеров я заметила давешнего водителя «буйвола». Журналист! Ну, все понятно. Он держал в руке камеру и был облачен все в тот же серенький костюм. Давай, наслаждайся, стервятник.

— — —

   — Вручаю вам символ правосудия, — Прокурор с поклоном передал мне жезл. — Вы обязаны держать его в Руке, пока церемония совершается. Когда, по вашему мнению, церемония должна быть завершена, вы должны будете положить жезл на пол и произнести формулу «Дознание окончено». Помните, виновник обязан произнести признание.
   Я приняла жезл. Тяжелый. Вы не ограничены временем… ах, какое тонкое чувство юмора.
   — Церемония дознания началась, — объявил Прокурор.
   Они стояли. Девятнадцать человек. Я ходила между ними, они не смели присесть, они отводили взгляд. Ну конечно, их, разумеется, проинструктировали, как надо держаться. Действуй, Май! Не молчи.
   Говори, Май. Прошу тебя.
   Я смотрела мимо них. Я искала, вспоминала. Много знакомых лиц. Все путается. Все было так давно…
   — Вы — Масс Аварен? — обратилась я к самой молодой сотруднице.
   Та вздрогнула.
   — Да, тахе-те. — Глаз она не поднимала.
   — Сколько лет вы работаете в медицинском центре?
   — Три года и шесть месяцев, тахе-те. — Глаз не поднимает.
   Я перешла к следующему. Простые вопросы. Допрашиваемые, все до одного, отводили взгляд. Трое показались мне смутно знакомыми…
   Еще круг. Еще.
   Я вновь остановилась перед Масс.
   — Когда начинается ваш цикл? — осведомилась я спокойно. Она вздрогнула, словно ее ударили по лицу, и… подняла взгляд. Взглянула мне в глаза.
   — Какое…
   — Отвечайте на вопрос, — я была невозмутима.
   — Через… через десять дней… тахе-те… Есть!
   Ты ни при чем, осознала я. Ты крала иногда валериановый концентрат… наивная, пыталась устроить себе «долгий сон», не зная, что это легенда. Я почувствовала все это… словно девица произнесла это признание ясно и громко. И все. Ни мысли больше.
   — Может ли валериановый настой быть использован для длительной поддержки управляемых галлюцинаций? — поинтересовалась я.
   — Но…
   — Отвечайте.
   — Нет… исследования показывают… нет, тахе-те.
   В глазах ее мелькнул ужас. Ты не сможешь лгать мне, подумала я, глядя в ее глаза без эмоций, без осуждения. Дальше!
   Я задавала самые интимные вопросы. Самые неожиданные. Церемониал не запрещает! Мало-помалу они начинали смотреть мне в глаза. Вероятно, думали, что я тяну время, что не в состоянии ничего предъявить по делу. За моей спиной, на фоне ровного шелеста камер и слабого скрипа обуви, то и дело слышались отдельные, но явственные смешки.
   — Вы должны помочь мне, — обратилась я к молодому человеку, уже без боязни смотревшему мне в лицо. Прокурор пошевелил рукой, в раздражении.
   — В чем, тахе-те? — спросил он весело. Вот кто убил Дени.
   Передо мной стоял тот, кто помогал мне изучать такую невероятно сложную вещь, как автоматическая стирка.

— — —

   Ты не сможешь лгать мне.
   — Скажите, может ли любой человек освоить управление бытовыми комбайнами?
   — Разумеется, тахе-те, — ему было весело. Я кивнула.
   — Вас не очень утомляет совмещение работ?
   — Нет, никоим образом, тахе-те. У меня хватает времени на все.
   — Часто ли вам попадаются постояльцы, которые доставляют особенно много хлопот?
   — Случается, тахе-те. Мне не позволено давать личные оценки наших уважаемых гостей.
   Я кивнула. Вскоре, задав еще несколько заставляющих понервничать вопросов стоявшим рядом, я вернулась к Ланте — так звали молодого человека.
   — Забавно, правда, что некоторые постояльцы пытаются убирать в своих комнатах сами?
   — Я не могу делать личных замечаний, тахе-те.
   Ты не сможешь лгать мне.
   — Но вы всегда следуете ограничениям, которые устанавливают постояльцы, если только правила Университета не вступают с ними в противоречия?
   — Именно так, тахе-те.
   — Но сегодня вы забрали пылесос из апартаментов четыре-три-три в нарушение воли тех, кто там обитает.
   Есть.
   Он что-то подумал… тень его сомнения отозвалась… я словно услышала что-то. Зрение… помоги мне. Дени, в луже собственной крови. Лас, у позорного столба. Ты не сможешь лгать мне.
   — Да… нет…
   — Да или нет?
   — Да, тахе-те, но какое…
   — Вы часто посещаете вечеринки, Ланте?
   — Иногда, тахе-те, когда выпадает время.
   — Вы знали Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, работника буфета в южном крыле рекреационного корпуса?
   — Нет, — он отвел взгляд.
   — При допросах вы говорили иначе.
   Я не слышу его мыслей. Я вижу только, как он нервничает… вижу эмоции. Ты не сможешь лгать мне!
   — Да, тахе-те.
   — Почему вы солгали? Он молчит.
   Может, имеет право, это косвенный вопрос. Неуверенность… опасение.
   — Вы знаете, что несколько раз вас видели, когда вы совершали не дозволенные постояльцами визиты в их апартаменты?
   — Нет, тахе-те, не знал, — уверенность пропадает из его взгляда.
   Попался. Немного, но есть. Ты не сможешь лгать мне! Страх. Наконец-то. Я узнаю, чего ты боишься.
   — Я упоминала инцидент с пылесосом.
   — Помню, тахе-те.
   — Вы заметили в номере, в кабинете, шкатулку красного дерева с эмблемой Федерации Никкамо?
   — Нет, тахе-те.
   Если бы он только подал протест… все, все могло бы быть кончено. Прокурор жаждет взглянуть Ланте в глаза. Я вижу боковым зрением.
   — Вы знаете, что послу Федерации был отправлен запрос относительно похищения шкатулки?
   Молчит. Этого не опровергнуть. Пока что. Страх усиливается… ты попался, воришка.
   — Вас видели выносящим шкатулку.
   — Нет! — воскликнул он. — Я не…
   — Вы вскрыли ее, — только бы не ошибиться, только бы угадать.
   — Нет…
   — Затем поняли, что от нее надо избавиться. Вы не могли знать, что вас видели. Ваши перемещения учтены в протоколах допроса, отыскать ее будет нетрудно. Шкатулка содержит документы…
   — Нет! — перепугался. Его могли видеть. Конечно, он прихватил ее… как прихватывал мелочи и ранее. Ему сказали, что владелица шкатулки не сможет подать даже жалобы относительно косого взгляда, уж какие там драгоценности…
   — Там не было…
   — Там не было документов, верно. В виде бумаг — не было. Вы ведь вскрыли шкатулку? Я объявлю перерыв на ее обнаружение и осмотр. Если только вы не солгали на допросе, отыскать ее содержимое нетрудно.
   Он задрожал. Но взял себя в руки. Сейчас признается в краже. Чувствую…
   — Да, тахе-те. Я готов понести наказание. Я готов заплатить любой штраф. Я все немедленно верну.
   — Вы уже не в первый раз берете предметы из номеров постояльцев, — заметила я.
   Нервно кивает. Ты не сможешь лгать. Тебе сказали, что я ничего не знаю.
   — Вы думали, что я ничего не знаю?
   — Нет… не думал, тахе-те.
   — Вы полагали, что я буду задавать вопросы только по данному делу?
   Часто дышит. Чувствую уже не страх, ужас… «зрение», помоги мне. Ради Дени, ради Лас. Его мысли все громче, они оглушают. Диадема обжигает голову. Чтение мыслей не запрещено. Его вообще не бывает!
   Саванти, которого опускают, связанного, к голодным псам в зловонную яму.
   Ты не сможешь лгать мне!
   Реа, повешенная, среди слетающихся ворон.
   Ты не сможешь лгать мне!
   — Вы полагаете, что можете лгать мне?
   — Не… — отвернулся. Понял, наконец, что надо молчать.
   — Вы думаете, ваши наниматели не знают, что вы иногда крадете?
   — Я… — молчит. Молчи. Копи. Старайся не думать ни о чем.
   — Вы думали, что невозможно обнаружить дубинку, которой был оглушен Дайнакидо-Сайта эс Фаэр прежде, чем его отравили?
   Молчит.
   — Вы думали, что на дубинке не останется отпечатков пальцев и маркерного следа?
   Молчит.
   — Вы ошиблись, трещина на ее ручке…
   — На ручке не было… — осекся.
   Все. Ни звука больше, пока я не отчаюсь добиться слов признания. Паника… отчаяние…
   — Тот, кто велел убить Дайнакидо, знает, что вы его обманываете?
   Молчит.
   — Знает, что вы намерены сбежать из страны? Вздрогнул. Молчит.
   — Что вы взяли часть препарата, для сбыта? Молчит.
   — Полагаете, что ампула, которую вы проглотили, не будет обнаружена, не будет повреждена?
   Молчит.
   — Я не ограничена временем. Понимаете?
   Молчит, сжал, стиснул зубы. Понимает, все понимает. Кишечнику не объяснить, что нужно подождать. Несколько часов подождать. Чувствую… сейчас сломается… отчаяние… подтолкнуть его… чуть-чуть…
   Я сглотнула… подняла пальцы к виску… споткнулась.
   Выронила жезл. Тот покатился по полу.
   Наклонилась, чтобы подобрать его… и тотчас же камеры нацелились на мою руку. Все. Поздно. Выпускать его было нельзя.
   Я присела, закрыла лицо ладонями. Судорожно вздохнула.
   Гробовая тишина…

— — —

   Ланте захихикал. Засмеялся.
   Я молчала, шевеля губами. Не поднимаясь. Слегка Покачиваясь.
   — Тебе конец, ведьма, — заявил Ланте. Продолжал смеяться. — Что бы я ни сказал, я не пострадаю. Да, это я.
   Я молчу. Не поднимаюсь.
   — Я убил его, — он засмеялся истерически. — Я… у меня много… Да, я убил его. А ты опоздала! Ты опоздала! Ты не сможешь ничего! Даже если я плюну тебе в лицо и…
   — Заткнись, идиот! — приказал Прокурор сухо. — Довольно.
   — Нет, я скажу… Я дождусь, тахе-те… Я посмотрю на ваше изгнание…

— — —

   Он смеялся и смеялся, когда Майтенаринн поднялась, отняла ладони в чистых и сухих перчатках от лица и произнесла, холодно и равнодушно.
   — Дознание окончено.
   Ланте продолжал смеяться. Все прочие замерли. Ждали.
   Ланте остановился, рывком, словно его ударили. Майтенаринн пристально смотрела ему в глаза.
   — Я… — он оглянулся. Все смотрели на него, замерев. Коллеги по центру медленно отодвигались. «Жуки» не шевелились.
   — Я не… Чтоб ты сдохла! — завопил Ланте, срывая с себя куртку. — У меня… у меня больны родственники… я… мне нужно…
   Майтенаринн смотрела на него, не выдавая никаких эмоций.
   Ланте упал на колени.
   — Я… прошу, тахе-те… Светлая, пощадите… Я не… Умоляю…
   Руки его тряслись.
   Майтенаринн продолжала смотреть…
   — Я… я…
   Он вскочил на ноги. Специальная охрана Ее Светлости двинулась к неподвижно стоящей Майтенаринн. Встала по левую и правую руки.
   — Я…
   Он кинулся. Но не на Майтенаринн. Прочь от нее. Увернулся от «жука», споткнулся, вскочил на стол и головой вперед ринулся в приоткрытое окно.
   Звон стекла. Несколько секунд спустя глухой звук удара снизу.
   Один из «жуков» выглянул в окно, обернулся, сделал знак — все.

— — —

   Прокурор пошевелился.
   — Благодарен вам, тахе-те, за удачное проведение церемонии. Мы немедленно проведем пересмотр дела. Безусловно, тяжесть наказаний, которым подлежали…
   — Он не смог бы так много сам, Ваше Превосходительство, — перебила его Майтенаринн. Мягким голосом.
   Ты не сможешь лгать.
   — Он не знал, как правильно использовать наркотик. У него не было средств, чтобы маскировать отпечатки пальцев. Он не смог бы сделать все сам.